Пастораль

Тихая болотная гладь млела в ласковых послеполуденных лучах, ветерок шелестел камышами. Стрекозы жужжали над бочагами, пестроцветные бабочки сливались с рогозом.
Двое шли мимо, не тревожа обитателей болота.
В воздухе стрекотали цикады и кузнечики, добавляя дополнительно измерение пасторальному пейзажу. Камыши уже побурели, ибо лето клонилось к исходу, но зато вокруг росло вдоволь зеленой травы и полевых цветов желтых, белых и сиреневых оттенков.
Двое, шагая по старому деревянному настилу, пересекли большую часть болотистого берега. Они ступали легко, инстинктивно уважая заповедную тишину, однако над водой эхо их шагов разносилось довольно далеко. Впрочем, болото не обращало на них внимания. Люди, что с них взять. Как пришли, так и уйдут.
У приметного камня они остановились и сошли с настила. Он помог ей снять рюкзак и снова надеть, подтянув повыше. Затем проделал то же самое со своим, куда более объемистым рюкзаком, и повел ее прямо сквозь камыши по тропе, изрядно грязной, но все же достаточно прочной, чтобы выдерживать вес идущего человека с немалым грузом.
Они двигались мимо озерцов, ручьев и бочагов, порой останавливаясь, любуясь открывшимся в камышах зрелищем, достойным кисти профессионального пейзажника-почвенника. Густой туман над лилиями, изумрудные стрекозы над бочагами, пара ланей, выпрыгнувшая из озерца рыба. Птицы наблюдали за идущими с небес и окрестных деревьев. Громадный сизый аист величаво кивнул гостям и снова застыл, предаваясь возвышенной медитации.
Заросли стали гуще, но двое упрямо двигались вперед, и вот внезапно камыши и тропа оборвались над широкой хрустальной заводью. На том берегу со скалы струился ручей, а над скалой возвышались деревья, прочным частоколом окружая заводь и поляну с трех сторон. Четвертую стену образовывали камыши, таким образом, полностью отрезая от мира этот микрокосм. Даже негромкий стрекот болотной живности сюда не долетал, единственным, что нарушало тишину озерца, было журчание ручья и восхищенный вздох гостьи.
— Ух ты-ы!.. — Единственное, о чем она сожалела, так это что на ум не пришло более возвышенного высказывания.
— Как, Брук, стоило это недолгой прогулки? — спросил ее спутник, явно довольный собой.
Она кивнула.
— Стоило чего угодно, Кори. Но, боюсь, еще немного, и мне такой прогулки не осилить.
И с заговорщицким видом улыбнулась.
Кори улыбнулся в ответ — хитро, восхищенно и чуточку виновато. Самую чуточку.
— Значит, я тебя отнесу, — заявил он, — и тогда неважно, сколько там будет этого «немного».
Ее улыбка стала еще более хитрой; притянув его к себе, девушка шепнула на ухо:
— Хорошо, что ты такой сильный. Потому как меня тогда будет заметно побольше.
Приподняв ее подбородок, Кори коснулся ее губ своими.
— Спасибо за то, что ты есть, — прошептал он, — за то, какой ты была и будешь.
Вернув поцелуй, Брук поинтересовалась:
— Итак, какой у нас план?
— Вон там у ручья, — кивнул Кори, — есть полянка. Она сухая и ровная, лес в стороне и ночью можно любоваться звездами. Я, в общем, решил, что для скромного лагеря в самый раз.
— О да, просто идеал… наш личный маленький рай, скрытый в лесах и озерах. Мне это нравится.
Осторожно обойдя озерцо по самому краешку — Кори предупредил, что там два шага и уже глубина, — они вскоре выбрались из камышей. Мелкий, едва по щиколотку, ручеек журчал меж поросших мхом камней, извиваясь туда-сюда, оставляя на банках россыпи гальки и гравия.
Радуясь как ребенок, Кори перепрыгнул ручей и, оказавшись на поляне, ловко сбросил тяжеленный рюкзак. Тот гулко шлепнулся оземь и протестующе задребезжал. Брук хихикнула.
— О, прости, — моргнул Кори, — я от радости совсем забыл о самом важном. Иди ко мне.
