Племянница Мартина

Племянница Мартина
(Meine Nichte Martina)

Восемьдесят

Есть в Старом Кельне весьма недешевое кафе «Шмитц», где подают невероятно роскошные тортики. Тамошний кондитер заработал с дюжину премий на профессиональных коркурсах. Дружим мы с ним еще с тех давних лет, когда оба ходили в сельскую школу в далеком Сааре, а сейчас примерно раз в неделю встречаемся, проводим вечерок за карточным столом и обсуждаем плюсы и минусы большого города. Да, оба мы с Гердом из «селюков», которым город принес успех.
А раз в месяц я вырываюсь на пару послеобеденных часиков к нему в кафе и позволяю себе попробовать очередной десерт-шедевр.
И вот позвонила мне как-то сестра Марлиза.
— Манфред, ты, кажется, хорошо знаком с кондитером Шмитцем?
— Да, — ответил я, — Герд мой друг.
— Тогда, возможно, ты сможешь помочь.
— Раз ты просишь, пожалуйста.
Марлиза вздохнула. О чем-то просить младшего брата (у нас разница в три года) ей непривычно.
— Твоя крестница хочет учиться, и ищет подходящее место.
Ее старшая дочь, Мартина, приходилась мне заодно и крестницей. Двойное родство.
— На кого она хочет учиться, на кондитера?
— Да, а возможно, на официантку.
— Ладно, поговорю насчет нее. Но пока дай-ка трубку Мартине.
В таких вопросах лучше обходиться без «испорченного телефона». Пообщаться с крестницей мне удавалось не всегда, очень уж мы не сошлись характерами с ее отцом. Зато с самой Мартиной — никаких проблем.
— Алло, дядя Манфред? — появилась она на том конце провода.
— Привет, Мартина. Твоя мама сказала, ты хотела бы работать в кафе «Шмитц»?
— Да, я так и попросила.
— И еще она сказала, ты хотела бы работать кондитером или официанткой. Как-то странно звучит.
— Почему? — удивилась девушка.
— Потому что между профессиями кондитера и официанта очень немного общего. Выбирай то, к чему душа стремится. Я помогу в любом случае, но решать тебе.
— Пожалуй, ты прав. Но я столько обивала пороги разных заведений, что мне уже все равно.
— Ладно, давай договоримся так. На выходных я планирую прокатиться в деревню, буду проезжать мимо, загляну и поговорим подробнее. Договорились?
— Хорошо, дядя Манфред, давай так.
Потом я набрал номер Герда.
— Здравствуй, как дела?
— Да в общем неплохо, Манни. А ты как?
— Не жалуюсь.
— Так зачем я тебе понадобился? — спросил Герд. — Явно ведь что-то срочное, или ты подождал бы до нашего вечера.
— Срочное не срочное, но есть, — согласился я. — Крестница хочет поучиться у тебя кондитерскому делу.
— Хм, — проворчал он. — Подробности будут?
— Да какие там подробности. Ей скоро семнадцать, средняя школа позади, склонности к точным наукам нет, намерена получить профессию. Хочет быть кондитером или официанткой.
Герд расхохотался, как я и предвидел.
— Кондитером или официанткой? Хорошо бы все-таки выбрать, нельзя делать и то, и другое.
— Я ей так и сказал. Можно ее к тебе привести?
— Приводи, почему нет. Посмотрим, что девочке подойдет.

На пути в Саар я погрузился в воспоминания. Ностальгия и меланхолия охватили меня. Теперь я снова холостяк — жена так и не прижилась в большом городе, да плюс я постоянно мотался по командировкам, — и в общем-то в Кельне меня только работа и держит. Но и деревня, где я рос, теперь мне чужая, когда-то я знал там каждую собаку, но не сейчас.
Что ж, пусть будет, как будет.

