Предрекая прошлое

Миша* гневно расхаживает туда-сюда. Вокруг, куда ни глянь, толпы народу, от шума голова раскалывается. И куча жирных! Вон хорошенький парень ведет под руку какую-то раскормленную корову, сало вываливается из-под футболки; а две минуты назад ее едва не закатала в асфальт неимоверно корпулентная семейка — мамаша поперек себя шире с парой стокилограммовых отпрысков раннеподростковых лет, у каждого в руке громадный гамбургер… мрак!

* В чешском — обычное уменьшительное от женского имени «Микаэла» (а уменьшительное от мужского «Михал-Михаэль» — «Миха».

Нет, так она никогда не найдет Гонзу. Мишка лезет в сумочку за мобилкой и слышит жалобный писк. Заряд йок. Шнур питания есть, но где тут зарядить аппарат? Снова осматривается вокруг и обнаруживает себя прямо перед зеркальным лабиринтом. И не может устоять перед искушением снова полюбоваться собой в зеркале, прекрасно сознавая силу своей красоты.
Узкое лицо в обрамлении светло-русых волос, небольшая грудь аккуратно округляется под белой футболкой, что так замечательно подчеркивает загар на оголенных руках и плоском животе. Широкий синий пояс подчеркивает осиную талию, красная плиссированная мини-юбка прикрывает подтянутый округлый задик...
Но что это отражается в зеркале? Груди как пушечные ядра? Живот, свисающий ниже тайных мест, колышущийся с каждым шагом? Расплывшиеся бедра, с какими ходить можно лишь переваливаясь по-утиному? Задница шириной в телегу? Да я ж даже в зеркало не влезаю, бррр, что за дичь!
А, ну конечно. Кривое зеркало. Для зеркального лабиринта вполне обычное дело. Успокоившись, Миша продолжает оглядываться, но вокруг всех аттракционов толпы народу… и только вот эта палатка пустует, чуть в стороне от главной зоны луна-парка, с вывеской «Хиромантия».
Мысленно возведя очи горе, она понимает, что выбора-то нет, и движется туда. Ныряет сквозь постукивающий бамбуковый занавес.
— Добрый день.
— Добро пожаловать, дорогуша. Иди сюда и поведая мадам Мистерии, чего жаждет твое сердце.
Мадам — средних лет, весьма массивного сложения, разукрашенная и разодетая в цыганской манере, но судя по бледной коже, происходит из иного народа.
— Нет-нет, я не хочу никаких предсказаний будущего, мне просто нужно подзарядить мобилку. Я даже готова заплатить вам за это, но не более.
— Спокойствие, девочка, только спокойствие, я никому не предсказываю будущего. Я предрекаю прошлое.
— Звучит глупо.
— Думаешь? Ну, тогда почему бы тебе не попробовать самой. Совершенно бесплатно. Все равно придется обождать, пока твой телефон зарядится. Давай сюда, — и мадам втыкает шнур в гнездо. — А мы пока посмотрим на твое прошлое, милая, покажи руку.
Миша неохотно протягивает псевдоцыганке правую ладонь, и та, полуприкрыв глаза, «читает»:
— Так-так. Счастливое детство, любящие родители. Правда, мама ругала тебя за каждую лишнюю вкусняшку и постоянно пыталась приобщить к спорту.
Что ж, в целом правда, соглашается Миша, но по ее внешности и поведению все это и так легко понять.
— А еще подробности будут?
— А как же. Когда ты пошла в школу, все изменилось. Родители твои вдруг перестали понимать друг друга, отца ты видела все реже и реже, а потом он и вовсе исчез. А с ним исчезли и деньги, как-то он сумел уклониться от алиментов, и маме твоей приходилось всячески выкручиваться, чтобы прокормить двоих на одну скромную зарплату...
Чушь, хочет воспротивиться Миша, ничего такого не было… а потом вспоминает те скандалы, от которых она пряталась в подушку, рыдая, не желая слышать всего этого… и — голод, постоянный жуткий голод...
Тощие годы те до сих пор читаются по ее телу. Футболка висит как на вешалке, подчеркивать нечего, подол свисает до самого пояса — хотя бы прикрывает впалый живот. Никакой кокетливой мини-юбки, разумеется, просто застиранные красные шортики свисают с тощих бедер, и сидеть на жестком кресле не очень удобно.
Мадам Мистерия улыбается, палец ее скользит по ладони дальше.
