Подростковый максимализм

1. Мама и дочка

Мама вечно шпыняет меня «хватит жрать», «будешь есть столько сладкого — растолстеешь». Говорят, обычное дело. Особенно когда эта мама в свои тридцать пять сохраняет девичью стройность — пятьдесят шесть кило при росте метр шестьдесят пять, — а вот я таковой в свои пятнадцать не особо имею. Рост метр шестьдесят три, вес шестьдесят три — ну, кое-кто из девчонок считает, что это «жутко толстая». Мне как-то по барабану. Да, талия могла бы и постройнее быть, но часами ради этого потеть в спортзале или наматывать круги по парку — не, не мое.
Много ли я ем? Да нет вроде. Ну вот в сладком да, не могу себе отказать, тут согласна. Но должна же быть у девушки хоть какая-то отрада в жизни!
… Так-то не скажу, что мама у меня жестко контролирует все и вся, нет. Что карточка на карманные расходы, что интернет-трафик — я даже попросила сделать мне аккаунт без «родительского контроля», никаких проблем, лишь обычное предупреждение «будь поосмотрительнее». И если я на какой-то вечеринке вдруг задержусь после десяти, оно тоже не конец света. У других бывает похуже, знаю, видела.
… но вот что и сколько я ем, хотя бы дома — контролировать старается. Вплоть до того, что дежурит вечером напротив холодильника.
Но вот в последние месяцы этот контроль… несколько ослабел. Ибо у мамы появились в жизни другие интересы.
Я как всякий нормальный подросток должна была бы встать на дыбы — как так, чтобы мама, моя и исключительно моя мама, вдруг стала встречаться с каким-то там мужиком?!!! Какого-то мужика, я ухитрилась провести маленькое детективное расследование, звали Хенк, даже разок подглядела, когда он ее на чашечку кофе пригласил. Чуть старше мамы, лет под сорок или около, но выглядит неплохо. Ну… нормальный подросток, может, и закатил бы родительнице истерику. А у меня, как иногда смеется мама, подростковый максимализм: что мое, на то не сметь посягать, никаких компромиссов, а вот с остальным вполне можно и договориться.
Ну так вот, я и подумала: моя мама — моей мамой и остается, ее у меня никто не отбирает, а если Хенк ей подарит чуток удовольствия, почему я вдруг должна быть против? Лишь бы сама мама поосмотрительнее была.
… и на кухне вечерами стала дежурить уже я. Ну кто ж виноват, что именно кухонное окно у нас смотрит в сторону входа. Еще мамина спальня, но зачем же мне лезть к ней в комнату, если можно устроиться в месте общего доступа?
Так вот, подождала, пока мама вернулась, шмыгнула в гостиную, где замаскировалась в кресле, и тихонько наблюдаю. А она, что-то мурлыкая под нос, разоблачается и сама подходит к холодильнику. В полутьме не видно, а вот когда холодильник открывается — та-ак, мам, ты, кажется, собственные советы забыла, потому как вон над юбкой явно начала проявляться складка животика, а ты ж не я, у тебя такого никогда не было!
Но — промолчу. Разве что в подушку похихикаю немного.

2. Перекусы

Проходит еще несколько недель. Кажется, у мамы с Хенком все на мази. Она иногда предупреждает «меня всю ночь не будет», за меня в этом плане мама не беспокоится, считает, что я достаточно взрослая и ответственная, чтобы побыть дома одна. Тут она права, я достаточно ответственная, чтобы и поужинать, и позавтракать самостоятельно, и в школу себе приготовить обед поплотнее, чтоб в столовке очередь не выстаивать. Ну а если они с Хенком где-то проводят вместе все выходные — и вовсе лучше некуда, я как королева, делаю что хочу.
Иногда, правда, как раз Хенк у нас ночует. Но и тут можно найти хороший такой плюс: он, честно признаюсь, готовит куда лучше и меня, и мамы, и печет замечательнейшие круассаны или булочки с сосиской. Я их лопаю, аж за ушами трещит, и забавное дело: при Хенке мне мама слова не говорит. Более того, сама охотно на всю эту выпечку налегает.
А уж если он у нас затевает ужин, это как на праздниках — пицца, или сочная пышная лазанья, или что-нибудь еще. Вкуснотень. Причем Хенк постоянно подсовывает маме добавочные кусочки, и как правило, немаленькие, мол, кушай Виллеке, счастье мое.
… нет, животик у нее мне точно не почудился.
Молчу.
Ну разве что спрашиваю уже у самого Хенка, где он так навострился с кулинарией.
— Восемнадцать лет на лодке-ресторане, — отвечает он, — потом та компания разорилась, я мог перейти поваром в другое заведение, но честно скажу, надоело готовить на большую ораву. И еще, пожалуйста, никогда меня не проси сделать что-нибудь рыбное, достало жутко!
С важным видом заявляю:
— Самая лучшая рыба — это колбаса!
И пока Хенк и мама посмеиваются, утаскиваю с блюда еще один ломтик жаренной колбасы.
… Как-то воскресным утром мы завтракаем все вместе, Хенк уже испек круассаны и булочки и разливает из блендера красный апельсиновый сок. Делаю себе бутерброд с «нутеллой», Хенк тем временем сооружает такой же для мамы.
— Санне, — мама как-то странно смотрит на меня, — хочу кое о чем у тебя спросить. — Неловкое молчание. — Мы с тобой всю жизнь вдвоем в этом доме, у тебя безусловно есть право голоса. Но… мы с Хенком хотим быть вместе. Что ты скажешь, если он тоже будет жить здесь, с нами?
Санне — это я. «Сюзанна ван Моорен» это в школьном журнале, но даже учителя предпочитают называть подопечных уменьшительными именами, кто как себя идентифицирует. Я одно время была Сьюз, сейчас же — именно Санне. Точно так же мама своим полным именем «Вильгельмина» подписывается сугубо на официальных документах, а для тех, кого мефроу ван Моорен допускает до личного общения, она — Виллеке. Так проще, и вообще.
Практичный подход сей разделяют многие нормальные люди, и минхеер Хендрик Шоорель, он же просто Хенк, в их числе...
Где обитает Хенк сейчас — без понятия, но надо понимать, у него жилище на семью не рассчитано, да и зачем бы ему, если сам-один. С другой стороны, все это явно не от недостатка средств, видно же, не бедствует. Поэтому со всем своим подростковым максимализмом отвечаю:
— Я не против, если он не будет мне слишком мешать.
— Обещаю, Санне, — улыбается он.
О дальнейшем договариваемся быстро: моя комната — она только моя, без стука даже маме хода нет. Гостевую, которая смежная с маминой, чуток переделаем для Хенка, она будет ему кабинетом, а так ничего особо перестраивать и не понадобится.
Но что меняется сразу — это, конечно же, кормежка, Хенк теперь распоряжается на кухне постоянно, и я вижу, что мама наслаждается его готовкой. Выпечка — его конек, но вовсю используются и гриль, и духовка, и вообще такие рецепты я только по кулинарному каналу раньше видела!
А насчет меня Хенк твердо держит свое слово, единствнная «помеха» с его стороны — он часто подсовывает и мне что-нибудь вкусненькое. Мама не возражает, она вообще стала куда спокойнее относиться к жизни и вообще. Я, конечно, вежливо говорю «спасибо», даже когда не голодна. В доме, кстати, теперь там и сям стоит куча вазочек с печеньем, конфетами и прочими вкусняшками на погрызть. Ну… я редко позволяю себе отказаться от такого искушения. Тем более, что регулярно вижу, как мама что-то подгрызает, под телевизор или просто так.
Что мы там говорили насчет осмотрительности, а, мам?

