Вчетверо
Вчетверо
(Freshman Times Four)
«Синдром первокурсника». Забавная фраза, в которую никто не верил — так, перешучивались, прощаясь с родней перед отправлением в колледж.
Особенно забавно вспоминать все это сейчас.
Шутки шутками, а вот впервые в жизни жить своим умом в общежитии, где на три этажа имеется шесть круглосуточных столовок со «шведским столом» — это вполне серьезно. Цену этой свободы Линетта познала на себе.
Странно даже, что поправляться она начала далеко не сразу. В сентябре-октябре погода оставалась по-летнему теплой, и она часами бегала по парку, поддерживая форму. При этом Линетта видела, как ее сокурсницы и соседке по общаге начали полнеть. Шортики и лосины становились до смешного кургузыми, распираемые сдобными ягодицами, которых там еще недавно и близко не было. Футболки трещали под напором неудобно тесных бюстгальтеров и задирались, обнажая первые складки животиков.
Если так подумать — возможно, именно эта задержка на старте сделала ее беззаботной и невнимательной. Возможно, именно из-за нее Линетта и не поняла, чем все это может закончится. Но какими бы ни были обстоятельства, теперь-то сделанного уж точно не вернешь.
Линетта, нынче студентка четвертого курса и без двух месяцев выпускница, была чуть ли не вчетверо больше себя-абитуриентки четырехлетней давности, и к образованию сей прогресс не имел никакого отношения. Стройная спортивная девица начала поправляться зимой на первом курсе, повстречав Элли.
Да, Элли всему виной. Элли, ее ярко-голубые глаза и внушительное декольте; увидев ее впервые, Линетта пропала. Прошла, кажется, целая вечность, пока на третьем свидании Элли все-таки пригласила знакомую к себе в апаратаменты на ужин — и Линетта пропала и в смысле диеты тоже, полностью «подсев» на вкусы своей новой пассии.
Элли ни разу и не скрывала, что предпочитает не просто женщин, а женщин попышнее. Впрочем, она никогда не просила Линетту поправиться — та сама приняла такое решение, испытывая на сей счет до удивления мало сомнений. Стала не своя от зависти, видя, как взгляд Элли то и дело скользит по пухлым ягодицам других студенточек или замирает на переливающемся через пояс упитанном животике.
Может, Линетта столь мало сомневалась еще и потому, что чувствовала: да ладно, она в конце концов куда мельче многих упитанных сокурсниц, так что даже если немного поправится, такой уж толстой ей стать не грозит — ха-ха три раза, в ретроспективе, — она просто обзаведется кое-какими округлостями и станет чуток помягче. Велика важность.
Вот только выйдя на старт, она рванула вперед с возрастающим ускорением. Сперва бургер вместо салатика, затем добавка за завтраком-обедом-ужином, потом завтраков и ужинов стало два, а к обеду добавился полдник, причем каждый раз из-за стола Линетта чуть ли не выкатывалась, и это при том, что между трапезами постоянно жевала еще что-нибудь вкусненькое.
Тут-то она и убедилась, что обмен веществ у нее далеко не так хорош, как она полагала ранее. Линетта толстела настолько быстро, что даже не думала, что такое вообще возможно — за пару-тройку месяцев она переросла весь свой гардероб. Впрочем, сей факт мало ее беспокоил, ведь она видела, насколько завороженно Элли взирала на ее живот, выглядывающий из-под футболки, на сиськи, распирающие старые маечки, и на шорты, трещащие на разбухших ягодицах.
Так что вместо того, чтобы притормозить, осознав, насколько крутой старт взяла — Линетта принялась лопать еще активнее (хотя казалось бы, куда уж больше). Плановые визиты в столовку и обжираловка в апартаментах у Элли (где всегда было к чему приложиться), а в промежутках — бесконечные шоколадки, карамельные батончики и прочие калорийные закуски. И единственной физической активностью осталось перемещение между аудиториями.
Поэтому Линетта росла как на дрожжах. Летом после первого курса приехала домой, но семья на нее ТАК уставилась, что Линетта с трудом вытерпела месяц и сбежала обратно в колледж, откуда больше не возвращалась. Да, ей было неудобно ночами таскать еду из кладовки, однако остановиться она уже не могла: весь самоконтроль давно и прочно улетучился. Линетта привыкла постоянно лопать.
Второй курс принес еще больше искушений, чем прошлый год. Элли, безусловно, заметила, насколько Линетта сумела поправиться на каникулах, и одобрила такие успехи, ладони ее постоянно поглаживали новые складки и выпуклости. Вечерами они сидели у Элли в апартаментах, смотря зомбоящик и поглощая мороженое (Линетта — по две коробки за раз). В спальне наступал черед десерта: торт, пирог или какие-нибудь другие вкусности, каких у Элли всегда хватало. Элли гладила раздувшийся живот Линетты, ее пышный бюст и мягкие складки на боках, целуя подругу всюду, где только могла достать. И когда наконец Линетта приканчивала все — отключалась, позволяя трудяге-желудку переваривать упакованные в нем последние за сегодня тысячи калорий.
С таким режимом неудивительно, что Линетта продолжала расти как на дрожжах, перерастая и нынешнюю смену гардероба. От привычного всякой девице ее годков тряпочного изобилия пришлось отказаться: все равно жизни на ней этим шмоткам было бы на месяц, ну от силы на два. Эластик и спортивки — наше все. Ну, еще белье: чем оно теснее, тем внушительнее выглядит то, что в него упаковано — и тем соблазнительнее выпирает.