Девушка осторожно перешла ручей, балансируя на выступающих из воды булыжниках. На последнем шаге Кори поймал ее в объятия, поцеловал и помог стащить рюкзак.
— А теперь отдыхай, родная, пока я обустрою нам гнездышко.
Рюкзак ее содержал палатку — простенькую, только-только от дождя, — подстилку и еще пару компактных дорожных принадлежностей. Груз для Брук казался тяжеловат, но в сравнении с тем сокровищем, что пер на закорках Кори, это было мелочью.
Некоторое время они обустраивались; Кори ставил палатку, а Брук бродила вокруг и собирала хворост. Птицы, потревоженные вторжением пары, некоторое время присматривались и прислушивались, но в итоге решили оставить их наедине и покинули тихую заводь.
— «Пудинг»? Нет, пожалуй, лучше «огненный пудинг», нам ведь нужно нечто особенное… — Кори бросил камешек в пруд, полюбовался расходящимися кругами и, обернувшись, обратился к палатке: — Традиционное праздничное блюдо, каких нынче почти уже не делают...
— Даже не знаю, — отозвалась из палатки Брук, чем-то шурша. — Мне все же хочется чего-то оригинального. И чтобы соответствовало тому, что мы делаем.
— Но я думал, ты не хочешь...
— Да. Не хочу ничего неприятного, унизительного и оскорбительного. Но это должно значить нечто именно для нас, нас двоих, и никого более. — Расстегнула молнию и выскользнула наружу, моргая на предвечернее солнце. — Прости, я не облегчаю тебе задачу, да?
— Ага, — согласился он, беззастенчиво поедая ее взглядом.
Дорожный костюм девушка сменила на легкий фиолетовый сарафанчик, под которым просматривался раздельный купальник. Гладкая обнаженная кожа светилась в солнечных лучах, темные кудри искрились подобно нимбу.
Поймав его взгляд, Брук зарумянилась.
— Ну да, я уж точно не легкая, — признала она, погладив себя по животу, — тут за последнее время осело изрядно.
— И от этого ты только похорошела, — пробормотал Кори.
Туго обтянутый сарафанчиком живот был мягким и пышным. С обеих сторон его подпирали упитанные бока, создавая гармонично выпирающее округло-треугольное совершенство. А чуть повыше распирали ткань два массивных яблока бюста. Проявлявшиеся в жестах и движениях остатки былой стройности свидетельствовали о том, что всем этим великолепием Брук обзавелась недавно, в результате целенаправленных излишеств в питании — и хотя самими излишествами она всячески наслаждалась, результаты их пока еще вызывали у нее сомнения. И теперь, оказавшись под прицелом пусть всего одного, но ОЧЕНЬ заинтересованного взгляда, девушка поежилась и почесала в затылке.
— Что с тобой? — вскочил Кори.
— Да так… просто… странно. Это ведь почти как шаг в пропасть, раз — и возврата к прошлому уже не будет… понимаешь?
Он взял ее за руку.
— Понимаю. И не нужно прыгать в пропасть, не хочешь — можем просто провести романтический вечер на лоне природы, как все обычные парочки.
Девушка рассмеялась.
— В том-то и дело, что хочу. И всегда хотела. Но теперь, когда давняя мечта — вот, только руку протяни, — я немного боюсь… в общем, боюсь.
— Но ты правда хочешь?
— Конечно же, дурачок, — взъерошила она его жесткие волосы. — Даже не сомневайся. Сам прекрасно знаешь. Мы оба этого хотели, мы оба, можно сказать, жаждали такого, даже до того, как познакомились. Мы неделями это обсуждали. И вот оно, здесь, сейчас. А дрожь — это, в общем, от предвкушения. Со мной ведь такое впервые.
Он кивнул, улыбаясь — гора с плеч — и поцеловал ее. Девушка пришалась теснее, потерлась о него животом.
— Так что у тебя там в рюкзаке? Надеюсь, оно стоило того, чтобы я волокла на себе всю палатку и спальники.
Ее макушка уткнулась ему пониже подбородка, и Кори не мог не обнять девушку.
— Там сокровище.
— И когда я его получу? — промурлыкала Брук.
