Случайно в метро

Случайно в метро
(Strangers on a Gain)

Когда Майкл в первый раз увидел ее, она жевала. Всего-навсего резинку, тогда, в тот, первый раз, в метро — но ее широкая челюсть с мощными, чуть великоватыми зубами упорно трудилась, и именно этот образ запечатлелся у него в памяти. Типичная «девчонка с соседнего двора», активно жующая, с довольно широкими бедрами (собственно, они казались самой заметной деталью ее фигуры). Не худенькая, килограммов так под 90. Пожалуй, даже больше 90, потому как девиц меньшего размера Майкл обычно просто не замечал.
В тот первый день, когда его взгляд остановился на ней и она это заметила, девушка смущенно улыбнулась. Майкл же, отметив непрерывное жевание и завлекательную грушевидную фигуру, добавил к общему образу пушистую копну русых волос; и, когда девушка встала, чтобы выйти на остановке — ягодицы, едва вмешающиеся в джинсы, которым следовало бы быть на размер побольше.
Майкл часто любовался очень толстыми женщинами, которые просто не могут втиснуться в джинсы стандартного размера, но еще у него был пунктик насчет джинсов, едва не лопавшихся под напором роскошных пышных бедер. В большом городе, если не сидеть на месте, в подобных кадрах нет недостатка. И это, по сути, и было причиной, почему ни на работе, ни через друзей Майкл пока так и не познакомился с «подходящей» девушкой. «Подходящая», в его понимании, значило «толстая и красивая». Но в его круге общения таких не имелось, а для знакомства через Сеть и дискотек для толстушек Майкл еще морально не созрел, и поэтому пока оставался одиноким.
Он предпочитал длинные и серьезные связи, но последняя завершилась бурным разрывом почти год назад. Это было неизбежно, так как Сьюзен категорически не нравилось, что она поправилась, пока они были вместе. А он чувствовал себя виноватым, потому как все его подружки так и заканчивали. И ведь нельзя сказать, что Майкл делал это специально. Само собой, он еще подростком отыскал в себе такие склонности, а уж как его завораживали все эти объявления о похудании с рисунками, где женщина последовательно уменьшалась в габаритах; он просто смотрел на изображение наоборот и представлял себе, как она набирает вес… Однако после нескольких столкновений свои склонности к раскармливанию Майкл запер на ключ и стал полагать «тайным фетишем», который конечно же нужно держать подальше от социальных отношений.
Благие намерения, ага. Разумеется, у него ничего не получилось. Как бы Майкл ни старался, он просто не мог заставить себя встречаться с худенькими девушками, а толстушек, с которыми он встречался, в итоге отпугивало то, что они набирали вес. Майкл не считал, что тут всецело его вина, и тем не менее, когда он, ища сближения и понимания, признавался девушке в своих склонностях — это признание, плюс набранные ею на тот момент килограммы, неизменно оказывались причиной расставания. Последняя из девушек, Сьюзен, устроила целую сцену и обрушила на него водопад обвинений в скрытом ее раскармливании. Да, он чувствовал, что виновен в сокрытии своих склонностей, но обвинения в скрытом раскармливании ну никак не могли быть правдой. Не настолько. И все же разрыв этот очень тяжело дался ему, и Майкл был рад узнать, что Сьюзен сменила работу и квартиру, он даже не знал, где она теперь.

Второй раз Майкл встретил ее на следующий день в том же самом поезде метро. По крайней мере он сам ехал на работу примерно в то же самое время, как делал всегда. Девушка, как и вчера, уже сидела, когда он вошел в вагон, а вышла на одну остановку раньше него. Он наблюдал (надеясь, что выглядит не слишком нескромно), как она покидает вагон, и изобильный задний фасад девушки наполнил его воображение видением — как джинсы соскальзывают с ее широких ягодиц, и освобожденная плоть выплескивается над поясом спадающих штанов. Той ночью Майкл видел во сне совершенно нереальную, но весьма возбуждающую сцену — она, едва выйдя из вагона, раздевается, и он наблюдает, как ее обширные ягодицы колышутся, пока она поднимается по лестнице к выходу...
В среду он задержался с выходом, но их пути снова пересеклись в четверг и пятницу. Она, постоянно жующая жевательную резинку, в слишком тесных джинсах; он, любующийся ее пышными формами и начинающий проявлять умеренное любопытство. Ездит ли она на работу каждый день, где работает, есть ли у нее парень. Не то чтобы это было так уж существенно — Майкл отродясь не заговаривал с незнакомыми людьми в метро.
Но это правило можно и изменить.

