Жара, жара, жара...

Жара, жара, жара...
(Summer smut)

Слепящая белизна. Больше ничего не вижу. Лишь через несколько секунд глаза адаптируются к полуденному солнцу и я начинаю различать другие краски. Голубое небо. Голубой океан. Тонкая нить горизонта. Мои ноги — мягкие, бледные… и обретающие неприятно-розовый оттенок. Если сейчас же не смажу кожу лосьоном от загара, сгорю напрочь — и испорчу себе остаток отдыха, который покуда и так не блещет.
Внешний мир отрезан наушниками и Блэкмором. Рядом Клэр что-то говорит и смотрит на меня, ожидая ответа. Потом вынимает наушник и повторяет:
— Молли, тот парень просто глаз с тебя не сводит!
Автоматически пожимаю плечами — наверняка она ошиблась. Эта тема всплывает каждый день. Мы тут уже неделю, Клэр за это время перехватила пару приятных свиданий. Я, разумеется, ни одного. Она твердо намерена подыскать мне парня. Сколько их уже было — приятель ее приятеля, родственник подруги, сосед по общаге, — все впустую. Некоторые вежливо объясняли, мол, им сейчас не до отношений, и вообще они просто делают Клэр одолжение, ведь отказать ей — проще повеситься. Другие честно сообщали: вот похудела бы ты килограммов на пятьдесят, тогда, может, что и срослось бы. И в том, и в другом случае я, расстроенная, оставалась у разбитого корыта, а Клэр лишь укреплялась в своей решимости найти мне спутника если не на всю жизнь, то хотя бы на какое-то время.
Отвечаю:
— Сильно сомневаюсь, чтобы кто-то с меня глаз не сводил. Скорее всего он просто проморгаться не может, потому как моя бледная шкура отражает слишком много солнца.
Клэр тяжело вздыхает. Ее жизнерадостный оптимизм очень быстро переходит в гнев, если с ней спорить.
— Молли, я серьезно! Он правда только и смотрит, что на тебя. Вон, видишь, двое с мячом? Тот, патлатый, с бородой — с минуту назад прямо пожирал тебя взглядом.
Легкое недоверие на моем лице, судя по смущенному взгляду самой Клэр, перетекает в ужас.
Совершенно неожиданно этот самый парень вдруг торпедой взрывает песок в полуметре от нас, отчего волной песка накрывает нас обеих. Клэр яростно отряхивается, а парень поднимает на меня взгляд и извиняется.
— Уфф. Охх. Простите великодушно, приятель переборщил с ударом, а я слишком резво бросился, не рассчитал.
Почему-то я ему не верю.
— Точно не рассчитал, или подхватил этот ход в каком-то фильме?
Парень слегка краснеет.
— Угадала. Но я не сам это придумал, честно! Приятель заметил, как я на тебя смотрю, и сказал, что знает идеальный вариант, как привлечь внимание девушки. Только он не предупредил, что этот вариант потребует засыпать вас песком. Или, если уж об этом речь, чтобы я сам по нему катался как идиот.
Не могу не улыбнуться.
— Твой приятель, похоже, та еще зараза.
Клэр закатывает глаза — ей мои шпильки никогда не нравились, — а парень, хихикнув, отвечает:
— Зато я не вектор.
Сама того не желая, сгибаюсь пополам, подавившись смехом.
— Фраза, может, и не гениальна, но заслуживает внимания.
— Ну должен же я хоть чем-то блеснуть в хорошем смысле, — отвечает парень.
Это ему удалось.
Как раз тут к нам подходит тот самый его приятель.
— Джей, может, познакомишь меня со своими новыми подружками?
Так, отлично. Парня, который умеет отвечать на мои шпильки, зовут Джей. Мило. Ему идет.
Джей поднимается — в конце концов, беседовать с нами из лежачего положения не самый удобный вариант.
— Я бы с удовольствием, — отвечает он, — только пока еще и сам с ними недостаточно знаком.
