Уверенность в себе

 Уверенность в себе

(Gaining Confidence)

1.

После работы Дженни побежала домой, переодеться перед тем, как пойти на встречу с Люком, лучшим своим другом в этом городе. В почтовом ящике обнаружилась посылка на ее имя, вручную надписанная любимой тетушкой (та, писательница-путешественница, нередко посылала ей сувениры из разных мест). Наощупь пакет был мягким; поднимаясь по ступеням, Дженни сорвала обертку. Внутри были розовые шорты и укороченная футболка с номером 1 спереди. Сердце Дженни екнуло — придется ведь написать тете Клэр и поблагодарить, а подобное она никогда в жизни не оденет, подумала она, сменив свободную блузку и длинную темную юбку на другую длинную юбку и мешковатую футболку. Слишком облегающе, слишком вызывающе. Даже если бы она не поправилась за этот год на пять с небольшим кило — нет, такое Дженни все равно не одела бы.

А ей так не хватало Люка… они так давно не виделись. Знакомые с глубокого детства, лет с четырех или с пяти, они с Дженни были очень разными, но оставались близкими друзьями. Именно друзьями, не более. Люк, душа нараспашку, что в школе, что в колледже всегда был центром компании, Дженни же всю жизнь смущалась и тихо сидела в углу. Ее всегда приглашали, зная, что они с Люком друзья, однако она знала, что все эти приглашающие считают ее нудной серой мышкой, если вообще на самом деле замечают. Не будь Люка, у нее вообще ничего похожего на «социальную жизнь» и не было бы, нередко думала Дженни. После колледжа Люк решил податься в юридическую академию и с тех пор они не виделись, а Дженни так его не хватало! Она устроилась на вполне пристойное местечко, редактором в небольшом издательстве, но иногда чувствовала, что ей не хватает уверенности в себе, чтобы по-настоящему сделать карьеру. В итоге она работала с утра до вечера, набирая сверхурочные и откладывая большую часть заработка; времени потратить эти деньги у Дженни не было, в отпуск она не ездила, а на гульки — да с кем ходить-то?

Приближаясь к кафе, где они с Люком договорились встретиться, она в нетерпении почти закусила губу. Она так давно не видела Люка, она почти не верила, что он будет здесь. Она вытягивала шею, пытаясь разглядеть знакомую плотную и коренастую фигуру, и когда увидела его — с трудом удержалась, чтобы бегом не ринуться навстречу. День был жаркий — первый по-настоящему жаркий день этим летом, — а Дженни и так упарилась в своей закрытой одежке и не желала бросаться Люку на шею мокрой как мышь. Она встряхнула головой, отбрасывая назад темные волосы, доходящие до плеч.

— Джен! Рад видеть тебя! — Люк обнял ее и как следует рассмотрел. — Что-то ты устала; вечеринки допоздна, да?

— Скорее работа допоздна, в конторе сплошной завал. Рада видеть тебя!

Люк позвал официанта и спросил у Дженни, что ей заказать.

— Только кофе. Не хочу переедать — работа сидячая, спортом, как привыкла еще в школе, заниматься некогда, и я уже поправилась на несколько кило.

Люк ухмыльнулся.

— Я-то надеялся соблазнить тебя хотя бы на мороженое, чтобы не есть в одиночестве, потому как мне определенно хочется немного...

Люк, от природы плотный, никогда не беспокоился насчет лишнего веса, и равным образом это не беспокоило его многочисленных подружек в школе и колледже. Дженни полагала, что причина такого успеха — его светлые волосы в сочетании с пронзительно-карими глазами. Когда они обнимались, она заметила, что Люк и сам поправился килограммов на семь-восемь, под свободной рубашкой у него начинало округляться брюшко. Но для такого высокого и широкоплечего, подумала Дженни, что за беда? И прежнего шарма это определенно не затмит.

Принесли кофе для Дженни и мороженое для Люка. Он ел, а она рассказывала о нынешней работе и беспокойстве о будущем. Таким облегчением было — поговорить с тем, кто хорошо тебя знает и принимает как есть. Дженни рассказала, как на нее давил груз необходимости проявить себя, работать сверхурочно просто чтобы доказать сотрудникам, что она — достойный кандидат на должность младшего редактора, хотя опыта у вчерашней выпускницы колледжа нуль.

— В общем, свободного времени немного, — вздохнула она, — уже сколько месяцев — ни тенниса, ни плаванья… Думаю, оно заметно.

— Не вижу разницы, — пожал плечами Люк. — По мне, так тебе стоит немного поправиться, я всегда полагал, что женские округлости тебе пойдут. В любом случае, кто там может разглядеть, как ты выглядишь под этой одежкой! Тебе разве не жарко, вот так вот всегда кутаться? Помню, как-то ты бегала по двору в одних трусах, разве так не прохладнее?

— Ага, только нам тогда было по шесть лет!

Вечер Люк собирался провести с родителями, но на завтра они договорились встретиться еще раз. По дороге домой Дженни думала над тем, что сказал Люк. Ладно, может, она и не так сильно поправилась. Сейчас Дженни весила около 56 — на шесть кило больше, чем год назад, но едва ли кто обозвал бы ее даже «полной». В школе и колледже она всегда была тощей и насчет веса не беспокоилась. Насчет другого — да: застенчивость, недостаток уверенности в себе, полное отсутствие личной жизни, — но вес проблемой не был никогда. Фигура у Дженни оставалась стройной и почти мальчишеской, маленькая грудь и бедра лишь немногим шире талии; пожалуй, если она еще немного поправится, талия исчезнет вообще. Новонабранные килограммы в основном расположились в районе живота, заметно округлившегося — впрочем, заметно оно было разве что для самой Дженни, плоти там, как ни сгребай, в толщину не набиралось и двух сантиметров. Не будь она такого дурного мнения о себе самой, наверное, и не заметила бы. Люк ведь не заметил.

Пригревало солнце. Дженни стало жарко. Темная юбка была слишком теплой для летнего тепла, по ногам текли струйки пота, футболка также отсырела. Она осмотрелась по сторонам — и обнаружила, что почти все женщины одеты куда как легче в сравнении с ней. Девушки-подростки в основном щеголяли в укороченных футболках с открытой талией, вроде той, что прислала тетушка. Дженни полагала, что так ходить можно, лишь обладая фигурой Бритни Спирс, но девчонкам подобное совершенство и не светило. Избыток плоти был скорее правилом, чем исключением. Мимо прошагала блондинка годков этак шестнадцати, затянутая в тесные джинсы, подчеркивающие складочку на талии, а ее подруга, высокая, темноволосая, с бледно-кремовой кожей и размера так пятидесятого или пятьдесят второго, носила низко сидящие шорты, плотно облегающие заметно округлый живот со сверкающим в пупке самоцветом; лицо ее было ангельски круглым и спокойным. Дженни поражалась, как девушка осмелилась обнажить ТАК много, разве над ней не потешаются мальчишки из-за этих шортов, обтягивающих обширные ягодицы и тяжелые ляжки, обнажающих покрытые ямочками колени и мясистые лодыжки? Дженни в самые «стройные» свои года не чувствовала бы себя удобно в такой одежде, однако девушка казалась такой безмятежной — округлая, пышная, сочная; светловолосая подруга казалась рядом с ней едва ли не костлявой.

И не только подростки. Вот мимо прошла женщина — где-то за тридцать, рубашка стянута узлом под полными грудями, обнажая мягкое брюшко. На коже виднелись бледные растяжки, явно следы беременности — но общее впечатление отнюдь не было непривлекательным; скорее искушенная и зрелая женщина, чем «распустеха». Чуть дальше навстречу попалась беременная женщина двадцати с чем-то лет, одетая лишь в лифчик и короткую юбку, прикрывающую пышные ягодицы. Муж вел ее под руку и то и дело восхищенно поглядывал на свое сокровище. Живот впечатлял: куполообразный, он выпирал сантиметров на тридцать, казался твердым как камень и блестел от лосьона. Загар подтверждал, что будущая мать регулярно обнажает его. Зачарованная Дженни пыталась не оборачиваться, но женщина, явно заметив, улыбнулась ей и коснулась округлого чрева. Рыжеволосая, с сине-зелеными глазами, она походила на величественную кельтскую Богиню-Мать.

Ладно, допустим, беременная — особый случай, но и прочие женщины не стеснялись демонстрировать прохожим избыток плоти. «Ну и зачем мне все эти одежки? — подумала Дженни. — Я всегда одевалась „скромно“, не желая казаться „развратницей“, но ведь все эти женщины вовсе такими не выглядят. Мама, и та сейчас носит короткие юбки, а у меня все они до лодыжек… когда я вообще носила юбки короче? Где-то в средних классах?»

Остановившись у перехода, она вдруг решила тоже завязать футболку узлом под грудью — но узел не удержался. И тут на глаза Дженни попалась действительно поразительная женщина.

Темные волосы, оливковая кожа — экзотическое обаяние, и лицо прекрасно, несмотря на пухлые щеки и внушительный двойной подбородок. На ней была свободная пурпурная юбка из полупрозрачной индийской ткани, развевающаяся вокруг объемистых ног; тесемки пояса были затянуты под, вероятно, самым обширным животом, какой Дженни видела открытым напоказ. Этот живот уже не рос вперед, гирлянды плоти решительно стремились вниз, к ее коленям; а если в пупке некогда и был самоцвет, он давно скрылся в глубокой пещере, которой стал этот пупок. Многочисленные растяжки, бледные и широкие. Под короткой красно-полосатой маечкой просматривалась еще одна складка плоти, воистину «излишек», достойный этого имели — в толщину она достигала сантиметров двадцати, отжимая немного в стороны широкие, покрытые ямочками руки женщины, словно соперничая с многочисленными складками на ее боках. Бедра, превосходившие по ширине разделенный надвое живот, про движении покачивались под юбкой — медленно и грозно, но не без изящества. Под маечкой подпрыгивали обширные груди, подчиняясь тому же ритму, и то же самое делали ягодицы, подожие на две подушки. Запястья со множеством колец и браслетов, как и затянутые в сандалии ступни, были пухлыми, словно у ребенка. Дерзкое обаяние заставляло «кельтскую богиню» казаться бледной и тощей.

Дженни осознала, что зеленый свет на перекрестке уже загорался и гас минимум дважды.

Ого.

«Ну, если женщина в полтора центнера может себе такое позволить, — подумала Дженни, — то что я-то пытаюсь спрятать в этой жаркой и мешковатой одежке? Она же весит раза в три больше меня. Приду домой — может, и переоденусь в шорты, которые прислала тетя Клэр.»

Дома, однако, Дженни засомневалась, влезет ли она в них — насчет своих размеров она отнюдь не была уверена. Обычно она носила 44й, хотя в принципе влезла бы и в 42й. На этикетке стояло «38», но это по европейским стандартам, эквивалента которых Дженни не знала — то ли 42, то ли нет. Посмотрела на изнанку. «Талия 60 см». Пожалуй, это ее габариты, плюс-минус. Вспомнив, однако, про девушек в тесных джинсах, Дженни расстегнула юбку, позволила ей упасть на пол и натянула шорты. Да, они облегали куда теснее, чем она привыкла, а также были куда короче и с более низкой посадкой, но молния застегнулась без труда, и даже осталось немного свободного места. Заодно Дженни переменила футболку на укороченную «1» и посмотрела в зеркало.

Взору ее предстала девушка — даже не женщина, — куда моложе и беззаботнее привычно закутанной в двадцать одежек Дженни, между футболкой и шортами светилось сантиметров пятнадцать кремово-белой талии. Шорты сидели под пупком, и хотя складок, как джинсы у той блондинки, они не создавали, но так было заметно, что ниже талии живот у Дженни скорее выпуклый, нежели плоский. Груди, обычно спрятанные в глубине свободных блузок и мешковатых футболок, теперь выпирали двумя маленькими дерзкими холмиками. Руки и ноги были гладкими и стройными, и руки казались куда более загорелыми. Насчет общей картины Дженни уверена не была — да, она моложе и привлекательнее обычного, но хотела ли она такой выглядеть, она пока не знала. Переодевшись в привычный костюм, она отправилась готовить салат на ужин.

И все-таки, проснувшись завтра утром — а это была суббота, — она решила надеть шорты и футболку, когда пойдет в парк с Люком. Они удобные, убеждала себя Дженни, и хорошо смотрятся, и с Люком попробовать новое «обличье» будет безопаснее всего — он-то не станет глумиться над ней (а может, как мужчина, даже и не заметит). Но она полностью ему доверяла. В конце концов, он ведь видел ее в одних трусах! Пусть даже это и было семнадцать лет назад...

Натерлась кремом от загара — и в путь.

2.

Первое, что сказал Люк, было:

— Привет, Джен. Отлично выглядишь, — и он снова обнял ее, большой и теплый.

— Ты тоже ничего, — совершенно искренне ответила Дженни. — Я подумала, что ты прав насчет одежды по погоде, а сегодня еще жарче...

Она отважно сражалась с собственным смущением, уверенная, что ее пузо явственно выпирает вперед. Ну, не Люку ставить такое ей на вид. На всякий случай, впрочем, она слегка втянула живот.

— Тебе идет, — решил Люк и потянулся пощекотать ее обнаженную талию. Дженни даже удивилась.

Солнце пригревало, они гуляли, болтая ни о чем — давним друзьям не привыкать. Пару часиков спустя парк закончился, пора было подумать об обеде. Люк слышал о новом итальянском ресторанчике, куда они и решили заглянуть; Дженни удивило, что она серьезно проголодалась.

«Наверное, это от прогулки, — подумала она, — долго ходить по свежему воздуху — я давненько уже так не упражнялась.»

Она заказала среднюю пиццу с грибами, Люк — большую с копченым мясом. Быстро расправившись с тремя из шести ломтей, Дженни остановилась, с ужасом подумав о талии.

— А можно я попробую кусочек твоей? — попросил Люк.

Она передала ему ломоть — все равно больше ей есть не стоит, — но он взамен отдал ей один из своих. Запах потрясающий, растопленный сыр и нежное мясо образовывали прекрасную пару, и Дженни не устояла: чуть-чуть, просто попробовать… «Ммммм, надо было и мне такую заказать, только маленькую, даже средней оказалось много.»

— Вкусно? — ухмыльнулся Люк, видя, с какой скоростью исчезает пицца. — На, возьми еще, а я возьму один из твоих.

Вот только пицца у Люка была большая и разделенная на восемь частей, а не на шесть, причем ломоть большой — это больше, чем ломоть средней. У него оставалось пять, и когда пицца Дженни закончилась, от пиццы Люка осталось еще два ломтя.

— Ну, один мне, один тебе, давай!

И Дженни охотно согласилась, хотя семь ломтиков пиццы явно было многовато… и она вовсе не собиралась столько есть! Свободного места за поясом шортов больше не осталось, равно как и места в желудке, и от десерта она отказалась, в этом Люка не поддержав. Она подумала, что пузо у нее стало куда заметнее, чем до обеда, и когда они проходили мимо настенного зеркала, она покосилась туда — да, так и есть. В общем-то обычное дело для плотного обеда, но в обычных мешковатых одежках Дженни никогда подобного за собой не замечала и даже не чувствовала. «Ну ладно, это все потому, что я с Люком», — подумала она. — Конечно, это обжорство. Но это он уговорил меня съесть столько пиццы! А я… словно сделала пакость — на сердце радость."

Перед тем, как попрощаться, Люк пригласил ее на ужин.

— Ты же не умеешь готовить!

— Ха! Я уже год живу отдельно от родителей, нас там таких пятеро; пришлось научиться. В общем я даже почти кулинар, если тебе по душе лапша. Мне — нравится.

Интересно, подумала Дженни, не отсюда ли пришли новонабранные килограммы? Отложенный синдром «привет, первокурсник»? Хотя нет, Люк всегда любил покушать...

Последнее было немедленно доказано покупкой тройной порции мороженого — обед там, не обед, а в жару Люку хотелось чего-нибудь холодного.

— Тебе взять?

— Не, в меня после обеда уже не лезет, — сказала Дженни святую правду.

— Да ну, в тебя и до обеда оно не лезет, — пошутил Люк. — Ты вообще ешь как птичка. Даже пиццу за обедом не доела.

«Ага, зато я доела ТВОЮ пиццу», — возмущенно вспыхнула девушка.

— Ах так! — И шагнула к киоску с мороженым.

Люк смерил взглядом заказанную ей тройную порцию ванильно-карамельного.

— Ставлю пять баксов, не осилишь.

Дженни ухмыльнулась и лизнула мороженое, медленно и смачно. Оно скользило по пищеводу словно жидкий шелк, холодное и многообразное. Люк справился со своей порцией быстрее — Дженни наслаждалась каждой каплей, даже при том, что остатки пришлось не столько пробовать, сколько медленно-медленно глотать, потому что попробуй она шевелиться быстрее, или, скажем, толкни ее кто-то — содержимое желутка просто выплеснулось бы наружу. Живот, и так переполненный пиццей, стал тугим как барабан. Она догрызла последние крошки вафельного стаканчика и — очень, очень медленно — наклонила голову. «Оххх… я и нагнуться-то не могу, и не из-за слишком тесных шортов...» Дженни попыталась поудобнее пристроить пояс, а Люк зааплодировал. Потом с поникшим видом добыл из кошелька пятерку.

— Шальной заработок, — фыркнула Дженни.

— Потрясающее зрелище. В жизни не видел, чтобы ты ела как сегодня, — заметил Люк, осторожно касаясь ее раздувшегося живота. — Ты же такая худенькая. И куда в тебя столько влезло?

— Я уже не такая худенькая, какой была, — вздохнула она, — и уж точно такой не буду, если стану и дальше так питаться. — «Уфффф! Какой там ужин, я вообще о еде больше думать не могу!»

— Неплохая перспектива, — кивнул он.

— Ты это о чем? Ты что, хочешь, чтобы я растолстела?

— Ну, лично мне кажется, что девушки с округлыми формами симпатичнее. И вообще, лучше качаться на волнах, чем биться о скалы! — рассмеялся Люк, а потом они переменили тему.

Вечером Люк занял мамину кухню и приготовил лапшу-тальятелле в сырном соусе. Слишком много тальятелле в сырном соусе.

— Люк, да тут и троим много будет!

— Да, пожалуй, не рассчитал, привык готовить на пятерых здоровых парней… Ничего, возьми сама сколько хочешь, что не съедим — уберем в холодильник. Это чтобы ты не жаловалась, будто я тебя специально раскармливаю.

К этому времени пицца и мороженое давно уже улеглись куда им следовало, и Дженни, к собственному изумлению, снова проголодалась. Люк поставил на стол мисочку с маслинами, и пока он работал на кухне, жарил сыр, включал проигрыватель, интересовался ее мнением по поводу музыки и шутил о том о сем, Дженни мимоходом опустошила ее. Маслины ничуть не смягчили голода, напротив, солоноватый привкус на языке лишь обострил его. Когда тальятелле была готова, Люк выставил глубокую сковороду прямо на стол, и Дженни положила себе хорошую порцию. Когда оба очистили тарелки, Люк положил себе добавку; Дженни сделала то же самое. Ели они неторопливо, и лишь когда Люк убрал сковороду в умывальник, соскрести жир, прежде чем ставить в посудомоечную машину — только тогда Дженни поняла, что они оприходовали всю лапшу, а живот у нее снова набит до отказа. Как она могла незаметно умять СТОЛЬКО? Хотелось расстегнуть шорты, но делать этого Дженни не стала.

После сытной трапезы она начала клевать носом и с удовольствием выбралась на прохладную лоджию. Они с Люком сели на диване, поболтали, потом он включил музыку и они просто помолчали вместе… а потом Дженни вдруг проснулась и осознала, что опирается на плечо Люка, а его рука обнимает ее за талию, ладонь на теплом животе.

— Ты отключилась и так мирно посапывала — у меня духу не хватило пошевелиться и разбудить тебя, — пояснил Люк, растирая занемевшее плечо.

— Долго я спала?

— С полчаса. Наверное, ты устала. Хочешь, отвезу тебя домой?

Дженни согласилась — не хотелось возвращаться одной, в темноте, — и они пошли к машине. Пристегиваясь, она снова осознала, НАСКОЛЬКО переполнен у нее желудок. И по дороге ей это напоминал каждый поворот и каждый ухаб.

Прощаясь, Люк притянул ее к себе, и на миг она подумала, что он хочет поцеловать ее — но нет, просто обнял, как всегда. На миг ее раздутое чрево коснулось его брюшка, и у нее внутри что-то дрогнуло.

В спальне, раздевшись, Дженни встала у большого зеркала. Шортов нет, давить на живот вроде и нечему, но намного легче ей не стало. Да, дело не в тесных шортах (хотя и в них тоже), а просто в том, сколько еды в желудке. Пузо определенно выпирало, и поглаживая его, Дженни чувствовала, что там, под тоненьким слоем мягкой плоти, желудок набит до предела. Ей должно было быть стыдно за себя… но почему-то не было. Она вспомнила ту вчерашнюю брюнетку пятидесятого размера в коротких шортах — девушка была хорошенькой и явно это знала. И женщина постарше, и «кельтская богиня плодородия», и весьма объемистая дама в красном — каждая была по-своему привлекательна, но Дженни не думала, что хочет последовать их примеру. Скорее она удивлялась, как это так все сегодня вышло — она ведь не хочет растолстеть? Так зачем же она весь день ела как узница концлагеря?

