Ретроспективное

 Ретроспективное

(Flashback to Now)

Когда я встретил ее в последний раз, то был несколько, скажем так, разочарован. Я всегда — ну, со школы — был немного влюблен в Аманду. Так сказать, «девушка моего типа», или по крайней мере у нее имелись все задатки, чтобы вырасти в такую. К девятому классу она уже обзавелась более чем солидными сиськами — мы пару раз встречались, и мне было дозволено немного полапать их, что могу сказать — идеальные, даже с моей нынешней колокольни. Бедра у Аманды, впрочем, тоже были широкими и сочными, девиц с такими пропорциями заслуженно зовут «фигуристыми», но мысленно я уже предвкушал не столь далекое будущее, когда Аманда, подобно всякой уважающей себя американской женщине послеподростковых лет, растолстеет, как ее солидный бюст и могучие окорока будут расти в объемах, но и талия последует за ними, и условно плоский животик утонет в многих слоях мягкого и нежного жирка.

Фантазия сия разбилась вдребезги, соприкоснувшись с реальностью несколько лет назад. После школьного выпускного прошло уже лет шесть, более чем достаточно, я так полагал, чтобы фигуристая Аманда стала толстой Амандой. Однако же этого не случилось. Я приехал в гости в родной городок, повидать родителей и вообще, мы как раз выходили из китайской забегаловки Мамаши Ма — и на пороге столкнулись с Амандой и ее мужем. Да, за эти годы она немного поправилась, но совершенно не настолько, чтобы достичь тех пропорций, которыми ее наделили мои мечты.

Взаимное представление друг другу «Это Джим, мой муж», «Это Тим, мы вместе учились», пара слов о том о сем, и на прощание я, разумеется, пожелал Аманде приятного аппетита, поскольку они явно собирались обедать в той же забегаловке.

— С аппетитом у нее и так все в порядке, — поджал губы Джим, ущипнув жену за мягкий бок, — я пытаюсь уболтать ее заняться аэробикой, чтобы не поправлялась. — Аманда чуть покраснела, а Джим добавил: — Правильно говорят, что надев обручальное кольцо, женщина всегда толстеет.

Аманда скорчила рожицу.

— Просто Джиму не нравятся фуршетные заведения со шведским столом.

— А жаль, — заметил я, — такие заведения как раз тебе подходят.

На этом мы и расстались, и я побежал догонять родителей.

Лучше бы я тогда ее не встретил — очень уж расстроился, увидев относительно стройную Аманду, ведь в потаенных мечтах моих она была куда как более корпулентной Амандой...

А потом мы пересеклись снова.

Прошло где-то года три или около того. Я снова приехал в гости и заглянул в местную аптеку, мама попросила взять ей лекарство по рецепту. Я как раз любовался провизоршей, которая что-то искала в шкафу — просторный по природе своей форменный халат едва сходился на ее пухлых плечах, — потом она повернулась вполоборота, и оказалось, что и на груди там пуговицы едва держатся, распираемые могучим бюстом. Полюбоваться было на что, и к реальности меня вернул возглас:

— Ты!

Поднял взгляд чуть повыше бюста — и оказалось, что это моя Аманда, моя ожившая фантазия, с ее незабываемой улыбкой. Наверное, физиономия у меня была та еще, потому как она попросту расхохоталась. А потом заявила, ткнув в мою сторону пухлым пальцем:

— Ты мне должен.

Покупатель передо мной как раз ушел расплачиваться, и я подошел к прилавку. Аманда оперлась обеими руками о прилавок со своей стороны, наклонившись ко мне, бюст ее в этом ракурсе казался совершенно гигантским.

— Ты мне должен обед у Мамаши Ма.

Вот так вот просто, возражений с моей стороны не принималось. Я и не собирался возражать, просто уточнил:

— Должен?

— Именно так. Когда ты меня туда поведешь?

— Сегодня? — предложил я, все еще озадаченный.

Аманда надула щеки, выдохнула.

— Вот надо ж тебе было выбрать именно сегодня… ладно, чего тянуть. У меня рабочий день до четырех, но думаю, Тревор отпустит меня чуть пораньше — правда, Трев?

— Всегда пожалуйста, Аманда, — услышал я реплику от сидящего за кассой мужичка.

— Так что встречаемся там в полчетвертого.

— Ну ладно...

— Так, что там у тебя? — она выхватила мамин рецепт у меня из рук. — А, ясно. Запишу на счет твоей мамочки и принесу лекарство с собой. И не опаздывай, ты и так рискуешь.

— Ладно… — я по-прежнему ничего не понимал.

— Все, иди. — Подмигнула, перевела взгляд на даму, которая заняла очередь за мной. — Следующий, пожалуйста.

На автопилоте вышел из аптеки. Позвонил родителям и сказал, что на обед у меня появились другие планы, а лекарство потом занесу.

