Семейный сжор
Семейный сжор
(the fat reunion)
Нас с супругой пригласили на «семейный слет» на озеро к ее тете и дяде. Необычной деталью слета было то, что это не на день-два, как всегда, а на три недели. Целый отпуск. «Все включено», с улыбкой заявили приглашающие — ну, они могут себе это позволить. Тетя Мари и дядя Дейв отродясь не бедствовали, а теперь, на пенсии, развлекаются как могут. С возрастом оба, и так совсем не худенькие, изрядно поправились, и меня что напрягло: прежние «слеты» превращались в сплошное обжорство с утра до ночи, так у них там, на Среднем Западе, традиционно развлекались. А тут это аж на три недели...
Кэти мне обо всем этом сообщила, когда вернулась после визита к своей матери (я не ездил — срочная работа). Мол, тетя Мари и дядя Дейв хотят собрать все семейство в своей халабуде. «Халабудой» они называли скромный восьмикомнатный особнячок с прилегающим участком на пол-гектара с выходом к крупному озеру на Среднем Западе. Нет, против встреч с этой частью семейства я как раз ничего не имел, с ними весело, когда они закатывали вечеринки, там всегда было тепло, уютно, море выпивки и целые эвересты закусок.
Просто мы с Кэти в последнее время также, скажем прямо, не похудели. Возраст уже хорошо за двадцать, сидячая работа, на спорт нет ни времени, ни настроя. Я уже перевалил за девяносто — при моем росте метр семьдесят пять еще не ужас-ужас-ужас, но в поясе и боках раздался заметно. Кэти же, как и все ее родственники, небольшого росточка — и как все они, с годами растет сугубо вширь, со дня нашей свадьбы набрала более двадцати кило, лично мне это очень даже нравится, но она сама очень переживает по поводу лишнего веса и, как может, маскирует все это балахонистыми одежками. Даже купальник ухитрилась найти в стиле позапрошлого столетия, больше похожий на платье.
Впрочем, тут она перед поездкой показала мне пару свежекупленных раздельных купальников — мол, мама и тетя хором пели ей в оба уха, что ты теперь не соплюшка какая, а солидная замужняя барышня, нечего стесняться. Я охотно подтвердил — совершенно нечего! Еще я обратил внимание, что один купальник Кэти был как раз впору, а еще два явно велики; на мой вопрос она лишь хихикнула и ответила «на всякий случай».
Когда мы уже ехали на озеро, Кэти попросила остановиться по дороге и перекусить. Обычно предлагал я, а она отказывалась, мол, у дяди Дейва и тети Мари и так покормят, и даже закормят. Так что я поинтересовался, с чего, мол, на что получил ответ — да просто проголодалась. Ладно, удивился я, и еще более удивился, когда мне Кэти взяла крепкий латте, а себе шоколадный коктейль и аж две коробки пончиков. Удивился, но абсолютно не расстроился, если Кэти наконец-то решила перестать бороться с собственным организмом и последовать примеру своих родственниц по женской линии, приближаясь к семейному тотему-Колобку — я сугубо за! А еще я сам стибрил у нее пару пончиков.
Одета Кэти была на удивление откровенно: черные эластичные брючки чуть ниже колен и обрезанная футболочка, оставляющая открытой большую часть живота. Мне такой вид более чем нравился, а еще более нравилось, что сама она перестала смущаться открытого стиля. Даже из купальников упаковала свои новые раздельные, ну и мои обычные плавки.
Пожалуй, нынешний «семейный слет» мне понравится даже больше, чем я полагал ранее...
На парковке у «халабуды» нас уже встречало все семейство. Тетя Мари и дядя Дейв, растолстевшие за последние годы почти до неузнаваемости — тетя Мари вообще восседала на скутере; Меган, мать Кэти, ее заметно более тучная копия, и Роб, ее отец — просто упитанный пожилой джентльмен; а еще сестра Морин, на пять лет старше и примерно вдвое толще Кэти, и ее горообразный супруг Пол. Безмолвный девиз «Тощим здесь не место!», и конечно же, на трех столах — изобилие разнообразной еды и два бочонка темного домашнего лагера, сваренного и многократно опробованного лично дядей Дейвом.
