Принцесса и варвар

 Принцесса и варвар

(The Princess And the Barbarian)

1.

— Мерзлая борода Крома! Меня зовут Гвиг!

С этими словами варвар ударил кружкой по столу.

— И никаких там «сударь Гвиг», «господин Гвиг», «полковник Гвиг», «Гвиг Джонс», «Гвиг Великолепный» и прочих лингвистических изысков из двух, трех или четырех слов! У меня только одно имя, и имя это — Гвиг, простое и бесхитростное!

— И все же, послушайте, — успокаивающе промолвил роскошно одетый министр, знаком велев служанке принести собеседнику еще одну кружку, и освежить свой кубок, — гос… — он шлепнул себя по губам, — э… Гвиг. В нынешние времена всякому нужно второе имя, фамилия или что-то в этом роде. Как насчет Гвиг, сын...

— Гвига. Моего отца тоже звали Гвиг.

— Что ж, а откуда вы родом? Вы могли бы зваться Гвигом из...

— Наше село не имеет названия. Местные просто зовут его «то, другое село».

— А как насчет профессионального именования — Гвиг-наемник?

— Это чтобы каждый встречный головорез от гор до моря пытался при любой возможности вскрыть мне глотку? Нет уж.

— Ну, в таком случае всегда остается...

— Я уверен, что вы не намереваетесь предложить вариант «Гвиг-варвар», — от его тона министр сглотнул. — Одного имени мне всегда хватало, и так будет и впредь. Примо, помимо собственного отца, мне нигде и никогда не попадался какой-либо другой Гвиг, и если друг или враг крикнет в толпу «Стой, Гвиг!» — вряд ли на этот оклик отзовется дюжина тезок. Секундо, поскольку инициал у меня состоит из единственной буквы, моя милая мамочка сберегла целое состояние, вышивая оные инициалы на всех моих парадных костюмах. И терцио, когда я уйду на покой, пожилым и состоятельным, всецело посвятив себя управлению нажитой недвижимостью и денежным вложением, короткая подпись убережет мою правую руку от артрита.

Маленький человечек вздохнул и, сдаваясь, развел руками.

— Поступайте как знаете, но если вы согласитесь сослужить службу для моего господина, короля, то учтите, что для этой службы вас посвятят в рыцари, и следовательно, хотите вы того или нет, имя ваше будет — сэр Гвиг.

— Об этом я подумаю после того, как решу, согласен ли я на эту службу. — Он сделал изрядный глоток из кружки. — К делу. Расскажите мне об этом «особом задании» поподробнее.

— Что ж, оно заключается в том, чтобы сопроводить младшую дочь короля, принцессу Юкунду, в целости и сохранности, к ее нареченному. Она помолвлена с султаном Гаспара. За эту службу король заплатит вам три сотни золотых соверенов… сотню перед отбытием, а еще две выплатит султан, когда вы доставите принцессу под его безопасный кров. Плюс, разумеется, разумная сумма на дорожные расходы. — Голос его понизился до шепота. — Также король доверяет вам некоторое количество ценных, но легко скрываемых драгоценных камней, каковые составляют приданое принцессы. Гаспар, как вы знаете, лежит по ту сторону Ярого хребта, за Пасмеей и Аспидуром. Путешествие не должно занять дольше трех недель верхом, и разумеется, у вас будет карта, на которой отмечены самые удобные перевалы и лучшие постоялые дворы.

— Я полагал, что для подобного случая король пожелал бы послать более многочисленный и величественный эскорт.

Министр глотнул вина и положил руку на плечо Гвига, для чего ему пришлось привстать.

— Вы повидали мир, сэр Гвиг. Знайте же, что королева подарила жизнь тринадцати дочерям, прежде чем жизненные перемены настигли ее. Явный наследник престола — кузен короля. У принцесс нет брата, который мог бы позаботиться о них после смерти короля, поэтому первостепенная задача отца — найти им хороших мужей. Оглия — королевство не из великих, а казна уже выделила приданое для двенадцати старших сестер; король уже стар, и не хочет выскребать из сокровищниц последние остатки. И отсылая любимую дочь в вояж столь невеличественным образом, король желает сократить расходы елико возможно. — Опустив руку на уровень колен, он протянул ладонь параллельно полу. — Вам предстоит путешествовать инкогнито. У вас репутация человека честного и опытного, и в свете вышеописанной деликатной ситуации его величество готов заплатить триста соверенов. Верно, для эскорта это ничто, однако для одинокого путника — вполне приличная сумма.

Гвиг едва поднял взгляд над краем кружки.

— Мы могли бы поднять сумму до трехсот двадцати пяти, — наконец добавил собеседник.

— Договорились! — ответил варвар, приняв решение.

— Я счастлив, сэр! — засиял министр и достал небольшой позвякивающий мешочек. — Вот деньги на провиант. У принцессы будет собственная лошадь, а вы можете выбрать любого скакуна из конюшен. Довольно ли будет трех дней на все приготовления?

— Полагаю, что так. Я буду во дворце через два дня, утром.

Министр уже направился к выходу, но был остановлен массивной рукой.

— Последний вопрос, сударь. Почему ее выдают замуж в столь дальние края? Они что, влюбились друг в друга на каком-то собрании особ голубой крови?

— Ничуть. Султан не раз созерцал портрет Юкунды, но во плоти они пока еще не встречались.

2.

— Сэр Гвиг, возьмите еще булочку — это подкрепит вас в сегодняшнем странствии. Принцесса заканчивает сборы и вскоре присоединится к нам.

Гвиг мысленно вздохнул, принял предложенную выпечку и отправил ее в рот целиком, подтолкнув указательным пальцем, как он надеялся, вполне изящным образом. Король был человеком благорасположенным и полнокровным, несколько располневшим в поясе, высоким, с внушительной копной волос. Королева, дама вполне еще привлекательная, имела орлиный нос, стройное сложение и величественную осанку; в рыжих локонах почти не было заметно седины. Она сидела сомкнув колени, постукивая по полу носком парчовой туфельки. Оба казались дружелюбными, но чем-то несколько озабоченными, словно пытались уйти от неприятной темы.

Гвиг вновь задумался о загадочном поручении. Почему принцесса выходит замуж за того, кто живет так далеко? Да, возможно, что после двенадцати старших принцесс близлежащие заросли женихов благородной крови оказались изрядно прорежены, но с другой стороны, может, с самой принцессой что-то не так, и брак с чужеземцем стал для нее лучшим выходом. Опять же, что, на примете нет ни одного друга семьи, который смог бы послужить достойным эскортом? Почему они выбрали безродного «варвара», пускай даже с хорошим послужным списком? Король словно пытался до последнего мгновения скрывать бракосочетание дочери...

Из мысленных хитросплетений его выбил вопрос короля:

— Я спросил, нет ли у вас детей, сэр Гвиг?

— Известных мне — нет, сир.

Гвиг подумал о бойкой широкобедрой Венде из родной деревни. Он слышал, что она покинула отчий дом и стала служанкой артабарийской дамы. Наверное, она давно уже вышла замуж за какого-нибудь конюха или колесника...

— Иногда с нашей маленькой Юкундой так нелегко...

Появилась принцесса, и все стало ясно.

Она была если не самой большой девушкой, то безусловно самой тяжелой из всех виденных Гвигом принцесс. Чуть выше среднего роста, ладоней шестнадцати-семнадцати, весила она стоунов эдак двадцать пять. Рыжие, как у матери, волосы принцессы были завиты в сложную прическу, завершающуюся цветочным венком. Миловидная, с широкими скулами и рубиновыми губками; чуточку курносый носик покрывала россыпь веснушек, отчего принцесса порой казалась почти девочкой. Возраст толстушки угадать трудно, однако Гвиг предположил, что ей около 20.

— Она была чудесным ребенком, вероятно, самой красивой из всех наших дочерей, и безусловно самой живой. За ней не могли угнаться...

Но тут его прервала королева.

— Мы пытались контролировать ее аппетит. Но она так горько рыдала, когда сестрам подавали сласти, а ей — вареную морковь… В конце концов пришлось позволить ей есть все, что она пожелает, и она была счастлива — и вряд ли поправилась сильнее. Но я очень беспокоилась, как бы найти для нее достойного мужа. Разумеется, она девственница и немногое знает о том, каковы мужчины.

Принцесса тем временем сражалась с большой корзиной. Она была одета в прекрасное кремовое платье, туго зашнурованный лиф заставлял ее обширный бюст вздыматься вверх двумя снежно-белыми полушаниями, также сбрызнутыми веснушками. Интересно, подумал Гвиг, а у нее везде веснушки? Платье было тщательно скроено так, чтобы «скрывать» все возможное, но даже в нем Гвиг заметил, что внушительный живот принцессы разделен надвое, и нижняя половина свисает до середины бедра, так что когда она передвигалась, все колыхалось. Под натянутой тканью проглядывали очертания пупка.

Принцесса подошла к родителям, и его поразили, сколь чистые и яркие у нее глаза, большие, сине-зеленые.

— На моей родине, — произнес Гвиг, слегка нервничая, — мужчины ценят внушительных женщин. Воистину, ее пропорции несколько превосходят обычные, однако у толстушек нет недостатка в поклонниках. — Бровь королевы возмущенно вздернулась, Гвиг едва не прикусил язык. — Простите, если я ненамеренно оскорбил вас, ваше величество. Но в целом я полагаю, что принцесса Юкунда прекрасная девушка.

— Надеюсь, султан согласится с вами. Я заставила королевского живописца сбавить ей десяток стоунов, и чтобы портрет был лишь от шеи и выше.

Когда принцесса подошла к столу, Гвиг встал и низко поклонился, его длинные волосы едва не задели столешницу.

— Это тот варвар? — с интересом спросила Юкунда. — Вне сомнений, десница его крепка, но по виду он не слишком сообразителен. Вы уверены, что он знает, зачем нужна карта?

Гвиг проглотил резкую отповедь, заставил себя улыбнуться и перешел на менторский тон.

— Прошу, позвольте мне развеять сомнения вашего высочества. Хотя в этих землях меня зовут «варваром» — и воистину, большинству обитателей моей родины нет дела до книг, — меня обучил грамоте странствующий жрец Плара, южного бога познания. Он прибыл в наше селение, дабы изучить близлежащие каменные образования, или нечто подобное. Он также научил меня чистописанию. Я владею ломийским и артабарийским наречиями, а также диалектом гноллов. Ну а если этого окажется недостаточно, в таком случае, — он указал на громадный двуручный меч, который носил в ножнах за спиной, — мое оружие позаботится о том, чтобы вы и честь ваша остались в неприкосновенности.

Она с сомнением изучила его взглядом, а родители энергичными жестами подбадривали ее.

Тем временем два конюха подвели огромную белую кобылицу, размером с ломовую лошадь; грива кобылы была увита цветами, у седла приторочены вьюки с багажом.

Король проговорил:

— Вот Лилия, уже подготовленная к дороге. Считай ее частью своего приданого.

За Лилией стоял несколько меньших размеров чалый мерин, которого Гвиг выбрал для себя. Гвиг опасался, что ему придется помогать принцессе влезть в седло, и задача это, возможно, ему не по плечу, но тут пара стражников подкатили нечто вроде лесенки. С помощью этой угрожающе потрескивающей конструкции принцесса заняла приличествующее даме положение в седле, боком; король явно обрадовался, что дело наконец двинулось.

— Итак, дочка, слушайся сэра Гвига и следуй его инструкциям касаемо твоей безопасности.

— Да, отец, — утомленно протянуло она.

— И храни свой дорожный кошелек и приданое в разных местах, и спрятанными...

— Да, отец.

Тут вступила мать:

— И не забывай мыться каждую неделю, неважно, нуждаешься ты в этом или нет.

— Да, мама. — Юкунду явно смущало, что к ней перед Гвигом по-прежнему относятся как к ребенку.

— И не пренебрегай чисткой зубов раздвоенной веточкой после каждой трапезы, да, и всякий раз подкладывай ту особую бумагу, которую я тебе дала, на сидение в дамской комнате...

— Мама, прошу тебя! — гневно воскликнула принцесса, смущенная сверх всякой меры.

— Ну, это же для твоего блага, Юкунда, и придерживайся диеты, которую прописал тебе доктор Мургрот, так ты к свадьбе сможешь сбросить почти целый стоун. Ты же знаешь, как платье натирает тебе в...

Вся пунцовая, принцесса едва не рыдала, так что Гвиг счел за лучшее прервать финальную речь королевы. Он шлепнул Лилию по крупу и та рысью направилась к распахнутым воротам замка. Помахав на прощание рукой, Гвиг направил чалого следом.

3.

Толстушка-принцесса и варвар безмолвно созерцали друг друга, пока лошади неторопливо бежали по тракту. Гвиг решил, что пока ему все ясно. Родители Юкунды не стыдились ее и явно по-настоящему любили, но беспокоились, как найти ей достойного мужа. Вот поэтому они избрали живущего далеко-далеко представителя иной культуры. Вероятно, ее описывали как «приятно пухлую» или «пышную». Здесь же крылась причина всей этой секретности — узнай султан заранее, насколько крупная у него нареченная, он, возможно, отменил бы свадьбу еще до того, как Юкунда достигнет Гаспара. Гвигу стало жаль принцессу, но по крайней мере у нее нет ни малейших признаков недостатка уверенности в себе, этой чумы, поражающей крупногабаритных девиц в здешних краях — как будто опущенные долу взоры и неразговорчивость смогут сделать их незаметными. Нет, Юкунда казалась весьма жизнерадостной, пусть прямо сейчас это и не проявлялось.

От беззаботной рыси все складки мягкой плоти у нее на теле двигались подобно океанским волнам, пробегающим от мягких тронутых веснушками плеч до основательного седалища и обратно, что было заметно даже под платьем. Девушка пыталась сохранить королевскую неподвижность, но ей явно становилось все более и более неудобно. Лилия ведь не была настоящей верховой лошадью и плавно двигаться не умела, что особенно ощущает сидящая боком всадница. Юкунда покопалась в седельной сумке и извлекла морковку, в которую вгрызлась с несчастным видом.

— Сколько еще до постоялого двора, варвар? Это сплошное «вверх-вниз» уже расстраивает мой желудок и натирает места, о которых не приличествует поминать принцессам!

— Ваше высочество, мы покинули дворец лишь час назад. Постоялый двор Сфакса лежит за полдня езды.

— Я до него не доживу! — возопила она, выплюнула ненавистную морковку, и швырнула остаток в кусты. — Сплошные мучения, жара, и так скучно! Вы что, всегда молчите? Вдобавок я проголодалась, а моя мамочка-королева упаковала мне полную торбу этой проклятой кроличьей жвачки! — Лошади остановились, она сложила на груди руки и исподлобья взглянула на него. — Итак, «сэр» Гвиг, вас назначили ответственным за мою безопасность и удобство. Что вы намерены предпринять в отношении последнего?

Гвиг, на миг задумавшись, спешился, подошел к ней и спокойно проговорил:

— Примо: хотя я предпочитаю свое исконное имя кличке «варвар», вы вполне можете опустить рыцарский титул, ибо оба мы знаем, что это лишь знак внимания со стороны вашего отца. Секундо: дамская боковая посадка прекрасно смотрится на парадах, но для длительного путешествия совершенно непригодна, необходимо сесть более традиционным способом, в противном случае вам не продержаться. Если мне будет позволено проинструктировать вас… — Заинтересованная принцесса наклонилась к нему, а он обошел Лилию спереди и встал с того бока, откуда свешивалось обширное седалище наездницы. — Если вы перекинете правую ногу на эту сторону и подоткнете подол платья на ладонь… нет, чуть повыше, будьте добры… — Теперь принцесса сидела верхом по-мужски, а подобранное кверху платье обнажало покрытые ямочками колени. — Таким образом седло будет меньше натирать вам, а ветер слегка остудит. Терцио… — он потянулся к своей дорожной сумке и добыл оттуда три булочки, взятые за завтраком. — Когда-то у меня была дама сердца ваших, так сказать, убеждений, и с тех пор я привык носить при себе кое-какие лакомства.

Юкунда в пол-укуса прикончила первую булочку, полуприкрыв глаза от удовольствия, затем вспомнила о манерах, чуть зарумянилась и в более свойственном благородной даме ритме справилась со второй и третьей. Закончив, она промолвила уже совсем другим тоном:

— Вы удивили меня, Гвиг. Вероятно, я неверно судила о вас, о чем очень сожалею. Давайте начнем все сначала.

Эффекта от булочек хватило ненадолго. Еще с час они ехали более-менее спокойно, и ради развлечения принцессы Гвиг поведал ей кое-что из своих приключений на разных войнах и о землях по ту сторону гор, а потом Юкунду настиг зов природы. Она довольно изящно спешилась и скрылась в лесу у обочины дороги. Он слышал, как она проламывается сквозь кусты.

— Принцесса, нет необходимости столь углубляться в лес. За все утро навстречу ни души не попадалось, а я клятвенно обещаю отвернуться.

— Чушь. Вдруг какой-нибудь проходимец (ай, голова!) вынырнет из-за поворота (фу, змея!), и застанет меня (проклятые колючки!) в неподобающем виде. — Голос ее затих, и Гвиг использовал представившуюся возможность, чтобы проверить сбрую у лошадей, а попутно облегчился сам. Наконец принцесса вернулась, платье ее перекосилось, в прическе застряли листья. — Вы что, специально подбирали место, где было бы больше всего змей и репьев?

Он было открыл рот… но решил промолчать.

Тут стало ясно, что возникла еще одна насущная проблема. Гвиг понятия не имел, как, не имея лестницы на колесах, Юкунде взобраться обратно в седло. Дело не только в ее весе — у принцессы не имелось никакого опыта верховой езды, а Лилия была весьма рослой лошадью. Он бы предпочел, чтобы принцесса ехала на крепком муле, но король о подобном и слышать не пожелал. С огромным трудом она вставила ногу в левое стремя и приподнялась над землей.

— Теперь, держась за переднюю луку, перебросьте правую ногу через седло, — посоветовал Гвиг.

Выдохнув, она подняла правую ногу над седлом… и так и осталась, зависнув на левом боку Лилии, с левой ногой в стремени, а правой на седле, вцепившись обеими руками в переднюю луку. Гвиг внимательно на это смотрел.

— Да не стойте так, дубина! — прорычала она. — Сделайте что-нибудь, я же сейчас упаду!

Не уверенный, что тут можно сделать, он обошел Лилию с одной стороны, потом с другой. Гвиг бы взял ее за руку и вздернул в седло, но лошадь была слишком высокой — он просто не доставал. Пока он снова подходил к левому боку, Юкунда потеряла равновесие и начала сползать. Делать нечего: подопечная королевской крови сейчас шлепнется с немалой высоты в пыль, если он не предпримет решительных действий. Ее внушительное седалище болталось прямо перед ним. Гвиг сглотнул, уперся ладонями в ягодицы, подобные тугим подушкам, и как следует пихнул вверх. Принцесса приземлилась прямо в седло, глубоко уязвленная происшедшим, на нее даже икота напала.

Он сел на чалого и они поехали дальше; но через несколько минут она очнулась в достаточной степени, чтобы вымолвить первое слово.

— Дома — ик! — тебя заключили бы в темницу — ик! — и разодрали четверкой лошадей — ик! — за подобную непристойность.

— Но я лишь...

— Особы королевской крови — ик! — священны.

— Но вы почти...

— И какой-то простолюдин, иноземец — ик! — касается не одной, но обеими ладонями, моей… моей...

— Задницы? — услужливо подсказал Гвиг.

Юкунда возмущенно пискнула и зажала уши.

— Лизоблюд!.. Подлый мошенник!.. Шлюхин сын!

Это уже было чересчур, и Гвиг взорвался:

— Не смей поминать мою мать! Мне не пришлось бы касаться твоих царственных окороков, если бы твой папочка научил тебя как следует сидеть на лошади! Выдерживать три недели подобной ругани кряду — свыше моих сил, и путь до Гаспара воистину будет долгим, если всякий раз, когда тебе потребуется слезть с лошади, нам понадобится полтора часа таких вот споров!

Юкунда закрыла рот и уставилась на него широко раскрытыми глазами, но, кажется, приняла решение.

— Очень хорошо, — проговорила она, быстро придя в себя, — мы, царственные особы, обучены не обращать внимание на вульгарную прозу бытия. Вы научите меня «как следует» сидеть на лошади, чтобы к исходу нашего путешествия я стала лучше соответствовать званию султанши. И если так получится, что вы снова вынуждены будете дотронуться до меня… там… исключительно для того, чтобы оседлать, э, помочь мне взобраться на лошадь, то я сделаю вид, что подобного никогда не происходило.

4

Постоялый двор в Сфаксе, как и обещалось, был роскошным. Они заняли лучшие покои, отделенные от коридора комнаткой для прислуги. Таким образом Юкунда спокойно спала, зная, что любому грабителю придется сперва пройти через комнату Гвига. «Легенда» у них была весьма близка к истине — благородная госпожа с телохранителем, — и подобная защитная мера ни у кого не вызвала лишних вопросов.

На постоялом дворе в соседнем городе таких «двойных покоев» не нашлось, но они заняли две смежные комнаты, соединенные дверью. В комнате принцессы Гвиг придвинул к входной двери тяжелый шкаф, а дверь его собственной комнаты служила для них обоих выходом в коридор. Столь чувствительная во всем, что касалось «пристойного поведения» по отношению к ней самой, Юкунда, однако, не слишком уважала его личное пространство и в любое время дня и ночи вламывалась в комнату Гвига по любому поводу, как то: «будьте хорошим варваром и принесите мне чашу холодной воды из колодца», или (сказанное с намеком): «как по-вашему, это платье меня не полнит?». Он предположил, что всю жизнь она провела за семью замками — уж не пытается ли она подобными внезапными вторжениями улучшить свои познания по части мужчин, сберегая добрачное состояние?

С развитием их отношений Юкунда предпочла, поневоле сближаясь со спутником в долгом путешествии, воспринимать его как слугу — или, как он как-то пошутил, как верного пса. Тем самым она, даже не желая того, все больше открывала свою истинную натуру. Гвига завораживало это сочетание противоположностей. У принцессы было великолепное чувство юмора, которое включало даже шутки насчет ее габаритов — при условии, что шутки эти отпускала она сама. Она подсмеивалась над своим пристрастием к частым перекусываниям, не скрывая, какое отвращение у нее вызывает предписанная для похудения «кроличья жвачка» доктора Мургрота. Она подробно описывала, как трудно найти умелую портниху, которая смогла бы скроить подвенечное платье для персоны ее габаритов и форм. Однажды, когда принцесса едва не свалилась с лошади, он поймал ее в объятия и был удивлен — тело ее оказалось даже мягче, чем он себе представлял; а Юкунда высвободилась и рассмеялась:

— Хорошо, что вы такой крепкий, а то я бы раздавила вас как клопа!

Гвиг подумал, что частенько она сама привлекает внимание к собственным размерам, чтобы опередить любые сторонние насмешки.

В основном, впрочем, принцесса и на людях, и наедине с собой вела себя как любая другая юная дама. В городах она заглядывала в модные лавочки, болтала с торговцами, смотрела и слушала все подряд. Раз-другой после ужина на постоялом дворе она присоединялась к пляскам, и движения ее были весьма изящными, а шаг — уверенным. Но разумеется, танцы — это одно из тех царственных умений, которым ее наверняка обучали. А Гвиг тем временем сидел на скамье, жалея, что у него самого по этой части обе ноги левые; о да, в эти мгновения она выглядела, как и полагается принцессе.

Но если кто-либо еще обращал внимание на ее размеры, или она слышала обращенное напрямик или где-то за спиной хоть одно замечание на эту тему, — и она воспринимала все это очень близко к сердцу, теряя всю свою веселость и задор. Где-то на третьем или четвертом постоялом дворе, пока Гвиг договаривался с хозяином, Юкунда присела на старую скамью в общем зале — и та сломалась, отчего принцесса громко шлепнулась на пол. Она не ушиблась, Гвиг и привратник быстро помогли ей подняться на ноги, и Гвиг уже собирался сделать хозяину выговор насчет качества мебели, но тут служанка засмеялась — и Юкунда убежала наверх, заливаясь слезами. Ужинала она у себя в комнате и вниз не спускалась вообще, хотя музыканты играли весьма искусно. В дальнейшем Гвиг появлялся в заведении первым и, пока она стояла у стойки, проверял, чтобы «мебель была крепко сколочена, а кровати имели бы должный размер и короткие ножки».