В середине следующей недели — еще несколько встреч с девушкой в утренних метро, — Майклу понадобилось в середине дня вернуться домой, поскольку курьер должен был доставить посылку. Зарабатывал он неплохо и решил прикупить себе игрушку. Увы, мрачно думал он, чтобы пользоваться этой штукой как следует, нужны двое — а так она останется просто игрушкой. Это были напольные весы на 250 кило. Жаль, у Майкла раньше не было такой штуки, когда они со Сьюзен еще были вместе — а то она, поправившись со 113 до 158 кило, переросла его старые весы, порогом которых было 135. Разумеется, Сьюзен никогда не доставляла ему удовольствия регулярно себя взвешивать, но он надеялся, что такие весы раскроют девушке главный его секрет с самого начала, к добру или к худу, но хотя бы ничего не придется оттягивать. В глубине души Майкл надеялся, что в большом городе найдется хоть одна толстушка, которая позволит ему хотя бы взвешивать себя.
В любом случае, в тот день он ехал в почти пустом вагоне метро, двигаясь в противоположном направлении — и знакомая уже девушка вошла на той станции, где всегда выходила. На этот раз она не жевала резинку и казалась радостнее, чем утром. У Майкла также открылся неплохой обзор спереди, пока она ждала на платформе и вагон, останавливаясь, катился мимо; из джинсов сверху выпирала изрядной величины складка живота, которая растягивала ее кофту так, что еще чуть-чуть, и откроется полоска обнаженной кожи. Джинсы были совершенно не по размеру и, по мнению Майкла, страшно ей жали.
Завороженный, он наблюдал, как она устраивается на сидении рядом с тем местом, где он стоял. Надеясь, что это останется незаметным, Майкл опустил взгляд. Сегодня — как и всегда, если подумать — в руках у девушки ничего не было, даже сумочки. В вагоне почти никого не было, и кроме Майкла, никто не видел, как, когда девушка усаживалась, под напором живота джинсы наконец сдались и выстрелили сломанной пуговицей через весь вагон. На звук катящейся металлической штуковины кто-то обернулся, но так и не понял, что это было. А вот Майкл доподлинно знал, и сердце его замерло перед тем, как направить добрую порцию крови точно в мужское достоинство.
У девушки сперва ошарашенно распахнулись глаза, потом выражение сменилось, к его удивлению, чем-то вроде хитрой ухмылки, а потом она быстро осмотрелась, понимая, что живот вываливается на колени из расстегнувшихся джинсов и прикрыть его она может разве что ладонями. Майкл перенес вес с одной ноги на другую, не сознавая, что лишь способствует приливу крови к восстающему органу.
Девушка явно с напряжением размышляла, как бы ей сохранить остатки достоинства, учитывая, что молния тоже разошлась и, когда она встанет, будет видно нижнее белье — живот, хотя и заметный, не мог послужить должным прикрытием. Подняв голову, она встретила взгляд Майкла, и оба тут же повернулись туда, куда улетела пуговица; и оня поняла, что он видел все, что произошло. Ее реакция снова его озадачила: девушка широко улыбнулась. Возможно, нервничает, решил Майкл.
Через плечо у него была переброшена куртка — сегодня в метро в ней было слишком жарко, — которую он в порыве инстинктивной рыцарственности протянул ей. Не то чтобы он так уж хотел увидеть, как она прикрывает свою раздавшуюся талию, но вероятно, это спасет ее от смущения. Она поблагодарила его и прикрыла курткой колени.
— Завтра вернете, — предложил он; мысли Майкла полностью занимал ее живот и он даже не заметил, что в этих словах подразумевает, что они уже знакомы.
Она снова поблагодарила его. А потом, когда он в семнадцатый раз прокручивал мысленную запись — она садится, пуговица выстреливает прочь и округлый живот выплескивается из джинсов — Майкл понял, что куртка пригодилась бы и ему самому, чтобы прикрыть недолжную выпуклость в собственных брюках. Он подумал было проехать свою остановку и полюбоваться, как она пытается, встав, прикрыть курткой свое раздавшееся хозяйство, но решил, что удовлетворенное вуайеристское любопытство не стоит ее возможного унижения. На сегодняшний вечер у него и так уже достаточно впечатлений.

Назавтра она снова сидела на обычном месте, столь же роскошная, вместо джинсов на ней были спортивные штаны, а его куртка лежала у нее на коленях. Увидев его, она радостно улыбнулась и махнула ему курткой. Он продрался сквозь толпу с рюкзаками, она отдала ему куртку, он сказал — спасибо, что вернули.
— Это я должна быть вам благодарна. Просто не знаю, что бы я делала… Но я сама виновата. Не в первый ведь раз, — и она рассмеялась.
