Все как было, только лучше
Все как было, только лучше
(Return to Form)
На первом свидании с Тиной Монтойя я совершил ошибку: припарковался не с той стороны улицы. Не знал, в котором из многоквартирных домов она живет — выстроены ведь как под копирку. В итоге заставил толстушку бежать через дорогу с довольно плотным движением. Грех, безусловно… но какой был вид! Роскошный колобочек катится со всей доступной ее пухлым ножкам скоростью, тяжелый пышный бюст и еще более массивный живот ходят ходуном. Так бы смотрел и смотрел...
Когда она благополучно добежала до машины, я наконец впервые увидел ее вживую. Ярко-оранжевый свитер и простая черная юбка едва вмещали ее внутшительные формы, жиры просто распирали одежду. Живот и бюст тяжело вздымались, пока она восстанавливала дыхание после пробежки, а когда она обмахивалась ладонью вместо веера, ее тучные руки колыхались, даже стесненные тканью свитера. Наконец придя в себя, она повернулась ко мне, и блестящие красные губы раздвинулись, сверкнув ослепительно-яркой улыбкой.
Любовь с первого взгляда? Да, но не только любовь. Желание, опьянение, эйфория, страсть. Все сразу.
Поехали мы в китайский ресторанчик, который она выбрала. Я принес ей пару тарелок всякой всячины, опасаясь все испортить. На свиданках у меня уже так бывало не раз: физическая привлекательность налицо, а разговор не выходит, хоть тресни. При том, что в сети болтали без затруднений. А вот общаться лицом к лицу — дело совсем другое...
Беспокоился я зря. Тина оказалась такой же светлой, как ее та, первая улыбка. И улыбалась она часто: мы болтали, смеялись, перешучивались и вообще наслаждались тесным общением. Сидели так часа два, не меньше. И потому что говорили, и потому что Тина с удовольствием поглощала одну тарелку за другой.
А уже на выходе из ресторана она прижала меня к стенке, там и произошел наш первый поцелуй. Искра. Молния. Фейерверк. Зовите как угодно, пробрало меня до печенок. Я о подобном и не мечтал. А целую вечность спустя, когда губы наши все-таки разлепились, во взгляде ее вспыхнули дикие бедовые костры, брови чуть вздернулись и она прошептала:
— Ну что, едем к тебе?
Мечты поблекли в сравнении с реальностью.
На обратном пути мы попали в пробку. В любой другой день я бы вскипел от злости, но Тина знала, что делать. Свитер задрать, юбку приспустить, и вот мне представили замечательную игрушку-антистресс — громадное пузо, шелковисто-мягкое, колыщушееся, нежное. Никогда еще ползти по пробкам в час пик не было столь приятно.
Я еще по дороге отписался соседям, что мы едем домой и надеемся на определенную толику приватности. Они любезно слиняли кто куда, предоставив апартаменты в наше полное распоряжение. Мы нырнули в мою комнату и вышвырнули все стеснения куда подальше.
В профиле у Тины было сказано, что она весит сто пятьдесят восемь кило. Вероятнее, всего, так и было. Я впервые был с женщиной таких габаритов. Восторг перекрывал любые сомнения. Чего ожидать — я не знал, но был уверен, что готов к этому.
Я не был. В лучшем смысле этих слов.
Тина была подобна элеткрогенератору, паровому катку, способной на все. То она мягко накрывала меня всем своим весом, как нежная перина, то вбивалась тараном, фиксируя на месте. Язык и губы и зубы, и объятия, и стискивающие жадные ладони. Она не оставила неисследованным ни одного кусочка моего тела. Я отвечал тем же как мог, но ее было так много, и я хотел все это сокровище. Быстро выяснилось, что она обожает, когда ее ласкают, тискают и играют мягкими местами, так что у нас почти получилось состязание «кто кого быстрее доведет до кипения».
Мы угомонились лишь через несколько часов, сами пораженные собственной выносливостью. Она лениво поглаживала мою спину, я ласково гладил ее живот. Какое-то время мы вот так вот лежали, свернувшись и прижавшись друг к другу, а потом она повернулась ко мне, теплая и удовлетворенная:
— Не хочешь заказать пиццу?