Купалась принцесса либо рано утром, либо поздно ночью, когда банное помещение для женщин было бы почти пустым, а Гвиг тем временем охранял дверь с другой стороны и громко кашлял, если видел направляющуюся «на помывку» большую компанию. Однажды она доверила ему отнести одежду в прачечную, но к общей охапке добавила отдельный запечатанный пакет, на который извела целый фурлонг бечевки, велев ему не открывать это «под угрозой королевского неудовольствия». Беззубая старуха-прачка разрезала бечеву, и там оказалось ее белье.

— Ох и ничего себе! — закашлялась старуха, разворачивая неимоверных размеров панталоны. — Да в них влезем вы, я и мой муж все вместе!

Кроме того, Юкунде всегда казалось, что на нее пялятся все подряд, причем весьма неблагосклонным образом. Гвиг подрзревал, что возможно, на нее посматривали чаще, чем на других, но треть этих взглядов были просто любопытными, а треть — восхищенными, ибо девушкой она была жизнерадостной и хорошенькой. Тем не менее, заметив чужое внимание, она требовала:

— Гвиг, будьте любезны, взгляните на вон тех негодяев повнушительнее. Их взгляды докучают мне.

Зная, что это неправильно, Гвиг тем не менее начал воображать — а что, если она не выйдет замуж за гаспарского султана, а вместо этого отправится с ним на Юг, в его родную деревню, как его собственная нареченная. Да, конечно, хозяйственных умений у Юкунды почти не имелось, но она быстро соображала, была умной и доказала, что может обучиться чему угодно, освоив верховую езду. (Увы, но оказаться в седле без «поддержки» она пока что не могла, а потому взбиралась частично, глубоко вздыхала при мысли о том, сколь это неприлично, и сообщала: «Я готова». Всякий раз, когда его ладони утопали в ее ягодицах, она почти задыхалась, но в последнее время это переходило почти в хихиканье — уж не изображала ли она нарочно, что не может самостоятельно сесть в седло?). С другой стороны, все ее царственные умения — танцы, музыка и способность говорить на более отвлеченные темы, чем урожайность лука этим летом, — сделали бы их брак несколько разнообразнее, а будущей их ферме придали бы некий утонченный стиль. Что до веса — да, возможно, Юкунда была бы первой толстушкой на селе, но разница эта составила бы едва три-четыре стоуна. Скажем, у его приятеля Эрно, который стал кузнецом, была очень толстая жена, с волосами как вороново крыло, которая, вышивая, опирала пяльцы на живот. И тот же Эрно, первым покинувший их холостяцкую компанию, всласть потчевал Гвига и прочих описаниями, каково это — вечером пробираться между ее пышными ляжками...

Глубоко погруженного в эти приятные думы Гвига возвратило к реальности тонкое похрапывание Юкунды. У границ Оглии постоялые дворы располагались дальше друг от друга и качеством не блистали — ему приходилось спать на полу в ее комнате, между кроватью и дверью. Лежа в темноте, он чувствовал смесь возбуждения и стыда; отставив фантазии, он перевернулся на другой бок и решил, ради сохранности своего состояния и репутации, ограничиться ролью преданного телохранителя. И все.

5.

— Стоять-бояться!

Несчастье случилось на восьмой день путешествия. Варвар и принцесса спешились, желая поразмять ноги, и позволили лошадям пощипать травку чуть в стороне от дороги. Острый слух Гвига уловил позади стук копыт, и когда варвар повернулся — на дороге как раз появилась группа всадников. Бандиты, почти все верхом, человек двенадцать-тринадцать. Явный вожак — вон тот, тощий висельник с торчащими зубами, он-то и выкрикнул это требование. Спешенный разбойник уже держал поводья Лилии и гвигова чалого.

Гвиг ничего не сказал, и Юкунда в кои-то веки прикусила язык.

— Ты, бицепс ходячий, ты меня слышал! Бросайте вещички, ибо вы во власти Барзака, грозы сокровищ и губителя душ! Вот мои люди, налетчики Барзака, а я — Барзак собственной персоной!

Гвиг переводил взгляд с одного на другого, словно мысленно проверял, чего стоят противники, со столь явным отсутствием восторга, что разбойникам стало не по себе.

— Я — Гвиг, — наконец произнес он, приняв вызов.

Упала тишина. Юкунда несколько раз кашлянула, зажав рот ладонью, и наконец недовольно посмотрела на спутника, обиженная тем, что ее он не представил. Гвиг повернулся к ней.

— Держи язык за зубами, я все улажу, — прошипел он сквозь сжатые зубы.

— Ха, варвар! Что, бабу унять не можешь? — насмехался Барзак. — Но, господа, мы совсем забыли о манерах, — обратился он к собственным спутникам, — уважаемая бочка сала желает молвить словечко.

Юкунда локтем отодвинула Гвига в сторону и подошла чуть поближе к вожаку разбойников.

— Благодарю, — начала она, — кажется… — И тут до нее наконец дошло, что ее оскорбили. — Бочка сала?! Ах ты бычья моча! Да посмей только подойти, я тебе бороду натяну до седла! Ты осмеливаешься обращаться ко мне в подобном тоне, ты, так знай же, что я… ой!!!

Гвиг, пытаясь перехватить инициативу и не позволить принцессе раскрыть свое инкогнито, протянул руку и как следует ущипнул ее за бок, отчего разбойники натурально заржали.

— Прекрасно, сударь мой варвар! — проревел Барзак. — Твоя пампушка — девка с характером, поздравляю. Вот что я тебе скажу. Давай-ка мы отведем ее на лужок и попробуем, какова она на вкус — а после можете убираться, лошади и вещички останутся при вас. Похоже, эта девка способна удовлетворить за раз шестерых, не меньше!

Юкунда побелела, по-настоящему испугавшись; Гвиг тем временем спокойно встал между нею и Барзаком. Спину его прикрывал лес, но с трех сторон варвара окружали конные бандиты.

— Наши лошади и вещи уже у вас. Считайте, что вам повезло, и проваливайте, — проговорил он, застыв как изваяние.

— Отойди, варвар, или мои парни и я сочтем нужным послать тебя в Ад раньше срока.

— Возможно, вы и сумеете сделать это, — ответствовал Гвиг, глядя каждому из противников прямо в глаза, — но скажите сперва — кто те пятеро, которые отправятся туда со мною?

Одним движением с леденящим шелестом меч выскользнул из ножен у него на спине. Пару секунд Гвиг подержал одной рукой двуручный клинок, отчего мышцы на руке вздулись как канаты, а потом принял стойку для двуручного боя — левая нога вперед, руки с мечом отведены назад для рубящего удара. Верховому легче достать пешего, но огромный клинок уравнивал это преимущество — и выглядел достаточно тяжелым, чтобы одним ударом разрубить лошадь пополам вместе со всадником.

Люди Барзака неуверенно покосились на вожака.

— Ха, — наконец проговорил тот, — ладно, врач всяко велел мне воздерживаться от свинины. Уходим.

И он развернул скакуна и удалился туда, откуда прибыл; прочие разбойники последовали его примеру, пешие уводили под уздцы лошадей путников, а прикрытие заставляло своих коней пятиться задом, чтобы не терять из виду Гвига и его клинок, который все так же возвышался, готовый к удару — и рука варвара не дрогнула, пока бандиты оставались в пределах видимости.

А потом он опустил меч, утер пот и фыркнул:

— О да, губитель душ; но нам повезло, что с ними не было лучников, или меня точно нашпиговали бы стрелами.

Для Юкунды это было уже чересчур, и она принялась с удивительной силой молотить его по груди и плечам.

— Повезло?! — возопила девушка, а затем выдала целый поток прилагательных и существительных, в том числе и таких, которые большинству принцесс знать не полагается. — Они забрали Лилию! И наши деньги на расходы! И все мои одеяния! — Она набрала в грудь воздуха, перечисляя дальнейшие потери. — И мое прекрасное подвенечное платье, для которого с такими трудами нашли портниху (хотя оно все равно немного натирало)! И мое приданое! — взвыла она и дала ему пощечину.

— Нет, принцесса, приданое ваше здесь, в моей спасательной сумке, — весело указал он себе за спину, — а также небольшая палатка, сколько-то вяленой оленины и первая треть моей платы.

— Твоей платы?! — взорвалась она. — Да тебя надо оштрафовать, ибо ты пальцем не шевельнул, чтобы отработать плату! Ты позволил им называть меня «бочкой сала» и «пампушкой», и… и… — от ярости девушка едва могла говорить, — ты ущипнул меня! Словно какую-то деревенскую девку! — Она прицельно пнула Гвига в голень, но мягкая туфелька отскочила от твердой кожи его сапога.

— Юкунда, — властно прервал он, перехватив ее руки. Впервые за все время он назвал принцессу по имени. — Примо: рискнув жизнью, чтобы сохранить твою честь, это не то чтобы «пальцем не шевельнул», однако что касается штрафа — твоя правда, поскольку эти именно деньги теперь придется пустить на дорожные расходы. Секундо: будь я один, возможно, я и стал бы драться насмерть с тринадцатью разбойниками, развлечения ради, но мне необходимо заботиться о твоем благополучии. Дойди дело до мечей, и одной упитанной юной принцессе пришлось бы столкнуться с семью-восемью разгневанными бродягами с большой дороги. Терцио: тот щипок был отчаянной попыткой помешать тебе провести день свадьбы в бандитском лагере, где тебя держали бы до получения выкупа, за восемь дней пути от дома. Границу королевства твоего отца мы пересекли еще вчера, если сие вдруг от тебя ускользнуло!

Она робко потерла искомую область тела.

— Последнее я прощаю, хотя синяк еще неделю не сойдет. Но что же мы сейчас будем делать?

Гвиг улыбнулся — кажется, самообладание вернулось к принцессе.

— Мы выживем, и я увижу, как ты выходишь замуж. Но нам придется урезать расходы и пока что передвигаться пешком.

Юкунда оправила на нем рубаху, смятую ее ударами, и отступила.

— Пусть будет так. И поскольку теперь нам предстоит сблизиться еще сильнее, чем прежде, ты можешь называть меня уменьшительным именем, так, как меня звали близкие и родные.

— И как именно?

— Юкки.

Он ухмыльнулся.

— Прекрасно, Юкки, тогда вперед — Гаспар ждет нас.

— Минуту, Гвиг, — она села на придорожный валун и поправила платье. — Я буду идти гораздо лучше, если сперва как следует поплачу.

И она, спрятав лицо в ладонях, зарыдала как ребенок.

6.

Варвар и принцесса шагали несколько часов, солнце стояло в зените. При всем происшедшем, решил Гвиг, она куда лучшая спутница, чем ожидалось. Жаль, что часть платы придется потратить — но, возможно, услышав подробности, султан компенсирует эти расходы. При мысли об этом у него защемило в сердце; ведь в конце пути предстояло расставание. Он с улыбкой вспомнил, как она сошлась лицом к лицу с вожаком разбойников. В этот раз она уж точно не утратила себя. И, не считая изначального взрыва эмоций, стойко переносила невзгоды. Ни лошади, ни денег, ни подвенечного платья — но девушка все так же уверенно шагает рядом с ним… а может, и нет. Принцесса плелась все медленнее и начала шмыгать носом.

— Что такое, Юкки, — спросил он, — снова горюешь по утраченным пожиткам?

— Нет, не в этом дело, — она смахнула слезу. — Я в жизни так долго пешком не ходила. Я стараюсь держаться и не жалуюсь, но… у меня от ходьбы ляжки стерлись почти до мяса… — Юкки всхлипнула.

— Это я виноват, — вздохнул он, — мне следовало бы подумать. — Гвиг снял заплечную сумку и покопался в ней. — Такое случается не только с упитанными юными дамами, но и кое с кем из моих мускулистых собратьев по ремеслу. В свое время я сражался за Великое Герцогство Леомондское, где бойцы идут в бой в кожаных килтах. Прописываю тебе леомондский рецепт. — Он дал ей небольшой флакон и две свернутые полосы ткани, приберегаемые для перевязок. — Обмотай бинтами самые толстые части своих членов, избегая тем самым дальнейшего ненужного трения. А вечером как следует вотри в потертости эту мазь, и утром тебе станет куда лучше.

Она внимательно выслушала «рецепт» и с благодарностью приняла предметы.

— Отвернись, закрой глаза и накинь плащ на голову. У меня слишком болят ноги, чтобы отойти в лес даже на несколько шагов. — Гвиг подчинился и принял сию глупую позу, а она тем временем задрала подол и осторожно окутала пламенеющие от боли ляжки мягкой тканью, закрепив ее парой вынутых из волос булавок, отчего отливающие багрянцем локоны упали ей на плечи. — Вот так. Теперь проверим… — Девушка сделала несколько шагов; каждый шаг сопровождался забавным шорохом. — Уже куда лучше. Скоро я смогу поступить в пикинеры Великого Герцогства Леомондского, тольно надеюсь, мне не понадобится ни к кому незаметно подкрадываться.

Они прошли еще сколько-то, Юкунда шуршала перебинтованными ляжками, а потом вполголоса спросила:

— Гвиг, скажи правду. Ты тоже думаешь, что я похожа на бочку сала, как сказал тот вожак бандитов?

— Я думаю, что ты умная, сильная духом и привлекательная девушка. А то, что большинство женщин размерами уступают тебе, лишь преимущество, — отозвался он не раздумывая.

Никто из них в этот момент не смотрел на другого, а потому и не увидел смущенного румянца.

— Знаешь, Гвиг, я куда больше обозлилась на «пампушку». Именно так, любя, называл меня отец, пока мать не велела ему прекратить. В ее присутствии мой вес обсуждать не полагалось. Сестры подчинились этому правилу, а потом, наедине, обзывали меня вдвое сильнее.

— Трудно было, наверное.

— Да нет, ничего особо трудного. Между сестрами так уж водится. Прыщи Доркас и щербатые зубы Менолли тоже не остались в стороне. Но мы дружная семья, даже сестрицу Ромну, которая сбежала с трубадуром, всегда приглашали во дворец по праздникам — правда, ей приходилось сидеть вместе со слугами. У отца доброе сердце, только он думает, что никто об этом не знает.

Затосковав по дому, она успокоения ради взяла Гвига за руку, а потом внезапно рассмеялась.

— Что, наше положение тебе вдруг показалось забавным, или леомондский рецепт щекочет?

— Просто вспомнила, у Лилии есть одно забавное обыкновение, когда на ней незнакомый всадник. Когда этот Барзак впервые на нее сядет, она будет вести себя смирно где-то четверть часа, а потом сбросит его на первый же валун или поваленное дерево, мимо которого они будут проезжать. Однажды мошенник-конюший попытался свести ее. Его нашли в миле от замка со сломанной ногой.

— О да, жаль, что Барзак там, а мы здесь, — ухмыльнулся Гвиг, — ибо я охотно взглянул бы на такое!

Поскольку передвигались они теперь куда медленнее, надеяться попасть на постоялый двор до заката не стоило, так что ближе к вечеру Гвиг осматривал окрестности в поисках подходящего местечка и наконец выбрал холм, с которого видна была дорога. Ярый хребет был близко, ночи становились прохладными. Гвиг развел костерок и завернулся в походный плащ, Юкунде досталась палатка и единственное одеяло. Гвиг сидел, оперевшись спиной на дерево и шевелил угли длинной палкой, а Юкки сидела в палатке и покрывала ссадины подаренной им мазью.

— Фу! — воскликнула она, сморщив нос. — Ты не счел нужным упомянуть, что это снадобье воняет, как отрыжка больного дракона!

— Тогда бы ты отказалась им пользоваться. Втирай как следует, запах скоро пройдет.

Из палатки она выползла на четвереньках, внушительный живот почти задевал землю. Поразмыслив, стоит ли вставать, чтобы пройти пару шагов, ведь Гвиг расположился совсем рядом, она в итоге проделала остаток пути на четвереньках же, словно играя «в лошадку». Перекатившись в сидячее положение, Юкки раздвинула ноги и принялась обмахивать их подолом платья, прогоняя запах мази; платье было тем самым, кремового отлива, что она носила в день отбытия, только теперь оно изрядно перепачкалось. Гвиг с ухмылкой наблюдал за всем этим, она поймала его взгляд, зарумянилась, но также улыбнулась.

— Не слишком многое осталось от царственного великолепия, так, сэр Гвиг?

— Напротив, ты проявила себя истинной принцессой, не поддавшись отчаянию при первых признаках невзгоды. Все царственные семьи происходят от крепких парней, достаточно храбрых, чтобы создать себе державу или завоевать таковую. Но я подумывал о другом. Лишившись пышного убранства, нам бы лучше подыскать себе новую маскировку на остаток пути. Я буду солдатом, возвращающимся с северных войн, и в Гаспар иду, чтобы купить проезд на корабле, отправляющемся на юг.

— Тогда мне следует быть твоей...

— Сестрой.

— Итак, меня понизили в звании, — пошутила она.

— Точно, и чтобы соответствовать внешности — никаких больше приказов на людях.

— В таком случае, равновесия для, мне придется вдвое чаще приказывать тебе в отсутствие посторонних, — хихикнула она.

Несколько минут они просто сидели и слушали треск пламени. Гвиг сунул руку в сумку и достал плотно запечатанную фляжку.

— Твоя спасательная сумка что, бездонная? Что там, еще одно вонючее снадобье?

— Нечто куда получше, — отозвался он, зубами выдергивая пробку. — Артабарийское бренди. Крепкая штука, пей понемногу.

Передавая фляжку из рук в руки, они потихоньку выпили половину огненно-сладкой золотистой жидкости; потом Гвиг вернул пробку на место и спрятал фляжку обратно в сумку. Напиток ударил Юкунде в голову, поскольку перекусила она лишь парой полосок вяленой оленины, и она утратила некоторые комплексы.

— Раз тут нет никого, кроме тебя и меня, — начала она, — помоги мне, братец Гвиг, потому что мне нужна точка зрения мужчины.

— Сделаю что смогу, Юкки, сестричка моя.

— Ты был со многими женщинами? Воистину это должно быть так, все эти битвы, армии, путешествия...

— Не со столь многими, как ты полагаешь — но да, случалось.

— И с подобным моему… телесным изобилием?

— Почти что, — пробормотал он, вспоминая хозяйку кабачка в Полидоре и молодую вдову в караване, который он как-то охранял.

— Были ли при этом какие-то особые, э, сложности? — спросила она, слегка взволнованная.

— Ничуть, если мужчина сложен не хуже других, а женщина умеренно ловкая. Но говорят, даже если какие-либо сложности бывают, есть верное средство. По слухам, жители Андамарских островов только им и пользуются. Там мужчины предпочитают женщин с весьма широким задом, а женщины землю переворачивают, лишь бы отрастить таковой. И когда муж-островитянин возвращается с охоты на кабанов, жена устраивается на семейном ложе и принимает такую позу, чтобы его любимая часть была первым, что он увидит, войдя в дверь. Затем она готовится к долгому ожиданию.

Юкунда прыснула и игриво его пихнула.

— Врешь!

— Истинная правда, — с каменной серьезностью позразил он. — Некоторые андамарки способны оставаться в таком положении три-четыре дня, если только родственницы будут подносить им еду.

— Что ж, я надеюсь, султан нечасто будет охотиться на кабанов, потому что для коленок это очень утомительно.

Гвиг замолчал. Бренди подействовало и на него, а разговор повернул в опасном направлении. Что бы подумали ее родители, увидев это? Хотя Юкки определенно знала, как складывается эта мозаика...

Несмотря на опасения Гвига, Юкунда продолжала:

— Есть ли какой-нибудь еще совет, как мне сделать султана счастливым, во всем, что касается жен и мужей?

Он надолго задумался над тем, как бы выразить сии материи поделикатнее, и наконец подыскал верное сравнение.

— Юкки, какое у тебя самое любимое блюдо?

— Жареная утка в вишневом соусе. Но это нехороший вопрос с твоей стороны, когда у меня в желудке только и было, что кусочек вяленой оленины, и я сижу тут и чахну от голода… — Она обеими руками приподняла живот и затем выпустила, заставив шлепнуться обратно на колени.

— Представь, что сейчас тебе подадут жареную утку в вишневом соусе, ты уже чувствуешь ее аромат из кухни, и вот блюдо вносят, ставят перед тобой, нарезают, раскладывая на тарелке… И когда ты наконец до него добираешься, разве от подобного ожидания каждый съеденный кусочек не становится вкуснее?

Взгляд ее стал крайне отстраненным.

— О даааа… — простонала она, но потом вернулась к суровой действительности. — А при чем тут султан?

— Видишь ли, Юкки, — продолжил Гвиг, — во всем, что касается жен и мужей, мужчина, изливая свое напряжение, получает определенную «награду». Как свинья, которой дали яблоко. И если жена позволит, он получит свою «награду» за несколько секунд. Однако если жена будет действовать тоньше, она приготовит целую трапезу, подаст несколько перемен блюд, заставит его вожделеть жареной утки в вишневом соусе, и вот когда он больше не сможет сдерживаться — подает на стол!

Юкунда смотрела на него так, словно у него появилась вторая голова.

— Значит, жена и муж… это как подавать жареную утку в вишневом соусе свинье с яблоком?

— Точно! Он еще и добавки попросит. Более того, женщина также получает «награду», и если он заботливый муж, то подождет, пока стол накроют и для жены, прежде чем съедать всю утку самому. Так понятнее?

Юкки расхохоталась, громко-громко, и хохотала, пока у нее не выступили слезы, содрогаясь при этом всем телом. Продолжалось это долго, а Гвиг сидел с полыхающим лицом и ушами, чувствуя себя идиотом. Несколько раз она пыталась остановиться, но вновь заливалась смехом, и так пока наконец не стала сама собой.

— Уффф, — выдохнула она, — это было великолепно. — Она взяла его за руку. — Прости, что так тебя довела, но ты, вероятно, думаешь, что я совсем уж дурочка. Гвиг, у меня двенадцать старших сестер, и все они уже замужем. Я с детства знаю о «награде». Само собой, я девственница, но почему ты думаешь, что я ни разу не получала «награды»?

— Но как?.. в смысле, с кем?.. — Он замялся.

— А кто сказал, что я вообще была с кем-то? Когда становилось жарко, наш грум, черноволосый, ворошил сено полуголым, а моя сестрица Доркас регулярно, не хуже часов, пробуждала всю спальню скрипом кровати. Все мы в курсе насчет «маленького человечка в лодке».

И она перевернулась на четвереньки и уползла в палатку, подарив ему напоследок реминисценцию картины «возвращение андамарца домой».

— Знаю, о чем ты думаешь, — опуская полог палатки, сказала Юкки. — ТАК я могу дотянуться!

7.

Варвар и принцесса проснулись с зарей и позавтракали остатками черствого хлеба. Впервые в жизни Юкунда ночевала не под крышей и пожаловалась, что у нее болят все суставы, платье все измято, в волосах листья… а закончила тем, что встала и объявила:

— Раз уж я похожа на деревенскую девку, то и искупаюсь в том ручье за холмом.

— Юкки, до ближайшей деревни всего часа два ходу, — возразил Гвиг.

— Но не могу же я идти за покупками в таком виде, — отрезала она, словно он простейших вещей не понимал. — Сперва я должна вычистить платье и вымыть неназываемое.