От аптеки до ресторации Мамаши Ма минуты две пешком — перейти улицу и пройти мимо двух магазинов, — а на часах полтретьего. Бежать на пляж и обратно смысла уже не было, и я просто прошелся туда-сюда по знакомым улочкам, убивая свободный часок, и ровно в половине четвертого, как штык, сидел за столиком в китайском ресторанчике. Минут десять спустя в дверях возникла слегка запыхавшаяся Аманда. Теперь между нами не было высокой аптечной стойки, и пока она шла к моему столику, я мог свободно рассмотреть ее фигуру уже целиком.

О да, с последней нашей встречи она изрядно растолстела. Может, не до такой степени, как в моих былых фантазиях, но рубеж «среднестатистической толстой американки» перекрыла с запасом. Вместо верхней одежды на ней был все тот же аптечный белый халат, который буквально трещал по швам под напором упакованной в него плоти. Общий вид «от бедер и выше» напоминал о карикатурных театральных костюмах, в которые облачаются актеры среднестройного сложения, вынужденные изображать персонажей с изрядно изыточным весом. И только там, где заканчивался объемистый живот Аманды, похожий на утрамбованную под одежду подушку, полы халата свободно болтались.

— Неправильное место, — сказала она, проходя мимо занятого мной столика к альковам, — вот сюда иди.

И хотя ее приказной тон застал меня врасплох, я все-таки успел оценить момент, когда она медленно расстегивала халат. Пышное тело словно заполняло образовавшиеся промежутки, выплескивалось наружу… словно Аманда толстела прямо на глазах.

Я поднял взгляд и увидел ее ухмылку — она смотрела на меня, пока я смотрел на нее, расстегивающую последнюю пуговицу на халате. Попыталась снять, отклонившись назад — от этого ее объемистый живот выпятился вперед еще заметнее, — и все это, глядя на меня, глядящего на нее, на то, как она пытается выбраться из слишком тесного халата. Потом повернулась ко мне спиной:

— Помог бы лучше толстушке раздеться, что ли.

Я стянул халат с ее плеч, удивляясь, как она вообще в него сумела втиснуться. И пока пристраивал сей халат на вешалку, она втиснулась в альков. Зачем она вообще решила сесть тут? Ей же едва хватало места между скамейкой и столешницей, грудь Аманды сильно нависала над краем стола, да и живот тоже — сантиметров пять верхней складки точно лежало на столе, а остальное было буквально силой утрамбовано под стол.

Наверное, вопрос был написан у меня на лице, потому как, похлопав себя по бедру, Аманда пояснила:

— В здешние стулья я уже несколько не втискиваюсь. Это ж надо было додуматься, поставить стулья с подлокотниками, и где — в ресторанчике со шведским столом!

Я уселся напротив. Странно, но мне за столом тоже почти не осталось места, так близко он был придвинут к стулу.

— Они тут чуток подвинули стол специально для меня, — улыбнулась Аманда.

Тут подошла официантка — не сама Мамаша Ма, даже не родственница, китайского в ней была разве что униформа.

— Снова к нам, Аманда?

— Ага, — отозвалась она. — Мне две тарелки, а ему, — это обо мне, — счет.

Официантка наполнила наши стаканы водой, выдала столовые приборы и удалилась.

Наверное, удивленная гримаса так и приклеилась к моей физиономии, потому что Аманда хохотнула, отчего все ее тело заколыхалось, и проговорила:

— Так, давай сперва покушаем, а потом все объясню.

Медленно выбралась из-за стола и поднялась на ноги. Одета Аманда была в тенниску с эмблемой аптеки — «безразмерная» по задумке, сия одежка туго обтягивала ее пышные телеса и наверняка резала подмышками. Проверив, чтобы живот не выпирал снизу, она одернула подол. Под тонкой тканью хорошо была заметна внушительная каверна пупка.

Она быстро наполнила обе свои тарелки с горкой и вернулась обратно в альков. Я, все еще в частичной прострации, что-то там кинул пожевать на собственную тарелку и также вернулся за столик. Она медленно втиснулась на скамейку и принялась активно поглощать китайские вкусности, и где-то на середине первой тарелки наконец заговорила:

— Помнишь Джима, моего бывшего мужа?

О да, я помнил. Я очень даже хорошо помнил, тот огорчительный эпизод отпечатался у меня в мозгу каленым железом от и до. Но я решил не подавать виду и, почесав подбородок, кивнул.

— Вроде да, это пару лет назад вроде было… Где-то тут в городе, да? Ты сказала, бывшего — в смысле, вы уже не вместе?

Она покачала головой и продолжила закидывать в рот еду, привычно совмещая работу челюстями и разговор.

— Где-то тут, а вернее, прямо перед входом к Мамаше Ма. — Очистила первую тарелку, придвинула к себе вторую. — И не пару лет, а чуть больше трех. Ты сказал тогда слова, которые я запомнила навсегда. — Прожевала, проглотила, посмотрела прямо мне в глаза. — И ты стал причиной нашего развода.

— Я?

— Ты же помнишь, я никогда не была особо стройной. Ну, лет с пятнадцати так точно.

— Ну да, в принципе так.