Нам велели переодеться в купальники и поживее спускаться — обед, мол, стынет. Мы переоблачились; я полюбовался, как новый раздельный купальник подчеркивает пухлое пузико и круглые окорока моей супруги, она в процессе также потыкала меня в брюшко и, глядя мне в глаза, проворковала:
— Матт, я уверена, нынешний отдых тебе понравится.
— Безусловно, ведь после него тебя будет еще больше, любимая! — уверенно заявил я.
В ответ она хихикнула, похлопала себя по пузику и ущипнула меня за бок.
— Уж в этом будь уверен, но и тебя, мой хороший, изрядно прибавится!
Это заговор, с улыбкой подумал я.
Мы спустились в столовую, где все прочие уже разбирали свежедоставленные коробки пиццы. Сели, и Морин и Пол придвинули к нам сразу пару, сказав — кушайте, пока горячее. Перекусив по дороге, мы, однако же, были достаточно голодны, и с удовольствием вгрызлись в толстую хрусткую пиццу. Быстрый обмен взглядами — и вот обычный обед уже превращается в соревнование между мной и Кэти — и Морин с Полом. Категорически нечестно, как по мне, Морин почти вдвое тяжелее Кэти, а Пол в два с лишним раза перекрывает меня. Тем не менее, сдаваться ни она, ни я не собирались — и за полтора часа я таки осилил двенадцать ломтей пиццы, запив это дело несколькими кружками лагера дядюшки Дейва, прежде чем выдохнул «все, довольно». Пол смолотил два десятка и литр колы — алкоголя он не признает. Кэти с громадным трудом впихнула в себя десять кусков пиццы и отвалилась с видом «щас лопну; Морин решила продолжать, пока не достигнет такого же вида, что и случилось на восемнадцатом ломтике.
Мне едва удалось поднять Кэти и довести ее до шезлонга на веранде, где мы и замерли в обжорном ступоре, переваривая съеденное. Оглаживая раздувшееся пузико, Кэти покосилась на меня и промурлыкала:
— Ох, как же я обожралась… и как же мне хорошо… милый, ты в порядке, у тебя желудок так расперло? — я лишь смог кивнуть. — С Полом соревноваться бесполезно, даже Морин не хватает, разве что дядя Дейв и тетя Мари смогут...
Часа в три я поднялся и навестил уборную, заодно умылся. Стало куда легче. Возвращаясь обратно на веранду, я заметил, что Пол и Морин уже собрали себе по большому блюду закусок от тетушки Мари и поедают их, разместив тарелки прямо на пузе. А что, удобно.
Я как раз подошел к шезлонгу, и тут Кэти попросила принести ей тарелочку вкусняшек. И, ущипнув меня за ляжку, добавила:
— Себе тоже возьми.
Я, разумеется, протопал обратно к столу, взял две тарелки и принялся нагребать чего душа желает — у тети Мари все вкусно. Тут как раз на своем скутере подъехала сама хозяйка, всплеснула руками — да что ж ты такие блюдечки берешь! — и немедля вручила мне два громадных блюда, как у Пола и Морин, а дядя Дейв влил в меня еще кружку лагера „аппетиту для“. Вернувшись к Кэти, я спросил:
— Тебе тарелку куда поставить, родная?
— Сюда, — похлопала она себя по животу. И хихикнула.
Я разместил тарелку на ее пухлом пузике, получил в ответ благодарный взгляд и пожелание приятного аппетита, опустился в шезлонг и принялся угощаться сам. За добавкой мне в итоге пришлось бегать еще дважды, плюс дядя Дейв влил в меня еще три кружки пива.