Она скрылась где-то на полчаса и возвратилась в куда лучшем настроении, что-то напевая под нос. Гвиг не мог не заметить, как влажное платье облегает ее чрезвычайно обильные формы, подчеркивая каждый изгиб, каждую складку и выпуклость, от объемистых грудей, занимавших всю грудную клетку и почти достигающих пупка, до нижней части живота, который ровно посередине разделялся надвое, спадая до середины бедра. Было очевидно, что Юкки не сбавила того стоуна, о котором на прощание молила ее мать, поминая диету доктора Мургрота. В общем-то, за вычетом последнего дня вынужденной голодовки, на протяжении всего путешествия она питалась без оглядок на диеты. Возможно, это и к лучшему, что подвенечное платье пропало — если представить себе, что было бы, когда по прибытии в Гаспар принцесса не смогла бы в него влезть… Все так же напевая, Юкки прошла мимо и направилась к дороге, слова не сказав. Он немного полюбовался движениями ее бедер и почувствовал не так чтобы неприятное напряжение, после чего тут же постарался подумать о чем-то другом — о войны, о скачках, о собственной бабушке; а потом вскинул сумку на плечо и зашагал следом.

Как Гвиг и предсказывал, вскоре впереди показались деревенские выселки. Гвиг напомнил:

— Юкки, мы уже точно за пределами королевства твоего отца, местные могут недолюбливать чужеземцев. Не забываем: я возвращаюсь с северных войн, ты моя сестра. Сперва купим пару мулов, а потом я проведу тебя по лавкам на главной площади.

— Вот еще! — фыркнула она. — Деревня как деревня. И я не намерена проводить все утро, вдыхая ароматы конюшего двора, пока ты торгуешься за каждый грош! Перестань кудахтать как наседка и дай мне денег на покупки. — Юкки протянула руку, и Гвиг с ворчанием вложил в пухлую ладошку пять серебряных монет. Взметнув вихрь рыжих кудрей, девушка направилась на плошадь.

Принцесса шагала по пыльной площади. Ничего такого уж стоящего в селении не обнаружилось. Вместо портного — просто лавочка готового платья, и ассортимент этих платьев заставил Юкунду заподозрить, что шили их на эльфов, а не на женщин. Не решаясь спросить у продавца, есть ли в запасе платья большего размера, она купила рядом горсть сластей и потихоньку грызла их, осматривая прочие лавочки. У сапожника ей повезло больше, там нашлась пара удобных мягких сапожек с невысокими голенищами, прочными каблуками и толстыми подошвами, в которых Юкки не чувствовала бы каждый камень и ухаб на пути. Не замечая, что собирает вокруг себя небольшую толпу любопытствующих, остаток денег она спустила на украшения для прически — надевавшийся на голову проволочный обруч, увитый пятью разноцветными лентами. Разумеется, далеко не церемониальный венец, утраченный со всеми пожитками, но все же что-то. На выходе ее грубо толкнул какой-то юнец, который вроде бы ждал у дверей лавки, но она не обратила на него внимания. Устав от покупок, она отошла чуть в сторону и села на перевернутое ведро, ровно посредине между единственной в селе таверной и лавкой аптекаря.

Мысли девушки, как всегда в последнее время, были неспокойны. Проведенные с Гвигом дни оказались самыми радостными и в то же время самыми неприятными в ее жизни. Поскольку ее отец пребывал, по королевским меркам, в нищете, она оказалась без присмотра в обществе человека из плоти и крови, и начинала чувствовать вкус свободы. И принцесса не могла не признать, что Гвиг оказался благороднее многих знатных юношей, которым ее за эти годы представляли. Родители не первый год таскали ее по балам, надеясь, что она встретит там потенциального жениха, однако многие юноши открыто выражали свое презрение к таковому знакомству, или полагали, что ее габариты дают им право на совершенно недолжные вольности. В свою очередь, Юкунда развила в себе склонность дерзить и огрызаться, так сказать, превентивно, чтобы на ее вес обращали поменьше внимания. Однако же Гвига совершенно не беспокоило последнее и, кажется, привлекало первое… а может, наоборот?

Тут ее размышления нарушил грубый оклик:

— Хрю-хрю, свиноматка!

Юнец говорил по-оглийски, но с таким густым акцентом, что она сперва не разобрала, о чем это он, затем удивилась такому странному имени, которым он зовет кого-то из приятелей… а потом поняла, что обращаются к ней.

— Ха! Наела окорока! Сожрала все в своей деревне, пришла в нашу?

Покраснев от гнева, она вскочила, комкая в ладонях ткань передника, а хулиганье загоготало, радуясь удачной шутке. Предводительствовали небольшой толпой пять или шесть неряшливого вида парней лет двадцати или меньше, но там были и несколько девиц деревенского вида, и стайка детей.

Юкунда, намеренная восстановить попранное достоинство, сохранила спокойствие.

— Таково-то ваше представление о гостеприимстве, — чуть дрожащим голосом отозвалась она, — так-то вы обращаетесь к даме, которая повышает оборот лавок в вашей деревне? — Она мимоходом покосилась на новые сапожки.

— Свинья хуч в шелках, хуч в парче — все одно не дама! — встрял другой хулиган.

Сапожник выглянул из своей лавки, покачал головой и снова скрылся внутри. Сжимая кулаки, пунцовая до ушей, Юкунда развернулась на каблуках и зашагала прочь в направлении, как она надеялась, конюшего двора. Хулиганы со свитой последовали за ней.

— Жирная, задница во всю площадь! — заорал парень с лошадиной физиономией, лет семнадцати.

— Жирная, платье с ярмарочный шатер! — присоединилась к хору тощая девица с оспинами на лице.

— Жирная, аж вся рыжая! — невпопад пропищал какой-то глупый пацаненок, слегка расстроив общий хор.

В затылок Юкки полетел комок грязи; она развернулась к толпе, собираясь разразиться гневной тирадой, но вместо этого разрыдалась. Она никогда в жизни не была ребенком на школьном дворе, и даже на рынок без сопровождения не выбиралась. Неужели простой народ думает о ней вот так? Слезы текли ручьем, она попыталась убежать от потока оскорблений, но на дороге оказались несколько мелких ребятишек, которые, надув щеки и поддерживая выпяченные животы, таким образом передразнивали ее. Пришлось сесть там же у плетня, протирая кулаками глаза, а толпа сомкнулась вокруг и продолжила хор: «жирная, жирная, жирная-бесстыжая», после чего Юкки зарыдала уже в полный голос.

Она совершенно не хотела полностью терять достоинство, но тактика эта часто выручала ее, младшую из тринадцати детей. Поглядывая между пальцев на уменьшающуюся толпу, она всхлипывала все громче и громче. Молодой помощник плотника покачал головой, сунул руки в карманы и ушел прочь, бормоча «да ладно, всего-то пошутили чуток». Увы, но пятеро хулиганов, которые все и затеяли, оставались на месте.

— Уходите! — всхлипнула она. — Оставьте меня в покое!

Тут один из юнцов потянулся к ее новенькому украшению с лентами, сорвал и водрузил себе на голову. Она встала и попыталась отобрать его, но промахнулась и упала на колени в пыль. Прочие снова затянули «жирная, жирная».

— Что все это значит?!

Низкий рев Гвига прорезал воздух. Он как раз появился на дороге, ведущей от конюшен; на плече у варвара висел мешок, в поводу он вел двух оседланых мулов.

Юкки вскочила на ноги и отряхнула пыль с платья; с появлением Гвига она словно обрела себя самое.

— Как покупки, сестренка? — мягко спросил он.

Юкунда ринулась к нему в объятия и спрятала лицо у него на груди, пытаясь сказать хоть пару слов...

— Это… они… — Она ткнула пальцем в вожака шайки и снова заплакала, пока тот пристраивал обруч с лентами на своей голове под лихим углом.

— Сестренка? Хо, вот эта вот?..

— Не сочтете ли за труд объяснить, что вы находите странного во внешности моей сестры? — тихо спросил Гвиг.

Самый умный из пяти хулиганов попятился, развернулся и дал стрекача.

— Хо! — фыркнул вожак. — Вся в мать, а?

— Наша мать, — Гвиг шагнул вперед, — была святая. На смертном одре, — он одной рукой извлек меч из ножен, ранее, очевидно, выпавших из поля зрения юнцов, — она взяла с меня обещание присмотреть за моей хорошенькой младшей сестричкой, а всякого, кто оскорбит ее — как следует проучить.

Вожак извлек из поясных ножен длинный кинжал и, приняв низкую стойку, скользнул навстречу Гвигу, полагаясь на то, что его проворство не позволит тяжелому и громоздкому оружию противника в должной мере реализовать преимущество в длине. Гвиг лениво сунул меч себе подмышку и без труда обезоружил юнца, порезав при этом ему запястье.

— Суслик, да в северных баталиях ты бы и пяти минут не продержался, — заметил он. — Ревнивая трактирная девка, и та опаснее тебя. — Взмахнув огромным мечом, варвар саданул хулигана плоской стороной клинка по голове, швырнув его на землю, и затем для гарантии наступил сапогом на шею. Двое оставшихся бросились наутек. — Валяйте, бегите, — добродушно сказал Гвиг, — потом заберете их головы.

Оба развернулись и поплелись обратно, смирившись с неизбежным.

Гвиг спрятал меч в ножны, но ногу с шеи хулигана не убрал.

— Знаете, — продолжил он светскую беседу, — на моей родине знают, как обращаться с пышными девицами. Разумеется, в моей деревне всякий парень знает, что делать с настоящей женщиной, если ему встречается таковая. И девушку вроде Юкки там бы встретили как принцессу. — Достав собственный кинжал — короткий, изрядно зазубренный и побитый жизнью клинок, — варвар ткнул им в сторону хулиганов. — А ну-ка, идите сюда и помогите даме. Ты, держи поводья. — Парень с лошадиной физиономией взял под уздцы мула покрупнее, завороженно созерцая зазубрины на клинке гвигова кинжала. — Ты, погрузи багаж на второго мула. — Взмах кинжала, и второй парень, отчаянно вспотев, начал перемещать одеяла, веревку и провиант из мешка Гвига в седельные сумы мула помельче. — А ты, — варвал убрал ногу с шеи главаря, — ну-ка, встал!

Он поднялся, весь в пыли и с расквашенным носом. Юкунда все еще хныкала, Гвиг добыл из кармана чистый носовой платок и вытер ее заплаканное личико, поднял валявшийся неподалеку обруч с лентами и аккуратно отряхнул. Девушка надела украшение, которое слегка перекосилось, но в общем не пострадало.

— Взгляни на мою сестру, — велел варвар. — Тебе стыдно? — Вожак жалко кивнул. — Тогда извинись перед дамой.

— Простите, просто подурачились, барышня… — пробормотал он, дергая себя за чуб.

— А теперь помоги ей сесть в седло, — взмах кинжала.

Юноша посмотрел на мула, потом на Юкки, избегая встретиться с ней взглядом. Он наклонился у стремени, сложив ладони чашечкой, чтобы она могла встать на эту «ступеньку».

— Не так, суслик, — велел Гвиг, — вот так.

Ударом по затылку он швырнул парня на четвереньки; его приятель все так же держал мула под уздцы. Юкунда еще раз всхлипнула в платок и шагнула на спину поверженному, а с нее — одним привычным уже движением уселась в седло. Тот застонал и рухнул в пыль. Девушка неприязненно на него взглянула, ее мул громко и печально вздохнул, что несколько подпортило возвышенную мораль ситуации.

Вскоре они с Гвигом ехали по узкой грязной дороге, ведущей прочь из селения.

— Мне не понравилось здесь, — тихо сказала Юкки. — Селяне не любят чужестранцев.

8.

Принцесса и варвар снова встали лагерем на ночь, почти у подножья Ярого хребта. Гвиг, как следует разобравшись в карте, отыскал перевал, который можно было преодолеть всего за день. Он, однако, хотел выступить в путь с рассветом, чтобы оставить резерв времени на непредвиденные обстоятельства. Юкунда снова спала в палатке, а Гвиг, прислонившись спиной к поросшему дерном валуну, дремал, завернувшись в одеяло.

После столкновения с деревенскими хулиганами Юкки надулась и сидела мрачная, не желая более обсуждать выпавшее на ее долю испытание. Возможно, ей было стыдно, что он второй раз видел ее заплаканной, или же она смущалась того, как ринулась в его объятия, когда Гвиг пришел на выручку, или же, возможно, попросту еще не оправилась от происшедшего. Эта отстраненность действовала ему на нервы. Они столько пережили вместе за последние дни, и Гвига расстраивало, что она не готова довериться ему — или не хочет снова рыдать в его объятиях. А держать ее и вытирать ей слезы было так приятно; ну а проучить негодяев — просто пир духа, особенно после того, как он не сумел помешать разбойникам украсть их пожитки и лошадей. Если бы только она чуть повернулась в седле и сказала, что он был великолепен… Но даже когда он поймал на ужин крупного кролика, девушка съела лишь несколько кусочков и рано удалилась спать, оставив его в смущении и расстройстве. Варвар слышал, что она плохо спит, ворочаясь с боку на бок, отчего палатка постоянно дергалась, и иногда стонет во сне. Почти уже задремав, он вдруг проснулся, услышав приглушенное всхлипывание.

— Юкки, все в порядке? — тихо позвал он.

Она мгновенно замолчала, а потом он услышал:

— Да ничего… Просто сон.

Утром настроение у Юкунды улучшилось, хотя она вела себя тише обычного. Утро оказалось холодным, на земле, а также на одеяле и бровях Гвига был иней. Мулам каменистая почва оказалась нипочем — Гвиг даже почти порадовался, что лошадей увели. Карта оказалась точной в мельчайших подробностях, все ориентиры оказались на месте, и маршрут, похоже, действительно можно было преодолеть верхом на мулах. Они поднимались все выше, воздух становился холоднее, на камнях там и сям появился снег, он же покрывал горные сосны до нижних ветвей. Завернувшись в одеяла, они поднимались, выдыхая клубы пара.

— Как новые сапожки, Юкки, в них не холодно? — спросил Гвиг, пытаясь завязать обычную беседу.

К его удивлению, она весело отозвалась:

— На удивление неплохо. Но я охотно пожертвовала бы правым, если бы могла оставить его воткнутым пониже спины тому вчерашнему суслику!

Гвиг облегченно хихикнул.

— Клянусь Кромом, вот это знакомая мне Юкки! Значит, чувство юмора к тебе уже вернулось. Надеюсь, аппетит тоже не пропал, потому как похоже, к обеду мы уже будем по ту сторону хребта.

Обогнув сосновую рощу, они остановились. Тропу намертво запирал громадный завал, оставленный камнепадом.

— М-да, — заметил Гвиг, — а вот этого на карте не было.

Мулов привязали под скальным козырьком, где не так донимал ветер; там они могли потихоньку жевать овес из привешенных торб. Гвиг и Юкунда тем временем шли по колено в снегу, разыскивая обходную тропу, где мулы смогли бы пройти, не переломав ног.

— Чувство юмора все еще на месте, Юкки? — спросил варвар.

— Да, но слегка подмокло, как и сапоги, — ответила она, карабкаясь вверх по склону и тяжело дыша. — Аппетит тоже в порядке. Ты обещал мне обед по ту сторону гор, и где он?

— Ну, у нас есть остатки крольчатины, вяленая оленина, сыр и немного грибов. — Она облизнулась. — Все это навьючено на мулов.

Юкки хмуро на него посмотрела.

— Ты нехороший.

Гвиг, извиняясь, пожал плечами и полез еще выше.

— Да не лети ты хотя бы! — воскликнула она. — Я что, по-твоему, привыкла к подобным занятиям?

— Возможно, ты и сложена скорее для уюта, нежели для скорости, но другого выхода нет. Мне очень не нравится это небо. Надо найти другую тропу, пока не...

Грянул гром, тучи заволокли небо, снег повалил целыми хлопьями.

— Так, надо срочно возвращаться. Слишком темно, ориентиров уже не видно, а вскоре все скроется под снегом.

— Мудрое решение, — отозвалась Юкунда, — но ты идешь не в ту сторону. Это дерево было слева.

— Нет, Юкки, это ты повернулась другой стороной. — Он поставил сумку на землю и снова развернул карту. — Вот, сама взгляни, тут вон та высокая скала, а там… — Порыв ветра выдернул у него пергамент и унес прочь. Гвиг развернулся, ринулся за драгоценной картой, поскользнулся — и рухнул с утеса.

Юкунда в ужасе закричала и во мгновение ока бросилась туда же, плача от страха. Снег уже валил довольно густо, видно было лишь на несколько шагов. Сражаясь с вихрями, Юкки медленно подошла к тому месту, где исчез Гвиг. Каким-то образом она сохранила достаточно соображения, чтобы лечь на живот и остаток пути проползти — вдруг камни на краю недостаточно прочны. Вот ее дрожащие пальцы нащупали край обрыва. Она взглянула вниз, надеясь вопреки всему. Невероятно — но Гвиг был там, на крошечном уступе шагах в десяти ниже. Он не двигался, конечности казались неестественно вывернутыми.

Юкунда раз за разом выкрикивала его имя, но ее крики смешивались с ревущим ветром.

Потерявший сознание Гвиг лежал на камнях, и тут ощутил на кончике носа что-то мокрое и холодное. Двинув ресницами, он приоткрыл глаза. Что-то холодное плюхнулось ему на лоб.

Юкки швыряла в него снежками.

Варвар застонал и поднял голову. Сквозь заснеженные вихри он едва мог различить лицо спутницы, к тому же в голове у него после удара изрядно мутило.

— Ты живой! — плача, теперь уже от радости, воскликнула она, а затем немедленно велела: — Не двигайся!

Повернув голову, Гвиг понял, в какую попал передрягу и сколь узок выступ, от которого зависит его жизнь.

— Юкки, — позвал он в ответ, — боюсь, у меня сломана левая рука. Мне не вскарабкаться обратно. Возвращайся к мулам, пока тропу не засыпало.

— Нет! Я тебя не брошу!

— Когда буря пройдет, может быть, вернешься с помошью.

— До тех пор ты замерзнешь, это если раньше не свалишься!

Гвиг знал, что так и будет, однако сохранял леденящее спокойствие. Ног он не чувствовал. И попытался возразить в последний раз.

— Заткни свой геройский котелок! — Что-то снова ударило его в лицо; еще один снежок? нет, это оказался конец веревки. — Прекрати препираться и обвяжись вокруг пояса!

Он тщательно сделал петлю и пропустил подмышками. Зацепив поврежденную руку, варвар не сумел сдержать стона.

— Готово. Если привяжешь к дереву — выдержит, но без мулов ты больше ничего не сумеешь сделать...

Веревка натянулась и изумленный Гвиг почуствовал, как его поднимают ввысь. Юкунда без ухищрений перекинула веревку через мощное дерево, а вторым концом обвязала собственную обширную талию. А дальше она просто пятилась по склону, и благодаря собственному весу без труда поднимала Гвига, словно «легкое» плечо рычага. Достигнув края обрыва, варвар здоровой рукой ухватился за камень и рывком вылез на твердую землю, отчего Юкки плюхнулась в снег.

Они молча смотрели друг на друга — он, нетвердо стоя на ногах, она, тяжело дыша и сидя в снегу.

— Ты спасла мне жизнь, — выдавил Гвиг и рухнул на колени, а потом снова потерял сознание.

Когда он снова очнулся, было темно, а буря осталась где-то снаружи — ветер хотя и завывал, но значительно тише. Левое плечо адски болело, сустав распух, однако, похоже, кость все-таки не была сломана. Варвару мутило и подташнивало, на затылке вздулась громадная шишка. Глаза, однако, вскоре привыкли к темноте и он понял, что как-то попал внутрь маленькой палатки. Должно быть, взошла луна, причем весьма яркая — он мог разобрать очертания опорного шеста и складки от колышков. С полога свисали штаны — его собственные. Он потянулся дотронуться до них; промокли насквозь и едва не обледенели.

Полог откинулся, в палатку на четвереньках вползла Юкунда, на шее у нее что-то висело; привстав на колени, она повесила это что-то, оказавшееся ее мокрым платьем, рядом с его штанами. Принцесса откинула край одеяла и влезла под него, оказавшись бок о бок с варваром, одетая лишь в подштанники и коротенькую рубашонку. Бок Юкки был очень, очень мягким, а обнаженная ляжка, касавшаяся его ноги — гладкой и теплой. Гвиг, извиваясь, стал отодвигаться от нее, к краю палатки.

— Не дури, — мягко велела она.

— Но мне не следует...

Юкки перекатилась практически на него, обняв правой рукой торс варвара, а левой ногой тяжело придавив его ноги. Мокрые волосы принцессы рассыпались по его лицу.

— Когда ты упал со скалы, я обдумала твои слова о царственных семьях — ведь все мы происходим от храбрых и находчивых людей, которые делали то, что было нужно. Как знать, сколько моих царственных предков сталкивались с настоящими трудностями? А когда тебя видят в нижнем белье, это такие мелочи...

— Но...

Она прижала палец к его губам.

— Примо: у нас всего два одеяла, а половина от двух — куда теплее, нежели одно отдельное. Секундо: если рискнем заснуть в мокрой одежде, утром здесь будут две ледышки. Терцио: если лежать порознь — мы промочим одеяла о края палатки и не сможем согреваться собственным теплом. И поскольку необходимость вынуждает нас спать тесно прижавшись друг к другу, лучше покориться судьбе. Знаешь, Гвиг, у толстушки не так уж много преимуществ, но у нас есть весьма нужная в нынешнюю ночь штука — изолирующий слой мягких тканей. Вот такой, — и она притянула его поближе, отчего он утонул, словно в перине. — А утром мы сделаем вид, что ничего не было.

— Но как я оказался в палатке?

— Я достаточно часто наблюдала, как ты ее ставишь, так что я просто втащила тебя на ровное местечко и разбила палатку вокруг тебя. Кстати, карта застряла в твоем жилете.

Гвиг нежно обнял ее, устроив ладонь на мягкой складке под левой лопаткой. О да, быть рядом с толстушкой — это более чем недурственно, и плевать на преимущества.

— Юкунда, я просто не знаю, как...

Слишком поздно. Она уже спала.

9.

Наутро принцесса и варвар спустились с гор по другую их сторону. Тропа была слишком узкой, пришлось пробираться пешими, ведя мулов под уздцы. Восточную сторону Ярого хребта солнце обогревало столь интенсивно, что если бы Гвиг вчера чуть не замерз до смерти, никто из них не поверил бы в подобную возможность. Из-за жары путники избавились от части верхней одежды. Гвиг расстегнул рубашку и туго повязал волосы платком, чтобы пот не лил в глаза. Юкунда несколько более изящно проделала ту же операцию с потрепанными уже ленточками, зато юбки подобрала так высоко, что Гвиг видел ее розовые коленки в ямочках. Пока они спускались, Юкки не просила остановиться передохнуть каждые десять шагов, и передвигались они довольно быстро, пока снова не оказались в густом лесу, где пришлось несколько часов поблуждать в поисках нахоженной дороги. Здесь у Юкунды возникли трудности: пот стекал ручьями по спине и между грудями, а ляжки снова намекнули о «трении».

— Гвиг, помнишь наш разговор о преимуществах, которыми обладают толстушки в холодную погоду?

— О да, — кивнул он, уставившись в карту, — я уже сделал отметку — всякий раз брать такую с собой, если предстоит пребывание в высоких широтах.

— Ну так вот, преимущества эти с лихвой нивелируются в погоду, когда солнце бьет по земле, как молот по наковальне — вроде нынешней.

— Мммм. Ну да, конечно же, — пробормотал он, не поднимая взгляда.

— Так что, если я не слишком отрываю тебя от этой карты, я намерена несколько освежиться и искупаться в том ручье.

— Каком еще ручье?

— Ну как же, вон он журчит за деревьями, — указала она.

— А! Хорошо, иди, только ненадолго.

Рассталяя ноги пошире, Юкки уковыляла прочь и вскоре скрылась за деревьями. Гвиг сел на ствол упавшего дерева. Солнце стояло в зените, он не мог разобрать, где запад, где восток. Возможно, если они пойдут вниз по ручью, они выберутся из леса, поскольку вода в гору не течет… Тут до него дошло, о чем говорила Юкунда, он снова посмотрел на карту и с досадой на собственную тупость шлепнул себя по лбу.

— Юкки! Я понял! — позвал он и зашагал к тем деревьям, за которыми скрылась принцесса.

