Отпуск

Я был вне себя от бешенства: меня выперли в отпуск, не дав закончить объект. Сегодня после обеда раздался звонок из управления и приятный голос секретарши начальника сообщил мне, что со следующего понедельника я абсолютно свободен на целый месяц, поскольку я не отгулял отпуск ещё даже и за прошлый год. Как будто бы они этого не знали… Они ведь сами просили меня тогда поработать без отпуска, а сейчас выпирают, не дав заработать денег. Сволочи. Начальнику я, конечно, позвонил и высказал всё, что я об этом думаю, но это не дало никаких результатов и домой я пришёл мрачнее тучи. "Что случилось?", — спросила с порога жена: "На тебе лица нет". "Да ничего особенного", — ответил я: "Только, плакала теперь твоя новая шуба. Денег за объект срубить не получится: меня со следующей недели выгоняют в отпуск". "Ну и ничего страшного: ты уже года три в него не ходил. Отдохнёшь слегка. Оно тебе не помешает, а то очень нервный в последнее время стал. А насчёт шубы ты не беспокойся: мы её всё равно купим. Просто с твоей новой машиной повременим. У тебя и старая ещё хоть куда". "Спасибо, дорогая!", — ответил я: "Я всегда знал, что ты меня сильно любишь..." "Да не за что", — отбила она: "Садись лучше ужинать. Поешь, — тогда успокоишься. Я тебя знаю..." И действительно, плотный ужин — это было как раз то, что мне сейчас было нужно. В последние годы я привык заедать им все тревоги и стрессы. И даже болтовня жены прекращала меня раздражать во время еды: когда я ем, я глух и нем. Правда, благодаря этому антидепрессанту, я за последние 5 лет прибавил аж целых 10 килограмм: по два килограмма в год наедал. Но жену это, похоже, не сильно беспокоило. То есть, она, конечно, периодически тыкала мне пальцем в моё пузо и говорила, что когда она выходила за меня замуж, этого комка нервов у меня не было, но при этом продолжала кормить, что называется, "на убой". Похоже, что зарабатываемые мною деньги её интересовали гораздо больше моей фигуры и она делала всё возможное, чтобы я раньше времени не вышел из строя. А для этого мне требовалось обильное питание. Привычку много есть я приобрёл ещё тогда, когда тягал железо в спортзале. Но вот уже много лет, как пришлось это бросить, а желудок всё помнит старое и наотрез отказывается уменьшать порцию. Хотя, пару месяцев назад, я почти перестал есть мучное и, благодаря этому, похудел на целый килограмм...

"Да отрежь ты хлеба, не мучайся!", — говорит жена, глядя на то, как я с мрачным лицом поглощаю домашние голубцы: "Я же вижу, что ты хочешь… И добавки себе можешь положить. Кстати, я сегодня тортик купила. В холодильнике стоит. Мы с ребёнком съели по кусочку, остальное можешь доедать, если уж сегодня у тебя такой траур". "Какая ты у меня сегодня добрая", — иронизирую я: "Забыла, что я в штаны уже не влезаю? Новые джинсы завтра мне купишь? Если да, то нет проблем: накладывай мне хоть пол-кастрюли". "Да мне без разницы", — отвечает она: "Жри хоть полную кастрюлю. Просто завтра опять готовить придётся..." "Расслабься", — говорю я: "Мне столько голубцов всё равно не съесть. А вот тортик давай сюда. Буду поправлять своё здоровье." И тортик улетает в мою ненасытную утробу. "Ничего", — думаю я: "Сегодня я получил удар ниже пояса и имею право слегка расслабиться. Тем более, что я похудел на килограмм. Так что пусть у меня снова вырастет пузо, но этот тортик я заслужил..." Набив живот бисквитом, удовлетворённый и сытый, я валюсь на диван. "Ну что, полегчало?", — спрашивает меня жена. "Нет", — отвечаю я: "Но, если ты сейчас оставишь меня в покое, тогда точно полегчает". "Ну лежи, переваривай", — говорит она и уходит в другую комнату, оставляя меня наедине с моим раздувшимся после плотного ужина животом. Мне кажется, что она нарочно откармливает меня, чтобы мой живот сравнялся в объёмах с её талией. Сама-то она тоже поесть не дура. Скоро уже в дверь боком протискиваться будет. Мне её фигура нравится: стройных я никогда не любил. Но сам я толстеть, конечно же, не хочу: что это за мужик такой, с беременным пузом..? Правда, в последние годы оно у меня росло, как будто бы на дрожжах… Вот в отпуске и займусь своей фигурой. Жена с сыном как раз уезжают на море, а я в их отсутствие буду жрать меньше: готовить-то мне будет не кому… С этими мыслями я и задремал...

