Политкорректность

Политкорректность
(Political Correctness)

Однажды я наконец поддался отцовским увещеваниям и согласился нанести визит его старому приятелю, сенатору Джонатану Х. Гордону. Договорился по телефону, был приглашен на ужин. Как раз на сегодня. Свернул в представительный проезд, припарковал машину в конце и зашагал к дому, который уходил вглубь участка еще на сотню метров. И хотя уже перевалило за шесть вечера, день сегодня выдался такой жаркий, что в пиджаке мне было неуютно.
Что там отец о нем говорил? «Один из немногих, кто ясно видит цель и перспективы. Способен пожертвовать собой для блага общества.» Ну, для потомка целой династии республиканцев — ничего особо удивительного. И еще, говорил отец, у него есть три весьма заметных дочурки — но больше о них ни слова не сказал. А жена сенатора умерла несколько лет назад, и это стало для него сильным ударом.
Не успел я подойти к двери — или следует сказать, к парадному входу? — как та распахнулась, и мне улыбнулась чернокожая служанка в классическом черно-белом костюме.
— М-р Гордон ожидает вас. Входите.
Служанка была столь внушительных габаритов, что ей пришлось отступить на шаг, иначе я не протиснулся бы в двери. И ведь немногим старше двадцати. Образ гордого республиканца несколько померк, но тут же восстановился, стоило мне увидеть на стене в приемной три портрета в полный рост. Трое мужчин, изображенных на них, были похожи словно братья, но одеты по моде разных лет. Мое удивление было столь очевидным, что служанка пояснила:
— Это предки м-ра Гордона, сударь. Честер Г. Гордон, его отец; Джордж Д. Гордон, дед; и Абрахам Л. Гордон, прадед. Все состояли в республиканской партии.
— Ого. — И правда, впечатляло.
— Весьма принципиальные люди.
Я вопросительно взглянул, она собиралась было что-то добавить, но слева распахнулась тяжелая дверь красного дерева и появился Джонатан Х. Гордон собственной персоной.
— Дорогой мой м-р Миллер! Рад приветствовать сына моего старого друга. Добро пожаловать!
Встреча была ожидаемо теплой, и я охотно проследовал в библиотеку, где мы с пожилым джентльменом расположились в массивных креслах. Для своих 65 он смотрелся вполне еще живо, хотя от ударов судьбы на лице и остались морщины. Очень худой — редкость в наше время, — без очков. Орлиные глаза, как у адмирала. Видели многих врагов — и многих провожали на тот свет.
Он налил себе в стакан какой-то бесцветной жидкости из графина. Мне не предложил. Я думал, тут какая-то шутка. Но ошибся.
— Видите ли, Билл — я ведь могу звать вас Билл? — вероятно, вы удивляетесь, как в свои годы я сумел сохранить столь хорошую фигуру. Что ж, сейчас вы это узнаете. Здоровое питание, физическая активность и ясный дух — вот что сохраняет меня здоровым и подтянутым. И, с Божьей помощью, позволит прожить до ста.
Этот вопрос меня как-то мало волновал. Куда интереснее было — прочел ли он хоть часть тех книг, что стояли в шкафах вдоль всех стен? (Он уверенно ответил — да, а некоторые и не по одному разу.) Но мой вопрос не сбил его с темы, он продолжил речь, которая становилась все громче и вскоре стала напоминать выступление в сенате.
— Видите ли, Билл, — с этого начинался каждый новый тезис, — я никогда не верил ни газетам, ни телевидению, ни радио. Я никогда не верил их вещаниям, что цивилизация существует лишь для нашего уюта, чтобы мы могли все меньше работать и все меньше двигаться! Во всем сенате я последним приобрел автомобиль — в семидесятых; я первым появляюсь на каждом заседании, а когда прочие выходят перекурить, я еще раз просматриваю бумаги.
Выглядел он так, словно ждал от меня аплодисментов.
— Я не думаю, что главные интересы американского народа состоят в возрастающем числе храмов быстрого питания, дюжинах новых кабельных каналов и милях новых автострад. Благополучие американского народа — физическая активность, здоровое питание и ясность мыслей, и это все.