Где-то на середине пути из лесу донеслись ее вопли:

— На помощь! Убивают! Пожар! Живее, Гвиг!

Он помчался как ветер. На бегу обнажить меч было невозможно, а сколько там противников и как они вооружены — варвар понятия не имел, поэтому достал из поясных ножен свой кинжал, дабы сохранить хоть какую-то боеготовность. Проламываясь сквозь ветви, он прыгнул с берега в ручей, как был, в сапогах — и едва не сбил с ног Юкунду, совершенно голую. Затормозив, он поскользнулся и сел прямо в ручей. Окинув ее одним долгим взглядом с головы до пяток, он сглотнул и попятился на четвереньках сквозь бурлящие струи так быстро, как только мог.

Юкки, в свою очередь, испуганно вдохнула, а затем быстро подумала, что нужно прикрыть в первую очередь. Ноги ее Гвиг уже видел, по крайней мере до середины бедра. Роскошный живот принцессы на манер фартука свисал как раз настолько, полностью прикрывая женские места. Что до груди, подумала она, у нее столько складок, что они все более-менее похожи. Так что сохраняя если не скромность, то невинность, она просто прикрыла большими пальцами оба соска — крупные и розовые, от испуга и холодной воды они стали несколько больше обычного.

Принцесса глубоко вздохнула.

— Гвиг, — ровно промолвила она, — если ты передумал пырять меня этим кинжалом, может, вернешь глаза со лба и посмотришь куда-нибудь в другое место?

Он немедленно повиновался, встав лицом против течения и глядя на ближнюю излучину.

— Я… прости. Но я думал, ты в беде.

— Я в беде, Гвиг, поскольку повесила всю одежду на ветку, пока совершала омовение. Я поскользнулась на мокром камне и, чтобы не упасть, схватилась за ветку — а она сломалась и упала в ручей, и вместе с ней уплыла вся одежда! И мои крики выражали мое категорическое разочарование и недовольство свершившимся, а вовсе не были приглашением для зевак-созерцателей!

Гвиг попытался сдержать смешок, но не преуспел.

— Я рада, что столь жалкое мое положение восхищает тебя, — едко продолжила она. — В течение этого путешествия я испытала многочисленные посягательство на мои уют и скромность, — Гвиг при этом сдавленно хрюкнул, — но лишь моему султану полагалось видеть вот это!

Она замолкла, а Гвиг восстанавливал самообладание. Он без труда мог представить себе ее лицо, даже повернувшись спиной.

— Не беспокойся, Юкунда, это был лишь мимолетный взгляд. Я толком ничего и не увидел. — Он медленно выбрался из воды и зашагал туда, куда уплыла одежда. — Но у тебя самая...

— Придержи язык!

— Само собой, — кивнул он, исчезая в кустах, — слова больше не скажу. Но если бы сказал, словом этим было бы — великолепная!

Поскольку он этого уже не видел, Юкунда улыбнулась, а потом задрожала: текущая с гор вода была довольно-таки холодной.

Далеко одежда не могла уплыть, подумал он, наверняка зацепилась где-то за ветку или камень. Вскоре взгляд Гвига действительно поймал в воде яркие цвета юкундиных лент, однако в остальном поиск оказался безуспешным. Там и сям в заводях крутились отдельные лоскутья, включая довольно длинный кусок с вышивкой по краю — кажется, это было прежде подолом платья; но ни остатка платья, ни нижнего белья Гвиг не нашел. Зато у той части ручья недавно побывал крупный зверь, судя по следам, медведь.

Когда он вернулся, Юкунда все еще стояла в воде, но смотрела уже в другую сторону. Несмотря на объемистый живот, сзади фигура ее больше походила на песочные часы. На широкой и крепкой спине были щедро разбросаны веснушки, под лопатками выделялись небольшие складочки плоти — те самые, которые Гвиг чувствовал, когда они лежали в обнимку во время снежной бури. Далее спина сужалась во вполне оформленную талию, а затем расширялась двумя изобильными сферами ягодиц, словно покрытых застывшей рябью наподобие свежеотжатого творога. Вдоволь повосхищавшись открывшимся пейзажем и удовлетворив, по большей части, свое любопытство, Гвиг вежливо кашлянул. Юкки, вздрогнув, развернулась и снова прикрыла соски большими пальцами.

— Ты меня напугал! Я тут смотрю, вдруг какой-то мужчина подберется и застанет меня врасплох...

— Так оно и получилось.

Она смотрела на него с ожиданием, но когда увидела жалкие остатки платья у него в руках, на лице ее возникло отчаяние.

— Боюсь, не повезло. Но вот хоть что-то, — он подал ей ленты и длинную полосу от подола, едва не рухнув в ручей, пытаясь проделать все это, не глядя на принцессу.

С подчеркнутой скромностью Юкки вплела ленты в мокрые волосы, а полосу подола швырнула в Гвига, отчего та повисла у него на шее.

— И что, во имя Крома, мне делать с этим вот? На шарфик разве что?

Она снова прикрыла соски большими пальцами, но потом, чувствуя, как все это глупо, уперла кулаки в бока и гневно взглянула на варвара — посмеет ли он сделать замечание, что она осталась совершенно голой.

— Не имею ни малейшего представления, — признался он, снова повернувшись к принцессе лицом, и сглотнул. — Юкунда, я немало странствовал, но ты первая в моей карьере обнаженная принцесса — и, по чести сказать, это застало меня врасплох!

— Ах ТЕБЯ застало врасплох? Но, кажется, не ты стоишь тут в чем мать родила! Дай мне хотя бы одеяло, или скоро я буду первой в твоей карьере обнаженной замерзшей до смерти принцессой!

Гвиг помчался обратно к мулам за покрывалом и на сей раз, возвращаясь, едва не свернул шею, пытаясь приблизиться к Юкки спиной вперед.

— О небеса, Гвиг, да повернись же нормально, иначе точно что-нибудь сломаешь. Ты уже все это видел… НЕСКОЛЬКО РАЗ.

Повернувшись лицом к ней, он протянул принцессе бОльшее из двух одеял, которое она накинула на плечи. Его едва хватило, чтобы прикрыть принцессу от груди до бедер, при этом остался открытым большой треугольник розовой плоти с пупком в центре.

— Нет, так не пойдет! Мне что, носить его внизу и ходить без «верха», как какой-то андамарке? или прикрыть верх и сделать вид, что это последний писк моды?

— Может, второе одеяло?

— У тебя есть игла, нитки и ножницы, чтобы сшить из них костюм?

— А что-то из моей одежды?

— Гвиг, твое и половины меня не прикроет, если не распороть его до основания. Нет, тут ничего не поделаешь. Тебе придется прогуляться до ближайшей деревни и найти мне какую-нибудь подходящую одежду. И чтобы не очень темную — мой стилист сказал, что я «Весна».

Качая головой, он вернулся к мулам и привязал принцессиного у ручья, чтобы та не скучала в одиночестве, затем помог ей выбраться из воды и отдал ей второе одеяло, которое Юкки сложила вчетверо и устроила на большом замшелом валуне, а потом села на эту подушку; живот полностью заполнял ее колени. Первое одеяло по-прежнему прикрывало ее плечи. Гвиг влез на своего мула и тронулся в путь.

— Гвиг, — остановила она его, — прости меня. Ты правда был очень добр ко мне, просто это был мой самый страшный страх, мне кошмары снились, что мужчина застает меня вот такой — в дезабилье, — однако же вот это случилось на самом деле, и вроде бы ничего особенного.

— О, это снова подает голос твоя царственная кровь. Истинная принцесса всегда сохраняет достоинство, неважно, в каком она временно положении находится.

— Мило с твоей стороны, и все-таки я рада, что это был ты. Прости за трудности.

— Тут и думать нечего. Подобное с кем угодно может случиться. Хотя, — добавил он, покачав головой, — с тобой оно что-то случается чаще обычного.

Юкки рассмеялась.

— Что ж, не задерживайся, потому что мне тут совершенно нечем заняться, разве только попробовать научиться рыбачить.

Он тронул пятками мула, но проехав несколько шагов, снова повернулся к ней.

— Юкки? — Она взглянула на него. — Я ничего не видел. Все твои тайные места были скрыты...

— Вот этим? — она шлепнула себя по нижней складке живота. — Сестрица Доркас звала это «передником скромности». Она утверждала, что я растолстела из робости, «пытаясь держать мужчин на расстоянии». Что, само собой, клевета, но пожалуй, следует добавить это свойство к списку достоинств толстушек. Если меня вдруг застанут дезабилье, — Юкки встала, демонстрируя сие состояние, — то я могу спокойно стоять нагишом, а женских мест не будет видно. Правду сказать, я сама-то их уже пару лет не видела.

— А ты тогда была стройнее? — не удержался Гвиг.

— Нет, просто одна из сестер держала мне зеркало.

Гвиг вернулся ближе к вечеру. Юкунда все еще сидела у ручья. От скуки она и в самом деле попробовала порыбачить, сделав удочку из палки и леску с наживкой из остатков платья, однако поймать ничего не сумела. На шее у Юкки висела гирлянда из лесных цветов, а еще она сплела из веточек косую решетку.

— Милое рукоделие, — оценил варвар, — но у меня есть кое-что получше.

С ухмылкой он подал ей два пышных платья, корсаж и три пары дамских панталон. Юкки взвизгнула от удовольствия, уронила одеяло на землю и немедля натянула платье через голову, а затем покружилась на месте. Платье приходилось ей лишь до колен и было даже чересчур свободным в груди, хотя и тесноватым в бедрах.

— Сидит приемлемо! — заявила она. — Но где ты такие нашел?

Гвиг спешился и, явно довольный собой, устроился рядом с ней на том же валуне.

— Что ж, как раз когда ты закричала, я собирался сказать тебе, что твой ручей отмечен на карте, и там указано, что он пересекает большой тракт. Мне только и оставалось, что спуститься по течению немного ниже, и там был небольшой мостик и дорога, которую мы искали. До села оставалось часа полтора. По-аспидурски я толком умею разве что ругаться, но у дороги встретилась девчушка, игравшая с котенкой, и я сумел выразиться так, чтобы меня поняли.

— Ты спросил, как пройти в одежную лавку с наилучшим выбором?

— Юкки, это же просто село, которое стоит рядом с трактом.

— Значит, ты спросил, как найти портниху, которая невероятно быстро работает?

— Не совсем.

— Что тогда?

— Ну, понимаешь, — замялся Гвиг, — я сомневался, что в таком селе найдется особенно умелая портниха, а уж в лавке готового платья, если тут такая и есть, выбор невелик. Так что...

— Да говорю уже!

— Я попросил показать, где тут живет самая толстая женщина.

— О.

— Она оказалась здешней повитухой. Пышная дама лет сорока, прекрасно владеющая оглийским. Я поведал ей нашу горестную историю, и она, будучи представительницей профессии, которой предписано помогать ближним своим, охотно и даже с радостью выручила «сестру» из сложного положения, отдав ей, то бишь тебе, парочку старых одеяний, а также нижнее белье, которое, по ее словам, ни разу не надевала. И даже медяка за труды не взяла.

Юкки широко улыбнулась.

— Зато видишь, — она показала, насколько свободно платье в груди, — она даже больше меня!

Когда принцесса наконец достойно облачилась, им осталось преодолеть не такое уж большое расстояние, но все же селения они достигли уже в сумерках, и найти в такое время ночлег было нелегко. Многие окна уже были забраны ставнями, и тут из-за дерева их окликнули!

— Тссс! Ночлег нужен?

Юкки и Гвиг покосились на высокого и плотного человека средних лет, возникшего из полумрака.

— Думаю, лучше мы предпочтем иные варианты подобному предложению втемную, — отозвался варвар.

— Прошу вас, — прошептал тот, оглядываясь по сторонам, — говорите потише. Поверьте, принцессе лучше бы покинуть улицу, пока она не начала привлекать непрошеного внимания.

Юкунда сглотнула. Ее личность раскрыта!

— Я… я вас знаю? — прошептала она.

— Следовало бы. На вас платье моей жены.

10.

Повитуху звали Тани, и сидя рядом с Гвигом за кухонным столом, неподалеку от камина, в котором теплились уютные угли, Юкунда подумала, что та совсем не похожа на сельскую повитуху. На удивление молода — лет сорока, не старше; короткие черные вихры даже не тронуты сединой, а полнота разгладила все морщины и продлила молодость. Она была такой же крупной, как принцесса, или даже чуть побольше, причем платье было коротким не из-за разницы в росте, а потому что она вообще носила короткие платья. Так ей было удобнее, объяснила Тани — в некотором роде, профессиональная привычка: коротко стриженные волосы и ногти, платье — самого простого кроя, чтобы натянуть через голову в темноте, когда кто-то посреди ночи постучится в дверь. Рядом с последней всегда стояла холщовая сумка со снадобьями и не слишком приятного вида металлическим инвентарем.

Тани наклонилась подбросить еще поленьев, и Юкунда увидела у нее небольшую складку плоти, сзади, там, где ляжка переходила в колено. У самой принцессы были такие же, но она обычно прикрывала ноги платьем, Тани же подобное ничуть не беспокоило. И несмотря на простое платье и манеры, внешность ее восхищала Юкки. Резкий контраст бледной и очень чистой кожи с черными волосами — совсем не то, что рыжина и веснушки Юкки. И еще — у нее в доме стояло кресло, в которое Юкки могла усесться, нимало не опасаясь, что потом придется встать вместе с ним; за все путешествие это была первая подобная мебель.

Разговаривать с Юкундой и Гвигом Тани не стала, пока те не осушили по огромной кружке бульона; впрочем, это было сделано так быстро, как только позволяли размеры кружек и температура содержимого. Муж Тани сидел за столом вместе с ними, скалясь на манер сытого волка. Старше Тани лет на пять с лишним, с седыми висками и некоторым избытком веса в поясе, он одевался по-дорожному, ибо был возчиком. В пристройке к дому стояло несколько повозок, а мулов своих путешественники оставили в стойлах, где по соседству располагались пара крепких лошадок и семь мулов.

Наконец Юкунда допила последние капли бульона, неумышленно и не слишком вежливо отрыгнула, и выпалила:

— Тани, прошу вас, я не в силах больше ждать! Откуда вы узнали, кто я? И почему так важно было убираться из виду?

Тани фыркнула.

— Долгая история, и один ответ влечет за собой немало вопросов. По нашему говору нетрудно понять, что мы с мужем оглийцы. Мать моя была королевской повитухой, и именно она принимала роды у вашей матери, когда родились вы, а также, возможно, кое-кто из ваших сестер. Когда я сама занялась тем же ремеслом, мне захотелось узнать о нем больше, чем оглийские первобытные приемы, и мы с Френом — как раз после свадьбы — отправились в Аспидур, где я училась в столице у Семель Мудрой. Вы поразились бы, скольких женщин она спасла от родильной горячки тем лишь, что научила повитух предварительно мыть руки. И когда я закончила обучение, мы осели здесь. Моя мать умерла, а...

— … возчику все равно, где зарабатывать, — вставил Френ.

Тани продолжала:

— Мама была поклонницей королевской семьи, и, наверное, передала мне эту особенность. Френ, принеси ящик.

Френ притащил из задней комнаты украшенный резьбой футляр, не меньше элла в длину, и вид при этом имел смущенно-почтительный. Тани открыла ящик и начала извлекать содержимое. Первым на свет появился портрет оглийской королевской семьи.

— О, знакомая картина! — обрадовалась Юкунда. — Висит у нас во дворце в картинной галерее. Само собой, оригинал раз в семь-восемь побольше. — Она нашла на картине свое изображение, благо рыжие волосы унаследовало не все семейство. — А вот и я, видите? Мама всегда заставляла меня стоять позади. Ой, какая прелесть! — Тани как раз достала набор деревянных изразцов, где-то с игральную карту, и на каждом был портрет кого-то из королевской семьи. — Это Доркас, это Лара, вот папа, а вот она я! — Портрет Юкки был в профиль; живописец убрал требуемые пять стоунов, но прекрасно передал волосы и веснушки.

— Френ знает мою любовь к правителям родного края, и каждый раз, когда водит караваны мулов по ту сторону гор, покупает для меня что-нибудь эдакое. У меня тут еще есть хитрая штучка для открывания бутылок, набор памятных ложечек и длинная вилка для солений, все — с королевским гербом, но вот эти карты — мои любимые, и ваша в особенности. Вы одних лет с моей дочкой, они с мужем живут в соседнем селе...

— А она...

— Тоже толстая? Не смущайтесь, это не ругательное слово. Как ни странно, нет, но я за это на нее не обижаюсь.

Юкки быстро перебрала остаток колоды, хихикая всякий раз, когда живописцу удавалось уловить какую-нибудь выдающуюся особенность одной из сестер.

А Тани продолжала рассказ:

— В общем, когда в деревне появились два иноземца, расспрашивающих про весьма объемистую оглийскую девушку, рыжеволосую и в веснушках, которую сопровождает южанин-варвар, и предлагающих вознаграждение за сведения — я тут же пришла к выводу, который, так уж вышло, оказался правильным.

— Но кто же нас ищет? — спросила Юкунда, занервничав и, почти не раздумывая, взяв Гвига за руку. — Никто не должен был знать, что мы отправились этим путем.

Тани и Френ обменялись понимающими взглядами.

— Ну и когда Гвиг поведал мне вашу горестную историю, я поняла, что вы свалились прямо мне в объятия, так сказать, и постала Френа на окраину села, чтобы вы не проехали мимо.

Временно отложив вопрос об иноземцах, Юкунда и Гвиг пересказали хозяевам, что с ними приключилось вот досюда. Юкунда рассказала о разбойниках, причем в ее пересказе Гвиг выглядел куда лучше, держась твердо и рассудительно. Она даже упомянула об издевательствах на площади. Тани сочувственно покивала, а когда Юкки добралась до сцены спасения, Френ хлопнул Гвига по плечу.

— Прекрасно, сударь мой!

Тани сдивнулась на край кресла, когда Гвиг, в свою очередь, поведал о геройских деяниях Юкунды во время снежной бури. Разумеется, Тани уже знала о том, как пропало единственное платье принцессы, однако Гвиг предоставил Юкки рассказать остаток истории, и хотя она слегка смущалась, повторяя все это при Френе, но сама она поразилась тому, каким же смешным все это ей теперь кажется, пока Гвиг держит ее за руку.

Затем Гвиг снова перешел к серьезным делам.

— Вы были очень добры к нам, однако я все же должен еще раз спросить, не припомните ли вы каких-нибудь подробностей насчет тех иноземцев. Они сказали, откуда они? Могли это быть оглийцы?

Тани прищурилась.

— Ну конечно же, это были оглийцы! Мне рассказала соседка, она не знает иных наречий, кроме аспидурского, и для нее, конечно же, оглиец будет иноземцем. Говор она вряд ли узнала бы.

— Тогда не понимаю, почему вы столь уверены относительно происхождения этих персон.

— Брось, парень, — проговорил Френ, — вы среди друзей. И ты, и твоя пышная красавица. Тани и я тоже поженились без родительского благословения, и ничего — год спустя они нас простили.

Гвиг выглядел озадаченным, а Юкунда в испуге прижала ладонь ко рту.

— О боже! Гвиг, кажется, эти добрые люди думают, будто мы с тобой сбежали вместе!

— И вы вполне можете опустить сослагательное наклонение, — улыбнулась Тани. — Видно же, как вы смотрите друг на друга, дополняете разговоры, держитесь за руки. И дураку ясно, что вы влюблены!

Принцесса и варвар посмотрели на Тани, потом друг на друга, а затем покатились со смеху. Колокольчик Юкки удачно переплетался с громогласным гвиговым баритоном. А ведь раньше она никогда не слышала, как он смеется; звук этот ей понравился. Вспомнив, что они по-прежнему держатся за руки, оба внезапно расжали ладони, словно коснувшись раскаленного железа, и замолчали. А потом рассмеялись снова, опять надолго, потому что первым останавливаться никому не хотелось. Юкки очень хотела снова взять Гвига за руку, но он сложил руки на коленях.

Первым заговорил варвар:

— Верно, тяготы долгой дороги познакомили нас куда ближе, чем могло бы случиться у кого-то моего сорта с членом королевской семьи, однако тут не все так, как представляется. Принцесса помолвлена с султаном Гаспара. Ее отец нанял меня сопровождать ее, тайно, поскольку не имел средств предоставить принцессе достойный эксорт.

— Принцесса, это правда? — тихо спросила Тани.

Юкунда кивнула, прикусив губу.

Ранее столь уверенная в себе, Тани глубоко расстроилась. Френ встал позади жены и положил руку ей на плечо.

— Ваше высочество, — наконец произнесла она, — я очень, очень извиняюсь. А все потому, что вы без сопровождения, без пышных одежд, путешествуете верхом на мулах, — Гвиг смутился такому напоминанию, это ведь он не сумел воспрепятствовать утрате лошадей и пожитков, — и под вымышленным именем. И когда я услышала, что люди ищут кого-то с вашим описанием, я просто предположила, что это посланники вашего отца, пытаются возвратить вас домой, не поднимая скандала. Френ подтвердит, я всегда складываю два и два, получая восемнадцать — и вот сейчас я оскорбила свою любимую особу королевской крови. И чувствую себя распоследней дурой.

Она едва не расплакалась, но Юкки повелительно заговорила:

— Хватит об этом! Я, ваша принцесса, повелеваю прекратить эти неуместные сожаления! Примо: всякий разумный человек на вашем месте пришел бы к схожему заключению. Секундо: если это не посланники моего отца, мое положение может быть куда опаснее, чем сейчас, и мне понадобятся ваши изворотливость, рассудительность — а также ваш талант складывать два и два. Терцио, — она встала и подошла к Тани, — вы нисколько меня не оскорбили. Напротив, вы желали помочь мне, полагая, что я оказалась без друзей, опозоренной, оторванной от богатства и семьи, и неспособной как-либо вознаградить вас. Многие взяли бы у тех чужеземцев предложенную награду и чувствовали бы себя правыми, поступив так. Заявляю, что из всех моих подданных вернее вас не сыскать.

Обе при этом прослезились и обнялись — впрочем, обнять друг друга женщины не сумели и наполовину. Наконец, они разошлись, Тани глубоко вздохнула.

— Что ж. В таком случае у меня есть мысль, как вам добраться до Гаспара и спрятаться у всех на виду. Скажите, принцесса Юкунда, вы когда-либо выступали на сцене?

— Ее звали Лоло Великолепная, — сказала Юкунда, когда Тани повязала ей на голову блестящей косынкой. — Мы с сестрами каждое лето организовывали во дворце благотворительный карнавал в пользу детей столичной бедноты. Я одевалась как Лоло и предсказывала малышам судьбу, а потом давала каждому сластей и серебряную монетку. Большинство убегали в конец очереди, чтобы им снова погадали. Я делал вид, что не замечаю этого, и предсказывала им что-то совершенно другое. К концу дня руки у них были липкими, а карманы звенели.

Гвиг был в конюшне и вместе с Френом и его зятем раскрашивал одну из запасных повозок Френа наижутчайше аляповатым образом. Зять, Никури, оказался неплохим живописцем, подписывающим собственные картины. На бортах повозки теперь красовалось изображение Юкунды — которое даже больше походило на оригинал, чем ее портрет из королевской колоды карт, потому что Никури не сбавил обычных пяти-шести стоунов. Юкки была нарисована сидящей за столом, живот на коленях, пухлые пальчики поглаживают хрустальный шар. Но если не считать фигуры, узнать ее было бы мудрено. Рыжие волосы полностью скрылись под усыпанной блестками косынкой, а кожу Никури изобразил смуглой, что скрыло многочисленные веснушки. Несмотря на то, что Никури был женат на дочери Тани, он весьма увлекся моделью; Гвиг лишь скрипнул зубами. Кисть живописца снабдила Юкунду даже бОльшими, чем в реальности, телесными достоинствами повыше талии. Хрустальный шар на столе сопровождала россыпь загадочных и запретных предметов, включая корень мандрагоры и кошачий череп. Над хрустальным шаром курился дым, складываясь в лик с неопределимыми чертами. Под картиной яркими буквами по-аспидурски шла вывеска:

«Лоло Великолепная: все вижу, все знаю. Предсказываю судьбы, снимаю проклятия».