Через неделю, проводив семью в аэропорт, я вовсю наслаждался холостяцкой свободой. Для начала взял себе в магазине двухлитровую баклажку пива и предался пороку просмотра любимых фильмов, сочетая это с поглощением янтарной жидкости. Пиво, ясное дело, пришлось чем-то заедать, и для этого дела у меня в ход пошли бутерброды с колбасой, сыром и кетчупом, разогретые в микроволновке. И само собой, пребывая в таком расслабленном состоянии, к концу вечера я смолотил их просто немеренное количество. "Вот тебе и "буду меньше жрать"", — сказал я себе с улыбкой, когда батон закончился. "Если я так целый месяц питаться буду, то растолстею хуже, чем на домашних голубцах жены… Так… Завтра — на полуголодную диету. Никакого пива и никаких бутеров". Во избежание соблазна снова купить пива, я позвонил своему старому другу Саше и договорился с ним о встрече. "Будем пить водку", — решил я: "А с неё не растолстеешь. Да и жрать от неё так не хочется". Но действительность обманула мои благие намерения. Оказалось, что водка жратве не помеха. И даже совсем наоборот. Встретиться я ему предложил, как обычно в парке на скамеечке. Я не люблю сидеть в помещениях: на природе всегда получается интереснее. Но на этот раз Санёк сказал мне: "Полушай, пожалей уже старого больного человека… Тяжело мне своё пузо по паркам трясти. Давай уже, как белые люди, посидим где-нибудь в ресторане..." "ОК", — ответил я: "В ресторане, так в ресторане". К моему приходу он уже успел заказать "шведский стол": "Платишь совсем недорого, а жрать можно в неограниченном количестве". "А ты сюда жрать, что ли, пришёл? -Давай уже, наливай", — ответил я. И уже через час, выпив литр водки, мы с ним перепробовали всё, что было на этом "шведском слоле" и пошли по второму кругу. "Блин, ну я и обожрался", — тяжело выдохнул я, ослабляя ремень на брюках: "И на фига мы с тобой сюда пришли? Сидели бы сейчас, как всегда, на скамеечке и закусывали бы одной лишь колбасой и солёными огурцами… А от этого "стола" у меня сейчас уже пузо лопнет..." "Не лопнет", — сказал Санёк, доедая салат оливье: "сейчас ещё литр возьмём и дальше продолжим. Хорошо сидим!". "И это по-твоему "хорошо"?!"", — попытался возмутиться я, но сил на возмущение у меня оставалось мало: желудок давил на диафрагму и не давал нормально дышать: "Я лично — пас. Водочки ещё, пожалуй, выпью, но жратвы мне больше ни грамма не надо". "Ты меня уважаешь?", — спросил Санёк: "Тогда жри!". И я, как ни странно, придолжил жрать, в течении следующего часа, запихав в себя ещё целую гору всяких закусок. К концу этой безумной трапезы мне уже пришлось не то, чтобы ослабить ремень, но и расстегнуть пуговицу на брюках. Пузо готово было разорваться под тяжестью съеденной пищи. "В первый и последний раз иду с тобой в ресторан", — сказал я другу: "Мне теперь и с места не сдвинуться! Как сейчас домой-то пойдём?". "Да нормально пойдём, как все люди ходят!", — ответил мне Саша. Сам он уже сидел, упираясь своим огромным брюхом в стол, но, похоже, не испытывал от этого никаких особых страданий. ""Все люди" по два шведских стола за один вечер не съедают", — возразил ему я, на что услышал от него ответ: "Да? А что тут есть-то?" С этими словами он встал, помог подняться мне, и мы, расплатившись с официантом, поддерживая друг друга, поковыляли, как обожравшиеся утки, в развалочку к выходу. И при этом мы практически не были пьяные. Мне было очень стыдно: в первый раз в жизни я шёл нетвёрдым шагом от того, что просто банально обожрался.Живот у меня раздулся до такой степени, что брюки я так и не смог застегнуть, а вместо этого лишь прихватил расстёгнутые штаны ремнём и сдвинул его вниз, под пузо, которое у меня теперь в буквальном смысле слова просто висело. До дома я доехал на такси, потому что сам управлять машиной в таком состоянии я был неспособен. Да и не втиснулся бы, наверное, за руль: живот бы не позволил...