Перебрал, подумал я, оглаживая раздувшийся живот, и тут тетя Мари позвала всех ужинать. Как, опять за стол? — мысленно возопил я, но помог Кэти подняться, любуясь ее пузиком, которое она специально для меня выпятила еще больше, а потом пихнула меня сочным бедром:
— Чего стоишь, есть пора.
Тетя Мари кружила по дому на скутере, загоняя гостей в столову, словно овчарка, собирающая отару овец. Посмотрела на мой раздувшийся живот, ущипнула и заявила:
— Ах, Матт, наконец-то ты начал правильно округляться, большой живот тебе идет, дорогой мой.
Отлично, подумал я, теперь ясно, что тут происходит. Ладно, раз уж Кэти будет толстеть, я составлю ей компанию.
Стол ломился от свежеприготовленных горячих бургеров и булочек с сосисками. Миски с сытными сладкими салатами, жареной картошкой и луковыми кольцами в качестве гарнира стояли отдельно.
Плюнув на здравый смысл, я принялся за еду, поглощая все подряд и краем глаза наблюдая, как Кэти старается держаться наравне со мной. Наблюдать, как она объедается, было весьма… вдохновляюще. Раньше она так строго следила за каждым кусочком, ела быстро, но понемногу — а сейчас пустилась во все тяжкие. И чем больше я ей любовался, тем больше просыпался мой собственный аппетит.
Часа через два больше уже не мог есть никто. Все семейство, отдуваясь, растеклось по сидениям вокруг стола, придерживая и оглаживая разбухшие животы. Тетя Мари объявила, что соревнование по приготовлению десерта будет через час — как раз достаточно времени, чтобы все передохнули и съеденное чутток переварилось. Добавила еще, что она очень гордится, что мы сумели съесть почти все выставленное.
Из-за стола я сумел выползти минут через пять. Развернулся помочь Кэти и впечатал ей в мордашку свое раздувшееся брюхо. Она хихикнула:
— Матт, что-то ты явно объемшись, ты уверен, что сможешь сделать десерт, а потом съесть его?
— С тобой — смогу, — отозвался я.
— Тогда мы в игре, — рассмеялась Кэти и протянула мне руки, чтобы я помог ей подняться на ноги.
Выглядела она фантастически. Разбухшая в поясе настолько, что резинка нижней части купальника сама собой начала сползать ниже пупка. Она покачнулась, перетекая в вертикальное положение, потом скользнула ладошкой мне под брюхо, легонько коснувшись напрягшейся плоти:
— Наслаждаешься видом, любимый?
— И видом тоже, — наклонился я к ее губам.
Во время поцелуя мы вынужденно терлись друг о дружку животами.
Кое-как мы доползли до комнаты и растеклись по кровати, оглаживая разбухшие животы друг дружки. Глядя мне в глаза, Кэти спросила:
— Ты уже понял, что происходит, Матт?
— Думаю, да. Дядя Дейв и тетя Мари активно нас всех раскармливают.
— В общем, да, но особенно — тебя. Тетя Мари всегда считала, что ты для нашей семейки слишком худой. Они с мамой решили и мне помочь избавиться от моих собственных комплексов, вот и родилась идея трехнедельного обжорного марафона. Тут хочешь не хочешь, а растолстеешь.
— Что ж, родная, как ты понимаешь, я уже не мальчик, и серьезный вес мне уже не согнать. Если растолстею, быть мне толстым до конца дней своих. В колледже я мог потеть на тренажерах, сейчас не выдержу. Поэтому все, что в меня тут впихнут за эти три недели, со мной и останется… А ты-то сама как? Раньше ты всегда так следила за весом, чтобы красоту не испортить, я даже удивился, когда ты так вот вдруг передумала.