3. Эластик

Вечер. Из маминой спальни доносятся шаги. Обычное дело нынче: когда я выбираюсь в ванную или в уборную, в коридоре частенько вижу Хенка, идущего к маме с полным подносом всяких сластей.
Разок подсмотрела, когда он меня не видел, в приоткрытую дверь. Мама на кровати, голая. И у нее и животик вырос, и складочки на боках появились. Угу, кому тут хватит жрать? Мысленно хихикаю.
Нет, я вовсе не против. Мне куда больше нравится, что теперь никто не заглядывает мне в тарелку, и что когда захочу что-то погрызть, так вазочки с вкусняшками понатыканы везде, и если вдруг какая опустеет — она вновь наполняется словно сама собой максимум завтра наутро, а то и через пару часов.
Как-то Хенк испек для мамы роскошные пирожные.
— Это тебе, подарок.
— В честь чего?
— В честь тебя, потому что ты у меня есть.
— Ох, милый, — мама попробовала пирожное и тут же половина буквально испарилась, — просто великолепно. Ты меня балуешь.
Совсем на нее не похоже. То «сладкое вредно для фигуры», а то сама лопает в таких количествах… Потом, когда они удалились в обнимку смотреть телевизор, одно пирожное я честно стащила. И правда вкусно.
А наутро, когда мы завтракали, я снова обратила внимание, как мама поправилась. На ней уютные домашние спортивки, и живот под футболкой заметно так округляется, а резинка врезается в плоть. Мало того, у нее еще и грудь чуть подросла. И, похоже, щеки немного округлились… она точно поправилась.
Говорят, так всегда бывает в начале совместной жизни, мол, счастливые весов не наблюдают?

4. Полоска пухлого животика

И вот моя подруга Мирьям замечает:
— Санне, ты что, поправилась?
Как раз перемена, я доедаю крокет-сандвич из школьной столовой.
— Хмм… даже не знаю, — отвечаю, задумчиво опустив взгляд.
И — да, из-под футболки выкладывает полоска пухлого животика. Не то чтобы такая уж большая, но… раньше ее не было.
— Как это мать тебе ничего не сказала? — удивляется Мирьям, мою мать и ее комментарии она прекрасно помнит.
— Ей сейчас не до того, у нее большая любовь, — выразительно поднимаю палец.
— А. Ну тогда да, влюбленные многого не замечают, — кивает подруга.
Да уж. Мама явно не замечает, сколько нынче съедает за день. Весь день что-то подгрызает и с удовольствием подметает все, что кладет ей на тарелку Хенк. Да, он отменный кулинар. И всегда кладет ей добавку. Впрочем, и мне тоже.
Так что если так подумать — да, я поправилась. Штаны, которые были впору полгода назад, уже толком не налезают. Живот опять жем выпирает чуть больше, чем раньше — не так, как у мамы, но все-таки.
Пожалуй, надо бы взвеситься. Раньше мать заставляла следить за весом, сейчас, пожалуй, стоит заняться этим самой.
Причины понятны: слишком много еды. Вкусной, обильной, искусительно доступной, только руку протяни. Вазочка с конфетами пустеет сама собой. Особенно те вазочки, что оказываются рядом с мамой.
По-моему, Хенк ее еще и кормит.
Мама, осмотрительнее, а то ты с ним совсем уже растолстеешь. Могу сказать напрямую — улучив момент, когда Хенка не будет рядом, — но… это как минимум невежливо, да и что у нее, своих мозгов нет?

