Возвращается муж из командировки...

Возвращается муж из командировки...
(Coming Home)

Серебристый седан свернул на развязке и остановился у светофора. Магистральное шоссе было забито, а вот на местной трассе, как всегда, никого. Вспыхнул зеленый, и «импала» восьмого поколения на полной скорости рванула по маршруту к маленькому городку, затерянному в пенсильванской глубинке.
Адам насвистывал, «подпевая» бодрому мотивчику местной радиостанции. Наконец-то он возвращается домой после долгой командировки. Пришлось лететь в Техас и до потери пульса общаться с представителями фирмы, на которую босс намеревался наложить лапу. Техас, конечно, край прекрасный и гостеприимный, но Адам жутко скучал по своему домику в Пенсильвании, по уединению среди тихих холмов, а главное, по своей любимой супруге Еве.
Ну да, Адам и Ева. На эту тему только ленивый не шутил. Они привыкли, тем более что последняя новая шутка имела примерно шестилетнюю давность.
В городке Адам по необходимости замедлил скорость и, нетерпеливо сигналя, следовал изгибам улицы, ведущей к его дому. Он предпочитал спортивные машины, но главным преимуществом «импалы» был просторный салон, без которого в их жизни никак.
Наконец Адам прибыл на место и свернул к просторному кирпичному домику. Он стоял на холме, и прямо из окна открывалась прекрасная панорама городка внизу и далеких горных склонов на заднем плане. Улыбаясь, он вышел из машины, захлопнул дверцу и глубоко вдохнул. Как же ему не хватало этого пейзажа там, в Далласе, на четырнадцатом этаже гостиницы! Солнце как раз начало склоняться к закату, окрасив небеса во все цвета радуги, а воздух был прохладный и свежий. Вытащив сумки из багажника, он шагнул по бетонному пандусу к входной двери.
Пандус, собственно, был короткий, высотой в полторы ступеньки. Нашарив в кармане ключ, Адам отомкнул дверь и вошел в прихожую. Краска на двери облупилась в двух местах, примерно на уровне бедра, обнажая деревянную текстуру косяков; надо бы в свободную минутку найти в гараже банку краски и поправить дело, подумал он.
— Дорогая, я дома! — с улыбкой позвал Адам.
Конечно, Ева знала, что он уже едет, он ведь позвонил из аэропорта.
Поставив сумки, он полюбовался висящей на стене их с Евой свадебной фотографией. Новобрачная игриво отпихивала Адама, но при этом сияла до ушей. Облегающее кисейно-белое платье подчеркивало стройный стан и пышную грудь невесты, крепкие руки, обнаженные до плеч, покрывал здоровый загар, а твердые ладони упирались в обтянутую смокингом грудь жениха. Темные волосы ниже плеч, на голове тиара.
Адам помнил, как в тот день он взглянул в ее синие глаза и увидел в них весь остаток своей жизни. Все так же мечтательно улыбаясь, он двинулся дальше по коридору, мимо других фотографий. Вот они двое во время медового месяца, вот — они же перед своим новым домом, а вот тут на большом семейном празднике, в конторе на вечеринке для сотрудников...
Висели фотографии в строго хронологическом порядке. И от фотографии к фотографии, что мог бы отметить всякий зритель, неизменно менялось одно: вес Евы.
Во время медового месяца она оставалась почти такой же, как на свадебной фотографии, разве только лицо стало чуточку мягче. Но на последующих Ева совершенно очевидно поправлялась. На фото, где они вдвоем гордо стояли перед домом, на который как раз вешали табличку «ПРОДАНО», Ева уже была вполне пышнотелой, килограммов этак восьмидесяти, бедра заметно раздались вширь, одежда стала тесновата для ее пышных форм, даже лицо округлилось, а на пухлых щеках играл розовый румянец.
На следующей фотографии, на свадьбе у подруги, Ева была облачена в сверкающе-черное платье, которое никак не могло скрыть прелестей стадвадцатикилограммовой хозяйки. Бюст вырос, но еще сильнее вырос живот, который теперь выпирал впереди, поддерживаемый с обеих сторон округлыми тяжелыми бедрами. Из разреза в платье скромно выглядывала упитанная лодыжка, ниже переходящая в пухлую ступню, облаченную в черную туфлю на десятисантиметровой шпильке.
