Самая толстая девушка на свете

 Самая толстая девушка на свете

(The Fattest Girl in the World)

— Будь осторожнее, Деб, или станешь самой толстой девушкой на свете.

— Угу, конечно, папочка, — ухмыльнулась я, отправляя в рот гигантскую порцию яблочного штруделя с мороженым.

Папа рассмеялся: это шутки у него такие. Нынешняя его Барби неодобрительно покосилась на меня через стол; ну и ладно, я ее тоже не одобряла. Даже имени ее не запомнила, но это не имело значения, все они на одно лицо — высокие, стройные, пышногрудые, черствые и фальшивые, так что я просто зову их всех Барби. Некоторые даже не замечают. Повариха улыбнулась, убирая со стола; она-то знала, кто тут ценит ее работу! Что ж, пока она так готовит, увольнение ей не грозит.

Ладно, признаю. Я девушка немаленькая, пару месяцев назад, когда приступил к занятиям мой одиннадцатый класс, во мне было 135 кило. И это заметно: живот у меня вроде подушки, когда сижу — лежит на коленях и заполняет их наполовину; ну и груди — в общем, они большие и мягкие, и когда сижу, лежат на животе. Широкие бедра, само собой, как и полагается девушке; ну, может, у меня пошире, чем у других, они с обеих сторон выпирают над сидением стула. И что с того? По мне, это круто!

Знаю, многие девушки полагают иначе. Барби всегда хнычут и трясутся над собственным весом, и девчонки в школе не лучше. Знаете, очень забавно, когда пигалица в пол-меня жалуется, какая же она толстая. Что, правда? А какая же тогда я? Нет, не отвечайте! По крайней мере, я не достаю окружающих стонами «бедная я, я такая толстая, что ни один парень не пойдет со мной на свидание!». Их послушать, так каждую пятницу они сидят дома, потому что они таааакие толстые… как будто все стройные девушки на каждый вечер находят себе нового парня! Вот уж не думаю.

И можно подумать, главная цель жизни — чтобы парень пригласил тебя на свидание! Я что, позволю собственному счастью зависеть от того, что там втемяшится в башку какому-то парню? Щас! Само собой, против парней я ничего не имею, вовсе нет. Не так уж сложно закадрить парня, если ты согласна рискнуть и связаться с ничтожеством… я — не согласна. Нет, трудность в том, чтобы найти качественного мужчину. Есть у меня подруга, Анжела, она могла бы сниматься в рекламе купальников, у нее талия в обхвате с мое бедро, причем не в верхней части; так вот, даже она, случается, вечером оказывается без компании. Ну да, верно, ее на свидания вытаскивают чаще, чем меня, но я не жалуюсь. По крайней мере не так громко, как большинство девиц.

Но как же иногда они меня достают. Когда я слышу, как девчонка хнычет, что у нее, оказывается, появилось «брюшко», мне хочется вышибить у нее из рук диетическую содовую, взять за плечи и хорошенько встряхнуть, проорав прямо в ухо: «Глянь, вон там сидит Уоррен! Милый! Умный! Веселый! И никогда в жизни не пригласит тебя на свидание, потому что жутко боится, что ты скажешь „нет“. Я сама с удовольствием встречалась бы с ним, но он мой двоюродный брат… А если тебе Уоррен не по душе — четверть парней в нашей школе сидят в той же лодке. Чем сидеть тут и предаваться самоедству, подошла бы да попросила его помочь тебе с домашкой по химии. Оба прекрасно проведете время… да и оценки у тебя могут улучшиться. Так, к слову.»

Кстати, знаете, есть и парни, которым нравятся большие девушки. Даже такие большие, как я. Одного точно знаю, назовем его Роджер. Как-то я присела ему на колени, просто для забавы. И ему понравилось! Я сидела и начала волноваться, спросила, не тяжело ли ему, а он ответил, что вовсе нет! Сказал, что я конечно тяжелая, но ему вовсе не больно, потому что я такая мягкая! Да уж конечно! В общем, я точно знаю, что ему понравилось, потому как я почувствовала… в общем, ему понравилось! Я, конечно, держу его на примете, однако по-настоящему ищу того, кто способен изъясняться законченными предложениями.

Я встала из-за стола, но мысли продолжали крутиться. Папа, конечно, шутит, но в его словах кое-что есть. Так, если подумать, это была третья порция штруделя, а в прошлом году я поправилась килограммов на двадцать. Не то чтобы я из-за этого сильно комплексовала, но если так будет продолжаться? Мне что, придется начать следить за своим питанием? Не чтобы похудеть до «нормальных размеров» — как будто это вообще возможно! — но урезать аппетит, чтобы просто остаться такой, как я есть? А ведь похоже на то, если только я не хочу становиться все больше и больше...

Мысль эта долбила меня весь вечер, я не могла от нее избавиться. Все больше и больше? Самая толстая девушка на свете? Чушь! Да это ж вдвое против моего нынешнего габарита… или даже больше! И когда мы с отцом смотрели телевизор, я прикинула, какую часть дивана я бы заняла… и тут поняла, что как раз прикончила вторую миску мороженого. Это после ужина и штруделя-то. Отнесла пустую миску на кухню и уже почти поставила ее в мойку, потом подумала «а почему бы и нет?» и положила себе третью порцию!

Поднявшись себе в комнату, я продолжала думать все о том же. Больше и толще. Раздевшись перед сном, я обозрела себя в зеркало. Ну да, я толстая, никаких сомнений! Но никаких изьянов и близко нет, вся гладкая, округлая и мягкая. Мягкая? Я осознала, что ласково сгребла на животе полную горсть жира — такая мягкая, черт возьми!.. Мягкая, теплая и очень-очень милая… Странное ощущение. Глядя в зеркало, я попыталась вообразить себя побольше. Скажем, килограммов на сорок? И тут вдруг поняла, что с момента вступления в подростковый период набрала, пожалуй, больше сорока. Йок! Пожалуй, пора бы и притормозить! Когда-нибудь… но не сегодня. Ну, не прямо сейчас… наверное, через год. Или через два.

Лежа в постели, я все так же не могла заснуть. Самая толстая девушка на свете? То есть совсем огромная? Да как же я школу-то закончу? А как я буду работать? Нет, папа в общем-то богатый… начинал он с инновации в производстве коленных соединений для пластиковых водопроводных труб, и… ладно, дальше неинтересно, если только вы вдруг не магнат трубопроводного бизнеса, который загорелся желанием заплатить папе за эту инновацию его первые миллионы. В общем, если бы я хотела, то могла бы просто сидеть в кресле и толстеть сколько пожелаю. А если так подумать… вот прямо сейчас моя грядущая карьера — то ли программирование, то ли писательство, в общем, не самая активная деятельность. Хмм. Это просто безумие! Как я вообще могу о подобном думать? Однако я думала.

Так вот я лежала в кровати, разгоряченная и беспокойная, и мне просто было нужно потянуться вниз и тронуть себя… но обычно я при этом думала о Брэде или о каком-то киношном красавчике, а сейчас я думала о себе! Все страньше и страньше...

Утром я отправилась в школу. В вестибюле встретила Анжелу (девицу из рекламы купальников, помните?) и Брэда (героя моих романтических грез, и если заикнетесь ему об этом, прикончу!). Девицы от Брэда просто млеют, идеал во плоти. Высокий, красивый, мускулистый, отличник, капитан футбольной команды… и даже намерен отправиться в Вест-Пойнт! Не слишком ли? Это же не личность, это шаблон! Нет, милый парень, но очень серьезный. Слишком серьезный. Почти хмурый. Когда-нибудь он геройски умрет, выиграв войну, или станет первым человеком на Плутоне, или нечто в этом роде. А может, он однажды даже улыбнется или пошутит. Ха!

Брэда часто видят с Анжелой. Все предположили бы, что два школьных идеала непременно сойдутся, по определению. Но это не так — разве что по определению. Они просто хорошие друзья, даром что все думают, будто они уже пара. Брэд, вероятно, блюдет себя до свадьбы. У Анжелы, напротив, трудности с тем, как бы соблюсти себя хотя бы до вечера. Ладно, это перебор, на самом деле она не такая… но она рассказывала, что однажды намекнула Брэду, что очень даже не прочь, на что он отозвался «Польщен, но нет, спасибо». Уж не голубой ли он? Я слышала, что самые великолепные парни часто голубые. Хм.

Я как раз здоровалась с Брэдом и Анжелой, когда из-за угла вынырнул Роджер.

— Привет, народ! — окликнул он, подходя. — Привет, э, Деб, — и расплылся в ухмылке. Вот такой вот Роджер.

— Привет, э, Роджер, — пошутила я.

Он не обиделся. Ну, наверное, не обиделся, потому что ни разу ничего не сказал. Потом зазвенел звонок, и мне нужно было бежать на занятия. Диффуры обычно интересные, вроде загадок, а история — скучища, но тут всему виной мисс Пергинтин. Впрочем, сегодня я мало что выучила; я только и могла думать о «растолстеть и стать огромной». За обедом я сжевала свою порцию, украла десерт у Роджера и голодным взглядом уставилась на тарелку Анжелы. Почти нетронутую.

Анжела села на своего конька «о, как это трудно, быть девушкой с такой фигурой, как у меня»… Нет, она не напрашивается на комплименты, она постоянно так говорит, причем вполне серьезно.

— Я ничего не делала, чтобы стать такой, и никакой моей заслуги тут нет, однако от меня ожидают, чтобы я вела себя определенным образом и соответствовала определенному типу девиц. В смысле, я не хочу, чтобы обо мне думали как «о той девке с большими титьками»...

Да, она могла бы стать Барби, имей вполовину больше мозгов. В чем-то Анжела права, но обычно меня это не удерживает от саркастической реплики. Сегодня я, однако, думала сугубо о своем, так что она продолжала крутить шарманку, пока не выдала:

— Это ведь так тяжело, иметь такие груди!

Тут мы все на нее уставились. Ну, положим, груди у нее большие, но не настолько же!

Как она покраснела!

Занятия закончились, пора было приступать к серьезному исследованию. По дороге домой я составляла план. Во-первых, прошерстить Сеть: где-то же там есть инфа про толстых женщин. В Сети же все есть. Главным образом, наверное, сайты насчет похудания, «вот какой толстой я была и как от всего этого избавилась». Но даже там будут фото, рассказы и прочие данные. Я ведь всегда могу прочитать диетические рекомендации и делать прямо противоположное.

Хммм… а вообще, сколько весила самая большая женщина на свете? 350 кило? 400? Сколько она ела? Могла ли ходить? Безумие… но я просто не могла не думать об этом!

Прибыв домой, я метнулась к себе в комнату, но все же сделала крюк через кухню: мне ведь нужны калории! Шлепнула в огромную миску с полкоробки мороженого и прихватила большой пакет чипсов. Начну с них, решила я, солененьких, в самый раз, когда доем, мороженое как раз размягчится. Скользя жирными пальцами по клавиатуре, я вошла в Сеть и… открыла для себя целый новый мир!

Там были женщины, в сравнении с которыми я выглядела как Кейт Мосс! Женщины побольше меня, которые позировали… ну, наверное, это можно назвать «одетыми», но лишь технически. Вроде того. Огромные пышнотелые женщины, которые делали мини-ролики, на которых ели, гладили свои животы и активно сотрясали телесами. И мужчины, которые хором просили «еще фото!». Я решила попросить у папы цифровую камеру в подарок на рождество. Нет, на день рождения: не хочу, чтобы из-за меня кого-то замели за педофилию. В смысле, я-то знаю, что я взрослая и здравомыслящая (в основном), но законникам-то этого не докажешь.

А еще я выучила несколько новых терминов. Про себя я знала, что я «пышная дама», или, пожалуй, по соображениям возраста — «пышная девица». Если еще немного поправлюсь, то буду «сверх-размерной». А парень, которому я понравилась бы, должен называться не «Мужчина с хорошим вкусом», как я это мысленно определяла, а — поскольку привлекает его во мне в основном именно пышность, — то он будет «Любитель пышных дам». По мне, это синонимы. В общем, чего-то в этом роде и следовало ожидать… ведь фигуры бывают всяких видов и размеров, вполне резонно, что кого-то привлекает вполне конкретный спектр величин.