— Не так уж вдруг, — отозвалась Кэти. — Мы с мамой не раз об этом говорили. Ее очень расстраивало, что я так нервничаю насчет пустяков, это она о моем весе и растущем у меня животе. Сколько раз она мне повторяла, что в нашей семье все женщины и многие мужчины — с лишним весом, причем у кого двадцать кило, у кого сто, а у кого и больше бывало, а генетику не обманешь. Все время на Морин кивала — да, она поперек себя шире, и ей плевать, так чего ж ты паришься? Нечего держать себя в руках, ешь все, что хочешь, и к черту последствия… — она снова посмотрела мне в глаза. — Но ты так и не ответил: вот нас тут активно раскармливают. Как ты к этому относишься?
На что я ответил:
— Ты же знаешь, я всегда хотел, чтобы ты поправилась. С того дня, как впервые увидел твою мать, я знал: ты та, кто мне нужен. Ведь я был уверен, что рано или поздно ты последуешь ее примеру.
— Гад, — Кэти пихнула меня кулачком в плечо, хихикнув.
— Ну а поправиться самому — знаешь, пожалуй, я тоже не против. Ведь я потому всегда и предпочитал облегающие плавки и трусы, что в них я выгляжу толще, чем на самом деле. Могу забыть про „выглядеть“ и просто стать толстым.
— Вот и хорошо, — вздохнула с облегчение моя женушка. — Я боялась, что ты рассердишься за то, что я тебя подписала на трехнедельный обжорный марафон.
— Да нет, не рассержусь. Должен признать, меня даже возбуждает наблюдать за таким вот процессом. А что насчет Морин и Пола, и твоих родителей? Их-то уж точно „слишком худыми“ не назовешь, так зачем их сюда позвали?
— Ну, мама и тетя Мари не могли придумать другого повода, чтобы затащить тебя сюда на такой срок, „семейный слет“ — нормально, а вот что-то другое не прокатило бы. Морин и Пол, как ты понимаешь, ни разу от кормежки не отказываются, так что они были только за. Мама и папа — тоже, ей ведь тоже нравится есть, просто она уже устает от долгой готовки.
И тут как раз послышался зов тети Мари — все вниз и за готовку!
Я помог Кэти встать, она взяла ладошками мой живот с боков и чуть качнула туда-сюда.
— Надеюсь, скоро этого будет побольше.
Я ткнул в ее раздувшееся пузо и сообщил:
— А я надеюсь, что скоро вырастет вот это вот.
И пустил ее вперед, любуясь, как покачиваются вправо-влево ее круглые окорочка, обтянутые тугой ткантю купальника.
В саду мы с Кэти взяли большую миску, выложили туда кучу мороженого из контейнеров, а потом добавили „по вкусу“ ингредиентов, которые тетя Мари выставила на стол. Смешали. Миски, представленные на суд хозяйке дома, казались тяжеленными — наша точно такой была, — и она хвалила всех, кто не жалел сытных и калорийных добавок. Еще она покосилась на мой живот, который уже был заметен под просторной футболкой.
А затем мы вперевалку добрались до стола и принялись поедать собственноручно приготовленные десерты. К половине десятого доели все, как — не знаю. Я осоловело полулежал в кресле, Кэти оглаживала мой недовольно урчащий живот, и мы с ней перемигивались, глядя, как пытаются подняться Морин и Пол. Купальник Морин изначально был ей маловат, и после восьмичасового обжорства таки не выдержал — боковой шов лопнул, и нижняя часть сала моей раскормленной свояченицы попросту выплеснулась вперед и вбок. Дядя Дейв одобрительно присвистнул, а тетя Мари выдала Морин собственный халат, прикрыться. Пол помог ей уползти в назначенную им гостевую комнату.
Наклонившись, я шепнул Кэти на ушко:
— Ты ведь тоже такой будешь?
— Может, даже потолще, — хихикнула она. И, ткнув в мой живот, добавила: — Да и ты, наверное, тоже!
Когда мы доползли до комнаты и начали раздеваться, раздувшимися пузами и боками мы задевали друг дружку раза три. В итоге Кэти со смехом плюхнулась на кровать и сообщила:
— Матт, ты совершенно потрясающий с таким громадным брюхом!
