Старшая сестра

 Старшая сестра

(Schwester, Schwester)

1

Первые эротические впечатления проявились у меня очень рано. Лет в 11, на пороге переходного периода. Да, знаю, о тех днях я могу говорить лишь ретроспективно, понадобилось несколько лет самоанализа, чтобы я смог правильно интерпретировать соответствующие события и воспоминания. Но живем мы лишь раз. А жаль, от второго шанса лично я не отказался бы.

Но по крайней мере у меня эти впечатления имеют светлую и приятственную окраску. Ни вины, ни сожалений, ни комплексов, ни самокопаний, ни этого извечного вопроса «как я ему/ей». И хорошо, потому что в начале переходного возраста либидо — цветок жутко нежный и деликатный.

В центре моих эротических переживаний находилась моя сестра Зара.

Раз и навсегда проясню данный вопрос: ВЛЮБЛЕН в сестру я не был ни капельки. В те годы мы настолько терпеть друг друга не могли, что общались друг с другом лишь постольку этого требовали семейные приличия. Вкратце: я считал Зару интриганкой и стервой. Увы, у щедро одаренных природой девиц сие не редкость. Пожалуй, я единственный представитель мужского пола в округе, на которого не действовали ее чары. Даже мои приятели-сверстники, отнюдь не «ранние» в смысле развития, при ее виде пускали слюнки и превращались в немых идиотов. А пока они на нее глазели, я безжалостно разделывал их в видеоигры.

Зара всем казалась прицессой (которая на горошине). 18 лет, длинные и густые светлые волосы, кукольное личико, зеленые, как у сфинкса, глаза и полный набор безупречно-сверкающих зубов за пухлыми губками бантиком, возникающий, если Заре угодно было одарить мироздание сияющей эльфийской улыбкой. Стройная, спортивная, но при этом имеющихся выпуклостей достаточно, чтобы у мужика ум за разум зашел, 175 см от пяток до макушки, а длинные-предлинные ноги начинались едва ли не от коренных зубов. На шпильках эти ноги представлялись мужским очам лестницей в небеса. Полные груди, достаточно обильные, чтобы заполнить мужскую ладонь, и достаточно дерзко вздернутые, чтобы не нуждаться в бюстгальтере, смеясь над тщетностью земного притяжения. В американских сериалах «простаршеклассниц», которые Зара обожала, такой обязана быть прима-балерина команды чирлидерш; в немецких школах подобных зверей не водится, потому что не водится американского футбола, но прочее в общем соответствовало. Зара обожала не только фильмы, но и американский стиль, а потому одевалась как правило в голубые джинсы в облипку; ей, стройной и длинноногой, они и правда шли. Появление ее на сцене просто не могло остаться незамеченным, стар и млад — все мужчины вокруг прикипали взглядами к ложбинке между ее ягодиц, и лица их были подобны открытой книге. Книге с текстами более чем фривольного содержания.

2

На 18-летие родители сделали Заре подарок, от которого она пришла в дикий восторг. Ей, повернутой на Америке, предстояло шесть недель летних каникул провести в Штатах! Родители заказали ей языковой тур с проживанием у семьи в Новом Орлеане. Я сперва обзавидовался такому подарку, а потом понял, что таким образом мне тоже достался приз: полтора мирных и спокойных месяца жизни, причем родители остаются в моем единоличном пользовании!

Так и оказалось. Единственным исключением было одно из посланий от Зары — кстати, обилие писем и открыток меня поразило, я-то полагал, что сестрица терпеть ненавидит писать от руки и вообще тварь неблагодарная, — а вернее, один из абзацев этого послания. Я как услышал, аж сел. Потом перечитал несколько раз. Родители наверняка думали, вот как я соскучился по сестре, а я все перечитывал и перечитывал. Среди бесчисленных «девчачьих нежностей» было написано буквально следующее:

«Тут-то я впервые и поняла, какова она, здешняя жизнь. Но пора закругляться, а то ручка из рук падает, спать хочу — умираю. После ужина вообще ни о чем думать не могу. Тут ужин — это основная еда, больше, чем все остальные вместе взятые. Я стараюсь себя сдерживать, но все такое вкусное… Здешняя южная кухня — просто отвал башки! Нам непременно надо будет попробовать эти рецепты, миссис Блауэр любезно позволила их переписать. Сами увидите! В жизни таких гамбургеров не пробовала — домашних, само собой. Они жарят мясо на барбекюшнице, как мы колбаски. А мороженое на десерт! Тут столько сортов, сколько мы и вообразить не можем… ну, надеюсь, у вас не сильно капают слюнки, потому как знаю, что дома на ужин обычно максимум салат...»

В письме была и фотка — Зара в обнимку с хозяйской семьей и все белозубо скалятся в объектив. Причем семья более чем упитанная, абсолютно вся, поэтому зажатой между их тушами сестрице достался лишь небольшой кусочек фотографии. Я попытался рассмотреть, не появились ли ямочки у нее на щеках, но увы, поляроидное качество — это не нынешний цифровой хай-рез.

Мысленно повторяя этот абзац, я с нетерпением ожидал возвращения Зары...

3

Через три недели мы отправились в аэропорт встречать Зару. В толпе ее засечь было нетрудно — блондинистый конский хвост под яркой бейсболкой; а я заметил и другое. Некоторые изменения. Одно, другое, третье — и даже мои одиннадцатилетние мозги сподобились сложить мозаику и мгновенно выдать четкое умозаключение: она действительно поправилась! Загорелые щеки округлились; когда она улыбалась — на них возникали небольшие ямочки. Увы, поверх джинсов Зара надела длинную и широкую белую блузку, и единственное, что можно было сказать о скрывающихся под ней формах — что верхнюю часть этой блузки от движений изрядно распирало изнутри. А вот джинсы на Заре практически трещали, демонстрируя, как округлились ее ноги.

Встреча вышла более чем теплой — Зара даже меня обняла, изрядно удивив. Ну а я изобразил Роботора [игрушка-персонаж из серии Вольтронов, Трансформеров и прочих боевых роботов] и облапил ее где достал, то бишь за талию. И от радости аж покраснел, потому что наощупь пояс ее джинсов заметно врезался в тело, образуя складочки. Опять же, когда шли к машине, я приотстал и посмотрел, насколько шире выглядят сзади ее ноги. Собственно задница скрывалась под блузкой, но судя по уходящим под нее бедрам, теперь она округлялась не только назад, но и в ширину. Едва мы устроились в машине, Зара перестала расписывать прелести путешествия и пожаловалась, что умирает с голоду. Она быстро уболтала родителей завернуть в «Царь-бургер» и повергла их в шок, заказав там полный поднос снеди с не-диетичнской колой и все это подчистую умяв. Родители обменялись странными взглядами и чуть не забыли о собстенных вегетарианских бургерах.

А я во время поездки глазел на Зару. Блузка на ней слегка задралась и прижалась к телу. На талии образовалась складка толщиной в мое запястье. Живот заметно округлялся, распластавшиеся по сиденью бедра казались почти упитанными, да и места занимали побольше, чем я привык — как-никак, сколько лет вместе на заднем сидении катаемся! Наблюдая сбоку и вблизи, я видел, что под прежде-костлявым подбородком сестрицы собралась небольшая подушечка плоти, из которой обещал вырасти второй подбородок; особенно заметной она была, когда Зара наклоняла голову вперед или громко смеялась, то бишь нередко. Еще она постоянно поправляла одежду на талии, ей там явно что-то мешало. Раз или два она ловила мой взгляд, но лишь улыбалась. Такой доброй Зара отродясь не была, и я решил внимательно следить за сестрицей, имея к тому как минимум две серьезные причины.

Вечером я вполуха подслушал несколько фраз из беседы родителей. Зара, еще не перестроившись с американского времени, давно отправилась в койку.

— … поправилась, и заметно, — проговорила мать.

— Да, но вспомни, мы раньше всегда боялись, как бы она не довела себя до анорексии. Сколько народу сегодня от этого страдает! Ну и опять же, толстой или даже пухленькой ее не назовешь. Точно тебе говорю, до этой черты ей пока далеко, — отозвался отец.

— Твоими бы устами! — вздохнула мать. — Но, наверное, ты прав, мы просто увидели ее после долгого перерыва, случись все это у нас на глазах — наверное, ничего и не заметили бы. И Зара наверняка снова придет в форму, когда перейдет на привычное питание. Ты видел, какие они там все толстые? Мужчины ведь ничего не понимают, пока их пальцем не ткнешь.

— В любом случае, девочка вернулась счастливой и здоровой, и это хорошо. Впереди ведь у нее выпускные, тот еще стресс. Опять же — не может ведь женщина всю жизнь оставаться девически стройной?

