Откровения

Откровения

(Revelations)

Я наблюдал за своей Анни, которая как раз поднималась по «эскалатору» в нашей домашней тренажерке, завороженный ритмическим покачиванием ее бедер и ягодиц, пока она продолжала взбираться по воображаемой лестнице в никуда. Мы женаты уже пять лет, и за эти годы моя любимая стала, как по мне, еще краше. Тогда она была сочной рыженькой красоткой, чуть больше шестидесяти пяти кило при росте метр пятьдесят восемь. Влюбился я в Анни как в личность, однако ее округлые формы, безусловно, стали одним из положительных факторов наших отношений с учетом моих пристрастий. Я никогда не признавался в этом своей роскошной супруге, но мне нравятся ВЕСЬМА округлые формы. Пышколюб, ничего с этим не поделаешь, да и делать не хочу. Сколько себя помню, меня всегда привлекало, когда женщина набирает вес и обзаводится солидным бюстом, животиком и бедрами.

Наблюдая за своей благоверной с заднего ракурса, я не мог не отметить, как минувшие пять лет отметились на ее фигуре. Она поправилась килограммов этак на семь, и все эти килограммы остались в правильных местах. У Анни роскошные круглые мячики-ягодицы и обширные бедра, которые создают впечатление стройной талии — с этого ракурса не видно, однако я точно знал, что животик ее за эти годы также округлился. Ничего особо объемистого, но явный зачаток будущего пузика. Ну и о бюсте забывать не стоит, даже из-за спины видно, как это сочное хозяйство колышется в такт ее неспешному бегу по движущимся ступенькам, за пять лет с третьего номера ее малышки выросли до полноценного четвертого. На спине из-под лямки красного спортивного лифчика выступали небольшие складки сала, над черными шортиками Анни на боках нависали складки чуть более заметными. Один взгляд на ее роскошную фигуру заставлял мое сердце биться чаще.

Но я никогда не говорил Анни о своих пристрастиях. Не хотел давить на нее, она постоянно сражалась с лишним весом, и раз это для нее важно, я не собирался мешать этой борьбе. Мне и так чертовски повезло в этой жизни.

Благо в сети топлива для костра моих пристрастий — хоть отбавляй. Рассказы, комиксы-картинки, видео… я, конечно, постоянно фантазировал, вот бы моя Анни, как героини этих сюжетов, стала больше и толще, чтобы ее сиськи отяжелели до арбузных пропорций и сверх того, чтобы живот от обжорства разбух как пляжный мяч, а бедра притягающе раздались вширь. Оно в принципе и так к тому потихоньку шло, природа брала свое, но вряд ли моя жена когда-нибудь сумеет дорасти до чаемых мною габаритов. А поскольку я не забывал стирать историю браузера и свои любимые сайты посещать в режиме «неотслеживания», чтобы случайно не прослыть в ее глазах извращенцем за свой тайный фетиш — она точно не в курсе. Жаль, но вряд ли Анни меня поймет, так что лучше ей и не знать.

— И когда ты уезжаешь? — полуобернувшись через плечо, спросила она, отрывая меня от эротических фантазий.

— Такси будет через час, — отозвался я.

Мне предстояла трехнедельная командировка на западное побережье. Терпеть не могу расставаться с Анни, но дела сами себя не сделают, а за пять лет я добился достаточной стабильности в финансовом плане, чтобы полгода назад моя супруга позволила себе окончательно перейти в категорию домохозяек и «заняться собой». Я был доволен, что она избавилась от нудной офисной лямки, которую терпеть ненавидела.

— Ненавижу, когда ты куда-то уезжаешь, — вздохнула Анни, спрыгивая с тренажера. — Я так по тебе скучаю… — Обвила руками мою шею и поцеловала. Обожаю, когда ее мягкое тело вот так вот в объятиях прижимается ко мне.

— Я вернусь, глазом не моргнешь, — пообещал я, когда наши губы разомкнулись. — А как только я вернусь, сразу поедем в отпуск, и тогда уже две недели будем вместе, только ты и я, и никаких помех.

Дорожная сумка уже была собрана, так что когда появилось такси — я подарил Анни долгий прощальный поцелуй и поплотнее прижал к себе, стараясь получше запомнить прикосновения ее округлых грудей и живота. Надо же о чем-то мечтать эти три недели, пока не вернусь.

Каждый вечер из гостиницы я звонил ей, и ее смех лишь разжигал во мне желание поскорее разобраться с делами и вернуться к ней. Мы болтали обо всем — о том, что у нее случилось забавного, о благотворительных фондах, которыми она занимается, даже о моей рабочей рутине. Поразительно, но мы за эти пять лет стали только ближе.

И вот миновала целая вечность, и самолет доставил меня домой, я позвонил Анни из аэропорта и сказал, что как только поймаю такси, так сразу же и приеду. Она также была рада, что мы вот-вот снова будем вместе.

Переступая порог, я слышал, как Анни возится на кухне.

— Я здесь, — проговорила она.

Свернув за угол коридора на кухню, я увидел свою ненаглядную в тех же шортиках и лифчике, которые она носила, когда я уезжал, однако… кое-что изменилось. То ли одежда изрядно села, то ли Анни изрядно поправилась, пока меня не было.

Бедра и задний фасад распирали растянутые до предела шортики, которые прежде были почти свободными — при том, что примерно нижняя треть круглых сочных ягодиц выпирала снизу из штанин. Складки сала на боках увеличились чуть ли не вдвое, став натуральным «спасательным кругом», нависающим над резинкой пояса. Красный лифчик трещал по швам, жиры свешивались и снизу, и сверху — и я готов был поклясться, что и утрамбованные в него сиськи увеличились чуть ли не на целый номер в сравнении с тем, что было три недели назад.

Тут Анни повернулась, и я увидел ее в профиль, отчего сердце мое забилось как бешеное. Невероятно, но она поправилась килограммов на двенадцать. Сиськи походили на небольшие мягкие-мягкие дыньки, почти вываливающиеся из тесного лифчика, живот выпирал плавной дугой от груди до самого лобка, щеки округлились и появились зачатки второго подбородка. На лице сияла широченная улыбка, очи искрились.

