В любви и согласии
В любви и согласии
(Sara Goes for It)
— Милый, ты точно хочешь, чтобы я поправилась?
Сара клубочком свернулась на диване. Когда я вернулся домой, она плакала, и это были первые внятные слова, которых я сумел добиться.
— Сара, любовь моя, я хочу ТЕБЯ. Если диета действует тебе на нервы, плюнь на нее. Ты же знаешь, я без ума от пышных форм, и видеть тебя вот такой ну совсем не по мне.
Рыжеватая блондинка, 170 см босиком и убийственная улыбка, которая вышибла из меня дух при нашей первой встрече, еще в выпускном классе. Тогда она весила около 80 кило, равномерно разбросанных во всех нужных местах. В колледже девушка столкнулась с традиционным для студентов «синдромом семерки», плюс семь кило — только не за год, а за семестр. Я-то был только рад, ибо свое пристрастие к пышкам осознал примерно тогда же, когда понял, зачем существуют девицы, то бишь лет в четырнадцать.
Помнится, перед выпускным балом Сара сидела на жесткой диете, чтобы сбавить вес до 70 и влезть в платье, которое мне должно было понравится. Платье платьем, но мне категорически не понравилось, до чего она себя при этом довела. Саре это также было не по душе, те два месяца навсегда остались для нее кошмаром, который не стоит повторять. Она любила покушать и прекрасно готовила, и наблюдать, как я наслаждаюсь котлетой по-киевски, пока она давится салатом из кресса и шпината, было для нее адом.
Я открылся ей насчет своих предпочтений (она сперва не поверила… о да, время многому учит) и получил ответ:
— Все это чудесно, дорогой, но ведь выпускной бал бывает лишь раз в жизни!
Я отступил: раз сама хочет, пусть мучается.
Второй год колледжа был позади, летом мы стали жить вместе. Нынешняя фигурка Сары доставляла мне искреннее наслаждение: 95 кило обеспечили ей совершенно убийственные формы. Груди уверенного третьего размера, пышные бедра и зад, но основная часть «студенческой семерки» осела на округлом животике, который был особенно заметен, когда Сара надевала пляжный сарафанчик или шорты. На людях она стеснялась своей фигуры, но обожала демонстрировать ее наедине, особенно после заверений, что подобные формы мне более чем по сердцу.
Тем летом регулярная постельная гимнастика и теннис обеспечили мне наилучшую спортивную форму, и даже Сара сбросила четыре кило. Возвращаться в колледж она не пожелала — успехи ее были средненькими, да и наука сама по себе разонравилась; вместо этого она устроилась на полный рабочий день в ратушу, секретаршей. Платили там неплохо и мы сняли на двоих милые апартаменты недалеко от колледжа.
Однако сидячая работа вкупе с коротким рабочим днем — домой Сара возвращалась на час с лишним раньше меня — удвоенной нагрузкой легли на ее фигуру. Из офиса разрешалось отлучаться лишь на обед, а в ратуше всегда имелось вдоволь закусок и тому подобной снеди, которую для нее было никак невозможно оставить без внимания. А сидеть дома и ждать меня ей было нудно, и Сара машинально жевала чипсы, мармелад или крошечные пирожки с орехами — она обожала их, а предусмотрительный я закупал такие при каждом посещении супермаркета.
Вот так вот оно и шло, но в прошлый поденельника Сара обнаружила, что за месяц набрала уже пять кило.
— А этим утром вообще было 98! Мне надо похудеть ну хотя бы до 90, не хочу переходить в следующий размер. Новый гардероб обойдется слишком дорого.
Я объяснил, что буду любить ее — неважно, 98 кило, 118, 48, 48й размер или любой другой, — потому что люблю именно ее. И намекнул, что мне вообще-то нравится наблюдать, как она пытается втиснуться в нынешние брюки 52го, весьма вдохновляющее зрелище. Сару особенно смущало выпирающее пузо — оно, в сравнении со всем прочим, поправилось куда заметнее и оттого брюки и джинсы приходилось покупать на размер больше, чем юбки и платья.
Она была рада услышать, что ее тело меня возбуждает — но оно не возбуждает ее саму. Что ж, это я понимал; в плане сексуального самоощущения голова важна не меньше, чем тело. Хотя я был просто без ума от ее нынешних форм. Пышные, чуть отвисающие груди, когда она сидела, так роскошно возлежали на верхней складке ее пузика… А там ведь были еще две — верхняя, которая постоянно испытывала 52й размер на прочность, и нижняя, под которой при нынешних темпах вскоре скроются все тайные места. На руках мышцы сменились жирком и пухлая плоть колыхалась при резких движениях, бедра стали округлыми и пышными и начали соприкасаться в верхней части, а прелестное личико обзавелось заметным уже двойным подбородком.
