Сильвия - круглая, счастливая и желанная
Сильвия — круглая, счастливая и желанная
(Silvia — rund, glu:cklich und sexy)
История эта произошла в теплые ламповые семидесятые годы двадцатого столетия. Толстушки, особенно лакомых юных лет, в те времена были редкостью. В моей школе из всей параллели только пара девчонок имела некоторый лишний вес, остальные хвастались «стройными аки ива» фигурками, а по мне, так были просто тощими… да, то ли дело сейчас, когда статистика утверждает, что половина женщин находится за чертой ожирения.
В общем, толстушки тогда конспирировались как могли, над ними потешались что в школе, что в иных местах. И та складочка, которую сегодня и не заметят, тогда была поводом ткнуть в нее и выкрикнуть «жируха»!
Такие были времена, да.
Но даже тогда встречались барышни, которым эти насмешки не могли испортить ни жизнь, ни настроение, такую ауру уверенности в себе источали их округлые формы. И встречались парни, которых привлекали именно такие вот красавицы, а не одержимые диетобесием швабры...
*
Когда я понял, что мне нравятся именно толстушки — не помню. Давно. Но точно помню, когда повстречал Сильвию.
Мне было тогда восемнадцать, стоял теплый майский денек, основные экзамены позади; осталось еще что-то третьестепенное, но основное напряжение от выпускных рассеялось, и я просто наслаждался весной и прекрасной погодой.
То же самое делала и Сильвия — шапочно знакомая мне девчонка, живущая по соседству; на год младше меня, она ходила не в нашу школу, но иногда мы пересекались просто на улице и обменивались парой слов. Вот как сейчас, просто сели рядышком в укромном уголке парка, болтали ни о чем...
… и Сильвия через некоторое время, вероятно, заметила, что я то и дело искоса поглядываю на ее живот. Очень уж круглый, он так и выпирал из слишком тесных джинсов.
А она посреди светской беседы просто спросила напрямик:
— Как ты думаешь, это плохо, что я такая толстая?
От такого вопроса смутился в первую очередь я сам. Причем скорее от той прямоты, с которой это было сказано.
— И вовсе ты не толстая… — покраснев, выговорил я.
На что Сильвия расхохоталась.
— Ага, я вовсе не толстая. А ты вовсе не сюда пялишься. А джинсы на мне вовсе не трещат по швам. Знаешь, с моей бабушкой остаться стройной невозможно. Она боится, что я, бедненькая, изголодалась и всегда готовит роскошнейшие блюда… причем целую гору… и горе тому, кто осмеливается не попросить добавки! — ухмыльнулась Сильвия.
— Но не скармливает же она тебе все это силой. Просто можешь сказать «не хочу», если и правда не хочешь.
— Ну, Йонаш… — тут настала ее очередь краснеть. — Я-то как раз хочу. Как можно отказаться от любимой вермишели с сыром, которая истекает паром прямо передо мной? Или от бабушкиного творожника? Так что нет, тут не только бабушка виновата, если совсем уже честно.
— Ну раз хочешь, тогда не о чем и говорить, — я уже справился со смущением. — Потому как мне твой живот нравится.
От неожиданного комплимента Сильвия моргнула, повернулась ко мне с удивленно-теплой улыбкой — а потом, взяв меня за руку, направила ее к своим выпирающим из джинсов выпуклостям.
— А хочешь попробовать, какой он мягкий?
О да, мягкий — не то слово, эти божественные на ощупь складочки сала, нежные и податливые, чтобы приласкать их как следует, и двух рук было мало, но больше у меня просто не имелось, а еще мои собственные штаны как-то стали слишком тесными кое-где...
Тоненький облегающий свитерок ее словно сам собой задрался до пупка и выше, приглашая коснуться обнаженной кожи; Сильвия, судя по участившемуся дыханию, активно наслаждалась процессом, поскольку ее руки скользнули мне под футболку и гладили мою спину.
Губы наши все так же сами собой слились в поцелуе, долгом и страстном.
Спустя великолепную вечность она чуть отстранилась и с извиняющейся гримаской заявила:
— Нет, эти джинсы слишком тесные, — и с буквально слышным «чпок» расстегнула пуговицу, а молния расстегнулась сама под давлением вырывающегося на свободу живота. На талии остались безжалостно-красные следы, подтверждая, что джинсы Сильвии минимум на размер меньше, чем нужно бы. — Уфф, так-то лучше, — с облегчением вздохнула она, — и тебе доступ открылся, — и улыбнулась.
На сей раз направлять мою руку никуда не требовалось, я физически не мог оторваться от этих пухлых и нежных подушечек. Сильвия лишь довольно промурлыкала:
— Вот теперь я, пожалуй, верю, что тебе нравятся толстушки.
— Я и не отрицал. А то, что все эти швабры с диетобесием считают калории, лишь бы не набрать лишнего грамма — их личные проблемы.
Она рассмеялась.
— Да, временами мне их просто жаль. Им не понять, что такое вкусная еда.
Потом бросила взгляд на запястье.
— Мда, к слову, о еде: бабушка уже готовит ужин и опозданий не любит. Меня ведь отпустили как раз подышать воздухом и нагулять аппетит, в чем ты мне очень помог, — подмигнула она и, втянув живот до самого позвоночника, с третьей попытки все же застегнула джинсы. — Но мы же еще увидимся?
— Ну конечно. Как раз завтра начинает работать открытый бассейн, как тебе мысль?
— Я — с радостью! Но сейчас мне пора...