— Добро пожаловать домой, — хихикнула она, — заметил некоторые отличия?

Рот мой пересох, я смог выдавить лишь:

— Ну, это...

— Сядь, — велела она, — надо поговорить.

Я повиновался, плюхнувшись на табурет, а взгляд мой все так же оставался прикован к моей куда как упитанной женушке.

Анни отступила на шаг, покрутилась, давая мне возможность оценить все ее роскошные выпуклости со всех ракурсов, и сообщила:

— Кое-кто, срочно сматываясь в командировку, забыл почистить историю браузера и разлогиниться на некоторых сайтах. Тех самых, где кое-кто любовался толстушками. — Я открыл было рот, но Анни подняла руку. — Итак, сударь мой, признайтесь по чести: вы любитель пышек?

Слов у меня не было: в голове крутилось много чего, но не по теме.

— Если не можешь говорить — просто кивни или дерни головой. Да или нет, это же так просто, — рассмеялась Анни, явно потешаясь над моим внезапным замешательством.

Я кивнул, а куда деваться.

— Вот так-то, мой благоверный пышколюб, — улыбнулась она. — Вот я и предположила, основываясь на увиденном, что тебе понравится, если твоя женушка поправится… и даже станет толстой… а возможно, даже очень толстой...

Я снова кивнул и проговорил:

— Милая, мне правда неловко, что ты на это наткнулась. Я никогда не рассказывал тебе о своих пристрастиях, чтобы ты не чувствовала никакого давления с моей стороны — мол, я заставляю тебя поправляться. Нет, я всегда любил тебя такой, как есть, а мои пристрастия — это мое и только мое дело.

— Что ж, — отозвалась Анни, — я тоже кое в чем тебе признаюсь, супруг ты мой скрытный. Меня с детства к этому тянуло. Почему — понятия не имею, но еще девочкой, увидев какую-нибудь корпулентную даму, я всегда замирала и пялилась на нее, и думала: вот бы и мне так. У себя в спальне я запихивала подушку под пижаму и воображала: вот какая я толстая. В подростковый период я решила, что я одна такая извращенка, а потом в сети вдруг наткнулась, что оказывается, есть и другие вроде меня.

Я кивнул: один в один мой расклад. Я пялился на толстушек задолго до того, как узнал, зачем вообще придумали секс. И как и Анни, подобных себе нашел уже в сети.

— Наше общество не одобряет пышек, так что я все эти годы потела и работала над собой, чтобы не поправиться. Голодала, изнемогала на тренажерах, и все равно, как вышла замуж, потихоньку набирала вес.

— Результат лично мне нравится, — заметил я, поглаживая живот Анни.

— Я знаю, — кивнула она, — и теперь я в этом СОВЕРШЕННО уверена. Видишь ли — когда тебя не было, я влезала в сеть, чтобы всласть пофантазировать на ту же самую тему. Читала рассказы о героинях, которые толстеют и толстеют, смотрела видел, где женщины лопают всякие калорийные вкусняшки и хотят хотя бы на словах последовать примеру тех самых героинь...

С гордостью погладив свой круглый живот, Анни сообщила:

— Пока ты был в командировке, я даже попробовала раздувание. Кола и «ментос», стандартный рецепт, чтобы желудок растянуло побольше. Мне очень понравилось это чувство, когда живот так распирает, и я вся такая круглая. Сколько себя помню, всегда хотела стать толстой, объемистой, пышнотелой!

Глаза у меня уже вылезали из орбит: вот бы посмотреть, как такое происходит с моей Анни вживую!

— Ага, вижу, кое-кто заинтересовался, — улыбнулась она. Моя голова сама собой качнулась вверх-вниз, и этого ответа ей было достаточно.

— Уж не знаю, заметил ли ты, но с нашей свадьбы я таки немного поправилась. Я пыталась сражаться с собственным стремлением растолстеть, но выпадали деньки, когда я таки срывалась и набивала желудок, наблюдая, как меня распирает от всех этих калорийных вкусняшек. В последнее время желание обжираться до отвала становилось все сильнее, и мне с каждым днем было все труднее сражаться с собой, чтобы меня не разнесло до безобразия.

— И ты считала, что должна скрывать это от меня, — грустно заметил я. Бедная моя Анни, да если бы мы раньше открылись друг другу...

— Ну да, — отозвалась она, — кому нужна жена-бегемотиха. Но когда я увидела, на какие сайты ты ходишь, стало очевидно, что скрываться от тебя мне совершенно не нужно — а тебе, соответственно, от меня. — И огладила свои роскошные бедра. — Так что в эти три недели я, можно сказать, отдалась на волю собственным фантазиям, чтобы проверить, насколько сумею растолстеть. Ну и вот результат — плюс одиннадцать кило за двадцать дней.

Анни медленно повернулась, вновь давая мне полюбоваться всеми своими увеличившимся выпуклостями.

— Каждый день лопала как не в себя, набивая пузо всем самым сытным, что попадалось под руку, и оно росло, как никогда прежде. Все ела, ела и ела, объедаясь до отвала, и когда засыпала, мое пузо походило на пляжный мяч, — обеими ладонями оглаживая упомянутое место, сообщила она. Задумалась, подбирая слова. — Я чувствовала, как меня распирает, как я толстею прямо на глазах. Груди пополнели, стали пышнее и тяжелее. Пузо разбухло до чудовищных габаритов, заднице вообще скоро понадобится отдельный паспорт. — Она взглянула прямо мне в глаза. — И вот вопрос, муженек мой любящий. Я знаю, что ты фантазируешь о женщинах, которые толстеют — но хочешь ли ты, чтобы и твоя жена стала толстой? И когда я говорю «толстой» — это не фигура речи, прикованной к постели горой жира я быть не хочу, но сто двадцать — сто тридцать кило, как по мне, будут только началом.

Я поднялся и обнял ее, прижимая к себе ее роскошные выпуклости, от которых кровь билась в висках, а голова шла кругом. Утопая в голубых омутах ее очей, я прошептал:

— Родная, сколько ты весишь — это твое дело, я все равно люблю и буду любить тебя. Но если ты хочешь растолстеть — что ж, это как вишенка на торте. Пока ты здорова и счастлива, я только за.

