Первокурсница

Первокурсница
(A bit more than 15)

Меган Магро — милая маленькая первокурсница, вместе с которой мы оказались на уроках химии. Очень худенькая и с птичьими косточками — меня просто поражало, как она с такой комплекцией дожила до 18 лет, не разбившись на кусочки. Когда она писала конспект, сразу и не поймешь, где заканчивалась ее ручка и начиналось запястье.
Я, как и большинство вас, читающих это, предпочитаю девиц пышных и сочных, с выпуклостями во всех местах, с округлыми тяжелыми грудями и роскошными ягодицами — в общем, таких, которые способны пережить голод в Сибири. Большая часть моих прежних подружек были девицами фигуристыми, пухлыми и объемистыми — но, увы, все они также просто были одержимы идеей похудания. Я миллион раз твердил им, что они великолепно выглядят, однако им вбили в голову, что красивая — значит, стройная, и сразу после свидания и подбора одежды посногсшибательнее, как только свидание завершалось нужным образом, они немедленно садились на диету. Уверяя, что это ведь для меня. Мои мольбы до них не доходили — они просто не могли поверить, что мужчина захочет иметь в подружках толстуху.
В общем, в университет я прибыл в одиночестве. Многие годы я мечтал как следует раскормить милую худышку, и при одном взгляде на Меган я просто облизывался. Эта девушка обладала потенциалом. Вечно занята учебой, это вам не анорексичная красотка-с-вечеринки. Сидячий образ жизни лишил ее и намеков на пресс, мягко очерченные бедра готовы были раздаться вширь. Большие зеленые глаза, губки бантиком, по-детски пухлые щечки — и тело, которое взывало «Накорми меня!».
Я ответил на зов.
Взять Меган в оборот было непросто, но как-то раз ее взгляд оторвался от конспекта секунд на восемь, и я таки успел назначить ей свидание. Договорились встретиться в закусочной после уроков. Я выбрал ту, где готовили отменные ватрушки с шоколадом, намереваясь соблазнить ее еще толикой десерта после того, что несомненно будет легкой трапезой. Потому как вряд ли в эту стройную фигурку влезет хотя бы один бутерброд.
— Мне, пожалуйста, швейцарский бургер с сыром и двойной ветчиной, и побольше лука. И молочный коктейль с шоколадом. А на закуску, пожалуй, соленья и несколько ломтиков моцареллы, — деловым тоном заказала она.
У меня челюсть отвисла.
— И в тебя что, все это влезет? — рассмеялся я.
— Я весь день не ела! — возразила она, и вряд ли преувеличила.
— От такой стройной девушки я скорее ожидал «стакан воды и пол-порции салата».
— Фу. Ненавижу салаты, — она сморщила носик. — Думаешь, я так каждый раз обедаю? Да меня разнесло бы втрое против нынешнего! Но у меня столько уроков, что на поесть толком и времени-то нет.
Меган втрое против нынешнего? У меня слюнки при одной мысли потекли.
— Когда удается выкроить возможность, я обычно так и ем, — добавила она. — И пусть я лучше буду сытой и счастливой, чем подавлюсь куском диетичечкого картона. Раньше мама следила, чтобы я питалась как следует, но я уехала в университет и теперь некому этим заниматься.
— Тебе повезло, — проговорил я. — Моя основная специализация — кулинария, и я всегда любил готовить для своих подружек.
Чистая правда. Этим они и попрекали меня, мол, я нарушаю их диеты. Я делал для них печенье или готовил что-нибудь из Южной [имеется в виду Южные Штаты] романтической кухни, в знак любви — а в ответ получал лишь возмущенные вопли.
— О, так ты не просто красавчик, но и наделен полезными умениями? — пошутила она, широко ухмыляясь.
— Но обязан тебя предупредить — я не экономлю на малых порциях, так что ты рискуешь немного поправиться...
Принесли моцареллу с соленьями, и Меган набросилась на них.
— Вот и отлично, — прожевав кусок, ответила она, — терпеть не могу, когда меня путают с двенадцатилетними мальчиками.
Я моргнуть не успел, а тарелка уже очистилась.
— То есть правда ты не возражаешь потолстеть? — переспросил я.
— Да и ты бы не возражал, если бы был таким тощим, как я. Думаю, мне понравится. И я всегда такая голодная...
Она поискала взглядом официантку, та уловила намек и без долгих проволочек принесла бургер. Я поневоле улыбнулся, глядя, как она ест — от бургера с луком и коктейля и следа не осталось, а я едва одолел половину своей порции.
— Пожалуйста, скажи, что у тебя там осталось местечко для десерта, — сказал я.
Девушка кивнула.
Меган смела четыре ломтя ватрушки и еще один молочный коктейль. Маленькое мягкое пузико заметно раздулось и округлилось, выпирая из-под рубашки. Она походила на удава, проглотившего антилопу. Я наклонился поцеловать ее, и на вкус она была ничуть не хуже, чем на вид.
