Счастливая Ясмин
Счастливая Ясмин
(The Blooming of Yasmin)
Выставка оказалась хороша: прекрасные античные шедевры и отменный порядок их демонстрации. Я уже прошел зал из конца в конец, все осмотрел и получил море удовольствия, но мой самолет вылетал через четыре часа, масса времени, чтобы не спеша прогуляться среди экспонатов еще разок, оно того стоило.
И тут сзади раздался возглас:
— Макс! Какой сюрприз!
Я развернулся как раз навстречу Ясмин, которая повисла у меня на шее и чмокнула в щеку. Ее аромат и прикосновение ее мягкого и теплого тела сразу вызвали в памяти приятственнейшие воспоминания. Два года мы с Ясмин не виделись, но я очень рад был новой встрече.
Ясмин — юная жизнерадостная красавица, темная грива в пол-спины, смуглая кожа, большие-большие черные глаза, полные губы и фигура, которая отодвигает понятие «идеала» куда-то в заоблачные выси. Профессиональная актриса в театре и кабаре, привлекательная, умная, душа любой компании, огненно-страстная, с бурной профессиональной и личной жизнью. Года три назад у нас случился обоюдно приятный краткий роман (ни она, ни я не желали поступаться личной свободой), потом мы разошлись, она нашла себе нового кавалера, и мы виделись там и сям уже сугубо как хорошие друзья. Зовут ее на самом деле не Ясмин, просто фигура и образ у нее столь идеально соответствуют ближневосточной красавице, что я изобрел для нее такое вот кодовое арабское имя, на которое она с удовольствием отзывается.
— Ясмин, тыщу лет тебя не видел! Очень рад! И ты выглядишь еще прекраснее, чем тогда! — Поцеловал ее в ответ и тут же предложил: — Мой рейс в Париж через четыре часа, так что если у тебя нет более важных дел, давай посидим где-нибудь в симпатичном местечке и поболтаем.
Через несколько минут мы уже сидели в кафешке, обмениваясь новостями. С работой у Ясмин все шло отлично: она играла в двух театрах, а через три месяца должна была сниматься в фильме.
— Да, — кивнул я, — вижу, ты счастлива и вся светишься, я поэтому и сказал, что выглядишь еще прекраснее, чем два года назад!
— Знаю я, о чем ты, — отозвалась она, — я за эти пару лет поправилась. Даже когда была с тобой, постоянно сидела на диетах и пыталась похудеть. Перепробовала, кажется, все, кроме косметической хирургии. Бесполезно. В итоге вес только вырос.
— Чушь. Только краше стала. Ну, давай, открой страшную тайну: насколько же ты поправилась.
— Плюс пять кило. Во мне сейчас девяносто шесть, при росте метр шестьдесят — очень, очень много, — грустно призналась она.
— Вот и отлично, а то по мне, ты в те времена была чуток тощевата. Кошечка моя, за каждый новый килограмм ты заслуживаешь как минимум поцелуя, хотя есть и более соблазнительные варианты… — Я промолчал, но Ясмин прекрасно поняла, какие именно.
— Макс, ты извращенец, и я вовсе не намерена ходить налево! Жаль только, мой нынешний кавалер твои вкусы не разделяет. Он любит меня, но ненавидит мое тело, постоянно требует, чтобы я похудела, пытается морить меня голодом. Он прав, это для моего же блага… но в итоге похудеть я не могу, чувствую себя хреново, мы оба на взводе и даже в постели все хуже и хуже. Я люблю его, он любит меня, но меня достало, что ему нужны только моя личность и мои мозги. Я хочу, чтобы восхищались и моим телом, чтобы текли слюнки на мои формы, мне нужен мужчина, который полюбит и пышную мягкую меня! Иногда даже хочется...
Ясмин также не договорила, и я прекрасно понял ее мысли. Воздух просто искрил от ожиданий, и я наклонился, взял ее ладошку и тихо проговорил:
— Несказанное часто сильнее сказанного. Любовь и секс — не одно и то же, Ясмин, и ты это прекрасно знаешь. Опять же я был до твоего нынешнего. Через месяц вернусь. Ты будешь меня ждать? — и поцеловал ее запястье.