Она улыбнулась, очи сверкнули.

— Более того, роскошная моя супруга, если ты пожелаешь моей помощи в процессе — я буду самым активным образом раскармливать тебя.

Большего Анни и не нужно было, она отступила и с радостным писком захлопала в ладоши.

— Ты с этим поосторожнее, — сказала она, — а то нам придется расширить дверные проемы.

Мысли мои бешено закрутились. Муж и жена с общими, так сказать, интересами — это ж какие открываются возможности!.. Эх, если бы мы поговорили об этом ну хотя бы сразу после свадьбы!

Тут мелькнула мысль.

— Стой, а как же наш отпуск? Может, просто останемся дома, чтобы никуда не метаться, и ты бы ела всласть не сходя с дивана?

— Это успеется, — рассмеялась Анни, — я уже все предусмотрела. Я вроде как надеялась услышать именно то, что ты и сказал. Подумала, какой вариант отпуска более всего способствует тому, чтобы я по максимуму поправилась, ну и ответ был очевиден. Мы отправляемся в морской круиз: на лайнере шестиразовая кормежка, шведский стол круглые сутки и обслуживание в номерах днем и ночью. — Она любовно погладила свое пузо. — И отпуск у нас будет не две недели, я забронировала сразу на месяц. Так что учти: если не сумею там поправиться как минимум на двадцать пять кило, виноват будешь ты, потому как у тебя жена, готовая к активному раскармливанию, а кормить будешь ты. Все уже готово, и отбываем завтра.

Внутри знакомо защекотало — как всегда, когда я воображал, как моя любимая толстеет и округляется до таких пропорций, что я банально не сумел бы ее обхватить.

Анни разрушила сладкие грезы:

— Чемоданы я уже сложила, даже позвонила твоему боссу и заму, чтобы какое-то время они справились без тебя. На ближайший месяц считай себя вольной птицей, можем расслабиться. И вот в порядке подготовки к следующему месяцу чревоугодия я намерена озаботиться, чтобы в мой живот влезло ак можно больше! Надо растянуть его как следует, чтобы туда поместилось побольше калорийных вкусняшек.

Я моргнул.

— Ты имеешь в виду...

— Точно, — кивнула Анни. — Кола с ментосом. Но сперва переоденусь в кое-что попросторнее, а то пузику расти будет некуда.

Я последовал за ней в спальню, где она стянула шортики и лифчик. Такой вот, растолстевшей и голой, я наблюдал ее ранее лишь в мечтах. Теперь, когда ее жиры ничего не утягивало и не скрывало, я видел, насколько больше стали ее груди. Каждая почти с ее голову, размер седьмой, а может, восьмой. Живот выпирал раздувшимся мячом, словно на шестом-седьмом месяце. Груди и живот ее словно соревновались, кто выпирает сильнее. Также не стоило исключать из состязания и противоположную сторону ее тела, ягодицы Анни стали круглее, чем я вообще полагал возможным, и с каждым шагом колыхались самым что ни на есть завлекательным образом. Впрочем, с каждым телодвижением у нее колыхалось буквально все, отчего меня пробирало как никогда. Анни неспешно натянула эластичные шортики, плотно облегающие ее широкие бедра, но вполне свободные в области разбувшегося живота. И маечку, что едва прикрывала ее массивные тяжелые груди, оставляя полностью обнаженным живот. Анни определенно хотела, чтобы живот в процессе свершения задуманного ничего не стесняло.

Заметив мою реакцию на свои обильные выпуклости, Анни фыркнула:

— Потерпи, тигр. Обещаю, твое ожидание не будет напрасным. Жди здесь, сейчас вернусь.

Провожаемая моим взглядом, она вышла из сплаьни и вскоре вернулась с тремя двухлитровыми бутылками колы и тремя пачками «ментоса». Посмотрела на меня и хихикнула:

— Да начнется волшебство! И еще с тебя видеосъемка, сейчас и весь следующий месяц, чтобы мы оба пересматривали и наслаждались тем, как я толстею.

Я настроил веб-камеру, а Анни забросила в рот несколько пластинок «ментоса» и с неприкрытым предвкушением, подняв бутылку колы, сделала большой глоток, и еще один, и еще. Долго ждать предначертанной реакции не пришлось. Анни издала тихий стон, а я наблюдал, как ее живот начинает разбухать прямо у меня на глазах. Она придерживала его ладонями по бокам, чувстувуя, как живот раздувается у нее в руках, на лице Анни застыло остраненно-мечтательное блаженство, пока она оглаживала свой раздувающийся живот.

Следующие минут двадцать полностью повторяли обычный сюжет всех «раздувательных» видео, которые я нередко смотрел — только лучше, потому что вживую и с Анни. Она стояла передо мной, а я, завороженный, сидел на краю кровати. Ее живот медленно раздувался, рос, увеличивался, как большой воздушный шар. Анни оглаживала его, тихо постанывая, пока он увеличивался в объеме. Шортики, которые сперва были свободны в области пояса, становились все теснее и теснее, пока живот ее раздувался, вот резинка начала растягиваться. Анни время от времени делала еще глоток-другой колы или забрасывала в рот еще «ментос», и живот продолжал расти и расти. Я начал беспокоиться, когда Анни стала похожа на беременную тройней на одиннадцатом месяце. Этак и лопнуть недолго… но беспримесный экстаз на лице Анни без слов показывал, насколько ей нравится, когда ее вот так вот распирает. Шортики достигли физического предела, насколько резинка могла растянуться, и когда немыслимо громадный живот Анни продолжил расти, под его давлением они просто соскользнули по шарообразному пузу ниже, к самому лобку, искусительно медленно, пока живот продолжал раздуваться. Теперь, без опоясывающей его резинки, он, кажется, рос еще больше и быстрее. Анни оглаживала этот свой громадный воздушный шар, глаза ее блестели, и продолжала пить колу и заедать «ментосом». Раздувшийся живот стал совершенно шарообразным, она дышала с трудом, короткими полувздохами-полувсхлипами, И вот когда Анни расперло в полный шарик на ножках, живот наконец перестал расти.