Рай. Истинное наслаждение. Я воистину достиг вершины. Я хотел провести весь остаток жизни с этой потрясающе, чудесной женщиной — и готов был сказать ей это здесь и сейчас.
Я и сказал, хотя и не сразу.
*
Первые несколько месяцев мы встречались почти каждые выходные. После занятий в пятницу вечером я приезжал домой, забирал Тину с работы, мы отправлялись ужинать, наслаждались вкусной трапезой и беседой, а потом ехали ко мне, чтобы проверить, кто из нас на сей раз будет сверху, а потом как следует покормить растратившую энергию красавицу. Иногда и то, и то вместе.
Сперва я волновался, что подумают соседи — поток курьеров, доставляющих провизию, наши обжимания на кухне, ну и недвусмысленные звуки из моей спальни. Но любого недовольного Тина обезоруживала одной своей улыбкой, едва познакомившись с нею, они искренне говорили «заглядывай в любое время».
С таким разрешением мы могли проводить в наших апартаментах столько времени, сколько желали. И использовали эту возможность на всю катушку.
До сих пор вспоминаю эти дни. Как она запихивает в рот полукилограммовый шмат ветчины. Как, размеренно поднимаясь и опускаясь на мне, уплетает ванильное мороженое прямо из коробки. Как я лежу на ее массивном животе и запихиваю бургеры в ожидающе раскрывающийся рот, а глаза ее исполнены радостью и восторгом. Как на Хэллоуин она поедает горстями конфеты прямо из мешка. И это так, мелкие эпизоды.
После нового года я переехал и на новой квартирке обитал уже один. Теперь нас уже ничего не сдерживало — и, господи благослови, мы не сдерживались.
Когда я кормил ее — это было все громче, все дольше, все бесстыднее. Тина беззастенчиво чавкала, запихивая еду в рот обеими руками, если надо было — икала, не прикрывая рот. Трахались мы где и как угодно — на кровати, на полу, прижимая друг дружку к стенам, стоны-крики только возбуждали, придавая остроты ощущениям. Соседи, наверное, нас ненавидели. Нам было плевать.
Так продолжалось полгода. Тина за это время набрала двадцать кило с небольшим, перевалив за сто восемьдесят. Пузо стало еще круглее и свисало еще ниже, и все ее коротенькие облегающие платья стали еще короче и еще более облегающими. Еще лучше выставляли напоказ ее мясистые ноги, которые колыхались при каждом движении. Бюст подрос парой крупных, наполненных салом цеппелинов. Сочные губы стали еще ярче. Не видел бы вживую — не поверил бы, что такие красавицы вообще бывают. Слова, фото, видео — не передают и тени ее волшебной прелести. Только воочию и вблизи.
Однако, несмотря на мои очевидные даже слепому чувства, «фиксировать наши отношения» мы не стали. Никакого объявления на всю сеть, самым близким эквивалентом «свиданий» для нас были те самые пятничные ужины, а демонстрация страсти происходила лишь в спальне. Мы целовались, обнимались, определенно заботились друг о дружке, но почему-то так и оставались в статусе «пара с общими интересами», каковые включали раскармливание и секс.
Я начал продвигать эту тему сам. Предлагал посмотреть фильм в кинотеатре, или сходить в какой-нибудь любимый ресторанчик позавтракать-пообедать, или вытащить ее на какую-нибудь из своих любимых тусовок. Она отказывалась, всякий раз находя вполне резонный предлог: в кинотеатрах сидения для нее тесные и неудобные, выбираться в ресторанчик — значит условно прилично одеться и никаких забав нагишом, и вообще выбираться куда-нибудь — это тратить кучу времени на пробки. Резонно и логично… но такое положение дел напрягало.
А потом она решила выложить карты на стол.
У Тины была девушка, Кристина. Они встречались уже года два. Я появился на сцене где-то в промежутке, когда Кристина отправилась в командировку и Тина надолго осталась одна. И хотя они были более чем близки, момент с кормежкой в их отношениях отсутствовал. Так что для Тины я был тем, кто ее кормит и занимается с ней сексом… но не ее парнем. Полезно для фигуры и общего тонуса — и все. Это не она так сказала, это я так подумал. Слишком уж обрушилась на меня такая новость.