Остановился у дома сестры, позвонил. Дверь открыла Мартина.
— Здравствуй, дядя Манфред!
— Привет, Мартина! А ты выросла, однако! — Пару лет мы с племяшкой общались сугубо по телефону, и изменения действительно были радикальными. Мартина выросла и ввысь, и вширь. Пухленькой она была с детства, однако за последнее время это оформилось уже на постоянной основе. Росту девушка была чуть выше среднего, метр семьдесят, но весу в ней было кило этак восемьдесят. Впрочем, достаточно равномерно и приятственно распределенных, пышный бюст и широкие бедра обеспечили крестницу весьма женственной для ее лет фигуркой.
— Заходи!
Мартина сварила кофе, а я выложил на стол пару кусочков тортика, сотворенного герром Шмитцем. Исчезли они во рту крестницы с восхитительной скоростью. Неудивительно, что у нее излишки веса.
Я расспросил ее насчет выбора профессии.
— Мама полагает, что мне самое место в пищевой промышленности.
— Интересно, почему?
— Говорит, что так я смогу превратить хобби в профессию.
— У тебя хобби, значит, тортики?
— Не только. Сам видишь, я в последнее время немного поправилась.
— И всему виной тортики?
— Всему виной сладкое. Я вообще немного скинула бы, не хочу быть такой толстой, как мама.
Марлиза, как и я, унаследовала классическую здоровую полноту южногерманской глубинки, и за годы сытой спокойной жизни мать Мартины заметно раздалась вширь. В последний раз, когда мы виделись, она весила за сто двадцать.
— О диетах мы сейчас говорить не будем, — решительно заявил я, — давай-ка ближе к делу. Если с учебой все сложится, придется тебе переехать в город. Где планируешь жить?
— Ну, мама думала, что я могу пожить у тебя… — с виноватым видом развела крестница руками.
— Вот интриганка, — рассмеялся я. — Так и знал, что все ради этого и затеяно!
Мы обменялись ухмылками.
— Впрочем, мысль недурна, — сказал я уже серьезно. — После развода места в апартаментах хватит.
— Это было бы просто классно, дядя Манфред!
— Ладно. Пройдешь собеседование у Герда, тогда и посмотрим.

Вернулся в Кельн, прошелся по квартире. Семьдесят пять квадратов — многовато для меня одного, однако искать новые апартаменты после выпившего всю душу прошлогоднего развода у меня не было ни малейшего желания. Три комнаты, и малая спальня мне в общем-то ни к чему. Пыль, из мебели — кровать и тумбочка, ну да это можно исправить. Крестница вполне сюда впишется.
Да и мне, пожалуй, будет приятно снова жить с кем-то под одной крышей.

Восемьдесят три

Четыре недели спустя, в пятницу вечером я ждал на Кельнском Центральном вокзале и высматривал ее в толпе прибывающих. Нашел без труда. Крестница за этот месяц, кажется, немного поправилась, впрочем, я заметил это лишь потому, что на ней были те же самые штаны, и складка над ними выпирала более заметно. Отправились мы в «МакДональдс» — готовить после работы у меня не было ни времени, ни желания.
А после завтрака вместе отправились в кафе «Шмитц» на собеседование. Все прошло удачно, кто бы сомневался, потом мы прогулялись по городу, и я предложил племяннице задержаться у меня еще на ночь и вместе поужинать. Мою кулинарию девушка оценила высшим баллом, но на предложенный бокал отменного вина посмотрела равнодушно.
— А мы дома вина не пьем. Только мама иногда позволяет себе бокальчик.
— Да, отец твой признает только пиво. А вот мои родители, которых ты толком не помнишь, знали толк в хорошем вине, отсюда и мое пристрастие к этому благородному напитку. Попробуй, со временем и ты научишься его ценить.