Кое-чего я, однако, не понимала. Многие женщины в форумах и чатах жаловались на парней, которых возбуждали их габариты. Ну и? Мужчина считает тебя прекрасной, и что тут не так? В упор не пойму. Нет, я, пожалуй, не хотела бы, чтобы моего парня волновали ТОЛЬКО мои габариты, точно так же, как Анжела хочет, чтобы ее парень думал бы не ТОЛЬКО о ее груди. Но все же любой кандидат на должность «Серьезного поклонника Деб» обязан от моей фигуры пускать слюнки, а значит, его должна привлекать пышность.

Я читала все больше и больше и, кажется, выяснила, к какой же стае я на самом деле принадлежу. Кое-кого серьезно интересовал вопрос набора веса, или наблюдение за тем, как другой поправляется. В яблочко! Итак, если парень помогает мне поправляться, уговаривает меня хорошо кушать и повторяет, как же ему нравится, что я толстею, то он — «раскармливатель». Уже интересно. Мне такой нужен! Так… а если я поправляюсь, то я — «раскармливаемая». Хм. Не очень мне нравится этот термин, очень уж пассивно звучит, словно я просто потребляю пищу, которую мне дают. Мне нужно что-то поагрессивнее, типа «я сама активно раскармливаюсь и расту вширь». Кажется, такого слова тут не придумали… может, у меня получится?

Еще я наткнулась на слово «неподвижный», то бишь слишком тяжелый, чтобы ходить или даже стоять. Мне этого хочется? С ужасом я поняла, что вместо решительного «ни за что!» я мысленно прикидываю, на что это похоже и как бы извлечь отсюда максимум удовольствия.

Выскочило имя Розали Брэдфорд. Обладательница титула из книги рекордов Гиннеса «самой тяжелой женщины», приблизительно 540 килограммов. Это же как четыре меня! Ух ты! Но она не была довольна своими габаритами и серьезно сбросила вес. Это я понимала: зачем быть такой, какой ты себе не нравишься? Мировой рекорд супертяжеловеса должен быть зарезервирован для людей, которые наслаждаются этим. Вроде меня? Пожалуй.

Там еще была пара фоток, но плохого качества. В смысле, видно, что огромная, но больше ничего не разобрать. Я посмотрела на себя. Значит, вчетверо тяжелее...

Снизу зазвучала гитара. Значит, папа вернулся. Надо поговорить с ним об этом — ну, хотя бы чуточку, — так что я отложила мысли о потолстении и спустилась вниз.

Отец что-то лихорадочно черкал на листе. Сочинял песню. Он в этом очень хорош… почти профи. Я подошла сзади, несколько минут слушала, а когда он прервался — кашлянула.

— Пап?

— Да?

— Предположим, кто-то хочет сделать нечто такое, что окружающие сочтут дуростью? Нечто очень странное, непопулярное, но очень хочется попробовать.

— Какое тебе дело до того, что кто-то там думает? Изменить себя, чтобы завоевать популярность? Даже и не думай. — Он не притворялся.

— Нет, тут не в популярности дело… Скорее что-то такое, что сочтут большой ошибкой.

— Я так понимаю, «кто-то» это ты? — Я кивнула. — И о чем таком ты подумываешь?

Я покачала головой.

— Может, и ни о чем… Я еще не уверена. Расскажу, когда решу.

Папа нахмурился, потом пожал плечами.

— Доверюсь твоему здравому смыслу, дорогая.

Правда, у меня чудесный папа?

Он посмотрел на гитару, которую все еще держал, сыграл аккорд-другой, потом отложил инструмент.

— Давай-ка я тебе расскажу одну историю. Когда-то я учился в колледже, серьезный такой зануда-отличник, будущий инженер. И у нас была группа. Ты никогда о ней не слышала, но играли мы хорошо. И вот на первом курсе мы получили предложение — записать пластинку, плюс поработать на разогреве для некоторых настоящих знаменитостей. И мне нужно было решить… хочу ли я уйти в никуда и, возможно, стать богатой и знаменитой рок-звездой, или же я хочу завершить обучение. Сама можешь представить, какие советы мне давали — семья, преподаватели, друзья-соученики. Мол, у меня достойное будущее, и неужто я хочу все бросить в погоне за какой-то нереальной мечтой?

— И ты решил быть умным и остался учиться.

— Черта с два! — ухмыльнулся он. — Я ушел из колледжа и мы начали турне по Среднему Западу. Каждая ночь в новом городе. Бухло, наркотики, девочки… впрочем, наркотиками я никогда не увлекался.

Ась? Папа? Мой папа?!

— И тебе это не понравилось?

Он рассмеялся.

— Да я был просто в восторге! Каждый вечер вечеринка с девочками… Деб, на дворе были 80е, после «пилюли», но до того, как все начали беспокоиться насчет ВИЧ. Музыка, фанаты...

Голос его затих.

Папа?

— Так что случилось?

— Мы спеклись. Ну не так чтобы… фанаты-то нас любили, но альбом продавался плохо, и студия сбросила нас как горячий уголь. Через год группа распалась, а потом я вернулся в колледж. Само собой, потерял год; но я рад, что сделал именно так. Иначе я бы всю оставшуюся жизнь себя грыз.

Я с минуту подумала.

— Так ты говоришь — валяй, действуй?

— Я говорю, что есть очень немногие варианты, где ты не можешь передумать и вернуться на исходную позицию. Большинству решений не обязательно быть окончательными. Твое из таких?

— Наверное, нет...

Могу ли я набрать весь этот вес, а потом скинуть его?! Диета потребуется неимоверная! Но это все же возможно, хотя бы теоретически.

— Деб? Перед тем, как сделать что-то серьезное, поговорим, ладно? И не думай, что я автоматически скажу «нет».

— Ладно, па.

— И еще… у меня свидание, она придет на ужин, а потом мы уйдем поразвлечься. Веди себя хорошо, ладно?

Очередная Барби охотится за папиными деньгами. Великолепно.

— Ладно, буду паинькой. — Как бы там ни обернулось, я намеревалась вести себя хорошо.

— И не зови ее Барби.

— Ладно… а как ее зовут?

— Сьюзи.

— S-U-Z-I? — переспросила я.

— Ну да, как ты догадалась? — фыркнул папа.

И зачем только он встречается с этими куклами. Он и сам, наверное, не знает.

За ужином я держалась с отменной вежливостью. Честно. Почему вы мне не верите? Я поздоровалась с ней у входа и молча вынесла ее инспекцию. А заодно провела свою, просто проверяя, соответствует ли она обычным критериям. Метр шестьдесят семь. Стройная, стройная, стройная, с пышной, жестко зафиксированной, прической. И жестко зафиксированной грудью. Идеально сидящая одежда. Пари держу, у нее десяток шифоньеров, набитых идеальными одежками. Я провела ее в гостиную и оставила с папой наедине.

Ужин был утомительным. Эта женщина следила за каждым куском, который я отправляла в рот, включив счечик потребленных калорий. Болтала ни о чем, внимательно осматривая столовую и пытаясь оценить папин годовой доход.

— Десерт все съели? — спросила повариха, убирая блюда. — О, а вы к своему даже не притронулись! — упрекнула она Барби… в смысле, Сьюзи.

За ужином та ограничилась насладким чаем, парой кукурузных зернышек и листиком петрушки.

— А можно мне добавки? — спросила я.

— Конечно, — ответила повариха. Сьюзи скривилась, но папа не заметил.

— Попробуйте, это правда вкусно! — предложила я. Может, если она хоть капельку попробует, ей понравится.

— Нет, благодарю. — Жесткая улыбка с плотно сжатыми губами. — Боюсь, если я буду есть как ты, то очень скоро стану...

Вот это папа уже заметил, и температура за столом упала градусов на сорок.

— Позвольте мне перед отъездом кое-что уточнить на фабрике...

Он поднял телефонную трубку, набрал номер.

— Плохие новости… Мне придется съездить туда и кое-что перепроверить. Боюсь, я вынужден просить вас перенести встречу на другой раз. Вас подвезти?

— Нет, спасибо… Я вызову такси.

Положительная черта у всех Барби — они знают, когда подвести черту и двигаться дальше.

Через десять минут ее не было, а папа, само собой, и не собирался ехать на фабрику.

— Прости, па. Я правда старалась вести себя хорошо.

— Так и было. Не твоя вина… на сей раз.

Он ушел в свой кабинет, и вскоре оттуда снова заиграла гитара. Теперь уже печальный мотив, какой он всегда наигрывал, когда думал о маме. Она умерла, когда я еще была совсем ребенком. Я почти не помню маму, но мне тоже ее не хватает. В моих воспоминаниях она самая прекрасная женщина в мире. На старых фото — ничего такого уж особенного, но я помню, что она была теплая и веселая. И мягкая. Я подумала, не пойти ли спать, но все же осталась сидеть в гостиной и слушала, как папа играет в соседней комнате.

Назавтра мысли о потолстении вернулись. Будучи дочерью своего отца, я подхожу ко всему с аналитической точки зрения, особенно — там, где замешаны мои эмоции. Ну а поскольку речь шла о том, чтобы стать толстой… 540 кило — это вообще сколько? Так, посмотрим… четырежды в весе — это столько же в объеме, а поскольку я явно не стану выше, то это значит вдвое и в длину, и в ширину. Вообще-то даже больше, ведь голова и ступни у меня особенно не вырастут, но пока примерим так. Бедра. Я прикинула расстояние от пупка до бедра и отмерила ладонью еще столько же. Теперь с другой стороны… вот примерно такой ширины будут бедра. Ух ты! Я же одна займу почти весь диван! А как насчет живота? Вдвое толще… да он же, когда я сяду, будет свешиваться у меня с колен! Я так и до пупка дотянуться не смогу! Мысленно проанализировав, как сформулированы эти мысли, я поняла, что подсознательно уже приняла решение: сплошные «так будет», и никаких «может быть, если».

Ладно, Деб, пока попробуем чуток поправиться. Никому ни слова, просто посмотрим, на что это похоже. Налет на холодильник… напомню, это после мороженого и полного мешка чипсов. Картофельный салат, сандвичи с ореховым маслом и мармеладом и пакет печенья отправились в спальню вместе со мной. Я ела и ела, и во сне видела себя огромной.

Назавтра я начала набивать желудок до отказа. Полностью очистила холодильник и все заначки съестного по комнатам. На следующий день попросила у папы наличных и по дороге из школы заглянула в магазин. Добыла массу пакетов… в общем, жрачки, сплошные калории. Основную часть сразу отволокла себе в комнату. Прикончила исполинский ужин, а потом весь вечер пряталась в комнате и жрала. Удивительно, но я не чувствовала, что объелась! Нет, я, конечно, всегда знала, что могу съесть много — большому кораблю большое плаванье, — но честно, я сама себе поразилась, НАСКОЛЬКО много.

Так продолжалось каждый день следующие пару недель. По дороге из школы я перехватывала в закусочной два-три бургера, и еще парочку — домой, чтобы сжевать после ужина, и еще полдюжины плюшек, которые оставались в машине, чтобы сгрызть их назавтра по дороге в школу. После обычного завтрака, разумеется.

Результаты проявились довольно быстро. За эти две недели я набрала килограммов десять, одежда стала тесновата. Я обрадовалась: это же так легко! Вес рос как на дрожжах, а я ведь даже толком не объедалась! Что же случится, когда я не буду что-то перехватывать тайком, а начну есть в открытую?

Я должна рассказать друзьям. Раз это настолько для меня важно, нужно поделиться с ними. Брэд, Роджер, Анжела и я с первого класса вместе, и мы не раз друг друга выручали.

Когда мать Роджера снова вышла замуж, ее новый муж возненавидел Роджера, и его мать всегда поддерживала мужа; в итоге большую часть времени Роджер проводил здесь, или у Брэда, или у Анжелы… но в основном здесь, папа такой добродушный.

