Сорвалась с поводка
Сорвалась с поводка
(Off the Leash)
Бедная тетя Карен! Она правда не виновата. Она так старалась быть хорошей тетушкой и заботиться о племяннице. Она просто не знала, во что ввязалась, что позволила мне сотворить с собой.
Конечно, мама ее предупреждала. А она не приняла этих слов всерьез. Да и с чего бы? Кто бы на ее месте поверил маминому странному «бди за ней в три глаза, чтобы она не нарушала диету»? Великий Маниту, девчонке уже восемнадцать — здоровая корова, пахать можно, достаточно взрослая, чтобы решать самостоятельно, разве не так?
А теперь подробнее.
Девчонка — это я. Таша. Восемнадцать с хвостиком на начало этой истории, только что выпустилась из школы и формально зачислена в колледж, спасибо онлайн-курсам. Здоровая корова — ну, по стандартам Среднего Запада, примерно так, этакий упитанный теленочек с широким крупом и смутно обозначенной талией, коротко подстриженные черные волосы и бледная кожа. «Похожа на готку», говорили многие, в принципе да, вид подходящий, имей я такие склонности — могла бы попробовать. Но склонность у меня одна: еда.
Вопреки всем родительским усилиям, эта склонность к началу истории и обеспечила мне вполне упитанные, как я сказала, семьдесят восемь кило при росте метр пятьдесят семь.
Родители с малолетства следили за каждым съеденным мною кусочком. Порции мои рассчитывались чуть ли не на калькуляторе, карманные деньги выделялись по минимуму — все ради меня, лишь бы я, зараза такая, не разожралась. Помогало… плохо. Ну вот некоторые люди просто не могут быть худыми, конституция такая.
И вот я наконец вырвалась из дома в колледж, носивший громкое имя «Калифорнийского университета в Беркли». Занятия начинались, разумеется, в сентябре, но поскольку прямо под Беркли обитала родная тетушка Карен, очень даже имело смысл заранее познакомиться с территорией и вообще с тамошней обстановкой...
— Будь осторожнее, Таша. Будешь столько есть, однажды лопнешь.
От такого маменького предупреждения я даже покраснела. Просто, погруженная в собственные мысли, я в три секунды смела весь салат. Мама, сидящая напротив, с аристократическим видом ковырялась в своем салате. Парадный прощальный обед, пфуй! Да как этой кучки зелени может хватить нормальному растущему организму? Предупреждение это я от мамы слышала минимум раз в день, и оно всегда выбивало меня из колеи. Ну а как же иначе? Будем откровенны: упитанным теленочком я стала не из-за одной конституции. А как раз по причине своей единственной склонности. Я обжора, которая, услышав зов наполненной тарелки, более ни о чем и думать не может, пока все это не слопает.
Эх, вот бы под шумок поменять себе основную специализацию с социологии на кулинарию! Какая была бы жизнь! Вокруг — еда, великолепная, без ограничений! Просто рай на земле! Желудок мой, огорчительно пустой под слоем жирка, согласно заворчал.
Родители всеми силами сдерживали мой аппетит, считая, что у меня не хватает силы воли противостоять искушению. Да знали бы они… я просто НЕ ХОТЕЛА противостоять этому искушению! Для меня нет ничего более роскошного, более греховного, более блаженного, чем предаваться запретному удовольствию застольного пиршества! Только если гурман, почувствовав, что насытился, останавливается, для меня тут как раз самый смак и начинается. Ощущение «заполненности» после капитальной обжираловки — когда желудок набит до отказа, когда туда утрамбовано столько калорий, что больше уже, кажется, и не втиснуть — когда вот так вот распирает, даже дышать трудно… все именно так, а я продолжаю есть. Да, я ненасытная. Именно потому, что для меня «слишком много» — это только начало.
Но лопнуть? Да нет, это образ из детских страшилок и мрачных фантазий. Это слова, которыми пытаются меня остановить посреди еды, чтобы мне стало стыдно. Только вот мне почему-то ни капельки не стыдно, когда желудок полон и мне так хорошо… Это мама и папа постоянно пугали меня, ибо в их понимании худшее, что только может случиться — это чтобы их родная дочь была толстой.