Восемьдесят восемь

Просторный универсал доставил в город сестру и Мартину. Я обрадовался, как ребенок, обнял обеих и помог разгрузить скромный багаж, который крестница сочла нужным прихватить из дому. Мать и дочь несколько округлились, но крестница тут же объяснила причину.
— Я теперь каждый день практикуюсь в выпечке, — гордо сообщила она.
— А поскольку Эгон сладкого не ест, приходится всю эту практику съедать нам, — добавила Марлиза.
— По тебе и не скажешь, — соврал я и услышал в ответ дружный смех.
— Больше десяти кило на двоих, — сказала сестра. — Мне-то уже все равно, я и так толстая, но Мартине надо бы как следует следить за собой.
— Ай, брось, мам! — отозвалась та. — За чем там следить?
— Да уж есть за чем. Или будешь как я. Уж поверь, раз отпустишь поводья — и ты уже толстая, и такой останешься навсегда, по собственному опыту знаю… Ты пока еще наполовину стройная.
— Во-первых, что значит «наполовину», во-вторых, почему вдруг «пока»? — обиделась девушка.
— Ах, девонька моя, просто я хочу, чтобы тебе жить было проще, чем мне.
— Это уже мои трудности, — отрезала Мартина.
— Точно, — согласился я. — Ну что, Мартина, добро пожаловать под новый кров?
Мартина кивнула, а ее мать вздохнула.
— Манфред, присматривай за моей малышкой.
— Положись на меня.

Девяносто пять

Мартина легко прижилась в Кельне. Ей нравилось работать в кафе, а мне нравилось, что она рядом. Так что вечера мы проводили вместе и по очереди готовили что-нибудь вкусненькое. Как правило, ужин сопровожался бутылочкой вина. Крестница быстро научилась понимать в вине и практически не ошибалась, подбирая сочетания.
— Как тебе бургундское под тыквенный суп?
Она попробовала.
— Хм, не знаю, но кажется, не подходит.
— Молодец, ты совершенно права. Вино отличное само по себе, но оно сладкое. А тыквенный суп сладкий сам по себе, и получается черт-те-что. Так что берем под него вот это белое «совиньон».
После месяцев одинокой жизни, когда не с кем было разделить удовольствие от хорошей кухни, само присутствие Мартины было благословлением. От которого оба мы слегка поправились.
На рождество мы вместе пекли печенье по старому семейному рецепту, сравнивая их с печеньем из кафе «Шмитц». Как-то вечером мы валялись на диване, лопали печенье и запивали вином. В конце концов Мартине пришлось расстегнуть брюки.
— Кажется, я объелась, — простонала она.
— Я тоже, но сейчас именно так и надо. Знаешь, между «сыта» и «объелась» есть такое чудесное состояние «недопереела», когда тебе уже тяжело дышать, но желудок еще не молит о пощаде. Я как раз там.
— Понимаю, о чем ты. Только я, кажется, перебрала, — вздохнула крестница.
— Ну, этому горю можно помочь. Есть средства, способствующие пищеварению.
— Какие же?
— Спиртосодержащие. Их нередко пьют после еды как раз для этого.
— А, ну про ликер я знаю.
— Ликеры — только один вариант, самый простой.
— А что еще есть?
— Могу предложить на выбор несколько сортов виски. Еще есть хороший коньяк и ром. И, конечно, отменная домашняя граппа.
Вечер рождества мы отметили горой коричных вафель, хрустящих булочек с изюмом, булочек с корицей, печеньем с анисовым маслом и сливками, а также несколькими рюмками ирланского «бушмилльса», шотланского «дальвинни», «лафлина» и «талискера», коньяком «хеннесси», ромом «картавио анехо», граппой «берта»… в общем, перепробовали весь обширный бар по соседству. Вваливаясь в апартаменты, Мартина первым делом расстегивала брюки — это если вообще не ходила прямо в спортивных штанах.
Рождество обошлось нам обоим еще в несколько килограммов, но заметил я это, лишь когда мы отправились по предновогодним распродажам.
— Застегнула бы куртку, холодно на улице, — заметил я.
— Я бы с радостью, да не могу, — продемонстрировала девушка. Действительно, полы куртки попросту не сходились на ее округлившихся формах.
А на Новый Год меня пригласила Марлиза, вроде как в благодарность за то, что я поселил Мартину у себя в Кельне. Отмечать Новый Год в одиночестве — нехорошо, в прошлом году у меня так и получилось; так что я, довольный собой и окружающим миром, загрузил крестницу на пассажирское сидение и поехал в Саар.
Сестра открыла нам дверь и, разумеется, сразу поняла, что за полгода жизни вне родительского крова Мартина отнюдь не изнуряла себя диетами.
— Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнула она. — Что с тобой случилось? Ты полнеешь, как на дрожжах!
— И что с того? — отозвалась девушка. — Я ж тебе еще по телефону сказала, что теперь вешу девяносто пять.
Мать не стала портить Мартине праздник, да и с ее уверенностью в себе такое было бы затруднительно. Впрочем, Марлиза не преувеличивала: я недавно перебирал личный фотоальбом и посмотрел на их с дочкой фото, щелкнул в день прибытия ко мне в Кельн; разница с нынешней Мартиной была видна невооруженным взглядом.
А вот меня сестра отозвала в уголок.
— Манфред, ты же обещал, что присмотришь за ней! Она же твоя крестница, и за полгода она так растолстела, что если и дальше так пойдет...
Я вздохнул.
— Марлиза, а что я могу сделать, как по-твоему?
Она не ответила, а я добавил:
— Мартина уже не ребенок и сама знает, чего хочет. Опять же что я, что ты сама — не лучшие примеры насчет «блюсти фигуру».
Молча смерив друг у друга взглядом обхват того, что когда-то было талией, мы закрыли эту тему глотком «пино-нуар».