Выйдя из такси и доковыляв до квартиры, я тяжело повалился на диван. Сил хватило лишь на то, чтобы расстегнуть, наконец, ремень и ширинку.  "Ну его нафиг, такие шведские столы", — пропыхтел я, вывалив, наконец-то, живот из штанов. В положении лёжа и без давящего ремня, дышать стало гораздо легче. Немного отлежавшись, я даже смог доковылять до кухни, чтобы попить воды: несмотря на то, что желудок был до предела переполнен, я ощущал лёгкий сушняк от алкоголя и большого количества съеденной жирной пищи. Вода, как ни странно, привела меня в чувства и, проходя обратно по коридору, я даже нашёл в себе силы глянуть на себя в зеркало. "Неужели пузо можно так накачать едой, что невозможно станет застегнуть брюки?", — подумал я: "Оно ведь, вроде, не мячик резиновый..." Но вид в зеркале убедил меня в обратном: мой живот сейчас был похож именно на круглый огромный мяч, засунутый под рубашку. Поглаживая себя по округлившемуся животу, я снова доковылял до дивана и рухнул на него теперь уже с твёрдым намерением не вставать в ближайшие пару часов. Из сонного забытья меня выбил телефонный звонок. Я с трудом заставил себя подняться и взять со стола мобильник. Звонила жена. "Ну как ты там без меня, зая, не голодаешь?", — спросила она. Я чуть не поперхнулся от такого вопроса: "Да вот сейчас как раз перекусил слегка… Лёгкий ужин… А вы-то там как?" "У нас всё нормально", — защебетала она: "Отель хороший, море — недалеко, шведский стол и всё такое..." При упоминании о шведском столе мне стало нехорошо. "Ты там смотри, шведскими столами не увлекайся", — строго сказал я ей: "А то знаю я тебя: ты и на море ходить не будешь, если до жратвы дорвёшься" "Ну, я всегда знала, что ты для родной жены кусок хлеба жалеешь", — парировала она: "А за море не беспокойся: я бы, может, туда и действительно бы не ходила: в отеле бассейн есть, а вот ребёночку это надо. Так что мы с ним туда два раза в день ходим" "Ладно, малыши, отдыхайте", — сказал я: "И я тоже спать буду, а то подустал чего-то..." "Подустал? А чем занимался-то? Ну ладно, смотри, не перетрудись там в отпуске, бедненький", — ответила она, вешая трубку. "И тебе не хворать", — подумал я и закрыл глаза, проваливаясь в сонную дремоту. Сейчас я был похож на удава, заглотившего целиком антилопу, и для её переваривания мне требовалось несколько часов здорового сна.