Прошлой весной Анжела думала, что беременна, и я волновалась так же, как она. Нет, Роджеру или Брэду мы ничего не сказали, и это был не один из них… классическое «с этим парнем легче переспать, чем услышать комплимент». А ведь и ее родители, и все учителя, и почти вся школа думают, что она такая вся из себя идеальная и невинная пай-девочка… да их бы шокировало, узнай они, что она посмотрела на парня! Анжела, конечно, расточает улыбки и играет эту роль так, что окружающие почти видят ее нимб, но вот внутри… внутри у нее заблудшая душа, почти извращенная. Как-то она поговаривала о пирсинге на языке, как бы классно было завести себе такое; она обожает шокировать людей. Она радостно перечисляла, как все будут против, как это непрактично, и что о ней начнут думать… словно бы любая причина не делать этого лишь добавляла предмету привлекательности.

А Брэд… его отец всегда был лучшим во всем, за что брался, и об этом знали все и каждый, особенно Брэд. Он был лучшим даже в том, в чем совершенно не разбирался, пока не взялся. Бедняга Брэд никогда не оправдает папиных ожиданий. Это никому ни под силу. В чем-то он похож на Анжелу, но там, где она просто следует генеральной линии, Брэд по-настоящему старается стать лучшим во всем и везде, и жутко казнится, когда что-то ему не удается.

Рассказать все друзьям, вот так вот, в открытую? Не-ет… я просто не смогу! Может, лучше письмом? Так я могу спланировать, что нужно сказать, подобрать правильные слова, объяснить, почему я хочу сделать именно это. Но письмо — это так долго… Электронная почта! То, что надо!

У меня час ушел на то, чтобы составить письмо должным образом. Не просто «я хочу съесть все, что попадется на глаза, и жутко растолстеть», но — почему. Что я хочу сделать нечто выдающееся, достичь того, что больше никому не под силу. Что у меня, кажется, есть к тому природные способности, и какие чувства я при этом испытываю. И попросила их понимания, их одобрения — и, когда я стану больше, возможно, их помощи.

Как отреагируют мои друзья? Что они обо мне подумают? Поднимут на смех? Что подумает Анжела с ее идеальной фигурой? А потом мысли мои перепрыгнули к Брэду. Я вдруг поняла, что его, кажется, никогда не возбуждала ни Анжела, ни кто-либо из других девиц… но он всегда был моим другом. Так-так. А что, если Брэд — любитель пышных дам? Вот было бы славно!

Я ждала. Проверила почту. Ничего. Ну, ведь всего-то десять минут прошло! Так что я спустилась вниз и мы с папой посмотрели фильм — один из тех больших фантастических блокбастеров. Мы подмечали сюжетные дыры и научно-технические ляпсусы, считали трупы и громко суфлировали героям. Я даже немного забыла о послании и комок в желудке рассосался.

Вернулась и с нетерпением проверила почту. Дюжина новых сообщений, и три из них — от близких друзей. Я решила оставить Брэда напоследок. Анжела… нет, первый пусть будет Роджер. Роджер, в конце концов, пару раз продемонстрировал, что находит меня привлекательной… хотя, возможно, это случилось бы с любой девицей, которая обратила бы на него внимание.

Дорогая Деб,

Получил твое письмо. Думаю, будет круто. Если хочешь пойти на это, буду рад помочь. Просто дай знать, что ты хочешь от меня.

Роджер.

По крайней мере он не подписался «Э, Роджер». В общем-то он отличный парень, и неглупый. А если судить по школьным отметкам, то как минимум не глупее меня, просто он не очень разговорчив. Знаете, из той породы, у которой самая соблазнительная часть — мозги… Прости, Роджер.

Деб,

Мрак! Крутая задумка! Сломать сразу все правила! Социальные стигматы, здоровье, практичность… по сравнению с этим, пирсинг на языке — ничто! Меня всегда восхищало, как ты позволила себе так растолстеть и ничего на этот счет не предпринимать, но такое в сотню раз лучше! Одна только мысль, что кто-то добровольно сотворит с собой подобное — это возбуждает! Даже думать о таком восхитительно!

Дождаться не могу!

Анжела.

Насчет Анжелы я волновалась. Она никак раньше не комментировала мой вес, но меня всегда интересовало, каково это для нее — иметь такую толстую подругу, особенно в сравнении с ней. Теперь я знала. Интересное кино… Я и не думала, что Анжела так на это посмотрит. Ладно, оттягивать я больше не могла, и щелкнула на имени Брэда.

Дражайшая моя Дебора,

Сочти тех, чьи мечты вдруг стали явью, и добавь к числу их еще единицу: мою скромную особу. День за днем меня искушает и соблазняет твоя несравненная красота, восхищает каждый твой роскошный изгиб. Но ни разу за все эти дни я, однако же, не смел и помыслить, что нынешняя твоя красота может быть лишь началом чего-то большего!

С давних пор я знал, что ты достойная личность, наделенная обширным кругозором и благородным духом, однако многие годы в моих сны являлся образ твоего изобильного тела. Теперь же, при одной мысли, что нынешнее тело, возможно, лишь почка, которая вскоре проклюнется цветком еще более прекрасным, — я сгораю, я корчусь от страсти, и источником этих чувств стала ты.

УХ ТЫ! Брэд! Я буквально вся зарумянилась.

С давних пор я грезил о твоем прикосновении, исполненном, как и вся ты, самой чувственной мягкости, но между нами встали мои страхи. Не будучи уверен, какой ответ получу на подобные помыслы, я хранил молчание все эти месяцы, хотя и не по собственному выбору. Я, способный разразиться целым фонтаном речей, обратился в недоумка, едва способного произнести собственное имя. О да, это безусловно стало источником легкого дружеского подтрунивания, однако я уверен, ты и не подозревала, что причина всего — близость к тебе. Ныне, однако, я должен говорить, я должен выразить чувства, которые столь долго оставались в безмолвии, но отнюдь не утихли. Первое свое послание я составил в манере, которую привык использовать в твоем присутствии, но ныне я должен презреть насмешки и выразиться более полно. Ныне я должен раскрыть пламень, горящий внутри меня, или же я стану либо пищей для пламени безумия, либо пеплом, который никогда более не возгорится.

И тем самым пишу я с надеждой, дабы слова мои хоть раз отобразили содержимое сердца моего.

Твой искренний друг,

Роджер.

Роджер?! «Э, Роджер»? Сбитая с толку, я проверила в заголовке поле «от кого». От Роджера. Вернулась к списку сообщений. Ну конечно, Роджер прислал два сообщения, одно было прямо под письмом Брэда и я случайно выбрала его.

Роджер, который пишет вот так вот? И так ко мне относится? Но я и не подозревала! Нет, я знала, что у него хорошие отметки и все прочее, и он мой друг, но такое? Да, говорили, что он умный мальчик, но он всегда над этим посмеивался. И я могу такое с ним сотворить? По лицу разлилось приятное тепло… и по другим местам тоже.

Несколько минут я просто вот так вот сидела и перечитывала послание Роджера. Оно осталось прежним. Наконец, я вспомнила, что там есть еще письмо от Брэда, но как-то оно теперь стало не таким важным...

Деб,

Как ты только помыслить могла сотворить с собой подобное? И как ты могла вообразить, будто я, или кто-то еще, захочет помочь тебе?

Я всегда удивлялся, почему ты раньше не пыталась сбросить вес; я никогда не понимал, как можно довести себя до такого состояния и даже не пытаться что-то на этот счет предпринять.

Ты же умная; неужели не понимаешь, как тают остатки твоей привлекательности, насколько ты теряешь форму? А ведь в последний год или около того все стало еще хуже. Я помню, в младших классах ты играла в софтбол; сегодня тебе от ворот до ворот не добежать!

Это же безумие! Вместо этого тебе следует сесть на диету и заниматься спортом, выжимая все, на что ты способна. Вот в ЭТОМ я вполне помог бы тебе.

ПОЖАЛУЙСТА!

Брэд.

Ладно, наверное, он помогать не станет. Несколько минут назад меня бы это сломило, но сейчас как-то совершенно не беспокоило. Вообще, два из трех — неплохой результат, а Анжела и Роджер определенно настроены «за»...

Назавтра в школе мне не попался никто из друзей аж до самого обеда, где я встретила Роджера и Анжелу. Роджер был хуже обычного, у него просто-таки язык заплетался. Но он с таким милым видом предложил мне пакет с печеньем — я решила все это тут же и сжевать, пусть полюбуется. Насчет раскармливания меня мы не говорили — вокруг было полно народу, — но я пригласила их обоих к себе домой. Собрание по выработке стратегии. Так что мы просто болтали, а я съела сперва обед, потом печенье. Роджер улыбался, а Анжела все время буквально пожирала меня хищным взглядом. Мрак. Я пригласила Роджера сесть рядом, а после обеда сказала ему «спасибо» и погладила по руке. Клянусь, когда он уходил, его ноги не касались земли!

После школы я остановилась загрузиться «снедью для Деб» — массой пакетов с самой калорийной жрачкой, какую только нашла. Посмотрела на всю эту еду, которая доверху заполнила багажник машины, подумала, что каждая крошка скоро окажется у меня в желудке! Класс! Когда я добралась домой, Анжела уже была там.

— Привет! — подскочила она к машине. — Я тут обо всем этом думаю...

— Отлично, — ответила я. — И я тоже. Помоги-ка мне все это выгрузить.

— Ну и ну! — воскликнула она, глядя на забитый багажник. — Ты все это всерьез, да?

— Точно.

Я взяла пару пакетов и направилась к дверям, но она застыла, обозревая покупки.

— Мороженое. Кексы. Пончики. Чипсы. И все это сплошные калории! Я не собираюсь есть вместе с тобой! — она шлепнула себя по плоскости, где надлежало размещаться ее животу.

— Да ладно, ты попробуй, — хихикнула я.

— Нетушки… даже и не мечтай. Но я умираю, хочу сравнить параметры своей фигуры с твоей, особенно раз ты будешь поправляться. У меня талия 58 сантиметров… а у тебя?

— Не знаю… но раза в два с лишним больше, пожалуй.

Мы убрали в холодильник мороженое и прочие замороженные продукты и пошли на следующую ходку.

— А ноги у тебя… в обхвате, наверное, как у меня бедра!

— Хмм, — прикинула я. — Может, даже больше.

— Надо измерить, — загорелась она.

Ха, ее все это по-настоящему захватило! Почти как меня, а ведь это, в конце концов, мое тело! Может, Анжела — би? «Любительница пышек»? Парни ей нравятся, точно знаю. Я не испугалась, но удивилась.

— Угу… потом найдем сантиметр и измерим.

Я опустила пакеты на пол. Потом затащим все это ко мне наверх.

— Я с собой принесла. Слушай… ты ведь запыхалась, да, просто потому, что тащила все это сюда от машины?

— Что? Да, пожалуй.

— Тебе даже на такую крошечную работу дыхания не хватает! Да, Деб, ты капитально не в форме.

— Ну, все-таки две ходки, — возразила я.

— Только не расстраивайся — я просто в восторге! Ты станешь такой толстой и совсем выйдешь из формы! Жду не дождусь!

— Да уж конечно… если я стану такой большой, как собираюсь, мне трудно будет вообще ходить.

Я подумала о некоторых тех женщинах в Сети. Не знаю, что бы сказала Анжела — но тут как раз вошел Роджер.

— Привет, Анжела! Привет, э, Деб, — он улыбнулся, как всегда, но на этот раз скорее в манере «рад видеть тебя», нежели «надеюсь, ты не возражаешь, что я тут».

— Здравствуй, Роджер. — Я улыбнулась ему, широко-широко, чтобы он точно заметил.

Мы уселись на кухне, поставили для меня полную тарелку, и начали планирование.

— Итак, в школе мы устраиваем так, чтобы Деб на обед съедала столько, сколько сможет… я каждый день буду пригонять машину со снедью.

— Годится. — Оба подошли к делу всерьез, и Анжела больше, чем Роджер… может, даже больше, чем я сама.

— Роджер, чтобы к десятиминутной перемене у тебя всегда была с собой пара шоколадок, усек?

— Э, да. — Он улыбнулся, замялся, а потом на самом деле потянулся и погладил меня по руке! Я ему снова улыбнулась, и он расплылся в ухмылке как лунатик! Ух ты, я могу делать с ним еще и такое? Очень мило и весьма подбадривает!