Сто десять

Весной мой коллега резко сменил статус на «молодого отца» и взял трехмесячный декретный отпуск по уходу за женой и ребенком. А в рабочем плане у нас стояла постройка завода в южном Египте, и пришлось мне вместо него отправляться туда инженером-эксплуатационщиком. Как в старые времена, когда я еще был женат; первая командировка с тех пор. Ехать или нет? Да, сейчас жена меня не удерживает, но я ведь обязан заботиться о крестнице. Обсудив вопрос с Мартиной и сестрой, я согласился на командировку. Мартине все-таки почти восемнадцать, она личность ответственная и доказала это, ну и опять же за апартаментами есть кому присмотреть. С племянницей я особо оговорил: хочешь устроить вечеринку в пустой квартире — пожалуйста, но помни о соседях и чтобы потом все начисто убрать. Мартина пообещала, что все будет исполнено в лучшем виде, и я уехал в Египет, где провел без малого полгода. Стройка и ввод в эксплуатацию большого завода — дело непростое, а уж в странах третьего мира, где инфраструктура и близко не равна немецкой… Но в итоге все заработало, и я даже разок выбрался отдохнуть в Хургаду.
Вернулся домой. Открыл дверь и приятно удивился — все прибрано, на местах. На сушке несколько пар спортивных штанов весьма солидного размера. Что, племянница растолстела еще сильнее?
Времени у меня хватало, и я поехал прямо в кафе. Герд с радостью меня обнял.
— Привет, Манни, наконец-то ты вернулся с югов! Как в старые времена, а?
— Почти. Устал вусмерть и даже похудел. Когда был моложе, как-то оно легче казалось. Слава богу, теперь я хоть знаю, с какой стороны за что браться.
— Ну, садись. Тебя ж там небось настоящим тортом никто и близко не кормил?
— Точно.
— Сейчас я тебе чего-нибудь сооружу.
Принес мне кусок яблочного мусса с ромом, разлил в две рюмки бренди, и мы присели за угловой столик.
— Доброе бренди. По-прежнему выдерживаешь с яблоками в бочках?
— Ясен пень. Народ счастья своего не видит. Закупаю по дешевке, пару лет держу в бочках, и продаю как высший сорт, которым оно и становится. Пять лет выдержки, и я смог бы сделать на этом целое состояние… Ну да ладно, рассказывай, как там Египет?
— Да как всегда. Эксплуатационщику не до красот окружающей природы, знаешь ли, сплошная работа. Ну а у тебя тут как? С Мартиной ладишь?
— Манни, Мартина — это просто самородок, и за нее я тебе искренне благодарен.
— Что, она правда хорошо работает?
— Не то слово. Природный талант. Феноменальное чутье на правильные пропорции. Чертовски хороша, когда нужно придумывать и проверять новый рецепт тортов или пирожных. Ремесленных навыков ей пока еще недостает, но это дело наживное. Торт, который ты сейчас ешь — ее рук дело.
— Да ну, — удивился я, — просто великолепно.
— Я ее сейчас позову, сам и скажешь.
Герд скрылся в кондитерской и вскоре появился вместе с Мартиной. Я с трудом узнал крестницу, так она растолстела — хотя по одежде на сушке можно было бы догадаться. Но догадки — одно, а круглая как шар барышня, вперевалку следующая за Гердом, была на самом деле. И это — моя племянница, да.
Мартина тяжело плюхнулась на стул, который протестующе заскрипел под ее весом. Массивные бедра свешивались по обе стороны сидения. Лицо ее пополнело и обзавелось вторым подбородком, но это еще в общем ладно, а вот ниже шеи ее просто распирало.
— Привет, дядя Манфред! — пожала она мне руку, отчего пышные плечи заколыхались как желе. Форменное облачение девушке было изрядно тесно.