Клэр расценивает это как намек и с улыбкой протягивает руку приятелю Джея.
— Привет, я Клэр, а это моя подруга Молли. Его зовут Джей, мы уже знаем. а тебя?
Точно вижу, что он ей нравится. Не только потому, что парень вообще в ее вкусе — высокий, спортивный, смуглый и выбритый до синевы, — но и по тому, как у Клэр трепещут ресницы. Почти уверена, по достижению половой зрелости именно ресницы у нее стали основным генератором феромонов. Если Клэр хочет привлечь внимание парня или хотя бы развести его на выпивку, ей только и нужно, что похлопать глазами. Я пыталась повторить этот фокус. Результат плачевный: вид у меня при этом такой, словно под веко попала соринка...
— Я Люк. Рад познакомиться, Клэр.
И через несколько минут она из него уже веревки вьет по отработанной схеме. Вот они уже возвращаются на пляж поиграть в футбол, а Джей спрашивает, может ли он присесть рядышком. Покраснев, я отвечаю — конечно, пожалуйста — и лихорадочно пытаюсь придумать, о чем бы нам таком побеседовать. Минут через пять пустопорожней болтовни начинаю нервничать. Парень-то и правда мной заинтересовался. Все это время он улыбается, и не пытается придумать отговорку насчет забытого в гостинице полотенца или обеда с друзьями. Он действительно ХОЧЕТ сидеть рядом со мной.
Размышления эти Джей прерывает:
— Мне правда очень жаль, что я засыпал вас песком. Хотел просто подойти познакомиться, но рядом с красивой женщиной я всегда чувствую себя последним чурбаном.
Чувствую, как лицо пылает от жара, и совсем не из-за солнца.
— Да нет, это же пляж, в конце концов. Что за пляж без песка!
Он подмигивает.
— Слушай, вот не могу разобрать, это ты с такой скоростью сгорела, или покраснела, когда я назвал тебя красивой.
Сердце мое замирает. Он же это почти наверняка серьезно. То есть так, как парни себя обычно ведут с Клэр. Для стройной девушки вроде нее — вполне обычное дело, но для стасорокакилограммовой меня...
— Зато могу я. Да, покраснела. Прости, как-то не привыкла, чтобы парни говорили так прямо.
Впервые за все время у него во взгляде сомнение.
— Это ты прости, я вовсе не пытаюсь тебя обидеть. Просто… когда я говорю женщине, что она красивая, она почему-то думает, что я над ней издеваюсь. Думает, что я просто не могу заинтересоваться такой… Глупо. Я ведь совершенно искренне так говорю. Мне кажется, что крупные женщины — роскошные, привлекательные, сама суть женственности. А общество смешивает их с грязью, они и не привыкли к нормальному поведению со стороны парней. Так что частенько женщина думает, что над ней сейчас будут издеваться, и выплескивает выпивку мне в физиономию. Глупо...
Опускает взгляд, явственно расстроенный. А я вдруг чувствую себя виноватой: ведь я и сама все это время пыталась понять, где же тут подвох? Так, надо прежде всего разобраться в себе. Парень, похоже, совершенно искренне все это говорит. Клэр, сколько я ее знаю, вернется лишь через пару часов, и я вполне могу продолжить нашу беседу.
Кроме того, парень совсем неплох, крепкий, но не рельефно-мускулистый, а глаза как небесная синь. Если даже это какой-то прикол — что ж, буду потом утешаться фантазиями, как бы круто я смотрелась на нем.
Ого! Я же это серьезно.
Так, ладно, продвигаем тему.
— Что ж, Джей, сегодня тебе повезло. Мы сегодня не захватили холодильник, так что выпивки, которую я могла бы выплеснуть тебе в физиономию, у меня нет. Но наше бунгало тут рядом, так что если подождешь, я сейчас схожу за стаканом и мы приведем все в норму.
И с облегчением слышу его смешок.