Я, как мог, выпятил оное вперед, прогнувшись в пояснице:
— Тогда, чур, сегодня я сверху!
Не получилось: слишком обожрались. Забегая вперед — в этой позе за все время не получилось ни разу, по той же причине.
Утром я проснулся очень рано, заглянул в уборную и собирался было уйти досыпать, но услышал, что на кухне кто-то есть. Любопытство оказалось сильнее, так что я спустился туда и увидел, как тетя Мари ставит перед Морин целый поднос с горой оладий. Глаза у Морин уже затянуло туманом, а руки сами потянулись к еде. Я покосился на ее пузо — массивное, оно кое-как разместилось промеж ее раздвинутых ног, упираясь низом в краешек банкетки, а верхней частью в край стола.
Моему появлению тетушка Мари обрадовалась:
— О, Матт, ты тоже решил рано позавтракать?
— Но я даже толком не одет...
— Чушь, милый, мы тут все семья, некого стесняться. Садись и налетай.
И пока мы с Морин поедали оладьи с сиропом и маслом, на столе откуда-то материализовался второй поднос. Сколько я слопал, не знаю. Отрубился. Когда вновь пришел в себя, блинчиков не было, а появившийся на кухне Пол помогал Морин выбраться из-за стола — она объелась настолько, что могла идти лишь опираясь на его руку.
Мне же тетя Мари сказала:
— Ты пока иди наверх и поспи, милый, к завтраку я всех разбужу.
Завтрак? — мысленно возопил я, а вслух лишь кивнул: да, конечно — и потопал в нашу комнату.
Кэти подняла меня около половины десятого, погладив мое вздувшееся брюхо, даже до уборной добраться помогла. Душ мы принимали вместе, сам я сейчас дотянуться мог не всюду, толком и не наклониться.
Стол, я уже и удивляться перестал, вновь ломился от еды. Ветчина, сосиски, яичница. Стопки оладий, вафли, гренки, кексы и блинчики. Кэти уже нагрузила себе полную тарелку всего на свете и уплетала за обе щеки, с довольным видом глядя на меня. Я после недавней обжираловки угнаться за ней не мог, но и не старался, просто сложил себе на тарелку того-сего-этого и потихоньку взялся за дело, зная, что аппетит придет во время еды. Краем глаза я заметил, что у сидящей напротив Морин такой дилеммы нет даже близко, с ее габаритами глупо спрашивать, куда столько влезает, но все же...
Конечно, я опять объелся. Впрочем, как и все. Потихоньку переполз в шезлонг на веранду и отрубился уже там.
Около часа я проснулся, сразу увидел мою любимую, сидящую в соседнем кресле с тарелкой всяких вкусняшек, судя по ее пузу, заметно округлившемуся против утренних объемов — не первой. Глядя на этот роскошный шар, я не мог не потянуться к нему обеими руками, отчего Кэти хихикнула:
— Матт, ты ненасытный!
— Я такой, ага, — похлопал по собственному брюху.
— Что ж, — покосилась она на часы, — думаю, до обеда мы кое-что успеем...
Успели и добраться до комнаты, и помочь друг дружке раздеться, глядя на раскормленных себя в большое зеркало — вид оказался более чем воодушевляющим, — и предаться разврату в двуспальной кровати. Снова пришлось с осторожностью осваивать не то чтобы новые, но по-новому ощущающиеся позы. Да уж, двух дней мы в этой „халабуде“ не провели, а уже такие перемены в личной жизни!
Затем — снова в душ и вниз, оценить, что тетя Мари приготовила на обед.
На обед были сандвичи, но — особенные. Каждый более полутора метров в длину и толщиной сантиметров двадцать, нафаршированный мясом, сыром и чем-то еще. Слопать такой целиком немыслимо даже при том, что и я, и Кэти после недавних забав проголодались, однако мы честно поделили один сандвич напополам, я взял кружку лагера дядюшки Дейва, Кэти — литровую бутыль колы, и мы сразу отправились в шезлонги на веранду, чтобы после еды уже и не вставать. Дядя Дейв дважды наполнял мою кружку в процессе, и для Кэти принес вторую бутыль. Часа через два сплошного обжорства я уже и моргать едва мог, мое брюхо тугим шаром оттопыривалось от ног до груди, а пузо Кэти раздулось так, что ее купальник стал похож на слишком тесное бикини. Она отключилась прямо там, в шезлонге. Я тоже.
