Встреча с семьей

Встреча с семьей
(Meeting The Family)

Я понятия не имел, чего ожидать от встречи с семьей Мари. Я знал, что у нее есть мать и две сестры, но Мари почти не рассказывала о них и делала все, чтобы мы не пересекались. Три года мы вместе, а я видел только фото, причем довольно старые.
До сегодняшнего дня.
Сама-то она навещала их не раз, и это хорошо: не нужно длительных объяснений, что, черт побери, произошло с ее фигурой.
Видите ли, за эти три года, как я начал встречаться с Мари, она изменилась. Как внутренне, так и внешне. Изрядно округлившись. Мне нравится думать, что в этом есть и мой вклад: как минимум раз в день я ухитряюсь заставить мою роскошную и весьма пышнотелую подружку слопать больше, чем ей стоило бы. При этом я прекрасно понимаю, что не захотела бы сама — крошки бы в рот не взяла, но могу же я сделать вид.
Три года назад Мари была совсем мелкой — изгибы в наличии, но в общем и целом однозначно стройная красотка с ямочками на щеках, любовью к сластям и достаточной решимостью, чтобы держать таковую в узде. Три года спустя она оставалась такой же красавицей, и ямочки на месте, и любовь к сладкому — но вот все прочее уже не то, особенно решимость.
Жизнь со мной превратила Мари в мягко-плюшевую пышную и во всех смыслах роскошную красавицу. Единственно, что осталось в ней мелкого — это рост; в плане веса же она поправилась сильнее, чем я смел надеяться, и все лишние килограммы расположились на ее фигурке лучше и не придумаешь. Мечта озабоченного подростка: громадные окорока, гипнотически обильные сиськи — и достаточно нежно-пышной плоти между ними, чтобы точно знать, все это натуральное. Ну, может, чуточку побольше.
Не все поймут, почему я держу в кладовке недельный запас калорийных вкусностей, зная, что моя красотка постоянно лопает их и набирает вес быстрее среднебеременной домохозяйки. На самом деле все просто.
Как по мне, нет более соблазнительного зрелища, чем женщина, которая округляется, расцветает и превращается в пышнотелую богиню. А именно так и случилось. С такой женщиной, как Мари, каждое утро, начиная с плотного завтрака, превращается в спектакль: ее сражение с «чертовым модным новым атласным, будь он проклят, лифчиком, ведь только купила», как она извивается, пытаясь утрамбовать шары пышной плоти в чашки размером с панамку, а лямки утопают в роскошных жирах на спине. Полюбовавшись таким спектаклем, я обычно вручаю ей призовой шоколадный батончик «скушай и успокойся», большой, разумеется, моя королева заслуживает лишь самого лучшего.
Путь этот занял не день и не два, но он сработал. Она стала пухлой, потом пышнотелой, постоянно растущая вширь, с каждым новом проглоченным куском торта становясь все соблазнительнее. Вот сейчас, когда мы сидели в машине, рядом со мной находилась гавайская богиня плодородия, мягкая и нежная кожа карамельного отлива и классические пропорции «песочные часы», только более объемистые — и мы оба, пожалуй, прекрасно понимали, что вскоре Мари станет еще более пышной, манящей и невероятно соблазнительной, хотя я и так не мог оторваться от ее волнительных прелестей.

Тем утром я, как всегда, использовал свой арсенал «фокусов», как бы незаметно предоставив ей возможность съесть слишком много. Ну и конечно, загрузил в бардачок полный пакет шоколадок — для таких, как я, это даже не прелюдия, разве что ее начало. Просто предоставить симпатичной барышне свободный доступ к съестному и любоваться тем, как она, волнуясь, успокаивает нервы ударными дозами шоколада с нугой.
Я ожидал, что она потихоньку слопает пару-тройку батончиков. Или, если захочет меня поддразнить, все четыре, жалуясь при этом, как она толстеет. Мари тоже любит играть со мной: этак демонстративно-радостно пищит при виде найденных вкусностей, хитро на меня посматривает, исследуя нежными розовыми губками поверхность шоколадки, постанывает от удовольствия, пережевывая, а потом недовольно кряхтит «ну на фига я так обожралась».
Примерно так обычно и происходит, потом она изображает праведный гнев «зачем ты мне это вообще подсунул» и обвиняет в потворствовании своим и моим худшим качествам. Сегодня, однако, Мари вскрыла бардачок сразу как села в машину, и умяла двенадцать больших «сникерсов», пока мы едва успели отъехать на пять километров от наших апартаментов. Быстро жуя, беззастенчиво чавкая и тихо постанывая, справляясь с шестью тысячами незапланированных калорий в желудке, а закончив с шоколадом — принялась искать добавку в бардачке, потом в дверце.