5. Измерено и сочтено

Встаю на весы. Да, живот и правда чуть округлился, приходится немного наклониться, чтобы рассмотреть экран. Что-то там высветится? Почему-то сердце замирает от сладкого прелвкушения.
Ну вот. Шестьдесят девять. А до Хенка было шестьдесят три, плюс шесть, не так чтобы сильно много — но все ж таки.
Внутри приятно щекочет. Как же мне это на самом деле нравится… Чуть оглаживаю живот, мягкий и пухлый. Неслышно играю со своим жирком. Это плохо? Ну… маме не понравится. То есть раньше — маме не понравилось бы, но сейчас, когда она, по-моему, уже толще меня стала...
Спускаюсь в гостиную, устраиваюсь на диване перед телевизором. Мама уже сидит там же — на другой половинке дивана, — и она точно выглядит чуток потолще меня. Подходит Хенк, вручает ей большую кружку каппучино, в другой руке у него тарелка с солидным ломтем яблочного пирога.
— Вот, милая, нынче после полудня испек, — вручает ей, вознагражденный улыбкой, потом смотрит на меня: — А ты тоже хочешь кусочек?
Вижу на буфете начатый пирог — пухлый, с яблоком, сбрызнутый взбитыми сливками. Ну как тут отказаться? киваю, видя краем глаза, как мама наслаждается пирогом.
— Очень вкусно, Хенк, — прожевав, кообщает она.
— Тут еще осталось, — вручив мне большой ломоть пирога, говорит Хенк, — если кто хочет добавки, пожалуйста.
На плите уже шкворчат сковородки. На ужин затеяно нечто… даже не знаю, как оно зовется, но там в картофельное пюре с цикорием идут ветчина и сыр, и все это запекается. Судя по размеру сковородок, рассчитано блюдо минимум на пятерых весьма голодных персон.
Мы с мамой съедаем еще по кусочку пирога, а затем я ухожу наверх, прихватив с собой пакет чипсов — захотелось солененького. Раньше, конечно, меня бы одернули, но сейчас мама сосредоточена то ли на экране телевизора, то ли на Хенке, который несет ей остаток пирога.
Ужин. Наслажюаюсб нежно-сливочным привкусом картоофельной запеканки, наверное, все же называть это следует именно так. Очищаю тарелку, Хенк немедленно подкладывает мне добавку. Ммм. Еще и сырный соус сверху, да, так даже лучше. Невероятно вкусно. И невероятно сытно. В прошлом мама в ужасе отпрыгнула бы от такого, а сейчас Хенк наполняет ее тарелку вот уже в третий раз.
Я от второй добавки отказываюсь — спасибо, мне хватит. Нет, влезло бы, но я хочу сохранить местечко для десерта, пудинг из манки со взбитыми сливками, мммм… не объесться просто невозможно.
Потом, когда мы с мамой, отдуваясь, сидим на диване, я вижу, что мама расстегнула штаны, и из-под футболки выглядывает бледная и пухлая полоска живота. Побольше, чем у меня, эт-точно. Руки на животе, тяжело дыщит.
Хенк как раз куда-то засобирался — ему нужно уйти. Мне с мамой теперь редко удается вот так вот посмотреть телевизор, обычно-то они с Хенком...
— Санне, — просит мама, — ты не нальешь мне стаканчик колы?
Удивленная, вопрошаю:
— Ты ж сроду мне не позволяла пить эту вредную шипучку, а сейчас сама просишь?
— Угу, — кивает она, поглаживая круглый живот. — И пакет чипсов прихвати, пожалуйста. Под фильм их грызть самое то.
Поднимаюсь, приношу заказанное и не могу не спросить:
— И как так получилось, что больше ты не думаешь о диетах?
— Если ты не заметила, мне надоело блюсти фигуру, — усмехается она. — А учитывая, что Хенк божественно готовит и вовсе не возражает, что я слегка поправилась...
— По-моему, поправилась ты совсем не слегка, — честно сообщаю я. Тем самым тоном, которым мама же меня и отчитывала на эту самую тему. — Ты вообще сколько сейчас весишь?
Мама пожимает плечами.
— Не знаю. А тебе зачем?
— Интересно.
— Ладно, идем посмотрим. — Снова поглаживает живот, туго набитый после плотного ужина, и не без труда поднимается с дивана. Вместе добираемся лов ванной, она встает на весы, точно так же, как я сама, наклоняется, чтобы заглянуть через собственный живот. — Семьдесят два.
У меня глаза на лбу. Хотя — сама ведь думала, что мама уже толще меня стала, но одно дело — думать, а другое — знать наверняка...
— Выходит, ты за все это время набрала шестнадцать кило.
— Ну… да, получается, так, — ответствует мама, слезая с весов.
— Мам, я поправилась на шесть и думала, что это ох как много.
— Как я уже сказала — Хенк готовит слишком вкусно. Невозможно отказаться.
Посмотрев друг на друга, мы расхохотались.
Как раз когда мы спустились вниз, входная дверь откорилась и появился Хенк. Из пакетов в его руках пахло вкусно и знакомо.
— Чипсы, — сказала я.
— Все равно шел мимо, решил взять, а вдруг у вас появилось настроение.
Мы с мамой, переглянувшись, ухмыляемся.
— Еще как появилось!
Чипсы. Потом фрикадельки с жареной картошкой и крокеты с сыром. Затем молочный коктейль с шоколадом. И мягкое мороженое. Уфф. Жутко вкусно. Не знаю, как я и мама после такого ужина ухитрилась слопать еще и это. Да еще и к миске вкусняшек с буфета потом приложиться. Но слопали же, и миска под телевизор благополучно опустела.
Объевшись по самое не могу, уползаю к себе. Живот распирает, сердце поет. Нет, все-таки так гораздо лучше, чем на жестком контроле каждой калории! И как же хорошо, что мама теперь тоже это понимает и всячески поддерживает новый образ жизни!

6. Свадьбы не будет

Решительно сообщаю:
— Мам, я не хочу называть Хенка «папой».
Она аж булочку отложила обратно на тарелку.
— Он и не просил. «Хенк» его вполне устраивает. Меня тоже.
— Ну а когда вы поженитесь?
Вздыхает.
— Однажды у меня уже была правильная свадьба — с платьем, цветами, у алтаря и все такое. Единственное хорошее, что из этого вышло — ты, Санне.
Раньше все, что было связано с моим рождением и личностью физиологического отца, было табу. То ли мама решила, что я достаточно позврослела, то ли и эти моменты теперь, с новой жизнью, подверглись переоценке. В любом случае — ушки на макушке и изображаю полнейшее внимание.
— Все свои деньги и мое приданое он вложил в дело, мол, проект выстрелит и мы станем жутко богатыми… Проект и правда был успешным, только узнала я об этом сильно потом, когда ты уже родилась. Финансовый обман я бы ему простила, а вот личный...
— У него, кроме тебя, была другая? — выдыхаю я.
Печальная мамина улыбка.
— Случается. И нет, такого я бы не простила, но могла бы понять. У него, кроме меня, был другой. Его же секретарь.
Челюсть моя падает куда-то к груди.
— Я их разорила. Спасибо твоему крестному, дяде Клаасу — он помог отсудить все, что можно было. Куда он делся потом, не интересовалась, исчез, и ладно. Нам хватило купить этот домик, организовать трастовый фонд тебе на обучение, ну и мне на курсы переподготовки, чтобы я, выйдя из декрета, смогла нормально работать...
Молча сидим на кухне и поедаем булочки с маслом и «нутеллой». Успокаивает.
— Поэтому, — завершает мама, — никакой свадьбы у нас с Хенком не будет. Мы вместе, этого достаточно и мне, и ему.