— Здравствуй, Мартина, — улыбнулся я. — Как дела?
— Все высший класс, — ответила племянница. — Сам видишь, — и огладила обеими руками внушительное пузо.
— Да уж вижу. Цветешь и пахнешь.
— Точно. Боюсь, я с начала года набрала пару-тройку кило.
— Такова уж наша участь, — вступил Герд, который утратил стройность много лет назад. — Кондитер должен пробовать то, что готовит, а торты у нас калорийные. Но зато у Мартины они самые лучшие!
— Именно это я и хотел сказать, — кивнул я. — Твой яблочно-ромовый — совершеннейший шедевр!
Крестница просияла.
Позже, когда она удалилась на рабочее место, я кое-как справился с изумлением.
— Герд, ты что с ней сотворил? Девочка так растолстела, что я бы ее и не узнал.
— Я ж тебе сказал, она самородок. Но когда отдается выпечке, в процессе уплетает столько, что я сам удивляюсь, как это она вообще еще передвигаться может. Я смотрю на это сквозь пальцы, у Мартины великолепный вкус и чутье, и расходы на то, что она съедает, впятеро окупаются ценой созданных ею шедевров. Надеюсь, ты не против. Или мне стоит быть с ней пожестче, чтобы она не растолстела еще сильнее?
Я вздохнул.
— Эх, Герд, в конце концов, она уже, считай, взрослая.
— Вот и мне так кажется, — подмигнул он.
Вечером мы с племянницей обменялись новостями за полгода. Оказывается, Мартина так растолстела не только на рабочем месте, но и от совместной учебы, она с парой однокурсников готовилась к экзамену на звание профессионала-кондитера и поэтому практически каждый вечер вся троица собиралась в моих апартаментах и устраивала себе дополнительную практику по кулинарному мастерству. Учились, пекли и пробовали, заполняя лакуны в личных умениях. Так, Жианна прекрасно разбиралась в мороженом, потому как родители держали кафе-мороженое, но с тортами дел ранее почти не имела. Примерно та же история с Арегом: с пахлавой и прочими восточными сладостями он общался с младых ногтей, а торт ему никак не давался. Вот Мартина и стала у них «репетитором», постигая взамен тонкости итальянской и армяно-турецкой кулинарии.
— Так что на троих мы набрали килограммов тридцать. Пятнадцать я, двенадцать Жианна, и Арег три с чем-то.
— Пятнадцать кило за полгода? Недурственно, — заметил я.
— Ага, знаю, — смущенно кивнула племянница. — Всю жизнь боялась цифры «сто», а сейчас во мне уже сто десять. Но уж очень вкусно было то, что мы разрабатывали втроем, никак не удержаться.
— Верю. Если твои торты хоть чем-то походили на тот, что я попробовал сегодня, тут святым надо быть, чтобы удержаться. Кстати, можешь и дальше приглашать своих друзей в гости, не возражаю — только не каждый вечер.
— О, спасибо, дядя Манфред!
— Но с одним дополнительным условием, — добавил я.
— Каким?
— Оставьте и мне кусочек попробовать.
— Да без проблем, просто сделаем чуть больше.
Познакомился с друзьями Мартины. Интересные ребята. Настроены на то, чтобы стать лучшими кондитерами в мире, никак не меньше. Великан Арег, упитанный и добродушный. Пухленькая Жианна, коротышка, но с широкими бедрами — сказывалась итальянская кровь. Впрочем, рядом с моей крестницей оба казались почти стройными. Ужинали вчетвером, обмениваясь впечатлениями и кулинарным опытом, с моей стороны — больше теоретическим, зато обширным; молодежь охотно слушала и делилась своими профессиональными знаниями. Приятная компания, полная жизни.
Никто из нас четверых за последующие месяцы не похудел. Кто б сомневался.