После «обеда» меня проводили в аэропорт, и когда объявили о начале посадки, мама крепко обняла меня и прошептала на ухо свою версию «счастливого пути, доченька»:
— Пообещай, что будешь следить за фигурой, пока живешь у тети Карен.
— Конечно, мам, — послушно ответила я.
И села в самолет. Лететь предстояло меньше двух часов, так что в полете не кормили, предложили только минералку или лимонад, ну и желающим — медовых орешков. Я уж собиралась отказаться, но вспомнила, что мамы-то со мной нет. И вообще никого. Так кто мне теперь запретит и скажет «тебе надо следить за фигурой»? Я приняла пакетик, поблагодарила и тут же сжевала орешки, наслаждаясь сладко-соленым вкусом. Первый подарок судьбы на дороге в новую жизнь.
***
Карен меня вживую видела еще ребенком, и конечно, не узнала в пухлой бледно-плюшевой девице с короткими черными волосами, из-за которых круглое лицо казалось еще пухлее, любимую (ибо единственную) племяшку.
А вот я узнала ее без труда, ибо Карен была очень похожа на старшую сестру, сиречь мою мать, только чуть помоложе и куда веселее. Особенно когдам она, подпрыгивая на месте «вот она я», замахала руками, и все ее фенечки-браслетики-колокольчики задребезжали. Фенечек на ней было — на целый табор, мама предупредила, что Карен потому и перебралась в Калифорнию лет пятнадцать как, что так и не выросла из старых добрых хипповых тусовок.
— Таша! Это и правда ты! — воскликнула она. — Я тебя не видела уже… в общем, ты совсем мелкой была! А ты и правда выросла!
— Ну да, наверное. — Мне частенько так говорили, вежливо обходя вопрос моего веса, но Карен, пожалуй, имела в виду как раз то, что сказала, за последние пятнадцать лет я и правда выросла.
Мы забрали багаж, и тетя Карен вытащила меня на автостоянку, где ждал ее «фольксваген-жук» радужной раскраски. Ух ты. Хиппи во всей красе.
— Тебе как, уже не терпится в колледж, скорее бы осень?
Я пожала плечами.
— Типа того. Но я пока еще не знаю, что взять основной специализацией.
— А что ты больше всего любишь?
А смысл врать?
— Есть.
Карен рассмеялась.
— Ну, это все любят. Но твоя мама об этом каждый день по телефону трындела.
— Да уж.
— И постоянно намекала, мол, я должна следить, сколько ты ешь. Я, конечно, свою сестру люблю и уважаю, но она помешана на контроле.
Сердце мое екнуло. Может быть, это лето окажется не таким уж плохим! Я морально настроилась, что Карен будет вроде мамы, однако тут что-то новенькое...
— Она такая, — согласилась я. — То есть ты НЕ будешь следить, сколько я ем?
— Что? Да нет, конечно, чушь какая. Ты уже взрослая, зачем бы мне это? Только маме не говори, не хочу нарваться на мораль, мол, как я позволила тебе пуститься во все тяжкие.
Мы дружно рассмеялись. О да, согласилась я, нынешнее лето станет нашим маленьким секретом. Глядя в окно, я смотрела, как мимо бегут деревья и столбы. Внутри рождалось радостное предвкушение. Это все взаправду? Маминого контроля больше нет?
Конечно, не следовало мне пользоваться простодушной открытостию тети Карен, но как я могла отказаться от такого подарка судьбы? Меня впервые выпустили из гнезда, я могу делать то, что захочу сама. И ведь я не ребенок и не дура какая, в отличие от родителей, Карен это поняла. С детских лет родители контролировали все аспекты моей жизни: как я учусь, во что одеваюсь, и особенно — что ем. Вероятно, им еще в роддоме сказали, что я люблю есть. Очень-очень.