Никури отступил назад и полюбовался делом рук своих.

— Недурно. Тани просто гений — спрятать принцессу на самом видном месте. Ну кто поверит, что дама, которая пытается спрятаться, будет выглядеть вот так вот?

Гвиг согласно кивнул.

— Знаешь, — продолжил Никури, — самое забавное, что эта повозка настоящей гадалки. Френ когда-то купил ее по дешевке у другого извозчика. Весь инвентарь — хрустальный шар, кошачий череп и им подобное — прилагался к повозке. Думаю, прошлая хозяйка давно уже не работает, первоначальные краски так выцвели, что я их просто соскреб.

— Может, повозка гадалки и принесет нам удачу, — проворчал Гвиг.

— Да у тебя ее и так вдоволь, с такой-то спутницей, — кивнул Френ на изображение принцессы. — На твоем месте я бы не отдал ее султану Гаспара. — Он сжал ладонь Гвига. — Аспидур и Гаспар — соседи, так вот, здесь у нас республика, и у султана в наших краях репутация не слишком хороша. Говорят, он очень уж властный.

Не зная, что и сказать, Гвиг проговорил:

— Что ж, пойду гляну, насколько Лоло Великолепная соответствует своему великолепному портрету.

Вернувшись к дому, Гвиг постучал в дверь. Внутри захихикали.

— Войдите, о жаждущие просветления, — пропела Юкунда голосом заметно более низким, чем ее обычное меццо-сопрано.

Гвиг осторожно открыл дверь. Платье Юкки было сшито из дюжины старых цветастых халатов и лоскутьев ткани. Заканчивалось оно у колен, а из-под подола гордо сверкали обшитые фальшивыми самоцветами золотистые чулки. На плечи накинута разноцветная шаль, голова повязана косынкой — почти такой, как изобразил на повозке Никури. Прихорошившись, Юкки взбила юбки.

— Идеально! — объявил Гвиг. — Повозка почти готова. Я подумал насчет тех людей, которые расспрашивали о нас. Может, они действительно посланники твоего отца. Возможно, до него дошла весть о нашем путешествии. То ли султан известил его, что мы еще не прибыли, то ли вернулась Лилия без всадника. Впрочем, это может быть и высланный нам навстречу эскорт султана.

— Но как он узнал, кто меня сопровождает?

— Нас видели, а складывать два и два умеет не только Тани.

— Или, возможно, — предположила Юкунда, — это те разбойники разобрали наше добро и предположив, кому бы это такое могло принадлежать, теперь охотятся за мной, чтобы потом стребовать выкуп.

Шевельнув плечами, она сбросила шаль. Частью маскарадного платья был самый низкий на памяти Гвига вырез, а под ним имелось что-то вроде корсажа, благодаря которому грудь принцессы вздымалась и выпячивалась много сильнее, чем то вообще возможно, ладони на полторы — Гвиг даже видел краешек розовой плоти, той, что вокруг сосков, несомненно, у аспидурских врачей должно быть особое слово для этого. Разговаривая с Юкки, варвар пытался смотреть ей в глаза, однако его взгляд неудержимо клонился ниже.

— Нравится? Это называется «подбивка».

Для дальнейшего переодевания Тани сдернула косынку, и Юкунда встряхнула пышными рыжими кудрями. Она подняла подол платья над правым коленом и выставила обтянутую чулком ногу вперед, словно любуясь ее формой; при этом обнажилась округлая лодыжка и покрытое ямочками колено. Принцесса сияла, а Гвиг чувствовал себя как пятнадцатилетний хлюпик, приникший к дырке в стене дамской раздевалки.

— Не стоит пялиться так весь день, сэр Гвиг, — вернула его с небес на землю Юкунда. — Передай-ка вон тот горшочек. Это сок грецкого ореха, и Тани сейчас намажет им меня всю.

— Я… я… пойду посмотрю, как сохнет повозка, — выдавил варвар и сбежал вон.

Тани начала заплетать волосы Юкки, чтобы снова спрятать их под косынку.

— Ну, дорогая, наживка на крючке, — заметила она.

— Да, но вот для какой рыбы? — вздохнула Юкунда.

11.

— Налетай, торопись! — выкликал Гвиг, направляя повозку к середине села. Стратегией было — привлекать максимум внимания, ибо никому в здравом уме не придет в голову замаскироваться под бродячего гадателя. Сам он работал зазывалой, кучером и охранником, а Юкунда предсказывала судьбы, и так, от села к селу, они доберутся до Гаспара, а преследователи так ничего и не узнают. Может, даже удастся немного подзаработать, потому что средства стремительно таяли.

После многих объятий и слез хозяйство Френа и Тани осталось позади. Тянули повозку их собственные мулы, а Френ заявил:

— За повозку гроша не возьму. Досталась по дешевке. Станете султаншей — пришлете приглашение во дворец.

Пару слов по-аспидурски Гвиг знал, и вполне уверенно владел торговым наречием, которое в Аспидуре, Гаспаре и соседних прибрежных странах народ учил вторым языком. В свободное время он натаскивал Юкунду, и вскоре та могла выговорить «ждет тебя долгая дорога» и «твоя корова поправится». В случае же, если потребуется необходимо нечто более существенное, она скажет это в манере Лоло — на оглийском с таким жутким акцентом, что вряд ли здесь кто разберет такое, — а Гвиг переведет. На вопрос же, откуда родом Лоло Великолепная, ответ был — «отовсюду и ниоткуда».

Повозка остановилась у края базарной площади. Вокруг возникла небольшая толпа — в основном из детей. Первые трое желали знать свое будущее, и Юкунда устроила небольшое представление, читая по их ладошкам, что они вырастут большими и сильными и станут фермерами или булочниками. От денег Юкки отказалась.

Четвертым «клиентом» была девчушка лет пяти, которую сопровождал брат раза в два постарше. Гвиг поднял занавес, впуская их, а Юкунда предложила детям сесть за маленький круглый столик — здесь, в задней части повозки, она устроила свою «студию». Освещалась каморка едва пробивающимися сквозь поставленный Френом ставень солнечными лучами. В центре стола, накрытого пурпурной материей, лежал хрустальный шар, а за принцессой был выставлен весь впечатляющий инвентарь — черные свечи, несколько звериных черепов, связки сушеных растений, пыльные книги и склянка чего-то с надписью «эдразеба». Мальчик с сомнением крутил головой, но девчушка просто положила на стол тусклый медяк. Говорила она так тихо, что Юкунда дважды переспрашивала ее.

— Лоло может найти мою куклу?

Юкки только хотела сказать, что духи в настоящее время не отвечают на ее зов, но тут услышала с полки над головой тоненький голосок:

— Она оставила куклу в сарае у отца своей подружки Милены, за граблями.

Юкунда от удивления распахнула глаза и, вероятно, выглядела, словно в трансе. Девчушка говорила на торговом наречиии, так что она сумела более-менее объяснить местонахождение куклы — правда, Юкки не знала слова «грабли» и иносказательно пробормотала «то, что сгребает листья». Девчушка вспомнила и с просветленной мордочкой помчалась возвращать куклу. Ее брат, теперь уверовав в силу таланта Великолепной Лоло, пустил монету к ней по столу, восторженно таращась на гадалку.

— Возьми грош, — велел голосок. — Скоро придут другие, и принесут серебро и золото.

Машинально она смахнула медяк в деревянную шкатулку. Дети удалились.

— Ну как дела? — Гвиг просунул голову за занавес.

Юкунда выдавила тусклую улыбку, он снова исчез. Принцесса встала и принялась перебирать все, что лежало на полке.

— Эй, убери грабли! — гневно пискнуло оттуда.

— Покажись! — потребовала она.

— Что? — Гвиг снова сунул голову сквозь занавес.

— Да не ты… э… я тут ищу лопух.

— Ладно, развлекайся. Клиентов пока что нет.

Он снова исчез, а Юкунда вернулась к полке.

— Ладно, ладно, уже иду, — сообщил голосок.

Из-за чучела летучей мыши выступил крошечный красный человечек. Ростом он был в две трети ее мизинца, кожа от головы до босых пяток имела насыщенно-алый оттенок, а волосы — черные как сажа. Облачен человечек был в черное трико, вроде тех, что носили ярмарочные борцы, и крошечные черные же чулки.

— К вашим услугам, — он присел в реверансе. — Нет, стоп! не так. К вашим услугам! — Он низко, в пояс, поклонился. — А теперь давай-ка взглянем на тебя, «принцесса»… Ого, а ты крупный экземпляр, даже для вашей здоровенной породы.

— Ты… ты бес?

— Я — трехмерная проекция одиннадцатимерного существа, но с твоим ограниченным пониманием — что ж, можно сказать и «бес».

— Как тебя зовут? Откуда ты прибыл? У вас в деревне все бесы так одеваются? — Выпалив сразу три вопроса, Юкки схватилась за мешочек со сластями, предназначенными для детей, и нервно вгрызлась в медовый пряник.

— О, твоя жажда познания уступает лишь голоду.

Она уперла руки в бедра.

— Это с твоей стороны некрасиво! У тебя на родине что, нет пышных девушек?

— Ну вот, еще вопрос! — Он поднял обе руки. — Ладно, давай по очереди. У нашего народа есть личные имена, но их невозможно произнести, имея ваш примитивный голосовой аппарат (и тем более — с набитым ртом). Прибыл я отовсюду и ниоткуда, а понятие «одежда» у нас неизвестно, однако этот стильный костюмчик я ношу исключительно как дань вежливости вашим старомодным обычаям. Что до избытка веса — нет, такого у нас не бывает, если вдруг некая бесовка полнеет, она просто изменяет свой обмен веществ и сбрасывает несколько лишних граммов.

— Что ж, мое имя Юкунда, и я...

— Знаю, знаю, ты принцесса в сопровождении варвара, которая изображает из себя гадалку, чтобы выйти замуж за султана, и т.д. и т.п.

— Но как ты...

— Одно из преимуществ многомерности — то, что я одновременно существую везде и всюду в радиусе примерно девяноста миль и в промежуток от трех до четырех дней.

— И именно так ты...

— Точно. Я просто проследовал по меридиану девчушки обратно во времени туда, где она оставила свою дурацкую куклу. Кстати, минуты через четыре она вернется, а с ней ее мать и отец. Не забудь сказать отцу, что у него в телеге задняя ось вот-вот треснет.

— Интересно! — воскликнула она. — То есть ты знаешь все, что случилось за последние три дня?

— И все, что случится в три последующих. Ну, то есть не знаю, если не посмотрю специально, но если я пройду по твоему меридиану на несколько часов назад… Ах ты негодница! Что ты там вытворяла у себя под одеялом прошлой ночью? Грезила о своем варваре?

Юкунда сглотнула и залилась краской.

— Ах ты проныра! Кому заикнешься, раздавлю как прыщ!

— О, можешь попробовать, — он спрятался за горшочком с измельченными лягушачьими лапками, — и можешь, пожалуй, уничтожить эту физическую форму, но я вскоре спроецирую новую.

— Зато я по крайней мере избавлюсь от тебя!

— Ладно, конфетка, давай по-хорошему. Я чую начало весьма плодотворного сотрудничества. Будешь моей новой гадалкой. Просто держи меня рядом, где-нибудь в тепле и поближе к сердцу, а я буду подсказывать тебе ответы на вопросы. Даже в синхронном переводе.

— А что случилось со старой гадалкой? — спросила она, снова запустив руку в мешочек со сластями.

— С ней? А, дурная карга. Никогда мне не нравилась. Как-то она вышла за сигаретами и не вернулась.

— За чем?..

— Неважно, кексик. Клиенты будут через минуту и тридцать две секунды.

— А тебе-то какая от этого выгода?

— Опыт! Наш народ обожает учиться. Я изучаю человеческие состояния. Можешь считать, что люди — мой курсовой проект. Но решение за тобой: ответы на все вопросы в обмен на удобное сидение. И пока не говори своему большому приятелю-варвару.

— И?

— И никаких массогабаритных шуточек. Договорились, нет?

Пожав плечами, она подцепила его за трико и уронила в глубины своего декольте.

12.

И в этой деревне, и в нескольких последующих у Юкунды обнаружился совершенно непредвиденный успех в гадательном ремесле, чего Гвиг не мог объяснить. Девочка, что потеряла куклу, вернулась с родителями, потом те ушли проверить свою телегу, и когда обнаружилось, что ось дышала на ладан, от дома к дому поползли слухи, и вскоре очередь, извиваясь змеей, заполнила всю площадь. Лоло Великолепная рассказывала людям, где найти потерянные вещи, кто на ком женится и почем продавать капусту. Разумеется, рамки предсказаний пришлось ограничить тремя днями в прошлое или будущее, все прочее отметалось с объяснением, что духи в данный момент не настроены общаться. Тот факт, что источники с Той Стороны не всегда дают ответ, лишь упрочило ее репутацию истинной провидицы.

Равно Гвига впечатлил быстрый прогресс Юкунды как в торговом наречии, так и в аспидурском, и он начал обучать ее также тем крохам гаспарского, с которыми был сам знаком. К таниному корсажу «с подбивкой» на Юкунде он так и не привык, такая одежда казалась ему совершенно ненатуральной. Ей, похоже, также было не слишком удобно, потому что она постоянно поправлала и упихивала содержимое корсажа, словно ее что-то щекотало изнутри.

Юкунда, в свою очередь, купалась в лучах славы и была очень довольна, что заработала в дорожную копилку немного денег, однако мучалась из-за того, что скрыла беса от Гвига. Крошечный человечек сказал, что Гвиг не поймет, и вероятно, был прав — Гвиг с крайним опасением относился к материям вроде маленьких красных человечков, и скорее всего не захотел бы положиться на их помощь. Иногда, полагала Юкки, он может быть таким занудой — ну совсем не желает полагаться на удачу! А ей так хотелось произвести на него впечатление! Пусть даже она этого своего хотения и не желала признать… Но чем дольше Юкки скрывала от него существование Крошки, как она нарекла беса, тем труднее было это сделать. А как бы уместны были гвигова рассудительность и способность решать загадки наподобие «что Крошка по-настоящему с этого имеет и что стряслось с прошлой гадалкой?»...

И она оставила все как есть; Гвиг управлял повозкой, созывал народ и наводил порядок в толпе, во внерабочее время держась несколько на расстоянии. По ночам они спали в повозке — денег теперь хватило бы и на хорошие постоялые дворы, но Гвиг опасался утратить прикрытие, ведь их, вероятно, по-прежнему искали. Поэтому ночью он некоторое время стоял на страже, а затем устраивался спать на передке, как и положено кучеру, и Юкки чувствовала, что стала видеть его куда реже.

— Эй, кексик, просыпайся! — пропищал Крошка из глубин лифа. — Ты что, снова мечтаешь об этом бифштексе с большим мечом?

Она проигнорировала сие замечание, и он немедля ее ущипнул.

— Ой! — Она гневно взглянула на собственный бюст. — Не твое дело, и убери лапы!

— Не переживай, лапуля, — отозвался он, — я же сказал, мы, «бесы», одежды не носим, для меня это хозяйство все одно что недвижимость! И вообще, у нас клиенты нарисовались.

Занавес раздвинулся и в заднюю комнатку вступил высокий и на вид небедный мужчина; Юкки-Лоло уселась за маленький столик. Клиент достал золотую монету и положил на стол перед ней.

— Мне бы очень хотелось узнать, как виноградник моего брата переживет поздние дожди нынешнего лета.

Юкки сделала вид, что спрашивает совета у карт, разложив их в вымышленный пасьянс, пока Крошка изучал меридиан посетителя.

— У тебя нет брата, но на следующей неделе твоя младшая сестра выходит замуж за мельника.

— Что ж, ты и вправду так хороша, как о тебе говорили, — ответил он и спокойно выложил на стол еще четыре золотых. — Завтра я иду в земельный суд. Правда не на моей стороне. Судей трое. Кого из них можно подкупить?

Все утро Юкки давала все более точные ответы на все более тонкие вопросы. Женщине, у которой муж погуливал на стороне, она рассказала, где можно застать его с поличным. Студенту университета она сообщила, какие вопросы ему зададут на экзамене. Крестьяне желали знать, что и когда сеять, а юные дамы — что им надеть на бал. Но все это дело начинало закручиваться куа-то не туда. Кое-какие из советов Крошки казались нечестными по отношению к другим ни в чем не повинным персонам. Кое-какие из его ответов, кажется, переходили назначенный ранее порог в три дня, однако когда принцесса спросила его об этом, бес ответствовал «не лезь в бутылку» и «не парь себе репу». Подобных тайных выражений она никогда прежде не слышала, кажется, это была не оглийская речь.

Чем ближе были границы Гаспара, тем озабоченнее становился Крошка насчет скорости их продвижения. Порой бес решал, что «игра разыграна», так он выражался, и требовал, чтобы они двигались дальше, хотя у повозки еще ждали клиенты. А поскольку без его помощи Юкки не в силах была предсказать даже то, что будет у нее на обед, приходилось изображать перед Гвигом, что она сгорает от нетерпения, лишь бы попасть в Гаспар, хотя правдой было как раз обратное. Все более и более озадаченный, Гвиг хлопал вожжами и направлял повозку дальше, раздвигая толпу. Они заработали достаточно, чтобы обменять двух мулов на пару сильных упряжных лошадей, и повозка уверенно и вполне резво катилась по ухоженному тракту. Когда они въехали в очередное поселение, Юкки снова удержалась от вопроса — а не проследил ли Крошка свой собственный меридиан. На самом деле она хотела спросить совсем о другом, но боялась, что ей не понравится ответ — каким бы он ни был. И все-таки она почти уже набралась отваги и собиралась задать этот вопрос, но тут случилось неожиданное.

Это было уже второе селение за сегодня. До гаспарской границы оставалось менее дня пути. Репутация Лоло Великолепной распространялась столь стремительно, что толпа начала расти уже по прибытии. Юкунда в задней части входила в роль, а Гвиг стоял перед повозкой и строил народ в очередь. И тут в селение ворвалась группа всадников, человек пять-шесть, и когда они приблизились, Гвиг узнал кое-кого из селения, где они были буквально утром. Правда, были тут и незнакомцы.

Их спасло то, что всадников было немного, а толпа желающих прибегнуть к услугам Лоло Великолепной собралась приличная. Так что когда новоприбывшие пожелали пробраться к повозке, они завязли в толпе и вынуждены были подать голос.

— Из-за нее я провалился на экзамене!

— Из-за нее моего мужа арестовали за взятку!

— Она сказала мне, когда мой муж пойдет к своей подружке домой! Я вломилась к ним и вылила на обоих полное ведро свиной крови! — прокричала женщина средних лет.

— И что же? — спросил кто-то из толпы.

— Оказалось, что он с моей сестрой обсуждали сюрприз к моему сорокалетию!

Гвиг воспользовался суматохой, незаметно вскарабкался на козлы и слегка встряхнул вожжи. Лошади двинулись вперед, медленно раздвигая толпу, и вскоре площадь осталась позади. Однако к тому моменту здешние жители также рассердились и резвым шагом последовали за повозкой.

— Юкки! — заорал Гвиг сквозь занавес. — Кое-что тебе придется объяснить!

Она вышла из «студии» и уселась рядом с ним на козлах. Выглядела она безмятежно, однако ее выдавал подрагивающий голос.

— Д-да… да, Гвиг?

— Кажется, Юкки, — произнес он, переводя лошадей на рысь, — из прошлого селения прибыла делегация народу, недовольного твоими советами. Возможно, они были не столь… нейтральны, как мы изначально уговорились, а? — Он пересказал то, что сам услышал в толпе, и закончил: — А еще там говорили, что ты сказала мэру в предпоследнем селении, мол, под краеугольным камнем в ратуше зарыт клад. К счастью, когда здание обрушилось, никого всерьез не зашибло. — Она сглотнула и прижала ладонь ко рту. — Мне так представляется, — продолжил он, — что ни одна гадалка не может столь злостно ошибаться, если, конечно, она не пытается намеренно посеять разор и хаос...

И тут его прервал странный звук — не то писк, не то жужжание, — исходящий из глубин принцессиного декольте. Само собой, это был Крошка, едва не лопавшийся со смеху.

Гвиг в изумлении уставился на принцессу.

— Ох-хо-хо-хо-хо! Какая прелесть! — выдавил бес. — Едва я увидел тебя, я знал, что ты станешь моей призовой голубкой. Были и другие, но ты — лучшая! Лоло Великолепная! Ох-хо-хо!

Удивленный Гвиг перестал подхлестывать лошадей, и толпа, оставшаяся было позади, снова начала приближаться.

— Гвиг, — взмолилась Юкунда, — я все объясню, но давай поторопимся, ибо у меня возникло ужасное чувство, что я знаю, какой была судьба предыдущей хозяйки нашей повозки!

Крошка тяжело дышал, переводя дух, но все-таки сумел пропищать:

— Скажи своему варвару свернуть налево и срезать по переулку. С другой стороны приближается компания из предпредпоследнего села, и многие с вилами!

Юкунда тронула его за руку, но варвар уже и сам заметил новое обстоятельство и резко повернул лошадей влево. Правые колеса ненадолго оторвались от земли, повозка нырнула в узкий переулок и загрохотала дальше, концы осей едва не задевали стены домов по обе стороны.

Две стаи преследователей столкнулись у входа в переулок и, пока затор не рассосался, Гвиг успел выиграть некоторое расстояние, однако авангард погони на быстрых лошадях, оказавшийся впереди всех, продолжил преследование и вскоре снова замаячил позади. Еще два переулка, и они вырвались на гаспарский тракт, оставив городок позади — но шесть или семь всадников все так же висели на хвосте. Солнце клонилось к закату, гнать на такой скорости становилось небезопасно.

Гвиг оглянулся через плечо.

— Долго мы так не протянем. Они догоняют и скоро поймают нас, если еще до того не сдаст ось или одна из наших лошадей не сломает ногу.

— И… что, если нас поймают? — прошептала Юкки.

— То есть если мы не разобъемся и не свернем себе шею? Что ж, ты, как дама, возможно, отделаешься изнасилованием и бичеванием. А меня скорее всего повесят.

— Чуть левее, соловушка, — заметил Крошка, — в десяти шагах большая вымоина.

— Ты бы помолчал! — прорычала она. — Все это из-за тебя! Чуть левее, Гвиг, там, кажется, вымоина.

Он мягко обогнул опасное место.

— Э… Юкки, ты только что, кажется, болтала со своим декольте?

— Нет, я говорила с...

— Скажи, чтобы вон за той елкой круто свернул налево и потом отпустил лошадей, — пропищал Крошка, который, когда хохотал, проскользнул вниз и теперь сидел где-то в верхней складке ее живота.

— Зачем? Что нам проку с… — начала она.

— Если хотите жить, вот зачем.

— Гвиг! — громко приказала она так, как приличествует принцессе. — Здесь круто влево!

Он повиновался, направив повозку прямо в лес. Она продержалась еще шагов пятнадцать, потом обе оси сломались и колеса отвалились. Юкки начала высвобождать левую лошадь из сбруи. Гвиг, похоже, понял, что она делает, извлек меч и враз перерубил ремни, удерживающую вторую лошадь. Направив обеих в сторону дороги, он громко шлепнул каждую по крупу плоской стороной меча. Лошади пустились вскачь, и варвар и принцесса слышали дробь удаляющихся копыт, а потом — как мимо проскакали преследователи, направившись за освобожденными лошадьми и упустив тех, кого ловили. В сумерках разозленные селяне толком не видели, кого преследуют, и ехали просто по звуку.

Кажется, пока им ничто не угрожало. Гвиг раздраженно потер лоб и развернулся к Юкунде.

— А теперь назови мне хоть одну причину, почему того же не заслуживает твоя задница!