Достав флакон с лосьоном для тела, она легла на кровать и, налив немного на живот, помассировала. Действительно, стало немного легче, хотя неясно, помог тут лосьон или сам массаж. Отдаваясь волнам сновидений, Дженни решила, что утром первым делом взвесится и всерьез подумает о диете. Сегодня какое-то уж очень явное отклонение.

Утром, проснувшись довольно поздно, Дженни направилась в ванную. Последний раз она взвешивалась недели две назад, тогда было 56 — уже повод обеспокоиться, — и она очень навряд ли с тех пор похудела. Предчувствуя неладное, она влезла на весы. 60. Какого… она ведь не поправилась на четыре кило за день, это невозможно! На миг Дженни от ужаса окаменела, затем начала рассуждать — нет, у нее внутри просто скопилось сколько-то непереваренной пищи и воды; где-то она читала, что съеденное полностью переваривается за 24 часа, — а потом, она же взвешивалась в прошлый раз давно, и должно быть, сколько-то прибавила еще до вчерашнего. В зеркале живот выглядел слегка вздутым, но далеко не таким, как вчера вечером. Втирая в кожу новую порцию лосьона, Дженни подивилась — действительно ли животик стал мягче на ощупь, или ей это просто мнится.

Обедала она опять же с Люком — а также его родителями, которые рады были повидать ее. Обед был простым — салат и несколько сортов сыра с разными видами хлеба и крекеров. За столом они провели часа два, Люк рассказывал последние анекдоты про юридическую академию, родители расспрашивали Дженни об ее новой работе. Отец Люка — приветливый плотный мужчина, безусловный образец «Люк тридцать лет спустя» — велел Дженни не перетруждаться и подлил ей еще вина.

— Без толку, па. Джен никогда ничего наполовину не делает, помнишь? Сплошное стремление к цели и решимость. Потому-то она и была круглой отличницей с первого класса, — усмехнулся Люк, который лет так до пятнадцати особого внимания урокам не уделял, выезжая исключительно на сообразительности.

Дженни расцвела. Такой уж решимости она в себе не чувствовала, скорее занудливую кропотливость, но приятно, что лучший друг так о ней думает. По натуре она была трудягой и прекрасно это знала.

— Но я рада, что ты наконец-то обретаешь здоровый вид, — сказала мама Люка. — Первые месяцы на этой новой работе ты выглядела вся измочаленной...

Подтекстом было, подозревала Дженни, «ты вроде поправилась», и вроде как ей следовало обидеться — но она ничуть не обиделась.

А потом Люк спросил, могут ли они снова увидеться — он дома только до конца недели, а потом у него летняя интернатура, а у нее работа… Договорились, что в среду и пятницу Дженни не станет задерживаться в конторе и после работы встретится с ним.

Покидая дом Люка, она подумала, что ввиду формы обеда понятия не имеет, сколько же съела — все просто долго сидели там и жевали крекеры и сыр, — но судя по животу, покушала (опять) довольно плотно. Дома она погрузилась в обычные хлопоты, а потом, надев обычную длинную юбку и скрывающую-все-что-угодно блузку, отправилась на ужин к дедушке с бабушкой.

На ужин было свиное жаркое с картофельным пюре и подливкой, на десерт — пудинг с сиропом — бабушка Дженни, англичанка, для семейного ужина строго соблюдала обычай своей собственной матери. Готовила она вкусно, однако Дженни намеревалась не слишком налегать на калорийную снедь. И вообще, вряд ли после вчерашнего и сегодняшнего в нее много влезло бы. Бабушка, однако же, была, как обычно, убеждена, что потомков «надо бы подкормить», и что выбрасывать добрую еду — преступление. От природы что родители Дженни, что дед, что ее старший брат Стюарт были довольно худощавыми.

Почему-то сегодня обычная оборона Дженни дала трещину и она не смогла отказаться от добавки (а жаркого вообще умяла три порции); какой-то частью сознания она продолжала удивляться, как в нее столько лезет. Люк ведь правду говорил, любительницей покушать она прежде не была. Ей уже должно бы стать дурно, СТОЛЬКО есть — но почему-то все было в порядке. Неужто вчерашнее обжорство заставило ее желудок раздаться в объеме? Дженни чувствовала себя не просто прекрасно, а даже — вплоть до второй порции пудинга, — что едва-едва наелась. И живот был набит вовсе не так туго, как после вчерашней пиццы, не говоря уж о мороженом. Впрочем, никто не делал ей замечаний насчет количества съеденного. Мама Дженни никогда не ощущала необходимости контролировать питание своих детей; объяснила им, как работает пищеварительный аппарат, убедилась, что они понимают смысл здорового питания — и ладно. Стюарт, тот и вовсе мог забыть поесть, если ему не напоминали.

Прежняя Дженни тоже была такой… но с началом рабочей недели оказалось, что голод тревожит ее сильнее прежнего. В понедельник и вторник на обед она взяла обычные «лаваш и яблоко», однако их оказалось решительно недостаточно, и после обеда Дженни выходила в вестибюль к торговому автомату за пакетом печенья. Остаток дня она между делом жевала печенье прямо за рабочим столом — раньше такого никогда не случалось. А после работы голод снова брал свое и пинками подгонял ее поужинать, даром что во вторник она, задержавшись на работе, взяла второй пакет печенья. В среду, чувствуя, что сладости здоровыми питанием не является, вместо лаваша Дженни заказала сандвич, надеясь, что хлеб, салат и ветчина избавят ее от необходимости «перекусывать». Частично она преуспела, хотя и взяла половину шоколадки, которую предложила рыженькая сотрудница. сидящая напротив.

Вечером она снова влезла в шорты, которые вроде как стали чуточку теснее, и пошла к Люку. Сегодня он снова готовил ужин, но в соответствии с мамиными указаниями — мол, нужно расти над собой и осваивать иные рецепты, кроме лапши. На ужин был цыпленок в сливочном соусе, молодая картошка и брокколи, и на сей раз Люк не промахнулся с количеством. Но зато он разделил блюдо строго пополам — не подумал, что для мелкой и хрупкой Дженни нужно куда меньше, чем для его тушки в 185 см и 97 кг. В момент уничтожив свою порцию Люк, толком не наевшись, обшарил холодильник и добыл там треть здоровенной творожно-черносмородиновой запеканки. Дженни тем временем доедала цыпленка. Разделив запеканку пополам, Люк положил немаленькие куски на тарелки и принес еще мороженого.

— Налетай, Джен, а то придется выкинуть. Или скорее мне придется съесть все самому, потому как мама ненавидит, когда что-то остается. Давай, спаси меня от меня же, — ухмыльнулся он.

Уступив, Дженни взялась за запеканку, хотя она-то вполне наелась. Впрочем, запеканка была вкусной — сладкой, но не чрезмерно, — и она доела все, хотя чувствовала, что живот снова раздувается как в субботу, после пиццы с мороженым. Нужно было остановиться до того, однако Дженни почему-то снова хотелось почувствовать себя как тогда, наевшейся до отвала, и чтобы живот был тугой как у той беременной. Проглотив последний кусочек запеканки, она, вопреки здравому смыслу, не остановилась и добавила сверху еще пару шариков мороженого, и снова почувствовала, что объелась сверх меры. Пояс шортов врезался в плоть, она едва могла просунуть под него палец. На сей раз Дженни надела длинную футболку; извинившись, она удалилась в ванную, где немедля задрала подол и посмотрела на себя в большое зеркало, поворачиваясь в профиль. Живот округлился еще сильнее прежнего, выпирая над поясом розовых шортов, которые действительно начинали врезаться в плоть. Сидели шорты низко, и давяший сверху живот заставлял их опуститься еще ниже. Талия? Ее больше не было.

Не без труда она расстегнула пуговицу на шортах, потом молнию. Живот сразу подался вперед еще на сантиметр-другой. Забавы ради Дженни попыталась его втянуть — и не смогла. Слишком плотно набит. Кожа туго натянулась; добыв из шкафчика под раковиной флакон с кокосовым маслом, она помассировала живот, как раньше; что-то очень чувственное было в ощущении переполненного желудка под мягкой плотью… Закончив, Дженни наполовину застегнула молнию, но не стала мучать собственный живот, застегивая пуговицу, так что она просто прикрыла живот футболкой и пошла помогать Люку убирать со стола.

Вечером, добравшись домой, Дженни чувствовала, что в общем-то неправа. Три натуральных обжорства за пять дней (о печенье на работе она и не вспоминала). Наверное, это потому что Люк здесь, он думает, что она может есть столько же, сколько и он, и ему так нравятся собственные новообретенные кулинарные таланты, что у нее не хватает силы воли отказаться… Нет, эта теория не годится. Пицца-то не его рук дело. Тем более бабушкины отбивные и пудинг, там-то Люка даже и не было. Но он заметил, как в тот вечер раздулся ее живот, он поглаживал его, пока она развалилась на диванчике в лоджии… Ну да, раздулся. Но Люк ни слова об этом не сказал, и на прощание снова обнял ее, отчего Дженни опять бросило в дрожь. И устроившись в постели, массируя политый лосьоном живот и тихо постанывая, Дженни решила более не взвешиваться до тех пор, пока вся эта еда не отправится куда следует, чтобы наконец получить более-менее достоверные данные.

3.

В четверг Дженни проснулась с опустевшим желудком, голодная аки волк и твердо намеренная питаться сегодня исключительно здоровой пищей и в скромных количествах. На завтрак она взяла полезную овсяную кашу, а прежде чем уйти, высыпала из карманов всю мелочь, оставив себе лишь на сандвич — чтобы потом не было искушения сбегать к автомату прикупить чего-нибудь. К обеду в желудке у Дженни уже урчало — непривычное ощущение, — и она снова заказала сандвич с салатом, решив, что работать сегодня придется допоздна и домой она раньше девяти не попадет. Оказалось, однако, что сегодня у главного редактора день рождения, и он заказал в контору большой шоколадный торт со сливками, разделенный на двадцать прямоугольных кусков. Отказываться от угощения было бы невежливо, грозный босс явно хотел сделать подчиненным небольшой праздник. В конторе работали всего семеро — главред, он же владелец, три младших редактора, дизайнер, бухгалтер и рекламщик, — так что когда все взяли по кусочку, большая часть торта осталась на столе рядом с ксероксом. Время от времени, подходя к аппарату, желающие брали добавку — однако Дженни как-то умудрилась, прежде чем уйти домой, умять целых пять кусочков — торт был такой легкий и воздушный, и вовсе не казался сытным. Она решила, что все уравновесит легким ужином, но работы было столько, что она напрочь об этом забыла, и вспомнила обо всем, лишь уничтожив за ужином полную тарелку кускуса с бараниной. «Но живот ведь совсем не раздулся, — подумала она, втирая в кожу лосьон, — так что за обжорство можно не считать. А утром взвешусь.»

Поднявшись с рассветом, Дженни приняла душ и, завернутая в полотенце, не без трепета подошла к весам. Сняла полотенце и рассмотрела себя в зеркало. Живот и правда стал больше, чем неделей раньше, сомнений нет. В профиль он выпирал — немного, на пару-тройку сантиметров, но несомненно выпирал, причем на пустой желудок. Она втянула живот — выпуклость исчезла, — но едва Дженни расслабила мышцы, живот снова занял прежнее положение. А еще ребра стали почти незаметны. Ткнув в живот пальцем, Дженни поразилась, какой чувствительной стала плоть. Неужели все это началось всего неделю как? Она откопала сантиметр в шкатулке с шитьем и измерила талию. 65 сантиметров. Неудивительно, что в среду шорты с талией 60 были такими тесными — когда она наелась до отвала, объем талии явно вырос. И наконец, встала на весы. Шкала показала 62.5.

Дженни была спокойна как удав. Даже при том, что она, возможно, весила не 56, а чуть больше — но выходит, с прошлой пятницы она поправилась на килограммов на 5-6. Дженни представила себе, как сообщает об этом Люку — не жалуясь, что это он ее так перекармливает, а как будто рассказывая об изумительном открытии. Нет, она не была уверена, что действительно хочет рассказать ему — но сама идея чем-то завораживала. Мелькнула мысль примерить шорты еще раз, однако Дженни отложила ее в сторону и оделась, как всегда одевалась на работу. И обнаружила, что юбка, конечно, никоим образом не сделалась тесной, но в поясе там стало много меньше места, чем прежде.

Сегодня она не стала составлять распорядка питания, просто перекусывала всякий раз, когда хотелось — все равно сегодня вечером она ужинает с Люком, а значит, снова обречена объесться. Пакет печенья, два батончика, а на обед, кроме сандвича — пончик. Желудок принял все с благосклонностью и ни разу не заурчал.

Дженни вернулась домой переодеться, и внезапно весь имеющийся гардероб перестал ее устраивать. Хотелось снова влезть в шорты и короткую футболку, но Люк пригласил ее в ресторан, а туда все-таки одеваются несколько приличнее. В итоге Дженни надела лучшую юбку и (откопав-таки на полках в самом дальнем углу) подаренную когда-то тетушкой Клэр — и недооцененную племянницей, — облегающую вязаную бледно-зеленую кофточку. Тогда она думала, что кофточка слишком уж откровенно облипает тело, но сейчас Дженни нравилось, как она подчеркивает ее округлый животик и грудки. Неплохо, решила она — но завтра нужно прикупить пару облегающих футболок.

Ресторан был милым и уютным — народу немного, готовят вкусно, цены приемлемые. Впервые, вероятно, за всю жизнь Дженни заказала закуску — лангустинов, — и медленно ела, наслаждаясь каждым кусочком. В качестве основного блюда оба предпочли стейк; нежное, отменно поджареное мясо, в сопровождении зажаренной до хруста вкуснейшей картошки. И хотя Дженни ела медленнее обычного, Люк заметил, что она съела все без остатка — и именно она первой потребовала десертное меню. Люк выбрал сливочную панна-котту, а Дженни — шоколадный торт, сама удивившись размеру прибывшей порции. Места в желудке осталось не слишком много, она и в ресторан-то пришла не так чтобы голодной.

— Джен, ты же знаешь, тебе не обязательно заказывать десерт просто чтобы составить мне компанию, — заметил Люк. — Я, конечно, порой так подшучиваю, но если не хочешь или в тебя не лезет — не надрывайся.

— Да ничего, — отмахнулась Дженни, подцепила вилкой кусочек торта и отправила в рот. Вкусно, оглушительно сладко, словно большой шоколадный трюфель. — Почему-то я всю неделю жутко голодная. И вообще, могу я себе позволить пару раз покушать, когда мой самый любимый человек здесь, да еще так ненадолго.

— А я твой самый любимый человек? — спросил Люк. Голос его был совершенно серьезным, а лицо даже как-то напряглось.

— А что, тут есть другие? — пошутила она.

Люк как-то странно смотрел на нее — она просто не осмеливалась расшифровать этот взгляд, — и сосредоточилась на том, чтобы доесть торт. Закончив чашечкой кофе, они поднялись. Одна из стен ресторана была зеркальной, и Дженни краем глаза поймала отражение узкобедрой молодой женщины где-то на втором триместре беременности, небольшой, но явственный животик растягивал ее вязаную кофточку — и женщиной этой была она сама. Отражающийся в том же зеркале Люк чем-то напомнил ей мужа «кельтской богини». Наверное, воображение, решила она. Странно, но в зеркале казалось, словно он пытается обнять ее за талию, но как-то не решается.

Из ресторана они ехали на такси, первой по маршруту была квартира Дженни — но Люк тоже решил выйти, пожелать спокойной ночи и попрозаться. Утром ему нужно было в аэропорт, а дальше — через полстраны. Они стояли под фонарем у крыльца, и Люк прочистил глотку перед тем, как заговорить.

— Джен… ты же знаешь, что я очень тебя ценю, тебя и дружбу с тобой?

— А я — твою. Подружки и приятели приходят и уходят, но мы-то, мы истинные друзья.

— Вообще-то, Дженни...

Сердце ее на миг замерло. Кажется.

— Мы не виделись, считай, целый год — та неделя на рождество не в счет. И я начал понимать, что же ты для меня значишь, чувствовать, что я хочу не просто дружить с тобой. Не знаю уж, как и почему, но лишь на этой неделе я понял это по-настоящему. И твое присутствие лишь подтвердило. Дженни, сегодня вечером ты так прекрасна! Но мы дружим столько лет, что я даже не знаю, нужно ли мне продолжать, или лучше оставить все как есть… потому что я не вынесу, если лишусь твоей дружбы… Дженни, я влюбился в тебя. Но что чувствуешь ты?

— Ох, Люк! — Дженни даже не знала, что сказать. — Я всегда тебя любила, с четырех лет, и ты это прекрасно знаешь.

— Ну да, конечно, я люблю свою сестру, и знакомы мы с ней примерно столько же лет, — но сама понимаешь, с сестрой оно иначе. А ты думаешь обо мне как о брате, и только?

— Нет, — рассмеялась Дженни.

Люк прижал ее к себе, крепко обнял и поцеловал. Долго-долго. А потом расплатился с таксистом, и они вошли в дом.

— А мне всегда казалось, что я не в твоем вкусе, — заметила Дженни, лежа на диване и умостив голову на удобные колени Люка. — Ты всегда встречался с такими хорошенькими, фигуристыми девицами, а я была мелкой плоскогрудой мышкой.

— Ну, у тебя фигурка хотя и мелкая, но симпатичная, — отозвался Люк. — Жаль только, что ты всегда кутаешься непонятно во что, не поймешь, что прячется под одежкой. — Ладонь его погладила ее изрядный животик, зеленая кофточка задралась вверх, обнажая полоску мягкой розовой плоти.

— И это говорит единственный парень, который когда-либо видел меня в одних трусах!

— Так когда оно было… — тоскливо протянул он.

Счастливая Дженни избавилась, кажется, от всех мыслимых комплексов.

— Освежить тебе память?

Она скатилась с дивана и начала медленно покачивать бедрами. Так изящно, как только могла, расстегнула юбку и позволила ей соскользнуть на пол, переступив через упавшую ткань, обнажая длинные ноги. С чуть большим трудом она выскользнула из зеленой кофточки и закружилась перед Люком в одном лишь лифчике и трусиках. Ни один представитель противоположного пола не видел ее столь раздетой уже многие годы. Танцуя, Дженни с некоторым смущением осознала, что выпяченный живот заставляет трусики опуститься чуть ниже, образуя вогнутую дугу. А потом промелькнуло, что она рискует первыми в своей жизни серьезными отнощениями, буквально демонстрируя Люку итоги своей сидячей работы и недельного «загула» — килограммов так тринадцать излишков, в сравнении с «нормальным» ее весом в 51, да плюс сегодняшний обильный ужин… Но Люк, очевидно, воспринимал все это иначе. Выглядел он абсолютно завороженным. Встал, подошел, коснулся ее живота раз, другой, ладонь медленно кружила, а потом он провел обеими руками по ее бокам, отчего ее охватила изумительная дрожь. Он прижал ее к себе и поцеловал — ТАК она никогда прежде не целовалась, — и вжимаясь в его теплое и надежное тело, она чувствовала, как к ее бедру прижимается его твердая плоть… И ей очень захотелось увидеть и его без одежды. Впрочем, без рубашки она видела его частенько. И еще Дженни знала, что хочет, чтобы он всем весом вжался в нее, накрыл ее собой.

— Ты что, пытаешься меня соблазнить? — проворковал Люк куда-то ей в шею. — Если так, дорогая моя, ты своего добилась...

Дженни взяла его за руку и повела в спальню. Он на миг отстранился.

— Дженни, мне помнится… ты ведь...

— Девственница? Ага. Ждала правильного мужчину.

И она снова взяла его за руку.

— И ты уверена? Ты хочешь, чтобы все произошло уже сейчас?

Один ее взгляд был достаточным ответом, и он добыл кондом из бумажника и пошел с ней в спальню. Там Дженни расстегнула его рубашку и стянула ее, обнажив широкую грудь и чуть выпуклое брюшко. Она глубоко вздохнула: все ее тело трепетало от страсти, ожидая его. Джинсы Люка, как и ее шорты пару дней назад, были чуть тесноваты, но она осторожно расстегнула их и стянула вниз...

Заниматься с Люком любовью было превыше всего, что Дженни воображала. Он был очень нежным, стараясь не причинять ей боли. Она тихо ойкнула, когда он наконец скользнул в нее, хотя он сделал все, чтобы она была возбуждена как только возможно и готова его принять. А то, как его вес тесно вжимается в ее переполненный живот, лишь усиливало удовольствие — острое, на грани боли, но совершенно изумительное. А потом они просто лежали, обнимая друг друга, живот к животу.