Ясмин прижала к щеке мою ладонь и улыбнулась.
— Да, ты был раньше, так что мы просто можем вернуться к старым добрым дням. И я могу подождать.
И тут меня вроде как озарило.
— Так вот, я буду через месяц, а ты сделай подарок к моему возвращению, хорошо? Поправься еще на четыре кило, пусть будет ровно сто, прекрасная круглая цифра, а ты будешь самой соблазнительной женщиной во всем мире, ожившим эротическим сновидением!
— Макс, ты спятил? Мне худеть надо, а не толстеть! Не хочу я такого?
— Да ладно тебе, четыре кило — мелочь, потом можешь скинуть, если в самом деле захочешь. Рассматривай это как бунт против общественности, как испытание для свого собственного «я». Опять же — это будет месяц благословенно расслабленной жизни, наслаждений и гастрономических удовольствий. Этот месяц ты будешь есть все, что захочешь, любить и лееять себя, а в конце месяца получишь достойное вознаграждение.
С озадаченным и задумчивым видом Ясмин крутила сказанное так и этак.
— Может, ты и прав. Сколько лет сижу на жестких диетах, а ведь я обожаю вкусную еду! Перспектива и в самом деле заманчивая: бунт, вызов, удовлетворение и все виды наслаждений. Ты слишком хорошо меня знаешь, а я себе во всем этом отказывала годами. Подсознательно я всегда мечтала есть сколько захочу, растолстеть и найти мужчин, которые будут именно этим и восхищаться. Мечтала есть и набирать вес для своего и чужого удовольствия, для любви и для кого-то особенного. Я порой фантазировала об этом… но все равно — не могу, фантазии все-таки не реальность.
— Но ты всегда можешь попробовать, а вдруг понравится. Часть других наших фантазий, моих и твоих, мы во время оно разыграли, классно же было, помнишь? Уверен, тут ты получишь еще больше удовольствия. А самое главное — ты не будешь себя казнить за то, что поправилась. Это мой план, я тот искуситель, который заставил тебя располнеть, и винить надо меня. И естественно, я не собираюсь силой тащить тебя на весы, когда вернусь, в твоем слове я никогда не сомневался. Кстати, какие бишь у тебя нынешние обхваты?
— Боже, ты только об одном и думаешь, да? Не знаю, не хочу знать, и вообще с твоей стороны невежливо о подобном спрашивать!
— Ладно, вернусь — проверим. Это отдельное удовольствие.
* * *
Из Франции я время от времени созванивался с Ясмин, отпуская шуточки насчет «ну как ты там поправляешься», уточнял, что и сколько она нынче слопала, и предлагал самые калорийные вкусности, какие только мог придумать. Игра нравилась нам обоим, так что помимо веселых замечаний, я вставлял вполне реальные советы насчет набора веса при здоровом питании, и чтобы о медосмотрах не забывала, за организмом нужно следить. Сколько она весит — я не спрашивал, ибо давить на нее совершенно не собирался, относясь к вопросу максимально легко и игриво. Потому как полагал, что ни я, ни кто-либо иной не имеет права вмешиваться в отношения Ясмин с собственной фигурой, и аспект этот блюл всеми имеющимися силами. Она также это понимала и не стеснялась отшучиваться в ответ, но ключевой информации не выдавала, так что мог узнать, что получилось из того нашего разговора, только по возвращении.
Я, конечно, фантазировал, как Ясмин набирает все больше и больше веса, как одежда ее становится все теснее, как там и сям начинают выпирать роскошные соблазнительные складки сала. Как однажды старая одежда лопается прямо на ней, и все ее великолепное тело выплескивается на волю сквозь многочисленные прорехи. Вдохновляющие фантазии, ага.