Так мы и сидели, перешучиваясь в свободном стиле, почти до заката. Затем появились Клэр и Люк, сообщив, что они собираются на дискотеку — может, и мы желаем присоединиться?
— Клэр, ты же знаешь, я терпеть не могу дискотеки. Так что посижу дома, у меня там назначено свидание с коробкой мороженого.
Краешком глаза улавливаю, как Джей, слегка покраснев, отвечает:
— Мне что-то сегодня тоже не до танцулек. Лучше отдохну.
Для Клэр это момент истины — ура! я-таки организовала тебе свидание! — и она радостно говорит:
— А, ну хорошо, мы с Люком на дискотеку, но вы вполне можете и дальше общаться, присоединяйся к ее свиданию третьим!
Джей быстро кивает.
— О, охотно. Если только ты не возражаешь, а то ведь третий иногда лишний.
Клэр уже силой спихивает меня в океан. Отвечаю:
— Да, конечно, с удовольствием. А еще с тебя массаж, потому как Клэр только что наставила мне синяков.
Итак, мы расходимся по бунгало и готовимся к вечеру. Два часа мучаюсь: какой костюм будет уместен для вечернего свидания с мороженым и фильмом, при том, что парню нравятся мои шпильки и толстушки. Наконец натягиваю облегающее черное платье и чувствую себя совершенно не в своей тарелке.
Клэр улетает на танцульки, и лишь через полчаса раздается звонок.
— Извини, что опоздал. Ты говорила о мороженом, а я не знал, сколько у тебя уже есть в холодильнике, и на всякий случай взял еще и творожник. Нормально?
Весьма любезно с его стороны, правда.
— О, это очень кстати, обожаю творожники. А еще я думала заказать пиццу.
Джей отвечает:
— Я вообще-то уже поел, но валяй, заказывай. Вдруг я потом еще захочу перекусить, а тебе совершенно незачем пропускать ужин.
Звоню в пиццерию, Джей пока рассматривает, какие фильмы у нас имеются. Потом вместе решаем, что поставить. Привозят пиццу. Джей включает диск, я ставлю пиццу на стол и выключаю большой свет, оставив романтический полумрак.
Через несколько минут он спрашивает:
— Ты раньше говорила про массаж — ты это серьезно?
Прожевав кусочек пиццы, вытираю рот салфеткой и отвечаю:
— Ну вообще-то я шутила, но если ты предлагаешь...
— Вообще-то да. Может, пока ты ешь, я разомну тебе ноги?
Глупо икаю. И отвечаю:
— Да, конечно.
Забросив мои ноги себе на колени, Джей принимается ласково сжимать их, проходясь пальцами от лодыжек до середины бедра, где заканчивается подол. Расслабившись, издаю стон; он улыбается.
Краснею.
— Ой, как стыдно-то...
— Чего стыдиться? Все прекрасно. И знаешь… ты, если хочешь, продолжай есть, когда ты жуешь, это так мило.
Так, я вообще перестану краснеть когда-нибудт, или нет?
— Ах вот как? — уточняю.
— Ну, ты конечно можешь считать это личными тараканами, но я думаю, ты просто роскошная. Твое тело — само великолепие… нет, даже не знаю, как это объяснить. Но когда ты жуешь, вид у тебя очень симпатичный. Щеки округляются, а потом как бы и живот чуточку раздается вширь, а это такой класс...
Сердце мое замирает. Или он каким-то образом вызнал мои самые низменные, глубинные, тайные фантазии и сейчас готовит злую шутку… или же у него такие же фантазии, как у меня. Все, хватит гадать, я должна знать точно.
— Джей, у меня есть вопрос… только он немного странный.
А он вздрагивает — от беспокойства… и надежды.