Неприятно, но честно. Она с облегчением заключила меня в объятия, мягкие и крепкие.
Но с тех пор все изменлось. Искра меж нами не исчезла, но потускнела. Как и страсть. То, что прежде согревало мои выходные дни, стало повседневностью. Забрать ее, повезти на ужин, привезти к себе в апартаменты, много-много еды и секса, а потом отвезти ее домой.
Так я продержался еще месяц. Больше не смог. И когда мы приехали домой после ужина, я взял ее за руки и глядя в эти очи, большие и карие, раскрыл перед нею душу.
— Тина… я тебя люблю. Я люблю в тебе все — твой дух, твою энергию, твои глаза, твою улыбку. Как ты вся светишься, когда видишь то, что тебе нравится, когда смотришь на что-то прекрасное. Ты самая роскошная, самая чудесная из всех, кого я только знаю. И… я не хочу быть в твоей жизни просто «еще кем-то». Если на этом для нас все кончится… что ж, я хотя бы сказал, что мог. Но если нет… я еще очень и очень многое хотел бы разделить с тобой.
И я стоял так, ожидая ее ответа. Взгляд ее скользнул к окну. Сердце мое екнуло. Когда она заговорила, голос ее дрожал.
— Джеймс… я так больше не могу. Не просто… с тобой. Я вообще так не могу. Работаю черт-те-где, занимаюсь невесть чем, не живу, а плыву по течению, превращаясь… в колоду какую-то. Мне нужно начать жить. По-настоящему. Через месяц я поступаю в колледж и уезжаю в Аризону. И не в тебе дело, с Кристиной я тоже расстаюсь. Начинаю жизнь заново. Сброшу вес, сосредоточусь на учебе. Просто… узнаю больше о том, кто такая Тина.
Она повернулась ко мне, глаза на мокром месте.
— Я просто… просто надеялась...
Я обнял ее, так крепко и тепло, как только мог. Она сделала то же самое. Мы вместе оплакивали наши несложившиеся отношения, пока были слезы. Потом я отвез ее домой. Мы сидели молча, порою потерянно переглядывались. Потом, у ее дома, мы снова обнялись и пообещали не терять друг друга из виду, хотя оба знали, что скорее всего расстаемся навсегда. Она вперевалку поднялась на крыльцо и закрыла за собой дверь.
И исчезла из моей жизни.
Конечно, мы еще переписывались. Узнавая новости друг о друге. Она поступила на курсы флористики. Я писал диплом. Она записалась в тренажерку и занялась своим питанием. Я оформлял ипотеку на собственный домик в пригороде. Оба мы пытались с кем-то там встречаться. В моем случае — точно дохлый номер, будет чудом, если я повстречаю вторую такую, как Тина. Как у нее, не знаю.
Со временем переписка стала все суше, а потом прекратилась. Я решил, что она переехала, нашла себе кого-то, устроилась в нормальном месте и задумалась о семье. Чтобы утром поцелуем провожать мужа в офис, затем отвозить детей в школу, придя с работы — готовить скромный ужин для всей семьи и потом свернуться калачиком под боком у супруга, и назавтра проделать все то же самое...
Я же жил как жилось, неся с собою все то же ощущение никчемности, горечи и пустоты.
К счастью, в жизни порой случаются чудеса.
*
Миновало три года. Вечером зарядил на удивление сильный дождь. Я потихоньку возился на кухне, когда в дверь постучали — мягко, как-то даже неуверенно. Удивленный, я пошел к двери, не зная, кого там принесло в такую погоду.
И уж точно не ожидал обнаружить на пороге Тину.
Мокрая как мышь, черные волосы прилипли к лицу и спине, она слегка дрожала, а на спине у нее висели два рюкзака, также мокрые насквозь. Стройной ревнители здорового образа жизни ее бы все равно не назвали, но от той Тины, какой я видел ее в последний раз, осталась едва половина. Когда я отворил дверь, взгляды наши встретились; глаза ее, такие же большие, карие и прекрасные, были полны усталости, словно высыпаться у нее получалось не каждую ночь. Но когда на губах заиграла все та же, прежняя улыбка, я понял, что у нее все в порядке.
