Вот поэтому
Вот поэтому
(The Reason)
Натали, вздохнув, занимается утренней гимнастикой, то есть потягивается и шевелит пальцами ног. Нет ничего лучше, чем проснуться в уютной теплой кровати, как следует выспавшись. Ну ладно, улыбается она, есть кое-что получше, еще затуманенный взгляд нашаривает источник знакомых ароматов. Вот, на прикроватном столике, на тарелке аккуратная горка мягких пончиков в сахарной глазури. И потянувшись к тарелке, она буквально слышит голос матери: вот поэтому ты и толстая!
Что ни разу не мешает ей одним укусом ополовинить первый пончик. А потом слопать второй. И третий. Собственно, единственное, что мешает ей как следует насладиться утренними вкусняшками, это опустевшая тарелка.
Удовлетворенно вздохнув, Натали повторяет сеанс утренней гимнастики, а потом отодвигает одеяло, все-таки пора вставать. Она не торопится, спешить особо некуда, а значит, нет причин прилагать чрезмерные усилия. Еще разок потянуться, неспешно перекатиться набок и перетечь в сидячее положение.
Втянув носом воздух, Натали теперь точно уверена, что пахнет свежими блинчиками. Облизнувшись, она заодно очищает губы от послевкусия полудюжины слопанных пончиков, и воздвигается на ноги. Где бишь там ее халатик? вот, как обычно, пристроен на стуле. Шагая в том направлении, видит в зеркале свое отражение и поправляет пижамную кофточку, которая во сне задралась сильно выше пупка, оставляя мягкий бледный живот почти целиком открытым, а также подтягивает облегающие пижамные штанишки. Заправить живот в них — не получится, места нет. Давно уже нет.
Надевая халатик, краем глаза она замечает открытую коробку шоколадок с кремом и на минутку останавливается, чтобы доесть их, вновь пропуская мимо ушей всплывший из глубин памяти строгий материнский голос: вот поэтому ты и толстая!
Сейчас не обращать внимания на эти слова — легко, так легко, что Натали даже удивляется, почему когда-то ее это так задевало. Затягивая пояс халатика, она вспоминает, как когда-то в детстве их пригласила в гости соседка, поплавать у нее в бассейне, Натали как раз драпировалась в парео поверх купальника и наткнулась на пачку печенья, которое припрятала у себя в комнате, только схрумкала парочку — в комнату вломилась мать с воплем: Натали! Ясно, с чего ты такая толстая! — пылая негодованием, отобрала печенье и заявила: прекращай жрать сладкое, все это — лишние калории, и на талии они проявляются мгновенно!
Натали чуть качает головой, неспешно шагая по коридору, с каждым шагом все ее тело колышется туда-сюда. И вот она видит то, что учуяла еще несколько минут назад, на столе, накрытая салфеткой, возвышается несомненная стопка блинчиков, справа и слева часовыми застыли бутылки с кленовыми сиропом и шоколадным соусом.
Уловив сей визуальный намек, ее полуприкрытый живот отзывается громким и предвкушающим урчанием. Прежде чем сесть, Натали убирает салфетку и обильно поливает лакомую стопку блинов сперва кленовым сиропом, потом шоколадным соусом. Снова облизывается в предвкушении сладко-нежной симфонии на языке, и опускается на кухонный стул — надежный, цельнодеревянный, сделанный специально под ее габариты. Мягкая плоть ее растекается по сидению, Натали делает глубокий вдох — и вгрызается в блины, улыбаясь каждому калорийному кусочку, собственно, улыбка остается на ее губах до тех пор, пока тарелка не вылизана дочиста.
А потом она замечает, что кто-то свой завтрак не доел, на второй тарелке остались два целых блинчика и едва надкушенный третий. Сражаясь с тяжестью собственного желудка, Натали тянется к той тарелке и придвигает ее поближе, заметив вслух:
— Ну не выбрасывать же.