Они предупредили Карен, чтобы держала меня на коротком поводке. Чтобы не позволяла мне слишком много есть. Бедняжка Карен. Она-то считала, что у них синдром гиперопеки. Уж конечно, отказывать мне в еде она не станет, я все-таки взрослая. Что ж это за взрослая персона такая, чтобы ее родителям надо было ограничивать объем выложенного на тарелку?
В высшей степени ненасытная.
***
Я разобрала багаж, и остаток дня потратила на исследование дома и окрестностей. В квартале от дома обнаружился небольшой универмаг с кафе-мороженым и крошечным киоском с тако. Мысленно отметив оба, я велела желудку не так сильно радоваться. Карен попросила меня вернуться к ужину, так что не стоило расстраивать ее в первый же вечер.
Кулинарными талантами тетушка похвастать не могла: тунцовая запеканка, сотворенная на ужин, явно была строго по кулинарной книге Бетти Крокер. Важно, однако, было не это. Важно было то, что Карен, положив себе на тарелку кусок запеканки, ПЕРЕДАЛА ЛОПАТКУ МНЕ.
Мама так не делала никогда. Мама всегда клала мне скромный кусочек, а лопатку-половник и прочее держала у себя, чтобы я и помыслить не могла о добавке.
— Я что, просто могу взять… что захочу?
— Ну конечно. Боже, Таша, твоя мама и правда держала тебя на коротком поводке. Но не беспокойся, в этом доме порядки другие. Вперед!
Я положила себе хороший шмат — раза в два больше, чем Карен, — вонзила вилку в источающий горячий пар вкуснятину, отправила в рот первый кусочек. Сытно и сочно! Вкуснятина! Я аж глаза закатила… можно съесть все, что у меня на тарелке! Все это для меня! Мешкать я не стала и смела все, а потом положила себе добавки… а потом еще… ох, как же вкусно! Еще, еще, еще… есть и есть, остановиться я не могла — и не хотела, как нарик, вмазавший дозу, сопротивляться не было ни сил, ни желания, я чувствовала, как ужин утрамбовывается в желудке, восстанавливая мой обмякший живот во всем его величии, и вот наконец вернулось почти позабытое восхитительно-теплое ощущение «заполненности». О, это просто божественно!
Я не останавливалась, пока блюдо с запеканкой не опустело, зато живот мой наконец был полным, ох, он выпирал, холмиком распирая пояс юбки.
Я откинулась на спинку стула, огладив раздувшееся пузико и громко икнула. Карен аж моргнула.
— Таша! Что надо сказать?
— Прошу прощения, — взгляд долу, пальцы переплетены. — Прости, тетя Карен, я просто… просто люблю поесть.
— Хмм. — Карен вздернула бровь. Заподозрила истинное положение вещей? Что ж, ладно, карты на стол.
— Дело не только в этом, — продолжила я. — Здоровый аппетит много у кого, у девушек тоже. Но я обожаю это ощущение «заполненности», понимаешь? Когда отводишь душу, наедаешься так, что уже больше ни кусочка не лезет, а потом съедаешь еще кусочек — вот это самый кайф.
Карен кивнула.
— Понимаю.
Судя по виду, она ничего не понимала.
— Ты не сердишься?
— С чего бы мне на тебя сердиться? Не в моих правилах указывать тебе, как надо жить.
Конечно, это было лишь начало...
Она сказала, что не собирается указывать мне, как надо жить, однако довольно скоро эта максима тети Карен подверглась серьезному испытанию. Она видела, что я полнею, не заметить это даже слепой бы не смог. Все свои карманные деньги я тратила на еду, перемещаясь от одного лотка к другому, пробуя все представленные в округе кухни земного шарика, и объедаясь по самое не могу всякий раз, когда могла. Я уходила из дому после завтрака и возврашалась к ужину, придерживая обеими руками разбухший живот, плюхалась ха стол напротив Карен, впихивала в себя эту последнюю трапезу и уползала в постелю, мирно посапывая до завтрака… ну, если только посреди ночи не просыпалась с желанием совершить налет на холодильник и подкрепиться еще немного… Страна Чудес, куда там Кэрроллу! Райская жизнь! Я и мечтать не могла о подобной свободе, о подобных наслаждениях! Весь мир — мой шведский стол, и никто, никто не мешал мне попробовать все, что я могу!
