Ты вложил в эту пиццу любовь
Ты вложил в эту пиццу любовь
(Love Stuffed Pizza)
Рабочий день в местной пиццерии выдался долгим и утомительным. Куча клиентов, гора заказов и масса всего, что может пойти не так. Ты, однако, достаточно умелый и опытный работник, так что все клиенты уходят с довольными улыбками. Впрочем, тебе важна только одна улыбка. Улыбка одной конкретной барышни, ради которой ты, можно сказать, живешь этой жизнью, и улыбка эта вместе с барышней ждет тебя дома. Ты специально прихватил с собой ее любимую пиццу и бутыль шипучки, просто чтобы наверняка увидеть эту улыбку.
Ты открываешь дверь и сразу слышишь знакомый, родной голос:
— Привет, любовь моя, — говорит она, когда ты переступаешь порог, — я весь день тебя жду!
Уже от ее голоса, от того, что она тебя ждет, тебе становится гораздо легче. Знаком она подзывает тебя к дивану, на котором восседает, готовая одарить тебя объятиями и поцелуями в обмен на аналогичное действо с твоей стороны. После этого настроение твое становится еще лучше, на какое-то время ты просто растворяешься в ее прикосновениях, наслаждаясь моментом, а потом, отступив на шаг, добываешь из пакета то, что принес для нее. Она ахает.
— Для меня? Ты просто чудо! О, моя любимая пицца, ты мастерски умеешь ее готовить!
Ее любимая пицца. И вообще ее любимая еда. Пиццу она всегда любила, но именно эта — ее. Пышный круг пятидесятисантиметрового диаметра, фаршированный двойными объемами пепперони, мяса, сосисок и сыра, с двойной дозой соуса и толстой хрусткой корочкой. Все особо большое. Как она сама.
О да, твоя барышня — особа весьма больших объемов с весьма большим аппетитом. А по лицу и не скажешь, да, милая, но тот же второй подбородок у нее лишь едва намечен. Чуть ниже размещаются округлые плечи, и слегка полноватые руки, и элегантные запястья и ладошки — умилительно мягкие, но не более того. Достаточно скромный бюст. И — на контрасте со всем этим — громадное, массивное пузо, идеальный шар сплошного сала диаметром с дверной проем. Мягкое, плюшевое, замечательная подушка, на которую так и тянет умоститься, что ты регулярно и делаешь. Пузо это возлежит на могучих мясистых бедрах, которые кажутся еще шире сейчас, когда она сидит на диване — и бедра эти, обширные и великолепные, уже проходят далеко не во всякую дверь. Задняя проекция твоей красавицы сейчас, когда она сидит, почти не видна, но если она встанет — там все будет не менее соразмерно-округлым, выпирающим как раз настолько, чтобы притягивать взгляд, два таких же идеальных шара, как ее пузо. Толстые и крепкие лодыжки, которые идеально продолжают могучие мощные бедра. В общем, барышня роскошных и обильных пропорций.
Такой она была не всегда. Ты помнишь это более чем четко. Тот день, когда она появилась в твоей жизни. Ты был второкурсником и подрабатывал после занятий в той самой пиццерии, где сегодня трудишься главным кулинаром, и вот как-то в твою смену в заведение вошла стайка девчонок из школьной команды поддержки, старшеклассницы из соседской школы, наверняка зашли перекусить после тренировки. Обычные девчонки, на твой взгляд — все, кроме одной, с пышными светлыми кудряшками. Симпатичная стройняшка, разве что самая чуточка мягких мест, обтянутых шортиками. Вы соприкоснулись взглядами — и когда она просто вошла и села с подружками, сердце твое заколотилось, переполненное желанием поговорить с ней.
Тебе, можно сказать, повезло, ибо часть твоей работы — принимать заказы у сидящих за столиками. Идеальное прикрытие. Ты поздоровался с клиентками, стараясь не заикаться от напряжения. Заказали они вполне обычную пиццу, по ломтику — кому пепперони, кому сырную, кому с грибами. Все, кроме той светленькой.
— А мне пепперони, мясо и сосиски, пожалуйста, с двойным сыром и соусом и с толстой корочкой!
Заказ этот был бронзой запечетлен в твоей памяти, как и слова ее подруги:
— Вот всегда ты такое заказываешь. Ты слишком много ешь, если не возьмешь себя в руки — растолстеешь.
