Помощь и забота
Помощь и забота
(Helping)
— Тебе не кажется… что я поправилась? — несмело спросила Арден, не отрывая взгляда от наполовину оприходованного бургера. Барышни, облаченные в пижамы, сидели прямо на полу в гостиной, как и положено на киновечеринке.
Элизабет совершила над собой титаническое усилие и не рассмеялась от того, каким невинным тоном задан столь риторический вопрос.
— Может, немножко… — с деланным безразличием заметила она. Если Арден и впрямь думает. что она не поправилась — это высшая стадия самообмана.
Взгляд больших и круглыъ карих очей снизу вверх из-под растрепанных каштановых ворос как бы намекал, что от Элизабет ожидалось утешительное «да ну, не все так плохо, нормально ты выглядишь, не парься». Она определенно не желала понимать, что ответ «может, немножко» — это максимум снисхождения, которого вообще можно ожидать от нормального человека. При всем, как говорится, хорошем отношении.
Наконец Арден проговорила:
— Или мне пора перестать питаться всей этой хренью… — и даже опустила начатый было гамбургер. «Хрень» громоздилась вокруг подготовленными для киновечеринки штабелями картонок и контейнеров из заведений быстрого питания. А благое решение «перестать», могла бы сказать Элизабет, подзапоздало примерно на центнер, ибо в Арден нынче было кило этак сто восемьдесят. Могла, но предпочла промолчать. Лишь скозьзнула взглядом по пышно-каштановым лохмам, что заканчивались на еще более пышной груди, под напором которой пуговки пижамной кофточки грозили брызнуть в стороны. И ниже, по неохватному бледному пузу, которое вываливалось из этой самой кофточки от пупка и ниже.
Она, конечно, могла сказать много чего. Насчет отрастить такое пузо. Или насчет слишком тесной пижамки «четыре икса». Или насчет привычки слопать в один присест столько, что потом кое-кто физически не может встать.
Но вместо этого отозвалась:
— Так я ведь питаюсь той же хренью, и? — И в силу своих невеликих актерских талантов изобразила позу с эротической открытки, опираясь локтем о пол и гордо выпятив свой второй номер. Да, Элизабет оставалась стройной и подтянутой, в отличие от расплывшейся донельзя Арден. И да, конечно, для такого различия хватало причин. Порции у Арден были раза в четыре побольше, плюс у Элизабет не было привычки по завершении основной трапезы подъедать все съестное в пределах досягаемости.
— Ну, наверное… — нерешительно согласилась Арден.
— А значит, не в питании дело, — логично завершила Элизабет категорически неправильный вердикт. И чуть покраснела, но в полумраке гостиной, озаренной лишь мерцанием зомбоящика, этого не было видно.
Арден вздохнула и опустила взгляд, медленно скользнув руками с боков под тучное пузо, лежащее на мясистых бедрах. Ладони ее полностью скрылись под массой жиров, на виду остались лишь пухлые запястья. Элизабет очень хотелось самой зарыться руками примерно там же, как бы это было тепло и уютно. А еще — зарыться лицом в это самое пузо, так, чтобы дышать было практически нечем, утопая в море жиров и целлюлита… лежать на этих плюшевых бедрах, как на подушках… Усилием воли она вернула себя к действительности, как раз чтобы услышать чуть смущенную Арден:
— … просто… как ты думаешь… может, все-таки мне стоит взять себя в руки? — Как будто сама попытка что-то поменять в ее глазах станет признанием того факта, насколько же далеко она зашла на пути чревоугодия, как будто это — более постыдно, нежели то, насколько же она на самом деле разжирела.
— Тебе решать, — проговорила Элизабет как можно более нейтрально, стараясь, чтобы продолжение не звучало насмешкой. — Только если собираешься сесть на диету, давай не прямо сейчас, ладно? А то я целую кучу еды притащила специально для тебя, не выбрасывать же! В конце концов, это ж наш, особый вечер должен быть.
За еду нынче отвечала Элизабет. Она уже не спрашивала Арден, сколько и чего именно та желает. Просто заказывала через приложение по максимальным скидкам на «семейные» порции, или готовила сразу пару кастрюль, добавляя куда больше масла-сливок-сыра, нежели предпочитала сама. И конечно, все это должно было оказаться у Арден под носом. Если та и замечала, что ей всегда подсовывают такую гору съестного — она не возражала. Возможно, даже себе самой слишком неловко было признаться, насколько больше Элизабет она ест.