Неделя была тяжелой; Сара то и дело срывалась на мне — и, я полагаю, также и на сотрудниках. Вот они и заявили этим утром, что ей надлежит улучшить свое поведение, ведь секретарю приходится иметь дело с налогоплательщиками, — и в принудительном порядке велели взять полдня и как следует над этим подумать. Думаю, пока я не пришел, Сара была в истерике.
Успокоив ее, я предложил сходить в любимый итальянский ресторанчик, «Буономо». За ужином разговор продолжился.
— Я серьезно спросила. Ты уверен, что будешь любить меня такой? А если я так все время и буду поправляться?
— Дорогая, меня ничто так не возбуждает, как твой вид в одежках, которые стали слишком тесными. Я хочу, чтобы ты поправилась, жажду этого!
— Даже если я превращаюсь в обжору?
— Сара, любовь моя, мне хотелось бы, чтобы когда мы обедаем вместе, ты по-настоящему «обжиралась». Меня просто заводит, когда ты кушаешь и толстеешь,
— Скотт, я на этой неделе даже полкило не сумела скинуть. Чувствую себя препаршиво. Один раз позволить себе лишнее — скажем, сейчас, — и в эти джинсы я больше не влезу, они и так-то на последнем издыхании. Ты что, будешь покупать мне новый гардероб каждый раз, когда я перерасту в следующий размер?.. Или ты...
На глазах ее появились слезы.
— Любимая, я буду с тобой. Если тебя волнует здоровье или самоощущение — идем домой и начнем как следует заниматься, чтобы ты смогла стать такой, какой хочешь быть. Но если вопрос в деньгах или в том, буду ли я тебя любить — даже не начинай. Это не вопрос, потому что я тебя люблю.
С минуту Сара молчала. Потом сказала:
— Скотт, я хочу обожраться так, как никогда не ела за все время нашего знакомства. Я постоянно отказывала сете во всем, чтобы тебе не было стыдно за бегемотиху, которую ты держишь под руку. Но если ты станешь заботиться обо мне...
— Я же сказал, что люблю тебя. Даю слово.
— Тогда я закажу еще порцию. Прямо сейчас.
Ух ты! Я-то решил, что она просто желает доставить мне удовольствие, но на столе возникла тарелка трубочек-маникотти «на семью» и две вазочки с чесночным хлебом. И стало ясно, что Сара просто возвращает себе давным-давно забытое наслаждение. Через некоторое время она стала жевать медленнее, потом расстегнула на джинсах пуговицу и молнию и погладила довольно-таки внушительное пузо.
— Уфф, так легче. А то пояс едва не разрезал меня напополам.
Второго дыхания ей как раз хватило, чтобы прикончить солидную порцию. Я оплатил счет и помог любимой выбраться из-за стола. Она выгнула спину, отчего приобрела вид «практически на сносях», я помог ей накинуть пальто. Когда мы вышли из ресторанчика, я заметил:
— Раз уж ты празднуешь, я бы купил тебе мороженого.
— Праздную? — хитро прищурилась она.
— Празднуешь отказ от диет, отныне и навеки.
Мы поцеловались.
— Вообще-то, любимый, мне бы сейчас не за мороженым, а в «Большие размеры» сходить. Завтра на работу, а ты только посмотри на эти штаны...
Через полтора часа, нагруженные пакетами, мы выбрались из универмага. Сара прыгнула в 52-54й по юбкам и 56й по джинсам; а я «на всякий случай» взял две пары джинсов 58го размера — что-то мне подсказывало, что случая долго ждать не придется. Все это обошлось мне в четыре сотни с хвостиком; да, на одну зарплату так не очень проживешь. Хорошо, что за лето я заработал несколько тысяч и почти ничего не тратил, а у отличников размер стипендии как раз равен стоимости обучения. В конце концов, есть ли лучшее применение деньгам? Сара довольна, ее сотрудники рады, я счастлив, а в постели у нас все просто высший класс!
Приближался Хэллоуин. Осталось два дня. За эти две недели Сара ни разу не взвешивалась, повторяя искусительное:
— На Хэллоуин и проверим, сколько там выросло. А ты будешь знать, что я вела себя как хорошая девочка, если мне придется переходить на 58й.
Она опередила собственный график на три дня. Я кое-что сэкономил, вместо походов в рестораны закупая продукты для готовки, но еще пара вылазок по магазинам, и в моих сбежерениях появится явственная брешь. А вчера вечером моя любимая устроила себе оргию чревоугодия, непрерывно поглощая все съестное примерно с пяти, когда я пришел домой, аж до половины девятого вечера, после чего раздулась как воздушный шар.
— Давай не будем ждать до четверга. Взвесь меня сейчас же, — сказала она, пока я убирал в холодильник остатки второго торта.