На следующий день мне с дачи позвонила мама: "Сынок, завтра ко мне тётя Марина из Москвы приезжает. Можно, она пока остановится у тебя, а на следующий день поедет ко мне на дачу?" "Да пусть останавливается. Мне что, жалко что ли?", — сказал я, а сам при этом подумал: "Нафига мне здесь ещё и эта тётя Марина?" "Ну вот и славненько", — прощебетала мама: "Я знала, что ты согласишься. Твой адрес и телефон я ей уже дала". Эта Марина приходилась мне двоюродной тёткой и была старше меня всего на 12 лет, так что "тётей" я её уже давно не называл. В последний раз я видел её пару лет назад, когда она приезжала к маме. В принципе, она была прикольная и производила на меня приятное впечатление, но сейчас она была совсем не кстати. "Если я в отпуске, это ещё не означает, что у меня теперь дома гостиницу устроить можно", — бурчал я про себя. Мои тягостные размышления были прерваны звонком в домофон. "Кого там Бог принёс?", — буркнул я в трубку. "Да это я, Марина! Привет! Давай открывай! Тебе мама не говорила, что ли, что я приеду?" "Да говорила, конечно, но я не думал, что прямо сейчас… Ты бы хоть по телефону, что ли, сначала бы позвонила...", — удивился я, нажимая на кнопку. Звякнул сигнал домофона и через минуту Марина стояла уже перед моей квартирой. "Ну, привет, тётка!", — сказал я, открывая ей дверь. "Привет, племянничек!", — ответила она: "Не рад, что ли? Или я не вовремя? От любовницы тебя, что ли, оторвала?" "Да кому я, старый пень, нужен", — улыбнулся я: "Заходи давай. Или мама специально послала тебя посмотреть, чем я тут без семьи занимаюсь?" "Ладно тебе, прибедняться-то...", — ответила она: "Выглядишь ты совсем неплохо. Вон, растолстел как, пока я тебя не видела. Возмужал..." "Да ты и сама, я смотрю, не похудела" — парировал я: "Цветёшь и пахнешь. Просто кровь с молоком. Заходи уже давай: в дверь ты ещё пока, вроде, протискиваешься..." Марина и вправду представляла из себя впечатляющее зрелище. Она и, когда я в последний раз её видел, была не худенькая, а за прошедшие два года и действительно растолстела. Яркое платье в цветочек плотно облегало её большой живот, пышные груди и другие прелести фигуры, короткая стрижка "каре" подчёркивала округлость лица с отвисающим вторым подбородком, но больше всего меня удивили туфли на тонких высоких каблуках. "Как она вообще с таким весом на этих шпильках ходит?", — подумал я: "В ней же, должно быть, не меньше 120 килограмм… Толще, чем моя жена… Под такой массой любые шпильки ведь сломаются..." "Ну чего уставился-то? Давно не видел?", — рассмеялась она и, шутливо оттолкнув меня в сторону своими огромными буферами, зашла в дверь. "Давай уже, хозяин, принимай родственницу!", — сказала Марина, чмокая меня в щёчку: "За стол-то хоть пригласишь, а то я устала с дороги!" "Иди мой руки, да садись, родственница, а я сейчас что-нибудь тебе сварганю", — ответил я: "Мне тут жена жратвы наготовила, одному мне и за неделю не съесть..." "Ну, с этим мы тебе сейчас поможем", — весело сказала тётка, протискиваясь за стол. Верхнюю часть своего пуза она буквально вывалила на столешницу и я, разогревая ей картошку с мясом, постоянно пялился краем глаза на это великолепное зрелище. Подавая на стол, я не удержался от комментария: "Да у тебя пузо-то ведь и так уже на столе лежит, а когда поешь, то небось и застрянешь там. Что делать-то тогда будем?" "Смотри сам не застрянь, племянничек", — ехидно ответила она: "У самого-то беременность, как на 6-м месяце: еле с плитой расходишься. А у меня всего лишь после завтрака пузо немного раздуло: я утром в поезде перекусила слегка" "Не слабо ты, я смотрю, однако, перекусила… А