К половине шестого я проснулся, Кэти все еще спала. Я с трудом сел, а вот чтобы встать, понадобилось три попытки, раскачиваясь взад-вперед, чтобы поймать момент инерции. По дороге в уборную я заметил, что под раздувшимся брюхом уже и собственных ног не вижу, наклоняться надо.
Когда я топал обратно, дорогу мне преградил скутер тети Мари. Похлопав меня по животу, она тоном эксперта сообщила:
— Ну, Матт, кажется, ты становишься истинным членом нашей семьи.
— Стараюсь как могу, — подтвердил я.
— Кажется, в старые свои одежки ты уже не влезешь. Надо будет взять у Дейва в запасах костюмчик для тебя. А пока возьми себе чего-нибудь на погрызть и отдыхай, до ужина еще час.
И я послушно взял чего-нибудь и вернулся обратно в шезлонг, к моей посапывающей женушке.
Ужин, разумеется, был очередной обжираловкой очередными потоками вкуснятины. На сей раз мы с Кэти разнообразия ради решили физически кормить друг друга с рук. Больше ли влезло до обычного состояния отключки — не знаю, но кормить Кэти мне понравилось даже больше, чем есть самому.
… и такой вот распорядок продолжался каждый день, иногда менялся состав блюд, иногда на „утренний дожор“ просыпалась Кэти, пару раз добавлялся „полуночный дожор“ — тетя Мари, кажется, на кухне сидела круглые сутки, готовая закормить до состояния нестояния всякого неосторожно оказавшегося рядом. Сказать, что в результате нас разнесло как не в себя, значит ничего не сказать: „до того как“ в обхвате пояса нехуденький я имел девяносто пять сантиметров, но за три недели разожрался до ста двадцати! А на весах, я с трудом верил собственным глазам, сто шестнадцать кило. Постоянно набитое едой брюхо даже не свисало, выпирая вперед и в стороны, и Кэти была без ума от моего вида.
Как и я — от того, какой стала она. Сто десять — сто пятнадцать — сто двадцать пять, если в обхватах по ключевым измерениям, и сто одиннадцать кило живого веса, при ее-то росточке! Мама и тетя Мари неустанно осыпали ее комплиментами по поводу новой правильной внешности, я не уставал к ней приставать, также поддерживая уверенность моей супруги в том, что она неотразима; и Кэти сияла, довольная возможностью есть сколько влезет — и поддержкой родных, которую при этом имела. Она была счастлива, без вариантов. Кстати, еще и собственную мать обогнала, по крайней мере в плане веса.
Что до Морин, она примерно на пятый день решила, что перемещаться собственными ногами с ее габаритами слишком утомительно, и позаимствовала у тети Мари ее старый скутер, на которым все это время и ездила. Не скажу, что ей удалось достичь своей цели „разжиреть так, что уже и встать не может“, даже до двухсот, наверное, не добралась. Но она очень старалась. К вящей улыбке Пола и хозяев „халабуды“. Домой, во всяком случае, Морин уже уезжала в шмотках из запасов тети Мари; Пол, который на этой кормежке ни разу не похудел, тоже вынужден был одолжить у дяди Дейва футболку и шорты.
Ну и я — тот самый обещанный костюмчик, ибо ни во что из своего, действительно, не мог даже надеяться влезть.
И когда мы с моей красавицей кое-как втиснулись в наше авто и как раз собирались двигаться вперед, тетя Мари позвала с крыльца:
— До встречи через год?
Мы переглянулись и хором отозвались:
— Непременно!