Утренняя гимнастика
Утренняя гимнастика
(Morning Routine)
Кейт влезла в мои шорты и пошла на кухню перекусить — как она делала каждое утро. Только-только рассвело, солнечные лучи брызнули сквозь кухонные жалюзи, заставив меня прищуриться. Я как раз спустился вниз.
— Кажется, мороженое закончилось? — невзначай заметил я. Кейт еще толком не проснулась, и я надеялся застать ее врасплох.
— Ну и? Меня зачем спрашивать? — отозвалась она, лениво шагая к холодильнику. Голый живот нависал над поясом шорт, мясистые рельефные ягодицы изрядно оттопыривали их сзади.
Я промолчал, точно зная, когда следует заткнуться, и вернулся в гостиную в поисках бумажника.
— Просто собрался за продуктами, и уточняю, что нам нужно, — громко, через всю квартиру, объяснил я, копаясь под диванными подушками. Странно, ответа не последовало: обычно при слове «продукты» Кейт сразу приходила в себя.
Я прошел обратно к кухне. Кейти как раз вскрыла пакет молока и присосалась к нему, не желая отрываться. Два литра молока быстро перетекали в ее желудок, всей тяжестью оттягивая вниз резинку шорт. Боковые клапаны подались назад, растянутая ткань освобождала все больше и больше места для стремительно растущего живота.
Мы знакомы с Кейт пару лет, и она примерно так себя и вела, особенно последние месяцы. Хлестала молоко литрами, постоянно что-то жевала и почти каждый месяц меняла джинсы на бОльшие. По ее словам, когда-то она профессионально занималась плаваньем и была одной из лучших в колледже, но давно отошла от этого вида спорта. Как и от всех остальных.
Донышко перевернутого пакета взмыло у нее над головой, а Кейт все глотала и глотала. Я моргнул. Как в нее столько влезало — было выше моего понимания. Я буквально слышал, как протестующе кряхтит ее желудок, однако она продолжала пить.
Наконец она остановилась, вытерла молоко с губ, встряхнула пакет и победно улыбнулась. Молока осталось в лучшем случае на чашку кофе. Впрочем, как я уже сообщил, для нее это было не таким уж «достижением».
Кажется, меня Кейт не заметила, и я нарочно запнулся о дверной косяк.
— И не забудь макароны! — велела она, убрав недопитое молоко в холодильник и показав на мусорную корзинку, в которой лежали три пустых коробки из-под макарон — следы вчерашнего ужина. — Возьми мои любимые, знаешь, как косички...
Голос ее стал тише — любопытная головка скрылась в буфете, несомненно, вынюхивая чего бы там еще пожевать.
Кейт привстала на цыпочки, еще сильнее выпятив живот. Шорты приспустились, обнажив начало ложбинки между ягодицами. Я с удовольствием вспомнил ночные забавы.
— Еще нам нужен «Йодель», — добавила Кейт, вытащив последнее печенье и швырнув пустую обертку в компанию коробок из-под макарон.
Вес моей жены вполне меня устраивал, даже когда она начала поправляться. Конечно, я немного скучал по ее прежним «плавательным» пропорциям, но занятия спортом нагоняли на нее депрессию и беспорядочный жор, от которого ей становилось еще хуже; нет, нынешнее ее состояние, как внутреннее, так и внешнее, несравнимо лучше прежнего.
Фигура у нее была привлекательной. Я ничего не имел против пышек, наоборот, удивительно, что я сошелся с настолько тощей девицей, какой Кейт была, когда мы только познакомились.
Кое-кто из друзей предостерегал меня от встреч с бывшей анорексичкой, когда это случилось. Еще больше предостережений последовало, когда она стала поправляться. Я не обращал внимания, влюбленный в Кейти, в ее самое… а она любила поесть.
Скоро она уйдет на работу и еще до полудня перекусит какой-нибудь выпечкой. Потом проест за обедом свой часовой оклад. На обратном пути заглянет в Мак или другую закусочную — я натыкался на кое-какие следы, заглядывая в ее машину, но делал вид, что не замечаю. Чего невозможно было не замечать, это ее растущего пузика.
Я работаю дольше, к моему возвращению она уже будет дома. И приготовит ужин, если только не решит вытащить меня вечером «на люди». Кейт прилично готовила, да и по части ресторанов имела неплохой вкус. Если мы идем ужинать в кафе, она съедает закуски и основное блюдо, но забывает про десерт. Если же ужинаем дома, это будет «семейная трапеза» с десертом. Обычно после остается полный пакет недоеденного, однако к утру все это исчезнет. Ну да, если я не вижу, как она ест, калории не в счет. Угу, конечно. Но я не мешал маленькому развлечению, потому что мне нравились растущие формы Кейт и я хотел, чтобы она была счастлива.
Она никогда не обсуждала вслух свой вес, не беспокоилась насчет аппетита. Но, похоже, со временем она все меньше стала таиться насчет еды, бывшая анорексичка теперь более не боялась растолстеть.
Вокруг всегда было что-нибудь съестное — пудинг, коробки с печеньем, шоколадки в обертках, — но как-то оно в доме не задерживалось. Я не всегда видел, как Кейт уничтожает эту снедь, но точно знал, куда она девается, хотя от меня это всеми силами скрывалось. Ну да я и не докапывался — зачем рисковать срывом в новый виток анорексии?
Но три месяца назад Кейт перешла порог в 90 кило, и я забеспокоился. Не о ее здоровье, а о нашей интимной жизни. Чуть-чуть мягкой плоти, чтобы было за что подержаться — это одно, и ее мягкое теплое тело меня чрезвычайно возбуждало, но 90 — не слишком ли?
Я обдумал этот вопрос. И альтернативные варианты. Кейт регулярно заглядывала к врачам, никаких фокусов со здоровьем у нее не было. Врач знал всю предысторию и заверил меня, что Кейт в полном порядке. И в глубине сердца я признался себе, что общий результат мне нравится, так что в итоге я заявил ей лишь одно — она выглядит великолепно, — и это было чистой правдой.
Теперь ее живот колыхался передо мной, округлости щек и милого второго подбородка услаждали взор. Кейт была воплощением жизненной силы и радости, и сердце мое было в ее руках. Кажется, там в хлебнице еще осталась пачка печенья, но как только я скроюсь за дверью, ее не станет.
Я нашел бумажник и снова заглянул на кухню, взять ключи. Кейт немедленно прыгнула мне на шею, прижимаясь ко мне раздавшимся животом и торчащими грудями. Я с улыбкой обнял ее, одной ладонью лаская пышный бок, а другой — внутреннюю часть бедра. Странно, я так боялся ее веса, но никак не мог насытиться ею самой...
— Утренняя гимнастика?
Она улыбнулась, глаза полыхнули, и она подняла ногу и потерлась своим бедром о мое. Прижалась еще теснее, ее нежный наетый живот упирался в мой, и ощущение теплой мягкой плоти внезапно возбудило меня. Шорты упали на пол.
Здесь и сейчас мне напомнили: я люблю ее. Люблю ее плоть, а она любит покушать, и из-за этого я еще больше ее люблю.
Я люблю Кейт, она любит есть, и так оно и будет продолжаться. Мне это нравится. Ей — тоже.