Голос становился все резче, и каждое «физическая активность» и «здоровое питание» словно продирались у него через глотку. В обоих этих вариантах я не лучший образец. В свои двадцать с хвостиком я уже отрастил брюшко, а главная моя физическая активность сводится к закрыванию и открыванию дверей машины. Он что, специально читает мораль сыну старого приятеля? Договорившись с моим отцом? Однако, продолжая сетовать на здоровье нации, м-р Гордон ни слова не говорил конкретно обо мне.
Когда наконец подадут ужин?
— Видите ли, Билл, когда я впервые стал депутатом — в 1968 г. — молодежь по-разному сходила с ума, но оставалась стройной и подтянутой. Спорт в школе, в секциях, в клубах — и безусловное хобби номер один для всякого. Каждый занимался хоть каким-то спортом. Тогда мы были здоровой нацией! Такой же, каким сегодня остаюсь я! Взгляните на меня!
Он встал, изображая атлета, лишенного груза могучих мышц. Я уж было думал, что он сейчас сбросит верхнюю одежду, демонстрируя, сколь подтянута его талия, однако м-р Гордон снова опустился в кресло.
— А что мы видим сегодня? Бледную, раскормленную молодежь, которая на машинах кружит от одной забегаловки быстрого питания к другой, которая верит всему, что болтают на телевидении, и о своем теле заботится меньше, чем какая-нибудь шлюха!
Кажется, последнее вырвалось у него непроизвольно, очень уж он сконфузился, услышав от самого себя слово «шлюха». Но он быстро вернулся в колею.
— Дисциплина, ясность и физическая активность, — продолжил сенатор, — вот три вещи, которые нам нужны. А если мы пустим все так, как оно катится, то через несколько лет превратимся в нацию пузатых лентяев, которые прикованы к телеприемникам и гамбургерам.
Он так увлекся, что не заметил сидящего прямо перед ним пузатого лентяя. Я, однако, не стал привлекать к себе внимания.
— Каждый день я пробегаю десять километров, плаваю по полчаса и пью только чистую родниковую воду. И больше ничего.
Что ж, в графине, возможно, была родниковая вода. Очень вкусно. А тут будет что-то более съедобное, хоть за обедом? У меня в машине упаковка колы, сходить, что ли...
— Видите ли, Билл — дисциплина, ясность и физическая активность, вот три вещи, за которые сражались мои предки. Каждый из них в свое время бился за это. Вы, вероятно, видели в холле их портреты. Путь убеждений труден и тернист, но видите ли, Билл, такова наша семейная традиция.
Он глотнул воды — вероятно, разгорячился, но выглядел все так же непреклонно. Да когда же наконец ужин?
— Я сам ходил по школам, стоял перед преисподнями быстрого питания, и непрестанно призывал вернуть в школы физическую активность. Молодежь должна знать, как важен спорт и как опасно ожирение. О, это бич дней наших! Я покончу, покончу с ним, изгоню его!
Сенатор так разошелся, что звучно шлепнул ладонью по столешнице красного дерева, и столик даже подпрыгнул.
Разговор мне изрядно надоел, но к счастью, открылась дверь и служанка объявила, что ужин подал. М-р Гордон и я встали, и он жестом предложил мне следовать за девушкой.
Мы прошли в другое помещение, главным предметом мебели здесь был громадный стол — разумеется, из красного дерева, массивный и надежный, как я и ожидал. На столе были расставлены блюда с картофелем, макаронами, мясом и овощами — нескольких видов, — а также салатами и хлебом. Количество снеди было огромным, явно с расчетом не только на нас двоих.
— Вы ожидаете еще кого-либо к ужину? — спросил я максимально вежливо.
— Лишь моих дочерей, когда они соблаговолят появиться.
Тон был слегка раздраженным. Он предложил мне сесть, мы заняли стулья и ждали несколько минут, пока двери не открылись. Из коридора донеслось громкое икание и безудержное хихиканье, какое способны выдать лишь три девицы младых лет. М-р Гордон дернул носом, но ничего не сказал.
А потом в открывшейся двери я увидел столь отличное от всего, что мог бы ожидать, что у меня замерло дыхание. В столовую по очереди проследовали три девушки, одна больше и круглее другой! Меньшего сходства с дочерями признанного аскета у них и быть не могло.
