После праздника
После праздника
(Stuffing the turkey)
Все готово. Еда, десерты, напитки. На каждый день благодарения я устраиваю что-то типа вечеринки — собираю семью и друзей-приятелей. Как принято, каждый тоже приходит с чем-нибудь вкусненьким. Потлач, называлось это у тех индейцев, которые подарили нам сам этот праздник. Нет, мы не сидим все за длинным столом — его у меня и нет, — просто каждый устраивается где кому удобнее. Когда вечеринка заканчивается, многие уносят домой по кусочку чего-нибудь особо понравившегося, но изрядная часть остается неоприходованной. Вот это все я потом собираю в кучу — и объедаюсь до отвала, даром что и так только-только поужинала за троих.
Потому что я люблю держать себя в форме. А идеальная форма, как известно, шар. До идеала я не дотягиваю, но за последние пять лет обзавелась большим и круглым пузом. Сиськи выросли не слишком, так, второй размер. Меня устраивает. Потому что по-настоящему я хочу, чтобы росло именно пузо — чем больше, тем лучше.
Вот собирается компания. Стол в фуршетном стиле накрыт. На любой вкус. Тако с бобами, зеленые бобы, картошка, помидоры, ягнятина… а еще ветчина, индейка, картофельное пюре, ребрышки, куриные крылышки, жареные грибы, рогалики, пицца, рис (ну какая же азиатская кухня без риса?) и много-много разнообразных десертов.
Обмениваемся любезностями — и за еду. Общаюсь кое с кем из родственников. Основная тема — насколько же я растолстела. Вот какое им дело? У врачей бываю, за здоровьем слежу — кроме лишнего веса, никаких проблем.
А вот и Дейв, мы с ним дружим с детсадовского возраста.
— Привет, Амбер. Помнишь Шейна? Ты еще в него в девятом классе была влюблена.
За обе руки силой вынимает меня из кресла и куда-то тащит.
— Мы куда идем?
— Увидишь, — говорит Дейв. — Эй, Шейн!
Тот поворачивается. Он стал еще красивее — высокий, черноволосый, глаза так и искрятся.
— Салют, Амбер, сколько лет, сколько зим, — с улыбкой говорит Шейн. И взгляд его сам собою опускается на мой живот, который трех тарелок макарон с сыром изрядно бугрится даже под моей мешковатой футболкой. — Выглядишь… приятственно.
Слабо улыбаюсь. Пытаясь не умереть от стыда.
— А ты почти не изменился.
— Ну, вы себе болтайте, а я пойду пропущу еще стаканчик, — говорит Дейв и исчезает.
Пару минут мы вот так вот стоим, пытаясь сочинить светскую беседу. Получается, прямо скажу, не очень.
— Ну… давай перекусим, что ли? — наконец говорит Шейн, направляясь к буфету. Я киваю, мы набираем на тарелки всякой всячины, но потом он уходит к своей компании, а я к своей.
И вот наконец-то день благодарения официально завершается, как и вечеринка. Все, больше никаких родственников, капающих мне на мозги на тему, что я срочно должна похудеть. Наконец-то апартаменты в полном моем распоряжении, вместе с целой горой всяких вкусностей.
Переодеваюсь в удобно-домашний прикид, а именно, в куцую маечку, которая еще вчера была почти впору, и шортики. Спускаюсь из спальни на кухню, нагребаю полный поднос еды, плюхаюсь на диван перед телевизором и жую, жую, жую… Где-то к середине подноса слышу шаги. Разворачиваюсь — кто там? — а в дверях стоит Шейн, с этаким сонным видом.
Смотрит на меня, улыбается.
— О, привет, А-амбер! — почти зевает.
А я, между прочим, полуголая. Маечка мое раздувшееся пузо прикрывает едва наполовину, а телесного цвета шортики и вовсе где-то под ним, не присмотришься, их и не видно. Быстро хватаю покрывало, набрасываю на себя аки тунику.
— Шейн, ты что тут делаешь? Я думала, ты ушел...
Лихорадочно копошусь под покрывалом, пытяясь утрамбовать пузо в шортики.
Он подходит, садится рядом. Его ладонь на моем пузе, большом и круглом. Принимается поглаживать его — и я при всем своем смущении не могу не издать довольный выдох.
— Хорошо, правда? — В его дыхании пары алкоголя. Крепкого на столе было немного, но пива — целое море.
— Ты что, пьян? — спрашиваю.
Вместо ответа он говорит:
— Люблю толстых девушек. Особенно с большими и толстыми животами. И ты мне, честно говоря, и раньше нравилась, — его ладонь ощупывает, гладит мой живот, так же нельзя… но я почти хочу, чтобы он продолжал. — Меня просто прет от таких вот жиров. И я знаю… я знаю, что тебе нравится быть толстой.
Берет с подноса кусок пиццы и скармливает мне его с рук. А я… я просто позволяю ему это, потому что он прав.
— Как насчет того, чтобы я сейчас покормил тебя, пока ты не сможешь больше слопать ни кусочка? Что скажешь? — почти мурлычет он.
— Заткнись. Ты просто пьян, — последними остатками здравого смысла отпихиваю его ладонь, которая уже начала лапать ближайшую складку сала у меня на боку.
— О нет, Амбер, я вполне трезвый, с пары бутылок пива мне не окосеть, — отвечает он. И медленно стягивает покрывало с моего живота, открывая всю его беззастенчивую выпуклость.
Судя по выпуклости в его собственных штанах, Шейн не врет. Его и правда от такого прет.