— И когда выходила замуж, тоже не похудела. Курсы, подготовка свадьбы и прочее, со всеми этими хлопотами следить за фигурой времени совершенно нет, правильно? — Очистила вторую тарелку, отодвинула и ее. Снова подняла взгляд и улыбнулась. — Сделай мне одолжение, сходи за добавкой.

— Ладно, — ответил я. — Тебе то же, что и раньше?

— Чуток побольше яиц фу-нь и мяса с брокколи. О, и там с краю моя любимая курятина, и по-моему, они как раз выставили блюдо с крылышками в кисло-сладком соусе. Загрузи тарелки насколько получится, тут все вкусное.

— Тарелки? То есть тебе еще две полных?

Она лишь улыбнулась и погладила себя по складке сала, которая лежала на столе.

Я быстро сбегал к стойке с блюдами и наполнил обе тарелки примерно как было сказано, поставив перед Амандой.

— Недурно, — улыбнулась она, — а Джим никогда не наполнял мне тарелки вот так...

Взялась за вилку и снова принялась за еду.

Мне, однако, не терпелось выяснить, в чем, собственно, дело, и я попробовал вернуть ее на тему развода, а вернее, при чем тут я.

— Так ты и Джим...

— Хм? А, да. — И продолжила, не отрываясь от тарелки. — В общем, я не парилась на этот счет, какая есть, такая уж есть. И думала, что Джиму также все равно, так? — С хрустом откусила половину крылышка, облизнув с губ кисло-сладкий соус. — Но практически сразу как мы поженились он начал заглядывать мне в тарелку, если мы выбирались поесть «в люди» — заказывал всегда сам, и даже дома пытался контролировать, чтобы я не дай бог не съела лишнюю булочку.

От меня ожидалась реплика, поскольку она как раз прервалась, чтобы закончить уже третью по счету тарелку, и я проговорил:

— Мне бы такое точно не понравилось.

— Вот-вот, — кивнула она. — А тут навстречу ты, и говоришь что-то вроде «фуршетные ресторанчики как раз твое». Я три дня перекатывала это в голове так и сяк. Ты был совершенно прав, я как раз такие и предпочитаю, чтобы не париться с размером порций, и меня уже достало то, как Джим пытается переделать меня под Барби-стандарт — ведь если бы он по-настоящему меня любил, так должен был бы понять, что мне нравится, а что нет. Ну, ты понимаешь. — Между делом она как раз приканчивала вторую, в смысле, четвертую уже по общему счету тарелку. — Короче, я решила — да пошел он куда подальше, — и на следующий же день на работе — я тогда работала на него, в смысле, на его отца, это он владелец сети аптек, — в обеденный перерыв выбралась в ближайший фуршетный ресторанчик и налопалась от души. Объелась до отвала. Нарочно, понимаешь?

Соскребла вилкой остатки фу-янь, отодвинула опустевшую тарелку в сторону — и снова улыбнулась мне.

— Ты не против? — Смерила взглядом опустевшие тарелки. — Это последний раз, обещаю. То же, что и в прошлый раз, самое оно.

Я снова загрузил обе тарелки, и Аманда атаковала еду с вилкой наперевес, словно это была первая ее тарелка, а не начало уже пятой.

А потом продолжила рассказ.

— И так принялась делать каждый день. Перепробовала все фуршетные ресторанчики в округе. — Жевала и говорила. — Пиццерии, китайские забегаловки вроде этой — все, что было. И хотя вечерами Джим пытался контролировать, что и сколько я ем, но пару недель спустя он заметил, что я поправляюсь. — Закинула в рот очередной кусок, прожевала. — И устроил мне сцену. Мол, ты толстеешь — и так оно и было, — и лучше бы тебе взяться за ум. А у меня в голове крутится: ах так, раз я тебе не нравлюсь толстой, так я сейчас растолстею, будешь знать! Составила план: буду лопать сколько сумею и толстеть, пока он не потребует развода, а потом похудею — и пусть кусает себе локти от зависти!

Я же просто сидел напротив и наблюдал, как моя школьная возлюбленная, расплывшаяся почти до неузнаваемости, продолжает поглощать калорийную китайскую снедь целыми тарелками.

— Уфф, вкуснотища все-таки, — бросила она, и продолжила: — Дело там не только в этом было, подробности опущу, они тебе ни к чему, но я решила отомстить Джиму именно так. — Похлопала себя по складке сала, лежащей на столе. — Когда я набрала килограммов десять, он взбесился. Как, мол, ты позволила себе так распуститься, как тебе не стыдно за свое жирное пузо. Любовно погладила складку, прикрывавшую желудок. — А ведь тогда я не была толстой! Ну, уж всяко не настолько. В общем, я продолжала объедаться где и когда только получалось, а Джим начал увиваться вокруг одной из кассирш...

Положила вилку на опустевшую тарелку — уже шестую, — и перевела дух.

— Еще? — поинтересовался я, готовый снова наполнить ее тарелки.