7. Дома как королева

Вместо свадьбы Хенк устроил нам дома мини-Октоберфест, то бишь притащил бочонок светлого пива и испек громадную гору мясных шариков. Начали они еще пока я в школе была. Пришла, как обычно, налопалась, хихикая над их не слишком уже трезвыми тостами. Мама выдула минимум четвертую кружку, сколько на грудь принял Хенк — не знаю, не считала. Я-то запивала шарики лимонадом, а потом подумала — какого черта, — и украдкой налила кружечку и себе. Хенк подмигнул. Мама заметила и улыбнулась. Останавливать не стала — и то, с таким-то количеством закуски, которое у меня уже имелось в желудке… Я уползала к себе с приятным шумом в голове и в который раз категорически объевшаяся. Мама с Хенком, по-моему, в ту ночь так на диване в гостиной и остались.
А через пару дней они сообщили, что отбывают в скромный медовый месяц, вернее, в двухнедельный круиз по Карибам. Суперлайнер, тропическое солнышко и все прочие прелести. А ты, мол, уже достаточно взрослая, мы тебе доверяем, холодильник и кладовка полны-полнехоньки, если что надо подкупить — на карточку тебе уже перевели достаточную сумму, веди себя хорошо, Санне, и оставайся на хозяйстве.
Что ж — не в первый раз вот так вот остаюсь одна дома, правда, раньше сроки все-таки поскромнее были, ну да и ладно. Наготовил Хенк и правда целую кучу всего, и я спокойно занималась чем хотела. А хотела я валяться на диване и экспериментировать с разными видами вкусняшек, что лучше после чего и как бы слопать еще и вот это вот, когда больше не лезет.
Забавно, однако холодильник опустел на четвертый день. Ничего, можно заказать с курьером пиццу, или макароны с сыром, или еще чего-нибудь — не так вкусно, как у Хенка, но тоже неплохо. Сколько раз в день я так объедалась? Сама не знаю. Много. И с удовольствием.
… И вот последний вечер, завтра вернутся мама и Хенк. Подготовила парадные шмотки, чтобы встретить их при полном фарше, примерила… и едва влезла в штаны. Тут же встала на весы, уже подозревая, что увижу. М-да. После того «октоберфеста» было семьдесят три, чуток еще набрала, но за эти две недели получилось практически полкило в день, потому как весы показывали все восемьдесят! Ого, восхитилась я своими достижениями. Как бы мама не решила, что это уже перебор.
Хотя вряд ли, но чего в жизни не бывает?

8. Возвращение

До Схипхола я добралась на автобусе, тут не слишком далеко, а погрызть пончики из пакета прекрасно и в дороге можно. Народу у выхода хватало, однако я нашла удобное место, где даже с моим невеликим ростом все было видно. Так, вот он Хенк, все тот же, но что это за толстуха рядом с ним?.. О небеса!
Я не знаю, что надо было делать, чтобы за две недели отрастить такое громадное пузо, но моей маме это явно удалось. Пузо, это уже даже не живот, вываливалось между штанами и футболкой, загорелой полоской выглядывая наружу, то, чего мама себе сроду не позволяла, а сейчас просто махнула рукой, потому как — а что делать, если ни во что не влазишь?
Да уж, Хенк эти две недели откармливал ее не покладая рук. А я-то думала, что это я тут жутко растолстела, набрав семь кило!.. Мама явно перекрыла мои рекорды, понятно, что Хенк помог, но все же.
Вот мы обнимаемся, и да, глаза меня не обмазывают, наощупь ощущается примерно то же самое. Мягкое, объемистое, штаны вынужденно застегнуты под животом, потому как где следовало бы — вообще без шансов; над поясом джинсов нависают складки сала, отросшего на карибской кухне.
Хенк игриво щипает свою возлюбленную за тучный бочок и подмигивает мне.
— Круиз был просто чудесный. Виллеке обследовала все рестораны на борту минимум по пять раз!
Мама строит обиженную моську, но, когда усаживается в машину рядом с Хенком, футболка ее совсем задирается, открывая пузо почти полностьб. Перехватив мой взгляд, она улыбается.
— Там и правда было чудесно, — и похлопывает себя по пузу.
А когда мы возвращаемся домой, Хенк заказывает из какого-то знакомого ему ресторана большой праздничный обед. Я честно стараюсь держаться на равных с мамой. Не получается.
… аппетит у нее после круиза стал совершенно невозможный. Когда дома — весь день напролет ест, ест и ест. Хенку приходится каждый день бегать в магазин, обновлять запасы вкусняшек (ну ладно, я тоже прикладываюсь), а за ужином мама съедает минимум четыре тарелки, и потом еще десертами полирует. Я, конечно, тоже от десерта не отказываюсь, но мой нынешний предел — все-таки две добавки...