— Ты все еще думаешь так же? Ну, что у меня симпатичная фигурка? — спросила Дженни.

— Ты прекрасная. Потрясающая. Я, кажется, только что это доказывал?

— О да! И все же — так ты не возражаешь, что я поправилась?

— С чего вдруг? Тощие девицы, или те, у которых от физкультуры мышцы рельефные как у грузчиков — оно как-то совсем не мое… Даже когда тебя было поменьше, я считал тебя хорошенькой, — быстро добавил Люк, — но тогда ты скорее походила на маленькую девочку. А сейчас ты женщина. Выглядишь мягче и вообще женственнее. Хотя, конечно, до предела твоему совершенству еще далеко, — ухмыльнулся он, положил ладонь на живот Дженни и слегка качнул мягкую плоть (непередаваемое ощущение). — А как ты ешь — это завораживает… ты словно обрела аппетит к самой жизни, какого никогда раньше не имела. И вообще ты кажешься более уверенной в себе.

«Я и чувствую себя более уверенной, — подумала Дженни, потихоньку отключаясь в объятиях Люка. — Словно бы я переменилась...»

Рано утром Люку нужно было улетать, и хотя Дженни знала, что не увидится с ним месяца полтора, субботу она провела вся не своя от радости. Уничтожив плотный завтрак, она позвонила матери и выдала ей отредактированную версию событий прошлой ночи (опустив любительский стриптиз и последующее). Мама очень за нее обрадовалась — у ее маленькой девочки и свиданий-то толковых не было, а уж о романах и говорить нечего, — но сочла необходимым, как матери и положено, дать Дженни несколько советов о том, как сделать мужчину счастливым, и главное — сделать над собой усилие насчет внешности.

— Мам, но Люк любит меня именно такой, какая я есть. Сам сказал.

Обычно мамины советы были хороши, но Дженни чувствовала, что сейчас не совсем тот случай.

— Что ж, милая, это хорошо, но мы с твоим отцом, хочешь не хочешь, увидели, что ты немного поправилась. Ничего страшного, однако запускать не стоит. Я знаю, у тебя мало свободного времени, но наверное, стоит все-таки последить за тем, что ты ешь, и сходить в тренажерный зал? Ты же не хочешь утратить девическую стройность, да?

И у Дженни словно пелена с глаз упала! Она была совершенно точно уверена, что ей ПЛЕВАТЬ на девическую стройность. Раньше она была стройной, и что толку? А сейчас, когда ее фигура, абсолютно непреднамеренно, стала меняться — все, напротив, было прекрасно! Прочь сомнения! Мама, разумеется, советовала от чистого сердца и с лучшими намерениями, но сейчас эти советы пропадали втуне.

Дженни натянула верные — хотя и уже порядком тесноватые — розовые шорты и короткую футболку, и отправилась в город на поиски пропитания. Никаких диет!

Сжимая в руках большой бумажный пакет из МакДональдса, Дженни сидела на скамейке в парке (над шортами при этом возникла зачаточная, но многообещающая складочка). В пакете было два чисбургера, «огромная» порция картошки, молочный коктейль и яблочный пирог — и она намеревалась все это съесть. Жуя первый бургер, Дженни заметила неподалеку чем-то знакомую девушку, которая также поглощала бургер. Девушка приблизилась — это была та пухлая брюнеточка, которую Дженни видела на прошлой неделе, теперь одетая в блузку без рукавов и джинсы с заниженной талией. Джинсы были ей тесноваты, особенно в задней части, отчего избытки плоти обильно переливались над поясом; Дженни хорошо это видела, потому что нижние пуговицы безрукавки были расстегнуты. Когда девушка подошла поближе, стало ясно, что у блузки не оставалось никаких шансов вместить выпирающий живот, размера два назад — еше может быть, но не сейчас. Лишь одна пуговица была застегнута, под ее большими грудями, которые также явно переросли габариты блузки. Интересно, как давно она была девушке впору? Сейчас девушка была где-то пятидесятого-пятьдесят второго размера, а блузка, соответственно, сорок шестого — сорок восьмого. Может, почти как у самой Дженни. А девушка сейчас казалась даже полнее, чем на той неделе. Спокойная безмятежность, с которой она воспринимала взгляды тех, кто полагал дикостью, вот так вот разгуливать в лопающейся по швам одежде, навела Дженни на мысль: да ведь девушка получает удовольствие и от своих габаритов, и от производимого впечатления! А сейчас, гуляя по парку, она, доев бургер, принялась за большую плитку шоколада — вероятно, она целенаправленно набирает вес!

Вот так вот встать и спросить об этом проходящую девушку Дженни не могла, но зерно упало в благодатную почву. Люк сказал, что «до предела твоему совершенству еще далеко», а мама рекомендовала сделать усилие, дабы ее внешность больше нравилась ее парню. Может, она и правда способна «усилить свое совершенство»! И она мысленно представила себе — себя, только несколько полнее: 70 килограммов… 80… 90… У Дженни даже аппетит разыгрался. Пожалуй, надо бы написать Люку по электронке.

А пока, закончив обедать и по-прежнему блуждая по тропам волшебной грезы, она пошла прикупить себе чего-нибудь из одежды, потому что ее маленькому, но сытому животику решительно стало тесно в шортах. Она знала, что поела как следует, но считать калории не стала, а в одном лишь обеде их было почти 2700. По дороге Дженни обдумывала, какую одежду ей хочется — она не покупала обновок самое малое с прошлого года.

Дженни, примерив 48 размер, купила «обрезанные» джинсы вроде тех, что носила девушка, тканевые шорты — посвободнее розовых — и несколько блузок — часть укороченных, а часть из обтягивающей лайкры; не без колебаний добавила к покупкам сшитую а-ля килт мини-юбку, застегивающуюся на манер юбки для хоккея на траве, с запАхом и возможностью подгонки под размер. Даже в грубом приближении юбка была ей слишком велика, но Дженни в раздевалке примерила ее по-разному, спрева — как полагалось, а потом — спущенной пониже, под животом. А еще взяла свитер, аккуратно сложила и устроила под облегающей блузкой, словно бы внезапно прибавила десяток кило в районе живота. Сложила на фальшивом животе руки и вообразила, что он настоящий… нет, возбужденно подумала Дженни, никакой электронки, лучше позвонить Люку и «вживую» услышать, что он думает насчет ее планов. А пока она заглянула по дороге в «Звездобакс» и взяла фраппучино со сливками и два жирных кекса. Дорогое заведение, но нужно же девушке отпразновать миг освобождения! Медленно съев кексы, Дженни заказала еще клейкую булочку с корицей — а почему нет? Места в желудке еще хватало, а пахла выпечка потрясающе.

«Интересно, — подумала она, — добралась ли я до 65»?

Дома весы сообщили: 64 с хвостиком, и это частично непереваренная пища. Живот уже был вполне заметным, весь новонабранный вес по-прежнему располагался у Дженни чуть ниже пупка, в итоге талия раздавалась в объеме, а длинные ноги и худые руки оставались какими и были. Дженни повернулась, рассматривая свои новые изгибы в профиль. Проверки ради она шлепнула по животу, он заколыхался. Сегодня в магазине Дженни вполглаза наблюдала за пышными дамами, и видела, что у одних основные объемы уходят в бедра и бока, у других — в груди и ягодицы, но хватает и таких, у кого заметнее всего растет именно пузо и расплывается талия. Видимо, с ней самой будет то же самое. Дженни оделась и выбежала из ванной, заметив, что живот от резких движений слегка колышется; на кухне она приготовила себе на ужин большую кастрюлю вермишели по-болонски, вспоминая при этом о Люке. Она обильно полила лапшу оливковым маслом, затем добавила сверху густого мясного соуса и щедро посыпала тертым сыром. С аппетитом поедая ужин, Дженни вспоминала девушку из парка, и представляла, как ее собственный живот раздувается и растет, становясь таким же круглым и объемистым. Вскоре она почувствовала, что пора начинать массаж с лосьоном; расстегнув шорты, она так и сделала, после чего прикончила остаток вермишели. Благодаря оливковому маслу ужин сам собой скользил в желудок, а массаж помог как-то уместить там все изобилие снеди.

Дженни позвонила Люку на мобильный, и он был очень рад слышать ее голос. Она рассказала про поход в магазин.

— Прекрасно, в новой соблазнительной одежде моя Дженни станет выглядеть еще прекраснее… надеюсь только, без меня никто там тебя не уведет!

Дженни рассмеялась, мимоходом скользнув ладонью в расстегнутые шорты, чтобы еще раз помассировать раздутый живот, а затем позволила руке опуститься чуть пониже и погладить себя между ног.

— Чем ты там ужинала, Джен? — спросил Люк. — Как это — только вермишель?

Дженни заверила, что плотно пообедала, и подробно описала все свое меню за этот день. Последовало короткое молчание, потом Люк хихикнул:

— По-моему, скоро ты в эту новую одежку не влезешь.

Он не знал, что вся она была 48 размера.

— Тогда, наверное, я сяду на диету, — проверила воду Дженни.

Решительная горячность его ответа удивила и обрадовала ее.

— Ни в коем случае! Из-за меня — нет! Ни в чем себе не отказывай, мне совершенно не хочется, чтобы тебя стало хоть капелькой меньше.

— Да, но если я еще поправлюсь, это разве будет выглядеть хорошо? — Дженни беспокоилась, не решит ли Люк, что она чрезмерно волнуется… но ей нужно было ЗНАТЬ.

— Почему нет? Ты же не боишься, что мне в душу западет какая-нибудь швабра, а? Ведь я люблю тебя… а швабры — вообще не мой вариант. — Люк остановился, затем продолжил: — И вообще, ты вроде бы не возражаешь против доброй порции мяса на костях, вчера ты, кажется, весьма радостно хватала меня везде куда дотягивалась, а я ведь не задохлик какой. — Дженни словно видела, как он ухмыляется, такой обезоруживающе милый. — Ну да, мы, мужчины, мерим все куда как более мелкой меркой, чем женщины, судим сугубо по внешности, — а теперь он подсмеивается надо мной, улыбнулась она, — но даже будь оно так, Джен, ведь не всем же нам нравится одно и то же! Ты ведь видела всех моих прежних подружек. По-моему, они были изрядно тяжелее меня. Ту же Лизу помнишь? В ней было за 90. Я, конечно, никогда не встречался с девушкой только из-за пышных форм, но честно говоря, мягкая и нежная — куда привлекательнее, чем тощая и костлявая. Мне нравится, как ты выглядишь сейчас; если ты поправишься — значит, твоей красоты станет еще больше. Мне совершенно не кажется, что тебе надо садиться на диету, однако если ты так решишь — что ж, я не сбегу. Я люблю тебя, и вообще, — шутливый тон вернулся, — с годами многие поправляются, и я надеюсь, что «многими» будешь и ты!

Сама ухмыляясь от уха до уха, Дженни заверила его, что не будет себе ни в чем отказывать, а внутри у нее все пело! «Он любит меня! На самом деле!», — выводил партию первый голос, а второй добавлял: — «Он не возражает, если я поправлюсь!» Более того, Люку, кажется, мысль весьма понравилась… Она ласково мурлыкала в трубку и едва заставила себя распрощаться. Энергия переполняла ее, а еще… а еще она почти проголодалась! Вот так так! Ей хотелось отпраздновать это потрясающее ощущение, удивительное понимание — Люк любит ее, какой бы она ни была! — и его понимание женской красоты чудесным образом совпадает с тем, что она собиралась сделать.

4.

Сегодня Дженни съела больше, чем когда-либо прежде, и наслаждалась каждой крошкой. Очень плотный завтрак — ветчина и яичница на масле, печеная картошка, оладьи с сиропом; потом обед в МакДональдсе, затем булочки в «Звездобаксе» и обильный ужин — вермишель. Обычно она и половину от такого не уговаривала (считая одни только калории, предположение было неверным — чуть больше 6000, то есть раза в три больше обычного, потому как все съеденное было сладким или жирным). Откуда же голод? Покосившись на вздувшийся живот, Дженни представила себе, как все съеденное немедленно и без потерь превращается в мягкую и нежную плоть. Вермишель, похоже, уже переваривалась, и Дженни решила проверить, сколько еще она сможет осилить сегодня. Было всего 8 вечера, завтра воскресенье, так что даже если после обжорства она не сумеет толком заснуть или завтра ей будет плохо, невелика беда.

Снеди на перекусить в квартире Дженни не держала (о, это непременно изменится, решила она). Стемнело еще не окончательно, а в четырех кварталах был круглосуточный магазин. Натянув юбку и свитер, она решительно зашагала туда, убеждая себя, что пешая прогулка лишь способствует аппетиту.

Обычно Дженни покупала тут лишь хлеб и молоко, но сегодня она покатила тележку вдоль стеллажей и сметала практически все, на что падал взгляд. Печенье — в основном слоеное как бутерброд, со сливками. Кока-кола (диетическая? Ну уж нет!) и шоколадное молоко. «Семейная» коробка молочных шоколадок… мммм. Карамельный соус. 16 мини-кексов. Из холодильника — торт-тирамису (у нее от одной мысли слюнки потекли), 4 коробки. Творожная запеканка с лимоном. Два брикета мороженого «Бен и Джерри» и шесть пончиков с кремом. По сути, этими образчиками сластей и исчерпывался ассортимент маленького магазинчика. Дженни понимала, что сегодня скорее всего не сумеет осилить всего… но она очень, очень постарается!

— Празднуете с компанией? — спросил пожилой кассир.

— Не, — усмехнулась Дженни, — сама все съем.

Кассир ей явно не поверил, поскольку начал рассказывать забавный случай о том, как его маленькие дети устраивали день рождения, и какой хаос учинили в доме. Посмотрев на покупки, Дженни поняла, что именно эта снедь, когда она была ребенком, и возникала в доме на столе сугубо по случаю дня рожденья (ну разве что тирамису там не было). В общем, даже подходяще. Она теперь женщина — во всех смыслах — и может есть все, что угодно, когда ей только заблагорассудится. Даже если сегодня не день рождения. Она ведь уже не ребенок.

Когда Дженни вернулась обратно, у нее руки отваливались от тяжести покупок. Интересно, сколько там? Водрузив обе коричневые сумки на весы, она поразилась — почти семь с половиной кило еды. Разумеется, подумала она, это не семь с половиной кило «будущего веса», тут где-то сода, где-то молоко, где-то просто вода… Тем временем она взвесилась сама. Без малого 65, четверть кило против послеобеденного, хотя большая часть этого явно вермишель. (Дженни подумала, что с тем же успехом может взвешиваться и на полный желудок, потому как пустым он у нее теперь все равно не бывает.)

Если она сумеет впихнуть в себя все без остатка, то будет — хотя бы временно, — весить 72. Это вообще возможно? Вермишель, кажется, уже переварилась, подумала она, погладив живот, по которому прошла мелкая рябь. Возможно или нет, а попытаться стоит.

— Ну и насколько я сумею поправиться за ночь? — спросила Дженни у собственного отражения.

Она переоделась обратно в розовые шорты — все-таки сумела их натянуть, хотя и не без труда; чуть выше пояса образовалась приятственная выпуклость, так что мягкий слой под ребрами выпирал сильнее обычного. Дженни ухмыльнулась собственному отражению: может, она и не так «округлилась», как та девушка из парка, но больше никто не назовет ее «тощей». В этих тесных шортах на ум скорее придет эпитет «пухленькая». В мешковатой рабочей одежде разницу никто пока не заметит, оно и к лучшему… так она сможет дольше сохранить свой маленький секрет. Дженни нравилось, какими тесными ощущались шорты — сегодня ей очень хотелось чувствовать себя все толще и пышнее с каждым съеденным кусочком. Она сняла футболку и к собственному удивлению увидела, что груди тоже слегка выросли — далеко не так заметно, как живот, но в чашках бюстгальтера оставалось куда меньше свободного места, чем прежде. Расстегнув шорты, она как следует умастила лосьоном пухлый животик и, на всякий случай, груди, потом снова застегнула шорты и отправилась пировать на кухню. На часах было 20:40.

Налив стакан шоколадного молока, Дженни принялась за пончики. Сладкие, посыпанные сахарной пудрой, а начинка напоминала бабушкин английский заварной крем. Она не торопилась, зная, что придется себя сдерживать, тщательно пережевывая пищу и запивая шоколадным молоком. Умяв четыре пончика, Дженни решила переменить блюдо и распечатала первую пачку печенья. Положив половинку «бутерброда» на язык, она подождала, пока та растворится в шоколадном молоке, а потом слизала сливочную начинку и сгрызла остаток. Мммм, вот так-то лучше. Оценивающе потирая живот, она продолжила, и через несколько минут печенье исчезло. Взяв ложку, Дженни достала из холодильника первый тирамису, и по пищеводу заскользила мягкая, концентрированная сладость...

В половине одиннадцатого Дженни ела медленно, но все так же уверенно, умяв оставшиеся два пончика, еще две пачки печенья, три батончика молочного шоколада и шесть мини-кексов. Живот был твердым как камень — она даже наклониться больше не могла. Дженни с трудом встала, на самом деле ощущая в животе тяжесть всего съеденного; шорты мучтительно врезались в плоть и она давно хотела расстегнуть их, но как раз в половине одиннадцатого она собиралась еще раз взглянуть в зеркало. Прихватив с собой шоколадку — нечего зря время терять, — Дженни вгрызлась в нее, пока шла в ванную, поддерживая живот. Девушка в зеркале выглядела, за неименеим лучшего слова, раздутой. Живот Дженни стал явно больше, чем после ужина, ее распирало чуть выше талии; сейчас она походила на тех актрис или моделей, которые во время беременности не набирали и грамма лишнего веса, и при стройном теле объемистый живот смотрелся еще более впечатляющим. Шорты под его тяжестью снова съезжали вниз, пояс врезался в плоть и спереди, и сзади, расстегнуть пуговицу было сущим мучением — но Дженни, сцепив зубы, выдохнула и справилась с ней.

Высвобожденное чрево ринулось вперед, молния сама расстегнулась под его напором. Дженни вдохнула, и живот раздался еще на пару сантиметров, удобно заполнив новый объем. Чуть ниже пупка на нем остался красноватый рубец, там, где шорты так врезались в плоть, и теперь, когда давление исчезло — это было просто наслаждением. Дженни думала было, что на сегодня все, но теперь чувствовала, что еще немного в нее влезет, после массажа и лосьона. Слой мягкой плоти над плотно набитым желудком, кажется, стал толще, тугой живот весь сиял. Прихватив лосьон с собой на кухню. Дженни ухмылялась: насколько же она станет толще, когда действительно не сможет впихнуть в себя ни кусочка?

Шоколадное молоко закончилось, печенье и мини-кексы пришлось запивать содовой. Это породило неожиданный эффект: из-за содержащегося в ней газа, содовая словно расширялась в желудке, и он наполнялся быстрее. Вот же не повезло, решила сперва Дженни, но потом она вдруг отрыгнула — и вдруг место как-то само собой появилось… Еще два мини-кекса — газировка словно бы упаковала содержимое желудка, а может, слегка его растянула, она не знала, что именно. Осталось четыре кекса… она что, уже съела целых 12?.. три осталось… два… (ням-ням)… один… все! Налив на ладонь немного лосьона, Дженни еще раз помассировала живот, что снова заставило ее громко рыгнуть — в освободившееся пространство немедля отправились две последних, уже тающих, шоколадки. «Надо бы прерваться на пять минут, пусть содовая поработает,» — подумала она, снимая обертку со второго тирамису. Часы показывали 23:05.

К полуночи Дженни остановилась. За последние полчаса она осилила второй, а потом и третий тирамису, и еще немного печенья, однако последняя пост-газировочная отрыжка была уже на грани рвоты. Лежа на диване, она снова массировала раздувшееся чрево, из-за которого уже не было видно ног, а тяжесть его ощущалась как самый натуральный груз. В ящике крутилась какая-то старая тупая киношка, что немного отвлекало Дженни и облегчало нагрузку. На столике рядом с ней, однако, лежал и потихоньку таял брикет «Бена и Джерри», и она подумала, вспоминая ту пиццу (как же давно это было...), что перед сном сможет впихнуть в себя еще несколько ложек. «Несколько» и получилось, почти половина полукилограммового брикета, но в итоге Дженни сдалась. Выключив телевизор, она с трудом встала и вперевалку двинулась в ванную, где вскарабкалась на весы. Ей с большим трудом удалось наклониться и прочесть результат.

69.

О боже...