Сто двадцать три

Работа в кондитерской «Шмитц» сделала из Мартины совсем иного человека. Недостающие ремесленные навыки, о которых говорил Герд, она набрала быстро и уверенно, а вместе с ними и изрядное количество килограммов. По всему Саару разошлась слава о вкуснейших тортах моей племянницы (я тоже приложил к этому руку, но никакой рекламной кампании не заказывал, слово чести!), и однажды кузина Мартины попросила испечь ей свадебный торт. Поскольку на банкет пригласили и меня, крестница решила, что торт она будет печь прямо у нас на кухне, а потом мы вместе и отвезем его в Саар.
Я наблюдал, как она раскладывает на кухонном столе и буфете многочисленные приборы и ингридиенты — включая целое кольцо колбасы, которое племянница в момент порубила на кружочки и сдобрила горчицей.
— Это что, тоже в торт? — удивился я.
— Нет, — объяснила она, — это для меня.
Крестница привычно замесила тесто, сгрузила на подносы для выпечки и вылизала остатки из миски. Приготовила три разных крема, обильно сдобрив маслом и сахаром, и аккуратно создала многослойную композицию из только что выпеченных коржей, проложенных разными кремами. Остатки из трех мисок опять же отправились в рот, а потом туда же — пара кусочков колбасы.
Прожевав, племянница объяснила:
— Так я сбрасываю вкусовые сосочки обратно «в ноль», чтобы не переборщить со сладким и лучше чувствовать.
После крема торт был обильно украшен марципановыми фигурками; обрезки Мартина уничтожила привычным способом, опять же «обнулив» все это колбасой. Завершил внушительное творение трехмерный узор из сахарной пудры, мармелада, варенья и еще нескольких добавок. Остатки которых, само собой, крестница съела, а поставив торт в печку «доходить до кондиции» — доела колбасу и все, что осталось из заготовленных ингридиентов, которых, пожалуй, хватило бы на скромный тортик. В общем, вот зримое свидетельство, каким это образом Мартина, работая в кондитерской, настолько растолстела.
По дороге в Саар крестница попросила проехать через «МакДональдс».
— После сладкого мне всегда хочется перекусить чем-нибудь посущественнее, — объяснила она.
Откуда у нее после всего съеденного еще и аппетит на «что-нибудь посущественнее», я, признаться, не очень понял, но просьбу выполнил.
На свадьбе Мартина была в открытом платье без бретелек — тесно облегающее бюст и свободное в талии и ниже, — и выглядела в нем еще массивнее. В зависимости от позы, под пышными оборками обрисовывались округлости то мощных ягодиц, то внушительного пуза, а круглые икры, пухлые руки и складки сала на спине платье и вовсе выставляло напоказ. Соответственно то и дело слышались удивленные замечания:
— Манни, это что, твоя крестница Мартина? Что-то девочка себя подзапустила.
И это еще ничего, потому как большей частью было — «ну и растолстела же она». Впрочем, многие вообще ее не узнали и удивлялись, откуда тут взялась эта толстуха.
Когда Мартина положила себе второй кусок торта, мать невесты, которая приходилась ей четвероюродной бабушкой (ну и какой-то там родней мне), прошипела мне на ухо:
— Девочка должна держать себя в руках! Она уже сейчас толще, чем ее мать, а ведь та родила троих. А что же с ней дальше будет?
Я решил не рассказывать, что утром «девочка» уже слопала больше торта, чем досталось любым троим гостям вместе взятым, однако в принципе доля истины в этих словах была. Племянница действительно перекрыла все мыслимые нормы, а когда они с матерью стояли бок о бок, совершенно неясно было, кто из них толще.