На следующий день после уроков талия Меган все еще казалась округлой. Вчера вечером я испек для нее печенье, и когда я презентовал ей полную коробку калорийной выпечки, девушка накинулась на нее как воронья стая на добычу. Я восхищенно наблюдал, как содержимое коробки исчезает в ее стройном тельце, заставляя живот раздуться до вчерашних послеобеденных размеров.
— Проголодалась? — пошутил я, поглаживая ее живот. — Там еще много чего осталось.
— Вообще-то я наелась, — признала она, — но могу найти еще местечко, если все, что ты готовишь, такое вкусное.
— Так ты не против поужинать сегодня у меня?
— Против? Да ты что, после этой-то выпечки! Ни за что не откажусь! Ты великолепно готовишь, жду не дождусь.
Вот это называется повезло! Едва добравшись до апартаментов, я засучил рукава и взялся за дело. Домашний чесночный хлеб; картофельное пюре; тушеные макароны с сыром, щедро сдобренные сверху чеддером с хлебными крошками; курица, жаренная в масле с луком, картофелем-синеглазкой, перцем и солью. В последний миг я поставил в печку багет, чтобы она смогла собрать всю подливку, и сбегал в магазинчик за контейнером лучшего шоколадного мороженого на десерт. Я намеревался завалить ее съестным изобилием, надеясь, что девушка съест даже больше, чем в закусочной. Если я сделаю все как надо, она целиком предастся чревоугодию, забыв и про сегодняшнее печенье, и про вчерашнюю ватрушку.
Меган прибыла раньше, чем я думал, пуская слюнки от вкуснейших ароматов, доносившихся из кухни. Они наверняка сводили ее с ума, после стольких-то месяцев жизни на перекусах от случая к случаю. Я усадил гостью в кресло, подал ей чесночные хлебцы, которые не поместились в хлебнице, и навел финальную полировку на курятину. Птица была нежной и мясистой, с местной фермы. Я надеялся, что Меган вскоре станет такой же сочной и откомленной.
Я принес хлеб, масло, макароны и картофельное пюре, нарезал курицу на сочные, сочащиеся жиром ломтики. Нагрузив тарелку Меган целой горкой пюре и курятины, я полил и то, и другое сочной подливкой. Добавил пару половников макарон с сыром. Вот теперь и подавать не стыдно.
Девушка набросилась на еду, словно умирала от голода, хотя это явно было не так: после сегодняшнего печенья пузико у нее еще выпирало, а сейчас оно начало раздуваться еще сильнее. Приступив к третьей перемене, она вынуждена была расстегнуть брюки, чтобы куда-то вместить всю эту божественную снедь. Кстати, я и крошки не попробовал.
Четвертую перемену она доедала уже медленно, но решительно и целеустремленно. Макарон оставалось еще порядком, курятины — разве что пара ломтиков, а от картофельного пюре — только следы на дне миски. Вместо пятой перемены она придвинула к себе все блюдо с макаронами и попыталась очистить его полностью, но не сумела.
— Хорошая девочка, давай, очищай тарелку, — с ликованием во взгляде сказал я.
— Я б сама с удовольствием, — вздохнула она, откидываясь назад под весом собственного плотно набитого желудка, — но у меня уже челюсти склеиваются...
Я подал ей высокий стакан с цельным молоком, наклонился и погладил ее живот. Тугой как барабан, ни следа мягкости.
— Может, лучше я тебя покормлю? — предложил я, массируя ее твердое как камень пузо.
— Ох, как чудесно… — промурлыкала она, — не останавливайся. Может, я еще сумеею найти немного места… я так хорошо не ела с прошлого рождества...
Я массировал, пока ей не стало лучше, а потом начал скармливать ей остаток макарон с сыром, ложка за ложкой, потом собрал остатками хлеба всю подливку до последней капли, и наконец, начисто выскреб миски из-под курятины и картофельного пюре, потихоньку переправляя все это в ее переполненный живот. Сейчас Меган напоминала змею, проглотившую бегемота, живот был просто огромный, раза в три против вчерашнего.
— Мороженого? — с саркастической ухмылкой спросил я.
— С удовольствием, — простонала она, — но дай я сперва отдохну.
Она повернулась в кресле, и боковой шов на брюках треснул.
— Ты таки сделаешь из меня толстуху, — рассмеялась она.
— Ты сперва хотя бы до нормальных пропорций дорасти, — отозвался я, ущипнув ее за щечку.
— О, я буду вся такая симпатично-фигуристая, — промурлыкала девушка, — пышная грудь, округлые бедра...
О да, я уже себе это представил.
— Продолжай...
— А ты правда хочешь, чтобы я растолстела, — заметила она. — Ты ведь предпочитаешь пышек, так?
— Пышки — это хорошо, верно. Но что я действительно предпочитаю — это раскормить худышку, — я поцеловал ее в шейку. — Я окружил бы ее такой заботой, что она бы у меня стала эдаким колобочком.
— Пожалуй, мне подойдет, — решила Меган.
Я воспринял это как разрешение и начал скармливать ей мороженое. Одолев половину контейнера, она отключилась и заснула.