Майкл даже и не знал, что сказать. На это «виновата» просто-таки напрашивалось нечто вроде — «нет ничего дурного в том, чтобы хорошо питаться или поправляться». Но возможно, она имела в виду слишком тесные штаны, а придумать сколько-нибудь разумное одобрение такого стиля одежды он никак не мог. Ну а «не в первый раз» уж слишком явственно вызывало к жизни многие давние его фантазии...
Так что он молчал, а она продолжила:
— Слишком уж долго я ношу одежки. Но не могу позволить купить себе новые, понимаете?
Да уж, у Майкла трудности скорее состояли в том, что деньги имелись, а вот тратить их было не на кого. Он, однако, кивнул и ответил:
— Понимаю.
И зачем я это сказал? — подумал он. Вот нет чтобы сделать комплимент насчет новых штанов, весьма мило выглядящих… Но трудно не заметить, что они не просто новые, а еще и чуть великоваты, мол, есть куда расти; а такое замечание, сколь бы правдивым оно ни было, трудно принять за комплимент.
На том разговор и закончился. Майкл нервно переминался с ноги на ногу и наблюдал за несущимися за окном фонарями на стенах туннеля. Она смотрела на него — явно желала продолжения беседы, но не знала, что сказать. На своей остановке она снова сказала «спасибо» — и, выйдя на платформу, оглянулась, и он вдруг подумал, что, возможно, она надеется, что он пойдет за ней. Но пока Майкл это сообразил, толпа толкнула ее дальше и она исчезла.

После этого Майкл ездил по тому же расписанию, но так и не набрался духу подойти к ней и завести новый разговор. Однако она всегда улыбалась ему, а он улыбался в ответ. Да, однажды она неминуемо должна была исчезнуть без следа — сменить работу, переехать, или еще что — но шли месяцы, а она неизменно оставалась на месте. И неизменно же притягивала к себе взгляд Майкла, потому что продолжала набирать вес. Он жалел, что у него нет ее фото в тот, самый первый день, для сравнения. Спортивные штаны явно стали тесны раздавшимся бедрам, а вот насколько — понять не получалось. Но с каждым днем она казалась Майклу все красивее; и он достаточно хорошо себя знал, чтобы понять — это оттого, что она толстеет.
А как-то, смотря ей вслед из уходящего поезда, пока она поднималась по эскалатору, он внезапно осознал, насколько же она округлилась, мысленно представив себе ее фигуру с того же ракурса несколькими месяцами ранее. Килограммов на двадцать, не меньше!

Ее объемы росли, и равно росло его желание познакомиться с ней. Вообще говоря, пока она набирала эти двадцать-с-чем-то кило, он сменил квартиру, а по новому рабочему расписанию вполне мог бы приходить позднее — но Майкл по-прежнему ездил тем же поездом, не зная имени девушки, но радуясь непрестанной возможности наблюдать за ней и положительными изменениями ее веса и объемов.

В конце концов произошло неизбежное — напору плоти уступили и эти штаны. В то утро в поезде была толпа подростков, направлявшихся на занятия. Увы, девушка не заметила, что сзади штаны лопнули по шву почти до пояса — что, разумеется, нельзя было не заметить, оказавшись позади нее. Майкл не знал, что делать. Поезд подкатился к ее остановке и девушка встала, развернувшись обширным тылом к Майклу и толпе подростков. Обнажившиееся в прорехе белье, похоже, было достаточно теплым, почему девушка до сих пор и не заметила, что стряслось со штанами — но и оно выглядели так, словно в любую минуту его может постичь та же участь, и тогда роскошная плоть обнажится окончательно.
— Эй, жирная, светишь задницей! — громко заметил один из подростков.
Ее рука метнулась, нашарила лопнувший шов, а сосед рассмеялся:
— Свиноматка слишком часто бегала к холодильнику, а?
Майкл не видел ее лица, но легко было вообразить, как девушка пылает от смущения. И практически не думая, громко и сурово проговорил:
— Заткнитесь и оставьте ее в покое, вы оба.
Подростки развернулись к нему.
— Да пошел ты, — сказал первый.
— Что, любишь свинину? — фыркнул второй.
Само собой, люблю, подумал Майкл — все любят. Но вслух выразился иначе:
— Нельзя говорить так о людях. Вы что, не понимаете, это грубо — обзывать девушку свинопаткой. Да, она толстая, и что с того?
— Чувак, ее жирная задница вылезает из одежек. Какого хрена мы должны на все это смотреть? — заметил третий, который, похоже, был у парней главным.