Дальше висел снимок из океанариума в Орландо, примерно год спустя. Их щелкнули на фоне аквариума с косаткой. Ева с мультяшным ужасом тыкала пухлым пальцем в сторону «морской санитарки», очки на пол-лица не могли скрыть роскошной улыбки и двойного подбородка. Мягкие плечи любимой в обхвате были с футбольный мяч, круглые предплечья запястья плавно переходили в столь же круглые запястья и пухлые пальцы. Все остальные телесные достоинства выросли в неменьшей степени, а поскольку на фото Ева была в профиль, это было прекрасно видно. Джинсовая юбка и безрукавка цвета лайма явно трещали по швам, не в силах вместить раскормленных форм хозяйки. Живот выпирал вперед и нависал над поясом юбки, задний фасад превратился в натуральную подушку жира, образовав ниже спины нечто вроде полки, на которую вполне можно было поставить бутылку лимонада. Ноги растолстели, бедра походили на массивные колоды, на пухлых ступнях сверкали стразиками вьетнамки. Килограммов этак сто шестьдесят, не меньше.
Тенденция продолжалась, что подчеркивала следующая фотография. Прошлый Хэллоуин. Адам оделся фермером из глубинки — фальшивая борода, фланелевая рубаха, соломенный брыль. А черноволосая красавица Ева изображала его самую лучшую чемпионку-свинью. Шортики розового эластика чуть выше толстых коленок, розовая эластичная майка, в вырез которой так и норовило выплеснуться все содержимое бюстгальтера, и сантиметров пять обнаженной нежной кожи между майкой и шортиками, потому что сойтись на колоссальном пузе они все равно не могли. На голове обруч с поролоновыми свиными ушками и пятачок на резинке. Толстые ступни в полуоткрытых розовых босоножках, ногти на руках и ногах выкрашены черным. На фото Ева стояла вполоборота, чуть оставив громадный задний фасад, к которому — вернее, к шортикам — был пристегнут игривый крючок хвостика. Игриво-смущенная улыбка на мордочке. Эластик на ней был растянут до прозрачности, а супруга рядом с Евой и видно-то почти не было. Неудивительно, при таких-то габаритах, под двести.
Последним в ряду было фото Евы на местной летней ярмарке. Снимал сам Адам, «вид сзади». Черный просторный сарафан; солнце в зените, отчего черные волосы словно светятся. В одной руке большой молочный коктейль, в другой кольцо от серсо, которое она как раз собирается запустить в цель. В таком ракурсе и в такой одежде трудно определить ее габариты с уверенностью, но несомненно, они больше, чем на предыдущем снимке. Впрочем, даже столь просторный сарафан явно сидит в обтяжку ниже груди и выше середины бедер. По фото вес Евы определить трудновато, но Адам-то помнил, что в тот солнечный полдень шкалы ярмарочных весов «угадайте свой вес» не хватило на его роскошную супругу, и хозяин вручил радостной Еве «утешительный приз» — большую плюшевую мартышку.
В конце коридора Адам свернул в «большую комнату» — согласно изначальному плану, гостиную, но у них она была спальней. Высокий потолок, большие окна — простор и много воздуха. Посреди комнаты стояла снабженная электроподъемником кровать на стальном каркасе, и на кровати в окружении подушек восседала Ева, а на противоположной стене светилась метровая панель телевизора. Когда он вошел, она повернула голову, насколько могла; волны черных волос скрыли складки жира на шее.
— Привет, красавчик! — эхом отдался ее голос под потолком, а широкая улыбка шевельнула три подбородка и толстые щеки.
За эти годы голос ее стал ниже — вероятно, из-за окружающего голосовые связки слоя жира. Накрытая от пяток до груди пушистый белым пледом, Ева заметно утопала под собственным весом в толстом ортопедическом матраце. Толстые пальчики на ногах согнулись в предвкушении поцелуя, когда Адам наклонился к ее полным губам. Уста их слились, горячий язык Евы скользнул Адаму в рот, пухлые как сардельки пальцы сомкнулись на его скулах и затылке. Минуты через полторы они прервались, широко улыбаясь.
— Ммммм… с возвращением.
— Ох, как же хорошо наконец оказаться дома! — ответил Адам. — Как ты тут без меня?
— Вот только что без тебя, а в остальном — высший сорт! Новая служанка выше всяких похвал, мы прекрасно поладили.
— Приятно слышать. Она о тебе хорошо заботилась?