Пробудилась она от запаха жареной ветчины и гренок с корицей, творогом и клубничным джемом. Все еще сытая после ужина, Меган тем не менее сглотнула слюну и с трудом села. Потом воскликнула:
— Ох, я же вчера напрочь забыла об уроках!
— Не болтай, ешь, — я придвинул к ней большую тарелку с ветчиной, яичницей и гренками.
Она нахмурила бровь, взглянула на возлежащее на тарелке искушение, и сдалась. Запах пробудил в ней аппетит, и девушка одолела полторы порции. Оставшуюся половину я скормил ей, массируя одновременно ее живот и груди. Объевшись до отвала, она снова отключилась, и проснулась лишь за час до начала занятий.
Из кресла ее пришлось вынимать. Живот так раздулся, что ей пришлось расстегнуть рубашку, обнажив две небольшие, но округлые и дерзкие грудки, а также уже-не-небольшой и очень-очень круглый живот. Все остальное у нее оставалось худым, так что Меган выглядела изрядно беременной. Обеими руками она поддерживала снизу живот, переполненный едой так, что он чуть не лопался.
— Бедняжка. Ты не можешь прогулять денек? — спросил я, надеясь скормить ей остатки мороженого.
Она покачала головой. Ну ладно, будет еще вечер...
Вместо рубашки я надел на девушку свой свитер, чтобы хоть как-то ее прикрыть, и отвез ее на занятия. Всю дорогу она молчала, взгляд остекленел от обжорства, а на лекции девушка все силы тратила, чтобы только не заснуть. После занятий я предложил повторить вчерашний обед, но она отказалась.
— Сначала дело, а развлечения потом, — сказала Меган, поглаживая раздутое чрево.
Мы не виделись с ней до следующего понедельника. Все мое разочарование как рукой сняло при виде ее, так сказать, новых достижений. Мой труд уже принес плоды! Девушка раздалась везде, особенно — в бедрах. Завидев меня, Меган с разбегу бросилась мне в объятия и крепко поцеловала.
— Прости, что мы так и не виделись все это время, но я головы от учебников поднять не могла!..
А потом покосилась, нет ли кого вокруг, и положила мою ладонь себе на живот.
— Вот, я стала мягче! — гордо заявила она.
О да. Проклятье, ну почему у меня с собой нет никакой выпечки? Мы прошлись в столовую, где взяли пиццу на двоих; все восемь ломтиков уничтожила она, а я пожирал ее глазами.
Всю следующую неделю я провел, откармливая Меган, так, чтобы всякий раз, когда мы расставались, она была самое малое сыта, если не лопалась от обжорства. И ей все это определенно нравилось. Что бы я ни готовил — девушка ни разу не сказала, что это невкусно. Дни сменялись неделями, и вскоре она каждое утро появлялась на занятиях с раздутым до предела животом. После уроков мы гуляли, и я снова кормил ее. Пока Меган делала уроки, я скармливал ей печенье, батончики, ломтики пиццы или пирога, а за ужином она так объедалась, что часто просто вынуждена была остаться на ночь, утром же я готовил для нее плотный завтрак и массировал ее живот, если девушка съедала больше, чем могла. Недели сменялись месяцами, аппетит у нее заметно вырос, а сама она быстро пополнела и превратилась в пухлую молодую женщину.
Сперва у нее раздались вширь бедра, потом брюки начали все плотнее облегать округляющиеся ягодицы. Ляжки полнели и округлялись, покрываясь растяжками под давлением моих блюд. Затем начали полнеть икры, став в обхвате почти такими же, как ее талия когда-то, а живот покрывался слоями мягкой нежной плоти. Сперва ее бедра раздались так сильно, что живот лишь чуть-чуть выдавался вперед, но потом бедра отлились в пышно-обширную форму, а ягодицы и живот стали расти как на дрожжах, уравновешивая друг друга. Груди оставались сравнительно небольшими, но она так поправилась, что даже они выросли размера на три. Руки потолстели и покрылись ямочками, содрогаясь, когда она писала. Щеки располнели как подушки, появился восхитительный второй подбородок и даже начало третьего.
Меган… худенькая птичка Меган… растолстела. Так растолстела, что ляжки у нее при ходьбе терлись одна о другую, пытаясь бегать, она переваливалась с боку на бок, а обильное седалище едва втискивалось за тесную парту. Кости у девушки были легонькие, и потому она была невероятно мягкой, словно плюшевой. Я не раз раздвигал ее роскошные ляжки так широко, как получалось, и наслаждался кк пышной маленькой щелочкой, которая от моих забот также расцвела, подобно спелому плоду. Я поверить не мог, что передо мной та самая худышка, на которую я облизывался в начале семестра… и откуда только возникли все эти кубометры восхититкльной плоти? Эти озера изобильных выпуклостей? Она растолстела, как призовая гусыня, которую силой раскармливают, чтобы печенка стала жирнее. И каждая калория в этом раскормленном теле создана мной. Я взял тощую как щепка девицу и превратил ее в Венеру Виллендорфскую!
Что ж, семестр подходит к концу. Ох и будет для ее родителей рождественский сюрприз!