За три с половиной часа Дженни удалось уничтожить четыре кило сладостей. В запасе оставалось где-то полторы пачки печенья, последний тирамису, полбутылки газировки, немного карамельного соуса, запеканка и полтора брикета мороженого. Но она прекрасно знала, что те же пончики, при всей их воздужной легкости весьма калорийны, и прочее было не менее сытным. Она чувствовала, как калории буквально переполняют ее. Последний взгляд в зеркало: живот раздулся как воздушный шар, он был настолько тугим, что даже не вздрогнул, когда Дженни ткнула в него пальцем. Лоснящаяся кожа была жирной от лосьона — во флаконе оставалась едва треть. Пупок так растянулся в стороны, что походил на щель. Дженни подтянула шорты повыше, но даже попробуй она силой застегнуть их (а она уж точно не собиралась делать подобного), пояс не сошелся бы сантиметров на десять. Сантиметр валялся на полу, и нагнуться подобрать его Дженни сейчас не могла. Так что она умылась, почистила зубы и очень, очень осторожно забралась в постель, обложив себя подушками, чтобы во сне случайно не перекатиться на живот.

Лежа под одеялом, вся осоловев от такого количества съеденных сладостей, Дженни снова и снова гладила свой тугой как барабан живот. Твердый как камень, очень чувствительный, и она буквально чувствовала, как внутри переваривается пища, как раздутый и перекормленный желудок давит на окружающие его органы! Измотанная, но торжествующая, Дженни просто не верила, что сможет СТОЛЬКО съесть! Рука скользнула между ног, и она подумала, что бы сказал Люк, будь он здесь… сегодня бы ему не быть сверху, а то она лопнула бы!

Утром живот, все еще раздутый, слегка побаливал, а еще болела голова. И нужно было срочно сходить в туалет, где Дженни оставила самое меньшее килограмма полтора, частично в виде воды. И все же… в области живота она все еще выглядела пухлой; но в свободной юбке и футболке заметно это не было. Пройдя на кухню, Дженни сложила вчерашние обертки и подсчитала съеденные калории. Невероятно! За одну только ночь — около десяти тысяч. Вечером предстоял визит к бабушке, так что Дженни решила, что будет есть только если проголодается, и занялась домашними делами. Впрочем, полпачки печенья на кухонном столе выглядели столь неуместно, что она мимоходом отправила их в рот один за другим. Сладости, как всегда, скользнув в желудок, заставили его потребовать «еще», и Дженни все утро и вечер то и дело лезла в холодильник или в буфет, чтобы перекусить этим «еще». Правда, она обошлась без завтрака и обеда, но зато умяла все печенье, последний тирамису и изрядную часть запеканки. Это ничуть не помешало ей вечером, у бабушки, с удовольствием расправиться с ростбифом, йоркширским пудингом и яблочным штруделем. Но Дженни съела меньше, чем на той неделе (голодной не осталась, однако в животе было еще полно места), а мать ни слова не сказала о диете.

Привычка «перекусывать» сохранилась у Дженни всю следующую неделю; она больше не объедалась столь целенаправлено, однако вместимость желудка после той безумной ночи явно возросла. Теперь порция, которой ей хватало, чтобы насытиться, слегка озадачила бы и Люка, ну и разумеется, резонов избегать торгового автомата у нее не было. Сотрудники Дженни заметили перемены в ее настроении, но никто не сказал ни слова. Она также закупала в магазинчике закусок, которые жевала вечерами, пока делала взятую на дом работу. После той «обжорной ночи» она поправилась на два с половиной кило, и еще два набрала за неделю, так что при росте в 152 см она весила 68 и с каждым днем округлялась. Пояса когда-то свободных юбок с трудом застегивались, а розовые шорты и близко не сходились на ней, как бы она ни втягивала живот и ни пыталась упаковать мягкую плоть. Все-таки с той поры, как Дженни впервые их надела, она поправилась на 12 кило — и на 18 от своих «обычных» 50! Талия раздалась до 75 сантиметров (от изначальных 54 с хвостиком), а когда она сидела, пуговицы рабочих блузок распирало мягкой плотью живота. Да, теперь она пожалуй выглядела более чем «пухленькой». Груди всерьез выпирали из чашек бюстгальтера, ей пришлось купить несколько новых — еще и потому, что прежние слишком сильно резали спину. Бока и спина также пополнели, а новые бюстгальтеры она взяла второго размера при 90 см обхвата (против первого при 80 см). Чашки, пожалуй, были несколько великоваты, но Дженни знала, что это ненадолго, а пока она натолкала в лифчик подкладок, которые можно вынуть, когда они будут лишними. Руки тоже слегка пополнели, а купленные джинсы 48 размера сидели почти идеально, лишь оставались слегка свободными в ляжках.

5.

В понедельник, спустя две недели после обжорной ночи, Дженни явилась на работу в чуть тесноватой юбке-джерси (все остальные оказались слишком тесными для ее семидесятикилограммовой тушки с заметным уже животиком) и зеленой кофточке. Где-то ближе к полудню она встала на предмет сходить к автомату и спросила у Кэрри — той рыженькой, за соседним столом — не хочется ли и ей чего-нибудь.

— Нет… — Кэрри подняла взгляд. — Ага! Значит, правда! Мы-то гадали, не беременна ли ты, и значит, это правда!

Дженни покраснела. Впервые кто-то, кроме Люка, вслух заявил об изменениях в ее фигуре, и она не знала, радоваться этому или впадать в панику. Все, на что ее хватило, это сказать (почти) спокойно:

— Почему ты так думаешь?

Как будто она сама не знала, что юбка и кофточка плотно облегают выпирающее чрево. Последние пара килограммов словно нарушили хрупкое равновесие, Дженни казалась уже почти толстушкой.

Теперь настала очередь Кэрри краснеть.

— Ну… когда ты пришла в контору в позапрошлый понедельник, ты выглядела… как та кошка, дорвавшаяся до сметаны. Загадочная улыбка… мы умирали, хотели спросить, что случилось на выходных, но ты такая отстраненная, — то есть тихая и незаметная, перевела Дженни, — что никто не осмеливался тебя тревожить. Мы решили, ты скажешь, если хочешь, чтобы мы знали. Но в этом костюме твою фигуру никак не скрыть, и я подумала… так ты беременна?

— Я влюблена! — заявила Дженни. Она даже хотела бы, чтобы у нее была близкая подруга, с которой можно было бы поделиться радостью того дня, когда Люк раскрыл свои чувства. — Но — нет, я не беременна.

Точно она не знала, однако ведь той ночью был исключительно «безопасный» вариант.

— О боже, — выдохнула Кэрри, — а я так неуклюже делаю тебе замечания насчет веса… Я и сама ведь всегда поправляюсь, когда всей душой ныряю в любовь. — Кэрри на три-пять кило превосходила Дженни, но она была выше, с широкими бедрами и пышными грудями при узкой талии. — Знаешь, наверное, будь я худой, у меня категорически испортилось бы настроение и о парнях я бы и думать не могла… Так расскажи о нем.

Хорошо, что главного редактора в конторе сегодня не было. В подробности насчет «поправиться» Дженни не вдавалась, но более-менее пересказала Кэрри свою биографию и все о Люке.

— И ты не увидишь его еще четыре недели? — спросила Кэрри.

— Нет… Вот, наверное, почему я несколько переедаю. Это успокаивает, а мне так его не хватает, — отозвалась Дженни; так, пожалуй, будет лучше — это понятное всем оправдание. Неосознанно она положила ладонь на живот.

— Ну, он вроде как хороший парень, так что наверное не сбежит, обнаружив на твоей фигурке пару лишних кило...

Дженни с трудом подавила ухмылку, подумав, сколько этих лишних кило УЖЕ на ее фигурке, и сколько их там будет ко дню их встречи! Она вытрясля из карманов всю мелочь, весь день бегая к автомату за снедью; это не помешало ей после работы выпить с Кэрри и другими сотрудниками по бокалу-другому, а затем вечером, как обычно, плотно поужинать и сжевать брикет «Бена и Джерри» перед сном.

В таком режиме она за следующие две недели набрала еще пять кило, и 75-килограммовая Дженни пересекла водораздел, отделяющий «пухляшку» от «вполне упитанной». На более высокой девушке все это и близко не было бы столь заметно. Когда она втирала в кожу лосьон, она сгребала полные горсти мягкой-мягкой плоти в районе талии — теперь уже на несколько сантиметров в толщину, — а еще у нее округлились ягодицы, появились складки на спине на уровне пояса, и бедра стали пышными как подушки. Когда она садилась, объемистый живот разделялся надвое на уровне пупка, выпирая сверху и снизу, и ей не приходилось слишком наклоняться, чтобы он коснулся ляжек. Когда Дженни стояла, живот был округло-гладким, почти каплеобразным, выпирая сантиметров на десять и выглядывая из-под облегающих блузок. Лицо пополнело, угловато-треугольная форма сменилась сердечком, а руки у плеч и ляжки стали заметно мягче и полнее.

Но большей частью вес пока по-прежнему располагался в животе, в ее великолепном животе, который рос с каждым днем. Чуть ниже бедер появились легкие складочки, Венерин холм наощупь был мягким и нежным, округлявшимся прямо от пупка, который походил на дырку, оставленную пальцем в сыром тесте; указательный палец Дженни скрывался в нем далее первой фаланги. Талия раздалась вширь до 86 сантиметров — для такой коротышки весьма немало. Ей пришлось купить новые джинсы и рабочие юбки, 50 размера, и хотя в большую часть своих облегающих блузок 48 размера Дженни все еще втискивалась, но все старые стали слишком тесными. Мать пару раз намекала на женщин, которые так помешались на карьере, что и пяти минут не выкроят, чтобы проследить за собой, но Дженни по воскресеньям у бабушки намеренно ела не больше прочих (хотя это было нелегко, очень уж вкусно), а родителей навещала исключительно после ужина, чтобы мама не заметила, что «сидячая работа» не единственная причина увеличивающейся талии.

— Но, наверное, тебе нравится работа, — заключила мама, — ты теперь выглядишь куда более уверенной в себе.

На выходных братец Стюарт предложил ей сыграть пару партий в теннис. Она заколебалась: теннис Дженни любила, в старших классах играла в школьной команде, а потом — за колледж, — но сейчас, имея двадцать пять лишних кило, как она будет играть? Дженни сказала, что давно не тренировалась, потому как работа сидячая и занимает все время...

— Да нормально, Джен, у нас у всех особо нет времени на привычные тренировки. Ты всегда могла разбить меня в пух и прах, так может, шансы слегка уравнялись? Давай, развлечемся.

Так что она купила новую мешковатую футболку и шорты-джерси — старые выглядели бы на ней как велосипедные трусики! — откопала в шкатулке членский билет и после работы встретилась со Стюартам на кортах.

Ей было неспокойно — игроки на соседнем корте мощными ударами перебрасывали мячик через все поле, как она сама когда-то, — но они со Стюартом сперва разогревались, просто перекидываясь мячом. Плоть у Дженни подпрыгивала и покачивалась, когда она бегала по площадке, и когда они от разогрева перешли к настоящей игре, это стало еще заметнее: всякий раз, когда она приземлялась на покрытие, все ее телеса содрогались и подрагивали. И впервые Дженни поняла, что ей нужен спортивный бюстгальтер — груди просто ходуном ходили; впрочем, как и живот, да и ляжки тоже. Поворачиваться и передвигаться было сложнее — не только из-за всех этих содроганий, но и потому что дыхания надолго теперь уже не хватало. Она, однако, все равно одолела брата — у него, высокого и нескладного, всегда было плохо с координацией, не то что у нее. Он обычно доставал мячик, но часто попадал или мимо, или в сетку. Дженни пропустила многие мячи, зато те, которые перехватывала, попадали куда следует. Впрочем, Стюарт все равно был жутко доволен, потому что проиграл не всухую, как прежде. Если он и заметил изменения в фигуре Дженни, то никак это не прокомментировал — ну да он всегда витал в облаках.

Вернувшись домой, Дженни впервые засомневалась в правильности избранного пути. Колени и лодыжки болели, она вся взмокла, голова кружилась. Да, она хотела растолстеть — ей нравилось, как чувствовало себя новое тело, сам процесс его изменений, — но утратить здоровье было совсем не по ней. И еще она задумалась, как на ее сердце отразится диета из печенья, чипсов и мороженого. Прошерстив сайты здоровья в интернете, Дженни с изумлением выяснила, что для девушки ростом 152 см 72 кило — порог «ожирения», а в ней уже было более 75. Это что-то новенькое, о подобном она прежде и не задумывалась. И в последующие несколько недель Дженни часто гуляла, включила в меню фрукты (вишни в шоколаде считаются?), а сливочное масло заменило оливковым, впрочем, не уменьшая количества. Постоянно следя за тем, что именно она ест, Дженни, как следствие, чаще думала о еде — и поэтому ела еще чаще, чем раньше.

Так что она продолжала толстеть, и в день, когда в городе должен был объявиться Люк, весила 78 кило, с объемами 96-96-101 на пустой желудок. Радостное предвкушение мешалось с опаской: Люк ведь видел ее шесть недель назад… и на 15 кило меньше. Всего она поправилась на 28 кило, более чем на половину изначальных 50. После экскурсии по сайтам здоровья Дженни уже не могла думать о себе как о «пухлой» или «упитанной» — нет, она была плотной, объемистой, ТОЛСТОЙ. Джинсы 50 размера обтягивали талию и бедра как сосисочная кожура; живот уже выпирал над поясом, дни джинсов были сочтены. Люк знал, конечно, что Дженни «ни в чем себе не отказывает», это был первый вопрос, который он обычно задавал по телефону, и понимал, что она поправилась — но вот НАСКОЛЬКО, он вряд ли догадывался. А что, если она его неверно поняла? Что, если ее округлившаяся фигура оттолкнет его? Дженни так нервничала, что за весь день даже крошки в рот не взяла.

Но отступать уже некуда. Разложив одежду на кровати, Дженни наконец выбрала миниюбку-килт «переменного» размера и ту, изначальную, укороченную футболку «1». Футболка едва вмещала округлившиеся груди и облегала пышный торс как вторая кожа, а впереди вздымалась ровной дугой, отражая такую же дугу ниже, там, где пояс юбки подавался вниз под напором выдающегося пуза. Двадцатитрехсантиметровая «брешь» демонстрировала изобилие пышной обнаженной плоти. Подозревая, что это, пожалуй, слишком откровенно, Дженни переменила футболку на эластичную зеленую кофточку, но и та не прикрывала ее раздувшееся чрево, края даже до пупка не доходили, обнажая складки на боках. Она потянула кофточку вниз, но та упрямо вздернулась обратно, а из-под подола радостно вынырнуло все то же пузо. Желудок вдруг громко и недовольно заворчал. К черту, решила Дженни, имеешь — не стыдись; и она снова надела укороченную футболку, а потом пошла, гордо покачивая обнаженным животом, в магазинчик. Там ее уже хорошо знали. Кассир был убежден, что она беременна — как же иначе, ведь она так быстро поправилась? — и любые попытки отрицать это воспринимал как шутку, как и чистосердечное признание, что все купленное в тот первый визит она съела сама. На сей раз кассир добавил к покупкам Дженни пару бесплатных пончиков — «чтобы подкормить близнецов», заметил он, коснувшись ее внушительного живота.

На обратном пути она все так же размышляя о Люке, и тут кто-то спросил у нее, который час (она как раз проходила мимо автобусной остановки). Дженни остановилась, дожевала пончик — и увидела ту самую упитанную девушку, которую встречала уже дважды, и которая в каком-то смысле и вдохновила ее на все это.

За шесть недель девушка, похоже, также не теряла времени даром, сейчас в ней было уже заметно за сто; такими темпами Дженни ее не догнать, ну да ведь она сантиметров на пятнадцать выше. Джинсы на девушке были куда как большего размера, скроенные как у роллеров, и настолько свободные, что даже изрядно пополневшие бедра в них болтались; кофточка с открытой талией походила на одежду самой Дженни, но была далеко не такой облегающей. Тяжелые груди; покрытый растяжками живот недавно начал отвисать, переливаясь на несколько сантиметров над поясом заниженных джинсов.

Когда Дженни назвала точное время, девушка вздохнула.

— Так и есть, автобус ушел. А следующий через сорок пять минут. И хотелось бы с ними не связываться, но мама не дает мне машину. А вот если бы я...

— Если бы что? — спросила Дженни так участливо, как только могла.

— Вот если бы я согласилась сесть на диету и одеваться так, как она считает должным — другой разговор. Но я не беру взяток.

Дженни поняла, что одежда, столь откровенно демонстрирующая ее полноту, стала для девушки знаком «это своя». Так что она быстро представилась и внезапно предложила девушке, которую звали Софи («возможно, это кое-что объяснит понимающему насчет моей мамы и той дочери, которую она хотела иметь»), чтобы та воспользовалась ее телефоном и сказала матери, что задерживается. Софи согласилась и по дороге в квартиру сжевала предложенный пончик.

Телефон висел за дверью в спальню, так что Софи не могла не заметить разложенную на кровати одежду.

— Убираешься в шкафах или идешь на свидание?

— Свидание. Было трудно выбрать, что надеть, я так поправилась.

— Ну, выглядит вся эта одежда весьма симпатично.

— Ага, я так и решила, — кивнула Дженни и добавила: — Имеешь — не стыдись.

— Вот и я так думаю, — произнесла Софи, идя вслед за хозяйкой на кухню. — Моему парню нравятся на мне блузки и рубашки с открытым животом, но вот мама крайне редко одобряет их. Она полагает, что мне нужно или прикрывать жиры, или стрясти их.

— Лови момент, пока молода, — отозвалась Дженни. — Я вплоть до недавнего времени закутывалась в мешковатую одежду, и ничего хорошего мне это не принесло. Жаль, у меня в шестнадцать лет не было твоей уверенности в себе.

— А ты и тогда была крупноформатной? — спросила Софи, а потом: — Ой, я всегда такая любопытная… Не надо, не отвечай.

— Да ладно, все в порядке. Нет, полтора месяца назад я весила 56, — храбро ответила Дженни. — Нарочно набираю вес.

— Ух ты! И я тоже! — Софи подпрыгнула на стуле, отчего ее телеса запрыгали вверх и вниз, а стул протестующе затрещал. — Во мне уже 110! Но я хочу быть еще больше, куда больше! Хочу, чтобы эти джинсы растянулись на мне и лопнули! Никогда не была худой, самое меньшее, пожалуй, где-то 64 — года три назад, я как раз закончила расти. Мама всю жизнь держала меня на диетах, но для меня они работали… хреново, — она хитро ухмыльнулась. — Я-то знала, что хочу быть толстой — это просто завораживает, даже просто думать, насколько я смогу растолстеть… — и я обожаю покушать, так что при случае всегда перекусывала где только возможно. Так что едва я сгоняла хоть полкило на диете, все это тут же возвращалось, да еще с прибытком. А сейчас у меня есть летняя подработка, и всю наличку я трачу на вот это вот хозяйство, — она шлепнула по изобилию складок, переливающихся через пояс. — И парень мой очень помогает, мы уже год вместе. Когда мне исполнилось шестнадцать, я сказала маме, что достаточно выросла и могу сама решать, что мне делать. Ей это не по нраву, но через год я так или иначе уеду в колледж, и она ничего не сумеет сделать. Впрочем, шипеть по любому поводу ей это не мешает.

— А она сама худая?

— О нет. Всю жизнь сама на диетах, думаю, поэтому-то так и ворчит, — хихикнула Софи. — А у тебя такой милый кругленький животик… Твоя мама что-то говорит насчет твоего веса?

— Пару раз сделала замечание, этого и стоило ожидать, раз я за два месяца набрала больше двадцати кило. Но мне-то уже 23, что она может сделать? — Дженни села, отчего живот разделился надвое и нижняя часть выпятилась еще сильнее, словно между юбкой и футболкой внезапно раздулся воздушный шарик, а верхняя часть вздернула футболку вверх и вперед. Она ухмыльнулась. — Хочешь еще пончик? У меня тут еще десяток в коробке, наверное, не стоит съедать все самой...

— Кому ты это рассказываешь! — фыркнула Софи, и они набросились на пончики.

Вскоре приехала мама Софи — забрать дочь и, вероятно, проверить странную незнакомку, которая вот так вот с улицы приглашает вчерашних подростков к себе домой. Но это случилось через полчаса, за это время исчезли и пончики, и четыре заварных из холодильника (Дженни собиралась приберечь их на ужин с Люком, но что за беда?). Девушки обменялись электронными адресами и телефонами, а когда позвонил домофон и Софи нажала на кнопку «открыть», Дженни быстро избавилась от всех следов небольшой пирушки. Обе чуть осоловели от ударной дозы сахара. Софи быстро выпила воды, чтобы мама не учуяла излишне сладкого дыхания.

Дженни открыла дверь и впустила плотную, средних лет даму в консервативной юбке и блузке вроде тех, что Дженни носила на работу. Войдя в полуосвещенную прихожую, дама немедленно заговорила, что она надеется, что ее Софи не слишком надоедала хозяйке, напросившись на приглашение, и что она не донимала ее безудрежной болтовней (про себя Дженни подумала — ясно, откуда у Софи подобная привычка)...