— Уверена? Всего два дня осталось.
— Нет, я хочу посмотреть, до чего же мы с тобой довели мое бедное пузико.
Бедное пузико полусферой выпирало перед ней, опережая все остальные части на пару ладоней. Подбородки пополнели и слились с шеей, раздавшиеся бедра соприкасались больше, чем прежде, но основные… последствия сариного аппетита, отпущенного на волю, отложились именно в ее круглом животе, покрытом растяжками от постоянного переедания. Когда я смотрел на ее высвобожденный из одежек живот, на эти тоненькие ниточки, отмечающие очередной приступ безудержного обжорства, то возбуждался сверх всякой меры.
Погладив ее пузо, я проговорил:
— Погоди. Давай сперва как следуем его покормим. Только посмотри, ведь оно просто хочет быть полным и счастливым. Я знаю, что у тебя там еще осталось место, вот, твоя кожа перемещается...
— Где — там? — с улыбкой взглянула Сара на мою восставшую плоть.
— Вот тут, — я поглаживал ее живот, проводя пальцами по растяжкам.
— Оооо… мне казалось, что места уже осталось, но раз ты так говоришь...
Я достал второй торт — ту треть, что осталась — и скормил ей прямо там, в ванной. Она сидела на полу, рядом с весами, а я устроился позади, кормя ее с рук и теребя ее груди, пока она обеими ладонями оглаживала пузо и расплывающиеся бока, в стороны и по кругу; она ела и ела, а живот раздувался еще заметнее, и через три минуты от торта ничего не осталось.
— Еще, любимый! Я хочу, чтобы между желудком и кожей ничего-ничего не чувствовалось!
Я сбегал в кладовку и принес два полуторалитровых пакета сливок, две коробки мини-плюшек, громадный ореховый пирог и четыре больших плитки шоколада (неделю назад я не нашел их и думал, что нашла Сара, но оказывается, просто положил не на ту полку). Сара тем временем извлекла явственно мокрые пальцы из-под раздувшегося пуза.
— Прости, милый, я просто подогревала аппетит, — улыбнулась она.
— Тогда приступай.
И она так и сделала, откуда только силы взялись! Я обеими ладонями накрыл ее пышные груди четвертого размера, играя с сосками, потом набрал в горсть мини-плюшек и скормил ей, засовывая в рот по четыре зараз, я кормил ее так быстро, как она только могла глотать, и с каждым разом паузы становились все короче и короче… но ее неутолимый аппетит все же был быстрее, потому что сарин взгляд скользнул к ореховому пирогу еще до того, как плюшки у меня закончились.
Я разломил пирог на четыре солидных части; она сунула ладонь между бедер, свободной рукой схватив кусок пирога, а я взял еще два. Три куска она проглотила в считанные секунды; четвертым я позволил ей насладиться, не торопясь переходить к шоколаду.
— Уфф, теперь сливки, — выдавила Сара, едва дыша. Живот у нее уже не был мягким и колышущимся — он вздымался вперед и вверх, тугой и гладкий, как никогда раньше. Моя восставшая плоть грозила разорвать трусы.
Пока я сражался с собственным бельем, моя обжорка дотянулась до первого пакета и залпом осушила едва не половину. Я только-только принялся ей помогать, а она несколькими могучими глотками опустошила пакет и облизала с пальцев последние капли сливок.
— Теперь взвесь меня! — потребовала она.
Однако я заткнул ей рот горсточкой шоколада. С рычанием Сара вгрызлась в него, с обреченной решимостью поглощая плитки одну за другой. Пять минут, и она уплела все до последней крошки. Потом вздохнула и погладила меня по ноге.
— Дорогой, последнего пакета мне не осилить.
— Осилишь, Сара, ты сможешь, — ответил я.
Глаза ее заблестели.
— Давай, лей, любимый, — и она широко распахнула рот. Я наклонил пакет, пустив тонкую струйку в ненасытную утробу; она жадно глотала, поднимая руку всякий раз, когда хотела вдохнуть немного воздуха.
Когда опустел и этот пакет, я помог ей встпть.
— Ну так сколько там? — спросила Сара.
Даже если бы она не закрыла глаз, массируя катастрофически переполненный желудок, увидеть что-либо ниже экватора, в который превратилась ее некогда вполне явственная талия, Сара никак не могла. Я посмотрел на шкалу.
— 110. — Двенадцать кило за одиннадцать дней! Я чуть не дошел прямо там же.
А она посмотрела мне прямо в глаза и заявила:
— Мало. Хочу еще. Я либо сломаю эти весы, либо лопну. На Хэллоуин взвесишь меня еще раз. Я пока подремлю, а ты бегом в магазин. А уже позже, ночью, когда наемся — получишь то, чего хочешь.
Вот так так.