— Ближе к десятому твоему дню рождения жизнь стала полегче. Мать перешла на другую работу с зарплатой получше, там же нашла себе нового спутника жизни, и вот на столе уже вновь много еды, но для тебя у нее теперь редко когда хватало времени, а без присмотра ты тут же бросила спорт и перестала измываться над собой.
Миша покаянно опускает голову. Декольте заполняется вновь, лифчику с подкладкой теперь есть что поддерживать, из-под подола футболки выглядывает загорелая полоска животика, только там теперь не тренированные мышцы, а слой ленивого жирка, в который слегка врезается пояс, а мешковатого кроя шортики в некоторых местах явно тесноваты.
— Мать перестала обращать на тебя внимание, и это очень тебя задело. Ты не могла простить ее нового кавалера за то, что она теперь с ним, а не с тобой. Плюс он был, как ты говорила, жирный, — мадам произносит это с по-детски ругательной интонацией. — Поэтому ему пришлось начать активную кампанию, переманивая тебя на свою сторону. Он заваливал тебя подарками и сластями. Буквально каждый день вручал что-нибудь вкусненькое. Несколько месяцев ты сопротивлялась, а потом все же приняла его, когда на твой день рождения услышала «если тебе не нравится тренажерка, можешь не ходить». Сейчас ты уже и не понимаешь, что тебя так раздражало, ведь даже родной отец не был таким покладистым.
Миша улыбается, вспоминая те месяцы перебранок. Она в упор не замечают, как наливаются салом ее бедра, распирая штанины мешковатых шортиков, как живот прорастает складками, одна из которых нависает над поясом, как из лифчика исчезают подкладки, и все равно грудь округляется еще заметнее.
— Ты привыкла к сытной еде и для счастья тебе, в общем, ничего больше и не требовалось, а мама охотно подкладывала тебе добавки, радуясь, что в доме наконец наступил мир. И они решили устроить свадьбу, ведь оба уже не так молоды, надо праздновать, пока есть возможность. В центре праздника закономерно оказалась ты, златовласый ангелочек, которым любовались все гости и подсовывали одну вкусняшку за другой. Тогда-то, за свадебным столом, ты впервые объелась по самое не могу. И тебе это понравилось.
Живот Миши раздувается, вываливаясь из-под футболки тремя массивными складками: нижняя, самая скромная, кое-как прячется в шортах, центральная, самая массивная, напротив, гордо нависает над ними, практически скрывая пояс загорелой плотью, а третья как-то втискивается под футболкой, чуть пониже солидного бюста. Она откидывается на спинку кресла, чтобы грудь не перевешивала.
— После свадьбы для тебя словно наступила новая жизнь. Отчим твой был человеком богатым, хозяином сети кондитерских, и не жалел денег на семью. Уют и роскошь окружали тебя.
Свисающая с плеча сумочка превращается из турецкой подделки в модельный оригинал от Гуччи, сандалии становятся удобными облегающими тапочками. Шорты снова мутируют в элегантную красную мини-юбку, а на футболке возникает логотип всемирно известного модного дома.
— Он купил для вас дом в тихом пригороде и каждый день возил тебя в школу. У тебя была личная комната с телевизором и компьютером, и ты кучу времени проводила именно там, вставая из-за стола.
Миша поерзала; юбка выросла на несколько размеров. Что-то тут не так, но что именно? Желудок недовольно урчит.
— Да, от моей болтовни ты явно проголодалась, — мадам Мистерия прекращает вещать и переходит на обычный тон, — вот, держи, мне тут из нашей кондитерской постоянно приносят кучу оставшегося… — И придвигает к Мише поднос со всякой выпечкой.
— Ой, спасибо, — улыбается она, сцапав кекс, — а правда можно?
— Конечно. Сама видишь, сколько тут, мне одной и за неделю не управится. Так что помогай. Только другой рукой, пожалуйста, правая твоя ладонь мне нужна.
Быстро отправив кекс в рот, Миша слизывает сахарную пудру с пальцев, вытирает салфеткой и вновь предоставляет мадам правую руку, а левой задумчиво тянется к подносу. Что бы такого взять — трубочку с кремом, или ванильную плюшку?
— Ты предавалась счастливой лени, пока не родилась твоя сестренка, Аника. Так в двенадцать лет ты получила нечто среднее между личной куклой и собствнным ребенком. Мама безумно тобой гордилась. Ты всячески заботилась о сестре — меняла ей подгузники, укачивала, а потом и кашу начала ей варить. И из твоих рук она съедала все без остатка.
На пухлых щеках Миши от улыбки прорастают ямочки. Я и сейчас о ней забочусь, думает она, вот завтра приведу Аничку в луна-парк, ее круглая мордашка будет сиять ярче солнца.