Чмокнула меня в щеку и заторопилась прочь. А я наблюдал, как покачиваются ее упитанные окорочка...
С того дня стройные девушки для меня не существовали.
*
Весь вечер и всю ночь Сильвия буквально не шла у меня из головы. Никогда раньше ни одна девушка не завораживала меня так. И не возбуждала. Мы встретились только вчера, а я уже вовсю воображал, как поцелую ее снова, как обниму ее, мягкую и податливую.
Ну и естественно, у входа в городской бассейн я появился чуть ли не на рассвете. Слишком рано, ее еще не было. Да и о времени мы с Сильвией как-то забыли договориться… А вот кто там, увы, оказался — это Тим и Марвин, пара козлов из моего класса, которые считали себя крутыми шутниками.
— Ха, Йонаш, ты тут стоишь с таким видом, словно тебя забыли забрать, — фыркнул Марвин.
— Чего не заходишь-то, деньги на входной билет забыл? Одолжить? — Тим, разумеется, не мог не вставить свои пять копеек.
— Нет, жду… кое-кого, — отмахнулся я.
Болван. Мог бы и промолчать. Конечно, эта пара клоунов такого не упустила.
— О, свидание! И кто же эта несчастная?
— Сами увидим чуть позже...
И так далее. Я всеми силами сдерживал язык, возводя очи горе. В конце концов козлы ускакали плескаться в бассейне.
А потом наконец-то появилась моя любимая. Светлые волнистые волосы развевались. Сегодня она была в цветастом сарафанчике по колено — просторном, но не способном скрыть сочных форм своей хозяйки. И когда Сильвия увидела меня, круглое лицо ее осветилось улыбкой с умилительными ямочками на щеках.
— Рада тебя видеть! Давно ждешь? — в качестве приветствия она чмокнула меня в щеку и легонько коснулась моей руки, но и этого хватило, чтобы меня пробрало как электрошоком.
— Да нет, только недавно пришел, — и взял ее за руку. — Ну, пойдем.
Принадлежащий муниципалитету большой открытый бассейн включал изрядную прилегающую территорию, и был тут, в частности, немаленький участок в тени старых деревьев для тех, кому не нужны шум и суета. Как раз то, чего я и хотел: выставляться с Сильвией напоказ для Тима, Марвина и прочих школьных сплетников — вот оно мне надо?
Сильвия не возражала, когда я повел ее в самый дальний уголок. Мы разложили подстилки и полотенца, и она стянула через голову просторный сарафан, оставшись в бикини желтого цвета.
О да, она не драпировала свои выпуклости в мешковатые купальники, как в те года полагалось поступать упитанным дамам. Нет, Сильвия надела бикини ярко-желтого цвета, которое ничего не скрывало — и, как вчерашние джинсы, явно было ей тесновато. Сочный животик нависал над трусиками, широкие бедра проросли изрядным слоем сальца, а верхняя часть купальника скорее обнажала, чем скрывала роскошные и большие груди.
Глаза мои прямо-таки прикипели к этому великолепию, на что Сильвия рассмеялась:
— Ну вот, теперь ты видишь меня во всей красе.
— О да, просто чудо, — согласился я, ибо ничего лучшего на язык просто не подворачивалось.
Перед тем, как лечь загорать, она попросила меня намазать ей спину солнцезащитным кремом — конечно же, я был только за! Так что Сильвия легла на живот, оставив спину обнаженной — лифчик она расстегнула. А я наслаждался прикосновениями к ее мягкому телу, где сальце чувствовалось везде — от шеи, где его было буквально чуть-чуть, до вполне себе заметных валиков на боках чуть пониже талии. Им я уделил повышенное внимание. Она еще чуток приспустила трусики, давая лучший доступ для крема и моей руки, и конечно же, упитанные округлости ее ягодиц также были намазаны со всем тщанием. Сильвия в процессе издавала довольные вздохи, без слов сообщая, как ей нравятся мои прикосновения.
Другие части тела, однако, тоже нуждались в обработке кремом, но там она могла достать сама. Жаль. Впрочем, мы ведь действительно были в общественном месте, а не на укромной лужайке на скрытом от посторонних глаз заднем дворе… Так что мне оставалось лишь наблюдать, как ее ладошки трудятся над мягким жирком в нижней части живота и промеж мясистых бедер до округлых коленок.
Денек для конца мая оказался довольно жарким, и пора было чуток охладиться в бассейне.
Рука в руке мы двинулись по газону к берегу, и я не мог не заметить, как божественно выглядит тело Сильвии в движении, когда все ее выпуклости и складочки чуть колышутся. Сочные груди при каждом шаге слегка подпрыгивали, а широкие ягодицы покачивались туда-сюда. Я чувствовал прикосновения сторонних взглядов; Сильвия даже шага не замедлила, походка ее была олицетворением уверенности. И я, скромный до смущения паренек, подхватил у нее эту уверенность и гордился тем, как мы выделяемся на общем фоне.
Краем глаза я заметил, как Тим и Мартин с ухмылочками указывают на нас кому-то.
— Нас заметили, — прошептал я.
Сильвия лишь рассмеялась.
— Ты о той паре клоунов? Я их тоже вижу. И… тебя они беспокоят?
— Да ни капельки. Пусть их сплетничают, что им еще остается!
И мы скользнули в воду. Сильвия прекрасно плавала, куда лучше меня, так что в конце концов мы оказались в дальнем уголке бассейна, где помельче и можно просто встать и отдыщаться. Обмен взглядами.
