Возвращение к истокам
Возвращение к истокам
(Back Home Bigger)
— Так, прекрати. Ты сможешь. Ты встретишься с ними, — строго говорю я себе, собираясь с духом. Нащупав складку на животе, издаю стон: — И как я только дошла до такого?
В школе я была одной из тех, кто прыгает с помпонами в команде поддержки. Потом повредила колено и решила «само заживет», а пока начала курить травку и поедать бургеры, послав куда подальше прежний жесткий фитнесс-режим. Что ж — плюс пачка лишних килограммов, минус пачка лишних воздыхателей. Начался колледж — и там все это продолжилось: стайка моих постоянных подруг поступила вместе со мной, и я немедленно оказалась самой толстой из всех, еще бы, почти восемьдесят кило — а у самой крупной из них, которая сантиметров на семь выше меня, не более шестидесяти двух!
Колено мое так толком и не зажило, потому что я дура. И я продолжала дымить как паровоз, потому что лень бросать. И постоянно жрала, потому как желудок требовал. Я не была самой толстой в школе, и в колледже не была — но в нашей компашке «девочек с помпонами» смотрелась как та корова. Я по-прежнему была одной из них, мы продолжали дружить, вот только теперь мое место было «та толстуха, с которой трахается только самый невезучий из штымпов, что заглянет на вечеринку в общаге».
Но ведь у меня имелись мозги, а не только восемьдесят пять кило живого веса (на тот момент), и я решила: раз уж надо менять жизнь, попробую начать все сначала. Запишусь в программу обмена и последние два года отучусь в Англии, получу диплом там. Замечательное решение. И что я делала там, помимо получения диплома? Правильно: каждый вечер сидела в пабе с кружкой эля и громадным блюдом дешевой жарехи, заедая и запивая стресс.
Дозапивалась — или дозаедалась, уж не знаю. И вот она я, спускаюсь по эскалатору, там, внизу, меня ждут подруги, я не виделась с ними больше двух лет. А я — тут, всеми своими ста двумя килограммами, с пузом, которое распирает симпатичную блузочку, купленную четыре месяца назад специально для этой встречи. Мне же хуже. Сама виновата. Опять же какой сюрприз выйдет для девчонок — сама ведь всем своим английским знакомым под страхом смерти запретила выкладывать в сеть любые фото, где в кадре окажется мое разбухшее пивное пузо. А сама постила только селфики с улыбочкой на пол-кадра, вместо лица сверкающие зубы, чтобы двойного подбородка видно не было.
При личной встрече ничего не спрячешь. Мрак. И ведь по факту все лишние килограммы ушли именно туда. Лицо, руки и — главным образом — пузо. Никаких могучих бедер, сочного крупа или коровьего вымени; нет, классическое пивное пузо, руки-окорока и жирная физиономия. Мне должно было повезти еще и в этом.
Впрочем, это в Англии я казалась себе жутко жирной, а вернувшись в родные американские края, вижу: да тут почти все такие. Там и сям сало выпирает из одежек, все что-то жуют, куча народу с лишним весом, немало и откровенно жирных. Собственно, стройных и подтянутых как раз почти и не видно, то есть они есть, конечно, но надо специально присматриваться. На общем фоне я далеко не так выделяюсь, как в Англии, это уж точно.
А мне теперь надо как-то выловить взглядом из этого тучного моря мордаху Эшли, которая и должна тут меня встретить и отвезти к остальной компании.
В упор не вижу.
Зато слышу — очень знакомый голос, пронзительно-радостный:
— Джессика! Джесс! Я тут!
И над толпой взмывает машущая мне рука. Пробиваюсь сквозь всех этих слонопотамов, за которыми малышки Эшли в упор не видно, только слышно. А потом я наконец вижу ее — и замираю с отвисшей челюстью.