Я слегка испугался, честно говоря, но сохранял спокойствие. Мари в режиме тотального жора я тоже наблюдал, пару раз она утрамбовывала в желудок столько пиццы, что потом пошевелиться не могла. А узнав на практике, насколько меня это возбуждает, принялась порой делать это намеренно, гоняя меня за добавкой. Сейчас, однако, происходило нечто иное — она не пыталась завести меня, и Господь свидетель, голодной после второго завтрака Мари тоже не могла быть. Так что я вынужденно поинтересовался:
— У тебя все… в порядке?
— Да, просто немного… ммм… — Она прервала мысль. — Послушай, а можно, ты кое-что для меня сделаешь? — Молящий взгляд: большие-большие голубые глаза, длинные черные ресницы… Я вздохнул, конечно же, она знает, что отказать ей я не могу. — Ура! Давай проедем через «МакДональдс», мне срочно хочется мороженого.
К «Маку» я подъехал, но заказывать пока не стал, глядя на свою ненаглядную. К крупным барышням — без учета обхватов — ее нельзя назвать: в смысле роста она не просто мелкая, а весьма мелкая, метр сорок три от силы. Да, роскошные сиськи седьмого размера, да, бедра метр восемь в обхвате, но в остальном она совершенно не большая.
В обычных обстоятельствах.
Сейчас все было иначе. Мы плотно позавтракали, а Мари — дважды, после чего в машину шла вперевалку, аки беременная. Затем шесть тысяч шоколадных калорий. Она толстая, да, но имеет достаточно сочные формы, чтобы это не бросалось в глаза. Вот только сейчас — бросалось: блузка задралась, пузо выкатилось на колени. Мари словно слопала целый арбуз, и при этом хотела еще.
— Ты уверена? — спросил я. — У тебя тут еще осталось место? — Потянулся и похлопал ее по пузу; набито как барабан.
— Места хватит. Мороженое быстро тает… — И добавила, поджав губы: — И вообще, возьми две порции. Сегодня побуду толстой.
— Сегодня? — фыркнул я. — Учитывая, сколько ты ешь, боюсь даже подумать, что будет завтра. — И подъехал к окошку заказов.
Если Мари решила нырнуть в омут чревоугодия, я точно «за».
Она скорчила рожицу.
— Ох. И не говори, я сегодня, как проснулась, уже сожрала килограмма четыре всякой всячины, а мы еще даже до мамы не доехали… — Огладила обеими руками вздувшееся до шарообразности пузо, вздохнула. — Господи. И это только начало… — И пока я забирал два рожка мороженого, она откинула голову на подголовник и прохныкала: — Охх, сколько же мне придется сегодня еще слопать...
— Погоди, тогда что мы вообще тут делаем?
Мари вздохнула.
— Едем. Сам увидишь.
Я послушался, передав ей мороженое и стараясь не смотреть вбок, сосредоточенный на указаниях навигатора. Мари, судя по звукам, отбросила всякую благопристойность, пожирая мороженое. Не скажу, что это было как в немецком порно, однако произведенный на меня эффект получился схожим. Не лучший вид, чтобы быть представленным семье.
О семье ее я знал только, что моя ненаглядная там самая тощая. Как-то Мари упомянула, что ее мама на сантиметр ниже ее и вдвое толще; я полагал, что правдой это было килограммов двадцать пять тому назад. При кукольном росточке Мари она, семидесятисемикилограммовая, фактически была толще, чем моя девяностопятикилограммовая бывшая подружка. Трудно было поверить, что ее мама, ростом с двенадцатилетнюю девчонку, весила больше среднего рестлера.
Моя уверенность дала трещину, когда я осознал размеры сестры, что открыла нам дверь.
— Ты, наверное, Данни! — ухмылка до ушей, она сгребла меня в объятия, обхватив округлыми, но на удивление мощными руками и вжимая в свои преизобильные объемы. Затем отступила назад и радостно заявила: — Это, с тобой значит, Мари уже столько встречается, но так с нами и не познакомила! — И почти запрыгала от радости: — Я же ни черта о тебе не знаю!
На перезагрузку у меня ушла почти секунда. Женщина передо мной была почти на голову выше Мари, то есть обычного среднего роста, и намного, намного шире, фактически ее плюшевые, объемистые телеса заполняли всю ширину двери. Одежда не очень подчеркивала ее фигуру — впрочем, такую фигуру, с полным отсутствием талии и массой сочных складок и обильных выпуклостей, подчеркнуть трудновато, ибо это не фигура, а сплошные жиры.