Старшая носила что-то вроде пелерины, сколотой прямо под грудью. Столь пышного бюста я давненько не видел и, боюсь, задержал там внимание секундой дольше, чем приличествовало, что стоило мне крайне неодобрительного взгляда со стороны м-ра Гордона. Вторая — ей было около 16 — упаковалась в тесную футболку и облегающие джинсы; под тонкой тканью ясно прослеживались груди, а также изрядная складка вокруг талии. Рукава футболки также были тесноваты для округлых полных рук. Младшая носила шорты и футболку. Хотя она была не старше четырнадцати, но уже успела обзавестись изрядных размеров животом, полусферой выпиравшим между грудью и бедрами. Хорошенькая, рыженькая, и похоже, именно она была виновна в том, что икнула перед дверью.
Изобилие юной женственности чуть не прикончило меня на месте. Чего угодно ждал, но не этого! У такого папеньки должны были быть дочки-швабры, или начинающие чемпионки в том или ином виде спорта… но чтобы такие вот толстушки?
Ну зато теперь хоть понятно, кто все это будет есть.
— Итак, я надеюсь, что вы сможете хоть немного соблюсти приличия, поскольку у нас в гостях м-р Миллер. Не ешьте много, чтобы ему хоть сколько-нибудь досталось.
— Па, но мы никогда не едим много, — беззаботно отозвалась младшая.
Если присмотреться, на щеке у девушки осталось немного крема… и ее отец тоже это заметил.
— Вирджиния, ты что, приложилась к торту, который стоит в холодильнике? — с суровым видом вопросил м-р Гордон.
Вместо Вирджинии ответила средняя.
— Стоял, папочка. Она его доела!
На что Вирджиния утвердительно кивнула. Похоже, на папенькины речи о здоровье нации его дочерям было глубоко плевать.
— То есть как это, все шесть кусков? — у м-ра Гордона явно подскочило давление.
— Нет, только три. Остальные раньше съела Абби, — заметила старшая.
Отец глубоко вздохнул и решил оставить эту тему, и наконец переключил внимание на гостя и еду.
— Видите ли, Билл, — начал он, — мои дочери — моя главная неудача. Мои мысли и убеждения для них ничто. Потерянное поколение, так я их называю.
— Однако с вашими дочерями все в порядке, — попробовал я перевести тему на любительниц маленьких радостей жизни. — Уверенные в себе и жизнерадостные, а ведь именно такой должна быть молодежь, не так ли?
Удивительно, но он согласился. А потом велел служанке наполнять тарелки.
— Для Абби и Вирджинии сегодня только половинные порции, Марта, — велел он, — они уже поели.
Девушки не стали спорить, зная, что когда речь о питании, отец непоколебим.
Я ел с аппетитом — мясо, овощи и картофель были просто великолепны. Марта несколько раз подкладывала мне добавки, едва на моей тарелке появлялся уголок свободного места. М-р Гордон сжевал кусочек мяса, немного картофеля и ложку овощей, и пил только воду. Остальные предпочли колу и себя не ограничивали.
Девушки уничтожали снедь со скоростью мельничных жерновов. Торт явно был лишь мелкой закуской, потому как признаков недавнего перекуса ни у Абби, ни у Вирджинии не сказывалось. Несколько изрядных порций мяса и жареной картошки уже упокоились в животах у девушек, и они явно не собирались останавливаться, пока на столе осталось еще хоть что-то. Вскоре средняя дочка принялась что-то искать у себя в районе талии.
— Ты что, Абби, спокойно поесть не можешь? — спросила старшая.
— Пытаюсь пуговицу расстегнуть, но не могу добраться!
Ну да, пояс так глубоко погрузился в складки, что бедняжка не могла достать до пуговицы...
Наконец все блюда были очищены до блеска, девушки выглядели сытыми и довольными. Я бы даже сказал, что животы у них после ужина раздулись еще сильнее, но вероятно, всему виной мое воображение. Вирджиния — младшая — встала, подошла к отцу и обняла его за плечи. Да, подумал я, где еще увидишь у четырнадцатилетней такой живот.
