Скромная внеплановая рождественская трапеза
Скромная внеплановая рождественская трапеза
(A Little Extra Christmas Stuffing)
Опаздывать — не в твоем обычае. Не в таких случаях.
Минут десять уже я жду у тебя под дверью, а потом решаю: какого черта, зайду и посмотрю, что ты там делаешь. Почти полночь, семейный рождественский ужин у тебя несколько часов как закончился, и мы собирались прогуляться в паб и выпить. И подкрепиться. Капитально. Уж это-то в твоем случае можно утверждать уверенно. Так что когда ты не ответила на мое сообщение «я уже у дома», первое мое предположение было — ты на том ужине объелась настолько, что отрубилась.
А на самом деле получилось еще лучше.
Ключ у меня, конечно же, есть, но все-таки приличия ради стучу в дверь апартаментов. Раз, другой. Изнутри стон:
— Войди...
Первое, что я замечаю — это, как обычно, твое пузо. Громадное, раздувшееся до шарообразного состояния, как только крючки на блузке выдержали. Как будто ты пляжный мяч проглотила. Твоя рука устало лежит сверху, чуть поглаживая пузо; жалобное «ик», оно вздувается еще чуточку больше, кажется, сейчас то ли блузка треснет, то ли крючки вырвет. Ты валяешься на кровати, на блузке пятно соуса. Каждый вздох — подвиг. Рядом — две пустых тарелки и начисто вылизанная миска. И полстакана яичного пунша. «Пережор», живая иллюстрация. На прикроватной тумбочке полувыкуренный бонг. При виде меня на губах твоих рождается виноватая улыбка, ты снова икаешь, пузо колышется. Веки так и норовят сомкнуться. На расплывшемся лице читается смесь боли и громадного наслаждения. И то, и то — от обжорства. Знаем, проходили.
— Прости… ик… не могу… уфф… пошевелиться...
А то я не вижу. Собственным пузом, как скалой, прижата к кровати.
— Кто-то добрался до остатков от ужина, — замечаю я, — тебя что, за столом недокормили?
— Оххх… еще как докормили… ик, — стонешь ты. — Четыре тарелки — индейка, окорок, утка, — ты вновь икаешь, — куча гарниров, картошка, клюква, а потом еще четыре десерта… — прикрыв глаза, ты блаженно улыбаешься, придерживая пузо за бока. Обжора. — Полено, пудинг с трюфелями, «бомба-аляска» и вишневый пирог… я едва встать могла, ик. Глаза слипались. И когда они ушли, я чуть-чуть покурила и вздремнула, потом проснулось, захотелось добавки, ну и — ик… — указываешь ты в сторону тарелок.
— Ну ты и обжора, — подвожу итог, чувстуя, как в штанах стало до неуютного тесно. — Шесть тарелок рождественского ужина! Так и лопнуть можно.
— А то я не чувствую, — стонешь ты и вновь громогласно икаешь. — Оххх… даже икать больно. Живот так расперло… кажется, я перебрала. Ик.
Желудок недовольно урчит, и ты, обхватив пузо обеими руками, вновь икаешь.
— Перебрать — это не о тебе, — фыркаю я, кладу руку на выпирающий бугор в верхней части живота — надо же, насколько твердый, и это несмотря на все слои сала, — и начинаю привычно оглаживать. — Твой желудок точно знает, чего хочет, а отказать ему ты просто не в силах, так ведь?
Качнув головой, ты открываешь рот, желая что-то сказать — но можешь лишь снова икнуть. Я тем временем расстегиваю на тебе блузку, обнажая громадный розовый в растяжках шар пуза. О да, эти растяжки, всего за год тотального обжорства превратились в угрожающе красную сеть. Даже пупок, который должен быть каверной, так и норовит вывернуться наружу.
Ладони мои оглаживают твои бока, мягкие и тучные, ласково и нежно, пару раз игриво щипаю, отчего ты, конечно же, икаешь еще громче. В порядке эксперимента сдвигаю ладонь к подбрюшью, еще более мягкой и тучной области, просто проверяю, как ты активнее всего икаешь, ну и заодно это помогает тебе выпустить лишний воздух из тех частей организма, где ему не место.
И вот минут десять, и ты уже не икаешь, лишь счастливо вздыхаешь, вся разнеженная от сытости, ласки и массажа. И принимаешься взахлеб расписывать, какой прекрасный был ужин, какой сочной получилась индейка, какое невероятное сочетание гарниров с подливкой, и острой ветчиной, ты просто не могла все это не слопать, а десерты, о, как бы ты ни объелась, но для десертов место находилось всегда, и неважно, что ты так облопалась мороженого с запеченными белками, «бомба-аляска», что там же на диване и отрубилась на какое-то время, расстегнув штаны, и кузен, пакостник мелкий, не постеснялся щелкнуть тебя на твой же телефон… а потом уже ты добралась до остатков гарнира и не могла остановиться...
— Но скажи, стоило оно того? — задаю риторический вопрос, продолжая оглаживать твое громадное пузо.
Ты лишь счастливо улыбаешься и киваешь всеми подбородками.
— Тогда подумай, осилишь ты еще немножко десерта?
Очи твои вспыхивают, ты радостно киваешь и рывком переворачиваешься набок, снова икнув.
— Да, с удовольствием! А почему «немножко»?