Но ее это не волновало, она светло улыбнулась тебе, а ты ощутил, как щеки твои краснеют. Ты ретировался на рабочее место, чтобы не сгореть от смущения сразу на месте, и в спину тебя подтолкнуло веселое хихиканье.
На кухне ты быстро подготовил все заказанное. Но когда занялся ее пиццей, ненадолго задержался. Ты чувствовал — разумом и сердцем, — что этот скромный ломтик должен быть сделан правильно. Идеально. Чтобы она пришла сюда снова. Ты работал с чувством, с заботой, в точности следуя рецептуре — и, хотя сам тогда этого не понимал, добавил в этот кусочек еще один ингредиент.
Вдохнув и выдохнув, еще раз напомнив себе не пялиться на нее, ты вынес все заказы. В сравнении с ее ломтиком пиццы остальные казались тоненькими и скудными. Очи горе, сочувственные вздохи — она же, не обращая на них внимания, быстро вгрызлась в свою пиццу, стараясь доесть раньше, чем закончат остальные. После чего она улыбнулась, довольно и уверенно, вытерла губы салфеткой и выразительно погладила животик.
Ты уже обслуживал другой столик, но она знаком подозвала тебя — от такого не отказываются, — и поблагодарила, мол, пицца была очень-очень вкусная, она такой никогда в жизни не ела. Ты даже простого «спасибо» не сумел выдавить, а она еще попросила крем-соды, мол, хочется запить сладеньким; подруги снова стали коситься на нее, но ей, как всегда, до этих взглядов дела не было. Ты достал самую холодную, самую свежую, самую пузырчатую бутылочку крем-соды, какая только имелась в наличии, и подал ей, пальцы ваши едва соприкоснулись.
— Спасибо большое!
Шипучку она выдула в полтора глотка — ты, разумеется, наблюдал за этим со стороны. Поразительно, с какой скоростью эта девчонка ела и пила, учитывая ее отнюдь не выдающиеся формы. Поставив пустую бутылку на стол, она откинулась на спинку стула, животик ее чуточку вздулся после хорошего куска пиццы и лимонада. Несколько раз она вдохнула и выдохнула, а потом, прикрыв рот рукой, громко икнула. Народ аж оборачиваться стал, что это такое было. Подруг ее как ветром сдуло, благо они уже успели все доесть; она вышла минутой спустя, и ты пошел убирать все со стола. Деньги за все заказанное девчонки оставили — чаевых вышло немного, но оно и понятно, не тот случай, зато от нее осталось кое-что еще.
Волнительные слова на салфетке.
«Спасибо за пиццу и лимонад! Скоро увидимся!»
И она сдержала обещание, минимум раз в неделю появляясь в пиццерии, и всякий раз заказывала такую же пиццу и крем-соду. Вскоре сию регулярную посетительницу заметили и твои коллеги, пару раз, по их словам, она приходила и не в твою смену, но увидив, что тебя нет, тут же разворачивалась и уходила. Заказ она делала только у тебя, желая только ту пиццу, которую готовил ты.
Время шло, и ты вскоре заметил, что она потихоньку поправляется. Животик стал потихоньку округляться, бедра стали шире и полнее. Она оставалась все такой же светлой и веселой, более того, кажется, становилась еще красивее с каждым новонабранным килограммом. Непохоже, чтобы лишний вес сколько-нибудь ее беспокоил, более того, после еды она всегда оглаживала раздувшийся живот с видом довольным и удовлетворенным.
И вот как-то вечером, в конце смены, когда в зале остались только вы вдвоем, она посмотрела на тебя снизу вверх, о, эти чудесные очи, и тепло улыбнулась:
— Пойдем погуляем?
Застигнутый врасплох, ты и слова не сумел выдавить, лишь отчаяно краснел и улыбался как идиот. Она рассмеялась, что еще больше смутило тебя, затем взяла тебя за руки и взглянула прямо в глаза, прямо в твою душу.