— Па, я вечером хочу уехать с Луизой и Патриком. Через час они меня забросят обратно. Можно?
— И что вы собираетесь делать?
— Ну, не знаю, Патрик нас немного покатает, а потом...
— … в МакДональдс, да? Забудь об этом! Ты и так уже толстая!
Потом он вспомнил, что изображает при мне мудрого, но снисходительного отца, какого не стыдно иметь трем дочерям. Значит, надо быть мудрым...
— Ладно, Вирджиния. Но больше в МакДоналдьсе ты есть не будешь, обещаешь?
— Обещаю, папочка! — Она вернулась на место. — А десерт будет?
Десерт оказался не менее роскошным, чем предыдущая перемена блюд. Два пудинга, три сорта мороженого и свежевыпеченный пирог. Девушки едва не лопнули. Мне так показалось, по крайней мере. Но, может, это потому, что я сам чувствовал себя откормленным рождественским гусем, потому как не упустил ни кусочка.
Уходя, я надеялся, что пояс выдержит напор моего раздавшегося пуза — слишком уж неловко выйдет, если прямо перед м-ром Гордоном у меня треснут брюки!

Несколько недель спустя меня снова пригласили в особняк м-ра Гордона, Марта сообщила по телефону. Я не совсем понимал, чем обязан — не так тесно я связан с сенатором Гордоном, чтобы такой визит выглядел уместным. И у меня не сложилось впечатление, что мой отец надавил на приятеля, чтобы тот еще раз меня пригласил. В общем, сплошные непонятки.
Кажется, сегодня было еще жарче, чем в тот раз. К середине июня жара уже захватила город. Одежду для визита я выбрал более повседневную — то бишь шорты и тенниску. Я торопился и лишь в машине заметил, что рубашка тесновата в поясе, да и штанины несколько жмут. Но переодеться было не во что. Ладно, пусть себе спортивный м-р Гордон думает все, что захочет.
Заворачивая на стоянку, я издалека увидел Марту, стоящую перед входом. Помахав ей, я вылез из машины — и обнаружил, что из-за плохого кондиционера изрядно вспотел. Еще не хватало, в таком виде являться пред очи сенатора — но выбора не было.
— Здравствуйте, м-р Миллер, — Марта была сама радушие. — Как хорошо, что вы снова у нас.
— Это я рад, Марта, — улыбнулся я.
И тут заметил, что ее черно-белую униформу несколько раз переделывали, добавляя вдоль швов дополнительную ткань! Портной свое дело знал, лишние швы легли так, как если бы изначально были так задуманы — но я не мог не призадуматься, как же часто ей приходилось это делать...
— Рад также возможности снова лицезреть м-ра Гордона, — поспешно сказал я, отвлекая внимание от собственного вида.
— О, м-р Гордон на этой неделе отправился в командировку в Канаду, — сказала она.
— Как?..
— Вас пригласили барышни, м-р Миллер. Я разве не упомянула об этом по телефону?
— Нет, не упомянули. И чему же я обязан удовольствию встречи с барышнями?
— Тем вечером, когда вы здесь ужинали, они сочли, что вы очень милый — и решили снова пригласить вас, когда отца не будет дома.
— И что же пожелают от меня барышни?
— Получше познакомиться с м-ром Миллером.
На том мы и остановились, потому что в дверях появилась старшая дочь м-ра Гордона и подошла ко мне. Она определенно не носила бюстгальтера, судя по тому, как колыхались из стороны в сторону ее внушительные груди.
— Рада видеть вас, м-р Миллер. Добро пожаловать в нашу скромную обитель.
— Я тоже рад оказаться здесь, но формальности прочь — меня зовут Билл.
— А я Тереза. — И мы пожали друг другу руки. Теперь я видел, что у девушки не только внушительный бюст, но и немалых размеров животик. Под платьем, которое она носила в прошлый раз, этого заметно не было, однако сейчас на ней была футболка, под которой телесное изобилие не очень-то спрячешь.
— Идемте, Билл, мы на веранде.
Мы прошли сквозь дом, который выглядел довольно мрачным — впрочем, это всегда происходит, если войти в дом сразу после яркого летнего солнца.