Не без сожаления выпустив ее, он отступил к рюкзаку. Большому и переполненному, даже тренированному Кори нелегко было тащить такой груз. Брук нетерпеливо ерзала на месте, пока он расстегивал ремни — так медленно, как только позволяло его собственное нетерпение.
И наконец на свет появился походный холодильник, перетянутый монтажной лентой так, словно он готов был лопнуть в любую минуту. За холодильником последовали два внушительных пластиковых мешка, а из боковых карманов рюкзака Кори добыл тарелки, столовые приборы и две бутылки вина.
Отпихнув его в сторону, Брук занялась лентой и вскоре откинула крышку холодильника. Внутри пластиковый ящик был доверху забит едой, причем упаковывал ее явно олимпийский чемпион по тетрису.
— Ох… господи… — выдавила она, уставившись на содержимое ящика, и рассмеялась. Потом замерла и испуганно развернулась к спутнику: — Погоди, а ты что будешь кушать?
Теперь уже рассмеялись оба. Кори поцеловал ее, поднялся и оттащил походный холодильник к валунам у подножия обрыва. Нашел достаточно низкий камень, который выглядел удобно, и указав на него, проговорил:
— Могу ли я предложить вам присесть, мадам?
Но тут его осенила новая мысль и он, жестом велев ей обождать, нырнул в палатку. Добыл оттуда подстилки, сложил вчетверо и накрыл камень и часть колоды позади него, создав таким образом вполне уютный трон. Удовлетворенный, Кори снова пригласил девушку занять предназначенное ей место; сделав ехидный книксен, Брук опустилась на трон, немного поерзала и замерла, найдя нужную точку опоры.
Кори тем временем откупорил бутылку вина и с виноватым видом признался:
— Совсем забыл о бокалах. Взываю к вашей снисходительности, миледи, но придется нам вести себя как варвары и пить прямо из бутылки.
Брук фыркнула.
— Переживу, пожалуй. Это ведь не тронный зал, а пикник на природе.
Наклонившись к холодильнику, он достал яблоко — большое, красное, сочное.
— И все-таки ты как, нормально? — спросил Кори, передавая ей бутылку. — Если нет — ну, ладно, мы… — Он замялся, пытаясь подобрать нужное слово, и виновато уставился на собственные ботинки.
— Да нормально все. Нет. Да. — Она задумчиво приложилась к бутылке, затем вздохнула. — В смысле, я, конечно, нервничаю, но это от предвкушения. Перемены всегда пугают, даже когда перемены эти к лучшему. А у нас — явно к лучшему. Жду не дождусь. — Взгляд Брук внезапно вспыхнул, а тембр переменился. Она наклонилась и сцапала яблоко прямо из его рук. — И кстати, если совсем честно — я уже сейчас голодная. Жутко.
Кори облегченно выдохнул и коснулся ладонью щеки девушки. Она поцеловала его пальцы, затем с хрустом вгрызлась в сочное яблоко, полуприкрыв веки. Не дожевав полностью, откусила еще — щеки вздулись, как у хомяка, а от яблока осталось чуть больше половины.
Прожевала, проглотила, подняла взгляд, нервно улыбнулась. Кори, восхищенно на нее взирая, улыбнулся в ответ.
Брук изобразила полную сосредоточенность, приложилась к бутылке и хитро ухмыльнулась.
— Развлечемся по полной программе.
— Точно.
Скрытые от всего мира пределами крошечной низины, они рассмеялись.
Девушка откусила еще шматок яблока, наклонилась над открытым холодильником, подарив Кори сочный и сладкий поцелуй, пробежала пальцами по его шее и прошептала:
— Надеюсь, ты принес достаточно еды… потому что желудок мой нужно наполнить до отказа.
И снова захрустела яблоком.
Он взглянул прямо в ее глаза.
— Брук, твой желудок наполнится так, как никогда прежде, уж поверь. Я за этим прослежу. Чтобы ты вся стала кругленькая и сочная.
— Мммм… — только и ответила девушка, хрустя яблоком.
— Ты и представить себе не можешь, насколько ты вскоре округлишься. С сегодняшнего дня тебя начнет распирать вширь, и с каждым разом в твой желудок будет вмешаться все больше и больше.
— О да, я стану большой...
— Громадной.
— Колоссальной… — простонала она, склоняясь к его уху. — Корми меня. Корми меня всем, что только найдется.