— Молли, я просто пытаюсь играть честно. Если тебе не нравится — просто скажи «хватит» или «уходи», я пойму, правда, и сразу уйду. Но… я уже говорил, что люблю крупных женщин. Вообще. А тут, когда я увидел тебя на пляже, я просто застыл, завороженный. Рыжая, зеленоглазая, вся в веснушках. И в купальнике, который вот-вот лопнет по швам, не в силах вместить изобилие твоего чрева и бедер? Да я от одного взгляда на тебя готов был взорваться, а тут ты еще показала острый язычок — и все, я погиб и пропал окончательно. Даже не думал, что сумею составить внятное предложение. Когда я там лежал весь в песке, серьезно, в голове у меня только и крутилось — «привет, хочешь, пощекочу?».
Сгибаюсь от хохота. Наверное, это портит эпическое величие момента, парень мне тут признается в своих чувствах, а я хохочу над тем, каким же болваном он при этом выглядел. А у Джея опять виноватый вид.
— Прости! Но это правда жутко смешно, и я крайне тебе признательна, что ты все-таки сумел сказать что-то другое. Ладно. Слушай, думаю, я знаю, к чему ты клонишь… и я чувствую то же самое. В смысле, меня тоже прет от того, какая я толстая.
Глаза у Джея округляются. Очень хочу опустить взгляд и посмотреть на реакцию иных частей его организма.
— Джей, я такая уже сколько лет. Я люблю быть толстой. Я люблю чувствовать тяжесть в животе. И объедаться до отвала. Только я боюсь. Никогда не встречала кого-то, кто бы чувствовал то же самое. Но ты здесь, и значит...
Он напрягается. С видом почти… изголодавшимся. Прочищает горло и спрашивает:
— Молли, хочешь, я тебя покормлю?
Сердце стучит барабанной установкой. Кровь горячими толчками растекается по всем клеточкам моего тела.
Отвечаю:
— Хочу. Больше всего на свете хочу.
Выключаем телевизор. Веду его в спальню. Джей забирает со стола творожник.
— У тебя есть лосьон или что-нибудь вроде того? Мы ведь еще с массажем не закончили.
Заглядываю в ванную, беру детское масло. В спальне обнаруживаю, что творожник установлен в изголовье кровати, строго посредине.
— Ложись на живот и лопай творожник, а я пока сделаю тебе массаж.
Сердце снова гулко стучит о ребра. Крыша пока держится.
Разворачиваюсь к Джею, нашариваю молнию на боку платья и медленно ее расстегиваю. Глаза у него расширяются. С каждым сантиметром расстегнутой молнии из чулка-платья высвобождается очередной сантиметр мягкого жира, безжалостно утрамбованного мною ранее в тесную ткань. Джей, не отрывая от меня взгляда, сам потихоньку раздевается, и вот мы оба остаемся в одном белье. Разница между нами существенная. Во мне метр шестьдесят восемь босиком и килограммов этак сто сорок (точно не знаю, но всяко не меньше); Джей выше меня сантиметров на десять и заметно стройнее. Плотный. Не толстый, но и не подтянуто-мускулистый. Достаточно сильный, чтобы выдержать мой вес, и достаточно стройный, чтобы мои обильные телеса обволакивали его на манер вакуоли. В его ярко-синих трусах напрягшаяся плоть более чем заметна. А на мне черный бюстгальтер, который я давно переросла — сиськи практически вываливаются наружу — и нежно-розовые атласные трусики, которые, еще килограмм, и лопнут прямо на заднице.
Ничком ложусь на кровать, по-прежнему в белье. Джей повторяет, что я прекрасна; судя по тону, не врет. Издаю сдавленный писк, когда мне на спину льется струйка детского масла. Холодное! Но его ладони быстро выправляют положение, втирая масло мне в кожу. Джей тихо урчит, когда я начинаю набивать рот творожником. О таком мы оба только мечтали: он стискивает мягкую меня, сантиметр за сантиметром, а я поглощаю творожник, один кусочек за другим. Вот его ладони работают над моей спиной, спускаются ниже — и переходят к бедрам и коленям, намеренно избегая ягодиц. Издевается, зараза. У меня между ногами уже мокро, я только и думаю о том, чтобы он ласкал меня, везде, непрестанно… и при этом я продолжала бы расти вширь.