— Нет, думаю, сейчас очередь десерта. Посмотри мне там каких-нибудь пирогов, они у Мамаши Ма лучше всего.

Я поднялся и пошел к десертному столику. Ага, пироги. Четырех разновидностей. Я выложил на тарелку по ломтю персикового, черничного и клубничного с ревенем, добавив пару квадратиков лимонного печенья. Авось не перебрал — впрочем, кусок пирога я и сам съем, если что.

Аманда вся засияла.

— Чудесно, вот это и есть — шведский стол, ты и правда знаешь в нем толк! — И откусила сразу половину ломтя пирога. — Так, где я остановилась? А, да. Джим завел шашни с этой девочкой, он думал, что я не замечу, но все вокруг знали. Только я-то хотела довести дело до развода, а не просто затевать скандал — и я продолжала лопать, надеясь, что раньше или позже ему это надоест. А дело не двигалось — ну, кроме того, что я толстела. — От пирогов уже ничего не осталось. — А потом как-то к нам на домашний звонит Том, один из приятелей Джима, оставляет на автоответчике сообщение — мол, мы договорились на ужин в стейкхаузе, помню, но у нас срочно изменились планы, вечером улетали, давай переиграем на обед? Я не знала, что у Джима есть планы на ужин, я вообще не знала, что Том в городе — в смысле, мы шапочно знакомы, он был у нас на свадьбе и все такое, но мне никто ничего не сказал. Ладно, думаю, бывает, втискиваюсь в платье, которое купила пару лет назад — именно втискиваюсь, кое-как натянула, сидит в облипку и все жиры напоказ. То еще зрелище. В общем, заявляюсь в стейкхауз, Джима еще нет, а Том сидит там со своей новой пассией, этакая блондинистая шваброчка, только со школьной скамьи, лет на десять моложе его. — Собирает с тарелки последние крошки выпечки, потом снова смотрит на меня. — Ты когда мимо десертов проходил, не видел там мороженого? Обычно у них бывает шоколадное или банановое, любое подойдет.

Да пожалуйста. Приношу по большой вазочке шоколадного и бананового, ставлю перед Амандой.

— Два мороженых. Из-за тебя я растолстею! — хихикает она и зачерпывает ложечкой шоколадную композицию. — Так, о чем я? А, да. В общем, заявляюсь я, вся из себя толстая в этом платье. Том-то меня со свадьбы не видел, а я тогда была килограммов на двадцать постройнее. У него глаза на лоб, челюсть отвисла — явно не ожидал вообще увидеть тут меня, — а потом не мог оторвать взгляда от моих бедер, которые с трудом влезли в платье. — Пауза еще на пару ложек мороженого. — Ну а минут через десять появляется наконец и Джим, явно не в своей тарелке, что тут сидит его толстуха-жена, а его приятель с молодой манекенщицей. Уверена, Том успел отправить ему эсэмэску, а то бы Джим заявился в стейкхауз со своей любовницей, вот сценка была бы! — Медленно, явно через силу, выскребла остатки бананового мороженого, выдохнула. — Уфф, все, хватит, нельзя столько жрать.

— Ну и что дальше было с Джимом?

Тут появилась официантка и поинтересовалась, подавать ли счет.

— Лично я все, — кивнул я, перевел взгляд на Аманду: — а ты как, наелась?

— Даже объелась, — мрачно ответила та, глядя на официантку.

— Ну, Аманда, это все-таки первый раз, когда ты у нас появляешься дважды за день, — улыбнулась ресторанная служащая.

— Молчи уже! — рассмеялась Аманда. — А то он подумает, что я обжора. — И икнула.

Когда хихикающая официантка убежала, получив оплату с учетом чаевых, Аманда улыбнулась:

— Я сегодня тут завтракала. Знала бы, что ты согласишься на обед именно сегодня, потащила бы тебя в другой ресторан. А то как-то неудобно вышло.

Я лишь усмехнулся.

— Вдобавок это китайская ресторация. Через час снова хочется есть. Они в таком мастера.

— Тебе виднее, — усмехнулся я еще шире.

— Ладно, давай уже дорасскажу, и больше не буду ездить тебе по ушам, обещаю, — снова рассмеялась Аманда. Как же мне недоставало ее смеха, я и забыл… — В общем, Джим весь кипел, что я пришла на эту встречу, сгорал от стыда за то, что я тут при нет такая толстая — короче, домой он в тот вечер так и не вернулся, а через неделю бумаги о разводе были уже в суде.

Скорчила смурную рожицу и пожала плечами, отчего ее пышное тело всколыхнулось.

— Ну, я свое получила. Семейство у него небедное — про сеть аптек я тебе упомянула, — но как-то там юристы это оформили, что они в собственность Джима не входят. Мне остался дом, который я продала и ненадолго вернулась под материнский кров. — Снова рассмеялась. — Вот только мама шпыняла меня за то, что я такая толстая, не меньше, чем Джим, так что через неделю я уже обитала в апартаментах тут напротив. Симпатичная квартирка и работа в двух шагах, удобно. Вот они, преимущества жизни в маленьком городке.