Вирджиния сидела на террасе, Абби устроилась у круглого стола, полностью забитого снедью. В основном — тортами, но там также стояли вазочки с конфетами и шоколадом. Тортов было как минимум три! Абби и Вирджиния выглядели так, словно как проснулись, так и начали есть, и до сих пор не останавливались; впрочем, это явно было преувеличением.
Круглые лица девушек засияли, когда я появился на террасе.
— Здравствуйте, м-р Миллер! Как хорошо, что вы приехали!
— Билл, меня зовут Билл! И я тоже рад, что я тут. Но я думал, что встречу вашего отца.
— А мы хотели, чтобы ты с ним не сталкивался. Он просто одержим похуданием, с ним не еда, а сплошное расстройство. А вот по тебе видно, что ты от еды получаешь удовольствие!
— Спасибо, но вы и сами так выглядите, если вам дают хотя бы попробовать кусочек.
— Еще бы не дали! — Абби шлепнула себя по пузу, разделенному на три обильных складки. — Только когда папа в отъезде, еда еще вкуснее. Лично я сегодня уже умяла два больших стейка, полкило жареной картошки и два литра мороженого. Папа меня за это отправил бы меня на велотренажеры часа на два.
— Так, мы будем смотреть на торт или есть его?
Вирджиния вооружилась лопаткой и извлекла солидный ломоть кремового торта. Сегодня она была одета весьма вызывающе — в лифчик и миниюбку, между которыми клубилась практически прозрачная черная ткань, лишь подчеркивающая выпирающий живот и нависающие над поясом складки жира.
— Эт-точно, поехали! — Абби и Тереза также взяли себе по ломтю торта и вгрызлись, забыв обо мне. Я взял лопатку и хотел было положить себе.
— Ой, прости, я сейчас… — Тереза, смущенная всеобщей жадностью, принялась обслуживать меня. Абби и Вирджиния тем временем расправились с первым ломтем торта.
— Лично я возьму еще, — решила Абби и так и сделала.
Вот так вот я сидел на террасе с тремя раскормленными дочками сенатора, которые объедались тортами. Нет, я очень даже уважаю толстушек, они обычно не так зажаты, как «блюдующие идеальную фигуру», и позволяют себе время от времени отклониться от диеты. Но ситуация смотрелась забавной — три девушки, и ни одна ни говорит ни слова, слишком заняты тем, что уписывают за обе щеки так быстро, как только могут. От торта осталось лишь три ломтика, а я едва попробовал один!
Вероятно, Тереза заметила мое смущение.
— Знаешь, Билл, когда отец дома, днем нам позволено разве что морковку погрызть. И сейчас, когда его нет, мы отрываемся по полной.
— Это-то я понимаю — но по вам не скажешь, что вы так уж строго следуете его заповедям.
Девушки рассмеялись.
— Вот уж нет. К счастью, он не так уж часто бывает дома, все эти встречи и командировки. Ну и опять же, Марта.
Объяснения продолжила Вирджиния.
— Марта готовит так же охотно, как и ест. Мы насчет готовки ей уступаем, но вот в том, чтобы покушать, превосходим. И вместе мы чудесно сочетаемся. Все, что она готовит, мы сметаем.
— И она всегда готовит немало, полагаю.
— Это да. С тех пор, как она появилась, каждая из нас килограммов тридцать набрала. Серьезно. А ведь едва год прошел. Но она и сама тогда была куда стройнее, чем теперь. Тогда она была лишь немного полноватой, а сейчас, сам видишь, едва в дверь проходит.
Вот так номер. Значит, именно служанка так раскормила девушек? Невероятно!
— Папа не ожидал, что новая служанка окажется такой великолепной кухаркой. Вначале наши порции казались слишком большими, да и мы тогда следили за фигурами. Но прошло четыре недели — и мы решили, что нечего морить себя голодом, и принялись есть в свое удовольствие, а не клевать как птички. Ну и результат перед тобой, — Абби шлепнула себя по круглому пузу. — Медленно, но уверенно, наши фигуры приближались к геометрическому идеалу — сфере. Папа жутко сердился, когда мы ни во что не влазили, и приходилось менять трем дочерям весь гардероб. Но за последний год ему пришлось испытать это не единожды — считай, каждые несколько недель нам требовались новые джинсы и футболки, которые потом опять оказывались слишком тесными.