Я пригласил ее войти, впихнул в ванную и выдал сменную одежду. Так странно было видеть шмотки, в которые она когда-то едва втискивалась, теперь свободно свисающими. Когда Тина привела себя в порядок, мы сели в гостиной и поговорили.
В колледже она не удержалась. Общая атмосфера, суета, и вокруг детки на несколько лет младше со своими интересами… Чувствовать себя лишней на празднике жизни Тине не понравилось, в конце семестра она забрала документы и отправилась путешествовать по стране. Автостопом поколесила по всем Штатам от океана до океана и от Мексики до Канады, подрабатывая абы чем, а при случае не брезгуя и мелким жульничеством. Надо же. Может, и не самая возвышенная, но это жизнь. Я так ей и сказал.
— В чем-то было и неплохо, — отозвалась она, снова глядя куда-то в окно, на лице ее застыло странное выражение. — Но я поняла, что хочу чего-то более… основательного.
— О чем ты?
— Джеймс… когда ты говорил, что любишь меня… ты правду сказал?
Теплая волна окатила меня. Пустота, горечь, никчемность — все сгинуло. Появилась надежда. Ожидание.
— Истинную правду.
Глаза, большие и карие, уставились на меня.
— И ты… все еще любишь?
Я обнял ее.
— Да, конечно. Это чувство никуда и не уходило. Я всегда знал, что ты и есть та единственная, которая мне нужна.
Я чувствовал, как она едва сдерживает слезы.
— Джеймс, тогда, три года назад… Я нервничала. Я не знала, чего хочу от жизни. Я не знала, нужен ли мне ты. Или Кристина. Или колледж. Или дорога куда глаза глядят. Может, я одна из тех, кто не может разобраться в себе до седых волос… Но я никогда не переставала думать о тебе. Какой ты был хороший, ласковый, заботливый. Как ты хотел быть со мной… а я тебе не позволила. Прости, что скрывала от тебя все это. Что не дала тебе большего.
Я обнял ее еще крепче.
— Неважно. Теперь ты здесь. Мы — здесь. И я по-прежнему хочу быть с тобой — и делить с тобою все, что у меня есть.
Очи ее заискрились.
— Все-все?
— Все-все.
Снова эта ее улыбка, от которой коленки дрожат.
— А я хочу, чтобы у нас все стало как было, только лучше. Мы будем делать все, что хотим. Посмотрим все, что пожелаем. И будем жить так, как нам хочется жить. Вместе.
Мы уснули, не размыкая объятий, и как мы сказали друг другу до того, как погрузиться в сон — словно жизнь наша началась заново.
Я проснулся от звяканья кастрюль и сковородок на кухне. Раньше Тина почти не умела готовить, и эта обязанность тогда падала на меня — а я, само собой, обеспечивал ей порции посодиднее. Очевидно, она кое-чему подучилась, пока колесила по стране.
Я прошлепал на кухню и мне открылся чудесный вид. Тина, в одном белье, сочиняла полную сковородку яичницы, а на буфете уже стояла горка свежеподжаренных гренок и тарелка с сосисками. Еще непонятно откуда взялась пустая грязная тарелка — а впрочем, понятно, понял я, заметив исчезающую во рту Тины полоску ветчины.
— Доброе утро, милый, — повернулась она ко мне, — я тут завтрак готовлю. Не хотела тебя будить.
Я окинул взглядом будущий завтрак, и меня посетило смутное подозрение.
— Тут как-то многовато на двоих.
Она проверила, достаточно ли пропеклась яичница, и сбросила ее на блюдо.
— Для одного Джеймса и одной Тины — в самый раз. — Шагнула ко мне, взяв меня за руки. — Помнишь, я сказала: хочу, чтобы у нас все стало как было, только лучше? — Я кивнул. — Если я правильно помню, — она огладила свое тело моими ладонями, — тогда я была куда как потолще. Я прошла через ад, сбрасывая вес. Я думала, что это поможет мне с работой — но ту работу, какую хотела, мне все равно не предлагали. Я думала, что это поможет мне путешествовать — но выяснилось, что размер для этого вообще не важен. Так что, — прижала она мои руки к своему животу, пухлому и нежному, — нам нужно сделать все как было, только лучше. И значит, мы сделаем меня такой, какой я была, только больше.