И когда я прилетел обратно, мы назначили встречу в одном из моих любимых завелений — маленький такой ресторанчик ливанской кухни, уютный и приятный. Ясмин материализовалась в зале, вся сияющая от счастья, такая же фигуристая, как всегда, улыбка на миллион ватт, она повисла у меня на шее и одарила полыхающим поцелуем. Она правда стала чуть круглее и мягче? Мне показалось, что да, но полной уверенности не было, а как спросить о таком, я не знал.
Но мне и не понадобилось. Еще один горячий поцелуй, и Ясмин радостно выплеснула:
— Сто два! Поправилась за месяц на шесть кило. На два кило больше, чем ты хотел, и рада безмерно! Ты был прав. Расслабиться, послать подальше все диеты и наслаждаться любимой едой — это великолепно. Знаешь, теперь ощущение полного желудка — оно такое чувственное, так восхищает, теперь я точно знаю, что быть толстой и радоваться — это мое. Мне нравится перспектива набирать вес, теперь я понимаю, что и правда нравлюсь многим мужчинам, что они желают меня именно такой. А то, что я бросаю вызов существующим канонам красоты — это вообще полный шик! Чувственная, желанная я — о да, вот теперь я точно знаю, что я свободна от всех предрассудков и оков! ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА!
Конечно, Ясмин, как и положено актрисе, играла на публику, даже когда этой публикой был я один, но я видел — все это она говорит совершенно искренне. Она счастлива, ибо освободилась от прежних оков, и упивается одобрительным отношениям окружающих. Так что «быть толстой и радоваться» сказано от души.
И пока мы тихо сидели за столиком, я понял, что угадал. Ясмин лучилась счастьем и, что еще важнее, была совершенно здорова, выросший вес никаких сложностей не принес. Принесли еду, Ясмин взяла вилку, но я возразил:
— Постой, пора тебе научиться, как правильно есть хумус.
Взяв из корзинки тонкий ломтик мягкого хлеба, я сложил его и, как ложкой, зачерпнул толику густой бобовой пасты, после чего поднес ко рту Ясмин. Та без колебаний приоткрыла полные губы, и я аккуратно отправил еду ей прямо в рот — так я раньше никогда ни с кем не делал, оказывается, это очень чувственно и совершенно потрясающе, и я видел, что Ясмин того же мнения. Так что я продолжал черпать хумус хлебом и кормить Ясмин, а потом случайно теплые губы ее коснулись моих пальцев, и это было как удар тока, а ее очи распахнулись от удивления и удовольствия. Я молча отложил хлеб и следующую порцию хумуса зачерпнул прямо пальцем, Ясмин охотно распахнула свой чувственный ротик; вновь — касание теплых губ, вновь — волна удовольствия, но на сей раз она еще и язычком поиграла. Это было сильно, до печенок пробирало, и явно нравилось нам обоим. Исчезло все, я видел одну только Ясмин, чувственный ротик ее был как вдохновляющий маяк, а окружающий мир потерял всякое значение. И я продолжал вот так вот кормить ее с пальца, она продолжала игру влажных и теплых прикосновений, и оба мы таяли от радости и наслаждения.
После хумуса я продолжал кормить Ясмин всем прочим, что нам принесли, теперь уже взяв вилку. Наверное, прочие посетители ресторанчика косились в нашу сторону, но обоим нам было плевать, мы сейчас были далеко-далеко от всех и вся, обернутые коконом чувств. И вот дело дошло до десерта, сложная композиция из риса, молока, сахара, ванили, грецких орехов и розовой воды, и я вновь черпал его из чаши одним пальцем, и губы и язык Ясмин вновь играли на струнах моего сердца, но на сей раз она, с довольной улыбкой прикрыв глаза, сообщила:
— Ах, вот это беспримесная чувственность! Я сразу начинаю мечтать об ароматных восточных садах, где бы я целыми неделями напролет поедала вкусности и полнела! — Взглянула прямо мне в глаза и продолжила: — Да, я бы только и делала, что играла на лютне, пела, ела, толстела и занималась любовью. Я подучилась бы танцу живота и — так уж и быть, разделила бы тебя с несколькими избранными девушками, ибо в этом гареме я истичнный самоцвет, потому что точно знаю, что равных мне нет! Знаешь, я ведь часто фантазировала о волшебных восточных краях, где ценят женскую полноту, о гареме, где я могла бы есть что только пожелаю и сколько захочется, я стала бы самой толстой из одалисок, всеми достоинствами своими завоевав сердце юного романтика-шейха, я стала бы его фавориткой, а потом — законной супругой, принцессой сказочного царства! В общем, Рудольф Валентино плюс еда.