— Ты мне очень нравишься, если сам еще не понял! С тех самых пор, как я съела тот первый ломтик пиццы! Я тогда еще не поняла, но в нем было нечто особенное. Ты словно вложил туда нечто волшебное. Я теперь всегда хочу еще и еще такой пиццы! Но теперь я знаю, что это. Ты вложил в эту пиццу любовь, свою любовь, и не капелюшечку, а много, и я с каждым кусочком чувствую это! Я потому и прихожу сюда, снова и снова, чтобы почувствовать ее, чтобы попробовать ее — снова и снова, еще и еще, и сам видишь, я наслаждаюсь каждым кусочком! Я стала намного… больше с тех пор, как впервые сюда зашла, впервые увидела тебя. На мне уже треснули не одни джинсы, и мне пришлось покупать все более и более просторные футболки просто чтобы хоть как-то прикрыть все те килограммы, которые я набрала. Но мне это нравится! Это потрясающее ощущение! Ведь это не просто лишний вес — это твоя любовь, которую ты вложил в пиццу. Именно от этой твоей любви я так растолстела! И я хочу еще больше. Хочу каждый день ощущать, пробовать, есть эту любовь — и неважно, насколько я растолстею. Поэтому прошу тебя — будь моим, чтобы твоя любовь наполняла меня всегда-всегда!
Выпустив ее руки, ты чуть отступил, вновь разглядывая ее упитанную фигурку. Твоя любовь сотворила это с ней. Твоя пицца, сделанная с любовью, сделала это с ней. Все ее лишние килограммы — это твоя любовь. Она смотрела на тебя, во взгляде ее мелькнула неуверенность — а ты коснулся ладонями ее округлого живота. Она ахнула; ты усмехнулся.
— Любовь, — прошептал ты, — все это любовь, которую я тебе подарил. Все это любовь… которую я тебе скормил.
— И от нее у меня вырос не только живот, — намекнула она, направив твои руки на свои раздавшиеся бедра, прижимаясь потеснее.
Ты улыбнулся так тепло, как только мог.
— Самое заветное мое желание в этом мире — сделать тебя счастливой. Чтобы ты улыбалась. Чтобы любовь моя заполняла тебя. И я люблю каждый твой грамм, каждый сантиметр твоих обхватов!
Обняв ее, ты поцеловал ее губы, полные и желанные — и время застыло и для тебя, и для нее. А когда все же оторвался, преклонил колени и чмокнул ее довольно выпяченный живот, любовно огладив эту прелесть.
… С тех пор прошли недели, месяцы, годы, но все это время ты жил вместе со своей великолепной возлюбленной. Сразу после выпусного она переехала в твою скромную квартирку, потом в более удобные, и наконец, в нынешний ваш дом, и ты неизменно окружаешь ее своей любовью, снаружи и внутри, любуясь, как она растет все больше и больше — и она обожает это не меньше, чем ты.
И вот теперь ты сидишь рядом со своей необъятной барышней, которая поглощает принесенную тобой пиццу. Голова твоя, как на подушке, покоится на ее титаническом пузе, и ты слышишь, как каждый кусочек скользит по пищеводу в желудок, который заворачивающе урчит, начиная трудиться над перевариванием съеденного. Она ухмыляется, когда ты любовно оглаживаешь и целуешь ее пузо, мягко колышущееся, роскошно податливое. Пиццы ей, как всегда, хватает ненадолго, и вот коробка пуста, и она тянется к двухлитровой бутыли крем-соды и начинает пить прямо из горлышка, так же быстро и жадно, как когда-то выдувала ту маленькую бутылочку на треть литра. Сладкая шипучка течет в ее желудок, с каждым глотком там, внутри, плещется все громче, и вот крем-сода вся до последней капли также отправляется по назначению, и твоя любимая, тяжело и чувственно отдуваясь, на миг замирает — и там, внутри, все пузырится, и желудок ее медленно раздувается, она издает тихий стон, пытаясь сдержать неизбежное...
— И-ик!!
Из самых глубин ее утробы вырывается громкое, гортанное, часть газа из пузырей покидает организм через раскрывшийся рот, и раздувшееся пузо чуть опадает, после чего она, удовлетворенно и глубоко выдохнув, откидывается на спинку дивана, довольно оглаживая пузо.
— Спасибо тебе, любимый, — мурлычет она, поднимая на тебя взгляд.
— Всегда рад. — И ты прижимаешься всем телом к своей роскошной, тучной красавице.
— Я тебя люблю.
— А я тебя.
И сливаешься с ней в глубоком поцелуе.