— Да вовсе нет, я сама ее пригласила, — ответила Дженни и отступила в дверь кухни, ярко освещенную предзакатными солнечными лучами, а мать Софи последовала за ней. Когда она как следует разглядела Дженни, ее тугой круглый живот и ее одежду… на лицо дамы стоило посмотреть. Дженни выглядела, словно маленькая сестра Софи! Футболка чуть вздернулась во время «перекуса» и весьма подчеркивала каплевидное пузо. Дженни облокотилась на буфет и еще сильнее выпятила его, наслаждаясь произведенным эффектом. Это вам не испуганный взгляд случайного прохожего, коллеги или посетителя магазинчика. О, Люк с ума сойдет, когда увидит ее сегодня вечером; Дженни лишь надеялась, что произойдет это в хорошем смысле данного термина...

6.

Софи и ее мать ушли, а Дженни заверила, что конечно же Софи не уничтожила все ее запасы съестного, она даже не просила перекусить (что мать Софи, разумеется, поняла так, будто перекуса и не было). Затем Дженни села в машину и отправилась в аэропорт, встретить Люка.

Покидая зону прибытия, Люк оглядел толпу встречающих, но Дженни не обнаружил. Ей пришлось крикнуть «Я тут!», лишь тогда он заметил ее — и рванулся вперед, пробиваясь сквозь толпу со всей возможной скоростью, а потом крепко-крепко обнял ее, покрывая поцелуями запрокинутое кверху личико.

— О, Дженни, любовь моя сладенькая, ты выглядишь… — тут он чуть отодвинул ее, окинул оценивающим взглядом и расплылся в хитрой ухмылке, — совершенно потрясающе!

И он немедля рухнул на колени и при всем аэропорту уткнулся лицом в мягкий обнаженный живот Дженни, крепко обхватив руками ее бедра; приглушенный плотью голос Люка повторял что-то вроде «великолепно, великолепно!».

Уже в машине Дженни усмехнулась:

— Я так поняла, ты не сразу меня узнал?

Люк виновато улыбнулся в ответ:

— Я и близко не предполагал, что ты так прекрасно округлишься за столь недолгие недели...

Он протянул руку и начал перебирать складки плоти на ее талии, а Дженни игриво взвизннула:

— Да погоди ты! Я же за рулем, вот сейчас приедем...

Едва Дженни припарковала машину, Люк снова сгреб ее в объятия, запустив обе руки в трепещущие округлости. Страстный поцелуй длился несколько минут, пока наконец они не смогли оторваться друг от друга. Переведя дыхание, Люк извлек из кармана куртки плитку шоколада, отломил квадратик и закинул в рот, после чего потянулся поцеловать Дженни еще раз, и шоколад скользил от языка к языку, пока весь не растаял...

Минут через десять спустя Люк проговорил:

— Прости, но больше шоколада нет.

Пришлось выбраться из машины, взять из багажника сумку Люка и подняться в квартиру Дженни. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Люк не сводил взгляда с ее ягодиц — таких по-мальчишески плоских, когда он улетал, и таких нежно-пышных, подрагивающих с каждым шагом, теперь.

В квартире они немедля помчались в спальню, где снова слились в поцелуе, и Дженни наощупь снимала с Люка одежду. Он стянул с нее футболку, но запутался в застежках юбки, так что ей пришлось придти на помощь, пока он расстегивал ее бюстгальтер (третьего размера!). Освобожденные груди вывалились вперед, куда больше и круглее тех, 16 кило тому назад. Трусики едва не лопались под напором бедер и живота (пора, пора купить новые), и лишь цепляясь за складки над верхней частью ног удерживались от того, чтобы соскользнуть с их округлостей. Люк стянул с нее остатки белья и крепко прижал на мгновение, и она чувствовала, как бьется кровь и пульсирует желание у него в паху — и у нее тоже! — когда его восставшая плоть прижалась к ее округлому животу… Еще чуть-чуть, и терпение у обоих закончилось, они рухнули в постель и занялись любовью, яростно и чудесно. А Дженни-то полагала, что ей в прошлый раз было хорошо! Но сейчас… О да! Пополневшая плоть, похоже, стала куда как более чувствительной, а еще ее самой стало куда больше, чтобы ласкать еще и еще, и каждое прикосновение открывало новые измерения потрясающей чувственности. Прижавшееся к ней тело Люка так успокаивало… и теперь, поскольку ее желудок не был переполнен, она не без усилий обхватила ногами его спину и еще плотнее вжала его в себя (в обоих смыслах)… Она вся изогнулась, содрогаясь от удовольствия, а он словно устроил у нее внутри небольшой приватный фейерверк.

Потом они лежали в молчании, счастливые и изможденные.

— Итак, — спросила Дженни, — я изменилась к худшему или к лучшему?

— К лучшему! Однозначно. Ты не проголодалась? — Люк, как прежде, играл с ее животом, завороженный тем, насколько же сильнее он стал колыхаться. — У мужчин это занятие, знаешь ли, пробуждает зверский аппетит… говорят, оно сжигает массу калорий, а мы ведь не хотим, чтобы ты утомилась, верно? Я забронировал столик на восемь вечера.

Само собой, от пончиков и заварных давно уже ничего не осталось, Дженни не просто проголодалась, а готова была сожрать целого быка!

Они отправились в тот же ресторан, что и раньше. Но в тот раз порции показались Дженни солидными, а сейчас — скорее жалкими; и было так трудно выбрать, которую из вкусно описанных закусок заказать… В итоге на двоих они взяли четыре порции закусок, потом коронное — и весьма обильное — блюдо из морепродуктов, а на десерт Люк, заметив в меню «Ковчег Страсти» (мороженое на двоих), заказал две порции. Шесть шариков домашнего шоколадно-орехово-ванильного мороженого, со взбитыми сливками и шоколадным соусом. Официант, и тот изумленно на них глядел. Люк не сумел осилить свою порцию, зато Дженни без проблем прикончиила свою, а потом доела и два полурастаявших шарика из его чаши.

— В конце концов, я не обедала, — усмехнулась она.

— Оставила побольше места на вечер? Мне бы тоже стоило, — выдохнул Люк; объевшийся, он откинулся на спинку стула, впечатленный тем, что Дженни теперь способна съесть больше, чем он.

— Нет, я нервничала, вдруг новая я тебе не понравлюсь...

— Глупенькая, это ж каким надо быть болваном, чтобы не оценить такого роскошного вида… У тебя на щеке сливки. — И он, слегка крякнув от натуги, наклонился к ней и слизнул сливки с ее щеки.

Снова взглянув в зеркало перед уходом, Дженни поняла, почему Люк почти не узнал ее. В девушке в зеркале было что-то такое зрелое и безмятежное — то же, что она увидела в Софи, в тот первый раз. И верно, наевшаяся Дженни сейчас была почти тех же габаритов, что Софи тогда — объемистый живот, выставленный на всеобщее обозрение, величественно округлялся, туго набитый, и буквально шествовал перед ней, соблазнительно выпирая из-под подола облегающей зеленой кофточки. Волосы сияли, а округлое лицо просто излучало счастье и удовлетворение, когда она держала за руку любимого.

Дженни надеялась, что Люк восстановил силы, потому как она не хотела упускать случая заняться любовью на полный желудок… Разочарованной она не осталась. Поспать этой ночью им особо не удалось, и они все утро провели в постели с кофе и выпечкой, а потом отправились обедать к родителям Люка.

Родители Люка были рады видеть сына, и еще более рады — новости, что он и Дженни теперь вместе; такая милая девочка, которую они давным-давно знали. Отец даже пожурил Люка за то, что тот все эти годы потратил попусту. Его мама любила готовить и в честь возвращения сына накрыла праздничный стол.

— В доме стало так тихо, когда ты уехал, а Лаура отправилась в лагерь с музыкальной школой...

Домашние пироги, салаты с лапшой, ветчиной, сладкой кукурузой и вялеными помидорами, вареная лососина, салат из ломтиков авокадо и моцареллы, фасолевый паштет с приправами по-французски… Стол просто ломился, словно планировался банкет минимум человек на восемь, а не обычный обед на четверых. Дженни пожалела, что надела тесные джинсы.

— Я специально приготовила столько, — пояснила мама Люка, — и не беспокойтесь насчет остатков, вы наверняка захотите что-то прихватить с собой — знаю я, каково прокормить эту бездонную бочку. — Она с любовью взглянула на сына, а Дженни мысленно усмехнулась, вспомнив прошлый вечер — это еще кто тут бездонная бочка!..

Само собой, и Люк, и Дженни умяли немало вкусностей, но в этом доме разговоры практически не утихали, а специально следить, кто сколько ест, никому и в голову не приходило. Родители у Люка были очень милыми и незашоренными людьми — еще до его рождения они немало попутешествовали и многое повидали. После Люка у его матери случилось еще два выкидыша, пока наконец не родилась его сестра Лаура, четырьмя годами младше, и мать часто говорила, что дети — это такая радость, что она просто не может ругать их или как-либо огорчать, а Дженни для нее просто как еще одна дочь.

Подсчитать было трудно, но Дженни прикинула, что упаковала в желудок где-то половину 25-сантиметрового сырного пирога, а также четыре солидных куска лососины, около дюжины тонких ломтиков курятины, три порции каждого из салатов с лапшой, полторы — с авокадо, и… черт его знает сколько салатных листьев и фасоли. Просто не считала.

Люк наконец заявил «Я наелся», и Дженни склонна была согласиться с ним, но тут он подмигнул, а мама принесла десерт — творожно-шоколадную запеканку и свое коронное блюдо, пирог с яблочным пюре. Люк опустил руку под скатерть, словно собираясь погладить Дженни по коленке, но вместо этого коснулся и ласково потрепал ее по раздутому чреву. Пояс джинсов нещадно врезался в плоть — или она их расстегнет, или пуговица скоро сама оторвется от такого напора. Джинсы стискивали ее бедра, заставляя складки на боках нависать над поясом, а впереди врезались в десятисантиметровый слой мягкой плоти. Дженни пришлось откинуться назад чуть ли не вместе со стулом, чтобы расстегнуть пуговицу… уфф, наконец-то! Освобожденное чрево вновь самостоятельно расстегнуло молнию; футболка, которая, когда они сюда пришли, была почти свободной, сейчас облегала ее раздавшийся живот, подчеркивая складки плоти вокруг талии. Зато сейчас, пожалуй, Дженни одолела бы и толику десерта… и она так и сделала, умяв ломоть пирога с пюре и два ломтя запеканки, обильно поливая их взбитыми сливками. Дженни потянулась, взяла руку Люка и прижала к своему животу, чтобы он ощутил, как туго набит желудок, скрытый под приличным уже слоем мягких тканей. Складка, обычно разделявшая живот надвое, когда она сидела, сейчас почти разгладилась — слишком много съеденного, — и живот плавно округлялся прямо из-под грудей и до ляжек, покрывая восемь-десять сантиметров коленок. Опираясь на внутреннюю сторону ляжек, он выбирал сильнее, чем когда-либо, а Дженни ведь даже не наклонялась вперед — просто не могла. Шевелясь на стуле, она чувствовала, каким тяжелым стал живот. «Мммм… интересно, а еще кусочек пирога влезет? Ага, кажется, влез… вкуснотища!»

Подтянуть джинсы на место было куда как нелегко, и она подгадала момент, когда все повернулись, и быстро извинилась и удрала в ванную. Люк проскользнул туда за ней и застал ее, сидящей на краю ванны с раздвинутыми ногами и массирующей политую косметическим маслом расплывшуюся талию. Люк взял флакон с маслом и активно присоединился к массажу, отчего Дженни просто замурлыкала. За последние недели она несколько раз объедалась, обычно поздно ночью, но так, как сейчас — о нет. А чувствовать ладони Люка на своем большом, туго набитом, раздутом чреве — это так возбуждало… но если он сейчас пристроится сверху, это будет чересчур, желудок не выдержит.

Люк, не в силах сдерживаться, расстегнул пояс, сбросил джинсы и стянул футболку через голову.

— Не надо, Люк, — взмолилась Дженни, — я не могу, ты меня раздавишь!

— По-моему, я поел далеко не так плотно, как ты, — ухмыльнулся Люк, шлепнув по собственному брюшку. — Давай на этот раз сверху будешь ты?

Он кинул банный коврик на середину вымощенного плитками пола и лег на него. Дженни разделась и осторожно, очень осторожно опустилась на него (Люк обеими руками направлял ее, поскольку ей ничего не было видно из-за раздутого чрева), и вот ее большое, обильное пузо удобно устроилось на его мягком брюшке. А немного подаваясь вперед-назад, она контролировала, насколько сильно на него давит, каковые движения порождали у ее парня интересные отклики...

Когда они наконец вернулись в столовую, оба изрядно покраснели, и заботливые родители Люка не стали спрашивать, чем они там занимались. Прихлебывая кофе, Дженни мимоходом проверила пояс джинсов — застегнуть их было самым сложным делом в ее жизни, и от любого неосторожного движения пуговица запросто оторвалась бы. Когда мама Люка предположила, что наверное, им сегодня еще есть чем заняться, они не стали возражать, и загрузив в багажник машины остатки обеда, вернулись в квартиру Дженни. «Хорошо, что у Люка мама не как у меня», подумала Дженни, стягивая джинсы — футболка даже на вид стала тесной. Она сбросила и футболку, а затем влезла на весы.

— Ну и? — спросил Люк. — Давай, похвастайся.

— 83.5! — отозвалась Дженни и взяла сантиметр. — Пять кило против вчерашнего, и… плюс восемь сантиметров в талии. Теперь она больше, чем грудь и бедра! Но это ненадолго, увы, если мне повезет, я в итоге прибавлю полтора-два кило и сантиметр в талии. А сейчас я просто обожралась, — и она выразительно шлепнула себя по пузу.

— Ты стала настоящим экспертом, да? — поздравил ее Люк. — Как насчет планов на выходные? У нас еще весь вечер, воскресенье и понедельник, а потом мне пора улетать...

— Планы? Ну, давай попробуем довести меня до 84 постоянных кило. Давай прикинем… если сегодня я сумею поправиться еще на два кило, останется около четырех. Думаю, справимся, если я буду объедаться все выходные без перерыва, но мне нужна твоя помощь. Я не хочу зря растрачивать калории, двигаясь туда-сюда, а завтра у нас семейный ужин у бабушки, и там мне понадобится твоя моральная поддержка. Сейчас я все равно ничего впихнуть в себя не смогу.

Люк сходил в коридор, покопался в дорожной сумке и извлек три больших ломтя шоколада.

— Может, вот это все-таки влезет, если с поцелуем?

Остаток этой блаженной субботы Дженни провела на диване; она сидела в одном белье, умостив раздутый живот между расставленных ляжек, а бедра выпирали сверху, снизу и сквозь швы истончившихся трусиков. Как только она чувствовала, что в животе образовалось чуть-чуть места, Люк немедля бежал к холодильнику и приносил ей ломоть запеканки, печенье, пончик или шоколадный мусс. А еще они много-много целовались «с шоколадом» — растаявший таким образом шоколад действительно сам собой скользил в желудок Дженни. Вечером Люк приготовил тальятелле с сыром, и она лежала на диване и медленно жевала, а он потихоньку отправлял ей тальятелле в рот, ложку за ложкой, и так пока кастрюля не опустела. От такого вот постепенного кормления живот Дженни все время оставался набит почти так же плотно, как когда они ушли от родителей Люка, но никогда — так плотно, чтобы в нее действительно больше ни крошки не влезло. Люк постоянно массировал растянутую кожу маслом какао, так что вскоре она благоухала так же шоколадно-сладко, как и половина съеденного ею. Складка над пупком исчезла в пухлой плоти, раздутый живот объемистым куполом возвышался над мягко раздавшимися бедрами.

Люк принес мороженое и две чаши.

— Мне это кажется, или толика всех этих вкусностей убралась и вот сюда? — Дженни собиралась проверить, насколько туго набит желудок у Люка, но он сидел дальше, чем она могла достать, а вставать с дивана было лень.

— Ага, не только тебе развлекаться. Ничего, мне не повредит, я ведь растущий мальчик. — Он наполнил чаши, положив Дженни вдвое больше, чем себе.

— Интересная мысль… — Она ела мороженое так быстро, как только могла, но последнюю четверть пришлось практически допивать.

Той ночью Дженни прижималась к Люку спиной, а его рука обвивала ее раздутую талию. Она совершенно осоловела от обжорства, но ей было так уютно и покойно. А когда Дженни проснулась, в желудке снова образовалось место. Перекатившись на спину, она сдернула одеяло — стало жарко, — и удивилась: за эти пару дней «лежа на спине» ее бедра, кажется, раздались еще шире, словно часть плоти перетекла с живота и раздвинула бока сантиметров до шестидесяти в ширину. Пузо все еще торчало сантиметров на пять над бугром Венеры, но от дыхания оно вздымалось и опадало. Слегка шлепнув себя по пузу, Дженни несколько секунд наслаждалась видом волн, пробегавших по ее телу от колен до грудей, которые теперь достаточно выросли, чтобы отклоняться в стороны, когда она лежала вот так. Сплошная мягкость и пышность. Она стиснула обеими ладонями мясистые бока и потрясла, отчего живот вздернулся вверх на десяток сантиметров и заколыхался как желе. Она вдохнула, раздувшись так сильно, как только могла, задержала дыхание и представила себе, как живот вот так вот выпирает уже по-настоящему. Она встала на колени, качнув ляжками, и хихикнула, глядя, как пополневшая плоть колышется из стороны в сторону. Она перекатилась на бок, и живот двойной подушкой выплеснулся перед ней на простыни сантиметров на семнадцать — такого никогда не было, когда она стояла.

— Развлекаешься? — Люк тоже проснулся и немедленно подключился к исследованию ее округлостей, а затем оба нагуляли аппетит перед завтраком.

На завтрак они пекли оладьи (на каждую оладью Люка приходились две для Дженни), политые сверху кленовым, а потом шоколадным сиропом. Когда закончился сироп и почти закончилось молоко, к 11 часам, Люк сбегал в булочную и купил свежей выпечки — ее всегда делали специально к воскресному утру. Дженни снова сидела на диване в одном билье — было жарко. Люк вернулся с выпечкой, пакетом чипсов и прочими закусками, а к часу дня, хотя проголодаться никто не успел, Люк сунул в микроволновку замороженную мега-пиццу.

— Если наелась, можешь не стараться, — предложил он, пока пицца разогревалась, — просто съешь кусочек, как сможешь.

Дженни возразила — она очень даже сможет, обеими руками покачнув живот, демонстрируя, что он далеко еще не туго набит. Люк, упав на колено, начал целовать ее живот, облизывая и покусывая особо «вкусные» местечки. Дженни тут же потянулась за тюбиком взбитых сливок, с которыми они ранее ели оладьи, и выдавила немного себе на живот, а Люк стал радостно его слизывать...

Таймер микроволновки запищал.

— Кажется, мы несколько отвлеклись, — смеясь, выдохнула Дженни из-под Люка. — А все ты… ненасытный… как ты там вообще без меня продержался полтора месяца?

Она была уверена в этом — они ведь перезванивались почти каждый вечер, и он всегда был дома.

Люк скорчил страдальческую физиономию и ответил:

— С невероятными мучениями, дорогая, с невероятными мучениями...

Дженни слова рассмеялась и велела ему идти спасать пиццу. Он с трудом отлепился от нее и встал.

— Пожалуй, ты помог мне нагулять аппетит.

— Вот-вот, от меня сплошная польза, — отозвался он из кухни. — Пицца в порядке, не подгорела.

С пиццей разобрались быстро — Дженни умяла восемь ломтей из двенадцати. Люк пожаловался, что он все еще голоден.

— Ты же почти ничего мне не оставила! На пустой желудок я мог бы съесть такую целиком.

— Я тоже, и ты это прекрасно знаешь! Сделай себе сандвич, или возьми в морозилке мороженого, если хочешь.

Он так и сделал, а заодно спроворил для Дженни горячий бутерброд с сыром, чтобы она не сидела без дела, пока мороженое слегка размораживалось. Когда все это было съедено, Дженни слегка осоловела от обжорства, и помня, что вечером предстоит ужин у бабушки, решила вздремнуть — пусть переваривается. Пожалуй, вчера она съела побольше, но ей просто не осилить нескольких порций бабушкиного жаркого, если она продолжит набивать желудок еще и весь остаток дня. Взглянув в зеркало, Дженни не без удивления отметила, что живот уже выглядит таким же большим и объемистым, как вчера вечером — кажется, желудок снова увеличился в объеме. Как обычно, она обильно втерла в кожу лосьон, а потом нырнула в постель.

Люк разбудил ее в шестом часу; поднявшись, она чувствовала, что в желудке появилось место, но живот по-прежнему выглядел весьма объемистым, а весы показывали 85 с хвостиком. Зная, что в джинсы все равно уже не влезет, Дженни выбрала блузку посвободнее и юбку с растягивающимся поясом. Она надеялась, что в таком наряде мать не сможет не заметить разницы в сравнении с прошлой неделей, когда Дженни весила 76. Да, конечно, немалая часть этой разницы — еще не переваренная еда, но даже и так, семь кило за два дня — своего рода достижение. А уж сколько она планировала съесть — такое мать точно заметит...