И пока она устраивает и этим блинчикам кленово-шоколадную ванну, в памяти вновь всплывает мамино: необязательно доедать все до последней крошки, вот поэтому ты и толстая!
И еще одно детское воспоминание. Вся семья собралась у бабушки с дедушкой на какой-то там праздник, бабушка наготовила вкуснейших макарон с сыром — Натали до сих пор помнит на языке эту прелесть, — взрослые сидели в столовой и что-то там обсуждали, а шестерым девочкам, по какому-то капризу мироздания внуков у бабушки с дедушкой не случилось, сплошные внучки, накрыли стол на кухне; и одна из кузин не захотела доедать свою порцию, любящая бабушка им столько положила, что ой, и предложила Натали — хочешь, мол? — а та охотно согласилась, и четыре остальные кузины, глядя на это, также сгрузили ей остатки со своих тарелок, и конечно, в этот самый момент на кухню должна была ворваться мама и завопить на всю округу: Натали, что ты творишь? нельзя сжирать все до последней крошки, вот поэтому ты и толстая!
Удовлетворенно улыбаясь, Натали вылизывает дочиста и эту тарелку блинчиков — жаль, тогда не удалось слопать все бабушкины макароны, — медленно поднимается со стула и покидает кухню. Надо собираться.
После душа она присаживается на скамеечку в гардеробной, решая, что бы надеть. Закинув в рот красно-зеленую горсточку орешков M&M, Натали прикидывает варианты, годные на сегодняшний день. Шоколадные орешки, конечно, рождественское лакомство, но кто ей запретит лопать их хоть в середине лета, как сейчас? Это когда-то ее поймали на горячем, когда Натали помогала убираться после мини-корпоратива, который отец закатил для коллег у себя дома...
Она тогда подумала, что родители уже спят без задних ног, и тихо прокралась в гостиную, где были накрыты столы для взрослых. Как она и надеялась, уставшая мать после того, как гости разошлись, не успела убрать все, так что Натали чуток угостилась сырной и мясной нарезкой, тарталетками с разными салатиками… а потом увидела сладкий стол. Коржики, кексы, орешки со сгущенкой и порезанные на квадратики пироги с яблоками, сливками, патокой и голубикой… она слопала практически все, довольная и сытая, и когда уже собиралась вернуться к себе в комнату, увидела сбоку вазочку с красными и зелеными орешками M&M. Идеально. Взяла горсточку, стараясь не шуметь. Потом еще одну. А потом взяла сразу всю вазочку и поднесла к губам, чтобы ссыпать все сразу в рот — и конечно, в этот самый момент в комнате должна была материализоваться мама, возопив: Натали, ну почему тебе непременно нужно сжирать всю еды, какая есть в доме?! — и сердито ткнуть пальцем в ее мягкий полуголый живот: вот поэтому ты и толстая!
Выбрав новые эластичные черные шортики и условно просторную блузку, Натали срезает этикетки и натягивает одежки, улыбкой встречая подсознательные мамины поучения: Натали, когда одежда становится слишком тесной — это значит, что ты слишком много ешь, а не что надо срочно бежать покупать новую размером побольше! Вот поэтому ты и толстая! Ну почему ты никогда меня не слушаешь?
Одевшись, она идет в гараж. Так-то для Натали не проблема хоть весь день валяться дома, но иногда выбираться наружу тоже приятно. Даже когда недалеко и ненадолго. Натали включает кондиционер, давая машине чуток охладиться, и неспешно выезжает из гаража под летнее солнце. Выворачивает на большую дорогу и сразу видит цель. Немедля всплывает мамино: Натали, пешком ходить надо, вот поэтому ты и толстая!
Она, разумеется, улыбается и поворачивает к «Звездобаксу». Ох, как же мама рвала и метала, когда Натали однажды после школы опоздала на автобус и прибыла домой на такси. И это она еще не знала, что дочь попросила таксиста проехать через окошко выдачи в «МакДональдсе»...
Из динамика, к ее удивлению, доносится незнакомый голос.