Покончив с обедом, мы отправились в апартаменты Ясмин, прихватив с собой еще две порции десерта «на всякий случай». И уже наедине Ясмин, упиваясь игрой в плохую девчонку, долго-долго держала меня на взводе, разоблачаясь в течение бесконечных минут и игриво отпихивая «ну подожди, нетерпеливый». Мы оба изрядно позабавились, а я вдобавок любовался новой фигурой Ясмин. Голой я ее видел килограммов десять тому назад — конечно, бедра стали чуть круглее, а живот чуть более выпуклым, и конечно, после сытного обеда он был чуть более тугим и сочным. Но в целом — все та же Ясмин, только пышущая счастьем и здоровьем. Она еще возжелала вот прямо сейчас встать на весы, демонстрируя мне свои достижения, а потом еще и сантиметр достала.
— Мне обязательно нужно зафиксировать все мои обхваты, и с твоей помощью это будет веселее, чем одной!
Она была права, прелюдия получилась интересная и забавная, позволяя всласть потискать ее сочные телеса «ну надо же все точно измерить», а потом, опять же продолжая прелюдию, я скормил ей обе порции десерта, параллельно целуя и лаская все ее трепещущие от предвкушения местечки, и чувственная симфония билась в наших сердцах, и волшебство творилось толчками и всплесками, переплетением тел и душ.
А потом мы лежали, медленно возвращаясь в реальный мир, голова Ясмин покоилась у меня на плече, большие груди ее разметались по моей груди, и я наслаждался ощущением ее божественного тепла, ее плотно-мягкого тела. Сто два роскошнейших килограмма, и будет еще роскошнее, если доберется до ста двадцати двух — моим идеалом женственности всегда было что-то около ста двадцати. Ясмин ведь ни разу не сказала, что дальше набирать вес не собирается, и я чувствовал, что она готова, более того — жаждет и дальше продолжать много есть и полнеть. В чем я охотно помог бы ей всем, чем только могу, но сам поднимать этот вопрос не хотел.
Ясмин проснулась уже ближе к вечеру. Через два часа ей встречаться с нынешним ее кавалером, надо бы поспешить, но — у нее еще имелись определенные планы. Вручив мне фотоаппарат, она велела отснять ее в обнаженном виде в профиль, анфас и сзади, затем снова перемерить все свои обхваты (как будто за пару часов что-то поменялось) и записать все цифры.
— Это ты что, хронику изменений в себе-любимой ведешь? — уточнил я.
— Гораздо лучше, вот, посмотри! — и указала на полку, где стояла пара скульптур из обожженной глины. Голые женщины солидных форм, высотой сантиметров двадцать пять. Я присмотрелся внимательнее и понял, что у обеих статуэток — лицо Ясмин, только вторая чуть потолще. Лицо у первой, которая постройне, казалось грустным, а вот вторая слегка улыбалась. Ясмин под настроение неплохо работала с глиной, но эти «автоскульптуры», или как такое правильно зовется, явно были ее шедеврами.
— Тут, — пояснила она, — во мне девяносто один килограмм, все точно в пропорциях, масштаб один к шести. А вторая — это когда во мне уже девяносто шесть. Два года назад мой нынешний отщелкал меня во всех ракурсах и убедил сделать первую статуэтку, мол, пусть постоянно маячит перед глазами, показывает, какая ты жирная уродина, и мотивирует худеть. Месяц назад, сразу после нашей с тобой встречи, я попросила его снова устроить мне фотосессию, и потом сделала вторую статуэтку, просто чтобы наглядно увидеть разницу. Завтра слеплю третью, под сто два кило, с широкой довольной улыбкой, чтобы все видели, насколько красивее, желаннее и счастливее я стала! Тут на полке хватит места еще для нескольких статуэток, так что можем смело продолжать...
