Признание

Признание
(Feedee's Confession)

Перестать есть и толстеть? Не могу и не хочу. Какое же это удовольствие, радость, наслаждение — предваться чревоугодию… ах, это великолепное, греховное, распирающее ощущение.
Это превыше моих сил.
Зависимость? Может, и так. Совместите простые потребности (и радости) еды и секса, и в общем получите меня. Большую, толстую и возбужденную. Такова я, и перестать быть собой — не могу.
Да и при Чейзе, который всегда рядом, ни малейших шансов на обратное у меня нет. Чейз — это мой парень. Но даже если бы я и хотела взвалить на него вину за то, как я растолстела — началось все это задолго до того. Еще в детстве я видела, как у взрослых загорались глаза при виде накрытого новогоднего стола. А потом родители, и не только они, с кровью и потом сгоняли лишний вес, словно это смертный грех — быть толстым.
Часто я запихивала под платье подушку или пару плюшевых медведей и стояла перед зеркалом, наслаждаясь видом «толстой» себя. До сих пор помню. Тогда я жутко смущалась своих детских забав… и повторяла их при всяком удобном случае.
А потом… потом я встретила Чейза, и он меня просчитал. Наверное, это было нетрудно. Те, кто был до него, как-то упускали мою реакцию на стол, заставленный всякими вкусняшками. Капающие слюнки и влажные трусики. Но Чейз… он замечает все. Так что вскоре моя «странность» оказалась извлечена на свет божий.
Чейз любит раскармливать. Наверное, сперва он просто хотел доставить мне удовольствие, но теперь увлекся самим процессом.
Не то чтобы я сама не получала от этого массу наслаждения, но иногда он перегибает палку. А его, похоже, особенно заводит кормить меня силой. Особенно когда я ему говорю, что уже ни крошки не влазит.
Но в постели — о, это что-то. Даже не помню, когда мы в последний раз занимались любовью, чтобы он меня при этом не кормил. Ну или хотя бы не любовался тем, как я ем, пока он устраивается между моими громадными мягкими бедрами, лаская меня, доставляя мне удовольствие, чтобы все мои жиры скакали туда-сюда, колыхаясь как желе — о, от одних воспоминаний об этом я могу дойти до вершины прямо сейчас!
— А представь себе, до чего ты дойдешь, когда будешь вдвое больше, — шепчет Чейз мне в ухо, скармливая ломоть шоколадного торта. Он точно знает, как меня заводит мысль о том, что мой живот — да и вся я — увеличивается, растет вширь, тяжелеет. Он иногда заставляет меня влезть в шмотки, которые я давно переросла, только чтобы полюбоваться, как они трещат под натиском моих жиров. Меня это заводит не меньше Чейза. О да, его слова, его руки, и то, как он меня кормит...
Когда мы только встретились, Чейз говорил:
— Ты милая, но с толикой мясца на костях ты будешь еще лучше.
Ну да, тогда я была — почти что кожа да кости. Пятьдесят пять кило нагишом. В три с лишним раза меньше, чем сейчас.
Мне нравится, что я превратилась в страстную богиню чревоугодия, какой должна была стать изначально. Мои детские игры, помноженные на природные таланты Чейза, превратили меня в истинную женщину, такую, как сегодня.
Другое беспокоит меня: дальше-то что? Я и вообразить не могу жизнь — свою жизнь — без того, чтобы толстеть и толстеть все больше и больше. Я знаю, что это не может продолжаться вечно, и в общем мне не все равно, что со мной произойдет.
— Я всегда буду с тобой и позабочусь о тебе, что бы ни случилось, — говорит Чейз.
Но я при этом вижу, как он поглядывает в сторону буфетной стойки, где стройная девица наполняет большую тарелку всякими вкусностями. С горкой. Говорю ему на этот счет пару ласковых. После этого дома Чейз привязывает меня к кровати и раскармливает до отключки.
Не то чтобы мне это не нравилось. В том-то и беда: мне это слишком нравится...