Изменения не заставили себя ждать. Оно и неудивительно. Одежда становилась все теснее. Натягивать джинсы, втягивая живот, чтобы их застегнуть — с каждым днем становилось той еще силовой гимнастикой, поскольку и бедра, и пузо активно росли в обхвате. И это — лишь начала, я знала, что скоро будут и треснувшие швы, и вырванные с мясом пуговицы. Но делать-то что? Новую одежду покупать — это значит, тратить деньги НЕ на еду, ну уж нет, на это я пойду только ситуация станет совсем уже безальтернативной.
За ужином Карен смотрела на меня, прикусив губу, чтобы не выпалить что-нибудь относительно моего космически растущего веса. Я уже перевалила за сто, а ведь живу у нее всего месяц. Дичь какая-то! Да как девушка — да что там девушка, как нормальный человек вообще может набрать двадцать пять кило за месяц? Невозможно! Ну… вот так вот. Если постоянно обжираться за столом и постоянно что-нибудь жевать в перерывах. Так вот меня и разнесло. И нет, я это не нарочно. Просто побочный эффект моего нового вольного стиля жизни. Но я охотно платила такую цену. Карен хотела что-то сказать, я это видела, у нее на языке вертелось, понятно же, как она смотрела на мое в который раз раздувшееся пузо, когда я вернулась после очередного гастрономического спурта. Но… она не хотела выглядеть лицемеркой и нарушать собственное торжественное обещание не указывать мне, как надо жить. Ха! Да, я знала, что подвергаю испытанию пределы ее заботы и гостеприимства. Но как я могла удержаться после всех этих лет в ежовых рукавицах!
Да, Карен решительно не понимала, что происходит. Набрать за месяц двадцать пять кило — это же какие-то нереальные цифры, словно все годы подавленной страсти вырвались из-под гнета, взорвавщись в виде накопленных килограммов, превращая каждую вкуснейшую калорию в складки сала. Так что растущие размеры свои я, отметив, тут же выкинула из головы.
Ну, почти. Интересно, я к началу занятий вообще еще ходить-то смогу? Или Карен придется катить меня в колледж, как в том эпизоде «Чарли и шоколадной фабрике»? Ха, от одной этой мысли меня должно было бросить в дрожь, побудить изменить свое поведение… ан не тут-то было. Потому что мне было плевать, что будет и насколько я растолстею. Лишь бы я могла есть сколько хотела.
Таскать весь этот растущий вес по жаркому калифорнийскому солнышку становилось все сложнее, и я перешла на шорты, футболки и шлепки. Шлепки вообще стали спасением — обувь, которую можно просто надеть, не наклоняясь, чтобы завязать шнурки. Так-то завязывать шнурки просто, но когда все пространство от груди до колен, когда я наклоняюсь, занимает растущий шар пуза… Но даже одетая по самому минимуму, я проливала пот в буквальном смысле ведрами, выбираясь из-под кондиционера.
Шорты я уже вообще не застегивала, прикрывая расстегнутую ширинку краем футболки. Ну, до тех пор, пока пузо не выросло настолько, что футболки стали походить на обрезанные маечки, потихоньку задираясь все выше и выше по дуге моего колышущегося пуза. Еще чуток, и они станут аналогом спортивного бюстгальтера. Впрочем, пузо теперь свисало достаточно низко, чтобы скрыть тот факт, что шорты на мне уже не застегиваются. Ура, проблема решена, возвращаемся к еде!
Ходить тоже стало напряжно, однако тут я поделать ничего не могла. Все равно те усилия, которые я тратила на то, чтобы вперевалку добраться до следующей точки приема пищи, не могли перекрыть и двадцатой доли калорий, каковые я там в себя утрамбовывала. Перемещение пешком пришлось принять как неизбежное зло. Постоянный зуд промеж трущихся друг о друга могучих бедер, ручьи пота от подмышек и промеж многочисленных складок сала. Ну и пыхтела я при ходьбе как паровоз, уфф. Даже думать не хотелось о нагрузке на сердце, а ведь лишний вес таковую очень даже порождал...