Все начиналось заново. И я не мог не радоваться этому.
*
«Все как было, только лучше» — идеальное описание для нашего первого дня после долгой разлуки. Слопать большой-большой завтрак для Тины и прежде было не в новинку, но как-то раньше оно у нас не заканчивалось активным сексом в кухне прямо на полу. Потом приятственные игры в душе — также ничего нового, но затем приятным сюрпризом для меня было объявление, что миледи желает выйти в люди на пообедать и за покупками. Прежде мы сидели дома, в обнимку смотрели зомбоящик и заказывали какую-нибудь снедь с курьером. Но обед в ресторане и совместные покупки — это уже что-то новенькое. И приятное. «Все как было, только лучше».
За покупками мы отправились в знакомый мне район: одежда бюджетная из «коллекций прошлого года», а ресторанчики небольшие и стильные. По мне, так в самый раз, опять же Тина сказала, что хочет «обновить гардероб» — уж конечно, шмотки, в которых она колесила по стране, не совсем то, в чем ей хочется быть сейчас. Ну а если ей хочется покрасоваться передо мной в разнообразных прикидах, разве это плохо?
Она и покрасовалась. Сперва брала вещи на пару размеров больше своего нынешнего, а потом посылала меня за «такими же, но чтобы более облегающие». Я исполнял сию прихоть и наградой мне был доступ в раздевалку, где сие облегающее туго обтягивало ее бедра, живот и бюст, и Тина всякий раз шептала с поволокой в глазах
— Ты только представь себе, как оно лопается прямо на мне...
Купленные ей в итоге шмотки должны были, пожалуй, продержаться около месяца, если она и дальше будет есть с таким аппетитом, как нынче за завтраком. Зная Тину — если она поставит такую цель, то будет и быстрее. Она всегда любила бросать вызов собственным способностям, неважно, речь о том, чтобы больше съесть, или быстрее вырасти из этой вот кофточки, или побороть меня и оказаться сверху, или продемонстрировать свою гибкость, опробовав еще и эту позу «Камасутры».
А потом мы отправились в крошечное бистро. Тихая музыка вдали от общей суеты, порции не гигантские, но кормежка качественная и разнообразная. Судя по настроению Тины, ей подойдет.
Угадал я правильно: если мы ходили ужинать не в заведение со шведским столом, она любила дразнить официантов, заказывая сразу несколько разных блюд (ну и меня заодно, но в ином смысле). Здешний ресторанчик был классом повыше, но вполне годился для той же игры. На удивление, официант и глазом не моргнул, приняв заказ на две разных закуски, три основных блюда и большой десерт только для нее одной. А я изобразил скепсис:
— Это всего получается шесть тарелок. Чтобы просто вернуть все как было, оно чуток многовато, тебе не кажется?
Она вздернула бровь:
— Если ты думаешь, что после завтрака я не успела нагулять аппетит, ты спятил.
Я продолжал игру:
— Я просто намекаю, что раньше в пятницу по вечерам ты съедала четыре тарелки, и это после полного рабочего дня. Вряд ли тебя хватит на шесть.
Она наклонилась ко мне и подмигнула:
— Я целый час подбирала одежки, в которых хорошо смотрюсь, только для того, чтобы побыстрее их перерасти. Если ты думаешь, что это не подогрело мой аппетит, ты меня плохо знаешь.
Я понимающе фыркнул.
— О, я тебя знаю.
С двумя порциями закуски она расправилась практически сразу как их принесли, а я спокойно попивал лимонад, глядя на роскошное зрелище — Тина Монтойя лопает так, что за ушами трещит. Небрежно вытерев салфеткой губы, она бросила на меня взгляд «а я что говорила», а я подмигнул:
— Смотри не лопни.
— Не дождешься, — отозвалась она.