— Мне, пожалуйста, два фраппуччино — один со сливками и карамельным сиропом, второй с мокко и песочной крошкой.
— Да, конечно. Маленькие, средние?
— Трента, — отвечает Натали. Точно новенький: все прочие, узнав ее заказ, уже в курсе, что размер нужен «самый большой из имеющихся».
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— Лимонный торт-мороженое у вас еще остался?
— Минутку… Еще четыре, нет, пять кусочков.
— Отлично, вот их все и заберу, — улыбается Натали и двигает авто к окошку с терминалом. Расплатившись, забирает заказ и ненадолго задерживается на стоянке, чтобы полакомиться одним из напитков и кусочком торта прямо на месте. Вкусное, холодненькое, сладкое, ммм.
А далее Натали предусмотрительно решает, что раз уж она выбралась на улицу, стоит подумать насчет обеда. Рановато, конечно, но возвращаться домой, не позаботившись о столь важном вопросе, нет смысла. Конечно же, разочарованным эхом отзывается материнское: об одной только еде и думаешь, вот поэтому ты и толстая!
Как обычно, Натали пожимает плечами и прикидывает, чего ей хочется нынче на обед. Ах, мама, право же, это смешно. Другие хотя бы вежливо намекали — мол, не хочешь сходить с нами в тренажерку, на йогу, прогуляться по живописным холмам… Одно такое предложение ее даже заинтересовало, мол, взберемся на вершину и пообедаем в тамошнем ресторанчике, оттуда чудесный вид на море; и когда Натали ответила — о, с удовольствием, вы взбирайтесь, а я вас прямо в ресторанчике встречу, — она видела, как у подруги лицо аж закаменело, так она старалась сдержаться, наконец проговорила — что ж, раз ты так хочешь, ладно, — а в мыслях у нее, Натали не сомневалась, крутилось знакомое: вот поэтому ты и толстая! И потом, когда в ресторанчике она заказала сразу два блюда — бургер с копченой ветчиной, луковыми кольцами и вермишелевым салатом, плюс прожаренный куриный стейк с тушеными овощами и сыром-гриль, — о, эти взгляды! Потом оказалось, что во всей компании только одна персона желает десерт, и та спросила, не хочет ли кто напополам, и конечно же, все посмотрели на Натали, которая как раз разворачивала десертное меню, и она сказала: о, конечно, заказывай что угодно, если не хочешь целый десерт — я половинку возьму на себя. И подруга взяла кусок карамельно-яблочного пирога, а Натали добавила: а мне, пожалуйста, еще творожнок с патокой и шоколадом. И снова все, включая официантку, несколько секунд смотрели на нее, их мысли читались невооруженным взглядом: две порции обеда, два десерта и никакой физической активности, вот поэтому ты и толстая!..
В итоге, допивая второй фраппучино, Натали выбирает близлежащее заведение с бургерами и заполняет на телефону форму онлайн-заказа, и когда в процессе всплывают скидочные варианты, немедля добавляет к списку «печеную картошку».
Вот поэтому ты и толстая!.. — сразу всплывает мамино.
Как-то ее застукали поздним вечером прямо на улице после поездки в «МакДональдс», она сидела в отцовской машине и радостно поглощала второй бургер, когда в окошко постучала мать. Натали опустила стекло, чувствуя, как от простого движения у нее все всколыхнулось. МакДональдс, в десять вечера? — покачала головой мама. — Двойная порция, плюс что это еще, коктейль и десерт? Так по акции все было, ответила Натали, стараясь выглядеть не слишком виноватой. Помогло не очень: критически глядя на дочь сверху вниз, ибо старенький «додж-чарджер» под такой тяжестью просел почти уже до асфальта, она выдала очередную мораль: нельзя брать такую гору еды только потому, что объявили акцию, Натали, вот поэтому ты и толстая, господи, ты ж в машину уже едва помещаешься!