И все это — благодаря тете Карен, бедной доверчивой хиппи, стороннице вольного образа жизни! Родители пришли бы в ярость — но ярость эта была бы обращена не так на меня, как на ответственную взрослую персону, которая позволила мне вот так вот разжиреть. Наивные мои родители, вероятно, думали, что я просто глупый ребенок, который не понимает, какие принимает решения. Знали бы они, что все это — мой сознательный выбор! Да, меня сорвало с нарезки, да, я не могу перестать жрать, да, может быть, однажды я и правда лопну от обжорства, как пугала мама. Но все это — мой выбор. Я люблю еду, и мой выбор — есть, есть и есть.
Карен пыталась намеками наставить меня на путь истинный.
— У тебя какие сегодня планы? Можем прогуляться посмотреть...
— Да нет, спасибо, я тут поболтаюсь по окрестностям, — неизменно отвечала я. То есть, как всегда, весь день провести то ли в пляжной кафешке с мороженым, то ли в пиццерии в соседнем квартале, то ли за тако… в общем, там, где есть еда, еда, еда. Все остальное неважно. Еда для меня заменяла целый сонм тайных возлюбленных, а мои походы по местным ресторациям — все равно, что романтические свидания. Какая я нехорошая!
Карен попыталась было урезать мне карманные деньги — придумала байку, мол, надо на что-то там подкопить, но я сразу поняла истинную причину. Ну и плевать. У меня оставался доступ к банковскому счету, куда родители внесли средства на подготовку к колледжу. И я их все в буквальном смысле прожирала! Какой нормальный человек будет так поступать? Ну а как быть, когда я ем… сколько получается, восемь раз в день? Хотя нет, чисто технически, это не восемь раз, это один сплошной непрерывный обжорный марафон, каждый день, с утра до вечера, и посреди ночи — тоже, поэтому я все толстела и толстела.
К концу лета все и прорвалось.
Был жаркий августовский денек, я сидела на балконе со свежекупленным тройным шариком мороженого, лениво слизывая тающие ручейки. Весила я уже под сто тридцать. Сто тридцать кило сплошного сала, утрамбованные в шорты и фублоточку для персоны вполовину мельче. Это при том, что прошло едва пару месяцев. Безумие. В реальном мире подобное немыслимо. Но вот она, реально растущая я.
Кареш вышла на балкон и, опираясь о перила, развернулась ко мне. Я поерзала на металлическом шезлонге, жиры мои свешивались по обе стороны сидения, сваренная из стальных трубок опора скрипнула. Пузо мое лежало на тучных бедрах горой бледной плоти, вываливаясь из растянутой футболки и почти достигая пухлых коленок. Сиськи мои выросли на два номера, тяжелыми шарами распирая трещащую по швам футболочку. Судя по взгляду Карен, она не была уверена, надето ли на мне что-нибудь ниже пояса — под складками на боках и животе банально ничего не было видно.
Слизнув с руки липкий ручеек, я замтила:
— Карен, не волнуйся, — приподняла мраморную складку сала в подбрюшьи обеими руками, — вот, видишь? Шорты на мне.
Она стопроцентно заметила, что там и швы на последнем издыхании, и ширинка расстегнута, ну просто слишком выросло пузо, ничего не поделаешь, оно везде мешается, такое неуклюжее! Тут мало того, что шорты стали слишком малы, просто копаться где-то там под пузом, наошупь нашаривая застежку — тот еще квест. А главное, какой смысл? Все одно не застегнуть, так и силы незачем тратить.
— А… Хорошо. Да. Вообще, Таша, я примерно об этом и хотела с тобой побеседовать...
Ну вот. Началось. Я знала, что однажды этот момент настанет. Что ж, даже такая толерантная к чужим странностям Карен не могла мириться с этим вечно.
