Живая подушка
Живая подушка
(Snuggle Weight)
После завтрака у тебя глаза сейчас сами закрываются. Как правило, тебя хватает только вперевалку дотопать до дивана и завалиться на него, переваривая съеденное — а после этого встать еще труднее. Как минимум ближайшие часа два. Так что до десяти утра на тебя смело можно вешать табличку «не кантовать».
Зачем ты опять столько слопала? А что вообще сегодня на завтрак было? Ты и вспомнить-то не можешь, так проголодалась, что смела все единым махом. Нет, все было вкусно… а что — все? там точно была ветчина, яичница, гренки, колбаски, а на десерт — вафли и мороженое. Да, ты теперь десерт ешь и на завтрак. Потому что тебе нравится завершать трапезу чем-нибудь сладеньким. Даже когда так объелась, что едва дышать можешь. Ну а почему на завтрак не принято есть десерты?
Но наверное, вторая вафля была лишней. В желудке все утрамбовано до каменной твердости. Ты не можешь толком лечь, но и сидеть сейчас неудобно, так что разваливаешься на диване полулежа, с расстегнутыми шортами. Да ты их вообще теперь нечасто застегиваешь. У тебя и шмоток-то таких, которые надо застегивать, почти не осталось. Живот раздулся невероятно. От этого и сидеть неудобно, факт.
Собравшись с силами, ты переворачиваешься набок, придерживая раздувшийся желудок, со стоном и кряхтением. И все равно громко икаешь. Уфф. Даже легче стало. Оглаживаешь желудок и икаешь снова, чувствуя себя — и справедливо, — совершенно обожравшейся.
Что за поведение такое вообще? Каждое утро обжираться до отключки, съедать столько, что сытое «ик» ощущается как невероятное облегчение?..
Ведь раньше-то ты такой не была. Год назад ты и завтракала-то далеко не каждый день, ограничиваясь чашечкой кофе. Бегала, плавала, занималась рафтингом, ходила в тренажерку. Подтянутые мышцы, четкий пресс. Ела ты ровно столько, сколько требовалось для поддержания жизнедеятельности, еда — просто топливо. Ну и пару раз в год можно позволить себе лишнюю вкусняшку, а потом неделю корить себя за то, что поддалась искушению...
Сейчас ты даже вспомнить не можешь, когда в последний раз пропускала время трапезы. Все твои купальники давным-давно не налезают, а покупать новый — нет никакой мотивации. Ты отрастила второй подбородок, футболки вечно задираются, из-под них вываливается растущее пузо — растущее как следствие постоянного обжорства, ну и просто от накопленного жира как следствие того же самого.
А началось все, когда ты встретила ее. Чудо-человечек, первое живое существо, с которым ты чувствовала себя центром внимания, красавицей и умницей. Веселая, остроумная. Прелесть. И великолепно готовит. Когда она смущенно призналась тебе в своем тайном пристрастии, ты даже с облегчением вздохнула, это ж не изврат какой-то со связыванием или, господи-избави, с засовыванием чего не надо куда не предназначено… Нет, у нее все очень даже мило и душевно: она готовит, а ты делаешь вид, что тебе очень-очень нравится результат. Совсем несложно, ведь она действительно потрясающий кулинар, у нее простейшие блюда лучше, чем экзерсисы модных рестораций. Она еще сказала, что тебе совершенно незачем полнеть, разве что сама захочешь. Сказала, что тебе совершенно незачем накладывать себе вторую и третью порцию, разве что сама захочешь. В том-то и беда: ты ведь хотела. И разве не все этого хотят — отпустить вожжи и пусть работает аппетит, кушай сколько хочешь? Вот так ты и делала. И вид ее, когда ты с увлечением уплетала по две, а потом и по три порции, это было что-то. А когда ты, съев чуть больше, чем нужно, жаловалась «ох, как же я объелась» — это стало твоей суперспособностью. Способностью одними простыми словами доводить ее до исступления. Простыми словами и полным желудком. Есть что захочешь, сколько захочешь, а тебя за это не то что не ругают — тобой восхищаются, обожают и почитают аки богиню. На это ты и купилась.
Сперва-то это был просто такой себе романтический ужин пару раз в неделю. Обоюдно приятная ночка. Периодические встречи в ресторациях со шведским столом. Пока это все было изредка и нечасто, сжечь в тренажерке такой излишек калорий не представляло труда. Но… ты чувствовала, как еда, обильная еда, сытная еда, распирающая тебя изнутри, дает тебе силы. Что-то особое было в ощущении сытости, когда вы обе оглаживали твой раздувшийся живот, когда ты, объевшаяся, валялась на диване и стонала, а она, прильнув к тебе, ласкала и лелеяла твое бедное разбухшее пузо. Она восторгалась, когда ты показывала ей, что на обед берешь все больше и больше съестного. Прислать ей картинки всего, что ты съела за день, получалось роскошной прелюдией. А потом в прелюдию ты стала включать и фотки твоего вздувшегося после еды живота, закрывшись в офисе в уборной — как другие присылают обнаженку.
Ну а в постели у вас творилось все более и более невероятное.