— Я вчера вечером так скучал по тебе.
— Я тоже.
Объятия сомкнулсь сами собой. Сильвия прильнула ко мне всем телом, мягким и округлым. Я ласкал ее спину — в воде ее обнаженная кожа ощущалась еще притягательнее, — оглаживая эти милые складочки жирка на боках.
— Теперь твои руки уже знают правильную дорогу, — рассмеялась она, также лаская мои бока и спину.
— Еще бы, ведь так и тянется, — и мои ладони потянулись чуть пониже, к ее роскошным большим окорочкам, на что она лишь с довольным и сытым видом улыбнулась, не выказав ни тени возражения.
Вот так вот мы и обнимались прямо в бассейне, пока не подошел охранник в спасжилете.
— Эй, вы, оба — ну-ка притормозите. Или найдите себе отдельную комнатку!
Мы вынуждены были расцепиться, прервав романтические объятия, но насчет отдельной комнаты — идея очень, очень неплохая...
— Ладно, пошли обратно. Все равно я проголодалась, — сказала Сильвия и поднялась по лестнице. Выбравшись из воды, обернулась, увидела, что я за ней не иду. — В чем дело, Йонаш, ты чего застрял?
— Сейчас иду, — ответил я.
— Ну давай, встречаемся в кафешке.
Минут через несколько Маленький Йонаш вернулся к своим привычным габаритам, и я наконец смог выбраться наружу. Неудивительно, учитывая, как у меня от нее крышу срывало!
В местной кафешке мы встретились снова. Я взял себе маленький пакет картошки с кетчупом и майонезом; Сильвия же положила на тарелку две колбаски и большую картошку, обильно политую майонезом, а еще большой стакан колы. Когда мы устроились на террасе, она с аппетитом накинулась на свою порцию и очень быстро уничтожила половину колбасы и картошку с майонезом.
— Так-то лучше, — со счастливым видом вздохнула она, что также не осталось незамеченным.
Бигги и Улла, две белявочки из параллельного класса, переглянулись и понимающе ухмыльнулись. Тощие, все ребра наружу, и уверен, перешептывались они в духе «ого, эта Сильвия и так жирная, так еще и жрет как не в себя»… Меня эта картинка, признаться, забавляла. А так я просто любовался, как Сильвия ест, и потихоньку грыз свою картошку.
— Попробовать не хочешь? — кивнула она на остатки колбасы.
— Нет, спасибо, — ухмыльнулся я. — Не считаю правильным красть у тебя еду.
— Мне же лучше, — пожала Сильвия плечами и отправила в рот все, что еще оставалось на тарелке. Только капля майонеза в уголке рта показывала, что там еще недавно что-то было.
Потом она отлучилась в уборную, и пока я сидел за столиком один, Марвин и Тим попытались начать следующий раунд.
— Йонаш, ты что, серьезно предпочитаешь таких жирух? — вопросил Марвин, нацепив на физиономию маску отвращения.
— Сало здесь, сало там… — добавил Тим, даже не в силах составить полноценной фразы, зато выразительно показал руками абрис упитанной фигуры.
— А если и так, — я пожал плечами. — Кости — для собак. Если вам нравится такое, вон ваш контингент, там, сзади.
— Только аккуратнее, а то поцарапаетесь, — добавила Сильвия, которая как раз вернулась с парой пачек мороженого.
Предоставив любителей посплетничать самим себе, мы вернулись в наш уголок на подстилки.
— Ты хорошо справился, Йонаш, — похвалила меня Сильвия, вручив в награду мороженое.
— Ага, весело же, — ухмыльнулся я. — Впрочем, я бы предпочел пообщаться с тобой без лишних свидетелей.
— Я за, — и она поцеловала меня, губы ее были холодными и сладкими.
— Я уже придумал, когда: на следующей неделе сессия закончится, а мои родаки уедут к тете Хедвиг, на день Святой Троицы. Звали и меня, но я сказал, что мне еще нужно потренировать английский с правильным прононсом. Это важно для моей будущей карьеры, ну, вы понимаете. — И мы обменялись понимающими ухмылками.
— А математику ты хорошо знаешь? Можешь меня подтянуть? — с преувеличенно восхищенным видом вопросила Сильвия.
— Тебя? Охотно!
И мы снова рассмеялись.
*
В пятницу я нетерпеливо расхаживал по дому. Три часа дня, а родители все еще не уехали. Зеленый «опель-аскона» был нагружен так, словно они собирались провести в гостях три недели, однако мама все еще бегала по дому в поисках темных очков, косметички и еще дюжины очень нужных вещей, а отец в четвертый раз проверял, закрыл ли он погреб.
— Проверяй, чтобы дверь всегда была заперта!
— Да, знаю.
— И не забывай выключать плиту!
— Ага… Пока, мам.
И вот наконец они уехали, я уж не верил, что получится.
Через пять минут на крыльце стояла Сильвия.
— Ты точно вовремя, — сказал я.
— Да я тут уже полчаса жду, но ваша машина была у входа. Я отошла в конец квартала и схоронилась там.
Она вся сияла.
На ней была зеленая блузка, роскошно обтягивающая ее округлости, и судя по пуговицам, уже чуток тесноватая. Розовые шортики подчеркивали объемистые окорока.
Когда входная дверь закрылась, мы буквально набросились друг на друга со страстными поцелуями и объятиями. Мягкий животик ее прижался ко мне, а я просто не знал, куда раньше запустить лапы.
Сильвия уже наполовину стянула с меня футболку и, задыхаясь, спросила:
— У тебя своя комната-то есть, или прямо в прихожей и начнем?