— Таша, я совсем не хочу превращаться в цербера, но… Таша, господи, то, сколько ты ешь, это ни в какие рамки уже не лезет!
Я взглянула на нее, широко распазнув очи.
— Тетя Карен, ты говорила, что доверяешь мне жить своей жизнью! Ты говорила, что не будешь стараться меня контролировать, как родители!
— Да, но, Таша… ты же разумный человек вроде бы! Ты только и делаешь, что ешь, ешь и ешь… и ты очень поправилась. Я даже понять не могу, как тебе вообще удалось СТОЛЬКО веса набрать меньше, чем за два месяца. Ты уже с дом размером! Прости, без обид.
Бедная тетя Карен! Она явно не хотела так говорить. Но… тогда, может быть, я смогу сблефовать и выкрутиться? Если включить слезоразлив… Нацепила мордашку обиженного щеночка и с надрывом выдала:
— Ты мне соврала! Ты точно как мама!
Карен открыла было рот — и закрыла. Я точно задела нужную струнку: Карен ненавидела, когда ее сравнивали со старшей сестрой, до тошноты правильной, все по струночке. Может, у меня и получится.
— Нет, я НЕ моя сестра, — жестко проговорила она. — И контролировать тебя я не пытаюсь. Просто говорю… может, тебе стоит притормозить. Для твоего же блага. Ты за это лето невероятно растолстела, а что же будет, когда ты окажешься в колледже?
Я пожала плечами, вновь занявшись мороженым. Само оно себя не съест, угу?
— Ну же, Таша, не надо так! Я ведь о тебе же волнуюсь!
— А вот и нет! Ты волнуешься, что моя мама начнет на тебя орать!
Карен поникла. Ох, она об этом еще как волнуется. Вот вам и дилемма. Мама пыталась ее предупредить, что будет, если позволить мне есть все, что я захочу. Карен не послушалась. Бедная тетя Карен, она не знала, на что себя обрегает, не знала, что если мне только позволить — я буду есть, есть и есть. И что она скажет маме? Прости, сестра, ты мне велела следить за питанием Таши, а я позволила ей разожраться поперек себя шире? Нехороший расклад, да. И конечно, я даже и близко не собиралась останавливаться на достигнутом. От лета осталось еще несколько дней, в округе немало неразведанных ресторанов и куча несъеденной еды… Я погладила мягкое податливое сало, что свисало сбоку, теплое, так и тянет потискать… Да, я это сотворила с собой сама. Я не могу сказать еде «нет». Конечно, по-хорошему, мне давно пора было остановиться, перестать жрать как не в себя по восемь раз на день, перестать запихивать в себя еду как свинья, которую кормят на убой. О да, я жирная свинья, которая с превеликим удовольствием стремится к новым и новым рубежам ожирения, и ей плевать, что из стойла иного выхода для нее не будет. Свинью в конце ожидает скотобойня, без вариантов. Меня ожидает нечто похуже: мамина лекция о моральном поведении!
Да, здесь и сейчас — мамы нет. И Карен явно слишком боится с ней сталкиваться, так что в телефонных разговорах явно не упоминула, что меня тут распирает как на дрожжах. По плану я должна была навестить родной дом только… на осенних каникулах, то бишь ко Дню Благодарения? И менять свой нынешний образ жизни, когда в колледже начнутся занятия, я тоже не намеревалась, это ж сколько я буду тогда весить-то — как бы не двести кило, если не больше! Только представить себе — какой это для нее будет удар, когда дочка окажется НАСТОЛЬКО разжиревшей. Куда там всем призовым индейкам вместе взятым...
Это если я, конечно, не лопну в процессе, как мама предупреждала.