— Такой симпатичный животик, большой и круглый. Выпуклый, в складках. Тебя, плюшка, хватит на целую кондитерскую, да? — И медленно высвобождает мое пузо из шортиков, которые для него действительно слишком тесные. Пузо, свободно выкатившееся на мои колени, одобрительно урчит.
— Кажется, кто-то все еще голодный, — поднимаясь с дивана, сообщает Шейн. — Амбер, ты уже большая девочка, а значит, должна хорошо кушать.
Я должна бы остановить его. Должна, но — не хочу. В девятом и десятом классе, пока его родня не переехала в другой город, я была тайно влюблена в этого парня — а сейчас он воплощает в жизнь мои тайные фантазии? Это же просто праздник, и не календарный день благодарения, а истинный.
Он возвращается с кухни со вторым подносом, наполненным всякой снедью в три слоя. Глаза у меня распахиваются широко-широко.
— Ты что, думаешь, я все это съем?
— Ну конечно. А кто ж еще? — улыбается и ставит поднос на стол. — Встань-ка на секундочку.
Я подчинаюсь, и меня тут же хватают за обе руки и привязывают к креслу.
— Какого...
— Мне знакомы твои самые глубокие и темные желания, — прищуривается Шейн.
— И какие же они, интересно?
— Увидишь.
Наклоняется, быстро целует меня в губы и отступает, придвигая столик с едой. Желудок мой урчит. А ведь я не голодная.
— Кажется, кто-то хочет кушать, — замечает он и набирает большую ложку картофельного пюре. — Скажи «а-а-а», — и запихивает мне в рот. — Я добавил еще кусочек масла и сметаны, чтобы пожирнее вышло.
Пюре действительно жирное, густое и сытное. Он скармливает мне всю миску. Желудок… он у меня тренированный, так что там осталось еще место, хоть и не слишком много.
— Уффф… ммм… — только и могу я стонать. — Ше-е-ейн...
Затем приходит черед рулетиков с курятиной. Силой впихивает их в меня, один за другим, а я не могу остановить его.
— Мффф...
В пузе ворчит.
— Вот только не изображай мне, что это все, — кладет ладонь мне на пузо, аккуратно и нежно прощупывает. — У тебя там места еще хватает.
Затем яблочный пирог — ну, половина пирога, что осталось, — и целый творожник.
— Все, Шейн, хватит… — выдыхаю я со стоном.
— Ладно. Перерыв десять минут, отдыхай.
И достает что-то из кармана.
— Это у тебя что такое?
Шейн открывает флакончик и наливает немного на мое выпирающее пузо.
— Масло. Расслабься, оно просто сделает твою кожу мягче, чтобы живот лучше колыхался и вообще.
И принимается втирать масло в кожу. Наливать он предпочитает в пупок, а потом растирать круговыми движениями. Странный звук получается. Но он прав, живот от такой процедуры становится мягче — а самое главное, освобождается немного места в желудке.
Через какое-то время он берет со стола черничный пирог и засовывает мне в рот солидный ломоть. Жую, постанывая, а он принимается ласкать сквозь тонкую маечку мои сиськи. Не могу не застонать и от этого.
— Тебе это нравится, правда? — шепчет Шейн.
Да, Шейн точно знает, что мне нравится. Следующие куски пирога он щедро поливает взбитыми сливками. А остаток сливок выдавливает из тубы мне прямо в рот.
— Обжора, круглая и толстая, — сообщает он мне, — от сливок твой живот станет еще больше и круглее.
А потом берет воронку и пакет обычных сливок.
— Ротик открой пошире, — говорит Шейн, устраивая воронку у меня во рту. А потом медленно заливает сквозь нее густую кремово-белую жидкость.
— Мммм, — только и могу выдать я, пока в мой живот отправляется последний литр жидких калорий. А Шейн снова гладит мое пузо и сиськи.
— Ты после школы так растолстела. Чревоугодие — грех, знаешь ли, — усмехается он. — Такая толстая. Очень, очень толстая. Тебя клонит в сон? Еще бы, тебе сейчас надо как следует поспать, тогда все, что ты слопала, превратится в жир.
Продолжает ласкать мое раскормленное тело, мой разбухший и тяжелый живот.
— Как ты узнал, что мне нравится? Я же никогда тебе не говорила...
— Дейв рассказал, — просто отвечает Шейн. А потом шепчет «интимным шепотом» на ушко: — О да, он рассказал. Ты же как-то просила его помочь тебе поправиться, он и спросил — а как ты это планируешь?
Поднимается, придвигает себе стул, садится поудобнее и снова принимается играть с моим животом.
— А ты ему и ответила: «чтобы меня привязали к стулу, кормили силой и через воронку, чтобы шутили, как я толстею, чтобы ласкали мой живот и сиськи — особенно соски, потому что это меня возбуждает».
Шейн развязывает мои руки. Быстро встаю из кресла — слишком быстро, мое подпрыгнувшее пузо чуть не сбивает Шейна с ног.
— Ох, прости.
— Не извиняйся. Мне это нравится.
Поднимается — и обнимает меня. Его ладони скользят по моим складкам, зарываются в мягкое тело… а потом наши губы сливаются в поцелуе, долгом-долгом. Мои руки играют его волосами, его руки перебирают мои жиры.
— Я скучал по тебе, — говорит он.
— А я по тебе.
— Да, и еще одно вроде было, — шепчет он, — Дейв сказал, что ты предпочитаешь подчиняться.
— Это как… — только и успеваю выдохнуть я, как меня заваливают на диван.
И все заверте...
Вот это и в самом деле — праздник.