Взяв ее за руку, я провел ее вверх по лестнице ко мне в мансарду, где мы сразу плюхнулись на кровать — моя футболка успела потеряться где-то по дороге — и спустя еще несколько горячих поцелуев я начал расстегивать ее блузку, пуговичка за пуговичкой высвобождая роскошное тело. С шортиками справиться оказалось труднее, Сильвии пришлось втянуть живот, чтобы я добрался до пуговицы, она с облегчением выдохнула, и я стянул слишком тесные шорты с ее упитанных бедер. В процессе оглаживая их, с внешней и с внутренней стороны, мягкие и нежные, и Сильвия учащенно дышала:
— Да, Йонаш, продолжай, это так приятно...
Трусики ее также были тесными, резинка глубоко врезалась в складки на боках, так что стягивал я их медленно и аккуратно, чтобы не порвать. Нелегкая задача в моем состоянии… Бюстгальтер Сильвия уже сняла сама и осталась полностью голой, роскошная и неотразимая. Я разделся в считанные секунды.
И мы замерли, рассматривая друг дружку уже без всяких препон.
Потом я погладил ее груди — они не помещались в мои ладони, такие большие, — а она занялась моим Маленьким Йонашом. Каким-то чудом мы все же вспомнили о резинке, прежде чем она завалила меня на себя, и это было быстро и яростно, ее складочки ритмично раскачивались, что возбуждало меня еще сильнее, а она крепко сжимала мои ягодицы.
Взрыв — мощный, невероятный — никогда такого со мной не было! А потом мы просто лежали рядом, утомленные и счастливые.
Через некоторое время Сильвия развернулась на бок, лицом ко мне. Животик ее выпирал, чуть опираясь на простыню. Чудо-кадр! Рука моя сама потянулась к этому пухлому сокровищу.
Сильвия дернула меня за подбородок.
— Ненасытный, сюда смотри! Мне в глаза! — Она вся сияла. — Это было великолепно.
— О да, — подтвердил я.
— У тебя… это был первый раз?
— Не первый, но самый лучший… Пойми меня правильно, мне это нравилось и с… Ритой.
Сильвия понимающе ухмыльнулась.
— С Ритой, значит.
— Ну да, было хорошо, но чего-то не хватало. И я не знал, чего...
— Ну, как минимум килограммов двадцати.
Мы синхронно фыркнули, после чего я вновь насладился тем, чего мне не хватало с Ритой. А потом я спросил:
— А у тебя как? Я ведь у тебя тоже не первый?
— Нет, я в том году была с Оли. Сперва все ничего, но потом я чуток поправилась, а он стал жаловаться, мол, я должна похудеть, а то ему со мной в кровати неудобно… Ругаться с ним у меня настроения не было, я просто сказала — ну тогда иди поищи себе пассию постройнее. Он и ушел.
Времени у нас с Сильвией было полно — весь остаток дня, весь вечер и даже вся ночь, потому что она сказала бабушке, что идет с ночевкой к своей подруге Сабине. Бабушка же ни в чем не подозревала свою любимую внучку, потому что та всегда вела себя хорошо и съедала все, что было на тарелке.
В какой-то момент я вспомнил, как чудесно было ласкать Сильвию в воде, и мне пришла в голову мысль вместе принять душ.
— Зачем? Я что, воняю? — ухмыльнулась она.
— Нет-нет, пахнет от тебя чудесно. Но ведь будет классно!
Она легко поддалась на уговоры, и вскоре мы уже оказались в ванной, где душевая кабинка была достаточно просторной для нас обоих. Теплая вода и Сильвия в моих объятиях. Она была на голову ниже меня, от силы метр шестьдесят, пухлая и милая. Я гладил ее везде — под мышками, где тоже оказались такие забавные маленькие подушечки сальца, по мягкой спине и податливым ягодицам… ох, как же классно они выпирали, да, частично из-за ее осанки, но главным образом — из-за лишних килограммов, осевших как раз в этой части фигурки. Я не мог не касаться небольшой впадины прямо над ягодицами снова и снова.
А еще я все время задавал себе вопрос: сколько она весит. Если бы я знал, сколько в точности великолепных килограммов в моей округлой красавице, меня бы это к ней притягивало еще сильнее. Но я уже знал, что для любой толстушки это самый страшный секрет.
И все-таки осмелился спросить вслух.
— Слушай, а… — и покосился на весы.
— Хочешь знать, сколько я вешу? — фыркнула она, заворачиваясь в полотенце.
О да, от Сильвии ничто не могло ускользнуть.
— Честно говоря, сама не знаю. Давно не взвешивалась.
Я был поражен, когда стрелка остановилась на восьмидесяти трех.
Сильвия тоже.
— Ого! В последний раз было семьдесят шесть. А было это… где-то на Новый год. Я хотела проверить, сильно ли разожралась за рождественские каникулы.
Смущенной она совершенно не выглядела, напротив.
— Но ты же не собираешься худеть — обидно было бы уменьшать такие достоинства...
— На сей счет не волнуйся, я слишком люблю хорошо покушать, и питаться одними салатными листьями не по мне. Да и любимую бабушку разочаровывать нельзя.
И рассмеялась. Я готов был влюбиться в нее за один этот смех, если бы уже не сделал этого.
— Кстати, я голодная, — заявила Сильвия и отправилась обратно в комнату, но из одежды натянула только просторную футболку, позаимствовав ее у меня.
