Подруга детства

Подруга детства

(Die Jugendfreundin)

Он стоял в родительской гостиной и, незамеченный, наблюдал изнутри за верандой, где сидели пришедшие на день рождения гости. Взгляд его остановился на женщине, сидящей у края стола. Зина. Точно, это она. Сколько же лет они не виделись?.. И как она за эти годы ухитрилась настолько растолстеть?
Тилль резко выдохнул. Вообще-то он не собирался засиживаться — пришел, поздравил и смылся, всю жизнь ненавидел шумные сборища, — однако сейчас изобразил на физиономии радостную улыбку и шагнул вперед, на веранду:
— Мам, с днем рождения!
— Спасибо, сыночка, как же хорошо, что ты все-таки выбрался! Садись, я сейчас тебе все накрою...
— Мам, я сам, а ты занимайся лучше гостями. — Тилль повернулся к столу и помахал: — Да, кстати, всем привет!
Гости — родственники, друзья и просто соседи — улыбнулись, а молодой человек быстро исчез в доме и вернулся с большой кружкой кофе. Уже на веранде он прихватил свободный стул и пристроил его рядом с Зиной. Тилль совершенно не собирался тратить время на болтовню с дядями-тетями и соседями, которые ему сто лет даром не нужны; другое дело — она.
— Тебе тортик положить, сынок? — спросила мама.
Он покачал головой:
— Спасибо, нет. Я в последнее время что-то поправился. — Похлопал себя по животу, плоскому как доска, и мать, рассмеявшись, махнула рукой; а Тилль тем временем стратегически придвинулся к Зиной и шепнул ей на ушко:
— А вот ты точно поправилась, не так ли?
И с удовольствием полюбовался румянцем на ее щеках, спросив уже обычным голосом:
— А ты тортика не хочешь?
Та покачала головой, явно чувствуя себя не в своей тарелке, ладони Зины нервно комкали краешек салфетки, а сидела она прямо, как свеча. Отчасти, вероятно, потому, что легонький садовый стул выглядел слишком уж деликатным для ее многопудовой фигуры.
Как ее вообще сюда занесло сегодня, интересно? Наверняка навещала родителей, а тех как раз пригласили, ну и где двое, там и трое, семья же. Тилль как раз собирался завести разговор с подругой детства, а вопрос «для затравки» ничуть не хуже других, но тут в него буквально вцепился дядя Бенно, которому срочно требовалось узнать, как у малыша Тилля дела на работе и вообще. Отвечая на вопросы дядюшки, он ограничивался тем, что пожирал Зину рассеянным, но внимательным взглядом: пухлое круглое лицо с массивным двойным подбородком, пальцы-сардельки и в особенности ее объемистое, выпирающее из свободных одежек пузо. Так и тянуло коснуться этого округлого сокровища и как следует потискать ее жиры… Однако дядя Бенно не отставал и требовал подробностей.
Тилль вздохнул, и тут его осенило. Когда дядя Бенно на секунду отвлекся на собственный бокал, он нашарил руку Зины и потянул:
— Пойдем!
И, не обращая внимания на ее удивленный взгляд, объяснил прочим гостям:
— Мы тут прогуляемся немного, простите за приступ ностальгии.