— О да, двадцать четыре часа в сутки в полной боевой готовности. Мне даже не приходилось напрягаться, чтобы добраться до кухни, если вдруг захотелось перекусить.
Кухня непосредственно соседствовала со спальней, вход был в трех метрах от кровати. Но, правда, при весе Евы три метра немногим отличаются от марафонской дистанции. Адам наклонился и посмотрел на экран рядом с кроватью. Когда ее устанавливали, в каркас встроили электронные весы, чтобы Ева могла взвешиваться, не прилагая дополнительных усилий. Но экран оставался темным. Адам удивленно взглянул на супругу, а та добыла из-под пледа шнур с вынутым из розетки штепселем и игриво покачала толстой рукой. Адам заметил, что запястья у Евы уже полностью скрылись в слоях жира, разве что небольшая складка указывала, что они тут когда-то были.
— Нет-нет, любимый, мы не ищем легких путей. Сперва я хочу, чтобы ты увидел меня во всей красе.
И послала ему воздушный поцелуй, а глаза ее заискрились.
Ева рывком сбросила на пол пушистый плед, и Адам смог полностью увидеть свою неимоверно разжиревшую супругу. Ноги раздвинуты, насколько получилось, чтобы ее невероятному пузу было немного просторнее. Оно тяжело возлежало перед ней на матраце, выпирая впереди сидящей Евы на метр с лишним, чуть ниже колен. Колени, впрочем, были не самым надежным ориентиром — в складках жира, которым обросли ноги, их и видно-то толком не было. Обхват бедра, пожалуй, соответствовал окружности пояса средней толстушки, а обхват икры — обхвату ее же бедра. Лодыжки, как и запястья, полностью скрылись в слоях жира, и лишь складка намекала, что тут где-то имеется сустав.
Заднего фасада Евы Адам не видел, но именно он приподнимал ее сантиметров этак на двадцать пять выше края кровати — и это учитывая, насколько она утопала в толстенном матраце! Где-то в жире едва просматривалась красная ниточка трусиков, полностью утонувших в складках колоссального пуза и боков. Широченные бока расплескались по кровати, занимая более двух третей ширины «королевского» матраца.
И вот наконец взгляд его оторвался от великолепия нижней части и поднялся по каскаду складок выше, к колоссальной величины грудям, упакованный в красный атлас кружевного лифчика — наверняка усиленной конструкции, иначе он не сдержал бы двух баскетбольных мячей разбухшей плоти. Адам понятия не имел, где супруга добыла такое белье, но выглядела она фантастически. Плечи ее в обхвате превосходили рождественские окорока и колыхались как студень, когда она, подхватив свои груди обеими руками, попыталась приподнять громадные шары, но сумела лишь слегка покачнуть их. После чего, раскрасневшись от усилий, гордо взглянула на супруга.
— Пока тебя не было, я была очень-очень хорошей женой, — выдохнула она.
Скользнула ладонями ниже грудей, сгребла по горсти жира в верхней части тестообразного чрева, и застонала от удовольствия.
— Я каждый день съедала завтрак, обед, полдник и ужин. Все-все-все, до самой крошки. А потом вторую порцию… И третью… И четвертую...
Облизнула пухлые губы, глаза ее затуманились.
— Да, я еще сильнее поправилась и стала еще толще, как ты и любишь. А теперь пора тебе показать, насколько именно.
С этими словами Ева потянулась за пультом управления и щелкнула тумблером. Кровать медленно наклонила нижнюю половину так, что пухлые ступни Евы оказались на полу. Затем подъемник начал поворачивать кровать из горизонтального положения в вертикальное, медленно воздвигая разбухшую от обжорства красавицу в стоячее положение. Ноги дрожали, вынужденные держать колоссальный груз, но массивное тело Евы медленно перемещалось вперед и тяжело опиралось на землю.
Наконец она твердо встала на ноги, тяжело дыша, вынужденная преодолевать воздействие земного притяжения. Несмотря на эти усилия, Ева подмигнула мужу и осторожно шагнула вперед, перемещая бедро размером с бочку вбок и вперед. Дубовый паркет под ее тяжестью жалобно скрипел и стонал.
Расставив для равновесия руки примерно под сорок пять градусов, задевая ладонями края колоссальных бедер, Ева сделала еще один осторожный шаг. И еще один. И еще. И оказалась в углу комнаты, где в пол были встроены грузовые весы. Адам шагнул к ней, собираясь помочь, но был отослан прочь взмахом толстой руки.