— И еще… обычно ты идешь в конец крыла, вниз по лестнице и обратно, чтобы отнести учебники на химию? — Я кивнула. — Отныне их буду носить я.

— Но мне не тяжело, это не проблема.

— Нет. Мы же хотим, чтобы ты и пальцем лишний раз не пошевельнула. Да, и еще: ты не поднимаешься по лестнице, чтобы попасть на английский на последнюю пару, ты пользуешься лифтом.

Я нахмурилась; лифт — для инвалидов. Ну, в общем-то для всех, но на деле обычно им пользовались только они.

С другой стороны, я терпеть не могу подниматься на два этажа. Я посмотрела на живот, который наполовину заполнял колени, и вспомнила, почему. Итак, отныне я пользуюсь лифтом!

Составленное расписание в течение следующих нескольких дней позволяло мне, считайте, набивать живот с утра до вечера. Встав утром, я плотно завтракала и по дороге в школу подбирала Анжелу, чтобы она вела машину, а я жевала. Анжела обычно брала с собой полдюжины тостов с маслом и джемом, или мы покупали по пути плюшки или нечто вроде. Во время перемены я сгрызала три-четыре батончика, так, чтобы продержаться до обеда. Каждый из нас брал что-то к обеду, так что моя порция стала весьма внушительной. Получилось своего рода испытание: нужно было есть достаточно быстро, чтобы успеть за недолгий обеденный перерыв наесться до отвала. А наесться нужно было, потому что дальше следовали три с половиной часа от звонка до звонка и ни крошки пищи. И разумеется, к этому моменту я уже была голодна и в желудке урчало. Роджер шепнул, что урчание весьма грозное, и он не хотел бы, чтобы нечто столь большое рычало в его адрес!

В углу кафешки была небольшая ниша; она всегда считалась «нашим» местом, даже до того, как Брэд перестал с нами общаться. Мы не то чтобы прятались там, скорее уединялись. Ну, вроде того. Вот там я и набивала рот так быстро, как только могла глотать, стараясь втиснуть в живот столько, сколько возможно, пока не прервет звонок. Не знаю, что там про меня говорили другие ученики… да и кому какое дело? Я-то занималась именно тем, чего хотела!

Поразительно, как быстро я привыкла есть именно так. Наверное, мой желудок таки растянулся в попытках вместить все это. Я и не думала, что кто-то в состоянии столько съесть — тем более, что это буду я сама. Через несколько недель я уже голодала, если не получала достаточно пищи — то есть если вдруг пришлось ограничиться «нормальной» порцией.

После школы я бежала к машине и мчала домой, зная, что там меня ждет целая гора калорийной снеди. Ну, не то чтобы бежала… я и раньше, по правде говоря, не сильно бегала, а сейчас Анжела прикончила бы меня.

Вот дома я уже ела по-настоящему. Набивала живот всей этой жрачкой даже и в одиночестве, но обычно на огонек заглядывали или Роджер, или Анжела. Как в прежние времена. Только сейчас они еще и подбадривали меня, каждый по-своему.

Анжела приносила еду и приказывала «ешь!», а если я хоть на минуту прерывалась, она напоминала, что нужно держать темп. Сперва меня это раздражало, но потом я начала воспринимать ее как тренера. В конце концов, я же иду на мировой рекорд, а значит, нужен кто-то, кто помогает мне достичь цели. Ха, я же как на тренировках! Вначале Анжела тоже прикладывалась к еде — так, пару печенек или ложку мороженого, — но потом оказалось, что она набрала целый килограмм, хотя никто не видел, где именно. Анжела немедленно начала пробегать в день несколько километров и больше у меня в доме крошки в рот не брала, утверждая, что тут все слишком калорийное. Иногда я издевалась над ней, предлагая попробовать «вот эту вкуснятину», и это явно срабатывало, но все же она так ничего и не ела. Бедняжка!

Кстати, о пробежках… Однажды я таки попробовала. Весила я тогда чуть больше 170, и разумеется, за несколько минувших месяцев ни о каком беге и речи не было. Тут-то я и поняла: больше — никогда. Я тогда была в шортах, икры у меня шлепались друг о друга, а живот прыгал туда-сюда, выбивая из равновесия. Через несколько метров все равно пришлось остановиться — ноги устали, я с трудом дышала, хватая воздух широко раскрытым ртом. Анжела после шипела на меня, но также хотела услышать полный отчет «как это было», и слушала его снова и снова. Она велела никогда, никогда больше такого не делать — мне ведь предписано по мере возможности избегать всякой физической активности. А затем сказала: но если я все же однажды СНОВА попробую, то она желает услышать об этом во всех подробностях...

Роджер, со своей стороны, никогда не пытался заставить меня съесть больше, чем я хотела, но он так на меня смотрел… Он улыбался, и при этом я чувствовала себя самой прекрасной девушкой на свете, и я знала, как он любит видеть меня за едой, и насколько он от этого становится счастливее. У меня сразу теплело в районе живота и ниже. Почувствовав такое, я просто обязана была продолжать есть. Скажем, я поедала печенье. Он заглядывал мне в глаза, касался моего плеча, или волос, а потом созерцал, как моя рука скользит от рта к пакету с печеньем и обратно. Он улыбался, пока я жевала и глотала, а потом взгляд его скользил по моей шее, груди и животу, словно он прослеживал дальнейший путь печенья. Я съедала последнюю печеньку, а он улыбался, словно говоря «спасибо тебе», и «я люблю смотреть, как ты это делаешь», и «я знал, что ты справишься», и самую чуточку «а дальше?» — и все это вместе. И я не могла позволить этому вот так вот закончиться, так что даже если я уже чувствовала, что переела — все равно говорила что-то вроде:

— Можешь принести мне коробку мороженого?

— Разумеется, Дебора, прелесть моя.

Он единственный, кто звал меня Дебора, а не Деб, и мне это тоже нравилось. И разумеется, мороженое тоже нужно было съесть, ведь это он мне его принес. Так изменились мои побуждения. Если раньше я думала о мировом рекорде, то теперь — больше о Роджере.

От такого питания меня раздуло как воздушный шар. Пожалуй, после того разговора с папой я за четыре месяца набрала килограммов двадцать пять. Перевалив за 160, мне стало неловко: я же так и не поговорила с папой как следует, а ведь обещала же, что все обсужу с ним перед тем, как что-либо начну, но вместо этого сразу предалась обжорству. Я, конечно, успокаивала себя, мол, это же не навсегда, я всегда могу сбросить этот вес. Теоретически. Ага, конечно. Все это отговорки, и я прекрасно об этом знала. Я должна была рассказать ему двадцать пять кило назад.

По крайней мере папа никогда не был фанатом похудений. Мне, при моих габаритах, он никогда ничего не говорил насчет моего веса. О, он, конечно, подшучивал над этим, точно так же, как я подшучивала над лысиной у него на макушке, но и только. Однако он вряд ли одобрит мысль о том, что его дочурка намерена поправиться на целую тонну. Нет, тонна — это чересчур, для мирового рекорда мне хватит полтонны и еще немного. Возможно, папа и не станет на меня орать, но это точно будет один из тех разговоров: «Вот положение. Подумай, какое решение будет умнее?».

Проблема состояла в том, что я не хотела останавливаться. Я влюбилась в то, чем занималась, такого энтузиазма я никогда ранее не испытывала. Мне нравилось постоянно есть, нравилось сидеть и лениться, и очень нравилось, что я становльсю все больше и мягче. Мне нравилась перспектива стать особенной, ни на кого ни похожей, уникальной (не правда ли, звучит лучше, чем «странной»?). Мне нравилось идти к цели, делать то, что никто лучше меня сделать не может! Ну и — да, признаю, я в восторге была от того внимания, которое получала от Анжелы и, особенно, от Роджера.

Но я дала слово.

— Папа? Помнишь, я говорила насчет того, что подумываю кое-что сделать?

— А, да, нечто таинственное, и ты то ли сделаешь это, то ли нет. Я долго ждал, пока ты расскажешь.

— Э, да. Я и хотела поговорить об этом с тобой. Понимаешь, я вроде как решила. Я… поставила цель, которой хочу достичь.

— Почему-то я сомневаюсь, что это Нобелеская премия? И ты думаешь, что я не одобрю, потому как будь иначе, ты бы давно уже со мной все обговорила, так?

— Так. — Я глубоко вздохнула. — Я хочу набрать вес и стать самой тяжелой женщиной на свете.

Он смерил меня взглядом, и я не сомневалась, что он изучает все недавно набранные килограммы, впервые их по-настоящему заметив. Было трудно удержаться и не втянуть живот; впрочем, все равно без толку. Я закусила губу.

— Что ж, это объясняет, почему у нас уходит больше денег на еду. И новую одежду.

— Угу, — признала я. — Я знаю, что обещала сперва поговорить с тобой… ну, вот и говорю. Я только хотела понять, каково это.

— Ну что ж, лучше поздно, чем никогда… Полагаю, решение ты по сути уже приняла?

— Папа, я много об этом думала. Правда! Я чувствую себя так, словно… словно у меня есть особая способность совершить это. Среди всех женщин на свете, я — особенная; у меня больше шансов достичь мирового рекорда, чем почти у всех у них.

— Ты хорошо все обдумала?

— Так точно, сэр!

— Ладно, объясни какие-нибудь причины для всего этого.

— Ну, я могу съесть больше, чем кто бы то ни было, сам знаешь! — Он не знал, сколько я съедаю сейчас, и пока я не хотела ему признаваться еще и в этом. — И я люблю калорийные блюда.

— Дорогая, я не об этом спрашиваю. То, чего ты хочешь — полный бред. И ты это знаешь.

Я хмуро кивнула. Ну да, к тому все и идет.

— Да, конечно, люди сплошь и рядом совершают бредовые поступки. Затяжные прыжки с парашютом. Курение. Свидания с женщинами, которые никогда не сделают их счастливыми… — Он сделал паузу, чтобы убедиться, уловила ли я иронию этого сравнения. — Наркотики. Скалолазанье. Но я хочу знать, почему ты думаешь, что это возможно для тебя и ни для кого более.

— А. Во-первых, наследственность. Мои бабушки и дедушки, все четверо, еще живы, ни у кого из них никогда не было ни проблем с сердцем, ни даже высокого давления. Ни у кого в семье не было диабета. — Я покосилась на папу; он слушал так, словно действительно взвешивал аргументы. — Потом, возраст. Мне всего шестнадцать, мое тело способно противостоять нагрузкам лучше, чем у людей постарше. И...

— Что еще?

— Ну, еще я могу организовать для себя быт так, как доступно немногим; специальная мебель, ванна, возможно, сиделка, регулярные осмотры… разумеется, тут многое зависит от тебя.

— Итак, ты хочешь не просто позволения… ты хочешь моей помощи, по крайней мере финансовой.

— Да, — слабо протянула я.

— Что с образованием?

— Школу я закончу… я буду в тройке лучших в классе, обещаю.

— О, это я знаю. А потом?

— Онлайн-университет. Профиль — математика, может, еще дополнительно философия.

Онлайн — отличная штука, можно получить настоящий диплом и ни разу не ходить на занятия. Но спрашивают там круто; я уже заработала там несколько кредитов, и далось это сложнее, чем где бы то ни было.

— Онлайн — неплохо, не Массачутетский технологический, конечно, но лучше многих настоящих колледжей. — Он покачал головой. — Не могу сказать, что в восторге от плана в целом… а что, если я скажу нет?

Я так и села. А я дам задний ход, если он так скажет? Сама не знаю. Что он, будет следить за мной сутки напролет, следить, чтобы я крошки лишней не взяла? Малоприятная перспектива, это уж точно.

Я молча смотрела на него, и наконец, папа пожал плечами.

— Через полтора года ты так или иначе уехала бы в колледж, верно? И там ты могла бы делать все, что угодно, а я слова поперек не смог бы сказать. Так что вот мои условия...

— Спасибо, папа!