Не поднимаясь, Кори изобразил стойку «смирно».
— Слушаюсь, миледи.
Брук отложила огрызок и снова приложилась к бутылке, намеренно выгнувшись всем телом, а Кори любовался ее пышным бюстом.
Затем извлек из холодильника пакет с жареной картошкой и баночку сальсово-сырного соуса.
— Это тебе в качестве закуски, а я пока займусь костром, чтобы приготовить основные блюда.
Девушка занялась закуской, а Кори сложил собранный ею ранее хворост на старое кострище. Умело возведенный в лучших скаутских традициях «шалашик», казалось, готов был вспыхнуть сам собою, но все-таки решил дождаться поднесенной к нужному месту спички.
Кори еще стоял на четвереньках, когда позади раздалось нетерпеливое хмыканье. Брук с хмурым видом продемонстрировала пустой пакет, перевернув его кверху дном, и подобрала пальцем последние остатки соуса.
Он тихо присвистнул, вскинув бровь, а девушка, подмигнув, приложилась к бутылке.
— Там, в общем, в холодильнике была еще картошка.
Кивнув, она потянулась к пластиковому контейнеру, быстро нашла новый пакет и на глазах у Кори принялась поглощать картошку горстями. Он, не в силах оторвать взгляда, все же сообразил, что надо срочно браться за готовку.
— И вообще, бери все, что захочешь. В кульках фрукты и всякая закуска… только смотри, не перебей себе аппетит перед основным… э… блюдом.
Презрительный взгляд уничтожил его там же на месте.
— Ты насчет моего аппетита не волнуйся, — воскресила Брук его следующим движением, отложила картошку и запустила руку в ближайший кулек, — а вот с готовкой лучше поторопись.
Он поспешно поклонился.
— А то я голодная, Кори, — промурлыкала девушка, — очень-очень голодная...
С костром теплый летний вечерок стал по-настоящему жарким. Работая челюстями, Брук любовалась Кори, потеющим над решеткой для барбекю. Улыбалась, когда он вытирал пот со лба, хихикала, когда он стряхивал со штанов искры, и одобрительно присвистнула, когда он расстегнул рубашку.
А Кори скользнул к ней, украл ломтик жареной картошки и с ухмылкой слопал его сам, игнорируя возмущенный писк девушки. Чмокнул ее в набитую щеку и добыл из холодильника здоровенный шмат сырого мяса.
— Ты вроде любишь хорошие стейки, — заметил он, снимая с мяса пленку.
— В твоем исполнении я люблю все, — кивнула она.
Кори наклонился, свободной рукой нашарил еще ломтик картошки, зачерпнул им остатки соуса и поднес к губам Брук. Та сомкнула губы вокруг его пальцев, тихо застонав; высвободив руку, он легонько щелкнул ее по носу, чмокнул в губы и вернулся к костру.
Несколько минут возни, и вот стейки наконец начали подрумяниваться над огнем, роняя капли сока. В костре хрустнула ветка, обдав ломти мяса искристым облаком.
Схожее жужжащее облако насекомой мелочи поднималось над бочагами, гонимое вдаль вечерним ветерком, но дочеловеческая песня их, как и они сами, вежливо держалась поодаль райского закутка. Над водой танцевали жуки, пуская по глади едва заметную рябь. Солнце медленно клонилось к закату. Ни облачка на небосводе.
Кори вернулся на камни и улегся рядом с Брук. Нашарил картонку, открыл — там оказалась холодная жареная курятина, вполне традиционный вариант для пикников, — и принялся передавать один кусочек за другой своей ненасытной возлюбленной, а та, урча, с удивительной скоростью изничтожала все мясо, оставляя лишь косточки и прерываясь лишь чтобы глотнуть лимонада.
— И это была, считай, цельная курица, — заметил он, сгружая все косточки в опустевшую картонку.
Брук согласно икнула.
— Но я все равно еще голодная.
— Ты просто чудо. Где ж ты все это скрывала?
— Глубоко внутри, — вздохнула она, тиская свой податливый живот, — спрятанное в ожидании. Возможно — ожидая именно тебя. — Руки ее замерли, чуть надавив на мягкий жирок, она вновь икнула. — Помнишь ту барышню, что живет рядом со мной?