Заказ Тины прикатили на двух тележках. Не то чтобы не возражал. Мою порцию подали после них, опять-таки — мне же лучше, удобнее любоваться тем, как она с ножом и вилкой вгрызается в очередное блюдо.
Осилив громадную чашу тушеной ветчины с макаронами и вермонтским сыром, она взялась за яблочный торт, но он уже утрамбовывался в ее желудок с натугой. Я хихикнул:
— А я ведь говорил.
За что был пронзен кинжальным взглядом, и через минуту десертная тарелка опустела, и Тина гордо выдохнула. С изрядным трудом. Я видел, что это ее предел, но она активно желала доказать мне обратное и уверенно огладила живот.
— Итак… какие планы на ужин? Помню, ты говорил про сушечную где-то в городе, где платишь только за вход и есть можно сколько влезет. Лично я ОЧЕНЬ хочу попробовать, сколько в меня там влезет!
Я сделал удивленные глаза:
— Тина Монтойя, ты что, приглашаешь меня на ужин?
— Именно так, Джеймс Лернер.
— Ты намереваешься своими аппетитами разорить меня?
Глаза ее были жаркими темными омутами, а улыбка сверкнула белозубым полумесяцем.
— План был такой.
*
На несчастный суши-бар Тина обрушилась гневом господним, наведя ужас на весь персонал. Не будь у них столько запасов, уверен, нас попросили бы на выход гораздо раньше. А когда мы ехали домой, она объявила, что желает стать живым пугалом для каждого ресторана в городе и окрестностях, чтобы о ней потом рестораторы и посетители шепотом рассказывали страшилки «это та самая, которая заказала сразу половину всех блюд из меню».
Обанкротить меня своим обжорством Тина на самом деле не собиралась, просто пошутила, подняв настроение нам обоим. Она нашла себе работу в местном бутике одежды больших размеров — вернее, на их сайте, обработка и оформление онлайн-заказов. Сразу два положительных момента — во-первых, как и у меня, работа была удаленная, так что теперь мы могли фактически работать вместе прямо из дому… ну или не работать, подмигнула она; а во-вторых, ей как сотруднице предоставили хорошую скидку на модели, сшитые под заказ.
— Поверь, — оптимистично сказала она, — скоро мне в иные и не влезть будет.
И в доказательство тут же за обедом слопала столько, что пуговица с шортов выстрелила и укатилась куда-то под стол.
Тина поклялась наводить ужас на все окрестные рестораны и перерастать одежду в рекордные сроки, и клятву свою сдержала. Правда, прежде чем полностью перейти на продукцию родного бутика, она проверила, что ни в одном другом одежном магазине нормально одеться не сумеет. А в каждом ресторане, куда мы ходили, ее заказы становились все более и более объемными, регулярно достигая трехзначных сумм. Особенно эффектно это выглядело в модных ресторациях, где еду готовят для насладиться ее видом и вкусом, а не для ненасытных чревоугодниц вроде моей Тины.
В первые месяцы она затребовала у меня, чтобы я сводил ее всюду, куда хочу сводить, «пока я еще способна туда добраться», полушутливо добавила она, намекая, что однажды ей придется пересесть на скутер. В порт, на пляж, в парк, мы даже как-то выбрались в горы, хотя конечно не на большой прогулочный маршрут — «я не мазохистка», решительно сказала Тина.
Она росла вширь, и так же активно росла наша страсть. Она обожала своим гаргантюановым пузом вбивать меня в стены, и неважно, что одежка от таких упражнений лопалась еще быстрее. Деревянную кровать выкинули сами, не дожидаясь, пока от наших упражнений она превратится в щепки — или однажды рухнет на головы соседям снизу вместе с перекрытием. В рестораны Тина всегда одевалась в нечто облегающее и на пуговицах или крючочках, желая, дабы ее жир в итоге выплеснулся наружу, вырвав эти самые пуговицы-крючочки, и привлек к ней дополнительное внимание. А одно из любимых развлечений после завтрака было — найти в кинотеатре утренний сеанс, на который никто точно не захочет пойти, купить два билета в первый ряд, набрать несколько больших ведер попкорна и литров шесть шипучки, потом Тина все это слопает еще во время рекламы, а дальше мы весь фильм будем яростно обжиматься и трахаться. Где-то на третий или четвертый раз персонал кинотеатра плюнул и перестал пытаться призвать нас к порядку. И то, мы же им за счет одних закусок половину кассу делали...