9. Круглая цифра

Так вот и живем. Едим сколько влезет, а влезает — чем дальше, тем больше, кажется. В маму так точно.
Вот нынче на ужин была приготовленная Хенком пицца — он нынче печет сразу два подноса, одного нам не хватает, ибо мама целиком сметает этот один. Я с большим трудом (и большим удовольствием) впихиваю в себя две трети подноса, остаток достается Хенку, а потом еще и большая-большая миска мороженого с карамелью на десерт. Каждой. И потом перед сном кусок торта или пирога, на что там у Хенка настроние будет, сегодня это яблочный штрудель со взбитыми сливками. Честно слопала что смогла, утопала спать, придерживая живот обеими руками, а потом ближе к полуночи выхожу в туалет — вижу, дверь ванной открыта, голая мама слезает с весов в объятия не совсем одетого Хенка, он зарывается руками в складки сала у нее на спине.
— Виллеке, ты так растолстела, — слышу его шепот, — и все это — ради меня...
Мама чуть мурлычет от ласки Хенка.
— Все ради тебя, — соглашатся она. — Все эти девяносто девять килограммов — твои и только твои.
— Скоро будет знаменательная цифра, большая и круглая, как ты… — восхищается он.
— Тогда пойдем и покорми меня, чтобы было скорее, потому что я хочу быть еще толще.
Мотаю головой. Круглая цифра. То есть Хенк нарочно раскармливает маму, а она совершенно сознательно набирает вес? И жуткой трехзначной цифры на весах ей мало, она хочет толстеть и дальше? Кручу в голове все это, пока делаю свои дела и возвращаюсь в постель. Где-то ж я видела это...
Оглаживаю собственный живот, понимаю, что не засну, пока не найду, сажусь за комп. Поиск по ключевым словам. Раскармливание, набирать вес...
Ну точно. Оно самое.
И вот это вот — моя мама? Несколько месяцев назад — ни за что не поверила бы. А сейчас… а сейчас глупо отрицать очевидное.
Да, они с Хенком до сих пор как те влюбленные пташки, не могут оторваться друг от друга, обращая очень мало внимания на весь окружающий мир. Но… их обоих возбуждает именно то, сколько она ест, я же вижу, как у Хенка вспыхивают глаза, когда ее распирает от обжорства, и мама это видит еще лучше меня, поэтому — и ест как не в себя, ради него, но и ради себя тоже, ведь ей это безмерно нравится.
Я не знаю, какой размер она сейчас носит — то ли пятьдесят второй, то ли пятьдесят шестой уже. Пузо все больше. Ходит вперевалку, и то с трудом, основной маршрут дома — кухня-диван-кровать. И то Хенк часто ей прямо к дивану все и подносит.
А вот как ко всему этому отношусь я со своим подростковым максимализмом?
Мне точно нравится, что мама уже не помешанная на диетах блюстительница калорий. Мне точно нравятся кулинарные шедевры Хенка, и что мне никто больше слова не скажет за лишнюю вкусняшку. Меня никогда не волновало, стройная лично у меня фигура или не очень, я знаю, что поправилась, и мне это не мешает.
Нет, я не могу сказать, что мне нравится толстеть. Но вот набить желудок по самое не могу, а потом устроиться в уютном гнездышке — в кресле, на диване или в кровати, — и потихоньку, кусочек за кусочком, отправлять в рот еще вкусняшки — печенье, конфеты, чипсы, шоколад, по настроению, — и вот в таком вот обожравшемся состоянии уйти в приятный сон… это мне не просто нравится, это — квинтэссенция всего того, что я обожаю в этой жизни.

10. Все включено

Приближаются весенние каникулы, а с ними и мой день рождения. И Хенк предложил свозить нас в Турцию — десять дней на курорте «все включено», мол, хочешь, валяйся на пляже, хочешь, наводи ужас на тамошние ресторации, и вообще делай все, что хочешь, тебе как раз шестнадцать будет, считай, уже взрослая.
Я на такое предложение, разумеется, отвечаю вскинутым к потолку кулаком — йесс! Так уж вышло, что я ездила на кучу автобусных экскурсий, исколесив всю родную Голландию, Фландрию, а еще хорошую такую часть Германии, Дании и Франции — когда с мамой, когда с классом, когда просто тур купили, — но вот на южных курортах бывать не случалось. Упущение, которое сейчас будет исправлено, большое Хенку спасибо.
Что там будут делать они с мамой — даже гадать не нужно.
Примерно то же, что и я сама.
Собирая чемоданы, задумчиво стою над стопками одежды. Бикини или нет? Уточняю у мамы, та фыркает:
— Конечно, побольше обнаженки. Там жарко, а кроме того, ты на пляже точно будешь не единственной в бикини барышней с лишним весом.
— То есть ты себе бикини берешь? — удивляюсь я.
— Обязательно. Мы ж его не затем купили в том круизе, чтобы оставлять в шкафу.
Чемоданы собраны, такси в аэропорт Схипхол заказано, Турция, жди нас! Десять дней на солнце, сто тридцать три божественных удовольствия! Погода уже отличная, у отеля собственный пляж, плюс два больших бассейна прямо на территории, много зелени и целое море разнообразной еды — три разных ресторации и пляжный буфет, везде «шведский стол», причем ресторация в отеле вообще круглосуточная. Кайф.
… Приезжаем. При регистрации в отеле обнаруживается неприятный сюрприз: забронированный для нас двухкомнатный семейный сюит уже сдан другим клиентам. Администратор пытается заселить нас в традиционный «арабский» трехместный номер для мужа и двух жен; мы, переглянувшись, заявляем решительное нет — и мне, и маме с Хенком хочется приватности. Привлекаем представителя турфирмы, в итоге ситуацию разрешают следующим образом: мы получаем два разных номера — одноместный и двухместный, в одном крыле отеля, но не совсем рядом, — а еще наше пребывание на курорте в качестве извинения продлевается на двое суток, и назад мы летим бизнес-классом. Я, конечно, в этом раскладе пропускаю один день школьных занятий, однако такое горе как-нибудь да переживу.
Мой одноместный номер чуток поменьше моей комнаты дома, санузел тут совмещенный, ванны нет, только отделенный перегородкой душ. Но кровать удобная, и на туалетном столике, если захочется, вполне можно устроиться с ноутбуком. Разгружаю шмотки из чемодана в шкаф, переодеваюсь в бикини...
… м-да. Надо было еще дома примерить. Тем летом оно мне чуть великовато было, тесемки перевязали. Сейчас — напротив, едва влезла. Ладно низ, там тесемочки опять перевязала на исходную позицию, и нормально, но как-то сомнительно, что эти два треугольничка удержат пополневшую грудь. Ну и живот, конечно, он теперь нагло выпирает вперед и в стороны, тесемочки низа под ним почти и незаметно. Хорошо отожралась на хенковой кормежке, фыркаю я.
Как раз пока над этим размышляю, раздается стук в дверь. Открываю — мама, уже переоделась в бикини.
— Ну, ты идешь?
Мда… я-то еще сомневалась, мол, я слишком толстая. До мамы мне далеко.
У нее тоже удивленный вид — кажется, дома она не осознавала, что не она одна от кормежки Хенка растолстела, а тут все на виду. Впрочем, дальше следует легкая улыбка:
— Да, тут точно не я одна толстая буду.
В голосе ее — ни тени осуждения или отвращения, скорее одобрение и даже восторг «ого». Я сама чувствую примерно то же самое, когда смотрю на мамины обжорные подвиги.
Купленное в карибском круизе бикини поддерживает обильные мамины формы чуть адекватнее, чем мое, по крайней мере грудь почти не выплескиватся. Но пузо и все прочее — полностью открыты. Как и у меня.
И да, мама права. Как и она, я уже переросла эпитет «полная». Я толстая. И другой уже не буду.