Мама изобразила смертную обиду:

— Ты это на что намекаешь?

Дальше я слушать не стал, неинтересно.

4

В одном родители оказались правы. Набранные в Штатах килограммы ничуть не повлияли на Зару в смысле самооценки. Просто ее фигура стала более женственной и она выросла из старых джинсов, тоже мне проблема! Назавтра она просто появилась в новых штанах, благо привезла из Америки несколько пар «левисов», которые стоили там втрое дешевле, чем у нас. В отличие от прежних «в облипку», нынешние джинсы были более просторными, причем не только по причине другого кроя — Зара и размер поменяла, поэтому даже в бедрах штаны сидели свободно. Пояс ничего теперь не передавливал, никаких складок не видно. Продефилировала по улице и убедилась, что гипнотического эффекта ее задница ничуть не утратила.

Телефон, впрочем, нам не обрывали — Зара предпочитала звонить сама. У нее не было постоянного ухажера, она предпочитала играть несколькими картами сразу, и с этим покером в пятницу, субботу и как минимум еще один вечер в неделю был у нее занят «свиданиями» во всех видах оных. Прочие вечера сестрица проводила просто в компании подружек. И постоянно ходила в кино. Судя по собранным матерью слухам, после кино она постоянно заглядывала в пиццерию или «Царь-бургер». В воскресенье же, как правило, это был какой-нибудь ресторан — к этому мать относилась спокойнее, не чувствуя здесь вызова своим кулинарным талантам. Зато воскресный обед Зара брала на себя, сама либо с маминой помощью воплощая на стол какой-нибудь из многочисленных новоорлеанских рецептов. Получалось вкусно, без вариантов! Южная кухня действительно была великолепной. Мать не уставала повторять, что там сплошные жиры и калории, на что отец отвечал суровым взглядом и молчанием. Ибо, во-первых, вкусно, а во-вторых, дело касалось священной коровы, сиречь Зары и того, что доставляло ее жизни краткую отраду, а это совершенно было ей необходимо, особенно перед трудной и мучительной учебной неделей...

5

Сентябрь-октябрь-ноябрь, и наступила зима. Время толстых и просторных одежек. Зару я видел каждый день, урывками, однако необъяснимый интерес к ее фигуре как-то поугас; и неудивительно, в моем возрасте имелась масса куда более интересных занятий. В общем и целом я и думать об этом забыл; а что Зара теперь вечерами куда реже пропадала в городе, или что вместе с подружками, а порой и в одиночку, зависала у себя в комнате перед видиком с громадной миской гуакамоле и мешком чипсов, или что под Рождество, пока все мы пытались осилить свои порции сытной трапезы, она уже вовсю уничтожала пряники и конфеты так, что нам почти ничего не осталось — нет, тогда я все это кусочками единой мозаики не считал.

Пелена с глаз у меня спала где-то за неделю до рождества. Вечером мне вдруг захотелось молока и я пошел на кухню. Где застал врасплох Зару — полусонный, я не обратил внимания, что сквозь щель пробивается включенный свет, а когда открыл дверь и увидел — я не просто проснулся, у меня аж ладони вспотели и уши запылали. Зара сидела за столом, одетая лишь в шортики и бюстгальтер, и с упоением поглощала многослойный сандвич. Наслаждаясь едой, она даже не заметила меня.

Ну а я заметил — заметил, как она переменилась. Помню, еще весной она щеголяла в купальнике; ни грамма жира, ноги как у газели и подтянутый мускулистый живот. Идеально-спортивная фигура осталась глубоко в прошлом. Шортики сидели на ней в облипку, сверху и снизу — складки; верхняя, прямо над поясом, диаметром с банку из-под колы, и в одной этой складке не меньше четырех кило чистого сала. А были и другие, поменьше… Зажатый в треугольнике между поясом и бедрами живот выпирал на манер взбитой подушки и, расчерченный узорчатой тесьмо шортов, походил на черепаший панцирь. Сандвича в руках Зары хватило бы на шестерых. Нога на ногу, на коленках ямочки, табуретки под раздавшейся вширь задницей практически не видно, бедра круглые и белые, пышные и мягкие как тесто. Лямки бюстгальтера на добрый сантиметр погружались в складки жира на боках и спине. Да сколько же килограммов она набрала после американского вояжа?

И с чего я вообще об этом думаю?

Тут Зара заметила меня и подскочила. Обозвала «мелким Голлумом» и, покраснев, ринулась к себе в комнату — впрочем, сандвич прихватила с собой. От резких движений все ее тело заколыхалось — не только живот, но и бедра, и задница.

Вот это, пожалуй, уже «проблемы с фигурой»,

6

Назавтра я обратил внимание, как на Заре сидят американские джинсы. Еще не тесно, но и просторными уже не назовешь, общее впечатление стройности сохранялось лишь благодаря весьма длинным ногам сестрицы. Бедра скорее упитанные, чем стройные, а область чуть пониже спины, скрытая под длинными и мешковатыми зимними свитерами, заметно раздалась вширь. В старые джинсы вообще не втиснулась бы. Да, а три месяца назад «левисы» на Заре чуть не болтались… сейчас, чтобы запихнуть в них увиденное мною вчера пузико, ей приходилось постараться. Мешковатые свитера пока скрывали все эти изменения, опять же основное внимание при виде анфас оттягивали на себя более чем солидные сиськи. Нет, привлекательности Зара не утратила ни капли, половина мужчин душу бы продала за одно касание ее роскошных губок, вот только лицо, на котором эти губки размещались, стало более округлым, а зарождавшийся второй подбородок вынуждал Зару пореже встряхивать головой...

7

Последний день перед зимними каникулами. Завернув за угол, я увидел у входа Зару с подругой, Сильвией. Девушки обнялись, а на прощание Сильвия вдруг шлепнула подругу по заднице.

— И поаккуратнее там с калориями, плюшка!

— Эй, я и обидеться могу! — фыркнула Зара. — Нет, все, с нового года начинаю новую жизнь. А на рождество положено расслабляться и получать удовольствие, так что не порть мне праздник.

— Ну в тебе-то я не сомневаюсь ни капли, и пусть твердят, что в кои-то веки хоть одной воздалось за всех стервозных поклонниц Джеймса Дина. Знаю, ты прорвешься, и неважно, завидуют все твоей суперской фигуре или нет. Таню помнишь? Эта стерва неустанно возносит небесам хвалу за каждый твой новый килограмм, потому что теперь-то она наконец-то считает себя первой красоткой в округе.

— Уж поверь, небеса тут ни при чем, лучше бы возносила хвалу мне. Ладно, у меня в желудке уже урчит и мозги толком не работают. Надо срочно что-нибудь пожевать. Сегодня обещали рыбу-гриль.

— Эй, мы же только что от Тино?

— Уже полчаса как, и там была только маленькая пицца.

— Зато с двойным сыром и всеми наполнителями. Да ты еще и половину моей прихватила.

— Ну это ты сейчас так говоришь. А вообще я просто помогаю тебе блюсти фигуру.

Сильвия рассмеялась.

— Ладно, обжора, желаю тебе как следует отпраздновать. Только не зарывайся, а то после каникул тебя придется выкатывать из дому.

Зара — личность целеустремленная, уж если что решила, то так и сделает. Готов подтвердить. Решила как следует отпраздновать и расслабиться — можете быть уверены, никто и ничто этому не помешает.

Она набивала пузо так, словно ничего важнее в жизни нет и быть не может. Причем завтрака-обеда-ужина, по-праздничному обильных, Заре было мало — в промежутках она постоянно поглощала рождественские пряники, печенье и прочие сласти, и если вдруг у нее в вазочке съестное заканчивалось, она бесцеремонно придвигала к себе ближайшую чужую. Плюс кофе с пирожными, плюс конфеты-шоколадки… Я интереса ради подсчитал — в канун рождества сестрица умяла восемь «Марсов», а это по весу пять полноценных шоколадных плиток! В тот вечер мы после обильной трапезы расползлись по койкам, а Зара просто плюхнулась в гостиной на диван перед телевизором. Через некоторое время я спустился — не помню уж зачем, пить от пережора захотелось, наверное, — и заглянул в гостиную. Зара все так же валялась на диване и доедала последний кусок торта — час назад к нему никто еще не притрагивался. Штаны расстегнуты, пуловер вздернут вверх на манер топика, левая рука массирует раздувшееся пузо, чем-то похожее на перевернутую детскую ванночку. Мы все тоже, ясное дело, за праздничным столом голодом себя не морили, но чтобы настолько… Несмотря на то, что сейчас Зара лежала на спине, пузо у нее выпирало сильнее, чем когда я несколько дней назад застукал ее сидящей на кухне. Вместо пупка в белой тестообразной массе виднелась лишь выемка с грецкий орех. От вращательных массажных движений живот колыхался. Глаза закрыты, голова на подлокотнике, шея согнута, отчего под подбородком собрались не то три, не то четыре складки.