Семейное сходство, пожалуй, имело место, если вообразить лицо Мари разбухшим до шарообразности с тремя подбородками, а вместо расплывшейся и мягкой, но еще сохранившейся талии подставить массивный фартук колышущегося сала, свисающего ниже подола длинной футболки. То ли глаза, то ли легкий изгиб губ, сам толком не знаю, но по лицу было видно: эти — родня.
Тут я понял, что от меня ожидают ответа, и заикаясь, проговорил:
— Н-не зн-наешь? Ну, я вроде как т-тоже! Ты, э… — Собрался с мыслями, вспоминая имена и фотографии, которые Мари мне показывала, но они все были детскими, а девушки — достаточно стройными. — Ты, ну, младшая...
— Старшая.
— А, старшая сестра, то есть ты… — Я не был уверен, семейную историю Мари мне изложила весьма конспективно, и было это три года назад. Голос мой дрогнул. — Сью, да?
Она расхохоталась всем телом — и я не преувеличиваю, все ее преизобильные телеса сотряласись.
— Вспомнил, значит! Ну, входи, тебе еще со всеми знакомиться!
Отодвинувшись всей своей многопудовой тушей в сторону, чтобы впустить нас, Сью улыбнулась еще шире, когда Мари переступила порог, и легонько пихнула сестру в бок:
— О, смотрите-ка, неплохо выглядишь!
— Это все, что ты можешь сказать? — проворчала Мари, поморщившись и поддерживая пузо обеими руками.
Сью словно ожидала столь грубого ответа и пожала плечами с этакой довольной полуулыбочкой.
— Ну, пока да. Потом, может, еще добавлю.
— Да уж я думаю, — ничуть не удивилась Мари. — А Луана где?
Сью фыркнула.
— У тебя три попытки на угадать. — Вздернула бровь. — Но если первым твоим ответом не будет «на кухне», я как следует ущипну твою тощую задницу.
Мари кивнула, очи горе.
— Ну конечно. А мама в кровати?
Сью изобразила неверящий взгляд:
— Ты как будто… хорошо нас знаешь!
Дурное настроение Мари словно испарилось, она фыркнула, покачала головой и потянулась к сестре за своей порцией обнимашек.
— Я тоже рада тебя видеть. — Понимающе кивнула, словно что-то прочла по ее лицу. — Сперва на кухню?
— Иначе нам придется остаться голодными, потому как Лу слопает все сама.
Мари рассмеялась.
— Ну да, конечно. Я же тут все-таки выросла и знаю, что мама готовит на целый полк.
Сью сморщилась.
— Так-то оно так, но ты не знаешь, что Луана нынче способна оприходовать пайку целой дивизии.
И вслед за колышущимся шаром ее живота мы прошли на кухню, которая вся была заставлена вкусностями, а стулья, укрепленные сталью, имели в ширину около метра. И вот занимая сразу два таких стула и придвинувшись к столу так близко, как позволяло пузо, то есть сантиметров на семьдесят, на кухне сидела женщина, которая обхватами даже превосходила Сью, с фигурой типа «ябруша» и измазанным шоколадом лицом. Говорить с полным ртом она не могла, но радостно махнула Мари, иди сюда, мол. Это и была Луана, некоторое семейное сходство проскальзывало и здесь, только Луана была пообъемнее, с задницей шириной в автобус — и я, пожалуй, почти не преувеличивал.
Как только Мари подошла к ней поближе, рука Луаны выстрелила вперед, грубо погрузившись в роскошный жирок моей подружки. Мари закатила очи горе, пока Луана, весело пыхтя, пухлыми пальцами мяла ее пузико, и сглотнула, когда та слишком сильно надавила ей на плотно набитый желудок. Тут Луана с радостно-удивленным видом поморгала и пропищала:
— О боже! Мари! Ты что...
Фыркнув, Мари отстранилась от столь бесцеремонно лапающей ее сестры и заявила:
— Нет. Просто… час назад я плотно покушала.
— А, — разочарованно ответила Луана, а затем на ее лице проявилось понимание. — Стоп. Плотно покушала, да? — Взгляд ее оценивающе скользнул по мне. — Очень плотно, значит? — Я не ответил, но ей хватило и моего молчания. У Луаны в глазах загорелись искорки. — Господи, Мари, пожалуйста, скажи мне, что ты не объелась до нестояния просто чтобы я перестала над тобой потешаться. Скажи, что ты этого не делала. Бедная моя, расстроенная сестренка, скажи, что ты не объедалась всякими там бургерами перед тем, как приехать сюда, чтобы изобразить, что ты наконец-то стала достаточно кругленькой!