— Рядом с тобой вроде живет тот рослый очкарик, — отозвался Кори, копаясь в холодильнике. — Тот, с которым ты даже почти замутила, но потом он решил, что у тебя слишком большие сиськи. Странный.
— Он сказал, что чем больше сиськи сейчас, тем больше они потом будут свисать. Что б он понимал. Но нет, я не его имела в виду, а ту барышню в угловых апартаментах. Постоянно в трико бегает.
— Не помню такую.
— Ага, конечно. Так, мне вон те кукурузные хлебцы. Мммфф. Она тренер то ли физры, то ли йоги, в общем, чего-то такого — и решила, что ее святая обязанность держать меня в форме.
— Как-то не ахти она справляется.
— Ага, уж точно не в последнее время. И она точно знает, почему так.
— Да?
— Да-да. Всему виной эти мужики. Как подцепила, так и обленилась. Именно это она мне и сообщила, на правах доверенной подруги. Кто ее таковой назначил, интересно? Прости за крошки; хочешь кусочек? Ну как знаешь, мне же больше достанется, ммммффф. В общем, на той неделе она вломилась ко мне с целью открыть мне глаза на весь расклад, мол, если я не возьму себя в руки и не скину лишний вес как можно скорее, он тебя стопроцентно потом бросит.
— Ох ты ж, какой он нехороший. И что ты сказала?
— Да думала я послать ее куда подальше и там заниматься своей физрой и йогой, но потом решила просто поблагодарить за совет. Передай вино, пожалуйста. Буду я еще объясняться с кем попало. Ну вот какое мне дело до того, что она думает? — Брук глотнула вина и рассмеялась. — Ох, увидит она меня после нынешней прогулки, то-то будет кадр!
— Мммххм, — согласился Кори, сделав и себе пару бутербродов.
— Когда я вперевалку протопаю по коридору, у нее челюсть рухнет на пол!
— Ну, до «вперевалку» тебе довольно далеко еще, восьмидесятивосьмикилограммовая ты моя.
Выразительно колыхнув своим животом, Брук фыркнула:
— Ты меня вот так вот корми, и будет не так далеко. — Сперла у него бутерброд и прикончила в два укусу. — Ох, скорее бы растолстеть как следует, этот вот маленький пивной животик — он как почка, готовая разбухнуть и раскрыться, стать настоящим величественным пузом. Я хочу, чтобы все мое тело колыхалось.
Проводив тоскливым взглядом остатки бутерброда, Кори передал ей контейнер с мясной и сырной нарезкой, и она сама принялась сооружать массивные бутерброды, которые тут же и поедала, пока он вернулся следить за стейками.
— А с тобой как? — прожевав, спросила барышня. — Твоя мама, ты говорил, помешана на здоровом образе жизни? Она ж наверняка встретит меня в штыки?
— Не будет такого, — отозвался Кори, поправляя костер. — Да, я сам довольно долго этого боялся, однако — нет. Она может не одобрить твое поведение, но это ее мнением и останется, а так она знает, что я тебя люблю, и знает, насколько счастливее я с тобой стал. А все прочее глубоко вторично. — Повернулся и подмигнул. — А еще при всем своем здоровом образе жизни мама мастер выпечки, ее ягодные и медовые пироги — это нечто. Так что она тебе понравится.
— Пироги, — Брук мечтательно отправила в рот последний бутерброд.
Приближался вечер, тени стали длиннее, но до темноты оставалось еще достаточно далеко. Удовлетворенный наконец итогом собственных кострово-кулинарных штудий, Кори выложил стейки на раскрытую картонку и порезал на кусочки. Брук тем временем откупорила вторую бутылку вина и приготовилась к основному блюду сегодняшней долгой и обильной трапезы.
Он присел рядом на камень и принялся скармливать ей стейки, один кусочек за другим, давая возможность насладиться вкусом, но не делая пауз. Разве только добавляя в качестве гарнира что-то еще из оставшейся провизии, однако именно стейки оставались главным блюдом, и Брук взглядом требовала именно их.
Ветерок медленно разносил слова над болотом.
— Как насчет «кремовой плюшки»? Не слишком оригинально, да?