— Погоди. Полное физиологическое обследование на этой неделе. Найдем врача, который не станет тебя слишком уж мучать, но и не какого-то шарлатана, чтобы просто взглянул и сказал «все в норме». Впоследствие — ежемесячные обследования, возможно, еженедельные. Чуть всплывет что серьезное — перекрываю кислород. И жить будешь здесь, чтобы я сам видел, как ты. Идет?

— Чудесно!

— Так ты правда этого хочешь!

— О да!

Он улыбнулся.

— Знаешь… я всегда хотел прыгнуть с парашютом, но не осмеливался. Как-нибудь надо попробовать.

На дворе стояла весна моего выпускного года, а во мне было около 165 кило. После занятий я переоделась в майку с глубоким вырезом. Я стала гордиться своими формами и любила демонстрировать их, но сегодня для такой одежды имелся дополнительный повод. Да, конечно, погода стояла теплая, однако я намеревалась еще немного подогреть кое-кого.

Когда прибыли Роджер и Анжела, я уже вовсю ела, на столе передо мной лежало несколько начатых пакетов.

— Так. Роджер, кого ты приглашаешь на выпускной бал?

Рот у него открылся и закрылся, не издав не единого звука. Видели когда-нибудь кролика под прямыми лучами фар?

— Что? Я надеялся, мы… я думал, я попрошу… знаешь...

Ладно, пока он разговаривает не так хорошо, как я люблю, но мы над этим работаем.

Я подошла к смущенному парню вплотную, широко улыбаясь.

— Если не меня, придется тебя задушить.

— А?

Прежде чем он успел отреагировать, я схватила его за голову и вжала его лицо в свои груди, показывая, как именно намереваюсь осуществить эту угрозу.

— Ммммф! Мммммф!

Я выпустила его.

— Довольно?

Он отдышался и с надежной ответил:

— Нет?

— Хм. Так ты собираешься пригласить меня, или нет?

— Э… а меня будут душить, если я скажу да? Или нет?

Ладно, моя вина, совсем сбила мальчика с толку… Но зато повеселились! К счастью, он заметил, что я начинаю хмурится, и стал серьезным. Анжела тем временем чуть не падала со стула от хохота.

Роджер рухнул передо мной на колено, взял меня за руку и взглянул мне в глаза.

— Дебора, я буду польщен, если ты согласишься сопровождать меня на выпускной бал. Окажешь ли ты мне эту честь? — И поцеловал мне руку!

Видите, так уже гораздо лучше!

— О, буду счастлива.

Он встал, и я притянула его поближе, поцеловав в щеку. Тем временем мои руки были заняты в другом месте, и я шепнула:

— Чшшшш… вот! — И сунула презерватив в задний карман его джинсов. — На случай, если тебе повезет.

Он с озадаченным видом достал пакетик, потом широко раскрыл глаза и медленно расплылся в ухмылке от уха до уха.

Я снова поцеловала его, а Анжела у него за спиной подняла вверх оба больших пальца. Я так рада, что Роджер пригласил меня!

— Папа? В следующую пятницу у нас выпускной бал...

— Да? А я что-то не заметил ни нового платья, ни туфель, ни макияжа...

— Ну папа...

— И нигде нет Роджера, который ходил бы за тобой как привязанный...

— Кхм. Папа. Мы хотели бы знать, ничего, если после бала кое-кто из нас проведет выходные в нашем домике в горах? Так, немного… расслабился… на пару деньков. Только я и друзья… все тихо, никакого бедлама.

Роджер ведь друг, да? И надеюсь, вопроса «а кто еще?» не будет, потому как я запланировала кое-что, исключающее шумную компанию.

— Хммм. Знаешь, наверное, я был для тебя не лучшим примером, со всеми этими Барби… угу, ты права насчет них, должен признать...

Я почувствовала, что мне следует топнуть ногой и заявить «Черта с два!».

Папа вздохнул.

— Но на прошлые выходные я уезжал, и ты сидела тут одна… и если ты что-то хотела устроить, у тебя уж точно была такая возможность. И… я чувствую, что могу довериться тебе, попросив не срываться с катушек. Не подводи меня, ладно?

— О, я не буду… спасибо, папочка! — И я обняла его. Это совсем не то, что обнимать Роджера, но все равно приятно.

В общем-то он даже прав… я, может, и не намеревалась быть пай-девочкой, но уж точно буду осторожна!

Ах да… Анжела спросила, не буду ли я против, если она пойдет на бал с Брэдом. Как будто ей нужно мое позволение!

— Ну, что до меня, Брэд вполне неплох. Он со мной за эти месяцы и словом не перемолвился, но я могу понять его чувства. По крайней мере он честен и уважает мое решение.

— Вот и хорошо… потому как я подозреваю, что третий лишний, по крайней мере в том домике на тех выходных!

Я чуть было не предложила «да нет, что ты, приходи, мы не возражаем...» — но усмехнулась и сказала: «спасибо».

На этом балу я уж точно была самой крупной девушкой, и почти единственной из крупных девушек, которая попыталась одеться соблазительно. Я слышала, как девицы куда меньше меня клялись, что лучше сдохнут, чем оденут что-то с коротким подолом, или большим декольте, или с вырезом на спине… ведь что люди подумают? Из всех людей меня интересовали двое: я хотела сама чувствовать себя прекрасной и соблазнительной, и заставить Роджера сходить с ума от вожделения. Думаю, мне удалось и то, и другое. Платье у меня было зеленое. С коротким подолом. Большим декольте. С вырезом на спине. Тесное. Слишком тесное, пожалуй, но так даже лучше. Да, было мгновение паники, когда я надевала платье и забескокоилась, не переросла ли я его, ведь мерку снимали несколько недель назад… но если облегающая ткань облегала чуть плотнее, или подол задрался на пару сантиметров выше, оно и к лучшему.

Мы танцевали, и все медленные танцы Роджер сжимал меня в объятиях, и это было как в раю. После парочки быстрых танцев, однако, мы от этого отказались; ну да, я немного вспотела, но главное — я боялась, что просто выпрыгну из платья! Кроме того, танцевать рядом с Роджером было попросту опасно.

После танцев нам предстояла полуторачасовая поездка в горы, с остановкой на ужин. Я смолотила огромную порцию, как обычно. Роджер был не в курсе — эта порция планировалась лишь как подкрепление на блишайшую пару часов. На прошлой неделе я затарила наш летний домик провиантом на пару недель, даже по моим стандартам, и на сегодня был запланировал фантастический ночной пир!

Когда мы добрались, я от возбуждения даже не могла попасть ключом в замочную скважину. Стыдно, но забавно. Когда мы вошли, я просто встала посреди комнаты и ждала. Роджеру хватило секунды, чтобы уловить намек, и он обнял меня и плотно прижал к себе. Медленно-медленно он расстегнул мое платье, а я раздела его. И зачем только у смокинга столько частей? Роджер отступил на шаг и улыбнулся, и я точно знала, что ему нравится, как я выгляжу. В смысле, он стоял в одних трусах, и я видела… ну, очевидно, вы поняли.

Я знала, что мое тело месяцами пребывало в центре его внимания. Свою толику ласки и обниманий Роджер, разумеется, получал, однако такой меня он прежде никогда не видел. В купальнике — да, но не обнаженной… и то же самое я могла сказать о нем. Да, мы не торопились, но сегодня ночью время как раз подошло. Я медленно повернулась, давая ему возможность осмотреть меня со всех сторон, а потом он ринулся вперед и я снова была у него в объятиях.

— Дебора, ты прекрасна!

Мы стояли так, и мое мягкое-мягкое тело плавилось, приникая к нему все теснее, а потом я повела его в спальню.

Далее последовало первое в моей жизни величайшее эротическое переживание, и если бы я могла раз за разом повторять эти выходные — не думаю, что мне захотелось бы большего. Секс — отличная штука!.. но это я не первая говорю, верно? А знаете, что еще лучше секса? Знание, что для Роджера я самая прекрасная и так сильно возбуждаю его! Словно у меня есть над ним власть, словно вот он у меня в руках. Ну, в общем-то он и был «у меня в руках», несколько раз… но вы поняли, о чем я.

А вся эта еда? Уфф! Хорошо, что я месяцами напролет объедалась, потому как без этой практики я бы никогда такого не сделала. Было просто чудесно. Я ела, он кормил меня, и это меня возбуждало… а он скармливал мне еще больше и возбуждался еще сильнее… и от этого я хотела есть еще больше, и так далее. Ну, например, вот что у нас случилось в субботу.

Весь день напролет я жевала, так что живот был довольно плотно упакован. На ужин мы решили спуститься в поселок, где, как мне помнилось, была пиццерия. Мы оба заказали по большой пицце, но Роджер съел только пару ломтиков, так что сами догадайтесь, куда делось остальное! Он это нарочно, не сомневаюсь… Плюс большой кувшин содовой (ик!). А рядом там была крошечная кондитерская, где мы купили праздничный торт, заказанный для некоей Стеффи, но так и не выкупленный — наверное, родственники перепутали, когда у нее день рожденья? В общем, мы вернулись в домик, врубили фильм, и я уже мысленно разрезала торт, но тут Роджер заметил на столе пирог. Ну да, вчера вечером он был только-только из морозилки, мы его поставили размораживаться и потом совершенно забыли. Пока крутился фильм, я прикончила этот пирог — и почувствовала, что капитально объелась. Но как же быть с тортом?

— Нет, я должна как минимум попробовать его, — призналась я Роджеру, — он же вот так вот тут стоит и сводит меня с ума.

— Точно, абсолютно недопустимое для торта поведение. Давай-ка я его за это разрежу.

— Роджер… но я уже объелась… пообещай, что не будешь очень разочарован, если я не смогу впихнуть в себя очень уж много?

— Да нет, конечно. Можешь вообще не есть, если не хочешь.

— Ну да, «не хочешь»! Ясное дело, хочу — но не уверена, что могу.

Он поставил торт на кофейшый столик, но вместо того, чтобы дать мне вилку, мягко толкнул меня назад, зафиксировав в кресле в позиции «полулежа». А потом этот сумасшедший романтик преклонил передо мной колени, зачерпнул пальцами уголок торта и положил мне в рот.

— Ммммм...

Я съела все, облизала крем с его пальцев. Такой сладкий и вкусный!

Он зачерпнул еще кусочек, а другой рукой погладил мой набитый живот.

— Эти джинсы жутко тугие.

— Слишком тугие, — согласилась я.

Он уловил намек и расстегнул мои джинсы, пока я облизывала его пальцы, а потом перехватил инициативу, скользнул ладонью мне под блузку и расстегнул передний замок бюстгальтера. Я закрыла глаза и расслабилась, позволив Роджеру кормить меня, растирать мой живот и целовать груди и шею… Кажется, это продолжалось целую вечность. Роджер ласково скармливал мне кусочек за кусочком, а я ласково облизывала кончики его пальцев, не упуская ни капли сладкого крема. Уфф! Я объелась, я жутко объелась, на грани боли, но совершенно об этом не думала. Стеффи, кто бы она ни была, осталась без прекрасного торта. Хотя, пожалуй, чтобы раскрыть истинный его вкус, надо есть так, как я...

А потом я вдруг поняла, что последняя порция торта была достаточно давно.

— Еще?

— Все, голодающая ты моя. Больше нет.

— То есть как? Быть не может.

Я открыла глаза и увидела пустую тарелку. Уж не знаю как, но я ухитрилась сожрать все.

И тут я поняла, как на самом деле объелась, еще чуть-чуть — и меня вывернуло бы, и понимание, как же сильно я отпустила тормоза, возбудило меня еще сильнее.

— Ох… Роджер, помоги мне встать, пожалуйста...

Он так и сделал. У меня кружилась голова.

— О боже… что же я натворила...

— Дебора? Ты в порядке? Ты не заболела?

— Нет. Да. Ох… Я сейчас лопну… но меня это ТАК возбуждает. Дай я на тебя обопрусь… отведи меня в спальню… медленно, медленно… Ох, ну и обожралась же я! А теперь люби меня, только осторожно, очень-очень ласково...

После выходных мы вернулись домой, где все стало как обычно. Ну, насколько «обычно» вообще ко мне применимо. Учеба, развлечения и еда за пятерых, такого вот рода.

