Престол Жирнии

Престол Жирнии
(Engorgia)

Колокольный набат гремел над затерянной среди гор долиной. Прошлой ночью правителю наконец вышел срок уйти к предкам, и знать собиралась к месту событий, дабы закон о престолонаследии был оглашен и вступил в силу, как то предписано, при свидетелях из числа лучших людей. В обширной тронной зале места хватило всем.
Начальник дворцовой стражи и опора престола в период междуцарствия поднялся на древний каменный монолит, развернул длинный свиток и громко провозгласил:
— Вот закон о наследовании престола княжества Жирнии, — начал он, — в соответствии с древними традициями, ведущими начало из туманов былого, после того, как нынешний правитель завершает свое земное существование, буде у князя или княгини останется один законный наследник, именно этому наследнику и надлежит передать княжеский престол. Если же наследников более одного, престол получит тот или та, кто в течение года после смерти предыдущего князя или княгини наберет больше веса. Закон сей да пребудет, пока пребудет княжество, и изменениям не подлежит.
Начальник стражи свернул пергамент, аккуратно уложил в кожаный тубус, а тот — в инкрустированный серебром и жадеитом ларец.
— Итак, есть ли здесь наследники, готовые претендовать на престол княжества? — вопросил он у собравшихся.
— Есть, — послышался женский голос, и вперед выступила молодая женщина, высокая и стройная, с длинными волосами цвета воронова крыла. — Я Селестина, старшая дочь князя и его законная наследница, и престол по праву мой, — властно заявила она.
— Не так быстро, — проговорила другая женщина, которая вышла из боковой двери. Светлые волосы ее были заплетены в длинную, ниже пояса, косу, а фигура была более женственной и пышной. — Я Акадия, любимая дочь князя и его законная наследница, а потому престол по праву мой.
Сестры стояли перед древним каменным монолитом, и две пары одинаково зеленых очей искрились глубочайшей ненавистью.
— Есть ли здесь другие претенденты на княжеский венец? — на весь тронный зал вопросил опора престола. Ответа не последовало, и он продолжил: — Что ж, дамы, в таком случае прошу вас пройти в боковые покои и встать на весы. Та, кто наберет больше веса в течение года начиная с сегодняшнего дня, и будет новой княгиней Жирнии согласно закону.
Покои слева от тронной залы были пусты, лишь старые, но крепкие весы из массива дуба хранились здесь именно для той цели, с которой их сегодня и обеспокоили: определить, сколько весит претендент на княжеский престол. Черноволосая Селестина весила один талант и сорок четыре мины; ее сестра Акадия оказалась на двенадцать мин тяжелее, чуть-чуть не дотянув до двух талантов. Придворный счетовод тут же занес эти данные на свиток, и сестры покинули дворец, не обменявшись более ни единым словом.
— Эта девка думает, что сможет украсть мой венец: она очень сильно ошибается, — цедила сквозь зубы Акадия, покачиваясь в седле по пути в свое поместье.
— Эта корова думает, что может взять надо мной верх, ведь она на двенадцать мин толще меня, — бросила Селестина своей служанке, пока они направлялись в особняк княжны, — что ж, год спустя она будет очень сильно разочарована...
Дочери князя Жирнии, вернувшись в свои владения, собрали своих слуг и сообщили о древнем законе и о состязании за престол. Слугам, разумеется, было велено всеми силами помогать хозяйкам набирать вес.
— Каждое блюдо, — приказала Селестина своим поварам, — должно быть настолько жирным или сладким, насколько возможно.
— Подавайте мне самые большие порции, — повелела Акадия своим служанкам.
— Если я однажды захочу выехать на прогулку, — сообщила черноволосая княжна своему конюшему, — непременно напомни мне, что за мной долг перед венцом и нашей страной!
— Будьте наготове в любой час, днем или ночью, — предупредила светловолосая княжна своим слугам, — собственными ногами я должна передвигаться лишь тогда, когда без этого нельзя обойтись. От этого зависит судьба престола!
И слуги, уже воображая сытную жизнь во дворце, с его роскошью и уютом, из кожи вон лезли, повинуясь распоряжениям своих хозяек, если тем угодно стать лентяйками и обжорами — да будет так! Княжны принимали пищу не менее восьми раз в день: пышный хлеб, сдобные булочки, пироги, жареное мясо, жирные и сладкие соусы — ушли в прошлое салаты и свежие овощи, их место заняли пирожные, выпечка и жареная и тушеная дичь с разнообразными соусами, благо торговый путь в Индии, открытый три поколения назад, даровал кулинарам широчайший выбор ингредиентов. Всюду, где бы ни потребовалось присутствие юных барышень, их доставляли в паланкинах, дабы они не тратили даром ни драхмы драгоценного жира, и слуги с радостью исполняли порученное, пусть паланкины эти и становились все тяжелее с каждой неделей. Впрочем, княжны, не сговариваясь, устроили свои дела так, чтобы управлять хозяйством, не покидая кровати или кресла, гре их растущим вширь телесам было покойно и уютно, а сытные и нежные закуски — всегда наготове.
Лето сменилось осенью, осень — зимой, за зимой пришла весна, а за весной вновь наступило жаркое лето. И вот настал день, когда претендентки на престол Жирнии вновь должны были предстать перед двором и пройти церемонию взвешивания, дабы раз и навсегда решить, кому носить княжеский венец. Соперницы не виделись с того саомго дня, ибо практически не покидали своих владений, однако до каждой донеслись слухи, мол, ее сестра до невозможности растолстела; и каждая сейчас терзалась сомнениями, не напрасно ли она окунулась в пучины лени и чревоугодия, если престол достанется другой.
