Та, что заперта в зеркале
Та, что заперта в зеркале
(Doppelgainer)
Мне не спалось.
Вроде бы ничего сложного. Я устала, постель мягкая, в комнате темно, снаружи — разве только сверчки стрекочут, и то где-то там. Часы на прикроватном столике показали, что уже хорошо за полночь.
Я вздохнула.
Уже сколько вот так вот лежала, а сон все не шел. Я покрутилась так и этак, пытаясь найти более удобное положение, но вряд ли суть в этом. В прошлый раз ничего не вышло. И в позапрошлый тоже.
— Знай я, что заснуть будет так нелегко, приняла бы что-то, — проворчала я.
Ответа не последовало. И неудивительно, учитывая, что в доме я одна.
Ну, если не считать...
Я знала, почему мне не спалось. Если как следует прислушаться, можно было уловить недвусмысленный признак ее присутствия: низкий равномерный стук, который не могла пропустить моя бдительность. Я слышала его, даже не слушая. Она звала меня, требовала: приди ко мне.
Пытаясь отвлечься, я закрыла глаза и вспомнила, как впервые увидела ее. Это случилось много лет назад, когда маленькая девочка посмотрела в зеркало и поняла, что в голубых очах отражается нечто большее.
Так бывало совсем не всегда. В основном отражение было просто отражением. Но в темноте, когда взгляды наши встречались, барьер между реальным и зеркальным миром истончался. Порой истончался настолько, чтобы пройти.
Тук… тук… тук...
Я тихо замурлыкала, стараясь заглушить звук. Через некоторое время поняла, что напеваю мотивчик, который играл пару лет назад на вечеринке, когда юная барышня забежала в кабинет отдохновения, дабы поправить платье и убедиться, что оно правильно сидит на ее стройной фигурке. Одна из лампочек перегорела, и в полумраке она сумела разглядеть в глазах отражения — вожделение и даже зависть. Процесс рассматривания себя в зеркале завершился досрочно, ибо она поняла. Отражение следит.
И ждет.
Тук… тук… тук...
Скрипнув зубами, я заткнула уши.
— Я никуда не иду! — закричала я. — Хоть всю ночь стучи, с места не сдвинусь!
Стук прекратился. Я облегченно вздохнула. Я и не думала, что она меня услышит, а уж о том, чтобы сдастся, и вовсе не мечтала. В такие вот ночи она не успокаивалась, пока...
Бум!
Я аж подскочила. Это куда ближе и сильнее, причем прямо из гардеробной. Плохо. Сегодня она настроена более чем решительно. Значит, если я все же собираюсь хоть немного поспать, нужно пообщаться с ней напрямую. Я отбросила одеяло и встала на ноги.
— Глупо, — проворчала я, — ну почему она не может оставить меня в покое?
Впрочем, ответ на этот вопрос я знала.
Я открыла гардеробную и потянулась к выключателю, но рычажок не нажала. Надо показать, что я ее не боюсь, а значит — кое-какой риск необходим. Впрочем, если держаться на расстоянии, не смотреть прямо в глаза и не касаться стекла, темнота не так уж опасна.
Я шагнула ближе к углу, где стояло зеркало, которое раньше висело на двери. Потянулась к покрывалу, которым было накрыто стекло, глубоко вдохнула и отбросила ткань.
— Ладно, вот оня я. Чего ты хочешь?
Та, что в зеркале, в темноте виделась лишь смутным силуэтом, но силуэт этот буквально источал гнев и ярость. Намеренно глядя чуть левее ее головы, я приготовилась к взрыву. И она меня не разочаровала.
— Хочу выйти отсюда, ты, сука!
Я вздохнула и покачала головой.
— Этому не бывать. Ты останешься там, на своем месте.
Бессловечно зарычав, она забарабанила кулаками по стеклу в таком неистовстве, что я даже чуть отступила. Наверное, все же не стоило так ее провоцировать, но отказать себе в таком удовольствии я просто не могла. Кроме того, стучи, не стучи — пока я слежу за собой, ничего у нее не получится.
Я какое-то время постояла так, с улыбкой наблюдая за ее потугами, потом подняла руку ладонью вперед.
— Закончила?
Лупить по зеркалу она перестала, грудь ее тяжело вздымалась.
— Выпусти меня отсюда! — завопила она.
— С чего бы?
— Потому что ты украла мою жизнь!
Я попыталась не улыбнуться, но не смогла. Факт. Я украла ее жизнь. Вот уже месяца два как. И по-прежнему не верю, что у меня получилось.