— Зара-бегемотиха, — прошептал я и быстро метнулся обратно в койку. А пусть не лопает мои пряники, вот.

А на рождество к нам выбрались бабушка и дедушка, которые жили довольно далеко и поэтому в гости приезжали только раз или два в год.

— Вид у тебя здоровый, — заметила явно удивленная бабушка, обнимая Зару.

Та лишь ухмыльнулась. А что на такую наивную фразу ответишь?

А я вспомнил, как после завтрака (очень скромного, всего две тарелки каши и четыре булочки — видимо, после вчерашнего больше не влезло) у нее даже под свитером просматривалась явно округлое пузо. И то, нельзя же несколько недель подряд жрать как не в себя, и чтобы все осталось как прежде! Подобную привычку заиметь не так уж трудно, а вот поди от нее откажись, подумал я.

Впрочем, Зара отказываться покуда не собиралась, ибо вскоре с головой нырнула в привычное занятие. Банкетные столы, как и положено в праздник, ломились от разновсяких явств, причем с расчетом, что если вдруг явится нежданый гость, тут и на него хватит. Но в этом году гостю пришлось бы остаться голодным, ибо Зара сметала все, до чего только дотягивалась. Увидев на ее тарелке полдюжины клецок сразу, даже мать велела ей притормозить — то ли рассердилась, то ли испугалась, что другим не хватит. В общем и целом хватило, но из-за стола сестрица выбиралась вся раскрасневшаяся, на лбу выступила испарина, а вид у нее был как у глубоко и прочно беременной — пузо вперед, движения замедленные. Я взгляда не мог оторвать от ее пуза, раскормленным шаром выпирающего из-под свитера; Зара заметила, устало улыбнулась и зашаркала в направлении дивана, на который столь же медленно опустилась. Свитер при этом задрался и обнажил верхнюю часть джинсов; шов на бедре разошелся.

Когда подали кофе, Зара уже отдохнула и набралась сил. Когда она уничтожала третий кусок торта со взбитыми сливками, бабушка шепнула маме на ухо:

— А у девочки похоже проснулся аппетит.

Мама в отчаянных усилиях спасти остатки приличий напомнила:

— Зара, будет ведь еще ужин.

— Да ладно, оставь девочку в покое, — уже не шепотом велела бабушка, — она же вся в меня. Сама знаешь, я никогда не была тростинкой, потому-то наверное и смогла вырастить пятерых здоровых детей.

И с этими словами стадвадцатипятикилограммовая «не-тростинка» взяла Зару за руку и любовно шлепнула по пузу, выпирающиму из-под некогда просторного свитера. Сестрица улыбнулась и потянулась за следующим куском торта. Впрочем, его она уже доедала через силу, на лбу снова выступил пот.

Позднее я заметил, как бабушка сунула Заре в карман пару крупных купюр.

— Купи себе что-нибудь красивенькое, — велела она.

Ужин протекал в том же стиле, то бишь как только мимо Зары проплывало блюдо с чем-нибудь съедобным, она немедля наполняла тарелку доверху. Я наблюдал за ней, стараясь делать это незаметно; размеренные движения вилки напоминали конвейер, переправляющий в улыбающийся ротик сестрицы бесконечные порции съестного. Через некоторое время, думая, что ее никто не видит, Зара нырнула рукой под свитер и что-то там нашарила; потом рука вернулась к тарелке, а мне показалось, что живот ее рывком выпятился вперед еще сильнее. Видимо, она наконец расстегнула штаны, чтобы желудку стало посвободнее; навряд ли в ближайшем будущем она сможет снова застегнуть их. Бабушка хитро подмигнула Заре, та улыбнулась в ответ и потянулась за пудингом. Куда в нее столько влазит, в прорву бездонную?

После ужина сестрица скрылась у себя в комнате, а назавтра целый день шастала по магазинам и вернулась, полностью обновив гардероб. По крайней мере бесчисленные сумки и пакеты больше походили на покупки в шмоточных рядах, нежели в обжорных.

8

На Новый Год родители оставили нас одних, отправившись на лыжный курорт. Зара немедленно этим воспользовалась, закатив небольшую вечеринку. Само собой, меня не пригласили и велели убираться к себе в комнату. Само собой, я обошелся без приглашения и занял удобную для наблюдения позицию. Не напрасно, уж очень хороший вид открывался на Зару, которая уединилась на кухне с одним из парней. На сестрице были новые модные брючки, «в облипку» выше колен и расклешенные внизу; чуть ниже колен имелись кармашки на серебряных кнопках. Прочие особенности фигуры скрывала черная вязаная пелерина до колен, застегивающаяся спереди. Парень изрядно попотел, расстегивая эти пуговки, но когда все же справился с задачей и раскрыл сестрицыну «мантию» — ну, не знаю как у него, а у меня точно челюсть отвисла. Под пелериной у Зары оказалась серебристая комбинашка, практически ничего не скрывавшая. Особенно не скрывала она последствий рождественского обжорства, буквально «подсвеченных» черно-серебристыми переливами. Перемены за какую-то неделю, когда я последний раз видел ее тушку, поражали. Над черными брючками выпирал могучий шар разбухшего пуза. Поддерживавший брюки пояс с большой серебряной пряжкой в виде солнышка наполовину скрывали нависающие над ним складки сала. А над пузом серебрились, затянутые в комбинашку, могучие сиськи размером с манго.

Парень запустил руки в складки на сестрицыной талии, сгребая полные ладони мягкого жира.

— После Америки кое-что в тебе переменилось. Раньше тут и ущипнуть толком не за что было.

Зара театрально вздохнула.

— Увы, в Америке я поправилась на десять кило, и до сих пор их не сбросила.

— Ну, десять кило еще не конец света!

— Погоди, это еще не все. Десять кило — мелочи, ты прав, такого особо и не видно, я ведь была стройной как былинка, — снизу вверх взглянула на него Зара сквозь полуопущенные ресницы. — Увы, я привезла из Америки не только десять кило, но и манеру кушать, как привыкла там. И ни о чем не беспокоилась, мне ведь никогда прежде не требовалось считать калории. — Смущенная улыбка олененка Бэмби. — В общем, я кушала вволю, и сама не замечала, как выросло вот это вот. — С прежним невинным видом она потерлась пузом о его чресла. — Перед рождественскими каникулами я весила семьдесят три — плюс восемь против того, что я привезла из Штатов. На восемнадцать кило больше, чем весной!

— Да, это уже серьезнее, но семьдесят три при твоем росте не так уж много. Сколько ты там, метр семьдесят пять?

Его руки продолжали путешествие по складкам ее талии.

— Метр семьдесят пять, да, но семьдесят три — это ведь еще не все. Потом было рождество, и я подумала: ладно, в первый раз в жизни отведу душу и как следует попробую всю эту праздничную кулинарию, почувствую, что такое — поесть по-настоящему. Так и сделала. Мне от обжорства даже дурно стало, я чувствовала, что расту вширь с каждым днем, и после праздников мне пришлось покупать новую одежду. Полностью. И вот сегодня утром я снова взвесилась.

— И?

— Восемьдесят. Восемьдесят кило толстой Зары. Нехило, а?

Он погладил ее живот.

— По-моему, тебе идет, — и он притянул ее поближе.

— Тогда сегодня отрываемся по полной, потому что с завтрашнего дня мне придется сесть на диету. А то сам понимаешь, с такими темпами я скоро в двери не протиснусь...

Вместо ответа он сгреб ее за задницу и неуклюже взгромоздил на стол, явно не рассчитав с усилием. Пояс с серебряной пряжкой почти весь скрылся под складками необузданно нависающего над брючками пуза. Парень придвинул большую миску зеленого яблочного желе, полил взбитыми сливками и, набрав полную салатную ложку десерта, поднес к губам Зары.

— Значит, сегодня надо покушать досыта!

Зара запихнула ложку в рот целиком, прожевала желе в два движения, проглотила и выдохнула:

— Еще сливок!

Вырвала у него бутылку со сливками и отхлебнула прямо их нее. Потом запила шампанским, опять прямо из бутылки, выдохнула, покосилась на желе:

— А давай ты меня покормишь, только чтобы досыта!