Где-то он прав, подумал Майкл — в том, что шов лопнул, есть и ее вина. Первые двое парней, похоже, готовы были ринуться на него с кулаками, если он скажет еще хоть слова. В компании были еще два паренька, которые совершенно не хотели встревать — их куда больше интересовала открывшаяся панорама обширного зада девушки; она пыталась прикрыть прореху ладонью, но этого явно было недостаточно. Чуть ниже ладони, под краем белья, выпирала полоска кремово-белого бедра.
Вопрос о том, кто больше виноват в сложившейся ситуации, так и повис в воздухе; двери раскрылись и девушка поспешно выбралась наружу. Майкл импульсивно решил, что не может бросить ее вот так вот, и начал пробираться сквозь группу подростков, собираясь выйти.
Главарь снова заговорил:
— Ты меня слышишь, чувак? Нечего этой свиноматке тут крутить своими мясами.
Оказавшись на платформе, Майкл чуть повернул голову и заметил:
— А как насчет толики эмпатии? Что, если бы это была твоя мать?
Возможно, слово «эмпатия» им и не было знакомо, а вот упоминать о матери пожалуй не стоило. Главарь двинулся к выходу вслед за Майклом — но выходить подростки собирались на другой остановке, двери уже закрывались и друзья удержали его, один из парней сказал:
— Да ну его, пусть свиноматка достанется любителю свинины.
Поезд ушел, а на его плечо легла ладонь девушки.
— Спасибо. Но вы не должны были делать подобного.
— А они не должны были подобного говорить, — огрызнулся Майкл; в крови все еще бушевал адреналин, нужно было успокоиться. Теплая улыбка девушки заставила его забыть о драке, но об «ускокоиться» и речи быть не могло. Хотя бы по причине его отзывчивого сердца. Майкл сразу же вспомнил, что девушка оказалась на людях в разорванной одежде, из которой выпирает большая часть ее обширного седалища.
— Но ведь они правы, не так ли? — вздохнула она. — Для этой одежды я стала слишком толстой. Будем смотреть правде в глаза, «свиноматка» — еще не худший термин.
В ее собственных устах это звучало совсем иначе, и произвело на Майкла совершенно иное действие. Теперь ему не хотелось грудью бросаться на защиту девушки — нет, ему хотелось самому поглубже зарыться обеими руками в лопнувший шов ее штанов. Теперь же. К счастью, воспитание победило, но у него с собой не было ничего, чтобы предложить ей прикрыться.
— Хотите, я пойду за вами, чтобы никто ничего не заметил? А доберемся до стенда с газетами, возьмете парочку и прикроетесь.
— Если уж пойдете следом за мной, то может, не до газетной раскладки, а прямо до ресторана? — улыбнулась она.
— Вы работаете в ресторане?
— Нет. В ресторане я провожу первую половину дня.
Разумеется, Майкла это заинтересовало. Что можно делать полдня в ресторане, если не работать?
— В любом случае, вам нет нужды прикрывать меня сзади. Там открыто не больше, чем на пляже.
Ну нет, подумал он, уже побольше — белье слегка съехало, и сквозь прореху в штанах теперь выглядывало заметно больше пышной плоти.
— Возможно, вы ошибаетесь, — предупредил он.
Она пощупала, теперь уже обеими руками. И хотя Майкл смотрел ей в лицо, сама мысль о том, как она стискивает собственное полное тело, преисполнило его собственную плоть новым импульсом желания.
— Ладно, бывало и похуже, — беззаботно рассмеялась она. — Работы у меня нет, деньги на новую одежду давно закончились.
— Жаль, что так случилось, — проговорил он.
— Ничего. Хуже другое: если в ближайшем будущем ничего не изменится, придется мне поджать хвост и влачить свои раздобревшие телеса обратно домой, где смириться с жизнью у родителей и, вероятно, работой у них в тренажерном зале.
Он нахмурился.
— Так вы ищете работу в городе? — спросил он, пытаясь избежать темы тренажеров.
— Пожалуй, уже нет, — отозвалась она. — Похоже, для меня тут ничего не светит. Да, и не поймите меня превратно насчет тренажерного зала, — упрямо свернула девушка именно на эту тему, — меня небось усадят за кассу или за бухгалтерскую конторку. САМА я на тренажеры точно не полезу. — Последнее было сказано со значением, и он вполне оценил это значение: прежде его уже поджидало подобное испытание.
— Ну, я и сам не фанат тренажеров. Терпеть не могу, когда женственность и правильные выпуклости улетучиваются с потом.
Ну вот, подумал Майкл — намекнуть, мол, я предпочитаю пышек, несложно; а вот как приличествующим образом сказать, что я обожаю их раскармливать? Да таких слов ни в одном словаре нет...