Эшли была мелкой оторвой — большие сиськи, крепкий как доска живот, еще более крепкая филейная часть и в позиции «ноги вместе» промеж бедер спокойно проходил кулак. Нынешняя Эшли другая: мягкий живот, под собственным весом каверна пупка расплющена в щелку. Сиськи стали еще больше, так и норовят вывалиться из лифчика. Пухлые руки и лицо, а тесные шортики настолько плотно облегают тучное тело, что над ними нависают складки сала. И уж теперь промеж бедер никакой кулак не пройдет: там жира еще больше, чем сверху, ноги, хоть и загорелые, все в целлюлитных ямочках, колышущиеся, тучные. Круглые лодыжки сменяются коленками без малейшего перехода, этакий сплошной окорок между ступней и бедром.
— Господи, как же я по тебе соскучилась! — сгребает меня Эшли в обволакивающее объятие. Она теперь толще меня. Сердце мое трепещет от облегчения и смущения. Обнимаю ее в ответ.
— А уж я-то! Выглядишь сногсшибательно! И волосы — просто блеск! — Наполовину вру, хотя прическа и правда фантастическая, кончики светлых волос сверкают платиной.
— Спасибо! И ты тоже клево выглядишь, Джесс. Ты там в Англии похудела?
— Смеешься, что ли? У меня там пузо расперло до безобразия, — как-то вдруг с новой, толстой Эшли мне легко обсуждать собственный выросший вес. Поскольку у нее сала явно побольше, чем у меня.
— А, наверное, я просто, ну, привыкла к тем, кто побольше… Типа, сама знаешь, когда-то фитнесс для меня был всем, а теперь мое все — это еда. Все время хочу есть. И ем. Мне это жутко нравится. Кстати, о еде: девчонки нас уже ждут к обеду. Надеюсь, ты проголодалась, потому как там умереть как вкусно кормят!
— Эш, я-то надеялась, ты мне поможешь скинуть вес! — выдыхаю я.
— Я? Вот уж нетушки. Теперь я в компании толстых. Ты тогда просто слегка вырвалась вперед, но ничего, добро пожаловать на борт, — и она шлепает меня по огорчительно плоскому крупу. А потом целеустремленно движется к транспортеру для выдачи багажа, и я не могу не позавидовать ее округлым окорокам. Да, Эшли теперь толще меня, но у нее все эти килограммы где надо...
До ресторации ехать долго, но время летит незаметно. Эшли делится новостями о своих недавних победах на личном фронте, спрашивает об Англии — и много говорит о еде. Очень много. Раньше она безжалостно следила за каждой калорией, держала себя в ежовых рукавицах, чтобы оставаться стройной — а сейчас столь же безжалостно нацелена на прямо противоположное.
— Мне просто нравится, когда желудок плотно набит, — поясняет она. — Пусть я толстею, но от еды кайф куда больше, чем от любых тренировок. Да и не так уж плохо быть толстой. Случалось тебе реально объедаться до отключки? Ох, а я просто обожаю такое ощущение! Иногда лежу дома, заказываю целую гору еды с курьером — и потом сижу и ем до тех пор, пока даже с места не могу сдвинуться. Вот реально. А иногда, если я с парнем, раскручиваю его на покормить меня и потом поласкать мое раздувшееся пузо, высокий класс! Напрягает только все время закупать новые одежки...
— И как же часто тебе приходится это делать?
— Слишком часто. А куда деваться, в старые мои жирные окорока уже физически не влезают!
И это — та самая Эшли, которая много раз пыталась усадить меня на диету и отступилась только потому, что на моем фоне выглядила лучше, и парни теперь с меньшей вероятностью предпочли бы ей меня. И вот теперь она хвастается, сколько может сожрать, оглаживая пузо!
— Черт, Эш, сколько ж ты сейчас весишь-то?
— А, не знаю. Много. Сто пятнадцать еще в том месяце было, сейчас побольше, наверное, — выразительно похлопывает себя по пузу и бедрам.
Присвистнув, качаю головой.
— Ты и правда жирная оторва. Я-то, перевалив за сто, думала, что я одна такая буду, а выходит, мы обе теперь такие? — Я рада, что она более чем на десять кило тяжелее меня. Теперь я не чувствую себя такой виноватой за то, как разожралась в Англии. — А как другие девчонки приняли жирную Эшли? — интересуюсь уже на парковке большого белого ресторана.