— Да я просто… — начала Мари.
— Просто решила, что если у тебя такой вид, то я наконец отстану от тебя? Мари, сестренка, я тебя обожаю, но потешаться над тобой буду, пока ты остаешься тощей! — заявила Луана. — Ты красотка, кто б спорил, но господом клянусь, костлявая ты стерва, слопай хоть пару бургеров!
Тут вступился я:
— Поверь, она сегодня уже съела куда больше двух бургеров.
— А пофиг. Без ужина наша малышка все равно не останется! — хихикнула Луана. Затем кивнула в мою сторону: — Впрочем, хорошо, что мне не придется убивать твоего парня, а то моя задница слишком хорошо тут устроилась, чтобы сниматься с места. — Она сверкнула очами, но в голосе звучал оттенок зависти. — Сперва свадьба, малыш Денни, а потом уже в койку!
— Сказано идейной девственницей, — фыркнула Мари.
Луана с делано-невинным видом надуга губки:
— Понятия не имею, о чем это ты.
— Да о том, что мы тебя ловили прямо в процессе не раз и не два, — отрезала Мари, — и ты еще меня зовешь слабой на передок?
Сью рассмеялась.
— Серьезно, Лу, кончай. Просто вспомни три слова: Мариотт, Флорида, сауна.
Луана внезапно побагровела.
— Это… я… — она сморщилась. — Мне тогда было плохо.
— Ну конечно, — расхохоталась Мари, — тебе было настолько плохо, что утешали тебя сразу двое, если я правильно помню.
— Там точно присутствовали две особи мужского пола, — согласилась Сью, — но мне кажется, один из них активно пытался сбежать.
— Да, — кивнула Мари, — прямо даже интересно, что там случилось?
Сью подхватила мяч:
— Было это… в прошлом ноябре, да? Да, точно, ты тогда как раз обнаружила, что стала толще меня. — Надула губки: — Пари держу, наш маленький колобочек Лу-Лу там, внизу, уже не была такой аккуратной. Вот парень и испугался. — Она задумчиво похлопала сестру по расплывшемуся пузу. — Ты ведь больше не можешь дотянуться туда через все это хозяйство, чтобы подбриться, а? И уж точно увидеть не можешь без зеркала. Бедный паренек просто испугался заблудиться в джунглях!
— Не мели чушь, — отрезала Луана, — я пользуюсь воском.
Тут Сью пискнула, осененная пониманием:
— О боже, ты просто на него села! — Луана замерла и как-то притихла. — Господи, так вот как все было! — Сюзанна рассмеялась. — Ох, бедный парень, весь в полной боеготовности и на нервах, наверное, это у него был первый тройничок, и тут вдруг, господи благослови, он не может двигаться, не может дышать, и его всего расплющивает ленивая неряха, в которой сала на троих!
— Так, во-первых, — огрызнулась Луана, — то, что было в сауне, это не потому, что сала у меня на троих. Тут одного живого веса на пятерых с головой, выражайся точнее!
Сью вся просияла.
— Так-так, уже лучше, подробнее, пожалуйста, я вся внимание!
Луана оскалилась:
— Во-вторых, это совсем не моя вина. Я только что поужинала, мы занялись делом, а потом вдруг раз — и он не может выбраться из-под меня, а я не в состоянии согнуться, чтобы сползти с него!
— Слабая на передок обжора-бегемотиха, — фыркнула Мари, — должна быть готова к возможным последствиям. Например, ты можешь случайно задушить ни в чем неповинного мальчика из гостиницы только потому, что твое жирное пузо не в силах отвергнуть очередную миску булочек. И ты еще даешь мне советы, как хранит добродетель?
Луана снова оскалилась.
— Ну, для протокола, я сказала — женись, а потом в койку. Согласно толковому словарю, массажный стол отнюдь не койка! — Увидев, как у ее сестер загорелись очи, она поспешила продолжить: — И вообще, важно совсем не это, ясно вам? Я к чему: вы не женаты. Значит, никаких детей, точка.
— Вообще-то… — начал было я, но тут Мари сжала мою ладонь: не время и не место.
Желая перейти к делу, Мари продолжила вместо меня:
— Вообще-то нам бы с мамой поговорить, правда. Пойдете… пойдете с нами? У нас… — она посмотрела на меня, — у нас есть новости.
Луана вся засияла.