— Ух ты, — только и сказала она, глядя на себя в зеркало и лаская свой громадный живот, — кажется, я только что поставила новый личный рекорд. — Рассмеялась и подмигнула мне: — Ну а рекорды для того и существуют, чтобы их бить.

Некоторое время Анни любовалась своим новым образом «богиня плодородия во всей красе», затем снова посмотрела на меня.

— Подойди, погладь.

Я вскочил и коснулся ее живота, и меня как молнией шарахнуло. Анни ахнула и вздрогнула, когда ее живот принялся гладить я. Все мои фантазии и еще немного воплотились в стоящей передо мною женщине. Сколько фото и видео я смотрел в сети, никогда ни у кого живот не вырастал настолько — и когда я наконец пришел в себя, я не мог не спросить Анни, не перегнула ли она палку. Живот ее, тугой и упругий, дрожал под моими ладонями, и Анни, коротко и тяжело дыша, велела:

— В ящике комода мерная лента, возьми.

Я повиновался и дрожашими от восторга руками обвил сантиметром ее колоссальный живот. Дважды моргнул, не в силах поверить.

— Сто пятьдесят восемь сантиметров, — Она и правда превосходила самые смелые мои фантазии, росту столько же, сколько в обхвате, так не бывает!

Мы в четыре руки гладили раздувшееся чудо, невероятно громадное и податливо-нежное.

— Я втайне занималась этим лет с двадцати, но никогда не думала, что разделю с кем-нибудь эту мою фантазию, — призналась Анни.

— Мы, можно сказать, созданы друг для друга, — отозвался я.

— Что ж, муженек, в круизе ты просто обязан каждый день кормить меня до тех пор, пока мой живот не станет как минимум таким же большим. Все ясно?

Я утвердительно кивнул, воображение мое сходило с ума, когда я прикидывал, сколько ж это калорий получится, если в ее животе вместо воды и газов будет нормальная еда — и насколько быстро эти калории отложатся на фигуре моей женушки роскошными жирами. В конце тридцатидневного круиза в моих фантазиях она вперевалку выкатывалась по трапу, поперек себя шире. Раскормленные отяжелевшие сиськи двумя баскетбольными мячами колыхались с каждым шагом, словно два холма теплого желе. Ягодицы, круглые и тяжелые, ходили ходуном под обмотанным вокруг пояса саронгом, поскольку это была единственная одежка, в которую Анни могла влезть. А живот ее в моих фантазиях горделиво выпирал, разбухший от обжорства, массивный шар жира, Анни оглаживала его, и лицо ее светилось от счастья. В фантазиях моих она стала толще, чем сама полагала возможным, перевалив за сто тридцать кило...

Обратно в реальность меня вернул голос моей будущей разжиревшей женушки.

— Еще раз: если мы собираемся раскормить меня за этот месяц минимум на двадцать пять кило, ты должен пообещать, что будешь раскармливать меня до отвала, и чтобы в обхвате я каждый день была как минимум метр пятьдесят восемь. Как бы я ни жаловалась, что не хочу есть или давно объелась. Ты должен будешь быть хорошим мужем и заботиться, чтобы в мой живот всегда отправлялось достаточно еды.

Я снова прикинул, сколько же Анни придется съедать, чтобы ее живот настолько распирало. А потом до меня дошло.

— Знаешь, — погладил я ее горообразное чрево, — пока ты будешь становиться все толще и слой сала у тебя на животе будет расти, достичь намеченного порога «метр пятьдесят восемь» тебе будет все легче и легче. Я полагаю, нам следует увеличивать условную окружность сообразно тем сантиметрам, на которые увеличится твоя талия сама по себе. Я все-таки хороший муж-кормилец и не хочу, чтобы моя супруга чувствовала себя обманутой, или вдруг по завершении круиза решила, что она тощая как щепка.

Глаза Анни вспыхнули, она расплылась в хитрой ухмылке.

— О, любимый, ты очень быстро понял, что такое раскармливание твоей послушной женушки. И ты конечно же прав, я ни на миг не хочу чувствовать себя обманутой. Так что во время круиза ты должен скармливать мне максимум возможного. Это самое меньшее, что хороший муж должен сделать для своей слишком тощей жены.

С таким отношением к делу я верил, что поставленную цель Анни перекроет с запасом. Годы, проведенные в сетевых сообществах вышколубов и спецов по раскарливанию, дали мне определенный базис, который должен был помочь мне и Анни осуществить нашу мечту. По полной программе.

— Прости, мне нужно… — сказала Анни и удалилась из спальни. Когда она вернулась, живот ее несколько сдулся, но все равно выглядел громадным.

— А вот теперь я голодная, — призналась она. — Пойдем на кухню, и ты сможешь скормить мне достаточно еды, чтобы я стала потолще.

Анни загодя приготовила большую кастрюлю лазаньи, мне осталось лишь подогреть, и две ковриги итальянского хлеба. Тут хватило бы шестерым, но эта конкретная трапеза предназначалась для одной не то чтобы такой голодной, но очень и очень прожорливой персоны. Анни ела, и ела, и ела, а я наслаждался очередным спектаклем, усладой любого любителя раскармливания. Она словно голодала много лет, и вот теперь могла вволю поесть. Снова и снова Анни наполняла свою тарелку, а ее живот, видел я, снова начал расти — но на сей раз результат должен был стать более постоянным. Поглощая лазанью, она просто сияла от счастья, утрамбовывая в желудок тысячи калорий. И когда все это было съедено до последней крошки. Анни попросила достать из морозилки десерт. Большой двуслойный торт. Этот она даже не стала перекладывать на тарелку, поедая прямо из картонки.