Прямо сейчас, впрочем, картошка, фаршированная ветчиной и сыром, выглядит вполне аппетитно, и пухлый палец Натали перемещает ее в пакет заказа. Ожидая сообщения «заказ принят», она задумчиво рассматривает окрестности парковки. И улыбается, видя небольшую вывеску знакомой пиццерии. Можно было бы взять, но она уже заказала обед… а впрочем, как раз сейчас, пока у работающего народа еще не начался обеденный перерыв и завалов нет, у них небось на витрине остались аппетитные варианты, которые просто умоляют «съешь меня». Находит в телефоне номер пиццерии и звонит.
Что хорошо в пицце — ее очень легко есть за рулем. Мать никогда этого не понимала, видя, как она возвращалась домой к ужину, порой чуть не плакала: Натали, ты уже половину пиццы слопала, что, до дому подождать не можешь, прямо по пути надо начинать жрать? Ты что, не понимаешь, почему ты не можешь похудеть? Ты, что, не понимаешь, почему ты становишься все больше и больше?..
Воспоминание приходит — и уходит с появлением курьера, который как раз принес пакет с исходным обедом. Свернув последние два ломтя пиццы и сунув их в рот, Натали опускает окно и поскорее, пока кондиционированная прохлада не улетучилась, принимает большой пакет из бургерной. В машине пахнет смесью бургеров и пиццы, великолепно и аппетитно.
Дома, хотя еще в общем-то нет и полудня, а она только что слопала пиццу, Натали не может удержаться и принимается потихоньку подъедать содержимое пакета. Теплое, жирное, превосходный контраст со сладко-сахаристыми пончиками и блинами с сиропом, которые она съела совсем недавно. Игнорируя неубранную кухню, устраивается с едой на диване, там удобнее. Приберется потом. Или нет. Конечно же, мыслям ее сопутствует мамино: Натали, ты все ленивее и ленивее, тебе нужно встать и заняться спортом, вот поэтому ты и толстая!
Глубоко и довольно вздохнув, Натали запихивает в рот остаток обеда и позволяет себе расплыться по дивану. Сытая и удовлетворенная, в таком состоянии глаза сами собой закрываются. Окончательно перетекает в лежачее положение, складки и выпуклости ее сражаются за толику свободного места, массивные ноги с третьей попытки закинуть на мягкую скамеечку и расслабиться, удовлетворенно вздохнув. Все так же улыбаясь, Натали вспоминает, как мать вломилась в ее комнату днем в выходные: Натали, ты так всю жизнь и проспишь, только и делаешь, что спишь да ешь, вот поэтому ты и толстая!..
— Ага, вот и ты! Какая роскошная картинка встречает меня, — улыбаясь, переступает порог Райан. Натали сперва слышит его появление, а потом уже видит, открыв сонные очи. Да, после бургеров с гарниром и картошки — так на диване и отрубилась.
— И тебе привет. Принес мне что-нибудь?
— А как же, — Райан торжественно предъявляет контейнеры из «Текс-Мекса», любимой ресторации Натали, и улыбается, видя, как она ерзает, вновь принимая сидячее положение на все том же диване, ноги все так же закинуты на скамеечку. Натали улыбается в ответ, глядя, как Райан раскладывает все на кофейном столике прямо перед ней. Очень вкусно. И очень много.
Вот поэтому ты и толстая!.. — закономерно вспоминается мамино, однако все воспоминания прогоняет Райан вкусным вопросом:
— С чего начнешь, красавица?
— Это что, тако с грудинкой?
— Они самые, крошка. — Райан открывает контейнер и выкладывает парочку на тонкую бумажную тарелку.
— А пить есть? — спрашивает Натали, одной рукой устроив тарелочку на грудях, а второй берясь за свернутую лепешку.
Пока Натали наслаждается тако с копченой грудинкой, Райан исчезает и появляется вновь с упаковкой «маргарит», полдюжины только-только из холодильника. Открывает первую как раз когда она приканчивает вторую свертку, принимает пустую тарелку и вручает ей шипучку с ароматом лайма. Натали перекатывает во рту холодный напиток, а Райан тем временем кладет на тарелку еще пару тако и забирает недопитую «маргариту», чтобы она могла спокойно есть дальше.