Линетта уверенно и без особых комплексов пополнила ряды «толстых». Той осенью, пятидесятичетырехкилограммовая, она была стройной и спортивной; нынешнее рождество Линетта отмечала условно круглой цифрой «сто двадцать кило» — вдвое против себя-прошлогодней, да плюс еще двенадцать кило! Все эти килограммы были на ней видны невооруженным взглядом: переливающееся через пояс пузо, колышущиеся при каждом шаге ягодицы, бюст разрывал лифчики четвертого размера. Элли не могла оторвать от нее ни взгляда, ни рук. Сто двадцать, еще раз повторила Линетта, понимая, что вряд ли когда-нибудь похудеет. И радовалась этому.
Так что распорядок остался прежним, и его последствия — тоже. К лету она перевалила за сто сорок и переехала жить к Элли — все равно она большую часть времени проводила у подруги в апартаментах. Если ей чего и не хватало, так это «шведских столов», но Элли клятвенно пообещала компенсировать сей недостаток.
— Для растущего организма — любой каприз, — пошутила она.
Летом она лениво бродила по апартаментам и по городу, и вечно растущее пузо Линетты шествовало впереди, выпирая из-под любых футболок и блузок, оно весело и неизменно колыхалось.
Настала осень, снова начались занятия. Линетта слишком растолстела, чтобы втискиваться за парты, и всегда сидела в последнем ряду. Впрочем, она не жаловалась — так ближе к двери, если вдруг закончится запас закусок и придется сбегать (а вернее, вперевалку протопать) к автомату, всегда готовому снабдить жаждущего студента батончиками, чипсами, вафлями или еще чем-нибудь.
«Сто восемьдесят» на весах Линетта, однако, увидела лишь ко дню благодарения. Вернее, не сама Линетта, с ее-то пузом, а Элли. Вот когда та маневрировала в небольшой ванной комнате, пытаясь что-то разглядеть на экране весов, Тинетта впервые обратила внимание, что Элли за минувшие пару лет тоже чуток округлилась. Животик стал чуть более выпуклым и мягким, просто из-за впечатляющего бюста этого не замечала ни сама Элли, ни окружающие.
Виновата, разумеется, Линетта: как вселилась в апартаменты в мае, так и вынудила Элли постоянно иметь дело с едой. Постоянное обжорство, ни минутки свободной не оставалось, чтобы Линетта что-то не лопала — разве только обожравшись настолько, что волей-неволей приходилось остановиться и подождать, пока желудок справится с очередной порцией, а это лучше всего делать, прикорнув в кресле или на диване, пока Элли гладит натруженное вздувшееся пузо. Еда всегда была рядом, только протяни руку — даже во время постельной гимнастики, собственно, она давно уже стала частью таковой. У кровати неизменно имелась коробка пончиков, или несколько пачек мороженого, или банки со взбитыми сливками. Это возбуждало обеих. И Элли, что неудивительно, сама начала потихоньку подседать на легкодоступную снедь. А как же иначе? Вот Линетта сметает дюжину пончиков — и Элли берет себе один из следующей коробки. Или два. Потом три или четыре, все равно ведь по сравнению с обычной дюжиной, какую Линетта уплетает без всякого труда, это сущий мизер!
И так каждый день.
Так что когда Элли прочла на весах «сто восемьдесят» и радостно запрыгала, аки болельщица на футбольном матче — что было не очень-то легко в маленькой ванной, пусть даже та только казалась маленькой из-за габаритов обитательниц, — так вот, когда Элли прыгала и хлопала Линетту по ходящему ходуном пузу, ее собственные телеса при этом тоже радостно подпрыгивали. А потом подруги крепко обнялись — теплое к теплому, мягкое к мягкому.
… С того дня прошло чуть больше года. До выпускного — около месяца, и диплом Линетта получит, будучи примерно раза в четыре больше себя же на первом курсе. Сегодня в ней уже двести тринадцать, и с ее темпами за месяц не то что три, а и тринадцать кило набрать не великая сложность.
… Да, тогда она питалась салатами и бегала трусцой. О последнем нынешней Линетте и подумать смешно: ей со всеми этими жирами не то что бегать, ходить трудно. Недавно, наклюкавшись на вечеринке и дойдя до полной кондиции уже в апартаментах, она так и отрубилась на ковре в гостиной — Элли попросту не смогла ее поднять. Обе хохотали до слез, Элли прикорнула рядом, устроив голову, как на подушке, на громадном и мягком пузе Линетты.
Она смотрит на себя-нынешнюю в зеркало, любуясь честно расплывшимися телесами, поглаживая их обеими руками. Сиськи, массивные и пышные, опирающиеся на широченную подушку пуза, свисающего до середины бедер. Еще больше, еще толще… интересно, думает она, насколько я смогу еще растолстеть?
… Позади открывается дверь — Элли возвращается с покупками. Элли наконец-то отрастила пузо, которое выпирает достаточно далеко, чтобы в профиль сравняться с ее арбузными сиськами. В сравнении с Линеттой она почти худышка, «всего-то» сто двадцать семь кило. Ну да ничего, кое-какие мыслишки на эту тему у Линетты имеют место быть...