Сладкая семейная жизнь
Сладкая семейная жизнь
(Cupcake Bride, Cheesecake Wife)
Любовь моя, помнишь, в самом начале ты была такой скромницей?
Когда мы только-только поженились, ты твердо решила стать идеальной домохозяйкой. Когда я приходил домой, ты была при полном параде, дом сиял, а из духовки на пол-квартала разносились ароматы свежеприготовленного ужина. Оба мы тогда были просто ангелами во плоти, не так ли?
Может, я время от времени и заглядывал в буфет, проверить, как там поживают вкусняшки, которые я приготовил специально чтобы ввести тебя в искушение, но упомянуть о них вслух я ни за что не осмелился бы. А вдруг моя красавица-новобрачная смутилась бы своего тайного, как она полагала, порока — любви к сладкому? Просто шоколадки, зефир и пирожные время от времени сами собой пропадали, а я эти пропажи неизменно восполнял.
Ты сама тогда была похожа на пирожное. Сладкая, светлая, нежная — и вся моя. Моя прелесть. Стезя домохозяйке тебе нравилась, и я только радовался за тебя.
Со временем стало очевидно, насколько тебе нравилось сидеть одной дома. Ты начала поправляться, любимая. Те самые вкусняшки, о которых мы никогда не говорили, с каждой неделей пропадали все быстрее. А ты стала расти вширь.
О, к моему возвращению дом все так же сиял, и ужин все так же готовился — собственно, ужином ты теперь наслаждалась активнее прежнего. Ты все так же одевалась в парадные платья, хоть на званый ужин, но они стали тебе тесны. И нисколько не скрывали округлившегося животика и пополневшего бюста.
И с каждым днем ты становилась все желаннее. Иногда я просто удержаться не мог и, только переступив порог, брал тебя прямо там же, на диване в гостиной. А ты была такому обороту только рада, шоколадная моя. Мы занимались любовью, перерывались на ужин, а потом продолжали.
Тогда ты походила на пышный шоколадный кекс. Растущий живот распирал блузки и брюки, а тебе было все равно. Я считал, что лучше и быть не может. В буфете всегда было вдоволь заварных, карамели и печенья, все самое лучшее для моей любимой.
Через полгода нашей совместной жизни ты наконец позволила мне увидеть, что сласти не исчезают сами собой. Вернее, не то чтобы увидеть — их уже не было. Просто я пришел домой, как всегда, поцеловал тебя, и обнаружил на столике у дивана пустую коробку из-под печенья. Пощекотав языком твое ушко и поцеловав в шейку, я наконец осмелился прошептать:
— Родная моя, а куда делось печенье7
На что ты просто ответила:
— Слопала.
Дела значат больше, чем слова, так я всегда полагал. И немедленно продемонстрировал свое одобрение самым недвусмысленным образом. Помнишь, любимая, я прямо там же содрал с тебя все тесные одежки и весь вечер и всю ночь не выпускал из объятий7
Думаю, ты это заметила. Потому что назавтра же ты выгребла из шкафа все свои старые шмотки, отдав их в Армию Спасения, и купила несколько спортивных костюмов — просторных, эластичных и уютных. Тебе нужны шмотки, в которых удобно убираться дома, и вообще теплее зимой, так сказала ты, а я кивнул, улыбнулся и чмокнул тебя в щеку.
Тесные шмотки явно мешали тебе развернуться как следует, потому как в спортивном костюме ты стала толстеть просто с космической быстротой.
Дом теперь уже не сиял первозданной чистотой. Ужинали мы, разумеется, вместе, только теперь готовила его уже не ты. Когда я переступил порог, груженый коробками пиццы или китайской снеди, ты была там же, где я тебя оставил утром — на диване с шоколадкой в руках.
Со дня свадьбы ты набрала более пятидесяти кило, и все эти килограммы отправились прямиком в твой бюст и живот, яблочко мое. Живот настолько вырос, что тебе трудно стало дотягиваться до собственных прелестей, и ты часами набивала желудок, умеряя разочарование и ожидая, когда я наконец приду и возьму тебя как следует.
— Я снова слопала весь шоколад, любимый, — призналась ты, когда я пересупил порог.
— Вот и прекрасно, он для этого и куплен, — ответил я.
— Нет, любимый, я не про эту коробку. Я слопала ВЕСЬ, который был, — простонала ты, оглаживая вздувшийся живот.
Осторожные прелюдии уже не для нас, ты ведь далеко не смущенная новобрачная. Так что я просто положил пиццу, спустил с тебя штанишки и взял прямо там.
Тогда и начались коктейли.