7.

Перед дверью Люк обнял ее, и Дженни с гордостью подняла взгляд. Это первый визит к ее родителям после того, как они стали парой — и она знала, что может положиться на Люка.

Они вошли. По одному взгляду на лицо матери Дженни поняла, что та конечно же все заметила, но не хочет смущать дочь при Люке. А Дженни вопреки родительским заветам чувствовала себя победительницей: она так долго оставалась хорошей девочкой, которая делала все как скажет мама, и теперь было подлинным наслаждением делать так, как хочет сама Дженни! Ее родители спросили у Люка, как у него обстоят дела, он рассказал им о нынешней работе — само по себе интересно, немалый шанс завести полезные связи, но никакого общения и он очень скучает по Дженни (тут он обнял ее и поцеловал в темя, отчего она слегка зарумянилась).

Когда все расселись за столом, Дженни была намерена показать все, на что способна, и знала, что само присутствие Люка уже поможет — он просто будет есть как обычно, а это много больше, чем ее родители. Бабушка положила всем одинаковые массивные ломти свинины с гарниром — печеной картошкой с тушеными в масле бобами и морковью; однако пока родители Дженни ковыряли содержимое своих тарелок, почти не чувствуя вкуса, сама она и Люк с аппетитом принялись за еду. Бабушка, разумеется, не нуждалась в намеках и быстро подбросила добавки, улыбаясь Люку:

— Люблю, когда у мужчины хороший аппетит.

Аппетит у Люка действительно был неплохой, но Дженни ела быстрее — и, пока он доедал третью порцию, она уже умяла четвертую. Так вкусно… а желудок у нее только-только начал наполняться. Потянувшись в пятый раз за печеной картошкой, она поймала неодобрительный взгляд матери, та чуть ли не зашипела:

— Хватит, оставь для других.

— Чушь, Кэрол! — вступилась бабушка. — У тебя три картофелины на тарелке, а ты и одной еще не съела. Если младшенькие не съедят, все просто пропадет. Я двадцать пять лет готовлю семейный ужин и кое-что успела заметить. Все мои дети и внуки пошли в Джорджа, кроме Дженни — она похожа на мою собственную мать, и к лучшему! Пусть будет такой, какая она есть.

Возразить на это было нечего — бабушкина мать погибла совсем молодой, во время лондонской бомбежки во второй мировой. Дженни сочла это позволением есть сколько влезет, и помогла Люку прикончить остаток картошки и тушеных овощей. Свинины также не осталось.

На десерт был «бутербродный» пудинг с кремом, сладкий и сытный, и никто не пикнул, когда Люк и Дженни взяли себе по второй порции. Дженни намерена была есть, пока на столе хоть что-то осталось — бабушка готовила очень вкусно, выбрасывать такое — грех, а за столом уже двое были на ее стороне. Она протянула тарелку за третьей порцией и с наслаждением умяла каждую ложку, хотя чувствовала, что желудок уже изрядно набит. Дженни раздвинула колени, умостив живот поудобнее — вдруг освободится еще немножечко места. Четвертая порция — и даже эластичный пояс юбки растянулся до предела под напором ее раздувшегося чрева. Люк осилил свою третью порцию едва наполовину, и она присоединилась к нему; с последней ложкой она почувствовала, что все, еще немного — и она лопнет, а швы юбки затрещали. Впрочем, Дженни это не беспокоило. Она осела в кресло, чувствуя, что центр тяжести у нее переместился чуть вперед. Вставать придется очень осторожно. Снова она достигла нового предела обжорства — просто невероятно, сколько она сумела умять.

— Великолепно, — произнес Люк. Дженни от сытости едва сознание не теряла и не могла понять, он имеет в виду бабушкино кулинарное искусство или ее обжорство. Взяв чашку кофе, она начала медленно, очень медленно потягивать горячий напиток. Люк сел рядом и снова обнял ее, нежно поглаживая. Дженни знала, что он делает это и для собственного удовольствия тоже, но вот конкретно сейчас Люк скорее демонстрировал ее родителям, что он любит Дженни именно такой, какая она. Он сказал, что счастлив быть вместе с ней, а закончил короткую речь примерно так:

— Все эти годы я, наверное, был болваном или слепцов — не заметить, что девушка, с которой я хочу быть, вот же она, здесь, рядом.

А Дженни улыбалась в ответ.

Дома она снова взвесилась. 88, плюс три кило еды. Вообще, наверное, даже четыре, ведь часть съеденного до того наверняка уже успела перевариться. На весы пришлось смотреть Люку, и ему же — массировать ее живот, потому что нагнуться Дженни не могла ни на миллиметр, а раздутый, твердый как камень живот мешал видеть даже весы, не то что окошко с цифрами. В талии прибавилось пять сантиметров, итого 109. Неудивительно, что живот выглядел больше, чем когда-либо прежде, словно она проглотила целиком крупный арбуз; под его весом ей приходилось отклоняться назад, между бедрами и грудью не чувствовалось ничего, кроме плотно-плотно набитого пуза. Люк и сам изрядно наелся, а ведь он весь день не объедался до отвала. После массажа Дженни в полуотключке плюхнулась в кровать, раздутым пузом вверх. На краешек присел Люк, держа в руке стакан молока и бумажный пакет.

— Ночной перекус, — объявил он. — Давай, там всего пара пончиков.

Отламывая мелкие кусочки, он клал их прямо ей в рот, а Дженни медленно пережевывала и потихоньку глотала. Живот был так набит, что пончики продержались целых десять минут. Потом Люк забрался к ней в постель и очень, очень нежно прильнул к ее мягкому, теплому, обильному боку, чтобы ни в коем случае не потревожить живот! Так они и отключились — тепле, уюте и очень, очень хорошо накормленные.

Утром, после нескольких визитов в ванную, Дженни весила всего 86, и частью это, вероятно, была непереваренная еда. Сегодня она работала на дому, и Люк с интересом смотрел, как она редактирует тексты для публикации. Издательство специализировалось на научных статьях, нынешняя работа Дженни в основном касалась инженерного дела. Не совсем то, чем она бы хотела заниматься постоянно — лучше бы ей дали в работу художественную литературу, желательно романтику, — но в каком-то смысле и эта деятельность доставляла удовольствие: многие ученые, прекрасные специалисты, не умеют писать точно и ясно, так что ее вклад был по-настоящему весомым. Пока Дженни трудилась, Люк подносил ей закуски:

— На голодный желудок работается куда хуже!

— О да, верный мой раб, — фыркнула Дженни.

На сей раз она не пыталась наедаться до отвала, однако, как всегда после серьезной обжорки, вскоре проголодадась (а это кое-что значило!), так что хотя она не заглатывала снедь со скоростью землечерпалки и не набивала желудок сверх меры, но раздавшийся в объеме и пустой желудок все же нуждался в пище — и закуски исчезали одна за другой. Работала она за кухонным столом, так что второй завтрак фактически начался утром и продолжался до полдника. В итоге были уничтожены все остатки, выданные мамой Люка, большой пакет картофельных чипсов, килограммовая коробка шоколадного ассорти, два пакета печенья, пончики, мороженое, шоколадка… Лучше бы они пошли в кафешку и там как следует позавтракали, пообедали и поужинали, подумала потом Дженни — потому что даже с учетом «бесплатной» снеди от родителей Люка ее расходы на питание (и без того немалые, разумеется) за последние дни как минимум удвоились. И это не считая двух полноценных обжорок за два истекших дня.

Когда Люку пора было собираться в аэропорт, Дженни весила 89! Пять кило «сверх плана», хотя лишь время покажет, сколько из них «осядут» на ее фигурке на постоянной основе. Джинсы почти не сходились на ней при 84 кг и 104-сантиметровой талии (это что, всего два дня назад?), значит, сейчас они могут с тем же успехом лежать на полу и смеяться над ней, пять кило и семь сантиметров спустя. Объем талии у нее, считая с самого начала, удвоился! А вес, считая с пятницы, увеличился на 11 кило — сама бы в жизни не поверила, но ведь так и есть. Эксперимента ради она все же примерила джинсы, и те с трудом налезли на пополневшие бедра. Пока Люк заканчивал сборы, Дженни примерила мини-килт, но даже на максимуме юбка больше не застегивалась. Как раз когда она сражалась с застежками, вошел Люк и увидел это.

— Что, не налезает, Джен? Жаль, симпатичная была юбка. Но тут есть и моя вина. — Он пощекотал пальцем наконец-то начавшую возникать складку ее второго подбородка, и велел прикупить себе обновок. — Я для кого, в конце концов, зарабатываю? Если купишь достаточно большие шмотки, я, может быть, даже успею повидать тебя в них. Попробую вырваться обратно через месяц.

В итоге Дженни надела рабочую юбку на завязках, и они поехали в аэропорт.

Вечером Люк позвонил ей и сообщил, что прибыл на место.

— Завтра снова на работу. Но знаешь, что?

— Что?

— По-моему, ты дурно на меня влияешь, плюшечка моя, я примерил костюм — с трудом влажу в брюки. Взвешивался я уже давненько, но думаю, это из-за тебя я поправился на пару кило.

— А это потому, что ты сметал то, что должен был скормить мне! И в любом случае, если тут речь о паре кило, брюки изначально были не слишком свободными.

— Твоя правда, — признал Люк. — Наверное, я немного поправился с тех пор, как был куплен костюм. — Не похоже, чтобы он так уж сильно расстроился. Дженни улыбнулась, вспоминая, что мама Люка звала его «бездонной бочкой».

Во вторник Дженни явилась в контору, и первое, что сказала Кэрри, улучив минутку, было:

— Ну, я тебе сразу могу сказать, чем ты занималась на выходных.

— И чем же? — Кэрри ей очень нравилась, но Дженни не думала, что та хотя бы близко способна представить, чем именно она занималась на выходных. Она отправила в рот остаток шоколадного кекса.

— Твой парень приехал, так ведь? И вы хорошо провели время! У тебя просто на лбу написано.

Дженни согласилась, что да, в общем так и есть. Она выбросила обертку от кекса в мусорник, стряхнула крошки с рук и достала фото, где отец Люка щелкнул их вместе — как раз перед тем, как они стали парой. Сама Дженни казалась на удивление стройной, но Люк выглядел как обычно.

— Это он? Повезло тебе, — сказала Кэрри. — Симпатичный парень, неудивительно, что ты утром вся сияешь. Он высокий? Выглядит довольно большим, но может, это потому что ты такая маленькая… кстати, — сообразила она, — а сколько лет этой карточке?

Услышав ответ — шесть недель, — Кэрри завороженно скользила взглядом с Дженни-настоящей на фото и обратно.

— Да-да, — ответила Дженни, предвидя вопрос, для которого та пыталась подобрать формулировку повежливее, — я с тех пор изрядно поправилась. На этой фотке я весила 61, а сегодня утром было 86. Ты, кажется, месяц назад заметила, что у меня растет животик? Ну так с тех пор я поправилась где-то на шестнадцать кило, сама видишь, сколько я ем. — И она задрала блузку, демонстрируя, насколько она округлилась. Кэрри все равно бы не поверила, что только за эти выходные она поправилась на восемь кило, так что не стоило упоминать еще и это.

— Ну да, я вроде как видела, что ты поправилась… но я вот только сейчас поняла, насколько же. А ведь заметила же, что ты несколько недель как отобрала у меня звание первой толстушки конторы.

— А что, такое звание правда есть? — спросила заинтригованная Дженни.

— Официально — нет, но я всегда чувствовала себя самой объемистой персоной в конторе. Мне мои габариты ничуть не мешают, но я так всегда о себе думала, потому-то и заметила, что кажется появился кто-то потяжелее меня. Я просто не понимала, что ты с самого начала была такой худенькой; но в этих шортиках все хорошо видно. Когда ты сказала, что ты не беременна, я предположила, что ты всегда была пухленькой, а мы ничего не замечали, потому что все скрыто под длинными юбками и мешковатыми блузками… О боже, кажется, я опять не слежу за своим языком, вот уже во второй раз я напоминаю тебе о твоем весе...

— Да не беспокойся ты, — усмехнулась Дженни, — меня это не беспокоит. Более того, я, наверное, еще поправлюсь. Я люблю покушать, а сейчас меня мало волнует вопрос стройности. Стройной я уже была — когда я пришла сюда работать, робкая, застенчивая и зажатая, я весила 50 кило. Нет уж, сейчас я гораздо счастливее. Правда.

— И почему — тоже видно, — кивнула Кэрри, снова глядя на фото. — Скажи, а Люк встретил тебя до или после того, как ты начала… эту программу личного роста?

— Мы с детских лет знакомы. Но в романтическом смысле встретились… ну, я тогда поправилась где-то на десять кило. Ему это нравится, он настаивает, чтобы я ела столько, сколько захочу, и каждый килограмм — словно свидетельство полученного удовольствия… Ну а раз нам обоим нравятся мои пропорции, не вижу, почему бы мне из-за них расстраиваться.

Кэрри недоверчиво взглянула на нее.

— Нет, честно. Мне нравится быть толстушкой. Я словно почувствовала новый вкус к жизни. Я куда счастливее и больше уверена в себе, чем прежде. — Дженни помолчала. — Все вы знаете, что я отменный редактор и хороший человек. А если кто вдруг изменит это мнение исключительно из-за того, что я поправилась — что ж, МЕНЯ мнение подобной персоны не интересует ни с каком стороны. Кстати, шесть недель назад я бы подобного и выговорить не смогла.

Дженни снова улыбнулась, глядя на пройденный путь.

— Хм, ты заставляешь и меня посмотреть на это с лучшей стороны, — хитро подмигнула Кэрри. — Так ты хочешь получить постоянную должность первой толстушки конторы?

— С удовольствием, — шлепнула себя по пузу Дженни. — Когда на моем столе будет эта надпись?

— Сейчас сделаю, дай до компьютера добраться. Зарплату будешь получать печеньем. Аванс хочешь?

Кэрри подошла к автомату, а Дженни, чувствуя, что разговор прошел как должно, открыла пакетик с орешками в шоколаде и вернулась к главе, которую доводила до ума.

8.

К регулярным сластям на работе Дженни также добавила 25 пончиков в неделю — по дороге домой она покупала пяток в пакетике и жевала, заполняя паузу до ужина. Кажется, все время она либо ела, либо прикидывала, что бы еще съесть. Само собой, это не могло пройти без последствий — к пятнице она уже весила 87.5 кило, так что за безумные выходные явно преодолела 85-килограммовый рубеж. Когда она стояла, внушительный живот выпирал сантиметров на семнадцать вперед, зрелый, округлый, идеальный. Он не свисал, как у Софи, и более того, едва появятся признаки этого, Дженни намеревалась прекратить полнеть, ибо именно гладкий и округлый живот так ее восхищал. И ведь он все еще округлялся! Благодаря тому, что она с самого начала втирала в кожу лосьон во время и после каждой обильной трапезы, плоть оставалась упругой, а на коже появилась лишь парочка растяжек, и то сбоку, на бедрах. В сравнении с животом бедра у Дженни оставались относительно стройными, и многие по-прежнему предполагали, что она беременна. Она от этого лишь радовалась, вспоминая сногсшибательную беременную богиню, увиденную в тот первый день, когда она начала замечать животы у женщин. А еще ее чрезвычайно забавлял озадаченный вид предполагающих, когда она отвечала — нет.

На подходе к 90, впрочем, бедра и ягодицы слегка прибавили в росте; несколько килограммов от последних выходных с Люком явно осели там, складки на спине и боках также подросли и стали мягче, а вот груди оставались относительно невелики. У 88-килограммовой Дженни все еще был третий размер бюстгальтера, хотя обхват груди теперь составлял 101, талии — 113, а бедер — 118. Оформился второй подбородок. Сочетание большого круглого живота и небольших округлых грудей напоминало Дженни, когда она обнаженной смотрелась в зеркало, представление о Еве на позднесредневековых картинах и гравюрах. Когда выдавалось несколько минут, она, обнаженная, становилась перед зеркалом и поддерживала живот обеими руками, восхищаясь его объемом и тяжестью, и как меньшие округлости бедер дополняют внушительную шарообразность чрева, служа ему достойным обрамнелием. Иногда она покачивалась на пятках, радуясь, как все ее мягкие округлости покачиваются в том же гипнотическом ритме… Потихоньку вся Дженни величественно округлялась. Когда она садилась, над «главной» выпуклостью ее чрева образовывались две пышных складки мягкой плоти, вздуваясь вверх и вперед, они даже начали подпирать снизу ее груди, как будто общая полнота делала и их еще полнее, а прижатые к бокам руки Дженни несколько отклонялись от вертикали. И даже когда она стояла, живот ее шириной был равен высоте, круглый как мяч, перламутрово-гладкий. Скоро, подумала она, он будет еще шире — росту она невеликого, а талии почти не было изначально, уже сейчас плоть заполнила все возможное пространство от бедер до торса, осталось расти лишь вширь и вниз.

Теперь Дженни регулярно сообщала Люку о достигнутых результатах. Ее завораживала сама мысль, что сейчас она почти на пять кило толще, чем Софи в тот первый день; а при невеликом росточке Дженни это было куда заметнее… Что до новой одежды, на 52 размер она и смотреть не стала, а сразу влезла в 54й, и новые джинсы «на бедрах» демонстрировали всему свету впечатляющее пузо хозяйки, как и у Софи в тот знаменательный день — они не столько прикрывали его, сколько поддерживали, выпячивая вперед, как апельсин на подносе. Сама же Софи, отдав ей кое-что из своих старых одежек, была несколько расстроена, поскольку весила всего-навсего 115, набрав за три недели едва пять кило, тогда как Дженни сумела за то же время поправиться на одиннадцать с половиной. Софи наметила себе цель — 160 кило, именно такой она хотела уехать в колледж, до срока оставалось всего-то двенадцать месяцев, поэтому она завидовала Дженни, которая так быстро ухитрилась поправиться на двадцать семь кило. Дженни указала, что у нее есть ряд преимуществ — она может сама покупать себе все необходимое, сама готовить еду и объедаться хоть за полночь, и никто не мешает ей набивать желудок так часто, как она пожелает, да и прятать разновсякую снедь в своей комнате просто не нужно. Так что раз в неделю Софи созванивалась с Дженни, а та старалась, чтобы еды в квартире всегда хватало даже на двоих таких.

— У меня есть большая просьба, — проговорила Софи, дожевав ломоть пиццы, обильно приправленной сыром. — Пока занятия не начались, мы с Джеком и парой друзей хотели бы провести денек у озера. Вроде как «прощай, лето». Собирались ехать на машине друга, но она старая и с ней, бывает, всякое случается, особенно на выходных. Чинить ее — дешевле новую купить. Другого транспорта нет, у Джека родители уехали на машине в отпуск, а нашу я взять не могу — сама знаешь, почему, — Дженни ухмыльнулась. — Может, ты отвезешь нас? Мы заплатим за бензин и все такое. На озере красиво, Джек там всей семьей уже сколько лет отдыхает. И еще Джек тоже хотел бы с тобой познакомится, говорит, по рассказам — ты классная.

Они договорились на следующую субботу — последние выходные перед тем, как вернется Люк.

Софи появилась у дверей, волоча громадную сумку-холодильник; обильный макияж, на шее — шипастый собачий ошейник, кожаная миниюбка и красная кофточка с обильным вырезом; кофточка не была укороченной, но вместить внушительного живота девушки не могла.

— Прикид типа Келли Осборн, — объявила она. — Для озера не совсем годится, но зато как это бесит мою маму!

О да, тут хватит на нескольких Келли Осборн!

Дженни надела шорты 54 размера из «наследства» Софи и новую укороченную футболку — увы, но старая просто стала уж слишком тесной.

Софи протянула ей небольшой пакет:

— Это тебе за то, что спасла нас. Лучше открой, пока не уехали.

В пакете было красное бикини. Дженни никогда в жизни не надевала бикини — плавала она всегда в практичных, спортивного вида цельных купальниках, из которых уже давным-давно выросла. В магазине она примерила несколько купальников, но те, которые сходились у нее на пузе, были слишком велики в груди. Это же бикини явно выбирали специально под нее — низ 54 размера, а верх помечен «96-3». Вроде даже чуть маловато… но Дженни сбегала в ванную, примерила — как влитое. Тесемки затягивались, легко подгоняя под размер. Она посмотрела на себя в зеркало — а почему бы и нет? Она ведь готова была надеть цельный купальник, не скрывающий размер ее пуза. Ну, чуть-чуть он ее телеса утянул бы, да, но замаскировать двадцать с лишним килограммов объемистого живота в купальнике просто нереально, как бы там ни мучились дизайнеры с подкладками. Так почему бы просто не открыть его, как она теперь уже привыкла, разгуливая в укороченной футболке и брюках с заниженной талией? Чего стесняться? Сняв шорты, она примерила нижнюю часть бикини; выпуклый живот, как обычно, слегка сдвинул облипшую его ткань вниз, но все то, что должно быть прикрыто, оставалось прикрытым. Натянув одежду поверх бикини, Дженни спустилась познакомиться с друзьями Софи.