Сто тридцать восемь

Кондитерские штудии продолжались, и Мартина соответственно продолжала набирать вес, хотя и медленнее, чем раньше. За полгода до дипломного экзамена Герд отправил мою крестницу во Францию, поучиться у знакомого кондитера. В рамках евросоюзной стандартизации всего и вся кафе «Шмитц» слегка расширяло ассортимент, и Герд с Мартиной совместно решили, что неплохо было бы добавить к меню французские шедевры вроде «тысячи лепестков», ну и что попроще — тарталетки, заварные и им подобное.
Итак, теперь в трехмесячную командировку отправилась Мартина, а я соответственно вечерами слонялся из угла в угол по пустой квартире. Готовить не хотелось, питался всякими бургерами с картошкой и разогретыми полуфабрикатами. А еще пил больше, чем следовало бы. Спасался только работой.
Плохо жить одному, особенно после того, как привык к лучшему.
Раз в неделю звонил Мартине.
— Ну и как ты?
— Просто класс, тут совершенно чудесно. С французским у меня были трудности, зато с едой — никаких!
И подробности:
— Тут работают совсем иначе. Нельзя брать ни крошки из того, что готовишь. Я даже растерялась, всегда привыкла за работой что-то жевать; теперь держу в кармане пару шоколадок или конфет, ими и спасаюсь. Но зато потом, когда заведение закрывается, мы спокойно можем забирать домой то, что не продалось за день.
— И ты, само собой, отводишь душу.
— Ну еще бы! Вкусно же. И представь себе, все остальные берут по пирожку или паре кексов, а все остальное просто выбрасывается, мол, завтра оно уже будет несвежее!
— А ты, значит, берешь побольше.
— Конечно! Душа болит смотреть, как пропадает добрая еда. Так что я нагребаю побольше, лишь бы смогла осилить. Мне это нетрудно, такую вкуснятину сколько на стол ни клади, все мало. Спасибо тебе, кстати, за «средства, способствующие пищеварению», если б не твои уроки, я бы заснуть не могла от пережора. А так ничего, справляюсь.
— Да, похоже, ты там не похудела.
Племянница хихикнула.
— Это точно. Но зато многому научилась. Моя соседка разбирается в вине не хуже, чем ты.
— Ах вот как. Там и вино, значит, замешано.
— А то. Я уже и привыкла как-то. Мы почти каждый вечер на двоих бутылочку и приговариваем.
— Что ж, в Кельне я охотно составлю тебе компанию.
— Класс! Скорее бы!
Через три месяца, встречая ее на вокзале, я мог сам засвидетельствовать, что обучение во Франции весьма способствует пищеварению. Бедра моей крестницы раздались вширь, массивные ноги напоминали колонны, а отяжелевшее от усиленного питания пузо заметно сильнее прежнего свисало вниз и выпирало вперед. Все это изобилие девушка с трудом упаковала в эластичные спортивки и сидящую в облипку футболку из старых запасов — до французского вояжа эта футболка из «сверхбольших размеров» была даже великовата.
— Привет, Мартина! Рад тебя видеть!
— А уж я-то как рада, дядя Манфред!
— Но тебе там понравилось?
— Да, все было классно, но еще чуть-чуть, и я точно ни во что не влезла бы! — улыбнулась она.
— Что, настолько растолстела?
— Ага. Понятия не имею, насколько, но явно слишком.
Да уж пожалуй. По ее описаниям удивительно, как она до сих пор в двери проходит.