Весила ты, любовь моя, тогда уже под двести, и прокормить тебя стало непросто. Мне и пришла в голову мысль, что тебе нужно подобрать что-нибудь очень сытное, калорийное и простое. Купить оптом мороженое и сливки, и можно разом смешать большую бутыль такого коктейля, ее тебе хватит до вечера. Особенно если добавить сухую смесь для пудинга.
На коктейли ты подсела мгновенно, и пересекла очередной порог. Теперь еда стала главным твоим наслаждением. Лишь с переполненным желудком ты добиралась до вершины, а взрывалась лишь чувствуя во рту вкус шоколада. Беспредельные жиры твои распирали самые просторные спортивные костюмы, какие только были в продаже.
Как-то летом я, вернувшись, обнаружил тебя валяющейся на диване под покрывалом. Опустился на колени, поцеловал, скользнул рукой под покрывало — и обнаружил, что верха на тебе вовсе нет.
— Для спортивной кофты сегодня жарко, — извиняясь, сообщила ты.
— А какой в ней смысл, мы ведь здесь одни, — согласился я. — Понятно, что ты слишком растолстела и больше в свои кофты не влезаешь. Ну а я определенно не возражаю.
Это уничтожило остатки твоей скромности, верно? Теперь по дому ты перемещалась полуголой, в одних штанах, обнажив роскошные разбухшие сиськи, которые вполне уютно опирались на громадный шар раскормленного пуза. В которое ежедневно отправлялись килограммы шоколада и творожников, и не менее трех-четырех литров шоколадного коктейля, и с каждым днем ты передвигалась все медленнее.
Вот так все и шло. Живот твой, круглый, громадный и бледный, напоминал полную луну, складки на боках и спине становились все тяжелее, а вся ты, сладкая моя, походила на семейный творожный пирог. Твой любимый. Я всегда знал, что ты станешь такой.
Миновал еще год. В тебе уже триста одиннадцать кило, громадный живот свисает ниже колен, и наблюдать, как ты с трудом перекатываешься от спальни до кухни, я готов часами. Ты и для штанов своих теперь слишком толстая. И вот однажды вечером ты, как всегда, набив желудок до отказа, «полируешь» все это сверху второй двухлитровкой коктейля, чтобы оказаться на грани отключки от обжорства. Пузо свисает промеж ног, одной тяжестью своей раздвигая твои массивные бедра.
И ты наконец признаешься:
— Дорогой, теперь я уже и штаны надеть не могу.
— Что, совсем растолстела? Слишком большое пузо? — чуть резковато отвечаю я.
Ты краснеешь и уныло киваешь.
— Вот почему бы тебе просто не перестать жрать все подряд и не доводить до такого! — вопрошаю я. Нечасто я подшучиваю над твоими габаритами, однако сегодня у меня именно такое настроение.
Взгляд обиженного щенка, губы дрожат.
— Но ведь ты же покупаешь всю эту замечательную еду, любимый, а я — я просто не могу сказать «нет»...
— Я покупаю всю эту замечательную еду, а ты ее переправляешь прямо вот сюда, верно? — уточняю я, легонько похлопав тебя по мягкому-мягкому пузу. — Кому ты не можешь сказать «нет», ему? Ты, лентяйка жирная, да разве ты знаешь такое слово — «нет»? Набрала четверть тонны одного сала, не может ничего надеть, и все равно продолжает лопать как не в себя?
С закрытыми глазами ты тихо стонешь, и снова киваешь. Само собой, я знаю, что творится у тебя внутри от таких слов.
— Ладно, плюшка. Штаны и правда больше не для тебя. Тебе нужно что-то свободное, просторное, — сменяю гнев на милость и поглаживаю твое весьма чувствительное подбрюшье. — Такое, чтобы не стеснять твое пузо, сколько бы ты ни съела. Насколько бы ты ни растолстела. Правильно я говорю?
Добываю из кладовой подарочную коробку, перевязанную праздничной рождественской ленточкой.
— Такое, чтобы и у меня был доступ к моей любимой толстушке. Я берег эту штуку к рождеству, или к юбилейному весу в треть тонны — смотря что будет раньше...
Ты выдираешь у меня коробку и вскрываешь ее, сияя улыбкой на все три тысячи ватт. Внутри — воздушная ночнушка цвета какао, на атласных бретельках и с вишнево-алой оторочкой по подолу… а главное, без пояса. Демонстрирую весь ее объем, причем ткань еще и растягивается, практически до бесконечности.
В последний раз стягиваю с тебя штаны и швыряю их в мусор, а заодно и пустые коробки. Ты к моему возвращению успеваешь переодеться в новую ночнушку; шелковистая ткань облегает твои выпуклости и складки, словно фонтан растопленного молочного шоколада.
От твоего вида у меня дыхание останавливается. Как всегда.
Дорогая моя, ты никогда не будешь слишком толстой. Только не для меня. С каждым килограммом ты только хорошеешь...