Твоя одежда становилась все теснее, твои блузки застегивались все с большим напрягом, и ты уже начала подумывать, не пора ли взять себя в руки в смысле еды — и тут грянула пандемия с карантином. И вы решили, что вдвоем в четырех стенах будет сидеть как-то веселее. Ты настроила все свои офисные приблуды в гостиной, она же всерьез взялась за кухню.
И все заверте...
Как-то вдруг оказалось, что ты только и делаешь, что ешь. Бутерброды, печенье, пирожные, домашний творог, мороженое. Шестиразовое питание — просто чтобы попробовать все, с чем она экспериментирует. Это без учета мелочей вроде «а попробуй-ка вот эту свекольную пасту, тут махонькое блюдечко», или «просчиталась с жареной курятиной, ее надо срочно доесть, чтобы освободить место в холодильнике», или «ты же любишь пирожные, вот, я тебе тут тарелочку принесла, кушай», ну и «да, ты сказала, что больше в тебя уже не лезет, но может быть, вот этот ма-ахонький кусочек пастилы все-таки осилишь?»
И так каждый раз. Иногда ты целый день с дивана встать не можешь, а она подносит тебе тарелку за тарелкой, хихикая, когда ты икаешь от сытости, и прикусывая губу, когда ты начинаешь стонать «не могу больше».
Нет, ты конечно же можешь сказать «нет» и очередной тарелке, и лишней мисочке печенья, и вообще можешь перестать есть до того, как глаза начнут слипаться. Можешь. Но не хочешь. Ты можешь определить свой порог сытости, осознать, что вот это вот болезненное «ик» — явный намек организма, что вторую дюжину коржиков впихивать уже не стоит. Так нет же. Тебе нравится ощущать, как раздуватся, разбухает твое пузо, когда она утрамбовывает в тебя все больше и больше еды. Тебе нравится пыхтеть и стонать, слопав в один присест трехдневную дозу калорий. Ты уже приняла этот образ жизни, тебе нравится чувствовать себя обожравшейся и перекормленной — и принимать ее ласку и заботу.
И потом, когда вы сидите в обнимку, когда ты так обожралась, что даже языком шевелить больно — ох, эти уютные объятия вообще ни с чем сравнить невозможно. Как вы обе шутите, то, что тебя так расперло, что ты стала как та подушка — так это чтобы обнимать и тискать уютнее было. Для этого и еда. Мягче и пышнее, все круглее живот, все объемнее бедра. А чем толще и ленивее становишься ты, тем больше она пылает страстью. Собственно, чем больше ты в себя впихиваешь, тем сильнее ее возбуждение. Как-то раз ты обнаруживаешь, что излагаешь, какой там вкусный торт-мороженое есть в морозилке — и это при том, что слова перемежаются пыхтением и икотой, потому как ты только что слопала семейную порцию лазаньи и так обожралась, что не можешь пошевелиться! Тут-то до тебя и доходит, какой ненасытной ты кажешься, какой невероятной обжорой ты стала… и у тебя промеж ног прямо пожар вспыхивает.
Кто ж знал, что тайные пристрастия могут оказаться заразными?..
Одно изменение за другим. Она ведет хроники, насколько выросло твое пузо, с помощью сантиметра. Месяц на карантине, и ни одни штаны на тебя уже не налазят. Два месяца, и не застегивается ни одна блузка. Полгода, и у тебя двойной подбородок, и уже третьи штаны перестают застегиваться, а бедра трутся друг о друга. Ты все время хочешь спать, потому как полный желудок давит на глаза, ты постоянно икаешь, потому как организм пытается переварить невероятные объемы потребляемых вкусняшек. Ты подумывала хоть какие-то упражнения делать, чтобы хоть толстеть не так быстро — но думать о спорте и вообще телодвижениях достаточно сложно, когда ты почти постоянно пребываешь в состоянии «так объелась, что и думать неохота».
Это было на карантине.
Сейчас мысль о каких-то там упражнениях и спорте кажется бредом. Какие там упражнения, тебя едва хватает на чуть подвинуться на диване и изредка, наклонившись вперед, икнуть, выпустив лишний воздух, чтобы впихнуть в себя что-нибудь еще. Ты бросила офисную карьеру и перешла на удаленку и работу с текстами — свободный график, на дому, куда меньше напряга, больше времени на себя-любимую и переваривание пищи. Твои коллеги, пожалуй, тебя уже не узнают. Да и ей не нравилось, что в офисе ты тратишь слишком много времени, и у тебя от напряжения слишком часто болит желудок — правда, последнее еще и потому, что ты заедала это самое напряжение, стараясь закончить все, что нужно было закончить еще позавчера.
Когда-то каждый новый день для тебя начинался с чашечки кофе и тренажерки.
Глядя на свое громадное переполненное пузо, ты улыбаешься. Так — лучше. Ты похлопываешь себя по пузу. Тебе нравится быть такой вот невероятно разбухшей, особенно памятуя о подушке для обнимашек.
В дверях проворачивается ключ. Когда-то ты умерла бы от смущения при мысли, что кто-то войдет и застанет тебя вот так вот, развалившейся на диване в расстегнутых штанах, обожравшимся пузом вверх. Сейчас же ты лишь чуть-чуть поворачиваешься, чтобы продемонстрировать ей все объемы своего нынешнего успеха.
— Солнце мое, — окликает она.
— Да — ик?..
— Готова ко второму завтраку?
Ты облизываешься.