— Это точно не про меня, — фыркнула она. — У меня явно наоборот.
И улыбнулась.
А он снова упустил возможность признаться в своих склонностях. Слишком боялся увидеть на ее хорошеньком личике гримасу отвращения. На языке крутились только банальности — «класс!», «замечательно!» — но с тем же успехом он мог просто пускать слюнки. Так что он развернулся к дальнему концу платформы — с той стороны в туннеле уже грохотал следующий поезд, приближаясь к станции. Не отведи он взгляда, он заметил бы на ее лице проблеск досады — но лишь проблеск, тут же сменившийся решимостью.
— Серьезно, почему бы вам не позвонить на работу, сказаться больным и пойти со мной в ресторан? — предложила она.
— Просто вот так вот посидеть?
— Ну да, а почему бы и нет? Хотя не все так «сидят» в ресторане, как я, — фыркнула она и развернулась, продемонстрировав Майклу свой округлый задний фасад во всей красе. Трусики она поправила, прикрыв могучие ягодицы, но вид все равно был впечатляющим — и не совсем подходил для людных городских улиц.
Отгул взять несложно, подумал он — но о чем они будут говорить? Он ничего о ней не знал, только что она хорошенькая и ходячий соблазн для всех любителей пышек.
Чувствуя его сомнения, девушка добавила:
— Не бойтесь, не укушу — там в ресторане полно еды.

Майкл позвонил в контору и наврал, что приболел, после чего они зашагали к ресторану. Он оказался в квартале от станции метро. Несмотря на ее уверения, что вовсе это не нужно, он галантно двигался строго позади нее, прикрывая от случайных взглядов ее полуобнаженный зад. Впрочем, может, не так уж и галантно — пока они поднялись по эскалатору, ее изобильные округлости снова начали выпирать в прореху многострадальных штанов, и от всей этой фривольно виляющей плоти у Майкла голова кружилась, а мужское достоинство недвусмысленно воспряло. Так что такая манера передвижения дала и ему возможность укрыть это от всеобщего обозрения, плюс в таком ракурсе он практически не видел источника своего возбуждения и немного успокоился. С другой стороны, двигаясь столь близко от девушки, он вдыхал аромат ее волос, романтически ниспадавших на мягкую шею. Странной, должно быть, мы выглядим парой, подумал он — но именно «парой», иного сравнения ему и в голову не пришло. По пути в ресторан он уже почти в нее влюбился.
И наконец-то узнал, что звали девушку Лизой. И перешел на «ты».
По дороге она рассказала, что директор ресторанчика — ее соседка, и она разрешает Лизе сидеть и кушать сколько влезет. В других заведениях ничего подобного нет и близко — она многие перепробовала. А тут, призналась Лиза, она здорово экономит деньги: заплатив за одну трапезу, сидит за столиком несколько часов и съедает столько, что хватило бы на троих (понятно тогда, подумал Майкл, почему она набирает вес).
— Вроде как откладываю на будущее, когда деньги закончатся, — пошутила Лиза.
Да, девушка определенно нравилась ему. Не только потому, что охотно толстела — но она веселая, находчивая и заразительно жизнерадостная.

В ресторане знакомая Лизы указала им столик. С одной стороны банкетка, с другой — стул; Лиза, само собой, устроилась на банкетке. Управляющая — энергичная коротко стриженая брюнетка лет сорока — была рада появлению Лизы, а вот вид Майкла ей такого удовольствия не доставил. Окинув взглядом средней заполненности помещение, он обратил внимание, что там была еще пара-тройка пышнотелых молодых девиц, обедающих в одиночестве.
Ресторанчик был «при гостинице» и работал строго с восьми до часу, специализируясь на поздних завтраках и обедах. Лиза призналась, что обычно она тут сидит до закрытия, и объяснила порядок обслуживания. На здешний «шведский стол» подавались все виды блюд — омлеты и оладьи традиционного завтрака, тушеные устрицы и бифштексы традиционного обеда, а также разнообразные сандвичи «полуденного перекуса»; вот и Лиза разделяла свою трапезу здесь на три этапа. Набирала на стойке пару тарелок «завтрака», потом полчасика отдыхала, переваривая все это, затем съедала пару тарелок бутербродов, снова отдыхала, а потом, под занавес, переходила к «обеду» — две-три полных тарелки и десерта «сколько поместится».
Майкл с трудом поверил, что такое обжорство вообще возможно, и девушка улыбнулась:
— Разумеется, с самого начала я так не могла. Пришлось потренироваться. Такое впечатление, что с каждым днем у меня в желудке помещается чуточку больше — и я никогда не трачу впустую такой возможности его заполнить!