— Да, такое трудно спрятать, — согласился я.
— Мы сперва не так уж радовались новым килограммам. Среди всех подруг мы казались толстухами, над нами без конца потешались. Но потом собрались и решили — ну и пусть, можно неплохо жить, даже заполучив немного мяса на костях!
— И с тех пор мы устраиваем состязания, кто больше поправится. И ведем фотоотчет.
Ох посмотреть бы на эти фотки!..
— Хочешь взглянуть на фото, Билл?
— Да!.. — пожалуй, это было чересчур быстро.
Абби принесла фотоальбом, очистила уголок стола и открыла его. На первых страницах красовались три девушки — на год моложе нынешнего и заметно стройнее. Подтянутые, разве только с легкой выпуклостью на месте животика. На следующих страницах девушки становились все полнее — животы и бедра раздавались вширь, бюст также не отставал. На фото, снятых через шесть месяцев после мартиного раскармливания, улыбались три уже довольно полненьких девицы, затянутые в тесные купальники. Просто дух захватывало! На последних фото три девицы уже были во всей своей нынешней роскошной красе, также в купальниках. Ну где еще увидишь таких радостных юных колобочков?
— Что ж, если я не ошибаюсь, семейную традицию физического совершенства и здорового питания вы продолжать не собираетесь. Ваш отец дал мне подробное представление.
— А, ты тоже вынужден был выслушивать всю эту чушь? Увы, но даже и он это понял. Хотя у него целую вечность заняло, чтобы осознать, что спорт и здоровое питание — теперь не наша колея!
Тереза утащила последний кусок кремового торта из-под носа у Абби. Вирджиния прихватила на колени вазочку с конфетами и принялась поглощать их одну за другой.
— И почему же вы решили встретиться со мной, а?
— Потому что ты, похоже, получаешь от еды такое же удовольствие, как и мы — а мы полагаем, что в обществе приятного мужчины есть будет гораздо приятнее!
— Спасибо за комплимент. И должен добавить, что мне доставляет неменьшее удовольствие вкушать пищу в обществе трех столь прелестных и жизнерадостных молодых барышень, которые занимаются тем же!
— Если хочешь, мы можем есть вместе почаще. Как я сказала, отец часто в отлучке, а Марта нема как могила. Так что если хочешь покушать в нашем обществе, папочкины средства это позволят!
Это было слишком уж большим искушением: транжирить на еду деньги аскетического м-ра Гордона вместе с его дочерьми! Я не колебался и секунды. Счастливые дочери и их гость отметили это еще одним куском торта.

И отныне каждый день, пока м-р Гордон был в дороге, одна из девушек звонила мне и приглашала на обед или ужин. Всякий раз мы рассаживались вокруг стола, который трещал под тяжестью еды, и радовались, что благодаля «папочке» так хорого кушаем. В теченье шести недель парламентских каникул, то есть с начала июля, мы каждый вечер встречались за ужином, а когда мое расписание позволяло, то я и обед проводил там. Не хочу и гадать, какая часть средств м-ра Гордона (а возможно, даже и нажитого его предками капитала) ушла на всю эту роскошь.
Результаты сказались быстро. Я и так неплохой едок, по мне видно — но эти шесть недель ни в какое сравнение не шли со всем, что было прежде. За это лето я килограммов десять набрал, не меньше, живот у меня округлялся все больше и больше, но НАСКОЛЬКО — я даже не осоздавал, пока однажды не стал упираться пузом в рулевое колесо. А ведь машина у меня не сказать чтобы маленькая.
Однако три толстушки явно опережали меня. Отец раньше определенно не отлучался так надолго, по крайней мере пока кухней распоряжалась Марта. Которая делала все, чтобы откормить оголодавших дитяток, назвать это как-то иначе язык не повернулся бы. И с каждым днем порции все увеличивались. Обхват талии у Вирджинии, младшей из трех, свидетельствовал, что кормежка неизменно вкусная. Она так растолстела, что от малейшего усилия задыхалась. Чего и ждать от четырнадцатилетки, которая весит более 120 кило. Абби, которая всегда носила тесную одежду, походила на женскую версию Пряничного Человечка. Размер лифчика Терезы исключал всякую конкуренцию — массивные груди возлежали на животе, подобно наполненным водой баллонам.