О да, Ясмин явно решила и дальше послать подальше все диеты, набирая вес.
Дальше мы с ней виделись довольно часто и много времени проводили вместе. О кавалере своем она более не упоминала, я так понял, что он уже перешел в разряд «бывших», и правильно, зачем ей мужчина, неспособный в полной мере оценить такое сокровище! Зато для меня у нее всегда находилось и время, и настроение пошалить в постели. И конечно же, Ясмин продолжала много есть и полнеть, расслабленная и счастливая. Она очень аккуратно подбирала еду, соблюдая здоровый баланс жиров-витаминов и прочего, проходила регулярные медосмотры, следя за организмом, не забывала о легкой гимнастике, поддерживая мышцы в тонусе, и вообще стала ходячей медицинской энциклопедией в смысле всех проблем, актуальных именно для персон с избыточным весом.
Чем больше Ясмин полнела, тем больше она была уверена в себе и вообще гордилась собой, а это способствовало ее профессиональным успехам в театре и кабаре, на киноэкране и в местных телепрограммах. Ее нередко приглашали на всякие там ток-шоу, где она активно боролась за права толстых людей и показывала, какие они на самом деле. Вместе нам с нею также было очень хорошо, и хотя, как и прежде, никто не давал друг другу никаких обещаний, связь наша только крепла.
Еда, чувства, постельные забавы — в любом порядке, — такими ныне были три ключевых опоры для Ясмин. Она призналась, что после прошлого нашего расставания и до своего «освобождения», выражаясь ее же словами, она чуть не заморила себя голодом, так что чувственное наслаждение вкусной едой после нескольких лет самоограничений стало для нее очень важным. А то, что от этого стал расти вес — просто допонительная плюшка, потому что ей все больше нравилось ощущение растущей себя, а еще захватывала мысль о том, чтобы толстеть ради себя самой, и потому что в постели кайф от такого только растет, ну и чтобы меня порадовать. Растущий вес стал для Ясмин символом завоеванного «освобождения» и чувствнного наслаждения за столом и в постели, так что каждый набранный грамм ее радовал. А идеальной прелюдией для нее стало — есть в постели, особенно когда я кормил ее с рук. Ясмин от такого просто вся трепетала, мол, это куда чувственнее, чем вилкой или ложкой, так что каждый раз при встрече я долго-долго скармливал ей все, что приготовили, параллельно целуя и лаская ее, и мы оба упивались соприкосновением наших обнаженных тел. Особенно она обожала тот рисовый пудинг, что впервые попробовала в ливанском ресторанчике, и густой горячий шоколад с лесными орешками — этот Ясмин всегда выдувала до последней капли, а потом еще начисто вылизывала посуду, и неважно, сто грамм там было или два литра. Не знаю уж, можно ли помещать такие наши отношения в формат «раскармливания», да и плевать. Я просто знал, что в этом танце вела Ясмин, это она желала, чтобы ее кормили, указывала, когда, чего и сколько она желает, а я со своей стороны всячески старался избежать любого намека на принуждение.
В итоге через месяц после того, как я вернулся из Парижа, Ясмин весила уже сто семь кило. Итог этот придал ей еще больше решимости двигаться избранным курсом, и через десять дней весы показали сто восемь, вдвое больше того веса, который считался «идеальным» для ее роста и конституции. На полке появилась еще одна статуэтка, и глубоко довольная собой Ясмин сияла от счастья. Фигура ее стала еще выразительнее, мечта любого мужчины с красной кровью: гордо вздернутые груди, большие и тугие; чарующе круглый живот, сам по себе немаленький, но при этом такой скромный в сравнении с иными подробностями ее фигуры; бедра и ягодицы, сочные и обильные, квинтэссенция страсти и чувственной притягательности. «Удвоенный» праздник мы отметили рекой шампанского и целой горой любимых блюд Ясмин, не выбираясь из постели все выходные.