Как-то после школы я была дома одна. В дверь позвонили, я открыла. Барби. Странно, папа обычно предупреждал, когда ожидал гостей. Ну да ладно, будем сохранять вежливость. Наверное, я стала спокойнее. Наверное, это благодаря тому, что папа наконец признался — с этими девками у него ничего серьезного и не предвидится, хвала небесам.

— Привет! Вам, наверное, нужен папа, но его еще нет дома.

— Ох… Он сказал, что едет домой, я думала, он уже успел прибыть.

— Может, чуть погодя. Зайдете?

Она переступила порог, а я осмотрела ее внимательнее. Барби, без вариантов. Правда, на этой обычные старые джинсы не от кутюр, однако фигура, лицо и все прочее — один в один. Как-то при папе я вслух предположила, что в Югославии есть завод, где этих Барби штампуют тысячами, по единому шаблону с легкими вариациями в цвете волос и кожи. Эта была брюнеткой — уже не совсем обычно, но мало того, прическа выглядела так, словно над ней колдовали меньше часа… Мне стало интересно.

— Я Дебора, — представилась я гостье, когда мы сели. — Зовите меня Деб.

— Привет, Деб. Я Джерри.

— J-E-R-I? — Да, конечно, я намеревалась сохранять вежливость, но это было выше моих сил. К счастью, большая часть Барби не воспринимает подобное в качестве оскорбления.

Она рассмеялась.

— Ну, если бы я танцевала в стриптизе, то быть может, а так — G-E-R-R-Y. Одному богу известно, почему моя мать решила, что «Джеральдина» — чудесное имя для девочки.

Она поднялась и осмотрела шкафчик с редкостями. Если это была инвентаризация, ей не повезло: здесь папа держит ископаемые. Да, возможно, это самая ценная вещь в комнате, но отнюдь не в смысле денег.

— Ух ты, археоптерикс! — Она восхищенно осмотрела экспонат, потом нахмурилась. — Но это должно быть копией. Надеюсь, что так и есть.

— Ну, поскольку их в мире всего полдюжины, да.

Это был еще динозавр или уже первая птица? Черт его знает, но интересно, что она распознала эту штуку.

Джерри нетерпеливо меряла гостиную шагами, заглянула в папин кабинет. Заметила гитару:

— Вы играете?

— Я по части пианино. Это папина.

— А… Отменный инструмент.

— Папа говорит, это просто коробка со струнами.

— Да, но это — хорошая коробка со струнами.

К моему удивлению, она потянулась к гитаре, но остановилась:

— Он не будет возражать?

Я пожала плечами. В конце концов, это лишь коробка со струнами, музыка — в том, кто играет.

Она взяла несколько аккордов, и тут я поняла, что музыка-то знакомая. Одна из тех, что написал папа. Потом я увидела, что она читает нотную запись, которую папа оставил на пюпитре. Звучала музыка превосходно; не так, как играл папа, но в самом деле хорошо.

— Можешь напеть? Хочу послушать, как это звучит со словами.

А тут и слова есть?

— Э, конечно.

И я начала петь, вплетая незнакомые слова в мелодию, которую сто раз слышала. Это оказалась любовная песня для мамы. Я несколько моргнула, сгоняя слезы — нет, я не стану плакать перед этой женщиной.

— Это было чудесно.

О да. Я могла лишь кивнуть, и конечно она это заметила.

— Прости, Деб. Я не должна была бы шататься тут и копаться в вещах твоего отца. Прошу прощения. — Джерри виновато смотрела на меня, ей действительно было стыдно. — Лучше я уйду. А с твоим отцом увидимся в другой раз. Э… я позвоню.

Она поставила гитару обратно на стойку и встала, собираясь уходить.

— Что мне сейчас нужно, это срочно что-то сжевать, — пробормотала она вполголоса, — из-за этой запарки даже не пообедала.

— Не уходите! — Не могла же я ее вот так вот выгнать. Нет, конечно, я не очень-то радовалась отцовским свиданиям, но выгонять ее только потому, что я расхныкалась… — Давайте-ка я лучше вам чего-нибудь выделю. — Не давая ей возможности возразить, я практически поволокла Джерри на кухню. — Давайте, и сама заодно перехвачу.

— Ну ладно… если ты уверена, что все в порядке. Что у вас там есть?

— Э… — Что у нас там есть? Весь мой запас калорий, само собой. Не та снедь, на которую согласится даже самая-самая лучшая Барби. Наверное, мне вспомнилась та, последняя Барби, потому как я предложила: — Мороженое?

— Давай!

Я поставила контейнер на стол, достала вазочки и половник. Повариха куда-то переложила ложки… где же они? Пока я шарилась по ящикам, Джерри наполнила вазочки. Отменные, солидные порции. Не по моим меркам «солидные», само собой, так ведь это и не моя личная вазочка, в которую входит цельная коробка мороженого, — но куда как больше, чем нормальная Барби способна съесть. Когда я увидела, что вазочки наполнены практически поровну, меня охватило раскаяние: я поняла, что ожидала от нее оскорбления. Если бы она положила мне больше, я подумала бы «ну да, я толстая и должна есть больше, угу», а если бы меньше — «я толстая, и потому мне не следует много есть». А это нечестно, даже имея дело с Барби!

— Ух ты! Шоколад, миндаль, карамель, сливки и ириска! Никогда такого не встречала, надо запомнить, отличная штука!

— Э… и на миллион калорий. — Само собой, поэтому я такое и ем. Ну и потому что вкусное.

— И что? — Джерри вгрызлась в свою порцию и прикончила ее раньше, чем я свою. — Я ем то, что хочу, и о подобном беспокоиться не намерена. Поверь, если отпустишь поводья — жизнь станет куда счастливее.

Это что, сон?!

— Еще хотите?

Ну да, я ее проверяла, а вдруг она меня подкалывает?

— Конечно!

Я наполнила ее вазочку, ну и себе положила добавки.

— Э, Джерри… если ты так ешь...

— То почему я не толще тебя? — ухмыльнулась она.

Ха, несколько месяцев назад папа за подобный комментарий почти вышвырнул ту Барби за порог. Но сейчас… сейчас никакого оскорбления и не было, просто вопрос.

— Угу. Так почему же?

— Всему виной этот проклятый обмен веществ. Гипер. Я всегда голодна, ем за двоих и не поправляюсь и на грамм. Парни жаловались, что толстеют из-за меня, потому что всегда едят то же, что и я. Но женщины еще хуже, они утверждают, что у меня скрытая булимия или что-то типа того, иначе как же это я столько ем и остаюсь стройной. — Она пожала плечами. — Но какое мне до них дело?

— Многие женщины сказали бы, что вам повезло.

— Именно это оно и есть. Везение. Наверное, я просто правильно выбрала родителей — если, по-твоему, быть стройной так уж важно. — Джерри взяла вазочки и отнесла в раковину, собираясь помыть, но тут я вдруг вспомнила, кто тут хозяйка, и перехватила у нее эту работу. — А еще я унаследовала слабую спину и крепкие зубы. Вот такая вот я. И почему только люди не могут понять, что это лишь внешность, а не суть! Мне доставило бы куда больше удовольствия, если бы меня похвалили за удачный чертеж, или за то, как я играю на гитаре...

Тут зазвонил телефон. Папа.

— Здравствуй, отец мой. Ты опаздываешь на свидание, она уже волнуется, где ты.

— Какое свидание? Сегодня вечером никакого свидания у меня нет.

Одновременно с этим Джерри воскликнула:

— Какое свидание?

— Я просто звонил предупредить, что тебе должны передать пакет. Завтра у нас совещание, но одному из инженеров оказалось удобнее забросить все ко мне это сегодня днем. А что там со свиданием?

— Неважно… просто поторопись домой, ладно? У нас гостья за ужином.

— Свидание? — повторила Джерри. — Я просто собиралась порботать с твоим отцом над эквадорским проектом, у меня с собой бумаги и демонстрационные образцы, только и всего.

— Отлично. Он скоро приедет. Э… присоединитесь к нам за ужином? Вам следует ответить «да».

— Точно? Я совершенно не собиралась...

— Нет-нет… Я настаиваю. Пожалуйста, оставайтесь. — Ну пожалуйста!

Ужин был отличный, мы поболтали, а потом я извинилась, сказала, что пора спать, и удалилась. Спать. Чем там занимались папа и Джерри, не знаю, но беседовали они еще долго. Конечно, это могли быть и инженерные дела, но потом я услышала музыку и пение — нет, не мамина песня, что-то другое. Дальше я заснула и не слышала, что там было еще. Утром Джерри не было, но папа на пятницу запланировал вывести ее в свет. Уррра!

— Как бы это нам еще добавить к твоей диете сало...

— Что-что?

— Свиное сало.

У Анжелы новый пунктик: она выискивала блюда, которую я могла бы еще попробовать, или способы, как бы сделать мои любимые блюда более калорийными. В основном ее предложения включали масло, сметану, сахар и все варианты жаренного. Хорошо, что мне все это и без того нравилось. Ха, как-то я настроилась поесть чипсов, а они как раз закончились, и я выдула пол-литра сметаны зараз! Но некоторые ее предложения — это уже чересчур… Я категорически отказалась есть свиной жир — чистый жир, для поджарки. Фу! Объяснила, что от этого я не поправлюсь, потому что такого мне попросту не переварить. Анжела согласилась, что я ем куда больше чего-то, когда это что-то мне нравится, и отказалась от этой мысли… до следующего раза. Теперь вот сало.

— Фу. Опять ты об этом. — Я покосилась в ее сторону. — Что ты это там читаешь?

— Ничего. — Она быстро сунула книгу в сумку, но в конце концов, я, может, не слишком быстро передвигаюсь, зато глаза и мозги у меня прекрасно работают.

— «Для поправки здоровья»? Только не говори, что они рекомендуют сало!

— Э...

И тут все сошлось. Как она загорелась сделать меня толстой, как запихивала в меня все эти калории, как запрещала мне какую-либо активность… Меня аж мороз пробрал.

— Анжела, ты совсем съехала с катушек на моем потолстении. И все потому, что я делаю то, что… ну, то, что любой назвал бы совершенно неправильным.

— Деб...

— Ради чего тебе все это? Дело ведь не в толщине как таковой. И я знаю, что ты не «розовая». В чем тут фишка для тебя? В том, как люди на меня реагируют и какие ремарки отпускают? Или дело в здоровье? Ты ищещь что угодно, лишь бы оно было еще более нездоровым?

— Нет!.. да… Ох, Деб, прости меня!

Я так и застыла. Поверить не могу… я-то думала, что она моя подруга.

— Тут… тут все вместе. — Она всхлипнула… и залилась слезами. — Ты ломаешь все существующие порядки. Правила, по которым живут все прочие. Как следует выглядеть, как поддерживать форму, как правильно питаться… Большая часть людей по крайней мере пытаются так жить, а те, кто все же нарушает какие-то правила, знают, что поступают дурно, и хотели бы иметь возможность жить лучше. И еще есть люди, по-настоящему озабоченные тем, что надо жить правильно, и следуют абсолютно всем. Как я… Я же ничем не лучше Брэда! И… и есть еще ты.

Ты единственная из всех, кого я знаю, кто по-настоящему свободен! Ты… ты же совершеннейшая гедонистка и прекрасно это знаешь. Ты живешь ради чистого удовольствия от того, чем занимаешься, и плевать на последствия, так ведь? А я? А я толкаю тебя все дальше и дальше, желая узнать, как глубоко в преисподнюю ты заберешься! И что же? Ты ни разу не сказала «нет» там, где замешаны здоровье, популярность, внешний вид… ты только тогда говоришь «нет», когда тебе это невкусно!

Ну, пожалуй, все это правда. Я в общем где-то так сама и чувствовала, разве что не игнорировала опасность, и не притворялась, будто ее нет; я учитывала ее, затем шла дальше и все равно делала то, что хотела.

— Все в порядке, Анжела. Ты-то от этого хуже не стала.

Я-то думала ее подбодрить, но она лишь зарыдала еще громче, закрыв лицо руками и повторяя «Прости, прости!..»

— Да в чем дело-то?