— А я что, не сказала? — рывком выдвигается Эшли из машины. И судя по ее голосу, не сказала она нечто весьма значительное...
— Что ты мне не сказала? — почти боюсь выбираться наружу я.
— Подруга, не только у меня еда стала смыслом жизни! Вся наша компания теперь такая. Я там, к слову, самая тощая — ну, теперь это будешь ты!
— Чего-чего? — трясу головой, пытаясь осмыслить сказанное, но тут позади раздается радостное:
— Джессика!
Я знаю этот голос. Челси. Героическая птичка Челси — узкое личико, миндалевидные глаза и быстро-угловатая эльфячья улыбка. Легкие косточки, прозрачная кожа, нулевой номер бюста...
Голос остался прежним. Челси — нет. Все тело ее ходит ходуном, когда она бросается ко мне, заключая в объятия — как в подушку уткнуться. Тучные груди размера седьмого, не меньше. Руки и лицо непропорционально худые, как и ноги ниже колен, а вот бедра, плечи, бока и особенно груди тучные как те самые подушки, разбухшие от жира.
— Джесс, какая же ты худенькая!
— Мне это уже сегодня сказали. — Попробую привыкнуть.
— Так ведь это правда! Ты похудела? Молодец.
— Вообще-то я там как раз поправилась, но видимо, в сравнении с вами это мелочи, — пытаюсь пошутить и хоть как-то привыкнуть к изменившейся реальности. Как так вышло — даже думать не стоит. Просто надо принять то, что есть.
— И то, — кивает Челси, — сколько там в тебе, сто десять?
— Утром было сто два, — сообщаю я, взглядом изучая ее фигуру. Живот чуть больше моего, нависает над штанами, выпирая из-под блузки узкой полоской бледной кожи, и она пыхтит, пробежав десяток метров, чтобы обнять меня.
— Надо срочно скормить ей пару бургеров. В Англии ее морили голодом, — заявляет Челси.
— Эт-точно, — кивает Эшли. — Когда-то была самой толстой, а теперь рядом с нами Джесс кажется шваброй! Вон ты сколько весишь, Челс, сто двадцать три?
— Это когда было-то? Сейчас уже сто двадцать восемь! — хлопает Челси себя по объемистому животу.
— А, ну прости. Тамми нам уже заняла места?
— И даже заказала на всех, — отзывается Челси. — Она помнит, что нравилось Джесс.
— Я не собиралась много есть, закуски разве что погрызу, ну и стаканчик чего-нибудь возьму, — пытаюсь воспротивиться я, — не такая уж я голодная...
— Так это и правильно! — тянет меня Челси внутрь. — Тогда тебе легче будет наесться по самое не могу!
— Я вообще-то собираюсь избавиться от этого пуза!
— Да ну, оно тебе надо? Ты хоть в телевизор взгляни, все эти герои шоу «я вешу триста килограмм» — никто из них без спутников жизни не остался! Так какой смысл морить себя голодом, народ любит помягче и поуютнее! — хихикает она.
— Ну… наверное, — соображаю, как бы придумать повод удрать из этого сумасшедшего дома куда подальше. — Тамми, говоришь, уже здесь, а Бритни?
— Ох, Бритни… — Эшли закатывает глаза. — Она с нами уже не зависает.
Ура, Бритни! Она мой выход!
— Что, она в вашей игре обжор не участвует?
— Да нет, напротив: слишком далеко зашла. С тех пор, как Бритни ушла к тому парню, она весь день сидит дома и жрет, жрет и жрет, мы ее видим только если готовы придти к ней на обед, — отвечает Эшли.
— А когда приходим, она сметает все самое вкусное, — добавляет Челси. — Я тоже люблю покушать, но так же нельзя!
— Ну да, — соглашаюсь я, пока меня ведут сквозь ресторан в банкетный зал, сквозь плотные ароматы сытного, соленого и жареного. Краем глаза я отмечаю, что тут стройных — вообще раз-два и обчелся. Есть народ обычных габаритов, немало где-то таких, же, как мы, есть потолще нас, и парочка невероятно жирных, на специальных скутерах, поглощают невероятных размеров порции.