Успешно затащил Зину в дом — не то чтобы она сопротивлялась, — и только тогда наконец обратился прямо к ней:
— Тебе тоже не до вежливой болтовни, а?
— Не-а, — покачала она головой.
— Вот и отлично. Тогда айда в мое старое логово. Хотя… — Тилль ухмыльнулся и, наконец позволив себе коснуться объемистого живота подруги детских лет, огладил означенное место. — Лестница там узкая, подъем может быть нелегким. Хватит у тебя сил забраться на чердак?
Зина раздраженно передернула плечами, но не отстранилась.
— Что ж, принцесса, давай тогда попробуем.
И потянул ее за собой. Шесть лестничных пролетов, сорок две ступени ровно, а потом — складная лестница на чердак, который некогда получил статус детской и был отдан Тиллю на растерзание. Тилль взбирался неспешно, сердце его трепетало: на ощупь ее пузо было просто великолепным! Пару раз он смотрел сверху вниз на Зину: та тяжело дышала, ей явно нелегко было втаскивать свои объемы вверх по лестнице настолько узкой, что бока едва втискивались между стенками. Но Тилль ее не подгонял, пусть поднимается как может, трусихой Зина никогда не была.
Складная лестница скользнула из потолочного люка. Сам Тилль привычно взлетел в свое детско-подростковое логово. Зина не без колебаний поставила ногу на первую ступень, затем поднялась еще выше; дерево на стальном каркасе жалобно заскрипело, но выдержало. Тилль улыбнулся. В чердачный люк-то подруга протиснется, он даже шире основной лестницы, а вот с ее пузом переместиться с лестницы на пол — тот еще трюк. Он подал ей руку помощи, но Зина словно не заметила ее и просто выползла с лестницы на чердачный пол на четвереньках, как встарь. Потом медленно села и перевела дух. О том, как она будет выбираться отсюда, ей сейчас и думать не хотелось. Не хотелось и изображать перед Тиллем, в какой она «отличной» физической форме, а то он сам не видит.
Стащив со старого дивана несколько подушек, Тилль разбросал их по полу, плюхнулся на живот и, подпирая кулаками подбородок, провозгласил:
— Ну вот, наконец-то мы одни! Как делишки?
Зина рассмеялась, цапнула свободную подушку и без церемоний легла напротив — подушка под голову, пузо кверху. Жиры ее при этом ходили ходуном, чем Тилль беззастенчиво любовался.
— Честно говоря, еще час назад я и не думала, что денек вот так вот продолжится.
И ухмыльнулась, как прежде, словно и не было этих лет, и расстались они только вчера.
— Ты в городе надолго? — поинтересовался Тилль.
— До завтра. Больше трех дней мне с родителями не выжить.
— Понимаю. Мне мои даже кофе самому заварить не дают. — Обмен понимающими взглядами, затем Тилль продолжил: — Хотя от кофейку я бы сейчас и правда не отказался… Вот что, я сбегаю, принесу нам чего-нибудь. Судя по твоему виду, тебе явно не хватает минимум пары кусочков тортика. Нет, не говори, не надо мне тут этой вежливой «мне же нельзя», я прекрасно знаю, толстушка, что тебе нужно. Сейчас вернусь.
И слетел вниз, как в детстве.