Молчание повисло в воздухе, и Элизабет изобразила максимально честную улыбку. Казалось, сейчас все надо было делать через силу. Дышать. Сидеть спокойно. Выглядеть естественно.
… Начиналось все это, разумеется, с малого. Элизабет подсовывала подруге лишнюю булочку, подкладывала добавки. Что тут особенного? Когда о ком-то заботишься, ты желаешь, чтобы этот кто-то хорошо кушал. Арден определенно не жаловалась. Она изначально была барышней совсем нехуденькой, и конечно же, ей и порция положена побольше, так? Потом порции стали увеличиваться. Элизабет стала приносить из кухни вторую наполненную с верхом миску, ставя ее перед уже сытой подругой. И Арден неизменно съедала все, отдуваясь и говоря «спасибо»...
— Ну, наверное, да… — тихо проговорила Арден. Элизабет улыбнулась и потихоньку подвинула к ней следующую картонку с бургером. Арден вскрыла картонку, поднесла бургер ко рту и… замерла, словно собираясь сказать еще что-то.
Элизабет улыбнулась и прервала дело в зародыше.
— Ну что, включать фильм?
— Ой. Да! — воскликнула Арден. — Давно хотела посмотреть полностью, и тебе точно должно понравиться! Ох, сколько же мне еще нужно тебе рассказать!.. — И она вгрызлась в бургер, явно оставив позади сомнения насчет диет. Начала говорить с набитым ртом, передумала, прожевала, проглотила, откусила еще и глотнула колы, а потом уже заговорила.
… Нет, Элизабет никогда не заставляла Арден есть. Просто… когда у Арден после еды вроде как в желудке оставалось еще чуток места, Элизабет вновь увеличивала ее порцию. Она заботилась, чтобы подруга не осталась голодной. Одна добавка скоро превратилась в две. А потом в три...
Элизабет погружалась в воспоминания, а Арден радостно болтала, пухлое лицо ее сияло, пока она пересказывала все фэнские теории насчет сюжета. От умиления Элизабет почти прослезилась. Арден всегда была милахой, но чем больше она полнела, тем больше Элизабет к ней тянуло. Ну как можно кого-то винить в заботе о любимом человеке?
… И Арден просто продолжала полнеть, едва осознавая это как проблему. Не смогла влезть в штаны — Элизабет добыла для нее новые. Не говоря ни слова, ибо зачем? Не Элизабет же заставила ее перерасти старые. И не заставляла целыми днями валяться на диване. Арден вполне могла пойти в спортзал, могла сесть на диету. Но она, отприродная лентяйка, фактически обречена была стать толстушкой. Элизабет просто… помогла.
В конце концов ей надоело мотаться на кухню и обратно, и она начала просто приносить сразу всю кастрюлю, из которой и подкладывать Арден в опустевшую миску. А та готова была лопать хоть с утра до вечера. Элизабет бегала туда-сюда, занимаясь домашними делами и периодически принося для Арден еще чего-нибудь съедобного; а она просто сидела на диване и ела, ела и ела. Всякий раз жаловалась «уф, объелась», и всякий раз сметала все принесенное, основную трапезу и последующие вкусняшки.
А затем Элизабет начала организовывать «особые» вечера, веселое совместное времяпровождение. Каковое теперь случалось почти каждый вечер. Неизменно — то, что не требовало особых усилий, просто чтобы Арден сидела и поглощала неимоверные количества съестного, не осознавая этого. В таком режиме она ухитрялась слопать примерно вдвое больше обычного, словно волшебное слово «вместе» увеличивало ее и так бездонный желудок. И вот с тех пор Арден и разнесло как на дрожжах...
Громкое «ик» вновь вернуло Элизабет в реальный мир. Фильм вовсю крутился уже более получаса, Арден продолжала жрать, даже не глядя, что именно и сколько ест. И уже не извинялась за «ик» и прочие посторонние звуки, просто смотрела на экран. Всосала остатки колы из большого стакана, и Элизабет поспешила наполнить его вновь, благо пара двухлитровок еще оставалась.
Саму ее фильм не интересовал. Она все эти «особые» вечере проводила, завороженно пялясь на Арден, на то, как та лопает.