В банкетном зале в углу, где я ожидаю увидеть Тамми, восседает темнокожая гора. Тамми была самой одержимой фитнессом из всей нашей компании. Когда-то. Округлые накачанные ягодицы, четкий пресс, крепкие руки, она могла часами потеть на тренажерах и пробегала перед завтраком «для разминки» километров десять. А сейчас она сидит, расплывшись куда сильнее, чем я, с круглым свисающим пузом и перетяжками на запястьях, жирное лицо с могучим двойным подбородком — все мои самые темные страхи воплощены в ее темной фигуре, ибо пузо ее выросло настолько, что Тамми даже не пытается как-то заправить его в штаны, попросту вывалив сверху, открытое всему свету, тучное и массивное.
— Ты бы подошла, Джессика, я не собираюсь отсюда вылезать просто чтобы сказать «привет», — кивает Тамми на свое обширное пузо. Не могу не рассмеяться — и обнимаю ее. При всей своей одержимости спортом Тамми всегда больше всех симпатизировала моей борьбе с собственными габаритами, и при всех своих нынешних габаритах характер она сохранила такой же теплый.
— Рада снова тебя видеть, Тамми, ты выглядишь...
— Толстой?
— Ну, в общем да, — осторожно опускаюсь на соседний стул.
— И тебе того же. Ты хоть и постройнее меня, меньшей обжорой от этого не стала! Я видела, чем занят твой рот. В основном — едой.
Вновь не могу не рассмеяться.
— Ага, кто бы говорил. Но хотя бы ты сказала обо мне правду, а то эти две считают, что я худая, потому что вы настолько разжирели.
— А, плюнь. Они-то надеялись, что ты, когда приедешь, снова станешь самой толстой — судя по тем усилиям, которые ты прилагала, чтобы на селфиках спрятать двойной подбородок.
Расплываюсь в улыбке и чувствую, как меня отпускает. Пусть все это трижды неправильно и странно, однако все они, похоже, счастливы.
— Слушай, можно я буду говорить прямо?
— Валяй, — отвечает Тамми, — только поторопись, еда вот-вот будет.
— Что с вами случилось? Когда я уезжала, вы все по-прежнему потели в тренажерке и на тренировках. Дальше перерыв почти на два года, и вот — все вы толстые, да не просто толстые, а жирные и одержимые обжираловкой. Знаешь, мне как-то даже немного страшно стало, — признаюсь я.
Девчонки переглядываются, затем дружно смотрят на Эшли.
— Дура, ты что, ей ничего не сказала? — вопрошает Тамми.
— Я сказала, что тут вкусно кормят, — отвечает Эшли.
— Ох… В общем, этот ресторан и случился. Они, как открылись, затеяли социальный эксперимент, который должен продлиться три года, как раз еще год остался. Самые калорийные блюда — бесплатно! Качество у них наивысшее. Тут весь город побывал, и мы здесь постоянно едим! — говорит Челси.
— Кормежка вкуснейшая, факт. Мы какое-то время заглядывали сюда время от времени. А потом решили: какого черта? Три года халявной еды, раз они хотят поставить такой эксперимент, так мы может и поучаствовать. Со всем нашим удовольствием. Оказалось куда интереснее, чем в качалке, да и вес взять гораздо легче! — шутит Тамми, качнув пузом.
— Потом к их эксперименту еще несколько ресторанов подключились. Здешние хозяева поделились своими тайными рецептами со всеми желающими поучаствовать, говорят, даже вложились в закупку продуктов, чтобы те не слишком потеряли в выгоде на бесплатных блюдах, — вставляет Эшли.
Меня все еще муляет. Даже сильнее, чем прежде. Все это с ними сотворил этот ресторан, и я внутри. Бесплатная еда, раскормленные подруги. Вновь пытаюсь придумать для себя способ смыться отсюда, пока еще не поздно. Но… мне нужно знать больше.
— И что вы так растолстели — вам понравилось?
— Сперва — нет, — признается Эшли.
Тамми кивает.