Парень ухмыльнулся и потихоньку скормил ей пол-миски желе, каждую ложку Зара сдабривала сливками и запивала шампанским, выдув в итоге полную бутылку. Где-то в процессе она расстегнула пояс, и ее пузо еще сильнее раздулось, выпирая вперед и вниз, полностью скрывая под собой застежку брюк. А через некоторое время модным обтягивающим штанишкам пришел полный аллес капут: обожравшаяся сестрица попыталась их расстегнуть, но застежку под напором пуза вырвало с мясом, молния с треском разошлась и шов последовал ее примеру, после чего высвобожденное пузо выплеснулось наружу тремя складками толщиной в руку. Тяжело дыша, Зара откинулась назад, опираясь на локти, пузо раздувшейся полусферой вздымалось прямо перед носом ее кавалера, который дрожащими ладонями оглаживал могучий серебристый холм...

Ну, дальше началось такое, что пацаненку моих лет видеть не стоило.

9

Я с интересом ждал, что же будет дальше: сумеет дожравшаяся до 80 кило Зара преодолеть себя и силой согнать вес, или? «Стройной» ее уже и слепой назвать не мог, по утрам, когда сестрица выходила к завтраку, пальцы у нее были все красные, потому что впихнуть раздавшиеся бедра в небезразмерные джинсы удавалось разве что грубой силой, и то швы трещали. Причем это уже были новые джинсы — из светлой, легкой, но прочной ткани, как перчатка облегающей всю нижную часть зариной тушки. Бедра и задница раздались примерно вдвое против изначальных своих габаритов, при ходьбе массивные ягодицы вовсю виляли туда-сюда.

Благие намерения сестрица принялась воплощать в дело довольно странным образом. Для начала оставила велик пылиться в чулане — ну не зря же она недавно получила водительские права, в самом-то деле! Так Зара сократила двигательную активность до абсолютного минимума, потому как приближались выпускные и свободного времени у нее не осталось вообще, она часами просиживала за письменным столом с учебниками и конспектами. Подкрепляясь попутно парой-тройкой плиток «лекарства от нервов», замаскированного под продукцию швейцарских шоколадных фабрик. Само собой, плотный обед и сытный ужин, ведь на голодный желудок ни о какой учебе и думать невозможно. А на завтрак как правило был полный графин какао и десяток бутербродов. Из дому сестрица выбиралась нечасто и лишь в компании того парня с новогодней вечеринки, причем прогулка их кратчайшим путем вела к одному из ресторанчиков «ешь-сколько-влезет», как Зара сообщала матери, если та интересовалась.

Мать явно сдалась и на неутолимые аппетиты Зары смотрела сквозь пальцы. Все сестрицыны старые шмотки до-американского периода, а также половина до-новогодних, были отданы «в пользу бедных», новые докупались по потребности. В буфете всегда имелся запас шоколада, а если вдруг сестрице хотелось чего-нибудь вкусненького, она нередко сама становилась к плите. В морозилке своей очереди ждали коробки с лазаньей и пиццей, если Заре вдруг ночью захочется перекусить (что случалось не каждую ночь, но и не так чтобы редко). Пожалуй, мама подхватила от Зары пару-тройку вредных привычек, так что теперь и сама не отказывалась порой как следует покушать. Воскресный семейный обед стал праздничной трапезой, и мама, долгие годы отдавшая диетам, теперь наслаждалась возможностью хотя бы раз в неделю поесть до отвала. Вскоре я начал замечать, как она потихоньку грызет шоколадки. А через некоторое время, впервые за много лет, родители рука в руке вечерком отправились в ресторан. И винить Зару в том, что благодаря еде к ним вернулась радость бытия, было бы нечестно.

С таким режимом дня и домашним хозяйством неудивительно, что Зара не сохранила новогодних габаритов, а о «похудеть» и вовсе молчу. К выпускным она только что по швам не лопалась, и держа в руках аттестат зрелости, моя сестрица была уже даже не пухленькой, а попросту толстой. И этого не скрывала, одеваясь с полной уверенностью в себе и своих роскошных, обильных формах в нечто, усиленно подчеркивающее их, демонстрируя всему свету прежний хороший вкус в выборе шмоток и новообретенную женственность, упакованную в оные. Впервые в жизни я решил, что сестра у меня и правда красавица, и неустанно ею любовался.

Раньше вширь у нее росли главным образом бедра, теперь их примеру последовали и прочие части тела, включая руки и плечи. Лицо стало круглым и обзавелось двойным подбородком. Увеличившиеся груди сохраняли округлую форму. Длинные ноги, оттянув на себя изрядный процент новонабранного веса, почти соприкасались выше колен, а задница шириной напоминала две большие подушки, колыхалась при ходьбе, но при этом не казалась дряблой. Внушительными бедрами и задницей Зара то и дело случайно что-нибудь опрокидывала, не успев привыкнуть к собственным габаритам. Если «что-нибудь» оказывалось мной, когда она проходила мимо, я как правило не возражал. Когда сестра стояла, над поясом ее штанов на манер спасательного круга нависала складка сала в руку толщиной, а живот выпирал вперед на две ладони. Однажды она между делом самым невинным тоном заметила:

— Мам, а я правда выгляжу на сорок кило тяжелее, чем раньше?

Года не прошло, а она с 55 поправилась до 95!

На что мама — учитесь, дипломаты! — отозвалась:

— Меня куда больше радует, что у тебя в аттестате на тридцать баллов больше, чем в прошлогоднем табеле. — И, отведя этот удар, шепнула сестрице на ушко: — На самом деле имеет значение лишь одно: удобно ли тебе оставаться такой. Хочешь, верь, хочешь, нет, но я с рождества поправилась на двенадцать кило и на седьмом небе от счастья! Сказал бы мне такое в том году, я бы сочла его сумасшедшим.

Зара сделала круглые глаза.

— Двенадцать кило? Но по тебе и не скажешь, мне бы твою фигуру...

Насчет «не скажешь» она явно кривила душой, потому как лично мне прекрасно было видно, что в профиль мама заметно округлилась.

10

Чем заняться после выпускных, Зара пока не знала. И ее пригласили к себе на лето бабушка с дедушкой, мирно обитавшие в южнонемецкой глубинке. Мол, пусть девонька пока попробует найти себя.

В письмах и по телефону Зара не уставала расписывать, как ей там хорошо и как беспощадно бабушка ее балует. Где-то через месяц она написала:

«Сегодня ба, как всегда, сама доброта. Весь день валяюсь на веранде и позволяю себя обхаживать. Утром проснулась — зватрак уже подан: яичница, гренки, какао и творог. Объелась, плюхнулась в шезлонг и вырубилась; когда ба меня разбудила — уже обед. Макароны болоньезе и на десерт ореховое мороженое. Умяла целую коробку, мне после даже нехорошо стало — литр мороженого это даже для меня немало, а уж после бабушкиной порции макарон… В общем, опять отключилась. Что дальше было, мне даже писать трудно, но факт есть факт: здесь после обеда полагается пить кофе, это священный ритуал. И когда бабушка принесла целый поднос медовика, пришлось просыпаться. Как она печет, вы знаете; этот аромат мертвого подымет, а уж оторваться от ее выпечки просто немыслимо, даже если и хотела бы — а я НЕ хочу! В общем, весь поднос и умяла. После этого даже спать не могла, так обожралась. А когда немного пришла в себя и смогла пошевелиться, наступило неизбежное: пришел дедушка со свежим мясом и выставил на веранду гриль, а бабушка принесла ведерко вермишелевого салата и мой спортивный костюм. Почему спортивный костюм? Увы, мне стыдно в этом признаться, но единственное, что на меня тут пока еще налазит, так это спортивный костюм и купальник. Наверное, здешняя кормежка слегка отразилась на моей девичьей стройности. Надо себя сдерживать, а то потом даже вы меня не узнаете...»

Папа, дочитав до этого места (он читал нам с мамой вслух), заметил:

— Надо бы выслать ей немного денег на новые вещи. — И усмехнулся. — Расходы этим летом заметно выросли.

— Это намек? — поинтересовалась мама.

Только вчера они ходили за покупками, потому что растущий живот и бедра матери уже тоже не втискивались в прежние брюки...

11

Лето закончилось. Мы стояли на вокзале и ждали Зару. Как мне не терпелось ее увидеть, даже описать не могу: в письмах она больше ни словом не намекала, чем обернулись ее попытки «сдерживать» свои аппетиты или бабушкины заботы. Родители тоже нервничали, но по другому поводу: их старшей предстояло узнать, что вскоре в доме появится еще одно дите. Мама была на пятой неделе. Выглядели родители замечательно: отец любовно обнимал мать за некогда стройную талию, ладонь его лежала на ее упитанном бедре, а мамин живот выдавался вперед, словно не на пятой неделе, а на шестом месяце. С Нового года она набрала уже двадцать кило, добравшись до восьмидесяти при росте всего-то 170.

Как Зара и предвидела, узнали ее, вперевалку шествующую к нам вдоль перрона, мы не сразу. И новые ярко-голубые брюки с желтой блузкой были тут ни при чем.