— Не мое. Хотя насчет плюшки в целом не возражаю.
— Мы в процессе, согласен.
— О да, мм, так, дай-ка мне еще вот этого… ммм… о да. Так. Когда мы впервые встретились на вечеринке у Терезы...
— Помню, конечно.
— И я помню, как я боялась, что ты заметишь мой животик.
— Я его заметил.
— Да, но ты на него не посмотрел. Ни разу. А я обычно очень хорошо чувствую жадные взгляды парней.
— Я тогда очень старался скрыть эту часть себя. Не хотел, чтобы ты поняла, что мне он понравился.
— Ну, тогда да, у меня то же самое. Я тоже старалась скрыть это.
— Долго же мы скрывались.
— Долго, но не сильно успешно. Я четырнадцать кило набрала, прежде чем мы наконец заговорили об этом.
— Роскошнейшие четырнадцать кило.
— Комплиментщик. В общем, мне скрываться было достаточно сложно. А ты почему перестал таиться?
— Из-за тебя. Ты дала понять, что быть тем, каков я — можно. С тобой это будет правильно.
Чуть покраснев, она отправила в рот еще кусочек мяса.
Пустившись во все тяжкие очень недавно, Брук отдавалась этому всей душой. И аура ее истовости накрывала все вокруг — их двоих, костерок, болото. Рыба выпрыгивала из озера, охотясь за жуками. Пчелы усердно всасывали нектар из раскрытых цветов. Пташки выковыривали из земли червей. Енот обнаружил сочные коренья под гнилой колодой. Черепаха чуть приподнялась над водой, отхрумкав лист кувшинки. На том берегу два оленя слизывали соль с замшелых камней.
Разогретые на солнце водоемы исходили паром и поили небеса, рогоз и трава впитывали влагу из грязи, древесные кроны поглощали самые вкусные линии солнечного спектра. Земля чавкала опавшей листвой, потихоньку утоляя свой вечный голод.
Пустая винная бутылка присоединилась к прочим останкам пиршества: смятым оберткам, пустым картонкам, костям, предыдущей бутылке, разорванным пакетам. Вскоре туда же упала жестянка от пирога. Гора мусора росла, словно мемориал истовости, безмолвный памятник чревоугодию одной барышни.
— Победа! — провозгласила Брук, вздернув к небесам сжатый кулак, лицо красное как помидор. С трудом села и горделиво икнула.
Кори наклонился и поцеловал ее.
— Ты просто потрясающая. И великолепная.
Она вся сияла.
— Я же говорила, что я — ик! — голодная.
И, опираясь на его плечо, перетекла в вертикальное положение.
— Ни мгновения в этом не сомневался.
— И правильно! Ик! Потому что я неу — ик! — держимая, вот! — выпустила его плечо, шатаясь, выпрямилась, прикрыла глаза, попыталась переместить вес на другую ногу, громогласно икнула и чуть не шлепнулась обратно на камень.
Кори рванулся подхватить ее.
— Тише, родная, тише.
Вновь обретя равновесие, она сделала шаг, другой, уже самостоятельно.
— Я в порядке. Все. Ик! Просто надо… ох… ого… какая же я… ик! тяжелая...
Обхватив обеими руками невероятно раздувшийся живот, она застонала. Но пальцы ее были перемазаны соусами и все в крошках, и увидев грязные отпечатки на сарафанчике, Брук ахнула — а потом расхохоталась и, подмингув своему спутнику, принялась раздеваться. Нелегкая задача, сарафанчик был изначально тесноват в поясе, а после такой трапезы… Кори дернулся было помочь, но получил упрямое:
— Не-е, я сама.
Пришлось присесть обратно на камень, любуясь процессом.
Попытки этак с восьмой Брук все же сумела стянуть сарафанчик через голову и отбросить в сторону, темная грива в полном беспорядке.
— Еще один враг унич — ик! — тожен! — Встряхнула головой, отбрасывая волосы с глаз. — Ох, какая же я мягкая… Большая, пышная, гроо — ик! — мадная! Кори, я толстая. То-олстая!