А я смутился. Продуктов в холодильнике и буфете, конечно, вагон, мама об этом позаботилась, но мое кулинарное искусство ограничено яйцами вкрутую и вермишелью из пачки.
Сильвия проверила запасы и кивнула.
— Ну, все отлично, у тебя все есть, чтобы испечть настоящую пиццу.
И действительно, ей понадобилось всего несколько минут, чтобы смешать тесто, вылить на поднос и выложить на него все, что нашлось, плюс вдвое больше сыра, чем в итальянских ресторациях.
— Итак, пицца а-ля Сильвия кваттро стагиони кон тутто, как-то так, — восхищенно проговорил я.
Когда сей кулинарный шедевр был извлечен из духовки, глаза у Сильвии загорелись, и я немедленно положил ей на тарелку сразу два больших ломтя.
Наблюдать, как и с какой скоростью она все это изничтожает, попросту завораживало. Я вообразил, во что она превратится через несколько лет, если и дальше будет вот так вот питаться — и меня буквально накрыло. Насколько вырастет ее живот? Отрастет ли симпатичный двойной подбородок? Походка — станет более тяжелой, а вероятно, даже вперевалку?
О да, я не просто любил толстушек. Мне нравилось, когда они толстеют.
— А ты-то чего ничего не ешь, — возмущенно вопросила она, — тебе что, не нравится, как я готовлю?
— Да ну что ты, — ответил я и в знак доказательства тут же вгрызся в свой ломоть пиццы; Сильвия к этому моменту уже успела очистить почти половину подноса.
— Уфф… объелась, — честно призналась она, оседая на стуле. Раздувшийся живот ее заметно растянул футболку. — Я умница, что штаны надевать не стала, хотя бы не жмут.
А я решил, что пора добыть из буфета бутылочку папенькиного аквавита. Пищеварения для, ну и для правильного настроения.
По паре рюмочек нам хватило с головой. Сильвия, несмотря на обильнейшую закуску, окосела еще сильнее меня, с трудом встала со стула — и тут же шлепнулась на пол. Поднять ее оказалось нелегко, и когда я помогал ей подниматься по лестнице, она опиралась на меня всем своим немалым весом.
Настроения, однако, аквавит нам отнюдь не испортил, наоборот! В кровати Сильвия сорвала с себя футболку и буквально набросилась на меня.
— Чур, я сверху, а то слишком объелась, нам же не нужны неприятности?
Я не возражал.
Когда она оседлала меня, живот ее выпирал, тяжелый и мягкий, фактически лежа на мне. Я активно жмакал ее мягкие бока, Сильвия счастливо стонала. Ее такая поза наездницы тоже возбуждала, а я был на седьмом небе. Большие груди ее раскачивались, живот подпрыгивал — ничего такого со мной ранее не случалось!
Потом мы, не в силах пошевелиться, просто лежали, глядя друг на друга, и довольно улыбались.
*
С той ночи, абсолютно сногсшибательной, нам обоим было ясно, что мы с Сильвией теперь пара. По-настоящему. Мы были вместе всегда, когда только возможно, доставляя друг другу радость одним общением, и когда получалось, занимались любовью. Чудесные, беззаботные деньки с моей кругленькой любимой.
Увы, времени нам было отпущено лишь до конца лета, потому что жили мы все-таки не в вакууме, и кое-какие планы на будущее имелись и у меня, и у нее. От армии я отмазался, но — ценой альтернативной службы в муниципалитете, в те времена это занимало восемнадцать месяцев. Сильвия же состояла в программе обмена и должна была отправиться в Сан-Франциско — впервые за всю жизнь покинуть Европу и целый год учиться в американской школе, целая куча новых впечатлений, высокий класс, да? Но — целый год врозь...
Мы не знали, выдержим ли такую разлуку.
А на дворе, напоминаю, стояли семидесятые годы двадцатого столетия, и единственным средством общения на расстоянии были письма. Телефон — не везде есть и слишком дорого, а прочие способы для простых смертных и вовсе экзотика...
День расставания наступил слишком быстро, но проводить Сильвию в аэропорт я все-таки сумел. До начала регистрации оставалось еще некоторое время, и мы нашли в зале ожидания относительно укромный уголок. В дорогу моя любимая надела удобный голубой сарафан, почти скрывающий ее округлости. А еще, я подозревал, в те джинсы она попросту уже не влезла, потому что с первой нашей встречи Сильвия чуток поправилась, став в моих глазах еще прекраснее.
Она прижалась ко мне всем своим телом, мягким и податливым. Как всегда, когда она была в моих объятиях, мир вокруг перестал существовать.
А потом вдруг Сильвия посмотрела мне в глаза.
— Йонаш, ты понятия не имеешь, как много для меня значит то, что ты меня любишь именно такую, какая я есть. Я от этого такая счастливая!
— Да, люблю. И мне будет жутко не хватать тебя — твоей улыбки, твоих волос, твоего легкого отношения к жизни… и твоих роскошных форм, конечно же!
— Ох, Йонаш, вот эти самые формы-то со временем вполне могут стать еще роскошнее… не получится ли так, что в какой-то момент я окажусь для тебя слишком толстой?
Это она всерьез беспокоится или играет со мной?
— Слишком толстой — это как? Слишком худая — понимаю, но слишком толстая?
Мы оба рассмеялись.
— Нет, правда. Если ты поправишься еще на сколько-то кило, ты просто станешь на сколько-то кило прекраснее. По-моему, за эти три месяца ты как раз и стала еще красивее!