— Да, жаль, что вы разошлись, — вставил я свои десять центов.

— Ничуть, — фыркнула она, опираясь ладонями о стол. — Ну что, пошли?

Я кивнул, наблюдая, как Аманда выбирается из тесного альковчика и переходит в вертикальное положение. После обеда пузо ее под тенниской выпирало еще заметнее. Погладив его, Аманда снова сыто икнула.

— Ох. Обожралась-таки. Надо пройтись, авось станет полегче.

После того, как мы вышли из ресторанчика, свежий воздух действительно вдохнул в нее немного энергии.

— Ладно, а у тебя как жизнь? А то я весь день болтаю о себе, а тебе и слова вставить не даю.

— Да не о чем особо говорить. Работаю на севере, когда получается — вырываюсь на родину навестить своих. Рутина, честно.

Мы медленно шагали по улице, Аманда тяжело дышала. То ли от пережора, то ли потому что все эти годы упражняла сугубо жевательные мышцы. Скорее и то, и другое.

— Не бывает так, чтобы совсем не о чем говорить было. Мы же со школы толком не пересекались. — Мы как раз остановидись у крыльца, где она обитала. — Помнишь этот домик? Был старой развалиной, но после капитального ремонта тут вполне уютно. — Она открыла дверь и придержала ее, что я расценил как приглашение войти и взглянуть и на ее апартаменты. Мне и правда было любопытно, десять лет назад здание на ладан дышало, а сейчас смотрелось очень даже симпатично.

— Тут даже лифт появился.

— И слава богу, — она нажала на кнопку, — ты бы не сумел втащить меня на пятый этаж по лестнице.

О собственных габаритах Аманда говорила вполне свободно, однако я не знал, насколько мне самому можно шутить на эту тему. Так что я лишь вяло улыбнулся, она рассмеялась, и тут пришел лифт.

Аманда отперла дверь и впустила меня. Симпатичное местечко, без изысков, но все на месте. Миновав кухоньку, я оказался в гостиной — перед большим телеэкраном стоял уютный плюшевый диван, из окна вид на внутренний дворик. Светло, приятно.

— Симпатичное местечко, — опустился я на диван, — мне нравится.

Она тяжело плюхнулась рядом со мной.

— Уфф. Спасибо. Договор аренды довольно жесткий, мне тут развернуться и нельзя — даже стены сама красить не имею права, только пару картин повесить. Но так вполне ничего.

Мы поболтали о том о сем, она рассказала кое о ком из моих бывших подружек. Я поведал о своих неудачах в личной жизни, немного — о том, чем, собственно, занят на работе, ну и о командировках, в смысле, куда удалось прокатиться за счет компании.

Вскоре я заметил, что меня не очень-то слушают, и спросил, все ли в порядке. Аманда выглядела смущенной.

— Э. Ну, я сама виновата, так обжираться, но… — откинулась на спинку дивана, — ты уж прости, просто джинсы очень давят. Не могу больше. — Запустила руку под тенниску, расстегнула пуговицу и с облегчением выдохнула. — Охх. Я и правда слишком много слопала. Даже неловко как-то.

При всем своем желании сохранять отстраненность было все труднее и труднее.

— Да все нормально, — изобразил я радушный вид. — Теперь-то тебе удобнее?

— Да, спасибо. Так получше. — Она поглаживала живот в том месте, где пояс слишком сильно врезался в плоть. — Только смущаюсь. — И слегка покраснела. — Знаешь, я впервые привела мужчину к себе в квартиру, и… ну, не так я все это планировала, — подмигнула она мне, продолжая оглаживать живот. — Странно, вроде ничего такого очень уж острого не ела, но животу что-то совсем жарко. Наверное, работает сверхурочно, пытаясь переварить все, что я в него впихиваю.

Как-то сама собой, не дожидаясь команды от головного мозга, моя рука протянулась и коснулась ее живота.

— И правда, теплый… — Потом спохватился, убирая руку. — Извини, сам не знаю, что на меня нашло.

Она поймала мою ладонь и удержала на своем животе.

— Не извиняйся. Мне нравится, у тебя прохладная ладонь, так приятно...

Выпустила мою руку и откинулась на спинку, ее руки расслабленно опустились.

Я медленно гладил ее живот, невероятно мягкий и объемистый. Привинулся поближе, чтобы пустить в дело обе руки. Аманда лишь прикрыла глаза, пока я ласкал ее вздувшееся пузо. Тенниска ее немного задралась, и я аккуратно гладил все дальше и дальше, помогая ей медленно задираться все выше, и наконец, не чувствуя никакого протеста хозяйки, храбро закатал ее сам, полностью обнажив ее живот, круглый и объемистый, свободно выплеснувшийся наружу благодаря расстегнутым штанам. Пузо Аманды и правда впечатляло. Я весь день гадал, насколько она поправилась за эти годы. В школе она была разве что немного пухленькой, максимум килограммов под семьдесят при росте метр шестьдесят с небольшим. В тот последний раз, с Джимом, она была чуток потяжелее. Я плохо угадываю вес, что-то около восьмидесяти, может быть? Но сейчас...