Кипя от гнева, он ждал ответа; она же тем временем яростно копалась в лифе собственного многоцветного платья. Снова раздался тот странный жужжащий звук, который Гвиг слышал ранее; а потом Юкунда высвободила из «корсажа с подбивкой» сперва одну, а затем и вторую грудь, и те обрели свою природную продолговатую форму, опустившись почти до пупка. Кажется, она все же нашла то, что искала, поскольку между большим и указательным пальцем у принцессы пищало что-то крошечное. Гвиг сперва подумал, что ее укусила блоха, но потом разобрал очертания определенно чего-то не насекомого вида; правой рукой Юкки сжимала это непонятное нечто, а левой упихивала груди обратно в лиф, что ей удалось раза эдак с шестого. Варвар думал, что дальше изумляться уже некуда, и тут Юкки потрясла этим «нечто» перед ним — и он увидел, что это никакой не жук, а крошечный красный человечек в черном трико. Принцесса ухватила его за обе плечевые лямки, и он болтался подвешенным как марионетка. Человечек содрогался от хохота, и Гвиг понял, что именно это и было слышанное прежде жужжание — а также сумел разобрать в этом жужжании вполне разумную речь.

— Ох-хо-хо! Сидение высший класс! — заявил он, смахивая слезы с глаз.

— Ты, паршивый скорпион! Ты же сказал, что хочешь предсказывать будущее, чтобы больше узнать о нас, людях! Это было обманом? — заорала Юкки на Крошку.

— Юкки, — пораженный, проговорил Гвиг, — то есть ты хочешь сказать, что это создание помогало тебе...

— Не все, плюшечка моя. В первых селениях предсказания были вполне правдивыми, чтобы заработать тебе хорошую репутацию — а потом уже я оторвался по полной! — Он шлепнул кулаком по ладони.

— Но все эти бедняги!..

— Сами виноваты — нашли кому верить, бродячей гадалке! Видела бы ты рожу мэра, когда ратуша рухнула!

Гвиг все еще складывал мозаику.

— Юкки, и как долго ты...

— Я не врал, когда сказал, что ты мне понравилась, — продолжил Крошка. — Ты была моей любимой. Столь доверчивая натура и одновременно столь явный талант к жульничеству! А сидение, которое ты мне предоставила — вообще лучшее за всю мою жизнь. Отныне только с толстушками и работаю!

— То есть все это время, — произнес Гвиг, — он сидел в твоем...

— Ооооо! Я тебе покажу! — взвизгнула Юкунда.

— Да ладно, не обижайся. Лучше сходи сделай мне маленький бутербродик, а я покажу тебе самый короткий путь в Гаспар.

— Скажи-ка, Крошка, — осторожно спросила Юкки, — а ты когда-нибудь читал свой собственный меридиан?

— Увы, в этой технике имеется мелкий изъян. Там, дома, это всегда делает другой «бес».

— Тогда, полагаю, вот ЭТОГО ты не предвидел.

И Юкки, встав, швырнула Крошку на сиденье для кучера и всей своей тяжестью шлепнулась сверху. Раздался тоненький-тоненький сдавленный вопль, жарким игольчатым укусом вспыхнула боль в левой ягодице — и когда она встала, сидение было пустым.

— И куда он делся? — спросил наконец Гвиг, присев на козлы.

— Назад в свое собственное… измерение, наверное. — Глаза ее наполнились жгучими слезами раскаяния. — П-прости, Гвиг. Но я д-думала, что нехорошо т-тратить т-твои деньги, и решила, что смогу немного заработать и вернуть хоть ч-часть...

Она задрала пышные юбки до талии, а потом вдруг наклонилась и рухнула к варвару на колени, склонив голову на уровень его сапог. Под платьем у Юкки были неимоверного размера панталоны с оборками, туго обтягивающие обширное седалище.

— Давай, — сказала она, — я знала, что так и будет. Нам обоим станет легче.

Принцесса сжалась в предчувствии, но экзекуция так и не началась. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, а Гвиг просто смотрел куда-то в сторону.

— Юкки, почему ты мне не доверяешь?

13.

Ранее бедствия сплотили принцессу и варвара; теперь они их разделили. Остаток дороги до Гаспара отношения их лишь ухудшались. Гвиг замаскировал повозку ветвями и они кое-как переночевали в ней, а далее снова двинулись пешком. Было бы разумно немедленно отправить Лоло Великолепную на покой, и Юкунда переоблачилась в более скромное платье и соскребла с кожи остатки сока грецкого ореха. Она несколько раз пыталась извиниться, но Гвиг не желал обсуждать происшедшее и повторял, что больше на нее не сердится. Со своей стороны, Юкки все время находила изъяны во всем, что он делал — как быстро они шагали, каким маршрутом двигались, как громко он жевал, когда они остановились пообедать...

Последняя ночь вместе. Юкунда в маленькой палатке ворочалась с боку на бок, глаз не сомкнув; Гвиг у костра, завернувшись в одеяло, делал то же самое. Утром оба кое-как поднялись со слипающимися веками и весь остаток пути до пограничного поста переругивались.

Гвиг едва сумел прерваться, чтобы объяснить компании стражников — в униформе, со скимитарами — что он и сестра желают пересечь границу Гаспара, чтобы купить проезд на корабле, отправляющемся на его родной юг. Что было истинной правдой по крайней мере в отношении самого варвара.

— Полагаю, у больших могучих южных варваров просто нет такого слова — «прощение»! — сказала Юкки в пространство, пока он беседовал с пограничной стражей.

— Уже сто раз сказал, я тебя простил! — прорычал Гвиг через плечо, передавая стражнику обычный «взнос в пользу бедных».

— Нет, не простил, иначе ты не был бы таким мрачным и отстраненным! Тебе следовало бы меня отшлепать, когда я об этом попросила, и покончить с этим делом!

Пряча монеты, стражник с удивлением покосился на парочку.

— А тебе бы это понравилось, да?

— Да! Нет!.. Немного. И вообще, я же тебя простила, когда ты потерял Лилию, и мое свадебное платье, и наши деньги на расходы!

— Поверить не могу, что ты снова об этом! Я их не терял! Никому не под силу одолеть дюжину бандитов сразу, и такое с кем угодно могло случиться!

— Ну так точно так же кого угодно мог одурачить тот бес. То же самое.

— Вовсе не то же самое!

— Само собой, со скалы падать легче!

Не обращая внимания на происходящее вокруг них, они шагали по великолепным улицам Гаспара. Гвиг побагровел от ярости:

— Кромом клянусь, я от всего этого язву наживу! Самое разочаровывающее, беспокойное и безумное поручение, какое мне только доставалось!

Выпалив эти слова, он немедленно о них пожалел, потому что у Юкки брызнули слезы.

— И это все, что я значу для тебя? — тихо спросила она. — Поручение?

— Юкунда, я не это имел в виду. Но твой отец поручил мне...

— Прекрасно, значит, я выхожу замуж за султана. Мое приданое, сэр Гвиг, будьте так добры. — И она протянула пухлую ладонь.

Сами того не заметив, они очутились перед воротами дворца. Гвиг достал из заплечного мешка небольшой кожаный кошель и без звука отдал принцессе.

Массивные двери отворились, вышли семеро. Трое — явственные стражники, в шароварах, скимитары на поясах; трое — не менее явственные женщины, укутанные в покрывала с головы до пят; а последний — невысокий пожилой человек с аккуратно подстриженной бородкой, в пурпурном кафтане.

— Я главный визирь, — представился он высоким, но сильным голосом, — а вы, если глаза не подводят меня, принцесса Юкунда. — Он низко, в пояс поклонился. — Ваше высочество.

При себе у Юкунды была лишь небольшая кожаная сумка с парой вещиц, взятых из повозки. Один из стражников принял ее из рук принцессы.

Визирь обменялся с Гвигом вежливым рукопожатием.

— А вы — сопровождающий принцессы. Отлично проделано, сударь! Мы ожидали вас дней десять назад, однако, похоже, принцессу просто… распирает от счастья.

— Я прошу прощения, — сказал Гвиг, не имея наготове нужных слов, — что принцесса располагает столь незначительным багажом. Нас ограбили разбойники...

Он пытался придумать, как бы повежливее намекнуть визирю об утрате средств на дорожные расходы, однако тот опередил его.

— Султан уже извещен о постигших вас невзгодах и возместил аванс, который вам пришлось потратить на дорогу, добавив к нему небольшую сумму за хлопоты. — Визирь протянул Гвигу пухлый кошель. — Засим, уверен, вы желаете следовать по избранному маршруту далее, а у принцессы еще много дел.

И они увели ее во дворец. Юкки несколько раз оглянулась, потом тяжелые двери сомкнулись за ними — и он остался стоять перед дворцом, сжимая кошель с золотом. Затем варвар поплелся в город, снял комнату в хорошей таверне и как следует напился.

14.

Дворец султана был куда больше отцовского замка в Оглии, да и убранство здесь оказалось много пышнее. На первом этаже между полом и потолком было локтей семнадцать, на каждой стене и каждом полу — шпалера или ковер, какие дюжина ткачей сотворит разве что за дюжину лет. Воздух пропитан драгоценными курениями, отчего у Юкки щекотало в носу.

Оставив позади обширный двор, три стражника и визирь повернули налево, а Юкунда и три женщины — направо.

— А вы принадлежите к семье султана? — спросила принцесса.

— О небеса, нет! — отозвалась самая высокая. Теперь она отвела в сторону покрывало, обнажив ясные темные глаза и орлиный нос. — Будь мы частью семьи, нам никогда не позволили бы выйти из дворца, даже под покрывалом. Я — Ясмина, ваш письмоводитель. Это Каллар, ваша горничная, — указала она на полноватую женщину средних лет, — а Минта, — кивнула она на третью, крошечную девчушку лет пятнадцати, не старше, — станет вашей телоблюстительницей. Она постоянно будет сопровождать вас. Так как вы новенькая, я кое-что сперва объясню. Мы сейчас на женской половине, и вы можете поднять покрывало… — Тут Ясмина поняла, что Юкки не носит такового. — Ой! Варка хотела, чтобы первым делом вас накормили, но наверное, лучше мы сперва позаботимся о вашем гардеробе, а уже потом отправимся обедать. Вот здесь — банные комнаты.

Они шли по длинной анфиладе покоев и коридоров, мимо то и дело проходили другие женщины, занятые своими делами. Одни носили богатые одежды из шелка, тафты и прочих дорогих тканей, другие были облачены в простой муслин, но фасон одежды имели один и тот же — короткая курточка поверх корсажа и полупрозрачные шаровары от талии до лодыжек. Наверное, подумала Юкки, богато одетые — это родственницы султана, ее будущая родня.

Воздух стал более теплым и влажным — они приближались к баням; Юкунда с удивлением увидела двух огромных пузатых мужчин, стоящих с обнаженными скимитарами перед большой двустворчатой дверью. В отличие от визиря и тех стражников, что она видела ранее, эти не носили коротких бородок, а были чисто выбриты.

— Я думала, тут женская половина и мужчинам сюда нельзя, чтобы они не видели нас без покрывал...

— А, это евнухи. Они обеспечивают безопасность на женской половине, но у них нет… э… инструментов, которые бы позволили им использовать свое положение, — ответила Ясмина. — Вы скоро привыкнете к ним. Считайте, что они вроде мебели.

Она кивнула одному, евнух высоким контрально приказал что-то второму, и они налегли на тяжелые створки и распахнули их.

Юкунду обдало волной горячего и влажного воздуха, одежда мгновенно отсырела. Посреди обширного зала располагался квадратный бассейн с исходящей паром водой, глубиной около полутора локтей. В нем плескались шесть или семь обнаженных женщин; некоторые мылись сами, но двух помоложе, в середине бассейна, терла внушительной губкой пожилая женщина.

— Минта выкупает вас, Каллар пока приготовит ваши покои. А я вскоре вернусь и принесу подходящую одежду.

Ясмина и Каллар удалились, а Минта немедленно начала раздеваться и попросила Юкунду сделать то же самое.

— Ты тоже будешь мыться? — спросила Юкки у крошечной служанки.

— О нет, госпожа, но я тоже должна раздеться, чтобы не вымочить своих одеяний, пока буду купать вас. — Минта взяла со скамьи большую круглую губку и брусок приятно пахнущего мыла.

— Пожалуй, я тогда помоюсь сама. Просто устроюсь тут в уголке, и...

Юкки остановилась, увидев, каким ужасом исполнилось личико Минты. Девчушка стояла нагишом, мыло в левой руке, губка в правой, а по щекам у нее текли слезы.

— Что такое, Минта, в чем дело?

— Прошу, не волнуйтесь, госпожа… но я первый день как телоблюстительница, а вы уже отсылаете меня. Мне придется вернуться обратно на кухню. Я начала работать там в двенадцать, чистила овощи, и работала так усердно, что мне доверили мыть котлы, и я так хорошо работала с утварью, что Варка заметила меня и всего два года спустя сделала меня вашей телоблюстительницей. — Минта опустила руки. — Но раз госпожа мной недовольна, мне следует уйти. Сомневаюсь, что меня снова возьмут мыть котлы, это место наверняка уже занято, но я всегда могу чистить овощи...

— Нет… не надо, Минта, — воспротивилась Юкки, снимая платье. — Я не имела в виду, что хочу отослать тебя. Просто я иначе воспитана. В Оглии у нас нет… телоблюстительниц. А большие девушки, вроде меня, обычно смущаются… ну, в общем, последний раз меня купал кто-то другой, когда мне едва пять лет было!

— Нет телоблюстительниц? Тогда как же вы намыливаете трудные для доступа места?

— Я… я понятия не имею. Но если у вас в Гаспаре так принято… — Юкунда сглотнула. — Что ж, тогда можешь выкупать меня, если таково твое призвание.

Темные глаза Минты радостно вспыхнули.

— О, госпожа, спасибо вам, спасибо! Вы увидите! Я буду лучшей телоблюстительницей в мире!

И она провела раздетую догола принцессу в середину бассейна и устроила целое представление, растирая Юкунду губкой с мыльной пеной, так что в итоге та напоминала громадный рожок со взбитыми сливками. Впрочем, признала Юкки, это вовсе не было неприятно, оставляя в стороне то, что эта девчушка, с которой они час как знакомы, усердно натирала мыльной губкой все, даже самые-самые тайные ее местечки, словно готовила к выступлению призовую корову. Особенно трудно ей приходилось, когда Минта поднимала грудь принцессы или складку живота, чтобы забраться под нее, словно так и надо. При этом девчушка то и дело с торжеством посматривала на прочих служанок, которые мыли своих хозяек. Вероятно, она гордилась, что ей доверили услужение будущей супруге султана, а может, это тоже было своего рода знаком статуса — мыть такую большую хозяйку. По-гаспарски Юкки не очень хорошо понимала и среди замечаний, пронесшихся над бассейном, разобрала лишь «даже больше, чем на картине». Наверное, после этого она покраснела с головы до пят, и не потому, что вода была горячей.

Минта перехватила ее взгляд и мягко проговорила:

— Не обращайте на них внимания. Телесно госпожа чрезвычайно щедро одарена. Султан будет весьма доволен.

К завершению купания вернулась Ясмина, доставив одежду в том же стиле, что у прочих женщин во дворце — короткий корсаж, в пару к нему — парчовая короткая курточка и полупрозрачные шаровары, а также покрытые блестками тапочки с закругленными носами. Юкки улыбнулась — это напомило ей Лоло Великолепную, — а потом вздохнула, потому что Лоло напомнила ей о неприятном разрыве с Гвигом. Сидела одежда почти как влитая, и даже рукава курточки оказались достаточно свободны, чтобы ее рукам там не было тесно, но при этом ткань изящно облегала локти. Ясмина просунула указательный палец между животом Юкунды и поясом ее шаровар (принцесса уже почти привыкла к подобной бесцеремонности) и объявила:

— Прекрасно, места как раз достаточно.

Собственно, как раз шаровары-то были немного великоваты, но Юкки не хотела делать неудобных замечаний. Потом можно попросить Минту чуть ушить.

— Позвольте мне сопроводить вас в ваши покои, где вы сможете подкрепиться.

Вовремя — Юкунда как раз почувствовала, что проголодалась.

Комнаты, коридоры, лестница на второй этаж — и небольшая дверь, охраняемая очередной парой евнухов. Комнатку почти полностью заполняли неимоверных размеров деревянные весы, с одной стороны там была простая деревянная платформа, с другой — нечто вроде кресла с мягкими пурпурными подушками. Юкунду усадили в последнее, а евнухи начали загружать на платформу большие камни, как-то маркированные по весу, пока наконец принцесса не взмыла в воздух. Результат взвешивания, похоже, порадовал Ясмину, та что-то нацарапала на табличке. Последний раз Юкунда взвешивалась в заведении доктора Мургрота, и покраснела столь же отчаяно, как и во время купания. Само собой, у доктора Мургрота ее вес никого не радовал.

После взвешивания оставалось лишь пересечь зал, и наконец вот она, отделанная золотом дверь, которую снова же охраняют евнухи. Ясмина открыла дверь и продемонстрировала пышно убранные покои; у стены, ожидая приказаний, уже застыла горничная Каллар. Великолепные шпалеры и ковры полноцветными красками покрывали пол и стены. Повсюду свечи и масляные лампы, и хотя снаружи был день, Каллар зажгла некоторые, чтобы комнаты сияли еще краше. Посреди покоев стоял столик, накрытый для одной персоны, все блюда покоились под серебряными колпаками. В задней стене — дверь, ведущая, насколько заметила Юкунда, в спальню — оттуда тянуло свежим воздухом, а за маленьким окошком виднелись золотые купола и минареты Гаспара, за которыми расстилался морской простор.

У Юкки во рту и крошки с утра не было, и терпеть далее ароматы, источаемые блюдами на столике, не оставалось уже никаких сил. Под крышками обнаружилось мясо многочисленных сортов — крольчатина, фазанятина, тушеная говядина; а еще разнообразнейшие фрукты, салатные листья с густой подливкой, теплые пирожки и нежный рис, охлажденное сладкое вино и целый поднос с бесчисленными сладостями на меду или с кремовой начинкой. Каллар поднимала одну крышку за другой, а Юкки, расположившись в мягком парчовом кресле, надежном и уютном, принялась за еду. Пир самое малое не уступал тому, что она когда-либо ела в отцовском замке, и далеко превосходил любую трапезу, какую Юкки удалось посетить во время путешествия с Гвигом. При этой последней мысли в сердце кольнуло; нельзя ли как-то связаться с варваром и хотя бы попрощаться подостойнее? Нельзя же вот так вот взять и забыть все, что случилось за последний месяц — она ведь уже почти решилась плюнуть на «брак, достойный царственной персоны», если бы не последние мучительные дни. Может, Гвиг попросту не отвечал ей взаимностью? Тани могла и ошибиться… И все же, она надеялась еще хоть раз увидеть его, прежде чем окончательно расстаться с воспоминаниями о счастливом былом и зажить жизнью султанши. Пожалуй, если Гвиг пока еще в Гаспаре, Юкки сможет устроить, чтобы его пригласили на свадьбу.

Она ненадолго забыла о еде, и подняв взгляд, увидела, что все три ее служанки стоят перед столом с весьма нетерпеливым видом, который тут же сменился облегчением, когда принцесса взяла следующий пирожок. После того, как ее выкупали на глазах у целой толпы и более-менее прилюдно взвесили, последнее, чего хотела Юкки, это есть под прицелом трех взглядов, но женщины твердо отказывались взять со стола хоть крошку. Даже сели они лишь после того, как она им приказала, но и тогда продолжали поочередно предлагать ей то один кусочек, то другой — «попробуйте жареные фазаньи бедрышки» или «госпожа, скушайте еще один пончик». Наконец принцесса наелась так, что даже из вежливости более не могла проглотить ни кусочка — хорошо, что шаровары оказались такими свободными! — и отодвинула кресло от столика, несмотря на просьбы служанок.

— Ну еще хоть несколько кусочков, госпожа? Осталось всего три пончика, — взмолилась Минта.

— Нет, — отклонила Юкунда, — не сомневаюсь, что из всех десертов они самые вкусные, но еще кусочек — и мы все увидим и их, и половину уже съеденного.

— Но...

В дверь властно постучали.

— Слишком поздно, — поникла Ясмина. — Варка уже здесь.

15.

До темноты оставалось несколько часов, но Гвиг уже порядком надрался. Гаспар был городом-государством с обширным портом, лежащим на пересечении главных торговых артерий, и здесь имелось немало заведений, рассчитанных на иноземцев. В пивной на первом этаже избранной им гостиницы бурлила многоязычная компания моряков, торговцев, дипломатов, паломников, контрабандистов, жуликов и авантюристов всякого пошиба. Подавали тут главным образом пиво, что в солнечном Гаспаре было редкостью. Обычно немногословный, Гвиг чувствовал необходимость как следует выговориться, и он предпочел сделать это за кружкой светлого.

Хозяйку пивной звали Моретте, торговым наречием она владела отменно, но в говоре проскальзывали нотки, которые чем-то напоминали ему о родном Юге. Откуда она родом — Гвиг не спрашивал, не желая сближаться теснее необходимого; Морета была примерно его лет и, похоже, повидала большую часть того, что способна предложить эта жизнь. Руки у нее были мускулистыми, как у всех опытных разносчиц, от тяжелых кружек с пивом, а талия расплылась от этого самого пива, употребляемого внутрь; впрочем, после проведенного с Юкундой месяца Гвигу она казалась почти худой, так изменилось за это время его понимание красоты. Весь последний час он только и делал, что в мельчайших подробностях описывал девушку, которую безуспешно старался забыть.

— Итак, крупная была девица, — кивнула Моретте. — И из-за этого она держалась на расстоянии? Порой толстушки надеются как-то спрятать собственные габариты, и проявленное внимание чрезвычайно их смущает.

— Нет, она нередко упоминала собственный вес, хотя и держалась так, чтобы никто другой этого не сделал. Юкунду можно описать во многих словах, но «смущение» — это не о ней.

— Значит, дело в твоих предпочтениях? Ты вроде бы ничего не имеешь против пышных форм, — Моретте качнула собственным обширным бюстом и единым отточенным движением наполнила его опустевшую кружку, — но, возможно, ее формы превзошли твои ожидания?

— Нет. О да, она была самой крупной из моих спутниц, однако фигура ее превосходна во всех отношениях, мне нравились и полные розовые щеки, и покрытые ямочками ляжки, и колышущийся при ходьбе живот...

Хозяйка пивной с сожалением взглянула на варвара.

— Значит, тебе не хотелось показываться с ней на людях? Говорят, толстушка — вроде этих новомодных аспидурских велосипедов. Пока ты сверху, это даже забавно, но если друзья увидят тебя...

— О нет! — воспротивился Гвиг. — Я был бы горд назвать ее своей женой и сражаться со всяким, кто ее оскорбит! — Одним могучим глотком он опустошил кружку и рукавом утер пену со рта. Моретте снова наполнила посудину.

Было уже поздно, почти все, кто остановился в гостинице, уже разошлись по комнатам. В зале осталась одна служанка, вытиравшая столы.

— Ты сказал, она иноземная принцесса. Могу себе представить, что ее никогда не удовлетворила бы твоя простая и грубая жизнь — она до скончания дней горевала бы обо всех этих аристократах, о драгоценностях и пышных тканях.

— Да, сначала кое-что в этом роде и было. Но знаешь, Моретте, я раньше не думал, что у высокородных особ тоже есть свои преимущества. Многие храбрые наемники и битые жизнью ветераны куда как хуже нее примирялись с изменившимися обстоятельствами...

Он попробовал объяснить, но не сумел найти слов и молча протянул опустевшую кружку.

— Что ж, тогда она явно была само совершенство, — устало заметила Моретта. — И все же ты ее упустил.

— Увы. Если б я только мог понять, почему...

— Почему?! — Наполненная кружка с грохотом приземлилась на стойку. — От «почему» тебе ночью теплее не станет. Ты муж или философ? Зачем тебе эти «почему», когда думать надо о том, как ее вернуть!

— Поздно. К воскресенью она выйдет замуж за султана.

— Султан? Что ж, будет непросто, но я все же приказываю тебе хотя бы попробовать! И будь я проклята, если в моей пивной когда-либо сидел второй такой ослепленный любовью трус!