— Сперва мы на стенки лезли. Почти решили больше тут не есть. Но — не смогли отказаться. Решили: ладно, пусть мы наберем чуток, посмотрим, как выглядить жизнь откормленных стерв, с этой стороны тарелки, так сказать — а потом весь этот вес и согнать можно, уж мы-то умеем. А потом подумали — да ну его, зачем напрягаться, нам и с лишним весом неплохо живется.
— В общем, сидим мы здесь, лопаем, толстеем, — включается Челси, — подшучиваем по этому поводу друг над дружкой, этак покачивая складками у кого где...
— Ну а когда над чем-то достаточно долго шутишь, оно начинает тебе нравиться, — добавляет Эшли. — Мне реально понравилось быть большой и толстой. Может, оно и странно звучит, но правда же.
— Девчонки, но это просто не может быть правдой. Звучит так, словно вам всем мозги промыли. Так же не бывает.
— Что ж, — хитро улыбается Тамми, — ты еще в школе начала толстеть. Как ты при этом себя чувствовала?
— Да я ненавидела это!
— Правда? — уточняет она. — Или ты ненавидела наше к тебе отношение?
— Я… — от страха язык заклинило.
— Мы все здесь взрослые, сознательные — и понимаем, что здесь просто отрываемся по полной, как только можем, — говорит Тамми, и тут пухлая официантка с рыжей гривой и тучными бедрами, под напором которых трещит форменная черная юбка, приносит поднос с четырьмя тарелками. Одну ставит передо мной: громадный бургер, пропитанный соусом, воплощение жирного образа жизни. — И кстати, об отрываемся: первый кусок твой. Я хочу увидеть твое лицо, когда ты впервые это попробуешь!
— Я… — Мне страшно. Я позволила себе растолстеть, когда мои подруги оставались стройными и оставили меня в хвосте — а сейчас я боюсь, что останусь в хвосте, пытаясь сохранить остатки стройности!
— Ну же, это ж просто потрясающе! — нетерпеливо ерзает на месте Эшли.
— Эммм… — Меня бросает в пот. Глубокий вдох. Долго и внимательно смотрю на их расплывшиеся, тучные, колышущиеся тушки. Жирные — куда больше, чем я в самых страшных кошмарах видела себя, — и все это сотворил с ними вот такой бургер и ему подобные.
— Ну же, Джесс, ешь, чтобы и я могла начать жрать! — просит Челси, перед которой исходят паром ребрышки с печеной картошкой.
Танталовым искушением покоится бургер передо мной, и я уже вижу себя такой же толстой, как они, и даже еще толще. Разбухшей от сала, притиснутой собственной тяжестью к сидению, раскормленной и пожирающей одну тарелку за другой. Что за дьявольская еда могла сотворить все это с ними — со мной? Как эдемский плод, бургер искушает меня, заставляя воображать, в каких ощущениях я откажу себе, уйдя сейчас из-за стола.
— Тамми, ты сколько весишь? — спрашиваю я, пытаюсь оценить, насколько далеко все это зашло.
— Сто сорок четыре. А теперь ешь, Щепка, — приказывает она.
Один бургер — это не страшно. Одна трапеза не заставит меня передумать, внушаю я себе, обеими руками беру бургер и вгрызаюсь в него. Вкус, какого и на свете-то не бывает, плотный, фантастический — все это взрывается у меня во рту, и я, не в силах сопротивляться, быстро отрываю от бургера зубами один кусок за другим, пережевывая и глотая так проворно, как только могу.
Массивный, толстый, жирный, великолепный. Надежной тяжестью он устраивается у меня в желудке, и тяжесть эта тут же растворяется, перекрытая оттенками соли и масла, сладковатый хлеб, хрусткие поджаристые овощи, нежный соус — идеальное сочетание. Сметаю горку жареной картошки, что подали вместе с бургером, и залпом выдуваю бокал шипучки.
— Ох, черт… — выдыхаю, не зная, на каком свете нахожусь и сколько вообще все это заняло. Желудок вздулся, еще чуть-чуть — и будет больно, однако на это откровенно плевать. — Девчонки, вы правы. Отрываться по полной — только так. Ради такого и растолстеть не страшно.
Улыбки, смех. Все набрасываются на еду.
А я заказываю себе еще один бургер.