— Молли, давай я сниму твои трусики?
Издаю громкое одобрительное «умгуммм» — максимум, на что я способна с полным ртом творожника. Кстати, я уже наполовину его прикончила, и желудок сообщает, что места-то больше нет. Джей добавляет на ладони еще масла и занимается внутренней частью моих бедер, порой легонько скользя пальцами у самого входа в мою расщелину… отчего я хочу его еще сильнее, и он это прекрасно знает.
— Ты просто потрясающе выглядишь, когда ешь. У тебя живот так переполнен, что поднимает тебя над кроватью сильнее, чем обычно. Тебе ведь это нравится, а, толстушка?
От таких слов внутри разверзается бездна. Боль в желудке — вопрос двадцать пятый: я просто чувствую, как толстею, расту вширь, становлюсь еще мягче прежнего… и у меня от этого просто крышу рвет. Джей видит, как я с новыми силами набрасываюсь на творожник, а я буквально чувствую его ухмылку до ушей.
— О да, толстушка, тебе это нравится, вижу. А ты можешь есть, когда я в тебя войду?
Тут и думать не о чем. Мое тело всегда этого желало. Я всегда этого желала. Раздвигаю ноги, безмолвно умоляя его сделать именно так.
— Пожалуйста. Да. Да, я буду есть, когда ты войдешь.
Он, разумеется, доволен.
— Что ж, ни секунды в этом не сомневался, толстушечка моя, но давай поиграем еще немного. Ну-ка встань на четвереньки, но ноги оставь развинутыми.
Делю как он велит. Корма в воздухе, громадное пузо по-прежнему лежит на кровати, а я по-прежнему лопаю творожник. Восемь ломтей из двенадцати уже оприходовано...
И тут чувствую, как Джей забирается в кровать рядом со мной, ложится на спину и просовывает голову между моих бедер.
— Хочу проверить, какова ты на вкус, толстушка.
Отчаяно трепещу, преисполненная желания доставить удовольствие ему и получить от него ответное наслаждение. Он пробует на вкус мое лоно. Феерия ощущений. Нижняя часть моего пуза свисает прямо ему на лоб, мои могучие мягкие бедра смыкаются вокруг него, его губы касаются нежных потаенных частей, а язык начинает играть с лепестками там внутри, играя и дразня… Улыбаюсь, радостно застонав — а ведь сейчас он сам очень хорошо почувствует, насколько я отяжелела и растотслета после этого творожника, там, внизу...
Осталось три ломтя. Осилю или нет — сама не знаю. Нет, дело не в переполненном желудке, такое мне привычно, но сейчас Джей заставит меня дойти до вершины, а в таком состоянии я пожалуй ни жевать, ни глотать не смогу… Оседаю на него всей тяжестью, мои соки струятся по его лицу. Смущает ли это меня? Сейчас — черта с два! Он ведет меня к вершине, и будь я проклята, если позволю этому Монблану уйти куда-то в сторону!
И тут Джей пускает в ход и пальцы. Указательным и средним он нашаривает точку Ж — и полторы секунды спустя происходит взрыв. Не могу и не хочу больше сдерживаться. Чувствую, как я накрываю его всей свой немалой массой. Как его язык играет с моими лепестками. Как расплывается по кровати мое громадное раскормленное пузо… Взрыв. Всплеск. Цунами. Меня накрывает, бедра дрожат, колени подгибаются. С трудом поворачиваю голову; Джей поднимается, вытирает рот.
— Отдохни минутку, родная, — улыбается он.
Весь взмок. Еще бы. И работа нелегкая, вознести меня на такую вершину — и поза еще та, в сантиметре от моей раскаленной печки, которую это цунами остудило, знаю, лишь ненадолго… Глубоко и счастливо вздыхаю, сгребаю нижнюю складку собственного пуза.
— Даже не помню, когда у меня в последний раз такое было...