Зина вздохнула и, поскольку Тилля рядом не было, не без труда поднялась и позволила себе оправить блузку.
«Логово» осталось в точности таким, каким было когда-то. Даже старые фотографии на стеллаже. Вот они с Тиллем, шестнадцатилетние, «на картошке» — он с тех пор почти и не изменился, разве что бородку наконец отрастил, а так все такой же пацан. Это она тут девчонка хотя и не худенькая, но… лучше даже не думать, на сколько килограммов меньше в ней тогда было...

Балансируя подносом, Тилль взобрался по лестнице, поставил его на пол и взглянул через плечо Зины на фото:
— Надо же, почти десять лет прошло… Но в те дни ты действительно была постройнее, — он воспользовался возможностью и снова погладил ее круглое пузо, Тиллю искренне хотелось как следует полапать подругу за все ее жиры. — Как же это ты так умудрилась? — И любопытствующая ладонь задержалась на мягком животе.
— Прекрати, — сбила его руку в сторону Зина, — ты меня смущаешь.
— С чего вдруг? — вздернул он бровь. — Мне твои жиры нравятся, а как же я смогу оценить, насколько ты поправилась, если мне и пальцем тебя коснуться нельзя? — Обезоруживающая улыбка, и он снова коснулся рукой ее живота; на сей раз Зина не воспротивилась, так что Тилль принялся ласково и методично оглаживать ее пузо повыше пупка. — Что, даже толком и не поела? — Медленно и осторожно проверив двумя пальцами, что там под слоем мягкого жирка, убедился, что желудок практически пустой; Зина лишь молча качнула головой, а Тилль развил мысль: — Ты на людях не позволяешь себе есть как следует, так? — Снова погладил мягкие жиры подруги. — Ну так вот, со мной тебе стесняться нечего, кушай сколько влезет. Давай как следует накормим твой животик! — и шлепком направил ее в сторону дивана.
— «Животиком» это называли минимум пол-центнера назад, — фыркнула Зина, но позволила усадить себя на старый продавленный диван.
Тилль тут же вручил ей вилку и поднос, на который сгреб четверть торта — того самого, именинного, со сливками и орехами, — и опустился рядом.
— Заморить червячка хватит, пожалуй.
И уже с полной уверенностью, словно так и надо, снова занялся ее пузом, которое массивным шаром раздвигало коленки сидящей подруги.
Зина принялась быстро поглощать торт, а ладонь Тилля медленно скользнула ей под блузку. Зина кивнула — мол, продолжай, разрешаю, — и его руки замерли на поясе ее сидящих в облипку штанов. Скользнув большими пальцами под резинку, он приспустил их пониже, извлекая на волю нижнюю складку ее пуза, чтобы оценить все это великолепие без помех. Три массивные складки, между ними свободно тонула ладонь и еще оставалось место. Тилль обеими руками сгреб нижнюю, самую массивную; сплошное сало, нежное и мягкое. Он заметил:
— Да, растолстела ты реально изрядно… сто пятьдесят уже, или больше? Кушай давай, тебе явно нужно подкрепиться, с твоими родителями-то как следует отвести душу не получится? — Зина, не отрываясь от тортика, лишь покачала головой. От его прикосновений ее телу, пышному и сдобному, было так хорошо… как не было уже давно. Поерзав, она выпятила пузо вперед чуть сильнее.
Тилль громко выдохнул, пальцами лаская ее многочисленные жиры, но глядя при этом в лицо подруги.
— Попробуем узнать, как тебе больше всего нравится. Прости, но это займет какое-то время… — И, положив ладонь ей на живот чуть повыше пупка, начал работать исключительно подушечками пальцев, сперва легонько поглаживая ее жиры, затем надавил чуть сильнее, потом еще сильнее, сквозь слои сала добираясь до желудка, там и здесь, и еще раз, чуть в стороне, а потом снова...

Зина удивленно пискнула, не совсем понимая, что он творит.
— Ладно...
И снова расслабила мышцы живота, а Тилль подскочил:
— Прости, тебе, наверное, на этом диване неудобно, он и десять лет назад был не самым комфортабельным, а я совсем тебя задергал. Вот, давай помогу, тебе будет куда удобнее, если ты просто ляжешь...
Взял у нее из рук опустевший поднос, чуть ли не силой поднял, соорудил из подушек ложе прямо на полу. Движения Тилля были слегка неуверенными, похоже, она тоже выбила его из колеи, а не только он ее.
Но вместо того, чтобы помочь ей улечься, он снова обнял ее, огладил ее объемистое пузо с этаким извиняющимся видом — мол, прости, но оторваться от этого роскошного и мягкого сокровища физически не в силах. Теперь, когда она стояла, было видно, насколько ее обнаженный живот, извлеченный из штанов, заметно свисает вниз. Тилль попытался приподнять все это хозяйство и аж крякнул:
— Надо же… такой тяжелый… ты и правда растолстела. — Обеими руками чуть приподнял все эти жиры, затем медленно опустил. — Прости, тебе наверняка хочется чуть отдохнуть, еще бы, столько таскать… я просто хотел бы взвесить твое пузо, оно такое тяжелое...
Зина лишь кивнула, но и пальцем не пошевелила, когда он задрал ее блузку и стянул под грудью, заткнув подол за лямку бюстгальтера. Жадно пожирая взглядом бледные жиры подруги, он отмечал все черточки растяжек, все целлюлитные ямочки, ласково касаясь ее кожи, погружая палец в каверну пупка — он скрылся там примерно наполовину...

Тилль едва сдерживал возбуждение. Он не мог выпустить ее из рук — ни сейчас, ни, правду сказать, вообще не мог оторваться от подруги, особенно сейчас, видя ее громадное пузо во всей красе. Он почти с мольбой глядел ей в глаза, его ладонь по-прежнему у нее на животе:
— А можно?.. Только живот, дальше не пойду, честно!
Вместо ответа Зина опустилась на подушки, голым пузом кверху, придерживая его обеими руками. Взглянула на него — и опустила веки.
Тилль замер, он не мог поверить, как же ему повезло. И что делать? Вот прямо сейчас — и потом? Гости, именины, родители — его и ее...
Она лежала перед ним, голое пузо вздымалось бледной горой сала.
Он не мог...
Или же?