Первой прибыла Акадия, восемь крепких слуг несли ее паланкин, медленно приближаясь к дверям дворца. По толпе пронеслись вздохи изумления и одобрительные шепотки. Женственные округлости младшей княжны разбухли, словно поднимающееся хлебное тесто, седалище ее полностью заполняло широкие носилки, массивное шарообразное чрево возлежало на объемистых бедрах, а лицо стало вдвое шире прежнего, отягощенное тяжелой складкой двойного подбородка. У дверей дворца, однако, стало ясно, что паланкину не протиснуться в двери, столь обширной стала княжна Акадия. Девушка, кивнув слугам, мол, все в порядке, с их помощью медленно и неуклюже сошла на ступени, утвердившись на собственных ногах, и, повернувшись боком, протиснулась в двери, куда год назад проходтла без малейшего труда. Несколько минут спустя она стояла перед древним монолитом, вся запыхавшись, а сбоку ее платье начало трескаться: последние месяцы княжна не передвигалась самостоятельно на столь значительные расстояния.
Десять минут спустя появилась Селестина; колокола как раз звонили, пока она вперевалку ковыляла к дверям. Ее паланкин сломался в ста шагах от замка, так что княжна — с помощью слуг, разумеется, — вынуждена была преодолеть пешком весь остаток пути. Бедра и седалище старшей княжны также стали значительно шире прежнего, однако, в отличие от сестры, самую значительную подробность фигуры Селестины ныне представлял собой живот. Разделенный на две массивные складки, он свисал почти до колен, так что платья княжна должна была носить исключительно просторные, и целая армия портных и белошвеек изобретала крой, который позволил бы ей хоть как-то передвигаться самостоятельно. Из-за громадного и массивного живота Селестина заметно переваливалась с боку на бок, и во дворец протиснулась, вся взмокшая от пота и усилий.
— Я… здесь… — выдохнула она, пока двое самых сильных ее слуг, поддерживая хозяйку под руки, вели ее к монолиту. — По дороге… у меня… возникли… кое-какие… сложности...
— Вы обе явились вовремя, — проговорил начальник стражи, словно расстался с княжнами не год назад, а буквально только что, словно его нисколько не удивляли происшедшие с ними изменения. — Так вступим же в покои, дабы выявить, кто будет нашей княгиней!
Вслед за блюстителем престола Акадия двинулась в покои для взвешивания, а Селестина не отставала. Весы остались прежними, и двери — тоже, но в прошлом году сестры спокойно проходили в них бок о бок, а сейчас попросту застряли, ибо ни одна не желала пропускать другую вперед, но каждая и без помех с трудом протиснулась бы в проем.
— Дамы, помните о своем положении! — восклинул начальник стражи, который знал обеих с раннего детства.
— Вы правы, — выдохнули обе, и Селестина отступила назад, позволив младшей сестре пройти первой.
Впрочем, на весы первой должна была встать старшая княжна, как и год назад. Оплывшая темноволосая красавица встала на деревянную раму, скрипнувшую под ее тяжестью. Служители поспешно установили бронзовые гири, и через несколько минут начальник стражи провозгласил:
— Четыре таланта и еще сорок мин ровно, княжна. Иначе говоря, за год вы поправились на два таланта и пятьдесят шесть мин. Великолепно!
Глаза Селестины затуманились от слез, когда она слезала с весов, думая, чем пожертвовала ради этого момента. Но ее сестре уж конечно не перекрыть ее достижений!
— Княжна Акадия, ваш черед, — проговорил блюститель престола.
Раскормленная княжна, оправив светлые волосы, осторожно заняла то место, где только что стояла ее сестра. Дубовые весы заскрипели, восстанавливая равновесие.
— Четыре таланта и пятьдесят две мины! — удивленно воскликнул начальник стражи. — Княжна, это значит, что вы также набрали ровно два таланта и пятьдесят шесть мин!
— Что?! — хором возопили сестры. — И что это значит? — снова же хором вопросили они, гневно переглянувшись.
Блюститель престола демонстративно развернул старинный свиток.
— Что ж, согласно закону вы можете выбрать одно из двух. Либо вы соглашаетесь править вместе, и в Жирнии в ближайшие годы будет дуумвират, либо же отправляетесь по домам и через год повторяете попытку заново.
Сестры снова смерили друг друга взглядами, на сей раз оценивая те многочисленные объемы, которыми обзавелась каждая из них, и дух былого соперничества почти рассеялся. Уж если кто и понимает, как я сейчас себя чувствую, так это она, — хором подумали обе.
С глазами на мокром месте, раскормленные особы княжеского рода рванулись навстречу и стиснули друг дружку в теплых трепещущих объятиях. И клятвенно пообещали разделить власть, титул, состояние и последнюю краюху хлеба, во всем сотрудничать и никогда-никогда более не завидовать друг другу.
Спустя несколько минут Селестина услышала громкое урчание и отступила:
— Сестра, это не твой желудок требует пищи?
Тут же эхом заурчало в животе у самой Селестины, и Акадия рассмеялась.
— Лично я проголодалась. Пообедаешь со мной?
— Охотно! — широкое лицо черноволосой со-княгини Жирнии расплылось в широкой улыбке. — После сегодняшних треволнений я просто умираю от голода, так что одного обеда нам на двоих будет маловато...