я тебе целую сковородку картошки наворотил… Тебе не много это будет?" "Будет много, так ты поможешь", — невозмутимо сказала Марина: "А вообще, хватит уже языком молоть. Я голодная, как чёрт. И ты давай тоже, присоединяйся. Кстати, у тебя огурцы маринованные есть?", — спросила она, извлекая откуда-то бутылку водки. Взглянув на водку, я слегка поморщился, вспоминая вчерашнюю обжираловку в ресторане. "Огурцы-то, конечно найдём, но...", — проговорил я сквозь зубы… "Никаких "но"", — отрезала Марина: "Давай сюда рюмки и сам присаживайся!" И мы с ней выпили. Потом посидели, пожрали и ещё выпили. А потом и ещё. И так много раз. С Мариной оказалось очень весело, не то, что вчера с Сашей в ресторане… Она не только набивала себе живот, но и не замолкая, трындела языком, рассказывая всякую смешную ерунду. В конечном итоге мы с ней прилично напились, ну и, само собой, сожрали целую гору еды. Даже и не знаю, как в меня столько влезло, но тяжко, как вчера, почему-то не было. Дальше мои воспоминания носят отрывочный характер. Помню только, как я бегал в магазин за бутылкой и как мы с Мариной устроили соревнование по поглощению пельменей: кто больше съест. Победила, конечно тётка. Она вообще ела, как прорва, а желудок у неё был, наверное, просто безразмерный. Короче, очнулся я голый в собственной постели. Одеяла не было, а сверху на меня налегало что-то очень большое и мягкое. Продрав глаза, я понял, что это была Марина. Слегка придавив меня своим огромным мягким животом и гигантскими сиськами, она, похоже, пыталась одеть на мой стоящий член презерватив. Я так и обалдел: "Эй, тётка, ты чего творишь??? Совсем с катушек съехала??? Я же вообще-то, тебе, типа племянник..!" -Проговорил я заплетающимся языком. "Да ладно тебе", — проворковала Марина, взгромоздившись на меня всем животом и зажав моё лицо между своими огромными буферами. Презерватив уже был на меня одет: тётка работала оперативно. Я попытался вырваться, но Марина так прижала меня к кровати всеми своими 120 килограммами живого веса, что я чуть не задохнулся. "Куда же ты, дурачок… Я же твоя тётя, а не чужой человек… Лежи уже спокойно: я плохого тебе не сделаю", — мурлыкала она, садясь на меня сверху. Я почувствовал, как мой напряжённый член входит в её тёплое и влажное влагалище. Он у меня сейчас жил своей жизнью и ему совершенно не было дела до моих заморочек морального плана. Сидя на мне, Марина так придавила меня своим огромным животом, что я и дышать почти не мог. Её пузо буквально лежало у меня на груди, не давая работать моей диафрагме, а сама она совершала своей попой возвратно-поступательные движения, в буквальном смысле слова, насилуя меня. Через некоторое время горячая струя острого наслаждения пронзила всё моё тело. Я уже кончил, но Марина, похоже, этого и не заметила. Она продолжала меня трахать, впечатывая в кровать, как каток асфальтоукладчика. Я попытался ей об этом сказать, но не смог, потому что еле дышал под её огромным весом, а моё лицо было закрыто её грудями. Она ещё минут 10, наверное, напряжённо "пахала" на мне, а потом хрипло застонала и вообще вдавила меня в постель, упав на меня всем своим необъятным телом. "Кончила, что ли, наконец, зараза?", — подумал я и начал активные попытки освободиться из под этой горы плоти. Она, наконец-то заметила мои жалкие потуги и откатилась с меня в сторону. И, надо сказать, она это сделала вовремя, потому что минутой позже я бы уже просто реально задохнулся бы под её телесами. "Ну как, племяш, ублажила тебя тётка?", — хохотнула она: "Да ты, никак притомился слегка: на тебе, вон, лица нет..? Пузом я тебя, что