Рай. Истинное наслаждение. Сон, от которого я жутко боялся однажды проснуться — но к счастью, так и не проснулся.
И намерен был позаботиться, чтобы так продолжалось до конца наших дней.
*
Миновало восемь месяцев. Набирая вес с космической скоростью, Тина давно перевалила за двести кило и подбиралась к двумстам пятидесяти. Впрочем, она вполне могла и на этом не остановиться, зная ее нрав и склонность шокировать окружающих. Поперек себя шире, с пузом в четыре обхвата и окороками громадных пропорций, в скандально коротких платьях без рукавов, подчеркивающих ее расплывшиеся ноги и руки. Подбородки при каждом повороте головы лежали на тучных плечах. Роскошно круглые щеки, прекрасные глаза и ослепительная улыбка.
Воплощение обжорства. Богиня чревоугодия. Живая иллюстрация, сколь прекрасно и славно — быть толстой. Это все она сказала, не я.
Более идеальной она быть не могла.
Аппетиты Тины (и желание перепробовать все возможные меню) заставляло нас все чаще выбираться в ресторации за город. Я нашел живописный ресторанчик морепродуктов с высокими окнами, в которых идеально отображался бархат ночного неба.
Идеальный, как и она сама.
Одетые в парадные ретро-прикиды восьмидесятых годов — а в случае Тины, восьмидесятых размеров, — мы сидели за столиком на четверых, ибо как Тина гордо сообщила официанту, ей и на двух-то стульях будет тесновато. Мы наслаждались видом ночного моря, болтали, шутили, обменивались игривыми взглядами — а Тина, разумеется, в процессе опустошала одну корзинку булочек за другой.
Затем весь следующий час она вскрывала омаров, поедала лососину, уплетала кусочки морского окуня и меч-рыбы, а гарниры — картофель, зеленые бобы, рисовый пилаф и парное брокколи — забрасывала в рот словно горстку чипсов.
— Надеюсь, слух вскоре разойдется, — заметила она, вскрывая клешню омара, и пропела: — Этот городок слишком мал, слишком мал для одной меня!
Когда ей поднадоели морепродукты, она перешла на десерты. Здесь подавали странно популярные «пироженки на маленьких тарелочках», которых Тине пришлось заказать целую кучу, иначе не насытиться. Она обычно забрасывала в рот все пирожное целиком — так эффективнее, крошек не остается.
А заодно предоставило мне превосходную возможность подшутить.
Когда Тина проглотила восьмое пирожное (какой только болван придумал эту эстетику), я поморщился. Она это заметила и озабоченно спросила:
— Что такое?
— В этом было кольцо...
Впервые с момента нашего знакомства самой шокированной персоной в ресторане оказалась она.
— О боже, милый, прости меня, я понятия не имела, просто, как всегда, даже не жевала почти, они же воздушные, и...
Я ухмыльнулся и добыл из кармана бархатную коробочку.
— Ничего, у меня есть еще лучше.
Очи ее распахнулись, улыбка влажно блеснула, прежде чем пухлые руки удивленно взлетели к губам.
Второй раз за сегодня она оказалась самой шокированной персоной в ресторане.
Но не в первый и не в последний — самой довольной.
*
Подытожу так. Если вам повезет жениться на идеальной, прожорливой, растущей вширь женщине, самоцвете природной огранки, той, которая делает вас цельным, заполняет вашу жизнь счастьем и теплом — устройте небольшую, частную церемонию. Закажите трапезу на три дюжины гостей, но одной порцией. С хорошими шансами ничего не останется. Помогите ей сочинить свадебное платье, которое облегает все ее выпуклости, все складочки, у которого будет одна-единственная цель: чтобы оно треснуло по швам, пока она единолично поглощает свадебный торт. Запомните это выражение чистого блаженства, чистой радости, когда она вперевалку шествует вам навстречу к алтарю.
Не пожалеете.
Я уж точно не пожалел.