Я продолжал гладить ее живот, а Аманда полулежала, сосредоточенная на своем внутреннем мире, полностью отдаваясь сеансу массажа. Наконец, открыв глаза, она загадочно на меня взглянула:

— Было очень приятно, — проговорила она, — но ты, ну, вроде как не против всего этого?

Смотря ей прямо в глаза, я попытался ответить со всей возможной честностью:

— В школе я был немного влюблен в тебя, а сейчас — ну, это немного похоже на мои ожившие фантазии, наедине с тобой и все такое.

— Фантазии или кошмары? — рассмеялась она. — На себя-школьницу я теперь мало похожа, — похлопала она себя по пузу, — стала вдвое толще. Даже больше, чем вдвое...

Наклонившись, я поцеловал ее в живот чуть повыше пупка, потом чмокнул во второй подбородок и наконец в губы.

— Самые что ни на есть фантазии.

Она ответила на мой поцелуй, руки наши приступили к обоюдно приятному ощупыванию и оглаживанию, но было очевидно, что на диване попросту слишком тесно.

— Господи, — рассмеялась она, — кажется, я слишком растолстела, чтобы обжиматься на диване!

Я сел, она также начала подниматся, роскошный живот ее был полностью обнажен.

— Дай руку, думаю, надо переместиться туда, где попросторнее.

Я поднялся, потом взял ее за обе руки и помог перейти в вертикальное положение. Она была тяжелой. Выйдя в коридор, Аманда принялась стягивать тенниску через голову, уронила ее на пол и повернулась ко мне.

— Прости за беспорядок, — подмигнула.

Теперь выше пояса ее тело прикрывал только бюстгальтер. Штаны по-прежнему оставались на ней, но расстегнутые, так что голый живот благополучно свешивался наружу.

— Какой еще беспорядок? — удивился я, шагнув поближе.

Мы снова принялись целоваться, мои ладони скользили по ее мягкой спине и бокам, а она занялась пуговицами моей рубашки. Я попробовал стянуть с нее штаны, но не тут-то было — слишком тесно они прилегали к раскормленной плоти барышни, даже будучи расстегнутыми. Стащив с меня рубашку, Аманда помогла мне со штанами, виляя бедрами и перемещая вес с одной ноги на другую, пока я спускал джинсы ниже колен. Ее груди и живот колыхались, терлись о мой уже обнаженный торс.

Выбравшись из джинсов, она тут же принялась расстегивать мои брюки, пока мы продолжали обжиматься. Мои брюки легко соскользнули на пол сами.

— Это проще, — сообщила она и шагнула назад, повалившись на кровать и потянув меня за собой — на себя, сверху, я утонул в ее мягких телесах и продолжал утопать, ощупывать все, что поддавалось ощупыванию. Кровать была застелена, но кому это мешало? Я уже был в раю, на ней, одно к одному, и вот мы уже занимались любовью, жарко и страстно, все ее тело ходило ходуном, она тяжело дышала, заглатывая кислород, и вот меня подбросило той же волной, которая накрыла ее с ног до головы.

Потом мы лежали рядом, она повернулась набок, чтобы я сумел стащить покрывало — все-таки на простынях валяться приятнее. Аманда все еще тяжело дышала, щеки заливал румянец.

— Неплохо для толстушки? — вопрос был скорее риторическим, но я все же ответил на него:

— По любым меркам неплохо.

И чмокнул ее в губы.

— Я вроде как подозревала насчет тебя, — подмигнула она.

Я решил, что она вычислила, что я предпочитаю крупногабаритных женщин. Настала моя очередь краснеть.

— Подозревала? — переспросил я.

— Ну, что ты в меня был влюблен, — улыбнулась Аманда. — Тогда, в школе, в смысле. До того, как меня этак расперло. — Перекатилась набок, лицом ко мне, я сделал то же самое. — Нет, мы пару раз ходили на свидание и все такое, но это все не то… и я вот думала, что ты по-прежнему сохранил какой-то огонек от тех дней.

— Ага. Думаю, я решил, что не всем выпадает второй шанс, почему бы и нет?

— Ну, тебе выпал, — рассмеялась она, — солидный такой шанс. — И похлопала себя по пузу. — А мой план провалился, — завершила Аманда, все еще улыбаясь.

— Какой план.

— Помнишь, я говорила тебе, что собиралась поправляться, пока не разведусь, а потом скинуть вес и в своей лучшей спортивной форме продефилировать перед этим козлом безрогим? Ну вот, а вместо этого я продолжала толстеть как на дрожжах, и по моему сегодняшнему обеду ты сам видел — вряд ли я в ближайшее время вернусь к своим школьным пропорциям… — Она продолжала оглаживать свое пузо. — И я рада, что тебя устраивает новая, расширенная версия былой школьной любви.

— И вовсе не устраивает, — поправил я. — Я же сказал, это как ожившая фантазия.