ли, придавила? -Ничего страшного: жив же ведь… Оно у меня мягкое, насмерть не придавит..." "Родственница, ты что вообще охренела?", — прохрипел я: "Ты не забыла случаем, что я твой племянник и вообще женатый человек? -Я тебя, по-моему, за стол приглашал, а вовсе не в постель!" "Ещё как приглашал. И именно в постель", — мило улыбалась Марина: "Разве не помнишь, как ты моим пузом восторгался после того, как я пол-кастрюли пельменей на спор умяла? -Говорил, что у жены, мол, такого нет" "Серьёзно?", — растерянно спросил я: "Ни фига не помню… И голова раскалывается… Дай воды попить..." "Что, сушняк замучал?" — издевательски спросила тётка: "А я ведь тебе говорила, что надо не только пить, но и как следует закусывать..." И она подала мне со стола стакан воды. Я залпом осушил его и посмотрел на часы: "Времени-то сейчас сколько?" "Да утро уже. Половина девятого утра. Пора завтракать, а то у меня уже брюхо чего-то подвело...", — ответила она. "Ну ты и прорва!", — удивился я: "Ты ж вчера, поди, пол-холодильника у меня смолотила, а теперь уже снова голодная?" "Так то было вчера", — улыбнулась Марина: "А сегодня — уже совсем другое дело. Завтрак обед и ужин я никогда не пропускаю" "Значит так, тётушка", — сказал тогда я ей: "Давай-ка выметайся из моей кровати, иди на кухню, сама пожри там чего-нибудь и чтобы через час тебя здесь духу не было. Ты ведь к маме на дачу ехала, вот и езжай. И не вздумай ещё ляпнуть ей, что у нас тут с тобой было..." "Ишь, раскомандовался здесь!", — шутливо-обиженно сказала Марина: "То лежал подо мною, как паинька и даже дышал через раз, а теперь, смотри-ка, как осмелел! Щас как придавлю тебя снова животом, да оттрахаю, как поросёнка, будешь тогда знать! А потом и маме твоей ещё расскажу, как ты насиловал беззащитную одинокую женщину!" "Тебя, такую беззащитную, изнасилуешь, пожалуй!", — буркнул я: "Ты сама любого насильника пузом припрёшь, а потом грудями придушишь..." "Да, красота — страшная сила", — засмеялась она: "Уж чем-чем, а грудями и животом меня Бог не обидел". С этими словами она нежно поцеловала меня и продефилировала на кухню, покачивая своими пышными бёдрами. Не знаю уж, чего она там жрала, но после того, как она, наконец-таки, уехала, наполнение холодильника действительно заметно поубавилось.
Расстались мы с ней хорошо. Я даже поцеловал её на прощание, но, правда, теперь уже по-родственному, в щёчку.

Проводив Марину, я сам плотно позавтракал, убрал следы вчерашнего беспорядка и задумался над тем, каким бардаком и обжираловкой обернулся для меня этот грёбаный отпуск. Лучше бы его и вообще не было. Ходил бы сейчас себе спокойно на работу и в ус не дул… Размышляя над этим вопросом, я вспомнил о жене и ребёнке: "Надо бы позвонить, узнать, как они там" Тем более, что я чувствовал себя виноватым перед женой за этот неожиданный бордель с собственной двоюродной тёткой. Утешало меня в этой ситуации лишь то, что я сам был жертвой насилия. Если я и приставал к ней, то ничего такого не помню, а когда чего-то не помнишь, значит этого, типа, и не было… А потом она меня своим пузом придавила и тут я уже совсем не виноват… С такими мыслями я взял трубку и набрал номер телефона жены. Телефон взял ребёнок.
— Привет, сынок!, — сказал я ему.
— Привет, пап!
— Как дела? Что вы там делаете?
— Я в номере в планшетник играю, а мама внизу в столовой ест.
— Вы что там, по очереди едите? — спросил я его.
— Да нет, папа. Едим мы вместе. Просто я уже поел давно и пошёл к себе наверх, а мама ещё не закончила. Она всегда здесь очень долго кушает.
— Ну с ней всё ясно, — ответил я, — Дорвалась до шведского стола...