— Ну а у тебя самой начался переходный период, перестройка организма и все такое. Из-за этого на тебя постоянно нападал дикий жор, днем и ночью ты сметала все, что на глаза попадалось, и полнела так быстро, что даже мать кривиться начала, а ты ей назло продолжала лопать еще больше. Отчим твой, чтобы на кухне было поменьше скандалов, предпочел нанять повара.
Мини-юбка вырастает на несколько размеров, жесткое кресло поскрипывает под немалым весом, живот вываливается на коленки. Миша, впрочем, этого не замечает — поле зрения перекрывает массивный бюст, опять же, она занята, поедая очередную плюшку. Мелькает легкое сомнение, что-то тут не так, и вообще, разве у меня всегда пальцы были как сосиски? И...
— А еще ты ухитрилась уговорить отчима на «проинспектировать» его заведения, и как минимум один вечер в неделю тратила, пытаясь перепробовать весь ассортимент очередной кондитерской. Вооруженная карандашом и таблицей с дегустационными оценками, а потом еще и аналитику начала готовить. И он вскоре заявил, что у него в жизни не было лучшей секретарши.
Миша гордо задирает курносый носик. Футболка трещит.
— Так у тебя совершенно не осталось времени лениться. Ты заботилась о сестричке, помогала отчиму, готовила вместе с поваром. Школа, как следствие, отошла на задний план. Увидев в табеле за восьмой класс сплошные «удовлетворительно», твоя мама решила, что дальше так нельзя, слегка урезала твои нагрузки и наняла тебе репетитора — старшеклассника из вашей же школы.
Миша краснеет, что, разумеется, не ускользает от мадам Мистерии.
— Так к тебе пришла первая любовь. Неудивительно, Ондра был красавчиком, — поглаживает ее пухлую ладонь. — Увы, в пятнадцать лет ты твердо решила, что девяностовосьмикилограммовая барышня никому понравится в принципе не может. И села на диету. С твоей точки зрения — категорически неуспешную, ты-то размечталась, что за месяц чудом скинешь тридцать кило. По факту же ты сбросила пять и тут же набрала два. Но чуть-чуть похудела ведь.
Живот ее чуть сдувается, кресло становится чуть менее тесным, а юбка чуть посвободнее. Миша перестает жевать, смотрит на очередной кекс в руке и решительно кладет обратно на поднос. Сегодня я и так достаточно слопала, мысленно заявляет она.
— Ты все равно считала себя слишком толстой, однако Ондра тебя заметил, ты ему понравилась и он тебя соблазнил. Так что вместо неправильных глаголов и производных ты вскоре уже учила Камасутру и ее практическое применение. Ученицей ты оказалась прилежной, а такое обилие физической активности весьма заметно сказалось на твоей фигуре, цифра на весах все уменьшалась, и ты была на седьмом небе.
Миша в кресле словно тает: грудь уменьшается, второй подбородок и складки сала пропадают как не бывало, бедра вместо жира наливаются крепкими мышками. Она с отвращением смотрит на поднос с выпечкой и чуть отодвигает неправильное искушение.
— У твоей двойной жизни, однако, не обошлось без побочных эффектов, — качает головой мадам Мистерия, — оценки в школе не улучшались, родители продолжали платить репетитору, и замкнутый цикл продолжался. А потом ты случайно подслушала, как Ондра за углом болтает с дружками, мол, да, сплю я с этой коровой, так бабки ведь платят! Это ранило тебя в самое сердце, ты преисполнилась уверенности, что раз ты толстая, тебя никто и никогда не полюбит, и с разочарованием своим и депрессией принялась бороться привычным уже способом — за обеденным столом, — и через полгода тебя разнесло раза в два.
Кресло жалобно скрипит под ее тяжестью, распираемое тучными телесами. Складки сала свисают чуть ли не до колен, пузо видно уже даже под могучими грудями. Сцапав трубочку с кремом, Миша сразу запихивает ее в рот, придвигает поднос вплотную и вгрызается в следующую плюшку.
— Кто знает, что было бы, но тут вышла счастливая оказия, — улыбается ей мадам Мистерия. — Приближался выпуск, ты погрузилась в учебу, однажды тебе понадобились какие-то дополнительные материалы в библиотеке, и ты столкнулась с другим учеником. Буквально сшибла его на пол, споткнулась сама и плюхнулась ему на коленки прямо между стеллажами. И к вящему твоему удивлению, Гонза нисколько не испугался барышни, которая весит более полутора центнеров, извинился, пригласил тебя на порцию мороженого, потом в кондитерскую, потом в кино… Ну и вот у нас день сегодняшний: ты успешно закончила школу, поступила в универ на экономический и параллельно работаешь на отчима врио управляющей его сетью кондитерских. Учеба, работа, забота об Аничке и любовь, большая и светлая — времени волноваться насчет лишнего веса у тебя попросту нет, и что странно, он уже почти и не растет. Ну что, правильно я предрекла твое прошлое?