Удивительно, но лучшая подруга Софи, Мерри (это она была с Софи в тот первый день), была высокой и стройной тихоней в очках. Такой, как когда-то сама Дженни — странная подруга для изобильной мятежницы-болтушки Софи. Впрочем, пару раз она вставила свои пять копеек, сухие и забавные, показав, что у нее есть мозги и едкий юморок, и Дженни решила, что Мерри просто сосредоточена главным образом на себе и далеко не столь закомплексована и чопорна, какой кажется. Друг Джека, Дейв, оказался обыкновенным шестнадцатилеткой в мешковатых шортах, который едва мог связать пару слов в предложение типа «у тебя классная тачка» и «угу, „Отпрыски“ — полова». А вот Джек горячо поздоровался с Софи и, когда та представила его Дженни, немедля провозгласил:

— Софи рассказывала, что ты очень милая, но она не упоминала, что ты подобна богине, лишь ей уступающая своею красой...

— Потому что я, в отличие от тебя, не свихнулась, — беззлобно фыркнула Софи. — Не обращай на него внимания, он со всеми толстушками такой. Общество Любителей Пышек в одном лице.

Дженни слегка смутилась, но все же села за руль и поехала, следуя указаниям Джека (изложенными уже во вполне повседневном стиле).

Через час они добрались до озера, и Дженни с удивлением обнаружила, что местечко весьма шумное. Ей представлялось тихое озерцо где-то в глуши, но хотя указателей по дороге встретилось немного, родители Джека явно были не единственными, кто обнаружил это место. Масса народу на отдыхе — кто загорает, кто плавает. Озеро, не слишком большое, было милым и чистым. У дальнего края возвышалось несколько строений.

— Это курорт, — объяснил Джек, — сооружен давным-давно. У них есть милый ресторанчик, не высший класс, но готовят вкусно. Там мы пообедаем.

— А зачем же тогда тащили с собой эту сумку? — спросила Дженни, пока они спускались к берегу.

— А это чтобы богини до обеда не умерли от голода, — предположила Мерри.

— В яблочко, — подмигнул Джек.

Если бы не Софи, Дженни чувствовала бы себя неловко, раздеваясь до бикини. Но когда они нашли себе местечко недалеко от воды, сия незакомплексованная юная дама стянула кофточку через голову и расстегнула тесную черную юбку, спустив ее с пышных бедер; под одеждой обнаружилось такое же бикини, только темно-розовое в белые сердечки. Явно сделанное по особому заказу, потому что на долю воображения оно не оставляло буквально ничего, открывая и живот Софи, и ее обширное седалище и бедра. 132-сантиметровая талия, покрытые целлюлитом пышные ляжки, набор складок на боках — в сравнении с ними складки на боках у Дженни казались бледными и незначительными, — и разделенный на две складки живот, нижняя сантиметров на десять свисала через пояс трусиков бикини. На пышном левом бедре у Софи была забавная татуировка: крылатый амурчик с весьма пухлым животиком и нахальной мордочкой.

— А это-то ты как ухитрилась? — вполголоса спросила Дженни. — В твоем возрасте это вроде бы незаконно?

— Угу. На пасху я отправилась на каникулы к своим старшим кузинам, Алли и Кейт. Алли клевая, ей 22 и она похожа на меня — ну, то есть, похожа на меня, если бы я весила 55 кило. В общем, она дала мне свое удостоверение. Сработало на ура — все просто думали, что я сильно поправилась с тех пор, как была сделана фотка; кто его знает, как там выглядело мое лицо, когда я была худой, да и они по большей части стеснялись лишний раз посмотреть на меня, так что они даже не знали, я выгляжу на 22 или нет! Знай мама про наколку, она бы с ума спрыгнула… но лучше пусть и дальше не знает. А тебе нравится? Я как толстая Венера, крошка. — Это было адресовано Джеку, который охотно согласится.

Дженни признала, что татуировка совершенно в стиле Софи. Поведение Софи ее больше уже не шокировало — от цензуры тут никакого толку.

Живот Дженни, когда она сидела, теперь постоянно касался ляжек, но складки плоти Софи заполняли ее колени почти на треть — даже так вот и не скажешь, есть на ней бикини или нет, пока она держит коленки сомкнутыми, — а пирсинг практически был незаметен, таким глубоким стал пупок девушки. Тяжелые груди едва не вываливались из купальника. Рядом с Софи Дженни чувствовала себя почти худенькой — она все еще весила на 25 кило меньше. Она помогла Софи намазать спину кремом для загара; Джеку была доверена честь сделать то же самое со складками живота.

Намазавшись кремом от загара — Дженни легко обгорала, — она устроилась рядом с Софи на покрывале, Дженни — ничком, Софи — на спине. Плотный живот Дженни был достаточно большим, чтобы служить подушкой, слегка вознося ее над землей, так что на груди ничего не давило, даже если она не опиралась на локти, а вот бока и бедра слегка раздались от земного притяжения. У Софи плоть была куда мягче и переливалась с боку на бок, словно она была огромным воздушным шариком, наполненным водой водой; живот у нее раздался во все стороны, став почти плоским. Джек, потянувшись, чуть ущипнул его:

— Красавица моя, пора бы его подкормить, а то он такой пустой и унылый...

Открыв сумку с провиантом, он извлек четыре тридцатисантиметровых сандвича в целлофане, и передал два Дженни, сказав:

— И ты тоже, а то вдруг упадешь от голода, пусть даже ты уже лежишь.

Дженни съела один — вкусно, мягкий хлеб с ломтями жаренной в меду ветчины и сыра с майонезом, — но второй отдала Софи, сказав, что хочет поплавать, а после хорошей еды может и утонуть. Теперь она куда острее чувствовала жару — еще один эффект набранных килограммов.

К воде Дженни подходила с опаской, зная, что кто-нибудь обязательно уставится на толстую пузатую девицу в мини-бикини. Но она не опускала взгляда, зная, что выглядит превосходно — пышная, роскошная, зрелая, — и улыбнулась сразу всем, кого поймала на подглядывании.

Для нагретой солнцем кожи вода показалась холодной, а когда она окунулась до бедер, Дженни почувствовала, что ее начинает буквально выталкивать наверх. Кажется, ей не грозит утонуть, даже если она предварительно объестся до беспамятства. Окунувшись, она поплыла, медленным брассом, царственно раздвигая воды. Почему она так давно не плавала? Пышная плоть не позволяла холоду от воды проникнуть внутрь — как жировой слой у тюленей, подумала она, — а вода, словно шелковая, обвивала обнаженный живот… так легко было скользить в ней, полуотключившись… в воде она была как дома, толстушка-русалка...

Уффф! От мечтаний ее отвлекла пригоршня воды прямо в лицо. Протерев глаза, Дженни обнаружила рядом нескольких пацанят, решивших поглумиться и забрызгать ее.

— Пошла вон, корова жирная!

— Не, не корова, долбаная китиха! Она щас пустит фонтан! — заржал особо отвратительный экземлпяр, тощий как щепка, прыщавый, с сальными волосами.

Нащупав ногами дно, Дженни встала, уперев кулаки в бедра, и двинулась на них.

— Вы, гаденыши, думаете, меня колышет, что вы обо мне говорите?

— А надо бы! Ты ж такая в жизни не отхватишь долбаного парня. Боже, ну ты и жирная!

— А с чего вы решили, что я хочу соответствовать вашим вкусам? Мне искренне жаль тех девиц, которые хотят… впрочем, вы от одной мысли о девицах в штаны напустите. У меня уже есть «долбаный парень», спасибо, а если бы и не было — не ваше дело! У меня столько же права плавать тут, сколько и у вас, так что лучше уберите-ка свои тощие афедроны туда, где пейзаж вас не оскорбит. Потому что я останусь здесь.

И Дженни легла на спину и медленно поплыла, выставив полусферу своего живота в наилучшем ракурсе, и была вознаграждена немедленным бегством уплывающих прочь подростков — сработало! Более того, один из мальчиков бросал через плечо взгляды скорее восхищенные… может, в будущем из этого семени что и прорастет.

А с другой стороны к ней подплыл Джек.

— Класс! Ты их отбрила. Если бы не Софи, у меня могла бы вдруг вспыхнуть страсть к некоей потрясающей женщине чуть старше меня. Я ведь не шутил насчет богини, учти.

— А ты все видел? — спросила Дженни, которая еще дрожала при мысли об одержанной победе.

— В основном слышал. Уже бежал к тебе, на случай, если бы вдруг потребовалась моральная поддержка, но ты явно справилась сама.

— Хочешь верь, хочешь нет, но это — первый раз, когда меня начали донимать. Я такая уже где-то три месяца — и все мои друзья, сотрудники и прочие воспринимают все вполне нормально. А ты и Софи… вместе уже года полтора, да?

— Ага. Но я был влюблен в нее и раньше. У меня при виде ее просто коленки дрожат, настоящая богиня! В школьной столовке она всегда доедала обед за всеми, кто не хотел есть. Неважно, сколько там, в нее все влезет! Люблю наблюдать, как она ест. В начале семестра она всегда немного худела — мама сажала на диету, — но в школе она быстро восполняла ущерб и набирала еще немного сверху. — Джек смотрел на берег и любовался обильной, сочной фигурой Софи, которая, кажется, копалась в сумке-холодильнике в поисках провизии. — В итоге я начал говорить, какая чушь все эти диеты, всякий раз, когда она могла меня слышать, а потом набрался храбрости и пригласил ее на свидание. У нас вообще много общего — нам нравится одна и та же музыка, и фильмы, и вообще. Меня восхищает, что кто бы что ей ни говорил — она идет прямо к цели и делает то, что хочет. Кое-кто говорил мне, что я мог бы себе и получше найти — а я только смеюсь: как же они ошибаюься… Правда, грустно. Они просто не понимают, чего лишились. Знаешь, Софи хочет к 21 году перевалить за двести двадцать.

Обедать все пятеро отправились в ресторанчик «У Анни» у дальнего края озера. Шведский стол, просто оформленный зал — обычная деревянная постройка, побеленная изнутри, длинные столы и кухонные стулья. Но зато вдоль всей стены тянется длинный стол со старомодными блюдами, а на них — жареная курятина и рыба, ломти жареной свинины и говядины, пироги с телятиной и ветчиной, печеночный паштет, зразы с густой подливкой, отбивные, макароны с сыром… и еще много и много всякого, а гарниров и овощей вообще без счета. В дальнем конце Дженни заметила четыре вида пирогов, бисквит с кремом вроде бабушкиного, торты-слоенки… Вспоминая выходные с Люком, она порадовалась, что они с Софи в бикини — есть куда расширяться.

Они и расширялись. Было бы преступлением не попробовать все это. Когда она и Софи взялись за четвертую тарелку, Джек предложил Дейву пари, кто больше съест; проигравший платит за обед. Он, само собой, болел за Софи, и Дейв не казался очень довольным, вынужденный положиться на Дженни, которая легче на двадцать пять кило, и вовсе не похоже, чтобы в ее желудок вместилось больше, чем во внушительное чрево Софи. Впрочем, он галантно согласился и предложил свою помощь, а Дженни подумала — «Софи этим утром ела больше меня, и она не привыкла объедаться часами напролет». Так что она быстро очистила тарелку, взглядом подбодрила Дейва и пошла за пятой порцией. Софи пошла за ней и положила себе ровно то же самое — все самое жирное и сладкое. Мерри сопровождала их, отслеживая, чтобы обе девушки брали себе равные порции.

Следующие четыре тарелки никакаих проблем для обеих не составили. Дженни, натирая живот кремом от загара вместо обычного лосьона, была впечатлена, с какой скоростью поглощает еду Софи; сама она не торопилась, просто наслаждаясь процессом. Джек, разумеется, едва не прыгал от радости. Десятая тарелка, однако, пошла у Софи куда медленнее; Дженни подозревала, что девушка уже наелась. Сама она голодна не была, но знала, что еще много может в себя вместить. Дженни поднялась, задев столешницу раздувшимся животом, и направилась за одиннадцатой порцией. Софи, переваливаясь с боку на бок, пошла следом. Глядя на подругу, Дженни видела, что хотя та и толще, но желудок Софи просто не вмещает столько, сколько ее собственный; чувствовалось, что девушка уже объелась и предел очень близок. В декольте у нее остались крошки.

— Ну что, еще по одной и перейдем к десерту? — спросила Дженни.

Софи не без облегчения согласилась.

Покончив с одиннадцатой тарелкой, Дженни выбрала три ломтя пирога — яблочного, вишневого и с кокосовым кремом, — хороший кусок бисквита и шестую часть слоеного торта. Софи взяла то же самое. Она явно глотала еду практически не жуя, надеясь, что Дженни скоро сдастся и можно будет остановиться. Дженни, однако, не собиралась сходить с дистанции, наслаждаясь вкусом сладостей и взбитых сливок, которые сами собой скользили в желудок; правда, тот уже почти наполнился. Очистив тарелку, она подождала, Софи тем временем расправлялась с остатками пирога.

Дейв не сказал ни слова, но выглядел куда более обнадеженным.

— Готова продолжать? — спросила Дженни, стараясь, чтобы звучало это не слишком задорно.

— Ну, еще кусочек я осилю, — отозвалась Софи.

Дженни принесла два куска торта и медленно съела свой с неменьшим наслаждением, чем раньше. Софи с гораздо большими трудностями, но столь же храбро, продолжала сражаться, поддерживая живот свободной рукой. Она твердо намеревалась победить, однако последние кусочки глотала с огромным трудом. Она вся вспотела, а ее пузо, покрытое обильным слоем мягких тканей, вздулось почти до колен, раздвинутых сейчас под его тяжестью.

— Может, согласишься на ничью, Джен? — выдохнула Софи с отчаянием, видя, что Дженни намерена идти за добавкой. — В жизни столько еще не ела!

Дейв забеспокоился, а Дженни сочувственно улыбнулась.

— Терпеть не могу кому-то что-то доказывать, однако ради моего приверженца мне следует продолжить.

Она поднялась со стула и, двигаясь вперевалку, подошла к десертному столу и наполнила тарелку до краев: пять ломтей торта и пирога, и еще немного бисквита. Положив сверху целый половник сливок, Дженни вернулась на место, готовая доказать свое превосходство.

Все уставились на Дженни, а она принялась за первый пирог. Она массировала живот свободной рукой — так эффективнее, чем просто держать его, Софи! — и кусочек за кусочком умяла два ломтя вишневого пирога. Посмотрела вниз; живот подпирал край стола. Из-под мягкой округлости проглядывала меньшая, это плотно набитый желудок распирал верхнюю часть живота, которая теперь торчала чуть дальше, чем нижняя. Великолепно. Дженни взялась за яблочный пирог, и вот его уже тоже нет. Съела бисквит, фрукты и желе; перешла с слоеному торту, уже не без усилий. Думая, что вот, все, больше ни кусочке на влезет, она каждый раз продолжала есть еще и еще, успокаивая себя мыслью, что она становится все толще, все больше, все круглее с каждым кусочком, и отправляла в рот взбитые сливки и крем. Это смягчило глотку и вот наконец со слоенкой покончено. Остался лишь пирог с кокосовым кремом. Недаром Дженни оставила его напоследок — крем это не торт, его есть куда легче; наслаждаясь вкусом каждой капли, скользящей по языку в пищевод, она принялась за пирог. Аххх… два кусочка… один… все.

Она была рада, что бикини деляют из эластичной ткани, в противном случае оно бы просто лопнуло прямо на ней под невероятным давлением раздувшегося чрева, которое подвергало испытаниям даже ее собственную кожу. Дженни чувствовала, как завязки соскальзывают чуть ниже по бедрам — пожалуй, когда она встанет, низ будет выглядеть как «бикини на тесемках».

Она подняла взгляд. Дейв весь сиял:

— Ты сумела! Потрясающе!

Джек также не выглядел очень уж разочарованным, хотя именно ему предстояло расплатиться. Мальчики аплодировали. Софи слишком объелась, чтобы последовать их примеру, но протянула руку. Дженни отвела ее в сторону, с невероятным трудом поднялась и обошла покруг стола, чтобы обнять Софи. Джек и Дейв помогли той встать. Раздутые чрева обеих девушек не позволяли им как следует обняться, а когда Дженни попробовала было попытаться поцеловать Софи в щеку, та просто не смогла наклониться так, чтобы Дженни достала. Софи пришлось целовать Джеку, а заодно и нежно-нежно обнимать.

Из ресторана девушки вышли вперевалку и словно бы на последних сроках беременности. Софи поддерживало свое пузо обеими руками; оно так раздулось, что татуированный амурчик у нее на бедре раздался вширь и стал еще толще! Они доплелись до старого места и плюхнулись на покрывало — на спину, само собой. Живот Софи уж точно больше не был плоским, выпирая дальше, чем ее объемистые груди, а у Дженни он походил на идеальной формы шар, тугой, гладкий и круглый. Она наощупь втерла в кожу еще крема от загара, а потом девушки, осоловев от обжорства, отключились и задремали на солнышке.

Через несколько часов они проснулись, и Дженни объяснила Софи: как опытный едок, она заметила, что на следующий день после обжорки, когда желудок растягивается и становится больше, она обычно куда более голодна. Софи навострила ушки, а когда рядом появился свежеискупавшийся Джек, она замурлыкала как котенок — хорош котеночек, 120 с хвостиком кило! — и попросила его побыть хорошим мальчиком и сбегать принести им мороженого, потому что она слишком устала после недавних нагрузок. Джек согласился, сказав, что предусмотрел на сегодня немалые расходы на еду, и вскоре принес две огромных порции для девушек и еще одну поменьше для себя. Как-то Софи и Дженни ухитрились выкроить для мороженого еще немного местечка, а потом обе отправились купаться, где и обнаружили, что встать очень сложно, но потом плаваешь почти как в невесомости, и архимедова сила практически уравновешивает давление раздутых желудков, а заодно вода охлаждает разгоряченную плоть. Впрочем, на глубину они не пошли и просто болтались недалеко от берега. Потом Джек принес еще мороженого и они съели его прямо там, стоя по грудь в воде, а груди старались вырваться из лификов и всплыть на поверхность. Мерри заметила, что они как пара айсбергов, у которых девяносто процентов веса под водой!

Когда наконец пришла пора ехать домой, и Дженни, и Софи пришлось остаться в бикини — уличную одежду просто было не застегнуть. Сидеть за рулем в одном бикини было как минимум странно, особенно учитывая, что низ его скрылся из виду под округлостью, которая пыталась умоститься у нее на коленях и выпирала куда пуще прежнего, сантиметров на пятнадцать. Водители на перекрестках озадаченно смотрели на нее, но она была слишком сыта и довольна, чтобы волноваться. Единственным минусом во всем этом было отсутствие Люка, но она пошлет ему по электронке подробнейший отчет, включив туда все параметры, какими бы они ни оказались — Дженни была уверена, что весы вечером покажут 93 кило, а в талии будет 117, если не 119, у Софи же, судя по виду, было все 145, так она раздалась, пусть даже это и не надолго, но сейчас Дженни пришлось одолжить ей саронг, чтобы та смогла поехать домой.

А весы показали все 94 — ровно плюс четыре кило против утреннего.

9.

Дженни решила «закрепить» свой выигрыш после состязания, до следующих выходных добравшись до 95. Таким образом она поправится ровно на 17 кило, как и перед последним прибытием Люка. Поэтому всю неделю она постоянно ела дома и на работе, и не просто сладости, а прихваченные с собой из дому сандвичи — по одному на второй завтрак и на полдник, помимо обеденных. Кэрри вскоре это заметила.

— Что-то ты растешь как на дрожжах, — сказала она в среду. — Сколько ты там набрала с прошлой среды?

— Четыре кило, — отозвалась Дженни, жуя сандвич. Теперь она уже точно весила 92. Второй подбородок подрагивал.

— Ну, надеюсь, такой сюрприз твоему парню понравится. Давай, похвастайся.

Дженни осмотрелась — никого, — и задрала блузку, демонстрируя свой живот, который, учитывая пополневшие бока, потихоньку утрачивал сферическую форму и шириной уже превосходил высоту; в идеальный овал он не превращался исключительно по причине складочек, которые начинались там, где бедро переходило в живот. Он начинал выпирать из-под ленты бюстгальтера, выпирая в самой обильной своей части на двадцать три сантиметра, чуть ниже пупка. Теперь он по-настоящему появлялся в любой комнате впереди Дженни. Под юбкой у нее скрывались две глубоких складки над выпуклым лобком, и вскоре они, вероятно, начнут свисать так же, как у Софи. Спина также изрядно пополнела и теперь на ней было три группы складок, нижняя из которых пряталась под юбкой, завязки которой едва охватывали ее 120-сантиметровую талию. Раздавшиеся бедра достигали 137 см, выросли и груди — Дженни собиралась примерить бюстгальтер четвертого размера на 105 или 110 см. Руки и лодыжки выглядели несомненно пухлыми, а ляжки давно уже были такими. Дженни полагала, что теперь, когда она полнеет во всех местах, это менее заметно, но у Кэрри был наметанный взгляд.