Майкл мысленно усмехнулся: ну да, от таких тренировок желудок хочешь не хочешь, а растянется...
Они сходили к стойке за едой. Себя Майкл не обделил, но Лиза нагрузила на тарелку столько, что и подняла-то ее с трудом. Целая гора яичницы с колбасками, гренками и жареной картошкой с ветчиной, а также прочих вкусностей.
— А все моя лень, — покаянно призналась она. — Лучше побольше нагрузить на одну тарелку, чем постоянно бегать за добавкой.
Я, наверное, умер и попал в рай для любителей обжорок, подумал Майкл. Тот парень из поезда посадил бы меня на кол.
Наблюдать, как Лиза кушает, было само по себе завораживающе. Она жадно набросилась на гору снеди, без разбора забрасывая себе в рот солидные порции того-сего.
— Как всегда, вкусно, — сообщила она, прожевав очередную убийственную тысячу калорий.
Майкл жевал, практически не ощущая вкуса — он не отрываясь смотрел ей в лицо. Он мог бы поклястся, что румянец у Лизы не от переутомления, а от явственного возбуждения, словно еда для нее сродни бурным физическим ласкам. Эта мысль снова заставила его плоть воспрять, вряд ли он теперь мог спокойно подняться на ноги. Однако же, когда девушка попросила его принести ей добавки, Майкл немедленно сказал «да», вскочил и спросил, чего бы ей хотелось.
— Всего того же, — ответила она, — только побольше, если можно.
И подмигнула.
Как загипнотизированный, он прошел к стойке и собрал ей еще одну полную тарелку снеди. О собственной эрекции Майкл и думать забыл, пока не заметил, как одна из сидящих в одиночестве девушек уставилась на него. Когда он возвращался к столу, плоть его по-прежнему была тверда как камень, и Лиза явно это заметила; но когда он поставил тарелку перед ней, она облизнулась и так на него взглянула, что он уже толком и не соображал, чего именно ей в эту секунду хочется больше.
После второй тарелки Лиза вся раскраснелась и тяжело дышала, как после бурного раунда постельной гимнастики. Она проговорила:
— Прошу прощения, но мне надо отлучиться на несколько минут в дамскую комнату.
— Разумеется, сколько угодно, — ответил он, и лишь когда Лиза отошла от стола, он понял, что с прорехой в штанах они так ничего и не сделали. Что ж, решил он, если ей плевать, то и ему не нужно очень уж беспокоиться — и просто наслаждался, глядя, как она движется по залу. Девушка шагала медленно, похоже, живот ее был так набит, что слишком сильно его раскачивать было неудобно. Когда Лиза почти скрылась в коридоре, он заметил, что директор ресторанчика пожирает ее покачивающиеся бедра не менее жадным взглядом.
А потом Майкл просто сидел и ждал, пока она вернется. Чтобы покушать еще, как она себе запланировала ранее. Порой он переводил взгляд на одну из тех девиц-одиночек — и видел, что они явно следуют примеру Лизы как в смысле безудержного аппетита, так и в плане размера порций. Причем пару раз к ним подходила директор и самолично подносила добавку — наполненные с горкой тарелки калорийной снеди.

В уборной Лиза довольно-таки задержалась. Почему — он не слишком размышлял, но судя по тому, как она набирала вес, булимия тут ни при чем. Возможно, ей требовалось иное облегчение… только Майкл плохо представлял, как в обычной уборной можно для такого устроиться.
Впрочем, судя по очень сытной улыбке вернувшейся Лизы, именно это предположение оказалось правильным. А если так, она — та, о ком он столь долго мечтал. Слишком уж все складывалось одно к одному: определенно, он или грезит наяву, или выдает желаемое за действительное.
Садиться за стол Лиза не стала, просто сообщила, что отправляется за первой тарелкой бутербродов. Майкл голоден не был, но решил составить ей компанию. Увидев, что он без тарелки, девушка спросила:
— Что, больше не хочешь?
— Пока нет.
— Тогда сделай что-нибудь полезное, например, возьми мне сразу вторую тарелку! — велела она.
Он охотно подчинился и поработал носильщиком, пока она шагала вдоль стойки и нагружала на обе тарелки разнообразные сандвичи, бутерброды и чипсы. Вернувшись за столик, девушка продолжала набивать себе пузо — так, словно бы и не было двух тарелок «завтрака». Впрочем, вскоре она сбавила темп, и вторую тарелку бутербродов доедала уже явно через силу, то и дело икая от сытости.