— То есть вот это вот все — тебе нравится? — провела она руками по своему обильному телу.

Я на минуту выпал из разговора, обозревая представленное мне чудо еще раз. Расплывшаяся красавица лежала на боку, вся в мягких пышных складках жиров, пузо и сиськи выплеснулись на простыни перед нею.

— Я ведь толстая, — добавила Аманда.

Да, толстая. Мысленно я вернулся в школьные годы и вообразил себе ту фигуристую девчонку с сотней килограммов сверху. Потом еще раз посмотрел на лежащую перед собой барышню.

— Ты составила план, — проговорил я. — Ты получила, что хотела.

— Я получила, что хотела? — Обеими руками она обхватила пузо и колыхнула им, отчего снизу вверх по ее мягким жирам прошла волна.

— Ага, — кивнул я, — и тебе все это тоже нравится.

Она взглянула на меня, потом провела ладонью по боку, останавливаясь на каждой складке и выпуклости. Глубоко вздохнула.

— Ты прав. Нравится.

Снова огладила живот, большой и массивный, подняла взгляд.

— На самом деле… могу я тебе признаться кое в чем?

— Конечно.

— О таком, конечно, не говорят вслух… — Она прикусила губу. Я и забыл, что она делает так, когда нервничает. — Но мне нравится быть толстой. Нравится толстеть. Сам процесс.

Она играла с собственным пузом как с большой плюшевой игрушкой, а я из всех одобрительно-умных реплик сподобился только на:

— Угу.

— Это безумие, я знаю, — продолжала Аманда. — Но было так классно — просто есть что хочу и сколько хочу, а диеты я всегда терпеть ненавидела, помнишь, да? Мне просто нравилось так жить. Звучит странно, если сказать вслух. Быть мягкой, тучной… даже не знаю, как описать.

И снова вместо реплики у меня вырвался лишь невнятный звук.

— Сперва мне вроде как нравилось попадаться на глаза Джиму, пусть видит, что я все еще толстая — или еще толще. — Она по-прежнему смотрела на меня, оглаживая свое пузо. — Я твердила себе, мол, это я издеваюсь над ним. Но потом мама и сестра начали вставлять свои шпильки, а я продолжала жрать и толстеть, толстеть, толстеть… — Она снова прикусила губу. — Ты, наверное, решил, что у меня крыша поехала?

Наконец-то я сумел составить внятный ответ.

— Нет. Конечно, нет. В тебе есть нечто невыразимо привлекательное — в том, как ты ведешь себя, сознательно выходя за рамки общепринятых стандартов красоты.

Аманда скорчила рожицу, словно не очень понимала, о чем это я.

— Ну, ты не пытаешься спрятать свой вес, и...

— Солнце мое, такое не спрячешь! — похлопала она себя по пузу. — Даже если бы я и захотела — как? Я просто слишком толстая, чтобы прятаться.

— Знаю, — кивнул я, — но ты не одеваешься в балахоны, пытаясь скрыть свои габариты, ты не делашь вид, будто тебе за себя стыдно. Ты ходишь в фуршетные заведения всякий раз, когда захочется — и когда ходишь, то берешь не пол-морковки, а сколько захочется.

Она улыбнулась.

— И это ты считаешь привлекательным?

— Ну да. Ты самим своим поведением говоришь всем и вся «пошли нафиг». Как своему мужу.

— Бывшему мужу, — поправила она. — Да, это странно… но ты прав, я часто, ну, ем в ресторанах и жую что-нибудь на работе, даже не знаю, зачем, просто чтобы люди видели, что мне уютно быть именно такой, какая я есть? — Она помолчала. — Но есть еще кое-что...

Снова закушенная губа.

— Когда я только устроилась работать к Тревору, я была далеко не такой толстой. Не тощей, конечно, но в основном это были сиськи и задница. Живот просто стал чуток помягче и никуда особенно не выпирал. В общем, через пару месяцев я поправилась и мне нужен был новый халат, старый уже физически не застегивался. И я подошла к Тревору и попросила новый, показав, что в старый уже не лезу… Ох, как же мне нравилось кому-то говорить, что я стала еще толще, это было… — она остановилась, посмотрела на меня, потом положила мою руку себе на живот. — Альпинисты говорят, это как взять новую вершину. Не могу объяснить лучше. — Я принялся ласково гладить ее пузо, мягкое, нежное, податливое. — Но хотела сделать это еще раз. Тревор хороший, однако в его глазах я видела разочарование, когда я сняла старый халат и мой живот нависал над джинсами. — Я придвинулся поближе, активно оглаживая ее пузо и пышные складки, пока она, прикрыв глаза, продолжала рассказывать: — Месяца через три или четыре я снова подошла к нему и проговорила: Тревор, не знаю, что происходит, но и этот халат уже не застегивается...

— Потому что ты стала еще толще, — закончил я.