Я порой спрашивал себя — правильно ли мы поступаем, ведя себя вот так вот. Три весьма пухленьких девушки-подростка превратились в трех натуральных толстух, едва способных передвигаться, а один упитанный молодой человек с брюшком лет двадцати-с-хвостиком стал весьма упитанным молодым человеком с пузом лет двадцати-с-хвостиком. И все это — за счет человека, живущего по заветам предков, и возводящего аскетизм в величайщую добродетель человечества! Не следовало ли мне ощущать хоть какие-то угрызения совести?
Ну, где-то так. Но хотя из всех четверых я и был самым старшим, и толика ответственности на мне — но решение принимал не я, а сами девушки. Которые достаточно взрослые, чтобы решить, что они хотят есть, а что не хотят. И совесть моя успокоилась. Единственное, что меня тревожило — необходимость прикупить новые рубашки и штаны, потому как со всем старым гардеробом живот решительно не сочетался.

Так продолжалось до середины августа. А потом вернулся м-р Гордон. День был в разгаре, мы сидели на террасе и поглощали три громадных кремовых торта, а Вирджиния жаловалась, что надо бы сделать в столе выемку, потому что ее внушительное чрево мешает дотянуться до всех вкусностей. Подъехал седан, вышел м-р Гордон.
— Папочка! — хором пропищали сестры, и он радостно помахал им. С такого расстояния ему не было видно, во что превратили дочек летние каникулы. Он вытащил багаж и понес в дом. Конечно, Марта должна была помочь ему, но поскольку она и свой-то вес с трудом таскала, подобное из ее обязанностей исключили.
А потом он появился на террасе. Я затаил дыхание.
— Здравствуйте, дорогие мои, — сказал он, появляясь в дверях. — Приветствую, Билл! Рад вас видеть! — Он подошел и пожал мне руку. — А вы что-то поправились, мне вы помнились как-то поменьше.
А потом он повернулся к дочерям и увидел, во что превратили их сотни тысяч калорий за последние шесть недель.
— Господи, да как же вы растолстели! — провозгласил он. — Во имя всего святого, как вам это удалось? Нельзя было оставлять вас с Мартой!
— Ах, папочка, мы все равно кушаем все, что нам нравится. — Абби попыталась встать, но ее обширное седалище застряло в сидении садового стула, и она, поднявшись вместе с ним, вынуждена была снова сесть.
— Хочешь тортика, папа? Тут еще осталось, — попыталась хоть что-то спасти Тереза.
Слишком поздно. Ее отец пробормотал что-то насчет «чревоугодия» и «смертного греха» и заветов предков, развернулся и скрылся в доме. Ох, что-то случится в течение следующих дней!
А ничего не случилось. По крайней мере, ничего заметного. М-р Гордон полностью и окончательно сдался во всем, что касалось питания дочерей, и не вмешивался в то, что готовит Марта. Но сам он по-прежнему брал лишь маленькую порцию и к ней много свежего салата, а дочки наперегонки поглощали мороженое прямо из литровых коробок.

Увы, осенью мне пришлось уехать и оставить приятное для взгляда и желудка общество трех сестричек. На талии у меня осело еще с десяток кило, и я серьезно подумывал приобрести новую машину, где перед рулевым колесом места больше. Три девушки к этому моменту в совокупности весили уже больше четырехсот кило, как они с гордостью сообщили мне на прощальном ужине. Одна была толще и краше другой, и мне было трудно прощаться с этими роскошными созданиями. Сенатор на этот раз не читал мне лекций об аскетическом образе жизни, ибо ясно понял, что толку от меня в этом не больше, чем от его дочек.
На рождество они прислали мне фото и гордое заверение, что меньше ста пятидесяти ни одна из них не весит. В чем я и не сомневался, это было столь же неизбежно, как то, что новогодние снега растают и обернутся весенними ручьями...