Сто сорок четыре

Мартина с блеском сдала экзамен, получила титул «лучшая выпусница курса» и решила это дело отпраздновать в моих апартаментах вместе с Жианной и Арегом. Они тоже успешно сдали экзамены, став дипломированными кондитерами, и желая отблагодарить Мартину за помощь, а меня за щедрое гостеприимство, предложили не ограничиваться кратким застольем, а отметить успех по-настоящему. И пригласили в гости к родным — на шесть недель в Италию, а потом на пять недель в Турцию, где жила родня Арега. Мартина с удовольствием согласилась; я порадовался за молодежь, но сам вынужден был отказаться, на такой срок мне в работы никак не вырваться.
Так что я снова остался один, и утешался разве только общением по телефону.
— Ну и как там Италия?
— Ой, дядя Манфред, просто чудесно. У дедушки и бабушки Жианны тут семейное кафе-мороженое. Днем мы делаем мороженое, самые дикие сочетания, половина которых не продается, а потом его едим, а еще бабушка Жианны потчует нас местными средиземноморскими блюдами. Тут жарко, мороженое можно есть хоть целыми литрами; так я и делаю. А вечерами — панна-котта, тирамису и все-все-все. Только и делаем, что лопаем. Жианна толстеет, как на дрожжах, вчера она в последние штаны втиснуться не смогла, взвесились — так в ней уже сто семь, представляешь, при ее-то росточке! А потом на весы влезла я. Они тут со стрелкой, предел сто двадцать, так стрелка пошла на полный круг и остановилась на двадцати четырех — это что же, во мне уже сто сорок четыре кило?
Я промолчал.
Следующей точкой маршрута у веселой троицы был Стамбул, где у дядюшки Арега был собственный ресторан. Там тоже имелась масса вкусностей. Особенно для девушек, как сказала Мартина по телефону.
— Наверное, мы с Жианной продолжаем толстеть. Не знаю, что будет к концу каникул, но тут все слишком вкусно, просто едим, едим и не можем остановиться. После еды сил хватает только выбраться на балкон и отрубиться.

ERR

Наверное, мне уже следовало привыкнуть, и все-таки я удивился, встречая Мартину у ворот аэропорта. Как же она растолстела! Ноги стали еще массивнее, крестница могла передвигаться лишь вперевалку, расставляя для равновесия отяжелевшие руки. Когда она переставляла ноги, сало на боках отчаянно колыхалось. Неимоверно разбухший живот свисал почти до колен, бедра стали еще шире. Раньше племянница, несмотря на внушительные габариты, передвигалась более-менее уверенно, однако теперь стала неуклюжей и медлительной. До машины было всего несколько метров, но она преодолела их с изрядным трудом, запыхавшись и обессиленно плюхнувшись на сидение моего «гольфа» так, что машина закачалась с боку на бок. И хотя сидение я сдвинул назад, с ее пузом она с трудом втиснулась.
По лестнице на второй этаж Мартина поднялась, дважды отдыхая и отдуваясь; в апартаменты ввалилась вконец измученная. А придя в себя, первым делом заказала в ближайшей пиццерии «семейную» пиццу со всеми дополнениями.
Да уж, «растолстела» — слишком слабое определение. Толстела племянница от постоянной работы у Герда, но в последних «вояжах» это перешло все границы.
Утром, пока я варил кофе, сонная племянница прошлепала в ванную. На ней была пижама, категорически не сочетающаяся с размерами хозяйки, штаны с трудом вмещали задний фасад и расплывшиеся бедра, причем под их натиском угрожающе трещали, а пузо туда вообще никак не вмещалось и свисало сверху, демонстрируя громадную колышущуюся полусферу сала, покрытую целлюлитом. Кофточка с трудом вмещала разбухшие руки и доходила до того места, где у обычных женщин имелась талия. Многочисленные складки раскачивались и колыхались; я молча смотрел, как Мартина скрывается за дверью ванной.
А потом, присев за стол в ожидании завтрака, она спросила:
— У тебя в ванной весы на сколько рассчитаны?
— До ста пятидесяти. А что?
— А, ну, значит, уже ничего. Я для них слишком тяжелая. На экране ERR. В общем, я конечно за эти годы стала профессиональным кондитером… и еще стала примерно вдвое толще.
И потянулась за шоколадным круассаном.