Когда она уезжала, я считал, что она очень толстая — в сравнении с прежней стройной Зарой до-американского периода. В сравнении с Зарой нынешней та, толстая, свежеиспеченная выпускница Зара выглядела почти стройняшкой. Бабушка всерьез над ней потрудилась. Ноги сестрицы походили на разбухшие колонны, причем округлые и мясистые лодыжки в объеме были побольше, чем у средней девицы бедра. Ходить ей приходилось, широко расставляя трущиеся одна об другую ноги, и с каждым шагом снизу вверх пробегала короткая волна. Неимоверной ширины задница. Обнять Зару даже у отца размаха рук не хватило. Блузка, купленная, очевидно, несколько раньше, нежели брюки, во многих местах уже сидела в облипку и врезалась в складки на боках. Складок этих, массивных и объемистых, от бедер до подмышек имелось не менее трех. Груди уютно возлежали на животе, который напоминал сложенную вдвое перину. Верхняя складка была больше, чем (до отбытия) нижняя часть ее пуза, и выпирала на две ладони с гаком, ну а нынешняя нижняя — почти на локоть, точнее сказать было трудно, потому что под воздействием земного притяжения эта внушительная масса стремилась вниз. Лицо, что удивительно, осталось почти без изменений, а радостная улыбка Зары и вовсе была прежней. Потом сестра сообщила, что благодаря бабушкиным заботам переросла ее и весит теперь почти сто пятьдесят.

Я крепко-крепко обнял ее, насколько смог, глубоко зарывшись руками в складки сала у нее на спине. И сидя рядом с ней на заднем сидении, радовался, всем телом чувствуя прикосновение ее мягкого бока и пухлой руки.

— Это лето многое дало мне, — сказала Зара. — Теперь я знаю, чего хочу.

Чтобы понять, чего хочу я, мне понадобилось несколько лет. И еще несколько лет — чтобы совладать по этому поводу с самим собой...

12

Зара решила, что хочет продолжить обучение, но во время периода самопознания (ну если так его называть) пропустила все вступительные экзамены. Расстроилась ли она? Отнюдь. Розовых очков у нас в семье не носили. Раз уж так случилось, что сестра вынуждена пропустить год, то этот год она решила посвятить семейным заботам, а именно — снять с матери часть хлопот по домашнему хозяйству. Не последнее дело во время беременности.

Помощь свою Зара первым делом воплотила в кулинарном аспекте.

Когда она выставила на стол первый обед, мы переглянулись — что, разве в гости ожидается соседская семья? На столе яблоку негде было втиснуться, сплошные миски-кастрюли-блюда с горячим и одуряюще вкусно пахнущим. Но потом Зара опустилась на банкетку все свое полуторацентнеровое хозяйство и наглядно продемонстрировала, откуда вдруг у нее появилось пузо величиной с бочку. Блюд на столе было ровно столько, чтобы желудок сестрицы не остался голодным. Здоровый аппетит? Ну до каникул у бабушки сие определение еще как-то к Заре подходило, но нынешнее безудержное обжорство, ставшее нормой ежедневного режима питания, назвать как-либо иначе язык не поворачивался.

Готовила сестрица вкусно, факт, любое из многочисленных блюд было достойно хорошего ресторана. Но даже не специалист в кулинарном деле видел, что блюда эти просто сочились калориями — где не сало, там масло. Американского вояжа Зара определенно не забыла и тамошнюю манеру превратила в кулинарную максиму: вкусно все, от чего толстеют. Но все было настолько вкусно, что мама выдала Заре карт-бланш.

За это благодарная Зара каждый раз закармливала ее до отвала, а между завтраком-обедом-ужином постоянно приносила «попробовать чего-нибудь вкусненького». Неделю или две мама изображала театральные протесты, мол, я конечно беременна, но все равно нужно следить за весом; но потом сдалась и за весом именно СЛЕДИЛА, не предпринимая ничего для его стабилизации. Плотину прорвало. Обе они с кухни почти и не вылезали, отбросив все предрассудки и малейший стыд. Сразу после завтрака начиналась подготовка к обеду, после обеда — к полднику, затем тщательно пробовали все, предназначенное для ужина, а после ужина они на пару обсуждали новые рецепты на завтрашнее меню, параллельно подчищая все, что не съели за день. За едой почти не разговаривали — времени у них на это не было, Зара и мама превратились в натуральнейшие конвейеры по поглощению съестного. На миски и тарелки они набрасывались как стая саранчи, набивали рты и жевали, жевали, жевали, и останавливались лишь когда уже и пальцем от сытости пошевелить не могли. Мы с отцом убирали тарелки и выставляли горы десерта: пару литров мороженого из морозилки, или средних размеров тазик пудинга из холодильника, или целый поднос свежей выпечки из духовки, — и женщины расправлялись еще с несколькими тысячами калорий, после чего с блаженным видом откидывались на спинки сидений, поглаживая раздувшиеся животы, а порой и дремали прямо за столом. Пришлось купить второй холодильник — такого размера, что я бы пожалуй и поселиться там мог.

С таким режимом дня Зара организовала доставку продуктов прямо на дом, чтобы на еду оставалось больше времени. Дважды в неделю поставщики привозили в кладовку контейнеры со съестным, которых семье побольше нашей хватило бы на месяц. Раз, встретив Зару, я собственным глазам не поверил: она как раз остановилась в дверном проеме, и ее бедра почти касались обоих косяков. Подумать только, и эту слоновую задницу она отрастила меньше чем за два года! И ведь продолжает расти вширь. Новая миска, новый холодильник — а дальше новые двери, что ли?

Еще поразительнее, однако, были мамины успехи — она вскоре сравнялась с дочерью и в поглощении съестного, и в темпах набора веса. Каждый раз, когда вечером она с трудом выползала из-за стола, мне казалось, что за день она заметно поправилась. В принципе так и было: к концу второго месяца беременности одежда, которую она носила «со мной» на девятом, на ней уже не сходилась. Вскоре мама перешла на рейтузы и длинные футболки, в которых, пыхтя от усилий, и перемещалась по квартире, а впереди нее шествовало неизменно растущее чрево. В старый сестрицын размер XXL она перепрыгнула вообще без промежуточных этапов, и через несколько недель вынуждена была сидеть за столом, раздвинув ноги, иначе живот не вмещался, при этом задница свисала со стула с обеих сторон. Разбухшие ноги при ходьбе отчаянно терлись друг о друга, поэтому мама ходила все меньше и меньше, в основном сидела на кухне вместе с дочерью и непрерывно ела и толстела.

Отец ничего против не имел, выполняя каждое желание любимой супруги, как только оно оформлялось у нее в глазах. Но лавина еды на столе краешком затронула и его, так что к весне у отца выросло брюшко, а весы показывали «плюс двадцать кило».

Зара с мамой, разумеется, оставили его далеко позади. Сестрица доросла до двухсот. Перемещаться ей было уже трудновато, задница то и дело не вписывалась в дверной проем. Благодаря молодости сил таскать весь этот вес у нее пока хватало, но многочисленные жиры там и сям в самых неожиданных местах свисали целыми гроздьями. Мать от нее не отстала: когда ее с новорожденной Гелленой выписывали из роддома, она все еще хохотала, вспоминая ошарашенные лица врачей, которые решили, что компьютер ошибся, фиксируя в ее карточке позицию «вес». 180 кило — свои габариты до беременности она более чем удвоила!

Я во всех этих безумных эскападах оставался изумленным до потери речи наблюдателем, но не объектом изменений. Во-первых, я все еще рос, а во-вторых, увлекся спортом и каждый вечер сбегал на тренировку.

С рождением Геллены ситуация несколько «нормализовалась»: малышка заставляла маму проводить больше времени в движении, а Зара отправилась учиться и теперь меньше времени могла уделить своему «хобби». Не то чтобы обе они особо похудели, но хотя бы перестали толстеть.

13

При всем этом раскладе мои дальнейшие шаги на почве тесного знакомства с девицами могут показаться странными. В семнадцать я впервые по-настоящему влюбился. Вырос я весь из себя хороший — отличник, спортсмен, душа общества. И на седьмом небе от счастья, потому что в итоге целой серии волшебных совпадений встретил Юдит, самую лучшую девушку в школе. В свои шестнадцать она уже покорила сердца всей мужской части коллектива, влючая старшеклассников и значительную часть педсостава. Метр семьдесят восемь, спортивная и пропорционально сложенная, шестьдесят кило — фигура-мечта, мягкие изгибы, черные волосы и кожа смуглая, как у латиноамериканки. И походка, о, ее походка! Божественно танцевала, причем не только на дискотеках, но и на профессиональные курсы ходила. В движении ее ног, ее обтянутых тугими джинсами ягодиц, крылась некая первобытная магия.