— Господи, он-таки обрюхатил тебя, тощая шлюха! — С гордой улыбкой повернулась к Сью: — Сама призналась!
Мари закатила очи, развернулась и двинулась по коридору. Сью за ней, но Луана не сдвинулась с места. Мари, сведя брови, бросила:
— Ну, идешь?
Луана нахмурилась, тяжко вздохнула, словно от нее требуют слишком многого, и тут вмешалась Сью, увидев явно знакомую картину:
— Господом клянусь, Луана, корова жирная, ты уже восемь часов с места не двигаешься. — Шагнула к сестре, приподняла ее раскормленное пузо и встряхнула: — Кончай… жрать… — с каждым выдавленным сквозь зубы словом она встряхивала жирный фартук пуза Луаны, которая визжала от боли, — и вернись… в семью!
И когда та все же воздвиглась на ноги, Сью чуть не плюхнулась на подушку собственных объемистых окороков. Мари раздраженно дернулась — очередная задержка, — я успокаивающе погладил ее по пухлому плечу. Она, чуть покраснев, пробормотала «спасибо» и сверкнула очами в адрес Луаны. Та, охая и поглаживая пострадавшее от хватки Сью нежное пузо, простонала:
— Да иду я, иду! — Поморщилась: — О боже...
Мы шли по коридору, я и три женщины совершенно роскошных габаритов, две из них вперевалку. Но когда я увидел маму — ну, наверное, у меня челюсть отвисла. Может, она и не была вдвое больше младшей из сестер, но к тому, пожалуй, близко. Лицом очень похожа на Сью, но в фигуре ее было еще меньше женственности — гора расплывшегося сала, и только. Зато в глазах сиял свет, а когла она улыбнулась, ямочки на шарообразных щеках были почти как у Мари:
— Ты, должно быть, Денни!
Подобная светская болтовня — не мое. Мари, выдохнув, хотела было что-то сказать, однако Луанна, недовольная тем, что ее оторвали от еды, хмуро влезла вместо сестры:
— Мари беременна.
Мамина улыбка стала просто ослепительной, она буквально источала восторг, изучая выпуклость под тесной футболкой Мари — скрыть такое все равно было невозможно, — но тут моя любимая огрызнулась в адрес Луаны:
— В бога-душу-мать, Лу, ни хрена я не беременная! — вдохнуть, выдохнуть, успокоиться: — В смысле, пока еще нет.
Мама быстро опомнилась от неожиданности и рассмеялась.
— Хорошая девочка. Нет кольца — нет детей!
Мари встретилась со мной взглядом: пора. Я шагнул вперед.
— Собственно, поэтому-то… — улыбнулся я, а Мари сунула руку в сумочку. — Поэтому-то я и здесь… мы и здесь.
Сияющая Мари извлекла из сумочки коробочку с кольцом, которое я ей имел радость презентовать.
— Я… я сказала — да!
Луана и Сью хором заткнулись. Возможно, ахнули, не помню. Мама пошевелилась, дотянулась до ввинченного в стену поручня — подняться на ноги с таким-то весом наверняка непросто, но где-то под этой толщей мягких жиров скрывались невероятно крепкие мышцы, потому что ей удалось, кряхтя от усилий, оказаться в вертикальном положении куда быстрее, чем я полагал возможным. Случившееся словно прибавило ей сил, правда, шевелиться более ловко не помогло. С полным отсутствием грации она шагнула ко мне, при этом содрогнулся, кажется, весь дом, и сгребла в большие и пышные объятия.
Не то чтобы я обладал сверхвысоким ростом или имел сверхдлинные руки, но обхватить ее в ответ — троих таких, как я, было бы маловато.
— Добро пожаловать, — отстранилась она, а затем целеустремленно двинулась к двери. Я где стоял, там и застыл, а Сью с Луаной охали-ахали над кольцом, а потом мама высунулась из-за двери и рассмеялась:
— Ну, вы идете? Я как узнала, что вы будете, наготовила тонну вкусотстей! — Никто и не пошевелился. Мама вздохнула: — Нет, я, конечно, могу слопать целый торт и самостоятельно, но это не значит, что я не хочу поделиться им со своей семьей!
Более корпулентные сестры словно испарились, с такой скоростью они исчезли из комнпты. Мари улыбалась, залитая румянцем гордости, само совершенство. Я обнял ее, розовые губки раскрылись; я понял намек и тут же поцеловал любимую, крепко и жарко.
Затем она, по-прежнему обнимая меня, опустила взгляд и рассмеялась:
— Все-таки надо их догнать, а то ведь съедят все, знаю я их, обжор...