Впрочем, как и во время «завтрака», от нового раунда обжорства Лиза снова начала возбуждаться. Иногда она закрывала глаза и обхватывала вилку губами, двигая ей взад-вперед весьма характерным образом...
Вылизав дочиста вторую тарелку, девушка от пережора едва дышала. Взглянув на Майкла, она проговорила:
— Пора снова передохнуть. Давай пойдем вместе?
Майклу послышалось «давай дойдем вместе» — она что, действительно имела в виду именно это? Туалетная тематика его отродясь не возбуждала, даже ради Лизы он на такое не согласен.
А она между делом протянула ладонь к нему на колени и коснулась его восставшей плоти, которая оставалась столь же твердой, и прошептала (от сытости она все равно иначе говорить и не могла):
— Думаю, тебе понравится.
И поднесла палец к губам. Более прозрачного намека и вообразить трудно.

Двигаясь за ней, Майкл заметил, что где-то в течение первой «передышки» Лиза кое-как скрепила прореху в штанах, и теперь не выставляет напоказ все свое хозяйство. Ну и ладно — через несколько минут, подозревал он, это уже не будет иметь значения.
Кроме обычных «М» и «Ж», в ресторанчике была отдельная уборная «для инвалидов». Туда Лиза его и повела. Самая обычная крупногабаритная кабинка, но вдоль одной из стен стояла мягкая банкетка с парой подушек. Сюда-то, сообразил он, она всегда и ходила, дважды в день, каждый раз в «перерыв после еды» — запирала дверь и сразу переходила к делу.
Как и сегодня.
— Вот ты и раскрыл мой кошмарный грязный секрет, — сказала она. — Когда я так вот ем, я жутко возбуждаюсь. И если честно, когда ты сидишь напротив и смотришь на меня, все еще хуже. — Она ухмыльнулась. — В смысле, лучше.
Тем временем она кое-как стянула штаны с разбухшей от обжорства талии, потом стащила трусики с пышных бедер, уронила на пол и шагнула в сторону. Задрав футболку до шеи, она расстегнула лифчик и завязала и его лямки на шее, полностью обнажив раскормленное пузо и опирающиеся на него пышные буфера. Шагнула к банкетке, чуть отодвинула ее от стены и положила подушки так, чтобы сесть, удобно опираясь на них.
Майкл застыл, пораженный увиденным, а Лиза беззастенчиво опустилась на банкетку, нырнула рукой между слегка раздвинутых бедер, под вздувшийся живот, и яростно взялась за дело.
— Ммммм… — выдохнула она. — Ну скажи, что я жирная распутница, правда ведь?
Подходящих слов у Майкла не нашлось, зато нашлись силы расстегнуть ремень и приспустить брюки, высвобождая торчащую мачту возбужденной плоти. Глаза Лизы вспыхнули, она запрокинула голову и открыла рот так, что иных объяснений не потребовалось. Ему только и оставалось, что оказаться в пределах досягаемости ее голодного рта, и он так и сделал. Губы ее плотно охватили его головку, она с силой втянула его в себя — он едва не взорвался сразу же, но тут она ослабила хватку и он выскользнул из нее.
— Прравильно, — проворковала она. — А теперь скажи, что я большая жирная обжора, свиноматка, которую надо как следует раскормить! Я жутко хочу услышать, как ты такое говоришь.
О да, а уж как он хотел такое ей сказать! Впрочем, она играла наверняка — любой парень, получив «пробный сеанс» орального секса, пойдет на все что угодно, лишь бы это продолжить.
И Майкл проговорил:
— О да, ты свиноматка высший сорт. Раскормленная, обжорливая, похотливая тварь!
Размякнув от его речей, она раскрыла снова рот, и он с силой вошел в нее и принялся за дело. Работая губами и языком, Лиза непрестанно теребила пальцами и свою расщелину, а свободной рукой оглаживала свои раздавшиеся формы — живот, груди, бедра...
Впервые в своей жизни он сказал роскошной девице то, о чем раньше только думал! И продолжал говорить, расписывая, какая она толстая и как он сделает ее еще толще, и каждое слово приближало возбужденную обжору Лизу еще ближе к вершинам оргазма. Майкл думал, что сможет удержаться и подождать, пока не дойдет она, чтобы за миг до взрыва выйти и выплеснуться на ее роскошное, великолепное чрево — но Лиза была слишком жадной, и его взрыв фонтаном ударил прямо ей в глотку и скользнул в живот, добавив толику ко всему уже съеденному. Его оргазм запустил цепную реакцию и все ее тело содрогнулось от наслаждения, она стонала, не выпуская его изо рта, даже когда проглотила все, что он мог ей дать. И лишь позднее, когда оба чуточку успокоились, Лиза проговорила:
— Вот это, я понимаю, шведский стол!