Мы слились в поцелуе и оставались так до того нелегкого момента, когда из громкмоговорителей объявили о начале регистрации нужного рейса.
И я в последний раз перед долгой-долгой разлукой проводил взглядом ее покачивающиеся окорочка. А пройдя через контроль, она развернулась и послала мне последний воздушный поцелуй.
*
«Дорогой Йонаш! Вот уже шесть недель я здесь, в Сан-Франциско! Моя здешняя приемная семья — просто чудо. Дружелюбные, без предрассудков, побольше бы таких у нас там. Кэрол, Стив и их дети, за которыми я по полдня приглядываю — Анне четыре, Дэвиду шесть. Те еще шкоды, но очаровашки. Мы уже замечательно поладили.
Но и о тебе я не забываю, мой дорогой, мой любимый. Так что ты там не очень-то на других девчонок заглядывайся! Я верю, что в тебе не проснется страсть к модельным фигуркам, и все же.
Стив натуральный медведь, выше тебя и шире раза в три, причем в основном это не жир, а кости и мышцы. А вот Кэрол — колобок вроде меня, моего роста, только заметно объемнее. На диетах не сидит, это точно. Латиноска, очень хорошенькая — большие карие глаза, длинные темные волосы. Стив от нее без ума, с первого взгляда видно. Как он на нее смотрит, говорит с ней, касается ее — например, он любит обнимать ее сзади, поглаживая ее большой живот, Кэрол специально выпячивает его в такие моменты. Хотя ей и стараться незачем, с ее-то примерно ста двадцатью кило.
На ужин тут обычно мексиканские блюда, какие — даже перечислять не буду, все равно половину не запомнила. Разные. Вкусные, и много!
Как раз вчера Кэрол достала из шкафа джинсы — у нас в магазинах такой размер поди найди! — практически новые, она сказала, что только пару раз их надевала, а потом они ей стали малы. Предложила мне, авось подойдут. Я примерила — с меня они почти сваливаются, кулак точно пройдет, нужно на ремень брать. Для меня это что-то новое, обычно бывает наоборот!
В общем, сам понимаешь, какие у Кэрол обхваты.
Ну да не страшно, рано или поздно я до них дорасту. Ты ж меня знаешь, а у Кэрол может найтись еще что-нибудь, из чего она успела вырасти...
Здесь, во Фриско, мне очень даже уютно. Город красивый, а еще — моя фигура здесь совсем не так выделяется из толпы. У тебя бы глаза разбежались, сколько тут толстых людей, а то и очень толстых, которые передвигаются только вперевалку, крайне медленно, а лестницы для них — нелегкое испытание.
Так что я в полном порядке, разве только чуток поправилась. Неудивительно, видел бы ты мою любимую кафешку. Порции здесь колоссальные, „маленький“ стакан лимонада — на пол-литра, а в обычном бургере — четверть кило мяса плюс еще куча всякой всячины между двумя половинками булки, и едят, конечно, руками, столовые приборы в таких заведениях отсутствуют. Ну, я уже привыкла, недаром же хожу сюда пару раз в неделю. А десерты — целая гора мороженого со взбитыми сливками и шоколадным соусом, венчающая толстый ломоть творожника!
Не то чтобы меня в приемной семье морили голодом — как раз напротив! — но просто иногда хочется перекусить чем-нибудь этаким...
Йонаш, дорогой, ты уже понял, что домой я привезу не „несколько“, а заметное количество лишних килограммов, потому как в этом кулинарном раю ограничивать себя не имею ни малейшего желания.
Когда мы прощались, ты сказал, что не возражаешь, если я поправлюсь, и я была очень рада это услышать. Но так ли это? И что, если я стану толще, чем ты ожидал? Будешь ли ты меня по-прежнему любить? Признаюсь, я очень волнуюсь, потому что очень скучаю по тебе, мне не терпится вновь оказаться в твоих объятиях, ощутить твои нежные прикосновения на моих мягких формах — заверяю тебя, когда я вернусь, они станут еще мягче. Моим рукам уже тесно в рукавах старых блузок, складок на спине прибавилось, бедра и ягодицы заметно раздались вширь, а живот… он уже свисает, когда я стою голая, и колышется, когда я хожу. Ноги трутся друг о дружку, над коленками появились подушечки сала...
Ах, Йонаш, я описываю все в таких подробностях, чтобы ты знал, к чему готовиться. Надеюсь, тебя это не оттолкнет. А может, тебе даже понравится?
И пока ты не спросил: нет, я не взвешивалась. И не буду. Разве только когда вернусь, чтобы мы оба одновременно узнали, сколько.
Скорее бы… Здесь очень хорошо, но я уже считаю дни до нашей встречи.
Люблю тебя, твоя Сильвия.»
Читая все это, я вспоминал Сильвию, ее счастливую улыбку и заразительный смех, копну волнистых волос, чувственные губы...
У меня крышу срывало от того, как она во всех подробностях описывала свое тело. Я воображал, как я буду ласкать все ее новые складочки, мягкие, новые, незнакомые и бесконечно родные… о да, я возбуждался, зная, что она стала еще круглее и еще прекраснее. Я просто не мог сдержаться.
А когда немного пришел в себя, написал ответ:
«Мой дорогой, сладкий колобочек,
Я так счастлив, что ты написала мне, я уже перечитал письмо трижды и с каждым разом все больше скучаю по тебе!