— Это не все… Я… я… пару лет назад я поняла, что меня по-настоящему возбуждает, когда люди делают нечто саморазрушительное. Ничего с собой не могу поделать… с меня просто крышу рвет, когда я вижу, как люди делают… что-то, что им же во вред. Например… Когда Брэд как-то не поладил с тренером, я попыталась уговорить его бросить футбол… а однажды попыталась соблазнить Роджера просто ради того, чтобы ухудшить его успеваемость. — Она рыдала в три ручья. — А ведь вы мои лучшие друзья!

Анжела шумно высморкалась.

— А ты — особенно. Мне и раньше доставляло удовольствие наблюдать за тем, как ты столько ешь… и ведь словно не замечаешь, насколько толстой становишься. Я забрасывала наживку, и ты всегда ее заглатывала. Я покупала батончик, и ты тоже; потом я съедала крохотный ломтик, а ты приканчивала оба.

Мда уж. Неудивительно, что я так поправилась за тот год, даже не прилагая усилий!

— А когда ты придумала вот это вот… да я же больше ни о чем и думать не могла. Всякий раз, когда я заставляла тебя больше есть или меньше двигаться, я чувствовала себя такой виноватой! — Она покачала головой. — Поверь, я совсем не хочу, чтобы ты заболела, чтобы тебе стало плохо… чтобы что-то с тобой случилось. Но когда я вижу, что ты с собой делаешь — меня это просто восхищает! Я все время об этом думаю. Это ведь очень нехорошо — творить такое с кем-то, кого я по-настоящему… люблю. Да! Деб, ты лучшая подруга, какая у меня когда-либо была… и теперь ты знаешь, чего стоит моя дружба. Ты, наверное, возненавидишь меня.

Всхлипывания прекратились, Анжела молча сидела и ждала, что я скажу. Я тоже молчала и размышляла.

— Нет, я не возненавижу тебя, — медленно проговорила я. — И в тебе нет ничего столь уж нехорошего.

Она посмотрела на меня — неуверенно, но с надеждой.

— Вчера вечером на полуночный перекус я съела мясную пиццу с двойным сыром. Ее заказывала я, не ты. А эти батончики… ты ведь не зажимала мне нос и не запихивала их в глотку. И уж конечно, ты не привязывала меня к дивану, чтобы я меньше двигалась! Все, что я сделала, было ровно тем, чего я хотела. Помнишь, ты сказала, что я свободна? Что ж, это значит, что из-за тебя я не поправилась и на грамм. Все это была я и мое решение.

— Но как же быть с тем, как я вела себя с Роджером? И с Брэдом?

Я рассмеялась.

— Сама сказала, ничего у тебя с ними не вышло! Анжела, ты никому не хочешь причинять вреда. Ты просто любишь наблюдать за теми, кто живет полной жизнью. — Я помолчала. — Если честно, пару раз ты и сама вроде подумывала, не присоединиться ли ко мне.

— Это было бы так легко, Деб, — вздохнула Анжела. — До сих пор с собой борюсь. Я должна бороться как проклятая, иначе сдамся.

— Ну так и сдайся… это же приятно!

— Я боюсь. Дело не в весе. Тут все вместе. Я последнюю пару лет балансирую на ниточке: шаг в сторону, и я свалюсь. Начну набирать вес — стану как ты. Начну худеть — стану анорексичкой. Позволю оценкам чуть ухудшиться — уйду вразнос и стану двоечницей. Мрак… Я чувствую, что ДОЛЖНА оставаться идеальной и хранить равновесие, иначе просто скажу: «А смысл?.. И так все пошло прахом… проще сдаться». Позволить парню чуть больше, и я совсем на панель выйду… помнишь, когда я думала, что беременна. А ты… ты тогда удержала меня. — Она схватила меня за руку. — Спасибо тебе! Вот поэтому-то мне и дурно при мысли о том, как я с тобой поступаю.

Она слабо улыбнулась.

— Ну и странная же ты, Анжела.

У нее стал такой обиженный вид, что я почти расхохоталась, но она обиделась бы еще больше.

— И Роджер странный. И Брэд. А я — самая странная из всех вас. Но нормальные люди такие зануды!

Вот тут я расхохоталась, и она присоединилась ко мне.

— Так ты не возражаешь?

— Ты же не запихиваешь еду мне в глотку, Анжела. И в любом случае, я думаю, что способна преодолеть все это и не разрушить свою жизнь. — Я объяснила ей то, что обговаривала с отцом, и как он намерен помочь мне и присматривать за мной. — Извини, если испортила тебе наслаждение.

Впервые за все время она улыбнулась по-настоящему.

— Ты что, смеешься? Это же как танцевать на краю утеса и повторять: я не упаду, я не упаду, я избранная… а край все ближе и ближе… саморазрушение — это же так круто! — Глаза ее вспыхнули, но потом она вновь стала серьезной. — Я надеюсь, ты права, Деб. Правда надеюсь.

— Я тоже, — кивнула я. — Думаю, вместе и узнаем.

Анжела кивнула.

— Но так трудно не восхищаться.

— Знаю, поверь. Да, и… насчет Роджера...

— Да он на меня и не посмотрел бы, и я теперь знаю, почему… он уже был влюблен в тебя. И это задолго до того, как ты стала поправляться!

Время шло, я ела все больше и больше и весила уже более 180 кило. Папа и Джерри все чаще виделись друг с другом, и не просто встречались, а раскатывали по городу в кабриолете. Папа немало времени провел в Эквадоре из-за нового проекта, и я знала, что они часто улетали туда вместе. Жизнь вошла в весьма уютную колею.

А я была занята одним из любимых дел: едой. Еще приятнее было то, что меня кормили. Ням-ням. Я разлеглась на большом диване у себя в новой гостиной; Роджер сидел справа от меня и скармливал мне торт — целый торт, если вам интересно, хотя на сей раз не с пальцев. Зато слева расположилась Анжела с коробкой двойного шоколадного мороженого. Они кормили меня по очереди, ложка за ложкой, а я лежала, наслаждаясь едой и пребыванием в центре внимания… как всегда. Впрочем, я уже чувствовала, что перебрала, и, прожевав, добавила к вяло текущей беседе свою реплику:

— Сейчас я вас раскажу о Люсинде Ханфорт.

— Это кто такая?

— Вроде звезды в чатах толстушек, по крайней мере там, где серьезно говорят о наботе веса. Она утверждала, что поглощает совершенно невероятные порции: две больших пиццы, или десять гамбургеров… Как-то она сказала, что в один присест уничтожила полтора кило шоколада, а в другой раз… — Я поймала скрещенные на мне взгляды Роджера и Анжелы. — Да знаю, я тоже теперь почти столько же ем… но когда услышала впервые, меня это просто поразило! Понимаете, все думали, что это обман, но она выложила несколько фоток… и она весила где-то 380 кило.

— Ого! — прошептала Анжела.

— Она весит 380 кило? — переспросил Роджер.

— Нет… Столько она весила на фотках, а это было пару лет назад. Она сказала, что встретила парня, который раскармливает ее, и с тех пор изрядно поправилась.

— Да, у тебя серьезная соперница, — заметила Анжела. — А сколько она сейчас весит?

— Неизвестно. Она сказала, что не может ходить, и в любом случае не знает, где бы взять весы, которые бы ее выдержали.

— Не может ходить… — выдохнула Анжела.

— Они планировали свадьбу, и она беспокоилась, как же переедет в новый дом...

— Не может ходить… — повторила Анжела.

Странная девушка… впрочем, я ей это уже сказала. Я сьела еще ложку мороженого, после чего жалобы со стороны желудка стало еще труднее не замечать.

— Народ, я, пожалуй, не смогу это доесть.

— У… — отозвался Роджер, чувствуя мое разочарование. — Давай, ты справишься!

— Никак… Больше не лезет.

— Но для тебя это не так чтобы много, — удивилась Анжела.

— Да, но я умяла еще целый торт и большую миску картофельного салата еще до вашего прихода.

Роджер кивнул, но разумеется, Анжела спросила:

— Ну, может, еще чуточку?

— Попытаюсь, — согласилась я, — но вам придется помассировать мне живот.

Что ж, они были только счастливы, правда, оба хотели помассировать именно нижнюю часть, где мои новонабранные жиры вздымались на манер большого мяча. Желудок вообще-то находится повыше, прямо под грудной клеткой… но мне было в общем-то все равно, да и им тоже. Они продолжали кормить меня, и я как-то ухитрилась прикончить все, как всегда! Забавно, но так и бывает.

— Мои поздравления, — произнес Роджер.

— Угу.

— Только не останавливайтесь, у меня еще обед впереди.

И пока они разминали мой мягкий жир, Анжела потянулась через мой живот к пустой коробке из-под торта и соскребла толику смазавшегося крема.

— Ты это чего? — спросила я.

Она слизнула крем с пальцев и усмехнулась.

— Мне нравится смотреть, как ты все это съедаешь, а потом я пробую самую-самую толику, просто чтобы продемонстрировать себе, чего лишилась. Наверное, мне нравится издеваться над собой.

Хммм. Уж не знаю, шутит она или как. Но как я и сказала, Анжела девушка странная.

Извините, что уже год ничего не писала. Слишком увлеклась едой! Ну, в общем, чего и следовало ожидать, когда особо интересных событий нет.

В общем, на следующей неделе после выпускных экзаменов наша маленькая компания, как и все остальные, направилась на пляж подвести итоги. Солнце, веселье, вечеринки… и прочие забавы. Итак, что нужно девушке для похода на пляж? Бикини! У меня имелась парочка костюмов для домашнего бассейна, но все они были тесны; с прошлого лета я чуток поправилась. Килограммов на сорок. Плюс я хотела кое-что особенное.

Ну, кончено, любой купальник на меня — дело особенное! Во мне теперь было 239 неимоверно мягких килограммов, я сама поражалась, какой же стала большой. Я неимоверно гордилась собственным телом, в конце концов, я можно сказать сама его целенаправленно создала, килограмм за килограммоа. И мне нужен был идеальный костюм, чтобы это тело продемонстрировать, так что я заказала с дюжину… да-да, богатство не так уж важно само по себе, но иногда оно предоставляет приятные возможности! Заказала, само собой, в Сети, где ж еще отыщешь одежку для сногсшибательной крошки моих габаритов?

Сперва я была разочарована: хотя я выбирала самые откровенные костюмы, ткани в них хватало, чтобы сшить Анжеде свадебное платье! Я хотела что-то вроде того бикини на тесемках, которое носила она, два крошечных треугольника наверху, прикрыть соски, и чуть больший — внизу, только-только чтобы хозяйку не посадили. Я даже попробовала взять костюм нормального размера (одолжила у Анжелы) и просто удлиннить тесемки. Черта с два. Во-первых, я пополнела буквально во всех местах, включая соски: их стало невозможно спрятать! Я проверила: соски у меня в диаметре вдвое больше, чем у Анжелы; маленький бугорок, собственно сосок, почти такой же, но вот темный кружок намного больше (да, мы сравнили… и да, у Анжелы крышу снесло. Я, конечно, получила удовольствие, но предпочла бы, чтобы проверял Роджер. Кстати, его соски тоже меньше моих!). Возможно, я бы и смогла слегка увеличить эти самые треугольнички, но была еще одна проблема. Груди у меня при ходьбе так подпрыгивали, что подвязывай тесемки, не подвязывай — они вываливались из лифчика через две секунды. Я горжусь своим телом, но это уже чересчур, и никакого эксгибиционизма на публике не допущу. По особому расписанию возможен частный показ, если вас зовут Роджер.

Это что касается верха. С нижней частью было не лучше. Живот у меня отвисал так, что сам по себе был неплохим фиговым листиком, и передней части костюма просто не было видно! Выглядело это как две ниточки, которые выныривают у меня из-под живота и опоясывают зад, все остальное — скрыто в жирах! Надень я такое на публике, у меня точно были бы неприятности с законом. Я некоторое время развлекалась, представляя, как бы объясняла проблему молодому и симпатичному полицейскому: «Если вы приподнимете мой живот, то увидите, что под ним ЕСТЬ костюм...», но все же решила остановиться на одном из заказанных бикини.