Поглаживая ее вздувшийся желудок, я поинтересовался:
— А ты что, еще хочешь есть?
Мари этак загадочно ухмыльнулась.
— Ага… ну, в смысле — я выхожу замуж, а значит, могу больше не мучать себя диетами, правда?
Я фыркнул.
— Воистину так.
Мари расплылась в ухмылке и проорала в дверь:
— Вы, обжоры жирные, хоть кусочек-то мне оставьте!

Дальнейшие сорок минут проще опустить, скажу только, что более потрясающего образца чревоугодия мне никогда раньше видеть не доводилось.
А это что-то. Я как-то был на состязании по поеданию уже не помню чего среди женщин — на скорость и на количество. С этой четверкой ни участницы, ни чемпионки, которых я тогда полагал невероятно толстыми, сравниться не могли даже в третьем приближении.
Рай на земле.
— Торт, — провозгласила мама. Несмотря на заявленное единственное число, тортов оказалось несколько. Первые два она самостоятельно выгружала из холодильника номер один (на кухне их стояло два, больших, ресторанных), пока ее дочери благополучно лопали как не в себя. С третьим попросила моей помощи — мол, она слишком много съела, но если я не возражаю, это последний, он на верхней полке во втором холодильнике, поближе к двери. Он действительно там был — многослойный, размером с колесо от грузовика.
Мари закатила очи горе — дар членораздельной речи она временно утратила, способная лишь икать, кряхтеть и стонать. Впрочем, как и ее сестры, всецело поглощенные стремнелием впихнуть в свои раздувшиеся животы еще больше калоричного изобилия. Впрочем, когда на столе оказался этот последний торт, ни на миг не усомнившись в себе, все четверо накинулись на него с новыми силами. Жирное и смачное «ох», у моей ненаглядной на эластичных джинсах лопнули два шва, а мощнсе стулья скрипели от натуги, когда раскормленные красотки ерзали, раздвигая пошире ноги, чтобы пузу стало хоть немного свободнее, и все это под фоновое сопровождение слаженной работы челюстей и довольного кряхтения.
Я уж было ожидал, что сейчас меня направят за следующей добавкой, однако мама с сытой улыбкой откинулась на спинку сидения. А видя мою готовность, хихикнула, отчего все ее телеса всколыхнулись:
— Думаю… пока хватит!
Мари простонала, склонив голову к левому плечу:
— Это точно. Пока. На ближайшие часов… несколько.
Луана фыркнула.
— Ага, как же. — Скользнула взглядом по треснувшему шву на джинсах Мари. — Что, мелкая, вот и тебя настигно наше семейное проклятие?
Мари покраснела, вхгляд был знакомо затуманен ощущением переполненного желудка, удовольствие и боль — все вместе. Глянула в сторону сестры, не шевеля головой, чтобы лишний раз себя не утруждать.
— Заткнись… нет никакого...
Я обвел комнату взглядом. Четыре женщины, обожравшиеся до разной степени отключки. И когда под сводами кухни эхом отдался мой голос, все четыре как-то вдруг замолчали.
— Семейное проклятие?
Мама вздохнула.
— Ну, для начала, никакое это не проклятие, Луана, не смей употреблять подобных слов. Тут скорее особенность организма. — Она задумчиво скрестила руки на животе. — И ничего такого ужасного тут нет.
— Ну конечно, — отозвалась Луана, — и особенность эта называется — «слопать целый торт самостоятельно», что мы примерно только что и сделали. У тебя был папа, да. Но не всем так повезло...
Лицо мамы закаменело, но она не стала отвечать, а просто вздохнула и посмотрела на меня.
— Семейным проклятьем она называет наш обмен веществ. — Она фыркнула. — Ты наверняка заметил, что худышками нас назвать нельзя.
— А между тем, в детстве мы все были — кожа да кости, — вступила Сью, — а потом вдруг в один прекрасный день нас начало распирать как на дрожжах. Нет, в принципе мы могли бы плотно заняться собой и сбросить вес, но...
— Но мы в принципе не сможем, — зло бросила Луана.
Сью повернулась к своей сестре, что была на несколько лет младше и заметно толще.
— Лу, тебе-то что не так7
Луана пожала плечами, как всегда, недовольная всем и вся.
— Да все мне так. Просто я уверена, что шансов нет. — И улыбнулась. — Что само по себе и неплохо. Нет шансов похудеть, нечего и ерзать! — И словно желая доказать это всей семье, вопросила в пространство: — А что, торт все? Я бы еще кусочек съела...
Мама устало вздохнула.
— Торта больше нет.