Результат, конечно, был потрясающий, плюс двенадцать кило за неполные два с половиной месяца. Конечно, Ясмин отнюдь не морила себя голодом, и она уже не та девчонка с молниеносным обменом веществ, но все-таки. Меня заботило лишь то, на какой цифре все это великолепие остановится, и главное, конечно — чтобы Ясмин оставалась здорова.
Вскоре мне снова пришлось уехать на пару недель, но когда я вернулся, Ясмин уже не была привычно-радостной. Когда я уезжал, в ней было сто девять, она очень хотела сделать мне приятный сюрприз и дорасти до ста пятнадцати к моему возвращению — ан не вышло, хотя поглощала целые горы своих любимых вкусностей, едва перевалила за сто десять. Я подумал, что организм Ясмин просто достиг стабильных кондиций, и уверенность моя лишь возросла, когда за следующий месяц она при всех своих усилиях и килограмма набрать не сумела. После этого хмурая Ясмин даже потеряла аппетит — не то чтобы совсем, так-то она ела более чем достаточно, но все равно не так радостно и активно, как прежде. Несколько недель Ясмин держалась в районе ста одиннадцати и была категорически этим недовольна: она уже привыкла, что вес растет, и ей это нравилось, она хотела добраться до ста пятнадцати — и дальше, а эти проклятые три единицы словно издевались над ней.
Ясмин только и делала, что говорила о том, как дорасти до ста пятнадцати, словно одержимая. Кажется, тут и правда вышел блок — только не физиологический, а психологический. Что, если Ясмин где-то подсознательно до сих пор опасается жуткого «вдвое больше идеала», и дальше ста одиннадцати ей не хватает духу? Что, если она просто отказывается расти дальше и пытается это скрыть постоянными жалобами «не могу дальше поправиться»? Может, это и есть истинная правда, а прочее — так, наносное. Так что я окружил Ясмин усиленной заботой, и она это оценила. Я всячески показывал ей, что она великолепная и женственная во всех отношениях, самая желанная и прекрасная, вот здесь и сейчас. Я решил, что ей стоит отвлечься от внезапно возникшей проблемы, так что я часто выводил ее «в люди» и пообещал, как только у нас обоих выпадет свободное время, отвезти ее на неделю в самый романтический уголок из всех возможных.
Потом мне снова пришлось уехать на целый месяц. Я звонил Ясмин дважды в день, ей это было нужно, да и она стала самым важным для меня человеком, и вес тут совершенно ни при чем, мне тоже нужно было оставаться с ней на связи, поддерживать ее. По телефону Ясмин больше не говорила ни слова насчет веса, я уж решил, она смирилась с тем, что «сто пятнадцать» так и останется недостижимой цифрой на весах. Роскошнейшая женщина, которой можно только гордиться, умная, прекрасная, соблазнительная, ей вовсе незачем поправляться дальше, и так — более чем. Где-то в глубине души я, может, и жалел, что до моих «идеальных» ста двадцати она так и не дорастет, но, как говорится, чего не дано, того не дано.
И вот вечером я прилетел и помчался прямо к Ясмин. Она открыла дверь — вся сияет, очи горят, накрыт романтический стол при свечах, фарфор-хрусталь-серебро, из ведерка со льдом торчало горлышко бутылки шампанского. Я все понял еще до того, как Ясмин повисла у меня на шее и осыпала поцелуями:
— Я сумела, перешла за эти проклятые сто пятнадцать! Сегодня утром уже сто шестнадцать было, это все надуманное, я могу расти дальше — и буду расти! Сегодня мы как следует все это отпразднуем и я немедленно слеплю следующую статуэтку! — Ясмин радовалась как ребенок, и обещанная мною неделька в романтическом уголке на озере у водопада, стала для нас обоих чем-то вроде медового месяца.