Как только я оставила мысль натянуть микро-бикини на свое макси-тело, оказалось, что остальные костюмы отменно сидят: кожи на мне они открывали больше, чем на двух любых женщинах. Подумав, я округлила это до трех и как следует оглядела себя в зеркало. Ух ты! Живот у меня походил на громадный шар жира, свисавший на ляжки ниже середины. Невероятной толщины ноги, с большими складками до середины бедер; еще несколько складок на коленях, плюс масса ямочек и складочек. Икры — одна сплошная складка вокруг всей ноги. Руки как диванные подушки, со складками на локтях; груди — огромные и мягкие, широко раскинутые, свисающие по обе стороны грудной клетки. На спине много милых складок содрогающегося жира, и разумеется, ягодицы, напоминающие два баскетбольных мяча, только куда больше и мягче. Я прошлась по комнате туда-сюда, просто чтобы полюбоваться, как все это сотрясается и колышется. Я бы весь день так смотрела, но через несколько минут подобных упражнений утомилась; боюсь, за последние месяцы совсем утратила форму. В любом случае пора было подкрепиться. Как-то оно всегда пора.

Чтоб я когда-либо прежде так привлекала внимание на пляже, как сейчас! Мы сняли кабинку прямо у воды, все прочие варианты стали бы слишком далеки для меня. Когда я впервые вперевалочку вышла на песок, все и каждый в радиусе километра уставились на меня… ну, по крайней мере, так мне казалось. Да, конечно, были и такие, кто перешептывались и хихикали (обычно — девчонки), а некоторые вовсе отворачивались, но кое-кто смотрел довольно долго и очень внимательно. Например, несколько девушек, как пухленьких, так и довольно толстых (где-то в пол-меня), тех, кто обычно носит лазоревые закрытые купальники с юбочками; они, кивнув, закусывали губки, и я точно знала, о чем они думают: «если уж она может...»

А все мужское население, от подростков до старперов, пялилось на Анжелу. Обычное дело, мы уже привыкли. На сей раз, впрочем, мы заметили и нескольких парней, которые точно так же смотрели на меня! Я велела Роджеру понаблюдать и показать их мне, а потом улыбнулась каждому — широкой и толстой улыбкой Деб. Некоторые смущенно отвернулись, но кое-кто тут же ухмыльнулся в ответ, и я поняла: если вдруг Роджер спрыгнет с поезда, одиночество мое продлится не слишком долго.

Еда? При каждом ресторанчике был «шведский стол» с морепродуктами, почти все — в жареном виде. Иногда я часами сидела там и ела; Роджер и Анжела тащили мне тарелки — это было их работой, а моя работа была — сидеть и есть! Смею заверить, мы прекрасно справились.

Вечеринки? Я носила такие короткие платья, что волновалась, как бы мой живот не свесился ниже подола. Все медленные танцы, само собой, были наши, Роджер крепко-крепко обнимал меня, а моя мягкая плоть таяла, чтобы еще плотнее прильнуть ко всем выступам его стройного тела. Иногда, впрочем, я решалась выйти и на быстрый танец — чтобы он полюбовался, как колышутся мои телеса.

А ночью? Ну, сами понимаете, мы заказали две комнаты, Анжела занимала соседнюю — и в одиночестве не сидела. Либо выходила поразвлечься, либо оставалась развлекаться — когда мы с Роджером возвращались к себе. Мы частенько слышали посреди ночи разговоры и музыку, так что, наверное, она находила себе занятие. Мы — тоже, и это было прекрасно!

Стояла середина лета, Роджер и Анжела готовились к колледжу, а я начинала понимать, какой же останусь одинокой, когда они уедут. Мне тоже будет не хватать колледжа — ведь в школе мне нравилось.

Тут появилась Анжела с важными новостями.

— Деб, ты видела новости на сайте Люсинды Ханфорт?

— Каком еще сайте?

— Как, ты не знаешь? Пошли!

Мы обступили компьютер и вошли в сеть. Через секунду появился заголовок титульной страницы:

Из Книги рекордов Гиннеса: «Люсинда Ханфорт — самая тяжелая женщина на свете! 629 килограммов!»

Да, это она; и совершенно невероятных габаритов! Ну да, я и сама огромная, но она — совершенно из другой категории. Сайт, само собой, был сделан хвастовства ради, и там имелась масса фото. Вся в смятении, я открывала миниатюрки в полный размер. Вот Люсинда сидит на краю кровати, и ее бедра превосходят размах ее рук. Вот Люсинда развалилась на кровати, ее громадный живот лежит на простыне между раздвинутыми ногами, полностью заполняя все пространство выше колен. Да, я помнила, что Люсинда невысокого роста, 153 или около того, но все же! А вот еще одно фото в сидячем положении, сбоку, и живот свисает между ног. До самого пола! Ее живот лежал на полу!

— Это… невероятно. Как она смогла стать такой большой? Как ее живот так растянулся?

— Хм? — Анжела взглянула через мое плечо. — А… ты еще на нее стоя глянь.

Я открыла следующее фото. Вот и она… Она держалась за спинку кровати, чтобы удержать равновесие, и было очевидно, что ходить Люсинда не может; даже когда она стояла, живот у нее свешивался до самого пола.

— Прочти комментарий, — указала Анжела.

«Однажды я заметила, что когда хожу, мой живот, колыхаясь из стороны в сторону, задевает пол, и это стало эротической вехой. Я поняла, что просто должна растолстеть настолько, чтобы живот плотно лежал на полу.»

Еще один комментарий был «Как мы все это снимали». По ссылке открылся такой текст: «Чтобы снять меня в положении „стоя“, потребовались шестеро. Муж с камерой, я сама, разумеется, плюс еще четверо мужчин, которые помогли поднять меня с постели и зафиксировать в нужной позиции. Я уже два года не вставала с постели, мышц не осталось… да и я сама настолько поправилась. Я очень боялась, что упаду… но я так горжусь своим животом, что просто должна была показать его вот так вот для записи в Гиннесе».

Я открывала фото за фото. Вот Люсинда на четвереньках, гигантский живот и груди широко раскинуты по обе стороны.

А потом нашла вот это:

«Я знаю: то, что я сделала — кажется бредом, причем опасным. Так и есть. Но я не намерена останавливаться. Я собираюсь поправляться все дальше и дальше, и плевать на последствия. Я не собираюсь это прекращать. Сейчас я — меньше, чем когда-либо буду. Можете называть это безумием, спорить не стану. Могу лишь сказать, что мне это безумие подходит. Не вините во всем моего мужа — он не заставлял меня так поступать, напротив, убеждал оставить эту мысль и не хотел помогать. Я на коленях вымолила у него согласие. Извините, что так надолго исчезла со связи, мои виртуальные друзья, но я ждала официального сообщения. Теперь говорю: на той неделе Гиннесс объявил, что включает меня в следующее издание как „Самую тяжелую женщину на свете“, с двумя фото. И если вы полагаете, что сейчас я толстая, погодите — то ли еще будет!»

— Но как она до такого дошла? Как она настолько растолстела?

— Читай дальше. Вот тут.

Наконец я нашла нужную страницу. Муж Люсинды был врачом. Он колол ей инсулин, чтобы клетки быстрее усваивали сахар, давал ей какие-то диетические добавки, чтобы жир перерабатывался эффективнее… даже сделал что-то с ее щитовидкой, чтобы замедлить обмен веществ. Таким образом все, что она ела, откладывалось жиром. Я сказала «ела»? Помимо гигантских трапез, Люсинда использовала капельницу с глюкозой, своего рода внутривенное питание. Муж слабо протестовал, но, как писала Люсинда, «не смог с собой совладать… Он врач, но ему нравится раскармливать, и его жутко возбуждало, что я поправляюсь. Сперва он отказывался помогать и повторял, что я сошла с ума, но потом я принялась за дело. Я знаю, что он без ума от меня, и в итоге сдастся и предоставит мне то, чего я хочу...»

О да. Люсинда действительно взялась за дело! Я за два года поправилась на сто килограммов с хвостиком, но она за два с половиной набрала без малого двести! Мне смутно помнилось, что гиннесовский рекорд набора веса был что-то около 160 за год, так что, наверное, это теоретически возможно...

Я просмотрела весь сайт; Анжела уже его видела. Наконец я отвернулась и проговорила:

— Я так не могу.

— Как — так?

— Так, как она. С Люсиндой я соревноваться не стану… то, что она делает — безумие. Я не собираюсь ни садиться на лекарства, ни ставить капельницу, ни чего-то в этом роде. Понимаете… я делала все это, потому что мне это нравилась. Нет, народ, если мировой рекорд достигается таким способом — я схожу с дистанции.

Анжела похлопала меня по плечу.

— Знаешь, из моих уст это звучит странно, однако я рада. Но что ты собираешься делать дальше?

— Плюхнуться в бассейн и подождать Роджера.

— Нет, я про это вот. — Она ласково погладила мое пузо, следствие всего моего глупого предприятия.

— А. Да, ты права… Что-то сделать нужно. — Я ухмыльнулась. — Например, съесть мороженого, прямо там в бассейне. Я проголодалась!

Я не без труда встала, сцапала купальник и вперевалку направилась в гардеробную.

— То есть ты не собираешься сгонять вес, садиться на диету?

— Шутишь? Зачем? Я люблю покушать и мне нравится быть толстой, и Роджер любит меня именно такой… зачем же мне меняться? Слушай, прихвати мне там на кухне пару коробок мороженого, добро? Ну и себе возьми что-нибудь, если хочешь.

Мы все теперь в колледже. Раз уж с мировыми рекордами покончено, я решила поступить в университет вместе с Роджером и Анжелой. Я думала, будут сложности — заявку-то я подала существенно позже обычного, — но у меня прекрасный аттестат и богатый папа, многообещающее сочетание. Мы с Роджером сняли квартирку, и я по-прежнему объедаюсь до отвала… пожалуй, как и прежде, и Роджеру это все так же нравится. Весь дом тянет на себе он, и по-прежнему обожает меня кормить. Я чуть-чуть улучшила форму и самостоятельно хожу через весь университет, лишь раз-другой останавливаясь по пути передохнуть. И конечно, я ничуть не похудела, даже и не надейтесь! Пожалуй, я продолжаю набирать вес, просто медленнее. Мы больше не следим за этим, просто наслаждаемся процессом.

С Анжелой теперь мы видимся реже. Нет, мы остались добрыми друзьями, но у нее теперь свой парень. Атлет — вернее, бывший атлет, нападающий, которого уволили из футбольной команды за излишний вес. Нет, я знаю, о чем вы подумали — это до встречи с Анжелой. В общем, все его могучие мышцы теперь изрядно размякли, и к ним добавилось брюшко, нависающее над поясом. Само собой, с моим не сравнить, но дайте Анжеле немного времени. Она все время с ним и постоянно говорит что-то вроде «Даже ты столько не сможешь съесть… или сможешь?», на что этот большой охломон отвечает «Погоди, увидишь!». Впрочем, может, он и не такой дурак, он пообещал, что будет есть втрое больше, чем она… и у Анжелы уже появился небольшой животик… а я видела, как он на меня посматривает. Хммм.

Ах да: Джерри и папа по-прежнему вместе, и кажется, навсегда. Дату свадьбы еще не назначили, но все впереди. Ура!

Как я уже сказала, я поправилась, но со всей этой учебой я довольно-таки загружена и не могу постоянно есть… и на занятия хожу пешком, так что какая-никакая, но физическая активность. Вот закончу университет, изберу какую-нибудь сидячую работу… а если и растолстею, так что? Роджер намекал насчет брака — ничего окончательного, но сказал, что хочет всегда быть со мной; очень приятное замечание. Я знаю, что при нем голодать не стану никогда. А дальше что? Ну, я понимаю, что поправляться постоянно не смогу. Я уже и сейчас, хотя и набрала пару килограммов, явно сбавляю темп. Вероятно, недалек порог, когда я буду есть как сейчас — и оставаться все в тех же габаритах. А может быть, однажды мне придется сесть на диету… но это будет не сейчас. Через год-два? Ну уж нет! Лет через двадцать-тридцать? Может быть. Посмотрим.