После тако с грудинкой Натали переходит к тамале с мясным фаршем, а после него следует целая порция прекрасно пропеченного карне асада. Расправившись с ягнятиной барбакоа, она вздыхает, прикрыв глаза.
— Все хорошо, крошка?
— Все просто идеально. Великолепно. — Натали вновь вздыхает, позволив Райану забрать опустевшую тарелку, и принимается оглаживать вздувшееся пузо. — Все очень-очень вкусное, но кажется, желудок наполнился… — Она хмурится, а Райан пока накладывает ей на тарелку фаршированные халапеньо.
— Давай посмотрим, смогу ли я помочь, — улыбается он, передавая ей наполненную тарелку.
И медленно поедая острые перцы с начинкой из мясного фарша, риса и тушеных томатов, Натали чувствует, как руки Райана зарываются в ее жиры, где скрылся пояс шортиков — даром что новые, они уже заметно давят на то место, где много лет как нет талии, — и, нащупав пуговицу, аккуратно их расстегивают. Затем проделивают то же самое с пуговичками на блузке, и ткань медленно сползает по бокам, а Натали продолжает есть, вновь чувствуя, как под пальцами Райана расстегивается молния на шортиках и ее пузо, громадное и податливое, выросшее за все эти годы, высвобождается, мягко покачиваясь.
Теперь, когда одежда уже практически ее не стесняет, Натали чувствует, что аппетит к ней вернулся, и продолжает есть. Одолевает мини-бургеры. Ладони Райана ласкают ее голое пузо, перебрают складки на боках, оглаживают тучные выпуклости, легонько жмакая все обнаженные прелести. Вскоре к рукам его присоединяются губы, легкие поцелуи щекочут расплывшуюся плоть, от теплого дыхания чувствительная кожа словно становится еще нежнее.
— Как завтрак? — выдыхает Райан между поцелуями, — все съела?
Натали может лишь кивнуть с набитым ртом.
— А пончики? Тоже все слопала?
Еще бургер, еще кивок.
— И я вижу тут курьерский пакет из бургерной, а в машине стаканчики из «Звездобакса». Все съела, красавица?
Прожевав, Натали уверенно кивает, и пустая тарелка у нее на груди тут же сменяется большим контейнером техасских начос-барбекю в сметане с гуакамоле. Она наелась, более чем наелась, но все равно продолжает есть, пока Райан медленно стягивает с нее и из-под нее расстегнутые шортики. Все тело ее трепещет, все жиры раскачиваются туда-сюда.
— Ты уже почти все слопала, сокровище мое, — едва слышит Натали, глотая очередной кусок. — Ты так много съела, — продолжает он, — все, что я приношу домой для тебя — ты всегда съедаешь. — Прожевав и проглотив последний кусок, она обессиленно опускает набок тяжелую руку, пустой контейнер падает куда-то на пол. Съедено все. Она ощущает себя невероятно тяжелой, утопая всем своим раскормленным телом в диване, и в то же время — воздушно легкой в руках Райана, который вновь погружаются в ее мягкое податливое тело. Ее ладони присоединяются к бесконечному танцу ощупывания и поглаживания, чувствуя, какая она мягкая, вся, везде. Глаза закрываются, полностью отдаваясь потоку ощущений, она так объелась, что чувствует себя бесконечно легкой, хотя вся эта легкость погребена под многими пудами сала.
— Посмотри, крошка, сколько ты съела, — шепчет Райан, вжимаясь в нее, она чувствует, как он, уже голый, утопает в ней, почти не одетой. Она открывает глаза и видит пустой пакет из бургерной, рядом — контейнер от начос, вылизанный дочиста, и сложнные стопкой контейнеры от тако, тамалей, карне асадо, фаршированных перцев — все пустые, все в ней, в ее животе, в ее мягком, жирном и невероятно разбухшем пузе.