С чего ты вдруг решила, что я воспылаю страстью к модельным фигуркам? Ну уж нет, с той минуты, как я узнал тебя, для меня существуют только толстушки! Вот на них, честно признаюсь, порой поглядываю, если мимо идет особенно большая и круглая особа — не волнуйся, исключительно поглядываю, а потом тут же думаю, вот бы и ты стала такой!
Могу сразу развеять все твои тревоги насчет того, что ты можешь стать слишком толстой для меня, что я вдруг откажусь быть с тобой или стану тебя стыдиться. Заверяю: каждый новый килограмм тебя, который приедет из Америки, сделает меня лишь счастливее, и неважно, сколько их будет! Да я возбуждаюсь от одной мысли о том, какая ты пухлая и мягкая уже теперь. Так что наслаждайся жизнью и вкусной едой!
Кстати, о еде: вот мне она сейчас ровно никакой радости не доставляет. Я, понимаешь ли, тружусь в муниципальной службе на доставке социальных обедов старикам, и ты бы видела ту гадость, что кладут им в пайки: трижды разогретый суп, недопеченная картошка, переваренные бобы с морковкой и тощий индюшачий шницель — фу! Ты бы от такого питания точно похудела, а мне о подобном и думать не хочется.
Старики не виноваты, конечно, они со мной всегда приветливы — многим и поговорить-то не с кем, кроме как со мной. Ладно, два месяца я выдержал, выдержу и остаток срока.
Думаю только о том, когда мы снова сожмем друг дружку в объятиях!
Люблю тебя, твой Йонаш.»
*
Мы обменялись еще несколькими подобными письмами, а пару раз позволяли себе и телефонный звонок. Короткий, потому как пять марок в минуту — деньги просто улетали...
Время тянулось бесконечно, но вот наконец разлука подошла к концу. Я настоял, что сам заберу Сильвию из аэропорта на родительской «асконе». Благо сами они как раз уехали отдыхать, и в моем распоряжении была не только машина, но и весь дом!
Уже в пути сердце мое трепетало, я с трудом сосредоточился на дороге. И вот я в зале ожидания, среди толпы таких же встречающих, и каждому надо придвинуться ближе к дверям, из которых вываливался поток свежеприбывших. И вот спустя целую вечность из этих дверей выбралась и моя Сильвия!
Перед собой она толкала тележку с чемоданами, так что всю ее целиком я разглядеть не смог — только лицо, которое и правда стало заметно круглее и пухлее, но под светлыми кудряшками сияли все те же голубые глаза, по которым я так соскучился!
Мы обнялись и стояли так долго-долго, не желая расцепляться. И сокровище в моих руках было куда круглее и мягче, чем то, что я помнил. И живот ее, который прижимался ко мне, требовал куда больше свободного пространства — ох, это тело, как же я ее желал!
— Я так по тебе соскучился, родная!
— Я по тебе еще больше, любимый! — просияла она. Что?.. У Сильвии теперь был настоящий двойной подбородок! И от улыбки на ее пухлых щеках появились глубокие ямочки.
Я оторваться от нее не мог, но наконец она проговорила:
— Пойдем. Мне не терпится остаться с тобой наедине!
С этим аргументом не согласиться я не мог и двинулся к парковке, но буквально через два шага она пропыхтела позади:
— Эй, помедленнее, толстушки со скоростью экспресса не передвигаются!
Тут до меня дошло, что Сильвии-то приходится тащить на своих ногах куда более солидный вес, так что она и ходит медленнее, и из сил выбивается быстрее.
Я подождал ее, глядя, как под просторной блузкой туда-сюда колышется ее объемистый живот. Ноги, туго обтянутые рейтузами, с шорохом терлись друг о дружку: в этих местах Сильвия тоже изрядно пополнела.
А потом она взяла меня под руку, и мы пошли на выход куда медленнее; придется привыкать.
Наконец добрались до машины, и Сильвия, все еще тяжело дыша, застегнула ремень безопасности. Как же выпирал ее живот! Он теперь лежал у нее на коленках. Я взглядя оторвать не мог от этого сокровища, и она, разумеется, не преминула это отметить:
— Ага, я толстая. Попробовать хочешь?
Почти как когда мы только-только встретились, только теперь тут было намного больше «попробовать». Ладонь моя скользнула ей под блузку и зарылась в тучное мягкое сало.
— Как же хорошо, родная моя! — прошептал я.
— Мне так не хватало твоих рук на моем теле, — счастливо вздохнула она, и мы слились в поцелуе, долгом и страстном, и рука моя продолжала ласкать ее мягкий и податливый живот.
Сильвия была права. Теперь она уже точно не «пышная» и не «полная», нет. Именно «толстая». И от этого у меня крышу срывало как никогда.
— Так, давай-ка поехали домой, пока я не набросился на тебя прямо здесь, — рассмеялся я и повернул ключ зажигания.
Сильвия обрадовалась, узнав, что дом снова свободен для нас двоих.
Я очень старался ехать по правилам и не превышать скорость. Скорее бы, стучало в голове!
Мы едва успели затащить ее багаж в коридор, а Сильвия уже сдирала с меня футболку. Я быстро стащил с нее блузку через голову уже по пути наверх. Она шла передо мной, ягодицы ее неистово раскачивались, лямка лифчика глубоко врезалась в складки сала на спине. Штаны и рейтузы слетели на пол, и оказавшись в моей комнате, мы развернулись друг к дружке, тяжело дыша.
Нельзя сказать, что Сильвия поправилась где-то — нет, толстой она была везде. Я с трудом верил, как она могла набрать столько фактически месяцев за восемь. И от одного ее вида, даже не успев притронуться ко всему этому великолепию, меня накрыло и я взорвался! Теплые капли осели на ее тучном животе и массивных грудях.