И вот мы, все такие из себя спортивные, я в первый раз приглашаю Юдит в гости — и тут-то меня и охватывают сомнения. А что она подумает насчет моей толстой семейки? Отец уже весьма упитанный господин — под сто тридцать кило, — мама с Зарой ничуть не переменились, а малышка Геллена похожа на маленький колобочек. Мне, разумеется, немедленно стало стыдно за себя, стыдящегося собственной семьи… в общем, я сидел весь на нервах, и спасибо Заре, она взяла разговор на себя и заполнила паузу. Через несколько минут обе болтали, как старые подруги, и сердце мое воспряло. А родители и вовсе вскоре дурачились с ней как с родной, совершенно не стесняясь ее за столом. В школе Юдит вела себя совершенно иначе, и не раз ее (не так чтобы незаслуженно) обзывали напыщенной страусихой. Чтобы разговаривать, нужны двое, и если одна строит из себя принцессу, дальше все ясно. Но сейчас все было иначе, Юдит держалась открыто и терпеливо, говорила умные вещи, каких я от нее почти и не ожидал, и смеялась так, как редко позволяла себе на людях. Я был счастлив.

Потом я провожал ее домой, обнимая за талию и вдыхая аромат ее волос.

— Надеюсь, тебя визит не утомил, но вроде бы тебе у нас понравилось?

— Само собой, я бы иначе столько и не сидела. У тебя очень, очень милая семья. Я чувствовала себя почти как дома. У Зары шуточки — это что-то особенное.

— Да, мы теперь хорошо друг друга понимаем. Но в твои года Зара была той еще стервой. Она переменилась после того, как… — я замялся, Юдит вопросительно взглянула на меня. — Ну, в общем, тогда она была стройной, натуральная модель, а растолстела только в последний год перед выпуском.

— Хм, а она ничего подобного не упоминала. Никаких жалоб, мол, «сейчас я такая толстая, а ведь когда-то была стройненькой как ты...» Мне не показалось, что она жалеет об утраченной фигуре.

— А у нас вся семья такая. Но все равно спасибо, что попробовала пирог и никого не обидела. Я ж знаю, ты сладкого терпеть не можешь.

— Сладкое сладкому рознь. К такому, как твоя сестра готовит, с удовольствием приложусь. Я поэтому и согласилась.

— На что?

— Выкроить время, чтобы она меня кое-чему поучила. Мать у меня готовить не умеет совершенно, — фыркнула Юдит. — Но опять же, если б у нас дома бывали такие пироги, я бы точно была на несколько кило тяжелее.

И она игриво выпятила живот, плоский как доска.

— Ничего, ты все равно была бы самой прекрасной девушкой на свете, — изобразил я нечто вроде комплимента.

14

Красота Юдит создавала мне массу трудностей. Чуть зазевался, а за ней уже приударил другой ухажер. «Но я же такой весь из себя исключительный» мог сказать кто-то наивнее меня, или самоувереннее. Среди воздыхателей Юдит хватало персон калибром покрупнее меня. Что я, пока еще школьник, мог ей предложить? У меня даже водительских прав еще нет. В общем, заботы и беспокойство стоили мне многих бессонных ночей. Чем я заслужил такое счастье, не переставал я спрашивать себя.

Но все же то лето было самым лучшим в моей жизни. Каждый день вместе — как праздник. Я почти завидовал Заре, которая успела по-настоящему подружиться с Юдит; то и дело она пересекалась с нами, после чего меня из разговора исключали. Я на стенку лез из-за того, что сестрица посягает на святое, на мое время в обществе любимой девушки; но — молчал, потому что они явно поладили и после Зары настроение у Юдит всегда было лучше некуда. Помимо чисто женских вопросов, о которых мне знать не полагалось, они явно занимались пресловутой кулинарией. А поскольку Зара не признавала «чистой теории», все рецепты немедля воплощались в дело. Сперва это были мелочи, поскольку Юдит даже самых основ не знала. Тогда они сосредоточились на конфетах и прочих вкусностях, и через несколько недель Юдит подсела на сладкое. У меня глаза на лоб полезли, когда мы как-то днем болтались в бассейне и она, выйдя из раздевалки, с явным удовольствием уплетала мороженое. Сколько мы были знакомы, Юдит сласти не признавала: торты, шоколад, мороженое — все это «медленная смерть». Но с середины лета каждый день она потихоньку прикладывалась к этой медленной смерти: стаканчик мороженого, шоколадка или чашка горячего шоколада… Потихоньку, без фанатизма. Я отметил эту странность, но выводов делать не стал.

Потом каникулы закончились, и всю первую неделю занятий мы как-то и не пересеклись толком; почему, я так толком и не понял, Юдит просто ухитрялась исчезать до того, как на сцене объявлялся я. В субботу я наконец до нее дозвонился и она предложила встретиться завтра в роще у озера. Я пришел, она сидела на покрывале и загорала, одетая в обычное голубое бикини. При моем приближении она быстро встала — и вид ее мгновенной вспышкой запечатлелся у меня в голове. Резинка бикини глубоко врезалась в животик, куда более мягкий и пухлый, чем прежде, с четко оформленным глубоким пупком… А потом Юдит набросила халатик, скрыв свои формы от моего взгляда. Зачем?

А потом она рассказала о НЕМ — ей очень-очень жаль, но она влюбилась в него, нет, подробностей не будет, незачем полоскать грязное белье, просто вот так вот случилось, она не хочет никаких секретов и недомолвок, пусть все решится здесь и сейчас. Я бессильно опустился на траву, в великолепных глазах ее стояли слезы, она на прощание поцеловала меня в щеку и ушла, а я остался, опустошенный...

15

Несколько следующих недель были воплощенным адом. И словно усугубляя мои страдания, Зара категорически отказалась разрывать дружбу с Юдит. Держи себя в руках, велела она, девочка открыто и честно все тебе выдала. Да, ситуация дерьмовая, и что с того? Не ты первый, не ты последний.

Школа у нас большая и я запросто мог избегать встреч с Юдит, но ведь она по-прежнему появлялась у нас дома, общаясь с Зарой. А как я мог исцелиться, постоянно видя ее? С каждой новой встречей я еще немного приближался к сумасшествию. Когда Юдит предупреждала о своем появлении, я сбегал на тренировки.

Прошло несколько месяцев, и где-то перед рождеством то ли я вернулся раньше обычного, то ли Юдит задержалась на кулинарных уроках, но мы столкнулись в дверях. Волосы у нее были собраны в хвост и я сразу заметил, что щеки ее уже не так элегантно очерчены, как полгода назад — вроде как немного пополнели. Прочую фигуру скрывало просторное пальто до колен, а в руках Юдит держала небольшой судок с алюминиевой крышкой.

Кровь стучала у меня в ушах, я молил небо ниспослать мне стойкости.

— Привет, как ты? — сумел выдавить я.

Она смутилась не меньше меня и ответ сумела выдать не более разумный. Так что мы быстро распрощались, и я сумел более или менее придти в себя.

Дома я сразу прошагал к Заре на кухню. На столе перед ней стоял почти пустой поднос яблочного штруделя по-американски, миска сливок и две тарелки, на которых остались лишь крошки. Зара как раз потянулась за последним куском пирога.

— Что, великолепная сестра моя, снова подчищаем все съестное? — я коротко обнял ее.

— Не совсем, — прожевав, отозвалась она, — все-таки я тут не одна сидела. Юдит только что ушла.

— Знаю, мы столкнулись в дверях. — Зара вздернула бровь, но я не стал менять тему. — Но ты же не хочешь сказать, что Юдит принимала заметное участие в уничтожении безвинной выпечки.

— Не хочу показаться непочтительной, но вряд ли стоит судить о том, чего ты самолично не наблюдал. Так вот, клянусь как на духу: три куска штруделя со сливками Юдит съела здесь и еще четыре унесла с собой. Так что я лишь доела оставшееся. По моим меркам — маловато, — шлепнула себя Зара по объемистому пузу.

Я рассмеялся.

— Значит, мне все-таки не показалось. — Разговор шел легче, чем я полагал.

— Что показалось?

— Ну, мне сперва показалось, что у Юдит лицо немного округлилось, но я подумал — давно не виделись и все такое...

Зара ухмыльнулась.

— Тебе не показалось. При своих двух центнерах живого веса я могу позволить себе подобные комментарии лишь с очень большой осторожностью, но наша милая Юдит не претерпит никакого ущерба, если я сообщу, что мое обучение на ней определенным образом отразилось. Когда мы начали заниматься выпечкой, на ее долю приходилось два, а потом три хороших куска, что немало для персоны столь стройного сложения. Потом Юдит начала забирать часть выпечки с собой — а дома, возможно, продолжала практиковаться со сковородками и духовкой. Сегодня она похвасталась, что на выходных сама будет делать печенье. Наверное, поэтому она уже не выглядит такой стройной.