— Нет… ты — зритель… наслаждайся… — Тяжело дыша, Ева сделала еще шаг.
Паркет стонал под ее тяжестью. Адам смотрел, как колышутся ее ягодицы, каждая размером с пляжный мяч, как весь колоссальный каскад складок жира волнами пробегает от пяток до затылка и назад. Целеустремленная Ева продвигалась вперед, лямки бюстгальтера до боли врезались в спину — теперь им приходилось выдерживать всю тяжесть массивных грудей, их больше не подпирала верхняя складка громадного живота. Упомянутый живот мешком сала свисал на бедра, отчего передвигаться Еве было еще труднее — ногам приходилось удерживать не только собственный вес, но и сдвигать половину тяжести неимоверного живота.
Наконец Ева взобралась на весы, вся мокрая от пота и задыхающаяся от усилий. Ступни встали на холодную металлическую плиту, руки уперлись в колоссальный живот где-то в районе бедер, баскетбольные мячи громадных грудей вздымались и опадали, пока она переводила дыхание. Но вот Ева наконец выпрямилась и толстым как сарделька пальцем включила весы.
Кожа ее блестела в закатных лучах, которое солнце посылало в дом сквозь большое окно. Экран, мигая, прогревался.
Адам, встав рядом с ней, поглаживал супругу по спине — там, где у нее когда-то была талия, — и ждал вместе с нею, а его реакция была видна даже сквозь брюки. Но миновала целая вечность, пока на экране наконец загорелись цифры, которых так ждали они оба.
284.
Адам глазам своим поверить не мог. Летом Ева весила всего двести сорок, то есть за три месяца она набрала сорок четыре кило! Это же без малого пятнадцать кило в месяц!
— Йесс! — Ева победно взметнула к потолку пухлый кулак.
Счастливый Адам крепко обнял ее — разумеется, обхватить его супругу полностью и двоим было бы не под силу.
Объятие закономерно переросло в страстный поцелуй. Оба были на седьмом небе от радости и сияли от счастья.
— Ты само совершенство, — прошептал Адам на ухо супруге, запуская обе руки в роскошные жиры ее заднего фасада.
Ева отодвинулась и вздернула бровь, отчего на ее лбу собрались недовольные складки.
— То есть как — совершенство? Нет уж, муженек мой дорогой, надеюсь, ты так на самом деле не думаешь, потому что я еще не закончила! Ты говорил, что хочешь, чтобы у тебя была толстая жена — что ж, именно ее ты и получишь. Ибо лично я полагаю, что пока я могу протиснуться в дверь, я еще недостаточно толстая!
У Адама челюсть отвисла. Даже нынешних неимоверных габаритов ей было недостаточно, она хотела расти дальше. Он и правда был самым счастливым человеком на свете.
— А теперь займись-ка делом, — продолжила Ева. — Потому как от этих физических упражнений я жутко ПРОГОЛОДАЛАСЬ, а служанку сегодня вечером отпустила отдохнуть. Так что мне нужна еда — и немедленно!
Она потерла колоссальное пузо, облизнула губы и вопрощающе на него посмотрела. Ее руки, когда она стояла, даже до пупка достать не могли, и когда Адам это осознал, плоть его стала твердой как камень. А Ева, видя, как он застыл, прижала мужа к себе, крепко-крепко вжимая его в свое мягкое изобилие.
— Милый, — прошептала она, — ты, кажется, не понимаешь. Я, твоя неимоверно растолстевшая супруга, стала благодаря тебе такой большой, что едва протискиваюсь в двери, а скоро и вовсе в них пройти не смогу. Я так разжирела, что мне нужна целая тонна съестного только для того, чтобы не сидеть голодной. И когда я говорю «нужна», я не шучу. — Развернула его на месте и пихнула в спину. — Так что когда я говорю, что я проголодалась — это значит, что еда мне нужна СЕЙЧАС ЖЕ!
С последними словами Евп приподняла разбухшую ногу и всем весом топнула по полу, как рассерженный ребенок, вжимая кулаки в бока.
По комнате заметалось гулкое эхо, кажется, весь дом покачнулся, а на кухне с полки упала китайская вазочка. Адаму даже показалось, что треснул фундамент.
Но все это потом, а сейчас он уже мчался на кухню, чтобы приготовить голодной супруге громадный ужин...