Я вспомнил, как мы с ней много лет назад, ещё до рождения сына, ездили в Турцию, где эта форма гостиничного общепита привела её в полнейший восторг. Ела и не могла остановиться. Я буквально насильно тогда вытаскивал её из-за стола. Именно тогда она у меня впервые и растолстела. За время отпуска 5 килограмм набрала. Пришлось там же, в Турции, покупать ей новые брюки и шорты, а то в старые она уже через неделю не могла втиснуться. 

— Давай там уже, оттаскивай её от еды, да веди на пляж, — сказал я сыну.
— Да она уже и так скоро придёт. Только после еды она ещё лежать долго будет, переваривать. Они с нашей соседкой, тётей Леной, всегда там подолгу сидят. Кушают и разговаривают. А когда уже не могут кушать, тогда идут сюда, на верх и лежат обе по номерам, отдыхают.
— Ну хоть на пляж ходите, и то слава Богу, — сказал я, — А то без этого она бы вообще только бы лежала, да ела.
— Так они с тётей Леной и на пляже тоже кушают. Сначала, конечно, купаются, а потом идут покупают всякие шашлыки и другое что-то, что здесь продаётся. Нам с Андреем (это сын тёти Лены) мороженное тоже покупают, если мы попросим. А потом мы с ним купаемся, а они наедятся и снова лежат, отдыхают. А по вечерам они с тётей Леной иногда внизу в баре и пиво даже пьют. Только мама просила тебе об этом не говорить. Так что ты не рассказывай ей...
— Понятно, сынок. Чувствую я, что маму не узнаю, когда она домой приедет. И в самолёте, поди, перегруз случится, когда они обе с этой тётей Леной туда усядутся.

Жену я так и не дождался: видимо, у них с тётей Леной сегодня был особо продолжительный завтрак. Хотя, я ведь и сам от этой обжоры тоже не отстаю: у меня тут в её отсутствие такая обжираловка уже который день почему-то выходит, что мама не горюй… Так что, это ещё надо посмотреть, кто после отпуска толще станет. На мне вот уже и брюки почти не сходятся. Надо новые покупать. А пока хожу в тренировочных.

И вот через три недели отпуск уже, слава Богу, подходил к концу и я с облегчением думал, что скоро, наконец-то, закончится этот дурдом и начнётся нормальная размеренная жизнь. Жрать я меньше так и не стал и к концу отпуска набрал целых 6 килограмм. Живот мой заметно округлился, увеличился в размерах и перестал помещаться в старые джинсы. Пришлось купить новые и сейчас, встречая в аэропорту самолёт с женой и ребёнком, я гадал, заметит ли жена эту обновку. "Лучше бы не заметила", — думал я: "А то опять начнёт меня пилить, что я пузо отрастил..." Своих, когда они шли с самолёта, я заметил издалека. Но только лишь, когда они подошли поближе, я увидел, что жена сама идёт в новых брюках. Да и те ей маловаты: живот у неё буквально вываливался из них. Все остальные части тела тоже расширились. Особенно лицо. Я обнял их обоих и потрепал жену за щёчку: "Милая, что у тебя со щеками? Их же у тебя со спины, наверное, видно! И с животом тоже что-то неладное. Мы что с тобой ждём ребёнка?" "Да иди ты нафиг!", — рассмеялась она: "На своё-то пузо посмотри. Ты и сам-то здесь времени, я гляжу не терял! Так что, если мы и беременны, то, скорее всего оба" "И, кстати", — добавила она, — я вижу, что ты из старых штанишек вырос. Эти, что сейчас на тебе, какие-то новые, незнакомые..." "У тебя — аналогично", — парировал я: "Этих джинсов я на тебе раньше тоже не видел. А куда делись старые? Неужто по швам треснули?" И с этими словами я обнял её и потёрся своим пузом об её живот. Изменения в её теле мне, на самом деле, нравились. Мне всегда нравилось, когда она поправляется и вырастает из старой одежды. И сейчас, глядя на её округлившиеся формы, я вдруг подумал, что этот отпуск у нас прошёл всё же не зря.