Натали поворачивает голову, пока Райан целует ее то ли в шею, то ли во второй подбородок, и сквозь полуприкрытые веки видит оставшийся на столе листовой пирог из «Текс-Мекс». Глядя на него, она почти чувствует на языке вкус — вяжущий черный шоколад с тончайшим оттенком паприки, — а потом замечает, что одного квадратика не хватает, и она действительно чувствует у себя во рту его вкус, ибо Райан только что поднес сей квадратик к ее губам.
— Ты съела все, Натали, — шепчет он ей на ухо. — А ведь тут было много еды, крошка. Хватило бы на целую семью. Более чем. А тебе не хватило, крошка. Тебе и твоему ненасытному пузу. Ты съела все до последней крошки. — Губы его у ее уха, а свободная рука утопает в ее тучном пузе, сгребает горсть податливой плоти, ласково жмакает. — Ты любишь съедать все-все до последней крошки. Поэтому, крошка, тебя уже так много.
Натали не отвечает, наслаждаясь ощущением тела Райана, плотного и крепкого, погружающегося в ее жиры, объемистые и податливые, она вылизывает пальцы Райана, доев тот кусочек пирога, что он держал в руке, и тут же ей предложен следующий кусочек, с которым происходит ровно то же самое, и вот Райан уже входит в нее, и все ее податливые телеса раскачиваются туда-сюда, жиры и складки, соприкасаясь, издают тихие шлепки, она почти не может управлять собственным телом, его движениями, она настолько растолстела, что все раскачивается, и ходит ходуном, и колышется, и трепещет, а Райан, погружаясь все глубже, выдыхает:
— Каждый раз, когда я прихожу домой, ты выглядишь еще больше, чем когда я уходил. Еще толще. Я оставляю тебе вкусняшки, а ты их съедаешь. Я оставляю тебе сладости, а ты их съедаешь. Поэтому ты такая вся роскошно толстая. Твое большое пузо вываливается из всех одежек. Твои тучные бедра распирают любые штанишки. Под твоим весом уже этот диван трещит. Ты разжирела, Натали, чертовски разжирела.
И в памяти снова всплывает: Натали, почему ты продолжаешь так много есть, почему ты позволяешь себе быть такой толстой?
Она тихо ахает, о да, теперь она чувствует весь свой неимоверный вес, порожденный годами постоянного обжорства, дыхание ее учащается, каждый кусочек, каждый глоток, каждая крошка, все они — здесь, с ней, в ней, вокруг нее, оседают слоями сала, все больше и больше, раскачиваются, колышутся, растут, она снова ахает — и расплывается в улыбке, а жиры ее ходят ходуном, а пружины дивана изгибаются и деревянная рама трещит, пытаясь выдержать постоянно растущую тяжесть...
— Тебе ведь нравятся все мои жиры, так, — выдыхает Натали, — тебе нравятся все мои выпирающие салкдки сала, тебе нравится видеть, как я расту все больше, все толще.
— Конечно, нравится, — выдыхает Райан в ответ, зарываясь лицом куда-то в подушку ее плеча, — и ты это прекрасно знаешь.
Она не глядя тянется, нашаривает на столике поднос с пирогом, жадно сгребает в горсть сколько поместилось и быстро запихивает в распахнутый рот, снова тянется за пирогом и стонет:
— Вов, вов воевову яви воввая!
— Что-что, красавица моя? Когда ты говоришь с набитым ртом, очень трудно понять, — уточняет Райан, а Натали пытается все это прожевать, но едва рот ее освобождается, рука Райана запихивает туда же следующую горсть пирога, плотного, сытного, она едва успевает вдохнуть, еще больше пирога, еще больше калорий, еще больше будущей Натали.
Проглотив последнюю горсть, она жадно вылизывает пальцы и ладонь Райана, а он обеими руками зарывается в ее громадное пузо, и вот они взрываются вместе, раскормленное тело Натали переливается океанскими волнами, и она, переведя дух, смотрит на него снизу вверх:
— Вот. Вот поэтому я и толстая.