11. Яблоко от яблоньки...

Все-таки я еще не готова выставлять свои габариты напоказ и ходить по отелю в одном бикини. Набрасываю покрывало-парео и спускаюсь к бассейну. Вижу Хенка, тот машет рукой — мол, занял тут удобный уголок. На столике рядом уже выставлены стаканы с напитками и несколько тарелок с местной едой. Устраиваюсь в шезлонге.
В соседний опускается мама. Понятно, почему не на стул, как Хенк — пузо мешает. Сплошной шар сала от бедер до груди, роскошный, колышущийся. Собственно, колышется она вся, чуть запыхавшись после недолгой ходьбы. Откровенно толстая. И знает это. И знает, что это знают все — видят все, — и ни капельки не стесняется, пожалуй, даже гордится, потому и выставляет всю себя напоказ.
А Хенк вручает ей высокий стакан:
— Вот, возьми. Ты устала, надо восстанавливать баланс. Ну и для аппетита неплохо.
Как будто у мамы в последние месяцы были трудности с аппетитом, фыркаю я.
И растекаюсь по щезлонгу, прикрыв глаза и таская из ближайшей тарелки слойки с вареньем. Солнце, аромат теплого моря, ветер на обнаженной коже. Свобода. Великолепно. Свободной рукой оглаживаю живот. Да, у меня он тоже вырос, поменьше маминого, но уверенно движусь в том же направлении.
И направление это мне нравится.
Хочу быть такой же.
Она сидит и ест, ест и ест, когда на столике заканчивается провизия — Хенк идет за добавкой, чтобы мама себя не утруждала. Пока мы здесь вместе за одним столом — ладно, но в принципе… я тоже так хочу.
И когда мама все-таки выбирается из шезлонга, сходить в туалет, ловлю Хенка:
— Есть минутка?
— Да, конечно. Что?
— Мама стала невероятно красивой. Впечатляет и даже завидую.
Хенк кивает.
— Полностью с тобой согласен. Она замечательно округлилась.
— И ты хочешь, чтобы она стала еще толще?
Хенк внезапно краснеет, но коротко кивает. Умилительно. Кто тут из нас двоих подросток, пойманный на горячем, а?
— Но я не скажу, что ты так уж далеко от нее отстала, — подмигивает он.
Теперь уже моя очередь краснеть, хотя ничего такого, чего бы я о себе не знала сама, он не сказал.
— Кормежка тут отличная, так что не стесняйся и наслаждайся вволю. И не завидуй, будешь, как Виллике, кушать весь день — станешь такой же.
— А я хочу стать еще толще, — выдыхаю я.
Сама не знаю, откуда взялись эти слова, но — это правда.
Вот уже мама возвращается, пузо как у беременной, покачивается туда-сюда. И пока она еще нас не слышит, Хенк быстро шепчет:
— Я к тебе вечерком загляну, есть кое-что, чтобы поспособствовать.
Подойдя, мама смотрит на меня свысока.
— Между прочим, это мой пирог был.
Пока я слизываю с губ остаток крема, Хенк встает:
— Дамы, не ссорьтесь, еды тут столько, что даже вам обеим не съесть. Сейчас принесу еще вкусняшек.
И приносит — и мне, и ей, еще и еще, и мы обе объедаемся, запивая все это коктейлями, непрерывно, меня распирает, ох, как же хорошо… День близится к вечеру. На ужин все-таки лучше переодеться. С трудом встаем, вместе с мамой, придерживая раздувшиеся животы, топаем к лифту — не пыхтеть же на лестнице, поднимаясь на три этажа в номера, — и она легонько пихает меня локтем.
— Будь поосмотрительнее.
— Ты это о чем? — изображаю невинную улыбку.
— О том, что у меня опыта немножечко больше. Так что поступай как хочешь, но при этом хорошенько подумай, чего хочешь.
— Уже подумала, — киваю и, проходя мимо витрины с выпечкой, свободной рукой сгребаю пару кексов. Неважно, что объелась и желудок как барабан. Все равно слопаю.
На этаже расстаемся, говорю, мол, в номере прохладно, немного полежу, встретимся уже на ужине.
Минут через десять в дверь стучат. Открываю — Хенк, с небольшой спортивной сумкой. Входит, закрывает дверь и уточняет:
— Так ты точно уверена, что хочешь растолстеть?
Киваю.
— Еще как уверена. Хочу быть еще толще мамы.
Он ухмыляется.
— Серьезная заявка, но это возможно.
Сердце мое учашенно колотится. Чтобы у меня тоже выросло пузо, как у мамы, и все остальное, но пузо — в первую очередь… ох, да, где-то пониже желудка начинают, как говорится, порхать бабочки.
Хенк кладет сумку на стол и добывает оттуда пару банок и упаковку желатиновых пилюль.
— Значит, так. В банках — порошок, одна столовая ложка на пол-литра молока, пить не больше трех раз в день, лучше перед сном. Это вроде протеинового коктейля у тяжелоатлетов, ну а в твоем случае набираться будет отнюдь не мышечная масса. В капсулах — лептин, ингибитор сытости, его лучше принимать незадолго до еды, пара таких капсул в день — и даже если будешь есть круглые сутки, ощущения «я наелась» не появится. И еще раз хорошенько подумай, с этими добавками ты растолстеешь так же, как и твоя мать — и это будет куда быстрее, чем ты думаешь...
Достает из той же сумки литровый пакет молока, наливает большой стакан, отмеривает ложку порошка, тщательно перемешивает и вручает мне. Остаок молока убирает в мини-холодильник, что установлен под столом.
— Возьми, выпей прямо сейчас. И матери ни слова, она думает, что она одна такая в целом свете, — заговорщицки подмигивает.
Беру стакан. Молоко с белковыми добавками густовато и имеет какой-то специфический привкус… не так чтобы неприятный, но я такого еще не пробовала. Не так уж легко оно пьется, понимаю я.
— А запить чем-то в процессе можно? Лимонадом, или тем же молоком.
Хенк качает головой.
— Не рекомендуют. Пить надо целиком, не прерываясь. Потом можно обычной воды, глоток или два. Давай, ты привыкнешь, день-два — и ты такой коктейль будешь залпом выдувать.
Ладно. Вдох-выдох, поехали дальше. Допиваю, и как Хенк и сказал, просто запиваю обычной прохладной водой. Уфф.
— А сейчас ложись покемарь немного, на ужин успеешь, не переживай, он тут до полуночи.
Опускаюсь на кровать и тут же отрубаюсь. Возврашаюсь в реальный мир буквально через час — Хенк, разумеется, ушел, но оставил на столе накрытую салфеткой тарелку с вишневым пирогом. И записку: «Как проснешься, будешь голодной, это на заморить червячка. И лептин не забудь. Увидимся за ужином».
И точно, хотя час назад я от пережора едва дышала, сейчас очень даже есть хочется. Полукилограммовый шмат пирога улетает в три укуса. Закидываю в рот желатиновую капсулой. Ну, ужин, берегись!
Оглаживаю свой живот, большой и круглый. В последний раз я тебя так называю, сегодня же вечером ты у меня вырастешь до состояния пуза и таковым пребудешь и далее!

