Толстая дочка толстой мамочки
Толстая дочка толстой мамочки
(Fat Mother, Fat Daughter)
Проснулась она от знакомо-металлического звука «нечто взбиваемое вилкой в миске» и сладкого аромата свежевыпеченных оладушек. Зевнув, Джессика сбросила покрывало и с четвертой примерно попытки села на краю кровати. Та жалобно скрипнула под ее тяжестью, как бывало уже давненько, но в последние месяцы скрипы эти стали громче и пронзительнее; пожалуй, вскоре придется то ли усиливать раму кровати, то ли вовсе менять мебель на новую, поосновательнее. Впрочем, сейчас Джессику волновало не это, единственный достойный непосредственного ее внимания объект сейчас уже ожидал на кухонном столе.
Смахнув с ресниц остатки дремы, Джессика поднялась и шагнула к ростовому зеркалу на двери. Одернула футболку, в которой спала — некогда просторная, «три икса», она теперь облегала ее выпуклости и едва наполовину прикрывала круглое пузо. Также подтянула пижамные шортики, которые все время сползали, потому как резинка там уже была растянута до предела и в области пупка им было откровенно тесно. Быстро причесалась, резинкой стянула разметавшиеся во сне волосы в пучок и потопала вниз.
С каждым шагом все ее тело колыхалось — и тяжелые полные груди, и круглое тучное пузо, — а ступени лестницы скрипели под босыми ступнями почти как кровать. Достигнув первого этажа, Джессика снова поправила задравшуюся выше пупка футболку и шагнула в пределы кухонного храма.
У плиты, у этого кулинарного алтаря, стояла ее мать, Джанис — самая добрая, самая прекрасная женщина в целом свете. Длинные каштановые волосы ниспадали пышными волнами ниже плеч, а теплая мягкая улыбка могла бы растопить даже арктический айсберг. Еще более мягким было ее тело — более пятнадцати тучных пудов, могучие бедра шире кухонной плиты, массивные обильные груди мягче и пышнее любых подушек. Лицо выглядело не по возрасту молодым из-за упитанных щек и двойного подбородка, под которым давно уже скрылась шея. Простенькое платье без рукавов оставляло обнаженными руки по самые плечи, открывая свисающие толстые складки сала, и не скрывало колоссального двускладчатого пуза, «вечно улыбающегося», как подшучивала Джессика всякий раз, когда видела его открытым.
— Доброе утро, детка, — просияла улыбкой Джанис. — Садись, у меня почти все готово.
Джессика послушно плюхнулась в кресло у стола. Джанис как раз доводила до поджаристой корочки ветчину, а так на столе все уже было готово. Два блюда — две горки шоколадных оладущек, одна с маслом и сахаром, вторая с кленовым сиропом. Миска чернично-коричных кексов с творожно-сливочной глазурью. И на подносе нарезанная кружками колбаса и сосиски, и вот туда же Джанис как раз вывалила свежеподжаренную ветчину.
Невероятно много еды, как на двоих, сказали бы другие. Но для Джессики все выглядело знакомо и привычно, Джанис всегда готовила очень много, семейная традиция — и в силу той же традиции в семье у них все были более чем упитанными. В том числе и Джессика, лет этак с десяти — самая толстая в классе, а сейчас, к шестнадцати годам, пуда на три тяжелее, чем кто-либо во всей школе. И нисколько этого не стеснялась, уж что есть — то есть, у них в семье все женщины такие, большие и прекрасные, и Джанис больше и прекраснее всех, так что Джессика с большой охотой следовала ее примеру.
— Как спалось, милая? — спросила Джанис, вперевалку возвращаясь к буфету.
— Хорошо, — отозвалась Джессика, принимаясь нагружать свою тарелку. От всех этих ароматов у нее уже слюнки текли. Да, она весьма плотно поужинала, а потом около полуночи устроила себе «ночной дожор», так что вроде бы такой уж голодной не была; но по многолетнему опыту знала, один укус божественной маминой кулинарии — и она уже не остановится.
— Это хорошо, — ответила Джанис и вернулась к столу с чашей от комбайна, где взбила густой коктейль — сливки, мороженое, ломтики фруктов. Жидкая амброзия. Каждое утро она делала такой, литра три, «для здоровья».
Налив им обеим по кружке коктейля, Джанис опустилась на стул — вернее, на стулья, каковых ее обширному седалищу требовалось два, — и сама привычно нагрузила себе на тарелку еще больше, чем Джессика. И так под приятный утренний разговор все изобилие было сметено с кухонного стола, приятной тяжестью устроившись в желудках.
Доев последний кусочек, Джессика откинулась назад с довольным вздохом и похлопала себя по пузу. Футболка в процессе задралась уже под самую грудь, и пузо вывалилось на коленки, ничем не сдерживаемое и этим весьма довольное. Самое лучшее ощущение на свете — вот так вот налопаться, и самое лучшее — делать это в обществе мамы, которая вот так вот улыбается, сидя напротив.
— Кажется, кто-то обожрамшись, — фыркнула Джанис.
Джессика с улыбкой погладила вздувшееся пузо.
— И даже очень, — признала она, — как всегда. Мам, все было просто великолепно.
— Рада слышать, — ответила Джанис. — Видеть, как ты подчищаешь тарелки — это для меня счастье. Иди сюда, детонька, тебе явно не повредит легкий массаж.
Джессика медленно поднялась, пузо под весом съеденного завтрака свисало ниже обычного. Она вперевалку подошла к Джанис, а та, взяв живот дочери в пухлые ладони, нажала, легонько и ласково. Потом еще раз, и еще.
— Точно обожрамшись, — проговорила Джанис. — Клянусь, каждый раз, как я вот так вот поддерживаю твой живот, он все тяжелее и тяжелее.
Джессика улыбнулась, наслаждаясь приятно-теплой щекоткой, разбегающейся от рук матери.
— Еще бы, — согласилась она, — учитывая, сколько ты всего готовишь.
Джанис фыркнула.
— Я, как и положено матери, готовлю ровно столько, чтобы ребенок был накормлен. И судя по вот этому вот, ребенок накормлен очень хорошо.
Ладони ее скользнули к резинке приспущенных пижамных шортиков, по пути заботливо потискав пышные бока. Кто-то мог бы счесть такое поведение странным, но Джессика обожала вот такие вот мягкие, заботливые прикосновения. Тоже своего рода материнское объятие. От такого ей становилось хорошо, как будто Джанис ею гордилась — и они неизменно становились дополнительным стимулом продолжать расти вширь.
— Но вот одежки тебе стали маловаты, — заметила Джанис. Ладони ее скозьнули к грудям Джессики и чуть приподняли их. — И футболка на тебе уже, считай, трещит, девонька.
Пухлые щеки Джессики чуть порозовели.
— Да, в последнее время все стало совсем уж тесным.
— Что ж, тогда как насчет сегодня прогуляться в город и подкупить тебе новых одежек, как ты на это смотришь? Что-нибудь симпатичное и достаточно просторное, чтобы было куда расти.
— При одном условии, — подмигнула Джессика, — чтобы в городе зайти в кафешку, где есть молочные коктейли.
Джанис улыбнулась.
— Ну конечно, солнышко, все, что угодно, лишь бы ты была счастлива. А если еще и поправишься при этом, будем считать такое приятным бонусом.
И чмокнула ее в щеку, а Джессика улыбнулась. Она охотно станет еще толще, если мама от этого будет счастлива. Но для этого ей точно сперва понадобятся новые шмотки...