— Ты не носишь обручального кольца, — пробормотал Гвиг, едва не падая с табурета, — и не можешь столь строго судить меня.

Служанка — такая же пышнотелая, как Моретте, но лет на пять помоложе, — закончила со столами, обошла стойку и распустила завязки ее фартука.

— Мужа у меня нет, — согласилась Моретта, обнимая девицу за талию, — но это не значит, что я ничего не знаю о любви. — Она без тени смущения поцеловала ее в губы и бросила фартук на стойку. — Идем, Онна, пора баиньки. Свечку оставляю тебе, Гвиг, иначе до комнаты не доберешься.

Женщины, развернувшись, рука об руку удалились вверх по лестнице, а Гвиг остался сидеть у стойки, раз за разом ударяя лбом в потемневшие дубовые доски.

16.

Варка оказалась суровой женщиной лет шестидесяти с лишним, смуглая кожа высохла от долгих лет под солнцем Гаспара. На ней было бледное платье — куда более строгое, чем полупрозрачные шаровары Юкунды и ее служанок, — но с короткими рукавами, полностью открывавшими жилистые и сухощавые руки. На поясе при бедре у нее висело нечто вроде меча в ножнах, но потом принцесса поняла, что это просто плоская деревяшка около двух локтей в длину, с квадратным концом и резной рукоятью — вроде игрушечного меча, какой отец вырезает из дощечки для сынишки, когда тот пожелает играть в рыцарей, или, возможно, линейки для измерения длины, какую Юкки однажды видела в лавке у столяра. Варку сопровождали два евнуха совершенно исполинских габаритов — входя в комнату, им обоим пришлось пригнуться; сейчас оба бесстрастно стояли по обе стороны от старухи, чуть позади нее. Все три служанки Юкки казались испуганными и нервно переглядывались.

Принцесса спокойно сидела.

— Добрый день, — сухо проговорила вошедшая. — Я — Варка.

Возможно, она вроде «главы слуг», которая слишком многое о себе возомнила, решила Юкки. Ну да ладно, не стоит ссориться.

— Добро пожаловать, Варка. Я — принцесса Юкунда.

— Ты хорошо говоришь на торговом наречии, хотя и с этим варварским западным акцентом. Несущественно. Скоро ты как следует овладеешь гаспарским. — Юкунда слегка опешила, услышав подобную критику, но позволила Варке продолжать. — Полагаю, покоями ты удовлетворена?

— Да, тут очень мило, а эти три весьма услужливые персоны, — она улыбнулась закаменевшим подобно статуям Ясмине, Каллар и Минте, — столь усердно меня кормили, что я даже не осмотрела дальнюю комнату.

— В таком случае займемся этим немедленно. Идем, — велела Варка.

Юкки готова была возмутиться такому обращению, но что-то в голосе старухи заставило ее молча встать и последовать за той в спальню. Оба евнуха пошли за ними, снова-таки пригнувшись, чтобы не задеть за притолоку, но три служанки остались позади. Варка скользнула взглядом по оставшимся на столе блюдам.

— Ты не доела пончики, — желчно заметила она.

— О, не волнуйтесь. Они очень вкусные, но всего было так много, что я не сумела осилить последних трех. Клянусь, в следующий раз начну с пончиков. — Принцесса погладила себя по животу. — Но, надеюсь, султан не будет разочарован. Сомневаюсь, что полученный им портрет должным образом, э, представляет меня.

— Султан прекрасно знает о твоих… объемах, — отозвалась Варка. — Его посланники проследили тебя почти до гаспарской границы. Они потеряли след, когда их схватили, подозревая, что именно из-за них обрушилась какая-то ратуша.

Юкунда даже забыла выдохнуть — значит, одно из подозрений Гвига оказалось правдой! Те чужеземцы действительно были прознатчиками султана. Даже жаль, что так все обернулось...

— А когда же я увижу султана? — спросила она.

— На свадьбе, через шесть дней, считая с завтрашнего. Вот, дай-ка я кое-что тебе покажу...

Юкунда тем временем любовалась пышным убранством комнаты. Как и в передних покоях, стены и пол покрыты шпалерами и коврами. Столик с парой стульев драгоценного черного дерева. У стены — большой шкаф и несколько сундуков, у кровати — изящная подставка, на которой ждут своего часа вино, орехи и очищенные от кожуры экзотические фрукты. Юкунда провела рукой по кровати. Роскошные, богато отделанные одеяла, мягкие-мягкие, и несомненно, набитые тончайшим пухом диких уток, обитающих на дальнем севере. В окно вливаются лучи заходящего солнца, пейзаж великолепен: по всему городу купола и шпили словно полыхают огнем. А под самым окном принцесса обнаружила нечто странное — деревянную раму с двумя перекладинами. Одна на уровне пола, с мягкой обивкой из парчи, на которой по-гаспарски вышито нечто похожее на девиз; вторая перекладина — на другом конце рамы, у подоконника, похожа на пюпитр или на устройства, которые последователи некоторых богов используют, чтобы опираться на них во время молитвы. Именно на этот предмет мебели указывала Варка, привлекая ее внимание.

— Будь добра, встань коленями на эту подушку и облокотись о верхнюю перекладину, вот так, — велела Варка, бегло показав искомую позу.

Юкунда с опаской опустилась на подушку, отчего рама слегка хрустнула. Евнухи с помощью ворота, которого она не заметила, подвинули нижнюю перекладину, подогнав сооружение в точности под ее рост, и она оперлась локтями о верхнюю перекладину, умостив подбородок в ладонях. Вообще-то оказалось довольно удобно, а для наблюдения за городом — просто идеальная позиция.

— То есть я не увижу своего супруга до самой свадьбы? — спросила принцесса. — А можно хотя бы посмотреть на царскую спальню? Полагаю, мне предстоит многое в ней поменять, как только я покину эти гостевые покои...

— Это не гостевые покои, — отрезала Варка. — Брачную ночь ты проведешь в царской спальне, сразу после церемонии бракосочетания, а затем вернешься на женскую половину. Впоследствие, буде у султана возникнет желание насладиться твоими прелестями, он посетит тебя здесь, или, возможно, призовет тебя в свою собственную спальню. Но не думаю, что ТЫ окажешься в царской спальне более одного раза.

Юкунда вспыхнула.

— Как ты смеешь говорить со мной подобным образом? — Пришлось кричать через плечо; Юкки хотела встать, чтобы встретить Варку лицом к лицу, но для этого ей явно понадобится помощь. — Возможно, ты как глава слуг здесь и распоряжаешься, и явно слишком многое о себе возомнила, но я — будущая жена султана...

— Ты — будущая сорок седьмая жена султана. А я была первой.

Голова у нее закружилась.

— То есть он уже был сорок шесть раз женат? И после того, как развелся с тобой, назначил тебя главой слуг? Ясно, почему ты сама не своя от зависти!

— Да нет же, идиотка оглийская! Он не разводился со мной. Сейчас у султана сорок четыре жены; две умерли родами. И как его первая и главная супруга, я — глава слуг, хозяйка всех прочих жен, и госпожа толстой, с шевелюрой как морковка, выскочки с варварского запада!

Тут Юкки попыталась вскочить, но евнухи взяли ее за плечи и твердо прижали к перекладине, застыв недвижными скалами.

— В оглийской королевской библиотеке — уй! — есть всего одна книга про Гаспар, и — уфф! — хотя там не хватает нескольких страниц, совершенно недвусмысленно сказано, что в нынешние дни старинный обычай многоженства в Гаспаре сошел на нет. Пустите руки, больно!

— Султан сам себе обычай. Более того, это прадед нынешнего султана отменил его для всех прочих гаспарцев, чтобы сохранить побольше женщин для самого себя.

Юкки даже прекратила вырываться.

— Признаю, этой важной особенности я не знала.

— О да, — вздохнула Варка, — меня султан тоже к себе больше не вызывает. Когда на него находит игривый лад, для этого есть дюжина молодых, красивых и стройных жен.

Это ударило Юкунду не хуже пощечины.

— Тогда… зачем же он захотел взять в жены меня? — подбородок у нее задрожал.

— О, наш султан, он вроде коллекционера. Среди всех султанов на побережье у него есть самая рослая жена — в ней почти два с четвертью аспидурских метра. А еще у него есть самая маленькая жена, самая сильная жена, самая тощая жена...

— А я, значит, буду...

— Самой толстой. Точно. У султана Тодавара одна из жен весит двенадцать бронзовых слитков. В тебе же почти тринадцать — это около двадцати шести оглийских стоунов.

— О боги! Я в дороге поправилась на целый стоун! Мама будет в ярости!

— Это сколько угодно. И султан хотет, чтобы еще до бракосочетания в тебе стало больше тринадцати слитков, уверенности для. А ты не доела пончики.

И тут Юкунда осознала истинное предназначение штуковины у Варки на поясе и этой забавной деревянной конструкции, на которой стояла на коленях. Варка достала упругую деревяшку, взмахнула над головой и с силой обрушила на выдающиеся ягодицы Юкки с громовым «Шлеп!».

— Аййййй! — Юкки попыталась прикрыть ягодицы руками, но евнухи застыли словно каменные. У нее всегда, чуть что, слезы текли ручьем, и сейчас этот ручей должен был стать настоящим морем — но что-то глубоко в крови восстало и велело не хныкать. Сквозь стиснутые зубы принцесса спросила:

— Ты меня бьешь, потому что я не доела три пончика?

— О нет, принцесса. Этот удар просто демонстрировал, кто здесь главный. А вот это — за пончики.

И Варка быстро нанесла еще три удара, «шлеп, шлеп, шлеп!» — в последний раз она взялась за деревяшку обеими руками, явно разочарованная отсутствием у Юкунды должной реакции. Разумеется, принцесса каждый раз вздрагивала, а дыхание стало резким и прерывистым — но она больше не кричала, а по полным щекам скатилось лишь несколько непроизвольных слезинок.

— В ближайшие дни ты будешь съедать все, что тебе принесут, особенно пончики. Султан хочет иметь самую толстую жену на побережье, и он ее получит. Вопросы есть?

— Да. В этой султанской коллекции, которая из жен ты? Самая уродливая?

Шлеп!

— Или самая противная?

Шлеп!

— Еще вопросы? — угрощающе поинтересовалась Варка.

Юкки прикусила язык, беззвучно рыдая.

— Значит, нет вопросов. Прекрасно, в таком случае вот тебе за непокорство.

Шлеп!

— И последний, чтобы ты меня не забывала.

Шлеп!

Последний удар пришелся не на пышные ягодицы, а несколько ниже, по верхней части ляжек, отчего Юкки взвыла — но по-прежнему не заплакала. Евнухи выпустили ее руки, однако принцесса не торопилась подниматься с позорной рамы. Варка, растирая уставшую правую руку, впустила в спальню трех служанок и вместе с евнухами удалилась.

Когда внешняя дверь закрылась, Ясмина, Каллар и Минта подбежали к принцессе, все трое — бледнее полотенец. Минта плакала.

— Восемь ударов! — изумленно проговорила Каллар. — Она всегда бьет новых жен, но ни разу я не слышала, чтобы какой-то доставалось больше пяти ударов. Даже слугам крайне редко перепадает больше шести! Вы явно вывели ее из себя!..

Ясмина аккуратно распустила пояс принцессиных шаровар, и те сползли, открывая раненые места. Ясмина тихо просвистнула.

— Что, все еще колышутся? — криво усмехнулась Юкунда.

— Нет, принцесса. Но зад ваш краснее самых спелых яблок. Я думала, вы не плачете, потому что Варка не стала издеваться над вами, но вижу, что ошиблась. Такая стойкость!

— А вас троих Варка тоже будет бить за то, что я не доела десерт?

— Нет, госпожа. Это ваша обязанность, — отозвалась Ясмина. — Мне подстроить раму?

— Чушь! В Оглии мы не наказываем слуг, и тем более — жен. Но вы могли бы и предупредить меня!

Они помогли ей подняться и, не надевая шаровар, добраться до постели, в которую Юкунда и плюхнулась ничком, зарывшись лицом в мягкие-мягкие одеяла.

— Я хотела предупредить вас, — с горечью молвила Минта, — но нам запретили. Зато, когда в дверь постучали, я успела припрятать вот это! — и она вынула из-под курточки еще два пончика.

— Храбрая Минта! Ты уже избавила меня от двух ударов. О, но ниже спины у меня словно костер развели!

— Я сбегаю в буфетную и принесу горшочек с тайной мазью — нам, слугам, порой приходится пользоваться ею после наказаний, — радостно решила Минта и повернулась к двери.

— Лучше захвати два горшочка, — велела Ясмина, — потому что исцелять предстоит довольно многое.

17.

Следующие несколько дней стали чредой роскошных трапез, перемежаемых наказаниями. Всякий раз Юкунда сперва съедала десерт, а три ее служанки, искренне восхищенные своей хозяйкой, прятали все блюда, с которыми она не смогла совладать, чрезвычайно при этом рискуя. К концу третьего дня тринадцатый слиток взмыл вверх.

— Могло быть и хуже, — заметила Юкки в ответ на вздохи Минты насчет новых растяжек на растущем животе принцессы. — Судя по здешним порядкам, самой маленькой жене перед ЕЕ бракосочетанием пришлось сбавить в росте с пол-ладони.

Второй уступкой стало то, что теперь евнухам не нужно было держать ее, пока Варка совершала экзекуцию. После первого раза на руках у Юкки остались заметные синяки, и она решила, что с нее довольно. И хотя насчет количества съеденного придирок больше не было, наказания шли своим чередом, порой дважды в день, и теперь, когда в дверь знакомым образом стучали, принцесса молча взбиралась на позорную раму и ждала экзекуции. Поводом для наказаний Юкунды теперь стали постоянные и все более изобретательные попытки сбежать, и усугублял их ее гордой отказ рыдать во время экзекуции или хотя бы терпеть удары молча.

Один удар Юкки получила за то, что ее поймали, когда она пыталась вскрыть шпилькой для волос дверной замок; два — за попытку перелезть через стену сада; три — когда ее нашли в большом узле «с грязным бельем», который слуги не смогли сдвинуть с места. Поджог склада с коврами и попытка ускользнуть в дыму и неразберихе стоил ей четырех ударов. Но еще больше ей всыпали за острый язычок: пять ударов за обращение к Варке как к «грязной горгулье», и почти рекордные семь — за «вонючую высохшую верблюдицу».

Несокрушимый дух принцессы служил источником гордости трех ее служанок, в особенности малышки Минты, которая спала на подстилке у ее изножья, и благодаря им Юкунда стала легендой среди слуг на женской половине. Пожилая кухарка, выдав Минте три горшочка с тайным зельем, спросила, затаив дыхание:

— А правду ли говорят, что она никогда не плачет? Таппи работает прямо под покоями оглийской принцессы, и она сказала, что часто слышит удары, но ни разу — ни плача, ни крика. Как такое может быть?

— Когда бьют — не плачет, — подтвердила Минта. — Говорит, этого не позволяет оглийская доблесть. Но каждую ночь она рыдает во сне.

— Ну, это совсем другое дело. Все новые жены первые месяцы делают то же самое.

— А иногда, — заговорщицки промолвила Минта, — во сне она зовет какого-то Гвига.

Вернувшись в покои, Минта застала госпожу на позорной раме. Уронив узелок, она бросилась к ней.

— Пока меня не было, приходила Варка? О, простите, госпожа, простите, что я не смогла поддержать вас хотя бы присутствием своим!

— Нет, Минта, Варки тут сейчас не было, — хмуро отозвалась Юкки. — Я сама устроилась здесь.

— Но зачем?

— Окно, — безразлично объяснила принцесса. — В этой позиции любоваться пейзажем заходящего за минареты солнца лучше всего. И кроме того, — добавила она, — я столько времени провожу в такой позе, что почти сроднилась с ней. В эти дни меня наказывают почти всегда, когда я не ем или не сплю, так что уж лучше сразу встать в соответствующую позу. Наверное, мне стоит привыкнуть к здешнему пейзажу. После брачной ночи я буду наблюдать его еще чаще...

— Госпожа?

— Прости, Минта. Я просто думала, что это произойдет иначе. Более нежно, или, возможно, веселее, более тайно или с огоньком — но вот так вот, брачная ночь просто для того, чтобы какой-то мозгляк-султан получил толстуху в свою коллекцию! — И тут она зарыдала, и плакала так горько, словно ее сердце разрывалось. Принцесса поднялась с рамы и бросилась на кровать, часто и волнительно дыша.

Минта носилась взад-вперед, пытаясь то успокоить любимую госпожу, то дать ей кубок с ключевой водой, и в итоге села на пол перед кроватью Юкунды, положив голову принцессе на колени, а та, все так же плача, перебирала ее темные волосы. В конце концов рыдания перешли в тихие всхлипывания, и Минта решила, что сейчас — самое то время, чтобы достать из узелка добытый сюрприз.

— Вот, госпожа, у меня кое-что для вас есть. Вам сразу станет лучше.

Юкунда одной рукой взяла маленький бурый комочек, а другой все так же перебирала локоны девочки.

— Но это же просто конфета!

— Оглийская ириска, с вашей родины. У меня последняя осталась. Может, она подкрепит вашу доблесть.

— Может быть… — Юкки вдохнула родной аромат и поднесла конфету к губам. — Но раз это у тебя последняя, Минта, мне не следует ее брать. Как же ты достанешь еще?

— Завтра схожу на базар. Раз в четыре месяца мне дают выходной. Попробую найти лоток, где торгуют такими сладостями.

Юкунда вдруг крепко стиснула волосы Минты и с удивительной силой рванула ее голову к себе.

— То есть ты хочешь сказать, — прорычала принцесса, — что тебе дозволено выходить НАРУЖУ?

— Ну-у… да, госпожа. Я ведь просто служанка, и у меня нет родичей-мужчин, которые могли бы сопровождать меня. Нам дозволено покидать дворец только в выходной день и ходить только на базар, и разумеется, мы при этом должны носить покрывало.

Юкунда как-то зловеще рассмеялась и, не отпуская Минту, схватила с прикроватной подставки ножик для разрезания фруктов.

— Я… простите, госпожа, — взмолилась девочка, — но вы хотите меня убить?

— Нет, Минта, — успокоила ее Юкунда, сатанински ухмыльнувшись, — но я хочу обрезать твои волосы.

18.

Гвиг в унынии шатался по причалам, мучаясь с похмелья и не испытывая никакого желания расставаться с Гаспаром и своей мечтой — воссоединиться с Юкундой, с его «пампушкой», как варвар втайне думал о ней. Тем не менее, он шатался по гавани, выясняя, идут ли в нужном направлении корабли, которые берут пассажиров и при этом не утонут по пути. Гвиг не был дома семь лет, и сейчас, опустошенный и без друзей, все же надеялся снова повидать мать, если она еще жива, и свидеться со старыми соседями. Может, он даже возьмет в жены девушку из соплеменниц… Но мысль о жизни без Юкунды казалась непереносимой.

Впрочем, очень многим приходилось смириться с подобным.

Обладателя могучего сложения и громадного меча разнообразнейшие портовые крысы обходили десятой дорогой, и в блужданиях по гавани Гвига никто не побеспокоил. Миновав весьма обшарпанный двухмачтовик — тот, к счастью, шел не в том направлении, — варвар услышал грубый рев:

— Ты, хвост кобылий, сухопутный пропойца, отродье морской коровы! Как вообще ты ухитрился поднять свои кости в такую рань?

Он развернулся навстречу этому прекрасно знакомому голосу:

— Ролоф!

— Гвиг! — Два здоровяка облапили друг друга, и на несколько секунд варвар позабыл о своих горестях.

— Я тебя со времен налета на Оралог не видел! — пророкотал Гвиг. — Что ж, выглядишь ты чуток более косматым, но зато из пасти у тебя воняет не хуже прежнего!

— А у тебя видок более похмельный, чем утром после того налета! Что отмечал?

Плечи Гвига поникли.

— Не отмечал. Наоборот. Закончил большое дело и заполучил большую головную боль.

Тем временем хлипкая фигурка, одетая в обноски кухаркиного сына, осторожно пробиралась через весь город. Свое платье и покрывало Минта затолкала в урну за лавкой гончара и сейчас отчаяно стремилась вручить записку, которую госпожа просила доставить некоему варвару. С коротко обрезанными черными волосами, плоской грудью, высоким голосом и хрупким сложением она вполне могла сойти за мальчика лет двенадцати. И пока она уточняла дорогу к постоялым дворам, где часто останавливались иностранцы, дважды на нее никогда не смотрели.

На пятой попытке она наткнулась на Моретте, которая протирала стойку перед тем, как начнется вечерний наплыв посетителей, и протараторила особые приметы — высокий южанин, волосы заплетены в косы, отзывается на имя «Гвиг».

— Да, он остановился у меня. Сейчас ушел в гавань, ищет корабль в нужном направлении. Мне что-то ему передать?

— Нет, сударыня, госпожа велела отдать ему послание в собственные руки. Мне надо идти туда само… му.

— Уверен? На причалах такому воробьишке, как ты, не место.

Минта нервно сглотнула.

— Надо. Госпожа велела.

Она вынырнула на улицу и повернула налево.

— Эй, паренек! — окликнула из зала Моретте. — Гавань в другую сторону!

Гвиг и Ролоф сидели на борту «Хавроньи» и вспоминали о былых днях, а люди внизу трудились над грузами и провиантом.

— Все еще вторым помощником? — спросил Гвиг.

— Бери выше, парень. Встань, ибо пред тобою сам капитан!

— Да ну? А что, старика в бурю выкинуло за борт?

— Нет. В бурю за борт выкинуло первого помощника. А капитан запил по-черному, мы каждый день боялись, что он перепутает сушу с морем и посадит нас на скалы. Видел бы ты нашу красотку тогда — паруса как тряпки, провианта с гулькин нос, и то — размокшие сухари и тухлая вода. Однажды мне все это надоело. Капитан задержался на берегу, мы уже два часа как должны были отчалить, прилив заканчивался — ну, я и приказал «отдать концы». Собственно, именно это старик мне и приказал сделать, а в приказе не подразумевалось, что он должен быть на борту. Команде я пришелся по вкусу, а владельцы «Хавроньи» решили, что оно и к лучшему, и три года спустя сделали «временную» мою должность постоянной, поскольку доходы их заметно выросли. А я потихоньку откладываю грошики, чтобы выкупить всю их долю. — Ролоф заложил большие пальцы за пояс и ухмыльнулся. — Ну да я не буду ТЕБЕ объяснять, что бывают в жизни случаи, когда надо рискнуть всем и просто сделать шаг. Он любовно хлопнул ладонью по перилам. — Только посмотри на нее, прелесть моя, вся просто лоснится. Нет, моя хрюшка не будет принадлежать этим тощим канцелярским крысам. Она будет моей!

Гвиг тяжело вздохнул; старый приятель сделал вид, что не заметил.

— Итак, ты собираешься домой?

— Да. Семь долгих лет я мотаюсь по северу, и боюсь, утрачиваю вкус к перемене мест и сезонов.

— Что ж, тебе повезло, дружище. Мы как раз отплываем на юг, послезавтра. Могу довезти тебя до Лодуина. Путь неблизкий, но безусловно ты поведаешь мне свою дущещипательную историю?

— Что, на твоей плавучей мышеловке? Да если мы доберемся до Лодуина, клянусь, я поцелую землю!

— Могу предложить тебе весьма удобную каюту. Она размером почти с капитанскую, и там даже есть закуток для слуги.

Гвиг мысленно пересчитал свое достояние и прикинул, чего это будет стоить.

— И сколько же?

Ролоф назвал сумму. В кошеле с наградой от гаспарского султана и остатками королевского аванса было несколько больше названного, но даже не вдвое.

— Ого! А во сколько мне встанет койка в кубрике?

— Пятьдесят золотых, а есть будешь за моим столом.