Ах, это волшебное рождество. Старая знакомая (особенно в нашей семье) история. Впервые за много месяцев определенный орган у меня воспрял.

— Ты же не хочешь сказать, что фигура Юдит стала далека от модельных пропорций? Это для нее будет ударом.

— Нет, все зашло вовсе не столь далеко. Но она действительно поправилась, килограммов на пять-восемь. Почти незаметно, разве что джинсы ей стали уж очень тесными, животику в них никак не уместиться.

— Значит, после праздников она сядет на диету, и скоро на твою готовку претендовать не будет.

— Знаешь, с подобными материями случается по-разному. Кроме того, диета в наши планы не входила.

И рассказала, что решила собрать лучшие свои рецепты в кулинарную книгу. Уже и издатель нарисовался. А Юдит загорелась поучаствовать в проекте в качестве дегустатора и, возможно, сделает свои предложения для улучшения тех или иных блюд.

Спал я той ночью плохо, то и дело просыпаясь — нет, не от кошмаров, но от более чем странных видений. Раз за разом мне виделось одно и то же: кухня, посреди кухни — Зара, в руках миска пудинга… только у этой Зары черные волосы, и тут я понимаю, что это не Зара, а Юдит, только с фигурой как у Зары, растолстевшая до двухсот кило и невероятно раздавшаяся вширь. Тут-то я и просыпался, весь в поту.

16

Некоторое время я страдал, раздираемый противоречиями: во мне тлело необъяснимое, неутолимое любопытство повидать Юдит, и при этом я как огня боялся этой встречи. Редко мне выпадало рождество, столь исполненное раздумий о судьбах мира — моего собственного мира, и все же. Где-то к середине января конфликт был разрешен. Фактически — случайно: я был один дома, в дверь позвонили, на пороге стояла Юдит — она перепутала дни и пришла на встречу с Зарой в среду вместо четверга. Мы обменялись парой слов, наконец я собрался с силами и пригласил ее внутрь, а она, разумеется, не отказалась, потому как зима стояла морозная. Когда она сняла пальто и повесила в шкаф, я глазам своим не поверил. В старых своих голубых джинсах, самых любимых, Юдит нижней частью напоминала переваренную сосиску. Бедра изрядно раздались в объеме, вверху переходя в женственно-обширные полушария ягодиц. Когда девушка привстала на цыпочки, цепляя вешалку на штангу, ее свитер чуть задрался вверх, приоткрывая краешек боков и животика, нависавших над поясом джинсов. А когда она села на кухонный стул, округлость животика просматривалась даже под свитером.

— Ты не собираешься предложить мне горячего шоколада? Или ты считаешь, что я для шоколада слишком растолстела? — поймала она мой взгляд.

— Ээээ… — красноречиво отозвался я.

Юдит ухмыльнулась.

— Ладно, шучу. Удивление твое понятно, в этих джинсах лишние десять кило не очень-то спрячешь. Так есть у вас шоколад?

— Само собой. — Я немедля взялся за работу. — А по тебе и не скажешь, что ты поправилась аж на десять кило.

— Врешь. Впрочем, не беспокойся, не скажешь ты — другие скажут, много и с подробностями, намекая, что на нынешнее рождество я как с цепи сорвалась. Они правы. Я все праздники сидела у бабушки с дедушкой и с утра до вечера только и делала, что лопала. После Нового года влезла на весы и завопила от ужаса. Семьдесят кило как с куста. Джинсы чуть не лопаются, дважды уже швы зашивала.

— И что дальше?

— А что — дальше? Семьдесят — все-таки не сто. К лету, разумеется, надо сбросить хотя бы пять кило, чтобы надеть бикини, а то в бассейне все окрестные стервы будут сиять от радости, получив такой повод позлословить. — Юдит любовно погладила округлый животик. — Но это потерпит до весны, в нынешние холода мне о диетах и думать зябко.

Я поставил перед ней большую чашку шоколада, плюхнув сверху пару ложек ванильного мороженого, а рядом коробку с испеченными Зарой печенюшками.

— Вот это, я понимаю, гостеприимство! — усмехнулась Юдит.

Мы проговорили больше часа. Вскоре напряжение рассеялось и мы снова свободно болтали, как в старые времена, о чем угодно, лишь не затрагивая определенных тем. Я завороженно наблюдал, как она расправлялась с печеньем, а после чашки шоколада осушила и вторую, с какао. В этой чашке без малого пол-литра! Вскоре девушка удовлетворенно отодвинула коробку, в которой остались только крошки, и заметила:

— Уфф, хорошо-то как, но еще одно печенье, и на мне бы джинсы треснули прямо здесь и сейчас.

Тяжело поднялась со стула и простонала:

— Господи Боже ты мой, ну я и обожралась! Нет, пять кило точно надо сгонять.

И она игриво выпятила живот, который после всего съеденного округлился уже вполне заметно. Да, подумал я, теперь есть что выпячивать.

На прощание Юдит коротко меня обняла.

В кои-то веки жизнь повернулась светлой стороной.

17

Вскоре Зара запустила свой проект с кулинарной книгой. Мама в свободное время тоже помогала. Я пропадал на тренировках и потому мы почти не пересекались, но насколько мне докладывали, три-четыре раза в неделю Юдит заглядывала к нам и весь вечер сидела на кухне, превращенную в кулинарную лабораторию. У нее было два задания. Во-первых, колдовать с отцовским ноутбуком и делать заметки по тексту, во-вторых — дегустировать продукт. Согласно Заре, оба задания Юдит выполняла «на отлично», а второе буквально не щадя живота своего. Как-то Зара мне расписала в подробностях, что Юдит перепробовала только за один этот вечер… в общем, ночью у меня снова был тот самый сон.

Последствия, вполне очевидные, долго ждать себя не заставили. Всякий раз, когда я видел Юдит, она казалась мне чуть более округлой. К пасхальным каникулам в конце марта про обещанную весеннюю диету никто и не вспоминал — напротив, она продолжала поправляться, хотя весила уже около семидесяти пяти, о чем недвусмысленно свидетельствовали объемистые бедра и весьма округлая задница. Несомненно, фигура «классических грушевидных» пропорций, просто в стройные времена это не проявлялось. Когда она садилась, над поясом нависала складка сала объемом с запястье. Теперь Юдит перешла в категорию «пухленьких», о чем неустанно перешептывалось пол-школы.

18

Накануне пасхи мы с Юдит пересеклись в городе. Теплый весенний день, на ней белые каприки, подчеркивающие смуглость округлых ног; в руках пяток пакетов с этикетками модных бутиков; вид — невеселый.

— Привет, ты чего смурная, случилось что?

— Шоппинг-терапия, сгоняю расстройство покупками. Знаю, ты последний, кого я имею право о чем-либо попросить, но мне срочно необходимо пройти второй этап терапии — заесть все это расстройство и выговорится; а Зара на занятиях...

«Прощайте ближним своим», так вроде бы сказано. Я ответил — разумеется, — и меня буквально затащили в «Царь-бургер», где Юдит заказала два полных подноса снеди и уплела их в рекордное время, не оставив мне и крошки.

— Извини, мне это было нужно, — она озабоченно опустила взгляд на собственную талию. Разбухшее пузико округлилось, хотя она и откинулась на спинку скамейки, отчего Юдит казалась на пять-десять кило толще, чем была в действительности.

А потом она заговорила. У них с приятелем был скандал с битой посудой. Когда утром Юдит не смогла застегнуть джинсы, он заорал, что она жирная корова и у нее нет никакой самодисциплины. Что ему стыдно за ее жирную задницу. Что все его друзья уже над ними смеются и говорят, что если так и дальше будет продолжаться, она скоро в двери протиснуться не сможет, и он такого терпеть не намерен… Тут Юдит вышла из себя, обложила его последними словами и велела сматывать удочки и больше не показываться на глаза.

Я удержался от комментариев. Поведение Юдит я полностью одобрял. Да, от всего этого обжорства она заметно поправилась, но оставалась столь же прекрасной — породистое лицо, очень женственная фигура, опять же ум и характер никуда не делись. Пороху у ее бывшего было мало, только и всего.

Но достал он ее крепко.

— Я что, правда так растолстела, что стала уродиной? — глаза у Юдит были на мокром месте.

Взглянув в ее прекрасные глаза, я ответил как на духу:

— Ты прекрасна. Ты всегда будешь прекрасной, что бы ты с собой ни сотворила. И неважно, сколько ты весишь, как одеваешься или который день рождения отметила. Красота — это ты, это твой отприродный волшебный дар.