Все это время мы говорили о наших фантазиях, с которыми выросли, о том, какими странными и одинокими себя чувствовали, пока не наткнулись на профильные сообщества в сети. Поразительно, каким похожим оказалось наше прошлое, и как же это невероятно прекрасно — поделиться своими фантазиями с тем, кого и так любишь уже много лет. Когда Анни расправилась с трапезой, ее живот снова вырос до невероятных габаритов, какие я имел удовольствие наблюдать ранее, шортики снова под давлением соскользнули вниз, а живот раздулся не только вперед, но и в стороны. Анни придерживала его с боков и переводила дух, продолжая жевать, и вот он вздулся, приподнимая ее роскошные обильные груди, и она доела торт и, едва дыша, сделала мне знак подойти и помочь ей встать со стула.

— Весит целую тонну, — хихикнула она, придерживая живот обеими руками, пока я поднимал ее. Она едва стояла на ногах даже с моей помощью, и вся трепетала от счастья. Живот ее, колоссальный и тяжелый, был туго-туго набит.

— Я в раю, — выдохнула она, — теперь я точно знаю, что мне больше никогда не придется сдерживать свой аппетит, ведь ты хочешь, чтобы твоя жена была толстой. Что ж, муж мой, твое желание начинает сбываться.

Я следовал за ней, пока она вперевалку двигалась к кровати. Роскошный шар ее живота начинался от ее чудесных пышных грудей, выпирал вперед и заканчивался прямо над лобком, бедра соблазнительно покачивались.

— Теперь я наконец могу заснуть, — шепнула мне Анни, обеими руками придерживая живот и опускаясь в постель. Перекатилась на спину, живот ее вздымался горой, нацеленной в потолок. Мы оба погрузились в сон, и во сне видели будущее, ближайшее и соблазнительное.

Я следовал за ней, пока она поднималась на борт круизного лайнера. Наш обоюдный восторг был зримо ощутим, воображение мое кипело, представляя, насколько толстой и круглой станет Анни спустя тридцать дней непрерывной обильной кормежки. Бедра ее соблазнительно покачивались, а пополневшие недавно ягодицы распирали тоненькие рейтузы, которые, того гляди, лопнут по швам. С каждым шагом живот Анни угрожал окончательно вывалиться наружу, а ее колышущиеся, обильные, сочные груди были заметны даже сзади. Я был как прыгающий вокруг елки ребенок, только мечты мои были не о сливовых пирожных, а о собственной женушке, растолстевшей килограммов этак до ста тридцати, с массивными сиськами как два баскетбольных мяча, громадным животом, который выпирал еще дальше, чем сиськи, и раскормленным задним фасадом, уравновешивающим передние части ее сладкого тела… а одежда Анни едва сдерживала напор ее сочных и тучных выпуклостей, а лицо светилось от счастья — вот прямо как сейчас, в реальности. Здесь и сейчас я все еще был поражен, насколько раздулась Анни вчера вечером, набив живот до отказа, и насколько твердо она решилась растолстеть, воплощая не только мои, но и свои собственные фантазии.

Оглянувшись через плечо, Анни подарила мне улыбку, от которой сердце мое затрепетало, а взгляд проникал прямо в душу. Словно она знала, о чем я думаю. Наверное, знала. Ибо сама думала о том же. Потому что очертила обеими ладонями собственный силуэт — раздвинув руки в стороны и медленно надув щеки, мол, вот какой толстой я скоро буду. И расхохоталась, увидев, какими круглыми стали мои глаза и как у меня от предвкушения всего этого просто дыханье сперло. Стиснула мою ладонь и приникла ко мне.

— Ты только подумай, любимый — тебе и делать-то ничего не надо, только кормить меня до отвала всякими вкусняшками, весь день, каждый день, весь следующий месяц… — прошептала Анни. — Меня так разнесет, что с корабля меня придется вытаскивать грузовым подъемником. — Пихнула меня бедром и снова рассмеялась. Я же видел, как пуговицы блузки ее едва удерживаются на месте, когда она делает вдох, как изобильный бюст угрожает выплеснуться из лифчика. Большой вырез открывал весьма завлекательную панораму декольте, и перехватив мой взгляд, Анни чуть приподняла обеими ладонями свои груди и ухмыльнулась: — Это все, считай, ничто по сравнению с такими, какими они станут потом. Надеюсь, ты не шутил, когда сказал, что хочешь иметь толстую жену, потому как джинн уже выпущен из бутылки и обратно не вернется.

Встретив ее взгляд, я улыбнулся.

— Я с радостью помогу тебе стать такой толстой, чтобы ты уж точно не уместилась ни в какую бутылку.

Рука в руке мы дошли до нашей каюты. Счастье, конечно, не в деньгах, но хорошо, когда они есть, ведь так Анни смогла забронировать нам достаточно просторное помещение. Когда я открыл дверь, мы ощутили аромат съестного.

— Кто-то не хотел зря терять времени, — заметил я, а Анни просто глубоко вдохнула, наслаждаясь запахом ожидающих нас вкусностей.

— Ну да, я хотела, чтобы как только мы окажемся на корабле, меня начали кормить, — согласилась она, переступая порог.

Закрыв дверь, я окинул оценивающим взглядом батарею калорийных вкусняшек, которые доставили к нам в каюту понятно с какой целью. Анни же сразу принялась стягивать штаны и блузку, а все ее обильные выпуклости при этих телодвижениях отчаянно колыхались. Особенно груди, большие и сочные, которые уже выплескивались из чашек лифчика — интересно, надолго ли его еще хватит? Круглый и раздувшийся живот ее, высвобожденный из плена рейтуз, стал еще круглее, хотя казалось бы, куда уже. Ерзая туда-сюда, чтобы стянуть эластичную резинку рейтуз с массивных ягодиц, Анни перехватила мой взгляд и ухмыльнулась.

— Ну да, устраиваюсь поудобнее, — согласилась она, усаживаясь на кровать. Рядом с ложем уже обнаружились наши чемоданы. — А ты кончай стоять столбом и принеси мне подкрепиться.