Пока что эти ее слова лишь бросали мне вызов, словно заставляя с нетерпением впихивать в себя еще и еще. И вот теперь, когда я реально объедалась весь день напролет, с желудком переполненным до состояния «щас лопну», с кажлым днем вероятность такого исхода, кажется, становилась все реальнее. Я одним глотком отправила в рот остаток мороженого, чувствуя, как холодные шарики скользят в переполненное пузо, заставляя приятно вздрогнуть. Хмм. Я похлопала себя по животу, такой тяжелый, такой тугой. Господи. Как же я растолстела. Словно небеса и правда покарали меня за грех безудержного чреовугодия, я набрала вес так невероятно быстро, что тут и правда можно прочесть сигнал от высших сил, предупреждение о том, что может случиться… Я же отмахивалась от этих предупреждений и продолжала есть, продолжала расти вширь, становясь все круглее, все более тучной, на меня уже старые одежки не налезают от слова совсем. Скоро мне все же придется отправиться за покупками и полностью обновить гардероб… ну, это если я не лопну в ближайщие же дни, тогда насчет новых одежек можно н париться.
Карен продолжала говорить. О чем — я не слышала, и мне было ее немного жаль, ведь рано или поздно мама ее загрызет. То, что мама загрызет меня — это понятно и логично, но у Карен все хуже, ведь это она ответственный взрослый, но — позволила случиться тому, что случилось, стояла и смотрела, как меня распирает до габаритов воздушного шара. Ха. Если я и правда лопну, как тот шар, вот это мама сочтет актом полного и окончательного непотребства, «а я ведь предупреждала»… Та еще картинка. Впрочем, от избранного пути она меня не отвратит.
Слишком нравится мне такая жизнь, роскошная и привольная. И домой я уже не вернусь. Отныне я намерена жить именно так — есть что захочу, когда захочу и сколько захочу. И буду расти все больше и больше, как свинья, как бегемот. И какой будет моя жизнь, если я реально разжирею до четырехсот, до пятисот килограммов? Устроюсь в цирк, в шоу «посмотрите на нее»? Ну и что? Как-то меня вот ни капельки не волновал вопрос собственного веса. Пусть его растет, плевать. Меня заботили только удовольствия от еды, те наслаждения, которых меня всю прежнюю жизнь лишали. Хватит. Больше я от них отказываться не собираюсь.
Я буду есть, есть и есть. Вечно.
Карен все еще говорила. Бедная тетушка Карен. Наверное, я должна ей — за то, что она позволила этому случиться, за то, что позволила мне ощутить этот первый вкус жизни — какой она бывает, если сорваться с поводка. Она не могла знать, насколько приятно ощущать вкус жизни, полной еды. Знай она это, наверняка сама была бы куда толще!
Запихнув в рот вафельный рожок, я тщательно заработала челюстями, чувствуя, как округляются пухлые щеки, как впиваются в тучную плоть моих мясистых ног и раскормленного седалища металл шезлонга. Пузо возлежало на коленках тремя разными толстыми складками. Я сама уже как бочка, настолько растолстела. Ничего себе видок. Но я готова и к большему. Ибо какой смысл останавливаться?
Карен продолжала:
— … Ты за это лето набрала больше пятидесяти кило, а что же будет с твоим синдромом первокурсника? Вместо семи кило сколько будет — сто семь? С твоими аппетитами — не удивлюсь!
Я моргнула. Вот ЭТО привлекло мое внимание.
— Какой еще синдром первокурсника?
— Его еще называют «семь кило первокурсника». Шуточная статистика такая, начинаешь учиться в колледже — и поправляешься на семь кило. А ты не слышала? Этой шуточке лет побольше, чем мне...
Я вздернула бровь.
— Да вот как-то не слышала. А почему поправляешься на семь кило?
— Потому как неограниченный доступ к еде. В колледже, как правило, заведения со шведским столом, дешево и быстро, и тебе на семестр выдают книжечку с бесплатными купонами на вход, примерно два визита в день получается. И многие дети, не привыкшие к такому изобилию еды, начинают переедать… Ох, нет...
Карен осознала, что только что рассказала мне, и наверняка увидела жадный блеск в моих очах. Шведский стол, то бишь реально ешь-сколько-влезет, причем дважды в день! И все бесплатно! Кажется, в колледже мне понравится...