Пижамная кофточка Арден потихоньку задиралась еще выше, пуговки растягивались все больше, словно стараясь оставить побольше места для всей этой еды. Кожа в просветах между пуговками покраснела и растянулась, Арден словно утрамбовывала в себя каждый проглоченный кусок… и продолжала есть, сосредоточенная на том, что происходило на экране. Когда бургеры закончились, она перешла на жареную картошку, запихивая ее в рот целыми горстями. Элизабет жутко захотелось вот так вот опрокинуть подругу на спину, пузом кверху, и самой запихивать ей эту картошку в рот.
Опрокинуть, несмотря на солидную разницу в весе, труда бы не составило: Арден с обессиленным видом откинулась назад — губы и оба подбородка перемазаны соусом, маслом и крошками — и простонала:
— О боже...
— Что случилось?
Ответила та не сразу.
— Да так… просто… охх… как же я объелась...
И при этом продолжала есть, хотя и медленнее, картошка отправлялась в рот уже не горстями, а по два-три ломтика.
— Хорошо постаралась! — промурлыкала Элизабет.
Выдать внятный ответ Арден была не в состоянии. Скользнула взглядом вокруг — гора сала, местами обтянутая фланелью, посреди бранного поля, усеянного смятыми картонками и контейнерами, а также крошками еды, что скатились по ее объемистым телесам или застряли там и сям в складках.
Краска смущения залила ее лицо.
— Боже… — выдохнула она, — ну зачем я все это слопала? Что вообще со мной не так? — И вновь икнула, но на сей раз все же прикрыла рот ладонью.
— Да все с тобой нормально, Арден.
— Ты наверняка думаешь, что я отвратительная. Посмотри на меня. Натуральная свинья, — у Арден выступили слезы, губа дрожала. — Почему я всегда вот так вот? Ты должна ненавидеть меня.
— Я тебя не ненавижу и ты не отвратительная. — Элизабет хотела сказать «ты прекрасна», но — не сейчас. — Нет ничего плохого в том, чтобы время от времени наслаждаться вкусностями. А сейчас наш особый вечер, помнишь?
Арден кивнула, утирая глаза.
— Угу...
— Я никогда не смогу тебя ненавидеть, Арден.
— Знаю...
Элизабет придвинулась поближе, умостив голову на пухлом плече подруги. У нее даже руки такие толстые… Подтянула плед и накрыла их обеих, не ради тепла даже — в комнате не было холодно, — ради уюта.
— Спасибо, что смотрела со мной фильм, Арден, я обожаю вот так вот проводить время с тобой. Слушай, тебе ж наверняка неудобно, расстегнула бы — здесь только ты и я, никто не видит, нечего стесняться… — И Элизабет потянулась, вся красная от собственной смелости, и принялась потихоньку расстегивать пуговки на пижаме Арден.
Бледная плоть выплеснулась вперед, на волю; там, где в нее врезались пуговки, остались розовые отпечатки. Элизабет упивалась ощущением мягкого, нежного жира под своими пальцами. Арден была такая теплая. Ох, улечься бы сейчас на ее громадном пузе, натуральная гора… Верхняя часть живота, пониже пупка, несмотря на мошный слой сала, казалась туго набитой, покрасневшей от натуги автокамерой, на которую опирались высвобожденные груди. Так-то стыдиться в этом аспекте Арден было нечего, просто в сравнении с монументальнейшими объемами пуза они казались маленькими и скромными, да и сама Элизабет не могла уделить им достойное их внимания, завороженно уставившись именно на неохватное пузо.
Высвобожденное, оно вновь колыхнулось волной, когда Арден громогласно икнула — комната аж вздрогнула, — а потом выдохнула с облегчением и залилась краской смущения. Опустила взгляд, осознала свое полуголое состояние и замерла — пытаясь не смотреть на Элизабет и скрывая собственное лицо под каштановыми лохмами.
— Все хорошо, — повторила Элизабет, — просто я хотела, чтобы тебе было уютно. От меня тебе незачем прятаться.
— Почему ты так хорошо относишься ко мне. Ты всегда такая предусмотрительная… и заботливая… Я тебя совершенно не заслуживаю, — тихо проговорила Арден.
И эти прелестные карие очи снова взглянули на Элизабет.
— Поверь мне, — отозвалась та, — я не хочу быть ни с кем иным.
И чмокнула подругу в щеку… но та как раз чуть повернула голову, так что поцелуй пришелся в губы.
Обе покраснели до помидорного состояния.
Рука Арден нашарила ладонь Элизабет и сдавила, крепко-крепко.