Она стояла, покачиваясь, облаченная в синее бикини. Низ купальника безжалостно врезался в мягкие бока, а бледные дуги под чашками лифчика намекали, что и он маловат размера этак на два; круглые груди распирали ткань вперед и вверх. Живот, раздувшийся и гладкий, радостно колыхался на воле. Брук огладила его, чуть приподняла и выпустила, глядя, как он подпрыгивает вверх и вниз.
— Ты слопала всю нашу еду, — заметил Кори.
— Угу, — икнула она.
— И выпила все вино.
— Точно.
— Но кое-что все же осталось.
Она замерла.
— Что же?
— Вот это, — сообщил он и достал из кармана рюкзака пакет цветных мини-зефирок.
— Зефирки… — выдохнула Брук.
— Ну да, я думал, поджарим их на костре с мясом, или добавим в растопленный шоколад. Но ты уже и все мясо съела, и шоколад. А о зефирках я совсем забыл. Будешь? — и протянул ей пакет, приподняв бровь.
Она икнула, явно сомневаясь.
— Пакет… немаленький. Ик! Не уверена… что влезет...
Кори улыбнулся.
— Кто-то тут хотел быть большой девочкой.
Она глубоко вздохнула, снова икнула и двинулась к нему.
— Самой большой. Давай сюда эти зефирки и пусть меня разносит дальше.
Он вскрыл пакет.
Брук толкнула его спиной на камни и оседлала, прижав раздувшимся пузом. Перехватила пакет и принялась поедать зефирки горстями, запихивая в рот, щеки вздулись, как у хомяка. Прожевала, проглотила, потянулась за следующей дозой.
Вновь подул ветерок, чуть похолоднее, чем раньше. Она поежилась и поплотнее прижалась к Кори ногами и животом, приятно-тяжелая.
С хитрой ухмылкой он провел пальцем вокруг ее пупка, легонько щекоча нежную кожу. Огладил складки на боках, коснулся пышной податливой груди, потискал пухлую спину и округлые сочные ягодицы. Потеребил тесемки бикини и принялся гладить раздувшийся живот.
Нарастающее возбуждение мешало Брук есть, но она упрямо поглощала содержимое пакета. Но вот там осталась лишь пара горстей, а она почувствовала, что — все. Не лезет.
— Ох, не могу больше, — икнула она, — не получится ничего.
— Ну ведь почти уже, — шепнул Кори, поцеловав ее живот.
Она застонала, на миг замерла, прислушиваясь к себе.
— Хорошо. Да. Но — ик! — ты мне поможешь.
Он сел, взял у нее пакет. Брук глубоко вздохнула, улыбнулась, нетерпеливо потребовала:
— Покорми меня.
И широко открыла рот.
Кори забросил ей в рот зефирку. Она застыла, ожидая следующей, и он отправил следом за первой вторую, потом еще одну, и еще… и вот в пакете осталась лишь одна зефирка, у Брук щеки раздулись как у мультяшного хомяка, но она уверенно кивнула — мол, продолжай. Он впихнул ей промеж губ последнюю зефирку — и она реально не смогла закрыть рот. Полупрожеванная масса начала проситься наружу.
— Да проглоти чуток, — выдохнул он, сам не зная, почему она так настоятельно хочет слопать все и сразу.
Она честно постаралась, но — никак, видимо, прожеван зефир был недостаточно, и отчаянно замычала, мол, сделай хоть что-нибудь! За отсутствием лучших идей он накрыл ее рот поцелуем, на запах и не вкус Брук сейчас была сплошной зефир. Как ни странно — помогло, теперь она сумела чуть-чуть прожевать и проглотить, а потом еще чуть-чуть, и еще, и принялась отвечать на его поцелуй со все возрастающей страстью, и наконец рот ее освободился полностью, и они расцепили губы, обменялись довольным и победным смешком, и принялись целоваться вновь. Наконец она снова прервалась, вынужденная громогласно икнуть, и Кори устало опустил ее рядом на камни, накрытые сложенной подстилкой, ее голова — на сгибе левого локтя, правой рукой лаская вздувшийся живот. Она расстегнула его рубашку, стащила и отбросила вон, затем занялась поясом.
— Ты справилась, — сказал Кори, чуть отдышавщись, — ты слопала абсолютно все, что у нас было.
