Слишком поздно
Слишком поздно
(Too Late Now...)
Блюсти фигуру, встречаясь с шеф-поваром? Я думала, что справлюсь.
Неправильно думала.
Мы вместе вот уже чуть больше полугода, и я поправилась на тринадцать кило. Некогда у меня были небольшие упругие грудки, стройная талия, плоский живот и скульптурные бедра. Некогда, ага. Грудки у меня в общем остались небольшими и упругими, а вот ниже, господи-ты-боже-мой, вырос натуральный живот. Не маленькая миленькая пухленькая складочка, а полноценный живот, словно я на пятом месяце. Касаюсь живота обеими ладонями, нажимаю туда-сюда, словно проверяя, не мираж ли это. Живот легонько покачивается. Не мираж. Совсем.
— Я же толстая! — рождается в груди обвиняющий вопль в адрес моего нынешнего.
Он выглядывает из соседней комнаты, смотрит на голую меня напротив массивного трельяжа; с улыбкой подходит сзади, обнимает меня чуть пониже талии и шепчет на ухо:
— Пока еще нет.
— Что значит «пока»? — я по-прежнему смотрю на собственное отражение в трех ракурсах.
— Пока ты еще не толстая. И даже не очень-то пухленькая. — Целует меня в шею, накрывает обеими ладонями мой живот. — Впрочем, при моей посильной поддержке это исправимо, и ты станешь еще прекраснее...
Ушам своим не верю!
— То есть ты… это… нарочно? — На моем отражении написано «шок», «так не бывает».
А он смеется и гладит мой живот.
— Не то чтобы нарочно… но с тобой это очень просто. С меня — готовка, и все. Никто же не заставляет тебя съедать всю тарелку и просить добавки, но ты каждый раз именно так и делаешь. Потому что этого требует твой постоянно растущий животик...
Слова вливаются в уши сладким змеиным ядом. Я растворяюсь в его объятиях, растекаюсь озером блаженства, а его руки скользят к моим грудям, медленно берут их в плен… ахх, когда его пальцы ласкают мои сосочки, у меня между ног уже Ниагара...
— О да, я знаю, как разбудить твой аппетит к тому, что я готовлю… как убедить тебя расти вширь именно так, как того желаю я… сделать тебя — моей, поставить на тебе свое клеймо...
Он знает, как я обожаю чувствовать себя слабой и беззащитной. Губы его переходят на другую сторону моей шеи, шепот продолжает щекотать ухо:
— О да, крошка… с животом тебе будет лучше… Немного прибавить в бедрах и сзади тоже не повредит, а сверху — не надо, пусть растет только живот, большой и мягкий как подушка...
Слова его необъяснимым образом заводят меня. Как он расписывает прелести полноты, словно лаская каждое определение. Ладони его скользят ниже, одна замирает на куполе живота, а вторая опускается мне промеж ног, пальцы входят в мокрое тепло, я откидываю голову ему на плечо и не могу (и не хочу) сдержать радостных стонов, вызванных его умелыми касаниями, а он продолжает шептать:
— Остановиться ты уже не можешь… я знаю, не можешь… тебя возбуждают собственные растущие формы… ты превращаешься в толстую обжору — и тебе это нравится!.. МОЯ обжорка, обратного пути уже нет… твоя судьба теперь — быть толстой...
Он прав. В том-то и дело. Я не смогу вернуться к прошлой жизни, состоящей из постоянных диет и спортзала. Теперь моя судьба — быть толстой.
И что-то я не вижу тут ничего страшного...