По щекам ее катились слезы.

— Я сама виновата. Все это потому, что я так дурно обошлась с тобой и заставила тебя страдать.

— Страдания заслужить так же невозможно, как любовь. Взаимную или безответную, неважно: любовь и страдания — едины. Я люблю тебя и всегда любил, поэтому могу перенести любые страдания. Но я не перенесу, если страдать будешь ты.

И взял ее за руку, глаза наши заполняли весь мир. Я хотел ласково обнять ее, но она улыбнулась и осела обратно на банкетку.

— Иди ко мне. Я не могу встать. Твоя толстая Юдит так обожралась, что пошевелиться не может.

Я подсел к ней и мы обжимались прямо там, пока менеджер не выставил нас на улицу.

Мы пошли к нам домой. Я не мог не касаться ее. Ночью она осталась у меня. Было еще лучше, чем прежде. Чувствовать, вжиматься в ее новое, мягкое тело было истинным наслаждением. Одним движением обширной задницы Юдит сводила меня с ума.

— Давно я себя так свободно не чувствовала, — счастливо вздохнула она.

Гладя складочки ее живота, я отозвался:

— Ожидание того стоило. Я получил больше, чем потерял.

Юдит сделала обиженную мордочку:

— Еще издеваешься! Нет уж, не раскатывай губу, летом ты этого пуза уже не увидишь!

Потом продемонстрировала свои новые шмотки и призналась, что в старые уже практически не влазит. Новые же явно были куплены с запасом, как минимум на размер. Интересно, и как это сочетается с заявлением о диетах?

В разговоре мелькнуло, что Юдит не взвешивалась аж с Нового года, и я немедленно выволок из ванной весы, на которые она и взошла в первозданной райской наготе. Цифровой дисплей мигнул и высветил восьмерку и нуль. Девушка взвизгнула и снова повторила мантру о неизбежной диете, на сей раз назначив желаемый порог в семьдесят два кило до июня месяца. Восемь кило — разумный вариант, слишком потеть не стоит.

19

Однако начало упомянутой легендарной диеты вынужденно отодвинулось «до после пасхальных каникул», до сдачи кулинарной книги оставалось три недели и предстояло еще много работы. Каждый день Юдит проводила у нас, и почти каждую ночь оставалась со мной. С десяти до шести, полный рабочий день на кухне: мама и Зара готовят, я на подхвате, а Юдит занята едой. Благодаря чувствительному н±бу и хорошо подвешенному языку она четко формулировала свои впечатления и ощущения от съеденного, поэтому ее задачей было — сидеть за столом, отправлять в рот кусочек за кусочком и диктовать мне, а я вбивал ее слова в компьютер. Командная работа, заметный прогресс. А Юдит распирало как на дрожжах. Не то чтобы кто-то уделял этому особое внимание, мы были слишком заняты основной работой, и на то, как Юдит с каждым днем все сильнее округляется, никто не смотрел. Нет, я конечно смотрел, вечерами, активно исследуя ее округлости, но целью исследования было совсем не это — я просто наслаждался, что мы снова вместе.

Но вот эти чудесные дни закончились, снова начались занятия — и тут вдруг все стало кристально ясно, потому как Юдит не смогла застегнуть ни штаны, ни блузки, купленные до каникул. Выросла из всего. На кулинарные-то штудии она три недели кряду заявлялась в простом спортивном костюме — так удобнее, а кроме того, незачем соблюдать чистоту, что при ее «работе» в высоком темпе было непросто. И три недели спустя мешковатый костюм обтягивал ее бедра и задницу как гимнастическое трико.

Еще бы: три недели кряду в течении восьми часов непрерывно лопать сытные образцы из кулинарной книги Зары.

Но истинный размер ее достижений стал ясен лишь когда в последний день каникул Юдит обнаружила, что ни во что не может влезть, и, удивленная, встала на весы. Опустила взгляд — при этом стал заметен второй подбородок, — и наклонилась, чтобы директрису не перекрывали ее сиськи, размером со спелые дыни, и выпирающий сантиметров на двадцать пять разбухший живот. 97 кило. Невероятно. Без малого килограмм в день! Завизжав, она спрыгнула с весов, массивные ягодицы и тяжелые бедра заколыхались. Беспомощно посмотрела на меня, ладонями оглаживая широкие бедра и толстый живот, то и дело натыкаясь на складки сала, она словно впервые поняла, насколько же растолстела. Меня все это, признаться, взволновало не меньше.

— Эх, жаль, что это были не летние каникулы, — выдохнул я, — тогда бы в тебе под конец было за сто двадцать. Ведь с каждым новым граммом ты лишь прекраснее, как граненый бриллиант.

— Но что люди скажут? Меня же не узнают. Мне и надеть-то нечего.

— А кого волнуют люди? Мысли позитивно: от диет толку не будет, столько роскошного сальца все равно не согнать. — Я опустился перед ней на колени и поцеловал ее пузико. — Такой роскошный, мягкий шарик, сад наслаждений, созданный, чтобы его любили, ласкали и ценили… — Она вздохнула и сделала шаг назад, стратегически отступая к кровати. — Такой чувствительный, что грех не насладиться. Посмотри на себя, на свое тело, как на цель, которую ты достигла. Ведь никто не заставлял тебя есть. Это твое тело хотело стать толстым.

— Тогда возьми меня толстой, — простонала она.

20

К счасть, наутро у Зары нашлась кое-какая одежка из старых запасов. Сестра похлопала Юдит по обширной заднице.

— Компплекция у тебя местами что надо, я это носила, когда весила сто двадцать кило. Но у меня такое чувство, что ты еще будешь расти.

И еще раз похлопала ее, теперь уже по пузу, приятно раздувшемуся после шести булочек, литра молока, двух кусков торта и омлета из восьми яиц с ветчиной. Юдит сделала смущенный вид: после «кулинарного проекта» пора было перестраиваться, но организм пока побеждал.

В школе, разумеется, у народа просто челюсти отвисли. Ее не обсуждали и не обзывали, нет; просто Юдит поправилась так резко, что словами передать это было невозможно. Опять же — мы снова были парой, а портить отношения со мной мало кому хотелось. Так что народ, чувствуя распространяющуюся вокруг нас ауру счастья и радости, просто смирился с происшедшим.

21

Мы с Юдит оставались вместе. Тот пасхальный рывок остался единственным в своем роде, больше она так не толстела; но и о похудании речь не заходила ни разу.

Кулинарная книга Зары пользовалась неизменным спросом,

Через пять лет мы поженились. У алтаря 112-килограммовая Юдит смотрелась роскошно, затянутые в белоснежное платье глубоко женственные обширные бедра с подчеркивающим талию корсетом были просто убийственными. Зара утверждала, что у нее от одного взгляда на подобные корсеты просыпается неутолимый аппетит. Сама она вышла замуж годом раньше и к нашей свадьбе раздалась до двухсот сорока, так что Юдит, вполне вероятно, последует той же тропой. После брака многие женщины раздаются вширь, а в нашей семье это, похоже, уже традиция.

Пять лет Юдит можно сказать держала себя в ежовых рукавицах, чтобы не поправляться за год более чем на три кило; а в медовый месяц с облегчением сказала себе «все, теперь можно» — и с головой погрузилась в новую пучину кулинарных услад, в каковой пребывает и по сей день. Она сметает все, на что падает взгляд. Если мы путешествуем, то с постоянными остановками у каждой кафешки «чуть-чуть перекусить»; порции за завтраком-обедом-ужином у нее — минимум двойные; а разносчики пиццы и прочих вкусностей находят наш дом с закрытыми глазами, потому как среди ночи на мою проголодавшуюся супругу очень часто нападает жор. Три года мы женаты, и недавно мне пришлось сменить любимый спортивный кабриолет на лимузин, потому что громадные бедра Юдит попросту не вмещались на сидение, да и под ее тяжестью машина стала проседать уже ниже всякого приличия. Перед третьей годовщиной свадьбы она сообщила:

— Твоя маленькая обжорка весит теперь сто семьдесят пять кило. После такой диеты я наконец готова надеть бикини.

Распахнула халат и предъявила объемистое пухлое чрево.

И я, и моя сестра счастливы в браке. Когда мы куда-нибудь выбираемся вместе, мы с зятем, гордо представляя наших любимых, наслаждаемся, как они мгновенно становятся центром всеобщего внимания (что неудивительно) и заполняют все вокруг радостью и жизненной силой. Здоровье у обеих в полном порядке, а на будущий год в наших семьях ожидается прибавление.

Недавно мы с зятем сидели за бутылочкой винца и я ему рассказал, как мама с рождением Геллены раздалась более чем вдвое. На что он молча отсалютовал мне стаканом и ухмыльнулся.