12. Ненасытная

В шортах и футболке, между которыми выглядывает мое пузо, спускаюсь в ресторанчик. Хенк снова машет мне, подхожу — мамы еще нет, а на столике уже подготовлен большой горячий ужин, несомненно, для нее: жаренные колбаски в каком-то соусе, фаршированные перцы, шашлык. Пахнет восхитительно, плюхаюсь на стул и… в общем, две минуты, и все это уютно согревает мой желудок. Аппетит у меня здесь потерял всякие границы, и это, между прочим, еще первый день на курорте не закончился!
Тут как раз подходит мама, со своим видом тяжело беременной и подозрительностью во взгляде.
— Ну и где мой ужин? — смотрит сперва на Хенка, потом на меня. Я улыбаюсь, а Хенк поспешно вскакивает:
— Я тебе сейчас свежий принесу, там еще достаточно.
— Будь поосмотрительнее, — повторяет мама, когда он убегает к стойкам с едой.
— И тебе того же, — отвечаю, — ты тут вроде как тоже отсутствием аппетита не страдаешь.
Она лишь усмехается, похлопав себя по пузу.
Тут Хенк приносит тарелку горячего-мясного ей и большущую миску мороженого мне, и разговор прерывается по техническим причинам. Слышно только урчание «ммм, вкусно», и я даже не уверена, чье именно. Помню, что после мороженого слопала еще два больших куска торта, пяток пирожных и виноград. И пару литров лимонада выдула. А с собой в номер прихватила еще бутыль лимонада и несколько кусков фруктового пирога, которые слопала прямо в постели. Заснула с ухмылкой до ушей, обнимая обеими руками разбухшее пузо.
На следующее утро просыпаюсь в несусветную рань — еще шести нет, — потому как желудок требует жрать. Уговариваю его потерпеть минуточку, споласкиваюсь в душе, влезаю в бикини и топаю к бассейну. Прыгаю прямо с борта, сделав большой плюх, немного плаваю. Забавно. Когда лежу на спине, пузо горой выпирает вверх, и сиськи тоже, соски под куцыми треугольничками напрягаются. Ухх, класс. Вода сама держит меня, такую толстую, а низа бикини под пузом и не заметно.
Все, теперь точно пора подкрепиться, устроиться рядом со стойкой — там еще не весь ассортимент завтрака выложен, скорее часть завтрака плюс какие-то остатки от ужина, но мне все равно, пицца-сыр-яичница-колбаса, и булочки с кунжутом, и сочащиеся медом и сиропом восточные сладости… как же меня распирает, охх… Предусмотрительно собираю с собой булочек и колбасы, поднимаюсь в номер, смешиваю себе еще стакан протеинового коктейля, с трудом выпиваю и проваливаюсь в сон еще на часик-полтора. Чтобы по пробуждении, разрываемая чувством голода, слопать все, что припасла, и вновь пойти на поиски еды.
И так — день за днем. Иногда я пересекаюсь в ресторанчике с мамой и Хенком. Иногда нет. Иногда, помахав им рукой — мол, вижу, я тут, со мной все в порядке, — ухожу полакомиться в другое место, тут на территории еще «итальянский» ресторанчик имеется и «тайский». В перманентно обожравшемся состоянии, всегда готовая съесть что-нибудь еще.
Несколько раз просыпалась от голода посреди ночи и, если в номере не осталось стратегических запасов, приходилось выбираться все в тот же ресторанчик. Однажды встретила там Хенка — подмигнув, тот нагрузил себе всякой всячины на большой поднос, то есть не себе, а понятно кому; я подумала и последовала его примеру, устроив себе полноценный перекус уже прямо в номере, там и голышом можно. Вот казалось бы, ленточки бикини совершенно пузу не мешают, а без них — свободнее. И даже, кажется, больше влезает. Впрочем, толком не проверишь, ибо сколько с собой ни притащи — все равно слопаю все и пожалею только, что кончилось.
И вот уже последний день на курорте. Турции мы и не видели — только из окна автобуса по дороге в отель. А так не выбирались с территории, сугубо лежали, загорали, плавали и ели. Вот да, именно на еду я и тратила больше всего времени и сил.
Собираю чемодан, переодеваюсь в дорожное. Футболка в поясе изрядно тесна. А ведь еще не завтракала. Ну а что делать, более просторной нет. И я жутко голодная, даром что «ночной дожор» нынче имел место. Ладно. Чемодан с собой, оставлю у администратора — все так делают, — и в ресторацию. Футболка постоянно задирается вверх, открывая нижнюю часть пуза, сколько ее ни одергивай. Слишком растолстела. Интересно, сколько это в килограммах? И что скажет мама?
А мама не говорит ничего, даже не смотрит на опасливо приближающуюся дочь, просто продолжает есть, а Хенк подносит ей очередную порцию. Ест и ест, не прерываясь, погруженная в собственное чревоугодие.
И то, должна же я была от кого-то это унаследовать.
Сажусь рядом, загрузив себе на поднос всякой всячины — тут и густой йогурт, и крем-сыр, и круассаны, и «нутелла», мм, уже хочу. Футболка снова задралась, ну и плевать. Слишком хочется есть. Я теперь уже вообще остановиться не могу, даже когда дышать толком не получается — все равно думаю, что бы такого еще слопать. О, Хенк, спасибо ему, принес и на мою долю добавки. Мама поднимает взгляд, но я быстро утыкаюсь себе в тарелку и занимаюсь тем, чем и хочу, то есть лопаю все, что имеется в наличии.
Футболка задралась выше пупка. Чувствую на себе сторонние взгляды. Ну и плевать, голод важнее. Да и не я одна тут с лишними килограммами, Хенк и мама были правы.
Завтрак все продолжается и продолжается, плавно перетекая в обед: автобус у нас в час, дальше долгий перелет, перед которым нужно как следует подкрепиться. Поэтому все, что можно слопать — надо слопать, потом не будет. Мама доедает суп и принимается за вермишелевый салат. Масло капает у нее с подбородка, у меня при виде этого открывается уже… пожалуй, уже третий желудок, неважно, в общем, снова есть захотелось больше прежнего. Вгрызаюсь в мясной салат. Ох, какой класс. Как же мне будет этого недоставать дома.
А ведь еще школа! как мне эти уроки пережить, я ж там от голода за сорок пять минут помру! Надо попросить совета у Хенка, вдруг он и тут какой секретик знает...