После этого Ясмин вновь начала полнеть прежними темпами, и буквально недельки через три достигла моих идеальных цифр. Роскошная и сочная фигура ее была гимном радости и женственности, округлая, мягкая и плотная, невероятно пропорциональная, у меня от нее пар от ушей шел. Я был счастлив так, как вообще может человек быть счастливым, счастлив и горд тем, что такая чудесная женщина — со мной, и я вовсю выгуливал Ясмин по ресторанам, театрам, выставкам и так далее, демонстрируя всему свету себя — рядом с ней, и нередко видел во взглядах других мужчин восхищение и желание, и вновь и вновь понимал, что женщин королевских пропорций ценят, открыто или втихую, куда больше, чем мне казалось прежде. Ясмин все это поняла гораздо раньше, еще когда только начала поправляться, и сейчас, артистически тщеславная и кокетливая, упивалась всеобщим вниманием.
Да, моего идеального веса Ясмин достигла — но явно далеко не достигла СВОЕГО идеального веса, так что продолжала поправляться и дальше. Я не пытался помешать ей, ибо вновь чувствовал, что не имею никакого права вмешиваться в ее отношения с собственным телом. Кроме того, если моей Ясмин станет еще немножко больше, пусть это будет даже больше той границы, которую я полагаю идеальным — ну и ладно, ведь хотя и говорят, что «слишком много хорошо — тоже плохо», но ко всем ли сферам бытия это применимо? А пока еда и кормежка для Ясмин стали еще более важны, и мы всячески обогащали и углубляли наши постельные упражнения и кормежку с рук, и она вскоре перевалила за сто двадцать пять и, жутко довольная, продолжала расти дальше...
* * *
Время идет. Мы по-прежнему вместе и счастливы, я все более и более восхищаюсь Ясмин, связь наша прочна как никогда. Всякий раз, как я возвращаюсь из очередной поездки, она встречает меня чуть тяжелее, чуть мягче и круглее, невероятно женственная. Никаких проблем со здоровьем, Ясмин занимается всеми упражнениями, какие нужны, танцует на сцене. Живой пример того, какой может быть толстая и счастливая красавица.
Как следствие, профессиональная ее жизнь также сверкает всеми красками. Ясмин теперь ведет весьма успешное телешоу на местном канале, помогая толстым людям и содействуя им в борьбе за уважение и место под солнцем. С помощью опытных специалистов она демонстрирует, как неправильно относятся у нас к людям с избыточным весом, как промывают мозги нашему помешанному на стройности обществу эксплуататоры из диет-индустрии, бесчестные врачи и любители тупых приколов. А еще они открывают темные стороны диет, опасности хирургических методов похудения, вслух проговаривают все возможные проблемы со здоровьем, гражданскими правами и прочим, давая массу практических советов и рекомендаций, предоставляя психологическую поддержку и все такое. Сугубо местная телепрограмма выстрелила на всю страну, один из национальных каналов собирается ее выкупить и раскручивать дальше — с участием Ясмин, конечно же.
Ну а пока аппетит Ясмин не угас, регулярные постельные упражнения с кормежкой ни мне, ни ей ни разу не наскучили, она растет привычными темпами, сейчас в ней полтора центнера брызжущей счастьем женственности. Пока она желает расти и дальше, а я… я попал в собственные сети и остановить все это просто не могу. Основываясь на собственном опыте и эстетических ощущениях, я всегда полагал, что мой идеал веса — это для женщины пик ее привлекательности и соблазнительности, а приемлемый, на мой вкус, максимум — где-то в районе ста шестидесяти кило, не дальше. Но с Ясмин все по-другому. Вопреки всем моим ощущениям и опыту, «идеального веса» — недостаточно, восхищение и страсть от постоянно полнеющей Ясмин превосходят все гипотетические идеалы, эстетику и вкусы, и я надеюсь, что Ясмин у меня станет много, много толще, порой я фантазирую, какой будет Ясмин, перевалив за двести… или двести пятьдесят… или даже триста кило, я мечтаю нырнуть в теплый, мягкий и ароматный океан плоти такой вот Ясмин, так что предела всему этому счастью — просто нет и быть не может. Да, я понимаю, что раньше или позже организм Ясмин все-таки достигнет реального своего предела и дальше она поправляться не будет, но… я просто надеюсь, что случится это скорее позже, нежели раньше, и красавица моя будет много, много толще, чем сегодня.