​Помнишь?

Помнишь?

(Remember?)

Сколько, три года уже прошло? Да, где-то так.

Помнишь, когда мы только познакомились? В тебе тогда было от силы килограммов восемьдесят.

Помнишь, когда мы только начали встречаться, ты жаловалась, что, мол, недовольна своей фигурой.

Помнишь, тебе требовалось «вдохновение», чтобы ходить в тренажерку и худеть?

Два месяца спустя ты влезла на весы, увидела «93» и пришла в ярость, помню, ты на весь квартал кричала, что удвоишь усилия, чтобы скинуть вес.

Наивное ты создание. Ты понятия не имела, что жизнь со мной сотворит с твоей фигурой, твоими собственными желаниями, даже с твоей способностью ходить.

И вот три года прошло. В тебе уже двести шестьдесят пять кило.

Ты постоянно жуешь, постоянно голышом, постоянно на пике возбуждения и постоянно жаждешь, чтобы тебя услаждали. Вся в испарине, даже когда ничего не делаешь, а только ешь, развалившись посреди нашей двуспальной кровати, которую гордо заполняешь почти целиком.

Сиськи у тебя с самого начала были немаленькими, четвертого размера. Сейчас одному господу известно, какой это размер — и как вообще измерить эти мешки почти жидкого сала. Ареолы, которые имели чисто розовый оттенок и в диаметре были менее трех сантиметров, сейчас цветом и размером как ломти ветчины, что ты кладешь в свои бутеры, которые лопаешь постоянно — из цельной ковриги, разрезанной в толщину. А в центре ареол — соски, что были маленькими скромными прыщиками, а ныне толщиной с твой большой палец и неизменно торчат набухшими сливами.

Бедра твои тогда слегка соприкасались, когда ты куда-то шла или тренировалась в спортзале; теперь они — сплошные колонны тучных складок сала, которые заканчиваются примерно на середине икр. Трудноразделимые, все в целлюлите. Сильно мешают ходить.

А живой твой, плотный и мягкий, теперь колоссально-выпирающая масса, которая давно закрывает твои тайные места и мешает самостоятельно до них дотянуться, как ни пытайся. Неизменно свисает промеж раздвинутых ног и лежит на кровати, когда ты сидишь и лопаешь.

«Персики» твоей филейной части теперь та еще расплывшаяся полка, которая неизменно радует меня своим видом, когда я перекатываю тебя набок — чтобы помыть или просто приласкать и с этой стороны. Ты сама себя с этого ракурса уже с полгода не видишь, но поверь мне: вид прелестный.

Тогда у тебя лишь слегка прорисовывался второй подбородок, если ты опускала голову; ныне у тебя три подбородка, да такие, что стоит лишь опустить взгляд, как второй и третий, расплескавшись, сливаются со щеками, тучными и обильными.

Даже губы у тебя куда полнее стали — что сверху, что снизу, разбухшие, обильные, постоянно влажные и желающие, чтобы и там, и там их заполняло нечто правильное.

А помнишь, как я впервые дошел в твои складки? Когда мы установили агрегат, который накачивал тебя снизу, а ты настраивала режим вибратора с дистанционного пульта. Нет-нет, не в складки на спине, а в самый первый раз, на боку. Ах, милая моя, прекрасное было мгновение. Ну, я не удивлен в принципе, что не помнишь, тогда у тебя головка совсем другим была забита, ты, как всегда, старалась одновременно впихнуть в себя как можно больше, и при этом тебя накрывало новыми ощущениями от вибратора. Понимаю.

В общем-то, в твои двадцать три года ты теперь вся — сплошные ощущения, исключитльно приятные и волноваться не о чем. Нет-нет, не пытайся встать, не надо. Давай я тебе сделаю массаж раздувшегося пузика. И вот, снова вставим трубку для кормления. Все хорошо. О, да ты там, внизу, снова вся уже течешь.

Ничего, думаю, еще годик, и тебя так разнесет, что ты и шевелиться не сможешь. Пари держу, накрывать тебя тогда будет еще сильнее, хотя, казалось бы, куда уже...