— Почти — ик! — справилась, — промурлыкала она, расстегнув ремень на его джинсах. — Вся еда — во мне, — расстегнула пуговицу джинсов, — вся выпивка — тоже во мне… — теперь молнию. Костер снова выстрелил облаком искр. — А вот ты — еще не во мне, и это надо исправить!
— Слушаюсь, мэм! — он дернул за послущно распавшиеся тесемки бикини и стянул остатки собственной одежды, после чего его твердая плоть соединилась с ее мягкой, и время застыло.
Ветер над их головами шелестел, теребя древесные кроны, камыши ритмично раскачивались, волны раз за разом набегали на берег.
Пташки танцевали мини-хороводом. Рыба плескалась в заводи. Стрекозы сцеплялись жужжащими парами. На краю небосвода появилась луна, глядя на заходящее солнце, круглая и обнаженная.
А ручей все так же струился рядом с тихим уголком и с плеском впадал в прозрачное озеро, теплый, нежный, чистый.
В лучах закатного солнце весь свет казался золотистым. Ветер вновь затих, бочаг вновь накрыло безмолвием. В золотом свете ручей мерцал, наполняя волшебной аурой камешки и скальные выступы.
Посреди этого золота в тихой заводи полулежала Брук, голая и великолепная. Спиной она опиралась на широкую плиту, по которой журчал ручей, струйки скатывались по ее коже мини-водопадами, щекоча вольно свисающие груди. Воды внизу как раз хватало, чтобы частично прикрыть то место, где спина теряет свое благородное название, все прочее же плавало на поверхности. Локтями опираясь на все ту же плиту, она оглаживала раздувшийся, колышущийся живот. Прикрыв глаза, она откинула голову назад, волосы ее темным облаком разметались по поверхности. Лаская свой жирок, она периодически икала, сыто и довольно, а вода искрилась и щекотала все округлости красавицы.
Кори как раз закончил собирать в холодильник весь мусор, оставшийся от трапезы — профессиональный турист, он всегда прибирал за собой, — и шагнул к заводи, чтобы умыться. Затем вновь полюбовался развалившейся в воде своей красавицей, воплощением изобилия, чувственности, обжорства и радости, и улыбнулся.
Затем скользнул в ручей сам, рядом с нею, на ту самую плиту, осторожно отвел в сторону ее волосы, а затем, приподняв ее голову и плечи, лег на плиту сам, позволив ей устроиться у себя на груди как на подушке.
Сам обнял ее живот, круглый и пухлый, чуть качнул туда-сюда, чтобы ее жирок качнулся легкой рябью, а по телу ее вновь пробежала теплая волна.
— Как ты? — чмокнул он ее в плечо.
Брук накрыла руками его ладони и направила к подбрюшью промеж бедер.
— Я в раю.
— Все еще волнуешься насчет грядущего?
— Больше нет. Хотя, честно говоря, у меня еще не вся выпивка выветрилась, — она рассмеялась, скорее в собственный адрес, — но — нет, я уже точно знаю, каким окажется это грядущее, и оно мне нравится. Там буду очень толстая я… и очень-очень счастливая я.
— Очень счастливые мы, — и он закрыл глаза так де, как и она, также видя это грядущее, зримо и ощутимо, ноги их сплелись под водой.
— Мне все это жутко нравится, — тихо выдохнула она, ощущая его всем телом.
— Мне жутко нравишься ты, — отозвался он и осторожно добавил, — зефирочка.
Она потерлась затылком об его шею.
— О, а вот это подходит. Потому что я вся такая пухлая и сладенькая?
— Ммм. — Он чмокнул ее в щеку. — Ладно, а что насчет меня? Мне ведь тоже положено?
— Глупое интимное прозвище? Обязательно, — хихикнула она.
— И какой вариант у тебя на уме.
Брук посмотрела вверх. Золото медленно растворялось в закатном багрянце, тени удлиннялись, смешиваясь с глубокой палитрой вечернего леса. На небесах, завораживающе перекрашивающихся в фиолетовые тона, появились первые звезды. Над рогозом поднимались светлячки. Она задумчиво закусила губу.
— Завтра придумаю. А сейчас не шевелись.
Чуть приподнялась, раздвигая бедра, и опустилась куда нужно, тело ее сыто чмокнуло, принимая в себя то, чего хотели они оба.