— Ну и? Для тебя эта жизнь была пустой и никчемной, сама ведь жаловалась.
— Но она не твоя!
Я отмахнулась.
— Неважно. Теперь я здесь. И собираюсь здесь остаться, пока не надоест и я не буду готова вернуться.
Мгновение замешательства.
— В смысле… ты правда собираешься выпустить меня отсюда?
— В конце концов, — подтвердила я. — Обещаю.
— Когда?
Я пожала плечами.
— Как знать? Ты наверняка уже заметила, что на той стороне делать особо нечего. Я никогда не могла наслаждаться жизнью так, как сейчас, и намерена воспользоваться всеми преимуществами по полной.
Она вздохнула.
— Мне это не нравится, но… погоди, что значит — наслаждаться жизнью?
Улыбка моя превратилась в ухмылку.
— Ну, я...
Она вновь врезала кулаком по стеклу.
— Что случилось? Показывай!
Я потянулась в сторону и щелкнула рычажком выключателя. Гардеробная наполнилась светом, позволив нам обеим как следует увидеть друг друга. Она была такой, как и должна была быть: светловолосой стройной красавицей. В такой же маечке и шортиках, какие перед сном надела я. Вот только на ней они висели свободно, в отличие от меня.
— Ох… что ты со мной сотворила?
— Что, нравится? — я повертелась так и этак, показывая, что могут сотворить два месяца постоянного обжорства с подтянутой некогда фигуркой. Она аж челюсть уронила.
— Ты сделала меня толстой!
— Толстой? — рассмеялась я. — Едва ли. — Задрав маечку, я с удовольствием запустила обе руки в мягкий животик. — Тут и на пухлую-то едва тянет. Но это неплохое начало.
Она побледнела.
— Начало? — выдохнула она.
— Ну да, — пояснила я. — Ты же не считаешь, что за эти несколько недель я насытилась. О нет, я планирую продолжать так, пока не перепробую все, что может предложить реальный мир. Конечно, когда я закончу, тебе, скорее всего, потребуется полностью обновить гардероб.
Я ожидала новой вспышки гнева, однако она прислонилась к стеклу в позе, можно сказать, смирения.
— Не делай этого, — тихо проговорила она. — Пожалуйста.
Внезапно во мне проснулась совершенно неожиданная жалость. И чувство вины. Это ведь и правда ее тело, которое я заполучила против ее воли. Какое право у меня было совершать столь продолжительные изменения? Меня так и потянуло ближе к зеркалу, я почти уже готова была дать ей то, что она хочет...
Но она открыла рот.
— Я дам тебе все, что ты захочешь. Только верни мне мое тело.
А в сознании моем завертелись образы вечности. Вечности несправедливого заточения. Вечности без радости, без удовольствий, без чувств. Вечности подчинения чужой воле. Вечности не-бытия. Где я никогда не могу стать той, кем хочу.
Слишком долго я была ее отражением. Теперь она будет моим.
— Увы, тебе не повезло: единственное, чего я хочу — это тело. Твое тело. Теперь оно у меня есть, и я не отдам его, пока не закончу все, чего хочу.
Взгляд ее заледенел.
— Ты чертова сука.
— Это не слишком вежливо, — я отвернулась от зеркала, — но я тебя понимаю, местечко у тебя там неприятное, так что пока прощу тебе такие слова.
Я ожидала нового «бум», и на сей раз не подпрыгнула, когда она попыталась протаранить зеркало плечом с разбега.
— Знаешь, о чем я сейчас думаю? — я сделала вид, что ее не слышала. — О творожнике, таком нежном и сладком. И по случаю у меня в холодильнике как раз такой и стоит, целенький, нетронутый… и да, я знаю, что сейчас середина ночи, но раз я уже все равно встала — устрою себе ночной дожор.
Повернула голову и взглянула через плечо ей в глаза. При свете и на расстоянии — безопасно, однако по коже пробежали мурашки.
— Надеюсь, ты привыкнешь. Я же привыкла, сможешь и ты. Обещаю, я тебя еще навещу. Вопрос, правда, узнаешь ли ты меня...
Оставив сей намек парфянской стрелой, я выключила свет, вновь закрыла зеркало покрывалом и закрыла дверь. Она вновь принялась барабанить по стеклу, словно надеялась разбить его изнутри. Да, я тоже надеялась, много вечностей назад, но так не работает.
А пока я выкинула ее из головы, сосредоточившись на творожнике. Попробую все-таки осилить его целиком. Будет нелегко, но мне ли бояться трудностей? А завтра — завтра будет новый день, от первого завтрака до третьего ужина...