13. Взгляд в грядущее

От автобуса до зала ожидания от силы метров триста, но я совсем выбилась из сил, пока преодолела их.
— Жарко, — пыхтит рядом мама. Она катит свой чемоданчик, я — свой. Остальное у Хенка.
— Жарко, — соглашаюсь я, вытирая пот.
Дело, конечно, не только в температуре. Мы с ней почти одинаковые, ладно, я немного меньше, но очень похожи. Совершенно одинаково выпирающие откормленные пуза. Тучная филейная часть. Грудь, пожалуй, у нее все-таки побольше, но на общем фоне это не так заметно.
И все-таки пока я ее не догнала. Как бы ни старалась. Мы обе слишком ненасытные.
Плюхаемся на скамейки в кондиционированном зале ожидания, и Хенк вручает нам по большому стакану карамельного латте из «Звездобакса» и большой пакет с пончиками. Три штуки изничтожаю в три укуса. Черт, а мама уже пятый в рот засовывает, мрак, и как же мне ее обогнать?
Конечно, все это те пилюли и протеиновый коктейль. Она раньше начала...
Ловлю взгляд Хенка, который смотрит на меня, на маму, снова на меня. Безмолвное обещание: я помню, чего ты хочешь, обещал помочь — и помогу. Пока же он любовно оглаживает мамино пузо и тучные бока, и та млеет от его ласковых прикосновений.
Интересно, сколько она сейчас весит. Понятно, что за сто — еще до Турции было за сто, — но иинтересно, насколько «за». Мне даже не так собственный вес узнать любопытно, как ее. Хотя и свой тоже. Впрочем, ладно, дома весы есть, вот и проверим.
Если не переросли. А то, кажется, там дальше ста тридцати и не берет...
… Схипхол встречает весенней прохладой и маминым заявлением: умираю с голоду. Выразительный взгляд на «Царь-бургер». Устраиваемся а столом, и Хенк, получив такой же выразительный взгляд, молча отправляется за чем-нибудь вкусненьким.
Мама права, я тоже есть хочу.
Восемь двойных бургеров, два молочных коктейля, куча жареной картошки и кола. Почти как в Турции.
Первый бургер улетает мгновенно. Второй — тоже, но чувствую, что мама чуть быстрее справилась. Так, подналяжем. Третий — почти на равных. Четвертый через силу. Хотя мама делает вид, что и пятый осилила бы. А может, и не делает, мы с ней обжоры опытные. Выпирающие пуза — в моем случае оно попросту вываливается из слишком футболки, — раскрасневшиеся лица. Коктель выпит, теперь кола, отполировать. Пузыри приятно щекочут язык.
Снова возникает Хенк и вопрошает:
— Ну что, голодающие есть? Тут кое-что для вас обеих.
И ставит на стол два контейнера с творожниками.
Мы с мамой перегладываемся и дружно открываем коробочки. Почему бы и нет. Ммм, вкусно пахнет.
Еще несколько минут, и мы, раздувшеся еще больше, вперевалку топаем к остановке такси. Медленно, натужно. Нелегко таскать такой вес. И дальше будет еще тяжелее, ибо что-что, а худеть никто из нас не планирует.
Хенк смотрит на нас обеих, с гордостью и восхищением. Да, это дело рук твоих. Ты раскормил маму, позволил растолстеть мне. И это прекрасно.
Пока я не нашла себе такого, как ты, любителя толстушек и раскармливания — я найду, я даже знаю, где начать поиски, но случится это не сегодня и не завтра, — будешь раскармливать нас обеих. Тогда и я сдержу обещание и ничего маме не скажу.
Выразительно оглаживаю свое пузо. Можешь считать это подростковым максимализмом, но я упрямая. И осмотрительная.
Хенк чуть заметно кивает.
Нам в хозяйстве точно понадобятся новые весы.