Джей одобрительно усмехается, заметив:
— У тебя там еще три ломтя осталось, толстушка. Как, справишься?
Сама не знаю. Но за такое удовольствие, которое к тому же обещает повториться — чертовски намерена как минимум попробовать. Джей сбрасывает трусы и встает на колени передо мной, прижимаясь восставшей плотью к моему заднему фасаду. Одной рукой он берет ломоть творожника, а второй придерживает своего бойца, дразня самой его головкой мою пылающую дверь. Смотрит на меня сверху и говорит:
— А сейчас я хочу, чтобы ты как следует меня попросила.
Подчиняюсь.
— Пожалуйста, дай, чтобы я для тебя стала еще толще. Чтобы ты кормил меня до отвала, чтобы я и пошевелиться не могла. Следай меня еще шире, еще мягче, еще тяжелее.
Водит ломтем творожника у меня перед носом.
— Хочешь — возьми.
Хочу. Больше всего на свете хочу. Чтобы меня кормили и любили. Одновременно. Приподнимаю голову, откусываю творожник прямо из рук Джея. Прожевав, глотаю, облизываю губы и тянусь за следующим кусочком. На этот раз он ухитряется поцеловать меня сам — не возражаю, — а потом резко, рывком входит в меня. Оххх! Как же меня распирает изнутри — всю!..
— Лежи, крошка, ты получишь то, чего хочешь.
Запрокинув голову, лежу, тяжело дыша, а он ласково гладит мое вздувшееся пузо. Медленно, размеренно входит и выходит, отчего я вся слегка вздрагиваю волнами жира. Вкус творожника на губах. Пожар внутри.
— Ты такая большая, такая толстая, такая громадная...
Улыбаюсь. Знаю, он сейчас хочет с головой нырнуть в волнующийся перед ним океан жира. Какая прелесть… какой кайф...
Последний ломоть творожника. Жутко хочу съесть и его, но наверное, меня уже на это не хватит. Пузо, обычно мягкое и податливое, вздулось от пережора. Никогда столько не ела. Но я хочу — хочу его, хочу стать еще толще, хочу, чтобы это продолжалось и продолжалось...
Последний ломоть. Джей точно читает на моем лице сомнения и спешит их развеять:
— Молли, если сумеешь доесть еще и его, ты у меня взлетишь на вершину еще выше, чем в прошлый раз. Ты ведь хочешь стать для меня еще толще, правда? Хочешь быть моей толстушкой?
Отвечаю «да!!!» наилучшим возможным способом — вгрызаюсь в творожник. Джей плотоядно улыбается и начинает двигаться быстрее. Хочу. Глубже. Еще. Сейчас же! И что делать? А вот что. Усилием воли впихиваю в себя весь остаток творожника и, прожевав, переправляю в переполненный желудок.
— Ты моя толстушечка...
И удваивает темп, входя в меня отбойным молотком. Ох, да, да! Именно так. Так и нужно! Жарко, мощно, до боли!.. Желудок трещит — в него упакована большая часть пиццы и целый творожник, — и я точно знаю, что завтра проснусь еще толще, чем сегодня, и от этого завожусь еще сильнее. Джей вцепляется в складки моего пуза, всаживая себя еще глубже, словно выжимает вес на турнике; глаза в глаза, он сейчас взорвется, а уж я, я давно готова, я уже там, на вершине, высоко-высоко, его губы впиваются в мои, дыхание в дыхание, он содрогается там, внутри, и вот он, фейерверк!..
Потом Джей сползает и замирает рядом со мной. Приникаю головой к его плечу, ноги наши переплетены.
Пожалуй, это не совсем то, что Клэр имела в виду, пытаясь найти мне очередного приятеля. Ну и что?
Так, совсем уже честно: меня не слишком расстроит, если у нас с Джеем больше ничего не получится. У него неплохо подвешен язык, но что гораздо важнее — с ним я чувствую себя самой толстой и самой роскошной в округе. И это великолепно!
Отдых на пляже обещает быть не таким уж нудным...