Луана скорчила рожицу а-ля обиженный щенок:
— Торта нет, но… — В воздухе застыло мысленное перечисление всех возможных лакомств в пределах родного дома.
Еще один усталий вздох от мамы.
— Но в морозилке есть мороженое.
Влажно-молящие очи повернулись ко мне, однако меня этим не проймешь. Щенячьи глазки у нее получаются неплохо, но у Мари — умилительнее, а Мари не изъявляла желание получить добавки. Увидев мое каменное лицо, Луана попробовала вербальный вариант, высоким тонким голоском примерной девочки:
— Послушай… будущий свояк? Денни? Пожалуйста, принести мороженое? И ложку...
Я выгнул бровь.
— Да ну? Так, значит? — Я обнял за плечи своб любимую. — Ты пытаешься загнать Мари под плинтус, а теперь хочешь, чтобы я сделал тебе одолжение? Я откинулся на спинку стула. — Вот что я тебе скажу: хочешь мороженого — сходи и возьми сама.
Луана распахнула очи от изумления; я почти ожидал, что она сейчас начнет ругаться, однако она рассмеялась. Сью улыбалась, а Мама смотрела на нас почти с умилением.
Луана кивнула.
— Мари?
— Да?
— Одобряю твой выбор.
Мари фыркнула.
— И хорошо, потому что я выхожу за него замуж.

Мы сидели там еще несколько часов. Болтали и ели — все они, впрочем, больше занимались вторым, чем первым.
Луана вскоре стала сама любезность — теперь, когда она знала, как я отношусь к Мари. Когда на столе появилось мороженое, я не мешал ей лопать в свое удовольствие, просто позаботился, чтобы Мари съела больше. А когда наконец все десерты и сладости были съедены, я проводил свою любимую к машине, чтобы ехать домой.
В конце беседы она уже почти ничего не ела: ей трудно было разговаривать на полный желудок, а поговорить было нужно. Вспоминая, как Луана настаивала на «семейном проклятии», я прикинул, что к чему, и когда мы выезжали на шоссе, спросил?
— Они… в смысле, Луана — пыталась меня напугать, что ли? Или мне это показалось?
Мари вздохнула.
— Это она так меня защищала. Пару лет назад ей не повезло… — Она закрыла глаза, растеклась по сидению и вздохнула. — Ну так что ты скажешь?
— Скажу, что у тебя потрясающая семья. И почему ты их так долго прятала?
— Да потому что… — Мари сглотнула. — Потому что Лу права, черт побери. Я становлюсь толстой, без вариантов, жирной, и… сама не знаю. — Она закусила губу. — В смысле, у меня же еще даже обмен веществ в штопор не вошел, все от обжорства, о боже, а что же будет… — она покачала головой, явно не получая от легко представляемой перспективы такое же удовольствие, как я.
Я остановил авто в ближайшем кармашке, повернулся к своей любимой и усмехнулся.
— Мари, все в порядке, я же тебе сказал. — Протянул руку к ее вздувшемуся пузу и не ущипнул и не ткнул в это мягкое изобилие, лишь ласково огладил, погружая в теплые роскошнеы жиры подушечки пальцев. — Я люблю тебя. Я обожаю вот это вот. Ты прекрасная, роскошная, живой идеал.
Мари смотрела мне в глаза, и я чувствовал, насколько она на взводе.
— Ну да, сейчас ты так говоришь, но… — она с шумом выдохнула. — Ты видел моих сестер. Что, если меня разнесет так же? Господи, а если я разжирею еще сильнее, чем они, что тогда? В смысле, я не планирую такого, но… — она сглотнула, — что, если все-таки?..
Я хихикнул.
— Сейчас подходящий момент, чтобы сказать, что у тебя клевые и привлекательные сестрички?
Напряжение внезапно рассеялось.
— О боже, — рассмеялась Мари, ущипнув меня за руку, — а такой момент вообще бывает подходящим?
Я улыбнулся.
— Наверное, нет. Но ты поняла, к чему я, да?
— Пожалуй, — проговорила она, улыбнулась, подняла голову, взглянула за окно и, что-то заметив, рассмеялась: — О боже, ты… — посмотрела на меня, покачала головой, — ты это серьезно?
— Ась?
Мари кивнула в сторону известного всему миру символа.
— Ты привез меня к «МакДональдсу», чтобы сообщить, что тебе нравятся очень толстые девушки? Да, это… — она задыхалась от хохота, — это… господи, это самый странный или самый лучший план!