— Умгу, — мурлыкнула Аманда, подавшись ко мне всем телом. — А потом, еще месяца через четыре, прихожу на работу, в руках шоколадный коктейль из «Макдональдса», надуваю губки и говорю: Тревор, мне снова нужен новый халат. — Она улыбнулась. — Он ответил, что я уже ношу самый большой из женских размеров, какие имеются у него в запасе, и он попробует заказать специально для меня из больших мужских, вот какая я стала толстая. Тем же утром я взвесилась, — щеки ее зарумянились. — Ну, в общем, весы показали очень много. И это было четыре месяца назад, с тех пор я стала еще больше — и учитывая, сколько я слопала сегодня, не думаю, что сумею влезть и в этот халат.

Мы перешли к поцелуям и я попытался затащить ее на себя, но не сумел — Аманда и правда была очеь тяжелая. Она, конечно, поняла, чего я хочу, и на секунду оторвавшись, спросила:

— Ты уверен? Я же тебя раздавлю.

— Уверен, — отозвался я, и она медленно накатилась на меня, как приливная волна. Чтобы оседлать меня, ей пришлось привстать, чтобы осталось место для ее большого пуза. Было тяжело, зато когда она была сверху, я мог дотянуться до каждой мягкой части ее расплывшегося тела. Она откинулась назад, давая мне полный доступ ко всему, что я захочу, ее живот лежал на мне, накрывая живот и грудь, я мог свободно целовать его, лишь немного приподняв голову. А приподняв руки — играть с ее грудями, большими и мягкими, ходящими ходуном от каждого толчка. Аманда наклонилась вперед, отчего ее живот подался еще дальше, накрывая еще большую часть моего тела, словно по мере приближения к вершине она толстела. Она тоже оглаживала свое пузо, в конце концов, на такое изобилие, мягкое и податливое, и четырех наших ладоней было мало.

— И что там было? — спросил я.

— Где — что? — учащенно дыша, спросила она.

— На весах. Сколько ты тогда весила?

Она пискнула, перевела дыхание, взглянула прямо вне в глаза.

— Сто… пятьдесят… три...

— А сейчас сколько?

Открыла рот, ничего не смогла сказать. Резко качнула головой, облизнула губы.

— Слишком… слишком толстая… — снова облизнулась. — Весы всего… до ста… шестидесяти… я для них… слишком толстая...

И широко улыбнулась.

— Счастливые весов… не наблюдают.

Дыхание ее участилось, она стиснула мои ладони и подалась вперед, прижав мои руки к кровати. Всем своим весом прижимая меня к постели, даже мою голову накрыли ее массивные сиськи. Я целовал ее, ласкал языком и силой вздымал всю эту тяжесть, толкая изнутри, а она дрожала, трепетала, колыхалась, подобная волнам, и вот наконец накрыло и ее — и она, вскрикнув, обмякла прямо на мне, едва дыша от утомления, Я тоже едва дышал, но уже по другой причине, трудно держать на себе такую тяжесть.

Я уже хотел было попросить ее слезть, но она скатилась набок сама. Аманда все еще тяжело дышала, и лишь через минуту сумела заговорить.

— Хорошо, что ты сегодня вытащил меня пообедать, — улыбнулась она. — Но на завтра ты, я так понимаю, не останешься?

— Увы. Мне пора уезжать, дела зовут, да и родители ждут домой. — Она вздохнула, а я перевернулся на бок и добавил: — Но, может быть, завтра перед отбытием я заскочу попрощаться? Ты будешь в аптеке?

— Завтра у меня выходной, так что заходи в любое время. Позвони только, я тебе дам номер.

— Конечно. Но сейчас я, наверное, уже пойду.

Не без труда оторвался от нее, встал и принялся одеваться. Она все так же лежала на кровати, не давая себе труда прикрыться — красные щеки, тяжелое дыхание, пузом кверху, — и смотрела на меня, пока я застегивал рубашку.

— А ты носишь те же размеры, что в школе, — заметила Аманда, сложив руки на пузе.

— Штаны те же, в плечах на размер больше, — кивнул я.

— А я немного поправилась, — на голубом глазу проговорила она.

А потом расхохоталась, всколыхнувшись всем телом.

— Я тебе еще позвоню, — улыбнулся я.

— Ага. Дай телефон, я тебе номер сразу вобью.

Я вручил ей аппарат, она добавила свой номер в список контактов.

— Пока ты не ушел, можешь сделать для меня еще одну вещь?

— Само собой.

— У меня тут слегка проснулся аппетит, — улыбнулась она, выразительно оглаживая свое круглое пузо. — В холодильнике должно быть немного мороженого, принеси сюда, пожалуйста, и ложку заодно? А то вставать лень.

В холодильнике и правда нашлось немного мороженого. Коробки четыре. Выбрав килограммовую с бело-голубой наклейкой, я нашел в ящике ложку и принес ей.

— Не знаю, где у тебя лежат вазочки.

— Зачем зря пачкать посуду? — фыркнула Аманда, и в глазах ее зажегся тот же огонек, какой я наблюдал еще днем в заведении Мамаши Ма.