— Ох, сколько времени-то прошло уже! — восклицает Миша.
Мадам отпускает ее руку и вручает мобилку. Пятнадцать процентов, с этим уже можно жить. Быстрый набор из списка.
— Привет, солнце… Да живая я, живая. Нет, не передумала. Я тебя не могла найти, мобилка сдохла, в общем, сижу у предсказательницы. За зеркальным лабиринтом палатка мадам Мистерии, которая читает по ладони… Да, конечно. Я тоже. Целую. — Отключается. — Скоро придет. Я пока расплачусь...
— О чем ты, милая? — возражает псевдоцыганка, всплеснув тонкими бледными руками. — Мы же изначально договорились, все совершенно бесплатно.
— Да, но… вы просто чудо. Словно вы обо мне знаете больше, чем я сама, — с толикой беспокойства говорит Миша. Смотрит на поднос, где от горы выпечки осталось каких-то три плюшки. — Плюс я вдобавок на нервах схомячила все ваши вкусняшки… — И чистой рукой лезет в кошелек.
— Нет-нет, — мадам останавливает ее, — деньги мне не нужны, оставь для тех, кто нуждается. Мне достаточно того, что ты оценила силу моего искусства. И лучшей наградой мне будет, если ты однажды встретишь на своем пути человека, неудовлетворенного своей судьбой, и пришлешь его ко мне. Договорились?
Миша охотно кивает, второй подбородок ее ложится на верхнюю часть груди. Шея скрылась где-то в складках сала.
— Да, конечно!
— Кроме того, — улыбается мадам Мистерия, — ты вовсе не все вкусняшки съела, так что пока не пришел твой кавалер, можешь это исправить. Мне на сегодня их уж точно хватит.
Миша нерешительно глядит на три оставшихся плюшки.
— Правда? Впрочем — ладно, стройной мне так и так не бывать, а они вкусные. — И тянется за выпечкой.
Гонза появляется в палатке минут через десять, когда все давно уже съедено и переваривается. Миша как раз вытирает руки влажной салфеткой и болтает с мадам о том о сем.
— О, привет! — Пытается встать, но кресло слишком узкое, а желудок слишком плотно набит, и оседает обратно на хрустнувшую мебель. Жалобно смотрит снизу вверх: — Помоги, а?
Гонза подскакивает, и объединенными усилиями они воздвигают Мишу в вертикальное положение, пузо и бюст перевешивают и она, сделав пару шажков, упирается в грудь Гонзы. Улыбается, оглядывается и краснеет: кресло так и осталось висеть у нее на тучных боках. Фыркнув, кавалер высвобождает ее из капкана.
— Вижу, ты успешно выбралась из беды, — и стирает пальцем с ее щеки остаток шоколада, который Миша не заметила.
— Помогли добрые люди, — улыбается она в ответ, — так уж мне везет — они везде попадаются. Вот даже ты попался, — и, привстав на цыпочки, чмокает его в щеку.
Мадам Мистерия улыбается счастливой парочке, довольная своей работой.
— Легкой тебе дороги, Микаэла. Рада знакомству и присылай клиентов, — подмигивает.
— Я тоже очень рада, мадам Мистерия. Спасибо за все и до свидания.
Они выходят наружу, рука в руке, проходят мимо лабиринта. Миша останавливается и глядит на свое отражение, снова чувствуя, что что-то не так. Груди как пушечные ядра? Живот, свисающий ниже середины бедер, колышущийся с каждым шагом? Расплывшиеся бедра, с какими ходить можно лишь переваливаясь по-утиному? Задница шириной в телегу? Да я ж даже в зеркало не влезаю! И это все — правда я?
— Красавица, подтверждаю, — шепчет Гонза ей на ушко. — Куда теперь?
Обняв его, она прогоняет прочь все треволнения.
— У мадам Мистерии я выяснила, что тут, оказывается, есть отменная кондитерская. А я уже устала ходить. Как думаешь...
— Да запросто, — отвечает он, — для тебя, Мишутка — что угодно. Веди, ты ж у нас дегустатор, по запаху — найдешь.