Он улыбнулся.
— Что, в первый раз такое?
— В первый, честно, — отозвалась она. — Я ждала тебя.
Да, весьма романтично. Даже и в таких обстоятельствах.

Потом они вернулись в обеденный зал, и на этот раз управляющая весьма сердито смотрела на них обоих.
— Наверное, ей не понравилось, — решил Майкл. — Вроде мы тихо… Наверное, нарушение правил посещения мест общего пользования.
— Думаю, дело в другом. Я в общем водила перед ней наживкой. Она обожает кормить толстушек. Почти уверена, что она лесби.
— Значит, больше тебя сюда так вот запросто не пустят, — вздохнул он. — Придется искать новую кормушку.
— Есть предложения?
— Вроде того. Завтра суббота, и я подумывал сводить тебя по магазинам. Затаримся всем необходимым.
— Необходимым?
— Ну да. Пирогами, сластями, конфетами. И парой-тройкой одежек достойного размера, чтоб было куда расти.
— Знаешь, к таким походам по магазинам я могу и привыкнуть.
— Вот и привыкай.
— Ладно, хватит о будущем, вернемся к настоящему — я голодная! — объявила Лиза. — Раз уж я тут в последний раз, то и использовать его надо на всю катушку!
И она совершила это, каким-то чудом умудрившись осилить еще четыре тарелки «обеда» и десертов до часу дня, пока ресторан не закрылся. После этого Лиза, несмотря на обширные бедра, стала похожа на шарик на ножках. Никогда, никогда, повторяла она, она ТАК не объедалась.
Возвращаться в уборную для нового «перерыва» смысла не было, и они отправились к нему домой, решив проверить, сможет ли он одновременно кормить ее и ласкать. И каково будет заниматься любовью, когда она полностью и беззастенчиво обожрется.
Опираясь на его руку, Лиза вперевалку вдвинулась в метро. В вагоне им пришлось стоять, она прижималась к нему задом, держа раздувшийся живот обеими руками, словно беременная, и всецело отдалась ощущению, передаваемому переполненному желудку вибрацией поезда. Он наклонился, чтобы она могла шептать ему на ухо.
— Я такая толстая, такая обжора, — выдохнула Лиза. — У меня трусики намокают уже от того, что я чувствую, как вздрагивает это невероятно раздувшееся жирное пузо...
В его ответе необходимости уже не было — она чувствовала, как он вжимается в ее толстые колышущиеся ягодицы...

Итак, Лиза и Майкл готовились посвятить следующий этап своей жизни авантюрам раскармливания. Идеальная пара. Обоим выпала возможность воплотить свои мечты, которые они так долго вынашивали. Это ли не истинная любовь?
В итоге решив, что у нее апартаменты лучше, они жили вместе. 250-килограммовые весы наконец-то обрели достойное занятие, она, обнаженная, регулярно взбиралась на них, и оба наслаждались все более солидными показаниями. Лиза толстела, ее многочисленные складки увеличивались в числе и в объеме, вести хозяйство ей было все труднее, и Майкл, разумеется, брал на себя все большую долю домашней работы.
Однажды они спустились в автоматическую прачечную жилого комплекса, и Лиза объясняла, в каком режиме следует обращаться с ее одеждой. В общем-то она и так перерастала свои шмотки быстрее, чем они имели шанс сесть от стирки, но тем не менее иногда их все же следовало стирать. Они сидели в обнимочку, наблюдая за вращающимся барабаном машины, и тут мимо прошла женщина — вполне хорошенькая, килограммов так под 130. На двадцать кило тяжелее, чем когда они встретились впервые, и на двадцать кило легче, чем когда они расстались — но Майкл сразу узнал Сьюзен, свою бывшую. Предшественницу Лизы. Подобная встреча совершенно не входила в его планы.
К его удивлению, именно Лиза первой с ней поздоровалась.
— Так вы знакомы? — пораженный, проговорил он.
— Да, — ответила Лиза, — мы примерно в одно время сюда переехали, и часто болтали в прачечной о том о сем. Нам было о чем поболтать.
— Здравствуй, Майкл, — вежливо проговорила Сьюзен. И прямо взглянула на Лизу. — Мы тогда только разошлись с Майклом, мне было плохо и я помню, как предостерегала тебя, чтобы ты случайно не попалась такому же маньяку раскармливания! Я же все-все тебе выложила тогда, черт, даже его рабочее расписание и в каком метро он обычно ездит! Чем ты слушала?!
— Ушами, — отозвалась Лиза, — и уж поверь, ОЧЕНЬ внимательно...