— Конечно, благоверная моя, как скажешь, — и сгреб на тарелку побольше всего. Анни ли заказывала блюда, или принесли «на выбор шефа», но тут были в основном ее любимые варианты: сытные, много углеводов и калорийных соусов. Макароны «альфредо», побольше масла и сыра, и чесночные хлебцы. Моя любимая набросилась на них, словно неделю не ела, тарелка опустела через несколько минут, и я тут же наполнил посудину снова. Так повторялось вновь и вновь, и Анни вся сияла. Я тоже радовался, что мы наконец-то открылись друг другу и можем честно признать: мы оба просто жаждем, чтобы она стала толстой. Анни периодически издавала счастливый стон, увидев на тарелке нечто особенно вкусненькое. А я наблюдал, как вновь разбухает ее живот, раздувается все сильнее и сильнее, заполняя собой все большую часть коленок, ведь она все так же сидела на краю кровати. Трусики ее уже почти скрылись из виду, поглощенные раздувающимся пузом спереди и тучными складками на боках. Время от времени Анни оглаживала свое растущее пузо, вся довольная и счастливая.

— Господи, я в раю, — заявила она и продолжила чревоугодничать, отправляя в рот очередную вилку еды.

Столь изобильный поначалу запас съестного зримо уменьшался, поскольку Анни непрерывно отправляла в желудок одну тарелку за другой. И где-то через час она замедлила темп, а живот ее раздулся еще больше, чем прошлым вечером после ужина.

— Массаж мне сделаешь? — попросила она, обхватив свое пузо. — А то я совсем обожралась.

Анни со стоном перетекла в горизонтальное положение пузом кверху, а я принялся ласково оглаживать упомянутое пузо, втирая в нежную кожу лосьон. Живот торчал вверх горой жира, раздувшийся и тяжелый, Анни тихо постанывала в такт моим движениям. Желудок от утрамбованной в него пищи был тугим как камень. Я нежно массировал ее пузо, а все ее тело колыхалось и вздрагивало. Особенно ее изобильные груди, которые из лифчика стремились в направлении второго подбородка Анни. Я вообразил себе, как к концу круиза произойдет встреча этих растущих в объеме подробностей, только вот какого ж размера должен быть лифчик, чтобы удержать такое хозяйство?

— Просто чудесно, — выдохнула она, когда мой массаж снял толику давления с ее разбухшего желудка. А через несколько минут взглянула на меня, похлопала ресницами и сообщила: — Кажется, я наелась.

Взглянув на буфетную стойку, я обнаружил в углу большую тарелку с тортом, до которого Анни не успела добраться. Улыбнулся в ответ и сказал:

— О, не думаю, что это все.

Анни перехватила мой взгляд, после чего улыбка ее стала еще шире.

— Кажется, ты быстро понял, что значит раскармливать.

Она чуть приподняла голову, опираясь на подушки, а я перенес к кровати всю тарелку и принялся скармливать ей с рук один кусок торта за другим.

— Я из-за тебя так растолстею, что ты и обнять меня не сможешь, — «пожаловалась» Анни, улыбаясь как дорвавшаяся до сметаны кошка. — Мои сиськи будут как два пляжных мяча, ну и все прочее им под стать.

От этой картины я замер, и Анни выдернула меня из грез:

— А ну не сметь переставать кормить меня!

Пока один кусочек за другим перемещался в ее пузо, Анни кряхтела, но жевала с той же решимостью, что и в самом начале, разве что чуть помедленнее. А живот словно все сильнее раздувался с каждым кусочком калорийного торта. Дыхание Анни стало прерывистым.

— О… боже… охх… от… этого… торта… я… сейчас… лопну… — Я снова остановился, но на запястье у меня требовательно сжались ее пальцы, и я продолжал класть ей в рот одну ложку за другой.

И вот торт закончился, и я глазам своим не верил, как же ее расперло. Столько слопать в один присест… мысли мои наверняка читались во взгляде.

— Да-да, пузо хорошо так раздулось, — простонала Анни. — А ты лучше подумай, как меня разнесет во всех остальных местах, когда все это превратится в жир.

Затем повторный сеанс массажа, впрочем, я все равно не мог оторваться от ее телес. Анни устало смежила веки.

— Ты продолжай, а я пока покемарю, чтобы хватило сил на ужин.

И я ласкал ее круглый роскошный живот, а Анни отдалась сну, и на губах ее играла удовлетворенная улыбка. Это уже не гора сала, это скоро будет целый континент. Когда сон ее стал достаточно глубок, я тихо выскользнул наружу и немного постоял в открытой части палубы, глядя на проплывающий мимо океанский пейзаж. Вволю подышав морским бризом, вернулся и также отключился.

И конечно же, центральной фигурой моего сна была моя раскормленная женушка. Не знаю, видела ли Анни что-то во сне, а я — очень даже да. В снах моих она была толстой и круглой, словно отфотошопленный морф себя самой. Громадные, жирные, колышущиеся сиськи размером с баскетбольный мяч, они вздымались так высоко, что касались ее второго подбородка, обнажая примерно квадратный метр невероятно притягательного декольте. Живот Анни дирижаблем выпирал вперед еще больше, чем сиськи, и при всех своих размерах не свисал фартуком сала, а колыхался вправо-влево. Бедра же ее раздались вширь настолько, что даже с таким пузом Анни не окончательно утратила талию, а массивные ягодицы практически уравновешивали тяжесть ее сисек и пуза. В моем сне она ела, и с каждым проглоченным куском росла вширь, и вскоре одежда на ней треснула по швам, отчего Анни-во-сне захихикала и продолжила усиленно объедаться и толстеть. Когда одежда рваными лоскутьями сползла с ее тушки, каким-то волшебным образом белье выросло вместе с нею. Она придвинулась поближе, я попытался обнять ее, и преуспел примерно наполовину, с трудом дотянувшись до боков. Ее массивное пузо и груди вжимались в меня, а я обнимал ее, стискивая складки сала на боках. Анни тем временем как-то продолжала есть, и я чувствовал, как она толстеет прямо у меня в объятиях. Она подмигнула, и ее продолжало распирать вширь...

Тут-то я и проснулся. Этот сон… он был настолько потрясающим, что я не сразу убедил себя, что это все не на самом деле. Пока. Я улыбнулся и посмотрел на свою Анни, все так же лежащую в постели, а ее пузо вздымалось над ней накачанным метеозондом. Насколько же она у меня растолстеет...