— Джен, у меня просто слов нет! — наполовину с изумлениием, наполовину с восхищением заявила та. — Ты ничего не делаешь наполовину, да? Ты все такая же толстая и счастливая?

— Угу. И голодная. — Дженни допила кофе и открыла пакет с крекерами. Последнее было не совсем правдой — стараясь достичь цели, она фактически ела все время.

Вечером позвонила Софи и сообщила, что ее татуировка вернулась в прежние пропорции, зато на животе после того дня у озера появилось много новых растяжек. У самой Дженни растяжек не прибавилось, лишь те старые, на бедрах, стали чуть шире. Сидя на кухне и в очередной раз перекусывая, она задумалась, как это так получается, что все набирают вес по-разному. У той же Кэрри бюст четвертого размера и двойной полноты, широкие бедра, довольно пухлые руки и ноги, но узкая талия и почти плоский живот — в итоге, имея немало лишнего веса, она выглядела скорее пышной, чем толстой. У Софи килограммы откладывались по всему телу, но особенно — в живот, бедра и ягодицы, а растяжками были покрыты и груди, и живот, и даже руки и спина. У Дженни же выросло огромное пузо, но остальное тело оставалось лишь умеренно полным; она видела старые фотографии более-худой-Софи, и у той второй подбородок появился еще до 70 кило, тогда как у самой Дженни — лишь килограммов двадцать спустя; груди у нее были куда меньше, чем у Кэрри, зато пузо выросло таким, что когда она поддерживала его снизу обеими ладонями, образованный руками круг полностью заполнялся плотью. Она буквально могла обнять его, как другого человека или огромную плюшевую игрушку.

Дженни начала также подумывать, не пора ли установить верхний предел. Все это началось каких-то одиннадцать недель назад, и она уже поправилась на тридцать шесть с лишним кило. Господи, тридцать шесть кило — она же весила столько в 13 лет! Живо вспомнилась та девочка — метр сорок семь в прыжке и скроенная еще так по-детски, плоская как доска; сверстницы уже щеголяли в лифчиках и отращивали бедра. Наверное, именно с тех пор она и начала чувствовать себя невидимкой — из-за слишком юного и незрелого облика ее исключили из новой интереснейшей подростковой болтовни о лифчиках, макияже и мальчиках. Тело ее не претерпело заметных изменений — она всегда выглядела моложе своих лет, и так толком сверстниц и не догнала. К колледжу Дженни уже свыклась с собственной неприметностью. Если бы не Люк...

Да, именно из-за Люка она чувствовала себя частью происходящего, он считал, что с ней стоит обменяться словечком, стоит посоветоваться о чем-то важном, и вообще — с ней можно просто быть рядом. Он — да, но другие… с ними Дженни ощущала себя слишком застенчивой и не выбиралась из своей раковины, оставаясь на обочине и глядя, как жизнь проходит мимо. И так оставалось вплоть до той чудесной субботы.

Невероятно, насколько более уверенной в себе она стала. Дженни могла говорить с кем угодно и отстаивать свою позицию в ситуациях, которые раньше заставили бы ее удрать в слезах. Противостоять пацанве на озере — пустяки. Спорить по телефону с крайне неуступчивыми порой писателями — житейское дело. И она уже не боялась главного редактора, при всем его росте и безукоризненно-чеканных манерах.

Новообретенная уверенность в себе, несомненно, основана на изменениях во внешности. «Я уже больше не выгляжу кроткой девочкой», думала Дженни. Теперь уже ей не нырнуть в комнату незамеченной. Недостаток роста она возмещала объемом, раздавшееся тело служило опорой само по себе — никто уже не отнес бы Дженни к категории «легковесов» и «незаметных препятствий». Возможно, передвигается она уже не так быстро, как до того, зато теперь ее практически невозможно отклонить от избранного пути. Вроде небольшого танка. Внушительный внешний вид Дженни был причиной многих и многих повернутых вслед голов, а если в иных взглядах и горело осуждение — что ей за дело? Если кому-то не нравится ее выбор, теперь она всегда готова его отстоять.

В пятницу прибывал Люк. Вес Дженни перевалил за 96. Особых изменений во внешности не произошло, чуть пополнели щеки да округлились ягодицы. «Плюс четыре кило» — далеко не столь заметная разница, как когда-то: для 50-килограммовой Дженни это была тринадцатая часть ее веса, сейчас же — ровно одна двадцать четвертая. После работы она переоделась в короткую хлопчатобумажную юбку 54 размера (весной в ней ходила Софи) и розовую в ракушки облегающую кофточку, выставляющую напоказ с десяток сантиметров живота между подолом и верхним краем юбки. Последняя, хотя еще не была тесной, облегала 140-сантиметровые бедра довольно плотно. Талия в обхвате достигла 122 см, а бюстгальтер был «112-4» двойной полноты. Широкий вырез кофточки обнажал пухлые плечи и начало соблазнительного декольте, а короткие рукава подчеркивали пышные руки, обнажая нежно-пухлые предплечья. Все открытые части тела покрывал легкий загар — при любой возможности Дженни расхаживала в бикини, торопясь насладиться им до того, как полностью перерастет. Загар оттенял ее сияющие темные волосы и делал глаза еще более голубыми. Крепкие ноги оставались босыми, пополневшие ляжки соприкасались под юбкой. Беззаботная и хорошенькая, она взглянула в зеркало еще раз и осталась полностью удовлетворена собственным отражением — вся такая округлая, нежная и соблазнительная. Дженни надела сандалии и направилась в аэропорт.

На сей раз Люк изначально ожидал встретить минимум 90-килограммовое счастье и сразу направился к Дженни, которая ринулась навстречу ему и с размаху бросилась к нему на шею, едва не сбив с ног. Люк упал на колено и обнял ее, предаваясь откровенному почитанию живота, и был слегка удивлен, что обхватить ее в самой широкой части тела, т.е. в бедрах, у него едва хватает длины рук. Но зато он страстно целовал ее обнаженный живот и руки, а потом встал и еще раз покрыл поцелуями задравшееся к нему лицо Дженни, а та обнимала Люка так крепко, как только могла, хотя у нее длины рук явно не хватало обхватить его полностью.

— Девочка моя растущая! Всякий раз, когда я вижу тебя, ты становишься все прекраснее! — провозгласил Люк, когда они шли к машине. Когда Дженни заняла водительское кресло, он поздравил ее с тем, как внушительно ее живот единой сферой заполняет ее колени, и как ее бедра теперь покрывают сидение целиком. На перекрестке в ожидании зеленого Дженни покосилась на Люка — взгляд его был сосредоточен на ее грудях, с прошлого раза они выросли на два размера и сейчас вздымались еще выше под напором складки плоти между торсом и животом; облепляющая кофточка лишь подчеркивала их великолепие. Поняв, что его поймали на горячем, Люк ухмыльнулся:

— Извиняться даже и не подумаю — ты само великолепие!

Опустив взгляд, Дженни заметила, сколь недвусмысленно оттопирываются его брюки, и в свою очередь ухмыльнулась. Скорее бы уже домой!..

Дженни взбегала по лестнице, ее телеса доблестно подпрыгивали; разгоряченная и запыхавшаяся, она остановилась у дверей, и тут следовавший позади Люк развернул ее, прижал к двери и снова поцеловал, нежно сжимая ее лицо в ладонях. Никакой шоколад не мог бы улучшить этот поцелуй… Задыхаясь, с дрожащими коленками, Дженни все же отперла дверь и они почти упали внутрь. Люк снова опустился на колени; Дженни немедля сорвала футболку у него через голову, а он сгребал полные пригоршни пышной, мягкой, восхитительной плоти с ее живота. Ладони его изучали изобильные округлости ее ягодиц, а она тем временем развязала тесемки его шортов и стянула их, и вот он уже стоял перед ней обнаженным — высокий, широкоплечий и плотный; может, чуть более плотный, чем раньше?

— Ты случаем сам не поправился чуток? — спросила Дженни, ткнув его в живот, а он тем временем расстегивал ее юбку и стаскивал ее с бедер и обширных ягодиц.

— Есть немного, крошка, — выдохнул Люк, сражаясь с крючками ее бюстгальтера. — Я же говорил, в прошлый раз из-за тебя поправился на пару кило, и с тех пор — еще килограмма четыре. Пришлось купить новые брюки.

— И сколько же тебя всего? — Она стояла перед ним лишь в черных атласных трусиках 54 размера и сандалиях. Резким движением ноги она стряхнула правую, потом левую сандалию; груди и живот снова затряслись.

— Утром было 105. А тебя — 90 с хвостиком? — Он сгреб Дженни в объятия, прижал к себе и как следует потискал мягкую плоть на ее боках; она радостно изогнулась и, высвободив руку, пощекотала его живот. Его твердая плоть прижималась к ее бедру там, где когда-то прощупывалась подвздошная кость.

— 96! Доволен? Я поправилась на килограмм больше, чем в прошлый раз, и теперь во мне на 46 кило больше, чем после колледжа, и всего на 9 меньше, чем тебя! — Между ног у нее с каждой секундой становилось все жарче… и все более влажно.

— Это же просто невероятно! Джен, всего за четыре недели — это что же, четыре с половиной кило в неделю? — Люк снова упал перед ней на колени, зарывшись лицом в изобильные груди. Он стискивал ее бедра, гладил многочисленные складки на ее спине, а потом скользнул ладонями под резинку трусиков и начал стягивать их. Дженни дрожала от удовольствия, отчего ее живот и груди запрыгали, касаясь тела Люка, а каждый сантиметр ее тела замер в предвкушении.

— В среднем, да, — Она вздернула Люка на ноги и сама прижала его к стене, лаская ладонями его плотные бока. — Но я набрала семь кило, когда ты раскармливал меня, помнишь, да плюс еще четыре в прошлую субботу. Так что выходит семь, а это значит — полтора-два в неделю, когда я не объедаюсь.

Люк ухмыльнулся, кружа кончиком пальцев по ее выпирающему животу; в низ живота то и дело упирался кончик его члена — Дженни ведь была на тридцать сантиметров ниже.

— Хотел бы я вживую видеть то состязание! Познакомишь меня с этой твоей Софи, а?

— Ты это о чем думаешь? Ей всего шестнадать, и у нее есть КРАЙНЕ верный парень. — Дженни чуть повернулась и запустила ладонь к Люку между бедер...

— Думаю? — с невинным видом вздернул бровь он. — Прямо сейчас я думаю только о том, как бы затащить тебя в постель. потому что сдерживаться больше не в силах!

До постели они так и не добрались, занявшись этим прямо на полу в гостиной. Спина у Дженни была достаточно мягкой, чтобы жесткий пол не мешал, а вздымавшийся подобно подушке живот приподнимал Люка, открывая ему ее нежные пышные груди. Когда Люк мощным рывком вошел в нее. Дженни попыталась обхватить ногами его широкую спину, как в прошлый раз, но ее ляжки за это время стали куда полнее, а он слегка раздался в талии — в общем, не вышло. Но зато она плотно сжала пышными ляжками его бока и, крепко вцепившись в его плечи, выпрямила спину, пока они двигались вперед и назад, вперед и назад, ее мягкая плоть служила надежной подушкой, а он всем увеличившимся весом вжимался в нее все теснее… Затем, оперевшись на ладони, Люк медленно выскользнул из нее и снова вошел, вышел и вошел… ахххх! шаг за шагом, он медленно направлял ее к оргазму куда как сильнее всех прежних! Электрические разряды сотрясали каждый миллиметр ее тела, а Люк опустился, переместил часть собственного веса на ее живот, зарылся лицом в грудь Дженни и обнял губами затвердевший сосок, лаская его языком, а освобожденные ладони ласкали ее бока, порождая множественные всплески чувственных содроганий, которые он сам чувствовал всем телом… Сдерживаться он больше не мог, приподнялся и вошел так глубоко, как только мог; благодаря собственному весу Дженни удержалась на месте. Когда он дошел, ее плоть, и так содрогающаяся от удовольствия, наполнилась еще и силой ощущений, создавнных им внутри нее, и оба они кричали от радости, снова и снова...

Они распростерлись в изнеможении на ковре, покрытые потом, головы кружились от счастья, и Люк раз за разом повторял, как он любит ее и какой чудесной и привлекательной стало ее новое тело. Он устроился на ее груди и заглянул ей в глаза.

— Джен, ты чудо, — улыбнулся он. — Никогда, ни с кем я не чувствовал ничего подобного. Ты нечто особенное — и я вовсе не имею в виду способность разом умять пайку целого гарнизона, — ухмыльнулся он, приложив палец к ее губам, а Дженни игриво прикусила его кончик.

— Я больше так не могу. Занятия начнутся и я опять целую вечность не увижу тебя… Не могу я так, Джен.

Люк скатился с нее, а она села, отчего живот и груди выплеснулись вперед.

— И я тоже хочу чаще видеться с тобой. Я люблю тебя, Люк. Это ты чудо: ты словно выпустил меня на свободу, несколько месяцев назад я и помыслить о подобном не смела. Ты изменил всю мою жизнь, а ведь мы провели вместе, считай, лишь несколько дней! Я боюсь представить, что будет, если я заполучу тебя на целую неделю...

— Джен, я тут помог завершить один проект быстрее графика, и получил неожиданную премию. На квартплату и образование у меня уже отложено, так что это — как с неба свалилось. Плюс еще есть некоторые сбережения. Я хочу купить машину, и тогда я смогу каждую неделю приезжать к тебе, чтобы провести выходные вместе. Как тебе такое? Ты, конечно, тоже могла бы приехать ко мне, но в пятницу у нас заканчивается к полудню, и я могу выезжать раньше...

— Ах, Люк! — Глаза Дженни засияли. — Я-то уже мысленно приготовилась расстаться с тобой, едва ты вернешься… а может, даже к тому, что тебя там умыкнет какая-нибудь фигуристая студенточка, а? Из тех, у кого бюст пятого размера не сопровождается брюхом размером с вещмешок. — Она рассмеялась и шлепнула себя по пузу, отчего оно заколыхалось вместе с ляжками, на которых возлежало.

Люк придвинулся и поцеловал ее, нежно погладив живот.

— Мне плевать, какой там у той студенточки бюст, но она не может быть и вполовину такой женщиной, как ты, красотка моя пузатенькая; а даже если бы и была — я уже занят! Тобой!

Вечером Дженни и Люк снова пошли в свой любимый ресторан. Официант запомнил их с прошлого раза — еще бы, вдвоем они осилили порцию, которой хватило бы четверым, — и выразил надежду, что сегодня они смогут оценить кулинарное искусство главного повара. Они его не разочаровали. Так уж получилось, что оба сегодня почти ничего не ели, и они набросились на еду, словно голодали неделю напролет. Бедра Дженни свешивались со стула на пару сантиметров с обеих сторон, да и пройти между маленькими столиками было непросто. Много-много тушеных мидий, хорошо прожаренная маслянистая моцарелла, огромные миски макарон «альфредо», затем стейк, который Дженни себе обещала, а потом — десерт, двойная порция сладкого бисквитного торта, политого темным шоколадом и источающего аромат амаретто (и, по слухам, содержащего около тысячи калорий в одном только ломтике). Она снова съела больше, чем Люк, хотя и он не подкачал, пожертвовав вкусным итальянским хлебом и одной из закусок, чтобы оставить место для десерта. Он откинулся, удовлетворенно вздохнув, и ослабил брючный ремень не две дырки; живот его под рубашкой казался плотным и туго набитым. Дженни, расстегнувшая старую юбку Софи, машинально массировала собственный раздувшийся живот.

— Великолепно, — сообщила она официанту, когда тот принес кофе.

Вернувшись в квартиру Дженни, Люк стащил брюки и плюхнулся на диван, который громко и протестующе затрещал, когда и она устроилась рядом.

— Уффф… я так объелся, что едва могу двигаться. — Дженни в шутливом недоверии подняла брови, а Люк повторил: — Ну да, объелся. Никогда столько не ел… если бы я умел так готовить, меня скоро пришлось бы краном поднимать.

Дженни и сама съела более чем изрядно, но сумела, хотя и не без труда, подняться, а потом поднять Люка — ее веса для этого почти хватало, пришлось лишь слегка отклониться назад.

— Ладно, давай проверим, сколько мы сумели умять.

Весы в ванной выдали 107 для Люка и 100 для Дженни, а талия у нее увеличилась почти до 125 см.

— Скоро догоню, — заметила она.

Они вернулись на балкон и снова сели, Дженни положила ладонь на руку Люка.

— Я кое о чем хочу тебя спросить. Насчет… моего веса.

— Ну, Дженни, — печально взглянул Люк, — если ты хочешь похудеть… Я обещаю, что не буду мешать твоим диетам, если ты правда этого хочешь, все отдам, лишь бы ты была счастлива. Но ты сейчас так прекрасна, вся такая кругленькая и пышная...

Дженни усмехнулась.

— Ну нет, я и килограмма не сброшу. Я ведь не специально для тебя поправилась; я сделала это, потому что сама хотела. Меня просто завораживает мое изобильное тело, и то, что ты тоже любишь его таким — невероятный плюс ко всему. Но я подумываю остановиться на определенном весе и больше не поправляться. Собственно, мое тело самостоятельно пришло к такому решению: чтобы поправиться на последние десять кило, мне пришлось почти все время есть. На то, чтобы поддержать ритм «полтора-два кило в неделю», уходит куда больше калорий — 6-7 тысяч в день, у меня постоянно набит живот. А сосредоточиться на работе, когда постоянно ешь, непросто. Так что если я стану есть лишь когда проголодаюсь, то вскоре поправляться перестану и установится естественное равновесие.

— И каким ты себе мыслишь это равновесие, Джен? Сколько тебя будет в итоге?

— Где-то 105. 100 — как раз вдвое против изначального моего веса, и вообще правильная круглая цифра, но боюсь, на этом мне не удержаться и, пока тело привыкнет к новому ритму, я еще немного поправлюсь. Но немногим больше — и я уже не буду круглой и пышной, начнет обвисать. — Дженни стянула трусики, показав, как живот начинает нависать над венериным бугром, и как углубились складочки над тем местом, где когда-то прощупывалась подвздошная кость. — Росточку-то во мне немного, и 115 кило моим ногам уже так просто не поднять. Сейчас — сплюнь три раза — у меня нет проблем ни с сердцем, ни со спиной, и я потихоньку упражняюсь.

Люк улыбнулся.

— Да, сложена ты была как птичка, и я не хочу рисковать твоим здоровьем. Разумеется, твои преображения просто восхищали меня, не отрицаю — но думаю, сейчас ты просто идеальна, так что если такой и останешься, с моей стороны возражений не будет. Хотя, пожалуй, мне тогда лучше не подсовывать тебе кусочки повкуснее и посытнее...

— Ничего, по особым случаям можем нарушать ритм и откармливать меня до отказа! — уверила она его и себя.

Эпилог

Именно так Дженни и поступила, и больше уже не пыталась каждый день поставить рекорд по поеданию чего-либо. Однако до того, как она совсем перестала поправляться, минуло целых четыре месяца — в итоге Дженни весила 110, но, правда, это после активного празднования Дня Благодарения и Рождества. Последние десять кило не слишком увеличили ее живот, а вот руки заметно потолстели, ляжки стали округлыми и мягкими, а колени обзавелись глубокими ямочками. За последующие несколько месяцев Дженни слегка похудела и достигла намеченного равновесия в 105-107 килограммов, чтобы сравняться в весе с Люком. Максимальный объем талии составлял 135 см, обхват груди был 122, а бедер — 150. Все так же счастливая и уверенная в себе, Дженни перешла работать в другое издательство, специализирующееся на переизданиях классики — ступенькой выше в карьерной лестнице. Впрочем, порой они с Кэрри встречаются за бокалом пива или чашечкой кофе.

Люк закончил обучение и, устроившись на работу, попросил Дженни выйти за него замуж (они как раз ужинали в любимом ресторанчике). Она согласилась, свадьба уже запланирована.

Подружкой невесты назначена Софи. Мать все еще пытается посадить ее на диету, но поскольку та уже прыгнула выше головы (в смысле желудка) и на сегодняшний день весит 150 кило (отдельная история), — шансов на это немного. Софи заметно раздалась; у нее обильный колышущийся живот, разделенный на три внушительные складки, под нижней из которых полностью прячется нижняя часть бикини; руки у нее как диванные подушки, а объем ног поражает воображение. Теперь, когда Дженни «сошла с арены», Софи несколько раз побеждала ее в обжорных состязаниях, и похоже, своей цели — уехать в колледж 160-килограммовой, — она достигнет без труда. Основной специализацией Софи избрала изобразительные искусства и угрожает разработать платье подружки невесты самостоятельно, если Дженни не подыщет ей такое, как она хочет, такого размера, чтобы к свадьбе еще можно было немного подрасти...