Миг потрясения, а потом мы оба расхохотались.
— Тебя так возбуждают мои жиры, милый? О да, их у меня теперь мно-ого, — промурлыкала Сильвия, — признаться, я надеялась, что тебе понравится, но на такое не рассчитывала...
— О да, ты теперь вся такая симпатичная и кругленькая...
— Чушь не городи! — прервала она. — Я — толстая. И да, ты можешь меня так называть. Я твоя толстушка, и обойдемся без эвфемизмов.
— Хорошо, толстушка моя маленькая, хватит разговоров, — рассмеялся я и стиснул ее обширные бока, руки мои утонули в тучном сале. Кто из нас кого завалил на постель, я так и не понял, но Сильвия вновь оказалась сверху.
Мы любили друг друга быстро и жадно, ее толстый живот колыхался и шлепал по моему, ее массивные груди подпрыгивали и раскачивались, я их тискал, но в мои ладони с трудом помещалась одна.
Сильвия подалась ко мне, я почувствовал, как меня накрывает ее животом, и стиснул ее ягодицы, обширные и большие, отчего крышу уже срывало у нее...
А потом мы лежали рядом, утомленные.
— Так хорошо, что ты снова со мной — на мне, подо мной, во мне… — довольно ворковала Сильвия, гладя мою грудь и играя с растущей там шерстью.
— О да, — согласился я, — я словно вновь открываю для себя твои роскошные прелести. Все теперь куда мягче, круглее, пышнее — и куда притягательнее...
И я ласкал, гладил и целовал ее всю. Начиная с ног.
Икры ее стали заметно объемистее, но оставались гладкими и плотными: мягкие подушечки начинались от колен и выше. Внутренние стороны бедер были невероятно мягкими и пухлыми; я играл с ними, тиская жиры, целовал и гладил это сочные подушки сала, дыхание Сильвии учащалось:
— Ах, мне так хорошо, еще, милый, еще!
И она раздвинула свои массивные ноги пошире, чтобы я смог добраться до нужных местечек; и лежать на ней, на этом большом и толстом животе, который колыхался с каждым толчком, было невероятно приятно...
После третьего раза я устало заявил:
— А обзорную экскурсию я так и не закончил, надо продолжить...
И занялся ее пухлыми ладошками и мягкими руками, но Сильвия сказала:
— Давай продолжим не здесь, а под душем… как тогда...
И я тут же вспомнил, как это было «тогда», и вот мы снова оказались в ванной, обнимая друг дружку, обнаженные, и руки мои блуждали по ее тучным бокам, по ягодицам — ох, какие же они толстые! — и филейная часть ее настолько оттопыривалась, что меня то и дело вбивало в стенку душевой кабинки, теперь слишком маленькую для нас обоих.
Я не мог перескать гладить и перебирать все ее складки сала.
— Ох, да, дорогой, продолжай, мне так приятно… — прошептала Сильвия и крутанула объемистым тазом, отчего Маленький Йонаш снова воспрял.
Мы целовались и обжимались под струями воды, долго и страстно, и я исследовал каждый миллиметр ее мягкой откромленной спины и тучных мягких плеч и рук, пока наконец Сильвия не проговорила:
— Ну что, снова как в том году?
Имея в виду, разумеется, церемонию взвешивания. То, о чем я давно мечтал. И она тоже, если и правда сдержала слово и в Штатах ни разу не вставала на весы. От этого предвкушение стало еще острее.
Сильвия влезла на весы, которые недовольно крякнули.
— О господи! — выдохнула она в притворном ужасе, но с ухмылкой до ушей.
— Так сколько? — нетерпеливо воскликнул я.
— Сам посмотри, а то не поверишь.
Я не поверил, даже когда посмотрел сам. Сто тринадцать!
— Я привезла из Штатов более двадцати пяти килограммов, — пораженно выдохнула Сильвия.
— И каждый краше другого, — вновь сказал я, обнимая ее сзади, ее раскормленные ягодицы терлись о Маленького Йонаша, а руки мои попытались приподнять ее живот, но сумели лишь сомкнуться в области пупка. Живот свисал на бедра, начиная частично прикрывать тайные места, я потянулся и ласково приподнял его, наслаждаясь этой нежной тяжестью в своих руках. — Сильвия, я безумно рад, что ты подарила мне все эти свои килограммы.
Она покраснела.
— Ты, значит, считаешь это подарком? Хороший комплимент! Я надеялась, что мои новые выпуклости тебе понравятся...
— Да не то слово! — подтвердил я. И решил, что пора высказать вслух то, что давно уже крутилось у меня в голове. — Сильвия, знаешь, именно ты заставила меня понять, как сильно мне нравятся толстушки. А для того, кто любит толстушек, нет ничего краше, чем когда его маленькая толстушка начинает расти вширь. Когда ты писала мне о том, как ты там в Штатах полнеешь, у меня пар из ушей шел...
Сильвия развернулась, вся сияя.
— Я рада, любимый.
И мы слились в долгом и нежном поцелуе.
— Обещаю тебя в этом смысле и дальше не разочаровывать! — рассмеялась она. — Ну что, пошли делать пиццу!
*
… а полтора года спустя моя любимая, ослепительно улыбаясь, стояла у алтаря на нашей свадьбе, самая небывалая и роскошная невеста, какие только могут существовать, и все ее сто тридцать три кило сияли от счастья...