А грудь ее вздымалась и опадала с каждым вздохом.

Вскоре после меня проснулась и Анни. Посмотрев на меня, она заявила:

— Надеюсь, ужин скоро. А то я проголодалась!

Погладила свое все еще вздувшееся пузо и в ответ на мой удивленный взгляд добавила:

— Я не шучу. Чем сильнее мой желудок растягивается, тем сильнее потом чувство голода. Я это заметила, когда тебя не было, а я объедалась каждый день.

Анни слезла с кровати и принялась распаковывать чемоданы, развешивая одежды в шкафу и периодически комментируя сей процесс, перемещаясь по каюте взад и вперед. Мой взгляд, естественно, был прикован к ней — и наверняка тут постаралось мое воображение, потому как Анни казалась мне чуток потолще, чем три часа назад, когда переступила порог. Сиськи так и норовили выплеснуться из лифчика, а выпирающие полушария раскормленных ягодиц превращали трусики в подобие низа бикини.

Завершив распределение вещей по местам, Анни извлекла вешалку с платьем, которого я прежде не видел. Даже учитывая, насколько она поправилась за последнее время, платье это было ей изрядно велико.

— Шестьдесят шестой размер, — пояснила она. — Посмотрим, как оно будет на мне смотреться к концу круиза.

Она надела платье и фактически утонула в нем. Даже с учетом ее скромного росточка. Подол свисал до земли, а плечи находились чуть ли не в районе локтей.

— Да, — рассмеялась Анни, — чтобы это на мне выглядело платьем, а не плащ-палаткой, нам обоим придется как следует постараться...

Впрочем, она прихватила с собой достаточно одежды «на вырост», ибо худеть точно не собиралась. Проговорив специально для меня сей тезис, Анни переоделась в бюстгальтер и трусики, которые для разнообразия были ей как раз впору. Пока.

— Если будут впору к концу недели, виноват будешь ты! — заявила она.

Натянула сверху платье — не то, другое, — и сказала, что готова к званому ужину. Платье подчеркивало ее выпуклости: облегающее грудь, с завлекающе низким вырезом. Эластично-блестящая ткань затем делала и так заметное пузо еще заметнее, а обширные бедра — еще шире, ну и круглых мячей ягодиц позади это касалось в той же мере. Подол заканчивался повыше ее сочных коленок, обнажая часть пухлых бедер. Застегивалось платье спереди, и пуговицы уже испытывали изрядное давление. Можно себе представить, сколько кожи моей ненаглядной откроется в процессе ужина, когда пузо объевшейся Анни будет распирать эластичную ткань еще дальше...

Ужин стал более или менее повторением того, что было по прибытии. Я не думал, что Анни способна настолько обожраться фактически дважды подряд — но именно так она и поступила. Снова, как одержимая, ела за шестерых, официанты сновали туда-сюда, доставляя на стол все новые тарелки, в какой-то момент это начало походить на состязание, кто первый сдастся, Анни или корабельная обслуга. Моя ненаглядная сделала все, что могла, однако запасы провизии на кухне превосходили даже ее вместимость. Впрочем, незамеченными ее усилия не прошли.

А пузо Анни, разумеется, росло в объеме, а я, разумеется, завороженно за этим наблюдал, а она, видя, какой производит на меня эффект, периодически откидывалась назад и глубоко вдыхала, заполняя легкие кислородом, что еще сильнее распирало платье, и в дугообразно-ромбические промежутки между пуговицами выглядывало все больше раскормленного тела. И Анни довольно улыбалась, продолжая поглощать пищу.

Потом она попросила погладить ее живот — под столом, — и я, конечно, не мог отказать себе в искушении. Под моей ладонью пузо ее казалось тугим и тяжелым.

— Ты объелась, — тихо шепнул я, оглаживая раздувшееся сокровище.

— Знаю, — простонала она, — но хочу, чтобы этот вечер продолжался еще и еще.

— Родная, у нас впереди еще двадцать девять таких же ужинов, а еще завтраков, обедов и прочих перекусов. Тебе хватит времени растолстеть.

— Ладно, уболтал. Уфф… все равно больше не лезет.

Отодвинув стул Анни, я помог ей встать и еще раз восхитился, насколько же раздулось ее пузо. Платье обтягивало это круглое великолепие как перчатка, а пуговицы, судя по растянутым промежуткам между ними, держались на месте не иначе как велением Божьим. Когда мы выбирались из ресторана, Анни придерживала пузо обеими руками, чтобы оно не колыхалось. Все официанты двойной шеренгой стояли между нашим столиком и выходом, почти как фанаты, влюбленно глядящие, как их кумир покидает игровое поле. Старший смены встретился со мной взглядом, чуть улыбнулся и одобрительно кивнул; я молча кивнул в ответ, показав ему воздетый большой палец. Если он, как и я, поклонник раскармливания, парень выбрал работу своей мечты.

Я отворил перед Анни дверь каюты, и она застонала, пересекая порог, а оказавшись внутри — глубоко вдохнула. Бедное платье, бедные пуговицы — они так и брызнули в стороны, одна за другой, и обнаженная раздувшаяся Анни буквально вывалилась из лопнувшей одежки. У меня аж челюсть отвисла, а моя благоверная ухмыльнулась.

— Наконец-то СВОБОДА! — и подмигнула мне. — Очень уж тесным стало платье. Очень хотелось сделать так прямо в ресторане, но все-таки такое вот представление на весь свет устраивать не стоит...

И огладила ладонями свои колышущиеся телеса. Повернулась аки манекенщица на подиуме, давая мне возможность оценить ее величественные формы. Просто поразительно, насколько сильно выпирало ее пузо в профиль… да и все остальное словно жиром накачало, хотя тут я, конечно, фантазирую.

— Нравится, — скорее уточнила она.

Я лишь кивнул, язык не функционировал.

Анни потянулась к выключателю и сделала интимный полумрак.

— Ну, в таком случае теперь у меня для тебя есть десерт...