Они уже почти пожали друг другу руки, и тут на пристани раздался шум свалки. Ролоф и Гвиг перегнулись через фальшборт и увидели, как компания матросов издевается над каким-то пацаненком. Мальчишку взяли в кольцо и толкали из рук в руки, задавая вопросы вроде «Наниматься пришел, да?» или «Папочку ищешь?», а тот безуспешно пытался вырваться и молящим взглядом обшаривал все вокруг.

— Пустите же! Я должен найти его!

Ролоф уделил происходяшему лишь краткий взгляд и собирался вернуться к беседе, но Гвиг, ругая себя за доброе сердце, двинулся к трапу. Раздвинув плечом толпу, он поймал юнца за тощее запястье, мрачным взглядом смерил раззадоренных матросов и вытащил жертву из ловушки. Заплаканный парнишка лет эдак двенадцати был одет в драную рубаху и штаны, и сейчас, когда Гвиг сжимал его запястье, откровенно рыдал, по щекам катились крупные слезы. Варвар пихнул парнишку за канатную бухту, которую еще не погрузили на «Хавронью».

— Подбери сопли, малый! Я тебя не трону, но такому заморышу тут не место, — сказал Гвиг. — Чего ради ты вообще сюда поперся, рискуя, что тебя оскорбят, если не больше?

Мальчишка перевел дух и тыльной стороной ладони вытер нос. Что-то было в нем странное, пропорции ног, бока… Утерев слезы, он сказал:

— Госпожа умоляла меня доставить важное послание высокому варвару по имени Гвиг.

— Тогда ты его нашел, малыш. Давай сюда.

Мальчик протянул свернутый в трубочку кусок хорошего пергамента. Руки его дрожали.

Озадаченный, Гвиг думал, что записка от Моретте, но когда он развернул свиток, дыхание его прервалось. Написано было по-оглийски.

Дражайший Гвиг,

Истинно царственные особы способны признать, что порой совершают ужасные ошибки. Я не желаю выходить замуж за султана. Я хочу выйти замуж за тебя. Пожалуйста, приди и спаси меня. Мое окно — самое левое на третьем этаже в юго-восточном крыле дворца. Поторопись, ибо брак назначен на послезавтра.

Пампушка.

П.С. Меня шлепают каждый день, так что я буду хорошей.

Трижды он перечитал письмо. Сердце варвара вздрогнуло при мысли, что судьба подарила ему второй шанс.

— Это последнее — правда? — спросил он у мальчика; тот кивнуд.

— Да, моя госпожа часто непослушная, но она очень храбрая.

Гвиг сунул записку под рубаху.

— Беги, — велел он пареньку. — Скажи госпоже, что я прибуду завтра вечером.

И придавая мальчишке начальное ускорение, как следует шлепнул его пониже спины. Паренек подпрыгнул и как-то очень по-девчоночьи взвизгнул, а потом пустился бежать так быстро, как только позволяли тощие ноги.

— Ролоф, — позвал Гвиг, — пожалуй, я все-таки возьму ту каюту, хотя проезд за двоих будет стоить мне почти всех сбережений. Еще мне нужны локтей семьдесят хорошей веревки, пара абордажных крючьев, добрый шмат мяса — и адрес аптекаря без высоких моральных принципов.

19.

— Минта, расскажи мне снова, что он сказал, когда прочел записку, — в пятый раз попросила Юкунда.

— Сэр Гвиг читал записку очень внимательно, довольно долго. Его могучая бровь нахмурилась, а затем он улыбнулся, как улыбается солнце, выходя из пелены туч. Он спрятал записку под рубашку и велел сказать вам, что он придет уже сегодня вечером, а потом… потом...

— Да, Минта? — нетерпеливо сказала Юкки.

— Он… он шлепнул меня, госпожа, — пробормотала она, смущаясь при одном воспоминании. — Длань его весьма крепка и обширна.

— Ха! Теперь ты знаешь, каково это! — фыркнула Юкки, потирая себя пониже спины — напоминание о недавнем и, она надеялась, последнем из визитов Варки. — Уверена, он не хотел сделать тебе больно, Минта, ибо сэр Гвиг — сама вежливость. Но твоя личина была столь искусной, что он просто не разглядел в тебе девушки.

— Да, госпожа. Только… Госпожа?

— Да, Минта?

— А что будет со мной, когда сэр Гвиг придет за вами?

— Я об этом уже подумала. Я тебя крепко свяжу и оставлю тут, тебя найдут, а ты скажешь, что я поборола тебя и связала, чтобы ты не воспрепятствовала моему побегу.

Минта бросилась на пол к ногам принцессы, обеими руками обвивая ее колени и всхлипывая:

— Прошу вас, госпожа! Возьмите меня с собой! Не оставляйте меня тут! Меня уже никогда не назначат прислуживать другой жене! Разве я плохо вам служила? Позвольте мне пойти с вами, и я буду самой лучшей в мире телоблюстительницей!

— Встань, Минта, — мягко велела Юкки, наклоняясь и гладя ее по обрезанным волосам. — Я и не подозревала, что ты жаждешь отбросить все столь хорошо знакомое тебе. Что ж, это будет труднее, но я слишком многим тебе обязана, если бы не ты — в будущем меня ожидала бы лишь завтрашняя брачная ночь. Но никаких больше телоблюстительниц! Сим ты повышаешься до моей камеристки. Хотя признаюсь, некоторое время я не смогу платить тебе жалование.

— Жалование?

— Да где же он там? — Юкунда, побродив по комнате, с размаху шлепнулась на кровать, которая угрожающе треснула. — Минта, как думаешь, он вышибет тараном главные ворота и будет прорубаться снизу ко мне, или просто вызовет султана на поединок?

В этот самый миг окно распахнулось и в него головой вперед влетел Гвиг, кувыркнулся по ковру и врезался в большой шкаф, после чего рухнул на спину, полуоглушенный. Юкунда и Минта застыли с разинутыми ртами. Гвиг вскочил и отряхнулся.

— Черт. Не подумал о коврах. Эти гаспарские тряпки слишком скользкие!

— Здравствуй, Гвиг. Рада видеть тебя снова. Это Минта, моя служанка, — проговорила Юкунда, делая вид, что именно такого вот вторжения она и ожидала.

— Рад тебя видеть, — отозвался Гвиг, еще толком не придя в себя.

— Как поживаете? — пробормотала Минта, смущенная, что ее застали без покрывала, и вспоминая прощальный шлепок Гвига.

Варвар тоже ее вспомнил.

— Кром побери, ты тот мальчишка! Ну, в смысле… э… спасибо, что принесла записку, и прости за, э… — Он изобразил шлепок. — Но нам надо спешить. Я кинул сторожевым собакам мясо с сонным зельем, не знаю, насколько его хватит.

Гвиг взял Юкунду за руку, но она застыла на месте.

— Руки прочь, грубиян. Я шага не сделаю, пока не буду знать о твоих намерениях.

Варвар вытаращился на нее, не веря собственным ушам.

— О моих намерениях? Клянусь Кромом, разве не ты послала мне записку, моля о спасении?

— И совершенно ясно, что ты явился по моему зову. Но что будет со мной, если я пойду с тобой? Возможно, мне стоит остаться здесь и наслаждаться беззаботным бытием султанши.

Юкки отступила к переднему покою, сложив руки за спиной, словно размышляя о чем-то важном.

— Клянусь, из всех знакомых мне девиц ты самая невыносимая! — воскликнул Гвиг. — Я должен был предоставить тебя своей судьбе, или могу отослать с караваном в соседний город, или сделать тебя...

Тут раздался скрежет — это Минта двигала мебель, заваливая входную дверь.

— Прошу, не обращайте внимания, — выдохнула она, не прекращая своего занятия, — просто первая жена султана обычно именно в это время приходит, чтобы наказать мою госпожу.

— Первая жена? — недоверчиво переспросил Гвиг.

— У него их сорок семь. Так что? — прорычала Юкунда.

— И все по очереди тебя наказывают? Это многое объясняет.

— Я жду ответа, — сказала принцесса, топнув ногой и уперев руки в обширные бедра.

Гвиг вздохнул и опустил руки.

— Юкки, я хотел отложить это до того момента, пока мы наконец сбежим, но ты не оставляешь мне выбора. В твоей власти настолько изводить меня, сбивать с толку, разочаровывать и изматывать, что я наконец-то понял — это должно быть любовью, и боюсь, я ощутил это в тот миг, когда впервые увидел тебя. — Он развязал узел и снял то, что носил на груди на кожаном шнурке — перстень червонного золота, украшенный небольшим самоцветом, — и упал на одно колено так изящно, как только мог: — Юкунда, принцесса оглийская, выйдешь ли ты замуж за худородного, но честного варвара, и будешь ли моей Пампушкой, куда бы нас ни занесла судьба?

Но она уже отвечала ему поцелуями, заливаясь слезами от счастья.

— Да, да, да! Мой нежный варвар, мой дорогой Гвигги! Я буду твоей Пампушкой, воистину!

Склонившись к нему, она потеряла равновесие и оба упали на пол, но она по-прежнему страстно обнимала его, даже тогда, когда в дверь властно постучали.

— Юкунда, открывай!

— Это Варка, моя мучительница, — объяснила Юкки.

— Уже сообразил, — ответил Гвиг, — но прошу, никогда, никогда больше не называй меня «Гвигги».

— Юкунда!.. — проскрежетала Варка из коридора.

— Ни за что, ты, тухлая скорпиониха! — проорала Юкунда, поднимаясь на ноги; Минта тем временем придвинула к баррикаде перед дверью корзину с грязным бельем.

Все трое ринулись в спальню, заперли вторую дверь и начали загромождать мебелью и ее. Озаренная, Юкунда сдвинула с места позорную раму, чтобы та послужила главной опорой. Во внешнюю дверь уже бились тараном евнухи.

— А теперь, — Юкки отряхнула руки, — как мы будем выбираться? Надеюсь, у тебя есть дюжина крепких товарищей, которые сейчас нападут на них с тыла?

— Увы. Выбираться нам нужно так, как я вошел, и побыстрее. Они уже почти пробились сквозь первую дверь.

— Но… — Юкунда указала на узкое окошко, — как же я сюда пролезу? Что же нам делать?!

— Э… я даже не...

Минта вдруг ринулась к постельному ящику и начала разбрасывать по сторонам шелка, парчовые тапочки и платья с пышной оторочкой, пока не откопала в самой глубине фаянсовую баночку.

— Госпожа, — она откупорила сосуд, — это наша единственная надежда. Если вы разденетесь и намажетесь душистым маслом, возможно, вы сможете проскользнуть в окно.

Не потратив и мгновения на раздумья, Юкунда начала раздеваться, и как только курточка и корсаж оказались на полу, Минта начала покрывать все ее тело скользкой мазью, умело обрабатывая каждую складку и выпуклость.

— Ты снова доказала свою верность, Минта. Да, Гвиг, она идет с нами. Да-да, — она покачала пальцем, — и никаких возражений!

Полупрозрачные шаровары соскользнули на пол. Гвиг с разинутым ртом на все это смотрел, а евнухи уже начали барабанить во внутреннюю дверь.

— Да не пялься ты на меня! Я сама знаю, что за эту неделю немного поправилась! Лучше помоги Минте и намажь мне спину!

Минта плюхнула ему в ладонь добрую порцию мази и он начал, сперва робко, а потом все увереннее, втирать масло ей в спину, в мягкие как подушка ягодицы и в покрытые ямочками ляжки.

Раздался громкий удар, позорная рама треснула и скользнула ниже, но все еще держала. Возможно, столь тесное соприкосновение с предметом своих вожделений вдохнуло новые силы в Гвига, ибо он снова стал самим собой и работал с невероятным проворством. Конец веревки все еще свисал в открытое окно; варвар подхватил его и аккуратно обвязал торс Юкунды, над грудью и подмышками.

— Позаимствовал способ, как ты меня спасла в горах. Веревка перекинута через крюк на карнизе, как через блок, а другой конец привязан к каменной скамье в саду. Как только выберешься из окна, вес скамьи обеспечит тебе приятный и медленный спуск.

— А если скамья тяжелее меня?

— Значит, спуска не будет.

— А если я много тяжелее скамьи?

— Значит, спуск будет приятный, но не медленный.

— А если веревка соскользнет с крюка:

— Значит, спуск будет и неприятным тоже.

В дверь еще раз громко грянуло. Евнухи отыскали нечто, способное заменить таран. Юкунда развернулас к окну, вытянув руки перед собой, и полезла, вскоре застряв; бедра ее возлежали на подоконнике. Дернувшись из стороны в сторону, она продвинулась еще на пол-ладони, но застряла еще теснее.

Глухо, ибо голос доносился уже снаружи, она проговорила:

— Любуетесь пейзажем, да? Подтолкните как следует, тогда, думаю, пролезу.

Гвиг положил ладони на ее ягодицы и попробовал пропихнуть ее через окно, как когда-то подсаживал на лошадь, но руки лишь скользнули по маслянистой коже.

— Если позволите, сэр Гвиг, — вступила Минта, — если снаружи окажется основная часть живота госпожи, остальное последует за ним.

Склонившись по левую сторону окна, она, словно подтыкая перину, тонкими ручонками начала уминать складки плоти Юкунды, переваливая их через подоконник, по одной за раз. Гвиг, повинуясь ее указанием, делал то же самое справа.

— Щекотно! — взвизгнула принцесса, еще раз дернувшись, что продвинуло ее вперед.

Гвиг подпер плечом ее бедро и обеими руками взялся за работу.

— Уффф! Осторожно, Гвиг! Ухх! Я вижу лестницу у садовой стены. Это по ней мы должны сбежать?

— Угу, — отозвался он, переводя дыхание. — Как достигнешь земли, обвяжи веревку вокруг того дерева у розовых кустов, у самой земли, а потом отвязывайся. Мы с Минтой спустимся за тобой.

Варвар отступил и, обхватив ладонями ее колени, поднял обе ноги Юкки, разведя их вокруг собственной талии, чтобы изменить угол прохождения сквозь окно.

— Знаешь, — глухо проговорила Юкунда, — в половине мира стран мы после такого уже считались бы мужем и женой.

В этот самый миг позорная рама разлетелась в щепки и дверь приоткрылась, сдерживаемая лишь баррикадой из прочей мебели. В этот же миг принцесса с чмоканьем, подобно вылетающей из бутылки пробке, наконец вылетела из окна и скрылась из виду. Ее вопль становился все тише и закончился громким хрустом. Минта метнулась к подоконнику, а Гвиг — к двери, расквасив ею нос стоящему по ту сторону евнуху.

— Она не пострадала, сэр Гвиг. К счастью, розовые кусты у нас особенные, декоративная разновидность, без шипов.

— Веревка соскольнула?

— Нет, но боюсь, вы не учли, сколько пончиков госпожу заставляли съедать. Вот, она уже привязывает веревку.

Дверь замерла — евнухи отступили, готовясь к последнему удару, — и Гвиг сдвинул тяжелый шкаф, чтобы дверь беспрепятственно распахнулась. Он слышал, как с той стороны считали по-гаспарски.

— Раз!

Варвар натянул кожаные перчатки.

— Два!

— Минта, прыгай мне на спину и держись обеими руками за шею, — приказал он.

— Три!

Дверь взорвалась. Варка влетела в комнату первой, запнулась о край ковра и упала ничком, а за ней — четыре громадных евнуха, которые приземлились сверху; настоящая куча мала, вопящая на все лады высокими голосами. Пригнувшись, чтобы Минта головой не зацепилась об откос, Гвиг прыгнул на подоконник, схватился за веревку защищенными перчатками ладонями и скользнул на землю. Оказавшись на земле, он отпустил веревку, туго натянутую между садовой айвой и угрожающе склонившеся на карнизе горгульей, прямо над бывшим окном Юкунды. Рядом был расплющенный в винегрет розовый куст, но ни следа принцессы.

— Юкки, ты где? — громко прошептал Гвиг.

— Здесь. — Она, обнаженная, появилась из зарослей воистину царственных размеров шалфея. — И, Минта, буду очень тебе признательна, если ты слезешь с моего нареченного.

Девчушка была такой легкой, Гвиг и не заметил, что она по-прежнему за него цепляется, зажмурив глаза, обвив обеими руками за шею, а ногами — за талию. При словах Юкунды Минта открыла глаза, покраснела и плюхнулась на землю.

— А теперь — в гавань и на волю, — провозгласил Гвиг. — Минта, верни принцессе ее одежду.

— А разве одежда не у вас, сэр Гвиг? — Девушка пожала плечами.

Варвар повернулся к Юкунде, которая, уперев руки в бедра, сурово на него посмотрела.

— Что ж, — сказал он, — хорошая будет сказочка для внуков.

Из-за кустов на заплетающихся ногах появилась собака, и дворец огласило неровное, но громкое гавканье.

— Все, тревога! С ней уже ничего не поделаешь, бежим!

Пока они бежали к стене, в дальнем конце сада появились сторожа-евнухи, а также несколько полноценных солдат со скимитарами наголо; впрочем, последних сильно замедляла необходимость передвигаться таким образом, чтобы случайно не узреть одну из возлюбленных султана в нынешнем состоянии. Минта оказалась на стене первой, Гвиг встал под лестницей.

— Лезь, Юкки, я подержу лестницу.

— Нет, — качнула она головой, хотя погоня уже приближалась. — Ты первый. Что-то она хлипковата, если сломается — мы оба окажемся в ловушке, а я этого не вынесу, любимый.

Гвиг посмотрел на приближающихся стражников, взглянул ей в глаза, и в два прыжка оказался на стене.

Единственной одеждой у Юкунды оставались тапочки — и встав на первую перекладину лестницы, она порадовалась, что сохранила хотя бы их. Она осторожно взбиралась и преодолела уже половину, когда к лестнице подбежал первый солдат и, подпрыгнув, ухватил ее за правую лодыжку. Юкки подалась назад, но тут ее нога, все еще покрытая маслом, выскользнула из захвата, солдат рухнул к подножию лестницы, а испуганная девушка быстро оказалась на самом верху.

Принцесса села на стену, перебросив ноги на внешнюю сторону.

— Я боюсь! — простонала она. — Тут так высоко!

— Прыгайте, госпожа! — взмолилась Минта. — Прыгайте, пока они не перелезли через стену, или не достали луки!

Гвиг твердо встал перед ней, широко расставив согнутые в коленях ноги и раскрыв объятия.

— Прыгай, любимая. Я поймаю. Доверься мне.

20.

Путь к причалам стал основой нескольких легенд. Гвиг плохо знал город, но он загодя нанял уличного мальчишку, чтобы тот показал ему такую дорогу от дворца к гавани, чтобы была не слишком длинной, но достаточно запутанной, чтобы сбросить с хвоста преследователей, и прошлой ночью несколько раз прошел ее из конца в конец, пока у него ноги не заболели. Маршрут проходил через несколько жилых кварталов не слишком высокого класса, где дома стояли бок о бок, так что несколько сотен обитателей Гаспара имели удовольствие наблюдать странное трио. Рослый варвар с мечом в рост среднего гаспарца и длинными волосами, заплетенными в косы; проворная хлипкая фигурка, одетая по-девичьи, но без покрывала и с коротко, как у мальчика, обрезанными волосами; и — сногсшибательная личность, одетая лишь в тапочки, венец из полыхающих рыжих локонов и скользящий по многочисленным складкам намасленной плоти лунный свет. Они двигались столь проворно, тихо и целеустремленно, что мало кому удавалось взглянуть на них дважды. Многие гадали, не сон ли это, однако затем слухи сошлись на том, что в Гаспар явилась сама Алаяза, Богиня Плодородия, в сопровождении двух божественных служителей. И еще несколько недель на каждом перекрестке по дороге, где они прошли, стояли небольшие алтари, на которых в качестве приношения возлежали пончики и медовые пряники.

«Хавронья» ждала у крайнего причала, чтобы отплыть без задержек, так что никто не обратил внимания на оставленные неубранными сходни. Гвиг поднимался последним, отступая спиной вперед, следя за возможной погоней, а Юкунда оказалась на палубе первой. В темноте их появления ждал капитан Ролоф, который встал и сразу велел морякам отчаливать.

— Ваше высочество, — поклонился он, словно не видя, что принцесса одета лишь в блестяшее при луне масло.

Минта выскользнула из-за спины госпожи, нырнула под руку Ролофа и скрылась, торопясь по неотложным делам. Гвиг ступил на борт последним и крепко стиснул ладонь старого приятеля.

— Ролоф, это моя возлюбленная, принцесса Юкунда.

— Пожалуйста, зовите меня Юкки, — мило улыбнулась она, поглядывая по сторонам в поисках чего бы накинуть. Миг спустя появилась Минта, волоча кусок парусины, который, привстав на цыпочки, набросила на плечи госпожи на манер накидки.

— Что ж, мы познакомились, — кивнул Ролоф, — и уверен, вам есть что порассказать, но давайте-ка уберемся отсюда, пока твою будущую невесту, Гвиг, не арестовали за прилюдное появление без покрывала. Тут, в Гаспаре, подобное аморальное поведение карают весьма строго.

Он проорал приказ, из люков ниже палубы выросли длинные весла, и гребцы слаженными движениями начали поворачивать корабль к выходу из гавани, а на мачтах матросы развернули паруса, наполнившиеся легким предутренним бризом. Когда на восточном горизонте возникли первые рассветные проблески, тихая гавань осталась позади, а паруса поймали настоящий ветер.

— Я подпоил начальника пристани и подделал его записи, — сказал Ролоф. — Теперь там указано, что «Хавронья» три дня как ушла из Гаспара, так что, думаю, султану нас не найти.

— Скажи-ка, Ролоф, — Гвиг передал капитану кошель с остатком своих сбережений, — а ты вправе, как другие капитаны, совершать брачный обряд?

— Да, по закону шести стран и четырех городов-государств.

— Как насчет того, чтобы провести для нас нечто быстрое, и чтобы словечки были не такими скользкими, как Юкки, — он пощекотал ее шею.

— Но и чтобы они были не такими жесткими, как Гвиг, — она слегка ткнула его чуть ниже пояса.

— Ух ты! — Минта радостно захлопала в ладоши. — Я немедля пойду готовить спальню госпожи для брачной ночи! — И она снова скрылась.

— Слушай, а она что, все время будет в нашей каюте, в этой маленькой...

— Ничего, Минта умеет держаться отдельно. Конечно, придется ко многому привыкать, ты же не воспитан во дворце...

— Боюсь, привыкать придется именно тебе, Юкунда. Я надеялся вернуться домой и на остатки вознаграждения от твоего отца начать небольшое дело, с которого мы могли бы жить; но расходы на твое спасение, проезд для троих и каюту… в общем, мы снова оказались без гроша.

Она улыбнулась.

— Это поправимо, любимый. Прошу прощения, капитан Ролоф.

Она повернулась к мужчинам спиной и распахнула накидку из парусины. Затем все тело Юкки затряслось, пока она копалась в глубинах своего пупка, и наконец принцесса снова повернулась, а на ладони у нее горел рубин необычайной величины, с кошачий глаз.

— Остаток моего приданого, отцовский дар моему будущему супругу. Последний из оглийской сокровищницы. Камень без малейшего изъяна, ибо я всегда была любимой дочерью.

— Как думаешь, Ролоф, — спросил приятеля Гвиг, — хватит этого, чтобы купить ферму?

— Ага. И еще останется на мельницу, конюшню и несколько дюжин овец!

— Или на обучение акушерскому делу, — вставила Юкунда.

Гвиг пожирал ее взглядом, пока она приводила накидку в порядок.

— Думаю, моей матери ты понравишься. Только наверное про принцессу мы ей скажем как-нибудь потом.

Вернулась Минта, неся в руках что-то яркое.

— Сэр Гвиг прекрасно о вас позаботился, госпожа, он купил вам семь великолепных платьев. Но вот это единственное, что может служить свадебным венцом.

И она подала Юкунде проволочный обруч с довольно потрепанными лентами. Принцесса, улыбнувшись знакомой вещи, устроила венец на голове, разметав ленты по плечам, и взяла Гвига под руку, а Минта подняла с палубы подол накидки из парусины, словно шлейф свадебного платья.

— А теперь, капитан Ролоф, — изрекла принцесса, — начинайте обряд.