— Или совпадение, — не мог не рассмеяться я. — Впрочем… может быть, жто и правда — знак? — Очи Мари сверкнули, и я мгновенно свернул на прежние рельсы: — Или нет? В смысле, ты и так с самого утра ешь более чем активно, так что я вполне пойму...
Тут рука Мари стиснула мне ногу выше колена и двинулась еще выше. Завладев таким образом моим вниманием, она наклонилась и шепнула мне на ухо:
— Я вполне осилю еще пару бургеров с ветчинкой...
Я не верил собственным ушам; нет, я знал, что Мари особо не следит за фигурой, и ни разу за эти три года, став чуть не вдвое толще себя изначальной, не проявляла ни малейшего интереса к диетам и не пыталась заглядывать в спортзал. Теперь-то понятно, что она, можно сказать, знала свою судьбу наперед и давно смирилась с ней, однако это… это уже совсем по-другому. Сейчас она открыто признала, что объелась выше крыши, поняла, что больше не хочет, а теперь собирается съесть еще пару вкусняшек просто ради моего удовольствия. Мне это, конечно, грело сердце, но:
— Ты точно этого хочешь?
Мари фвркнула:
— Солнце мое, ты заметил, где моя рука? Как только я сказала то, что сказала, у тебя в штанах стало тесно. Ты сказал правду.
— Ну… нет, конечо, да, но...
— Никаких но! — настаивала Мари. — Ты любишь толстых барышень. Я уже как раз такая, а если даже еще и нет — пара лет, и точно буду, в любом случае!
Я хитро улыбнулся, совершенно не пытаясь сбить с нее этот боевой настрой:
— Значит, похудеть тебя к свадьбе мы не планируем?
Мари рассмеялась.
— Господи, вот уж нет! Лично я планирую — наоборот! — У нее с плеч словно груз упал. — Я тут подумала… да, придется нам устроить банкет в каком-нибудь заведении «съешь-сколько-влезет» хотя бы с десертным меню.
Я расхохотался.
— Я только что видел, как питается твоя семья. Неужели хоть одно такое заведение уцелело в одном округе с вами?
Мари фыркнула:
— Уж и помечтать нельзя. — Похлопала себя по пузу. — Ох, господи, мне же придется свадебное платье заказывать из эластика… — Вздохнула, выглянула в окно, вспомнила и толкнула мою ногу. — За бургерами, вперед!
— Мэм, есть, мэм! — изобразил я. — Все, что хочешь, чтобы только ты была сытая и довольная.
Мари покачала головой.
— Это, будущий мой муженек, работа на полный день. Я заставлю тебя попотеть, все-таки аппетитом я удалась в мамочку!

Слово я держу. С тех самых пор Мари хорошо кушает и даже более чем хорошо, этакий образ «красотки, которая сдала позиции отприродному чревоугодию». Впрочем, кого я обманываю: у нее вид объевшейся рождественской индейки — перманентно, семь дней в неделю с утра до вечера плюс два полуночных перекуса. Никакой физической активности сверх постели. Идеальная красавица, голливудская старлетка, побежденная чарами МакДональдса.
Конечно, она далеко еще не мамочкиных габаритов, даже близко не, однако ее пышная женственная фигура теперь скорее пышная, нежели женственная, и талию там приходится искать очень и очень внимательно. Сошедшая с обложки журнала для мужчин красотка, которую разнесло вширь, с оттопыренным, как у беременной, пузом, всегда что-то жует, неизменно слишком объевшаяся, чтобы впихнуть в себя еще одно пирожное — и все равно съедает его, а следом еще парочку, потому что на очереди уже следующее блюдо. Чем больше она толстеет, тем больше у нее срывает крышу, тем сильнее она изображает ненасытный голод, и все по новой.
На семейный ужин мы приходим теперь раз в месяц, Мари нравится компания, а мне нравится то, что эта компания объедающихся наперегонки творит с ее фигурой. Она все еще самая стройная из всех четырех, но это если сравнивать с. Стройных в этом семействе в принципе не водится.
Стройность у них так же противоестественна, как и диеты, так же немыслима, как и склонность сдерживать себя, и так же нереальна, как штаны без эластичного пояса.
Я понимаю, почему она держала меня подальше от них: не хотела меня отпугнуть. Рациональное опасение — я ведь мог и отменить свадьбу. Многие так бы и сделали.
Я — не многие.
Все возможные сомнения, какие у меня могли бы возникнуть на сей счет, исчезли в тот день вместе со стеснением Мари, и с ее застольными манерами, и со смущением от треснувших в публичных местах одежек, и с последними остатками всякой сдержанности.
Всего этого более нет.