Я медленно просыпался, заставляя сознание функционировать. Корабль плавно покачивался, я скорее всем телом, нежели ушами воспринимал, как он движется, рассекая податливую плоть океана. А еще рядом со мной плавно покачивалось и посапывало нечто мягкое, объемистое и податливое. Все еще не открывая глаз, я левой рукой я обнимал мирно спящую Анни, слушая ее дыхание.

Шел пятнадцатый день круиза, и набирала вес она с космической скоростью. Я помнил, как она предвкушала грядущее обжорство, когда мы всходили на борт, и сколько слопала в тот первый день. Что ж… во все последующие дни она продолжала объедаться с неменьшим упоением. А поскольку желудок ее после каждой такой обжираловки растягивался еще сильнее, в следующий раз в Анни влезало еще больше. И соответственно она толстела и толстела, не зная и не желая знать удержу.

Среди поваров и официантов моя неустанно растущая вширь любимая уже стала легендой. Если не все, то большинство из них точно присоединились к усилиям откормить ее до завершения круиза по максимуму. Когда мы с Анни подходили к «нашему» столу, тот уже ломился от еды. Самой сытной и плотной из всего меню: нормальному человеку, не занимающемуся активным физическим трудом, двух тысяч калорий в день в принципе достаточно, Анни же к нынешнему моменту употребляла никак не меньше двенадцати. Результаты получались… впечатляющими. Я не уставал любоваться ее раскормленными, расплывшимися от жира телесами. Бедра ее, кажется, стали вдвое шире, чем до круиза; сиськи походили на волейбольные мячи и выплескивались из всех одежек, какие Анни себе припасла «на вырост» — не предусмотрела моя женушка, насколько объемистым станет ее бюст, эти два холма колышушегося сала так и притягивали к себе сторонние взгляды, против чего Анни ни разу не возражала. Пузо, впрочем, росло не менее активно, шар тяжелого сала, начав округляться непосредственно от груди, мягкой каплей заканчивался прямо у лобка, не свисая ниже только потому, что был постоянно набит до отказа. Анни часто оглаживала свое пузо, восхищаясь им и в то же время удивляясь, насколько же оно невероятно разжирело. А еще часто ахала, какой же это кайф, когда в желудке ни на секундочку не бывает свободного места (еще бы, с постоянным потоком утрамбовываемой в него еды), и когда не ласкала свое пузо сама — просила меня заняться этим. Из-за исполинских габаритов своих сисек Анни могла оценить обхваты своего пуза лишь в зеркале, перед которым часто стояла с задумчивой такой улыбочкой… ну, когда не ела, разумеется, то бишь минут десять в день от силы. Пузо разворачивалось в преизобильные бока, по которым Анни также пробегала ладонями, медленно крутясь перед зеркалом. А потом, повернувшись боком, она оценивающе созерцала свои раскормленные окорока. Как в той старой песенке, «исключительные», они выпирали уже настолько, что верхняя их часть свободно могла слушить полкой для чего-нибудь — в некотором роде работая противовесом для пуза и сисек. Кажется, организм Анни настолько подчинился ее воле, что каждый грамм употребленной внутрь еды рачительно превращался в жир. Она размеренно двигалась по размерному ряду захваченной с собой одежды, и фигурально прыгала от восторга, когда в очередной прикид больше уже не втискивалась. Анни, впрочем, предпочитала носить одежду «до последнего», то бишь когда та лопалась прямо на ней, каждый раз устраивая из этого персональное представление для меня, зная, какой неослабевающий эффект на меня подобное оказывает. Энтузиазм моей супруги по поводу набора веса не просто поражал, но и заражал. Я и так ее обожал, я и прежде фантазировал «а вот бы она стала толстой и круглой», но этот ее фонтан счастья от каждого набранного килограмма, от каждого съеденного кусочка калорийной вкуснятины, от каждой ставшей слишком тесной одежки — я сам купался в этом фонтане, и радовался вместе с нею. Словно я оказался внутри одного из тех видео или рассказов, которыми ранее подогревал свои эротические фантазии о раскармливании...

Анни шевельнулась под моей рукой, потом медленно повернулась ко мне, и когда я открыл глаза, меня приветствовал… э… взгляд. Двух громадных трепещущих жирных грудей, почти упирающихся мне в лицо. Каждая обхватом побольше моей головы, словно я уткнулся в бесконечно привлекательное декольте. Собственно же лицо Анни оказалось несколько подальше — дальше, чем прежде, до того, как она с головой нырнула в омут раскармливания, просто потому, что сиськи и пузо теперь выпирали настолько далеко. Ну а я завороженно любовался, как дрожат и колышутся ее колоссальные груди, пока моя любимая медленно вдыхает и выдыхает. Как в такт тому же простому действу покачивается ее громадное и тяжелое пузо. Моя роскошная, моя небывало прекрасная Анни, как же я радовался, что мы открылись друг другу — и что из этого выросло и продолжало расти!..

Дыхание ее изменилось. Она проснулась.

— Доброе утро, красавица, — прошептал я.

— Хм, ну и тебе того же, супруг мой ненаглядный, — полусонно отозвалась она. — Знаешь, мне кажется, что наша кровать стала меньше. По-моему, две недели назад, когда мы впервые в нее влезли, было попросторнее.

В некотором роде Анни была права: каждый вечер она занимала все больше и больше места.

— Ну, значит, я буду все теснее к тебе прижиматься, — ответил я.

Анни хихикнула и придвинулась поближе ко мне. Этакий воздушный шар с парада в День Благодарения, только теплый, мягкий и искущающий.

— Тогда стоит этот день начать с десерта.

Через некоторое время Анни выбралась из душа, и я любовался, как она вытирается, а тело ее, блестящее от воды и раздувшееся от жира, везде колышется. Повертевшись перед зеркалом, она повернулась ко мне.

— И как это я так быстро растолстела, — риторический вопрос, правда? — Когда тебя не было, а я обжиралась целый день — все равно так активно набирать вес не получалось.

С невинным видом я передернул плечами.

— Ну, наверное, на корабле кормят более калорийными блюдами, опять же морской воздух способствует аппетиту...

— Это да, но не настолько же, чтобы меня распирало с каждым часом! Не то чтобы я жаловалась, просто хотелось бы понять.

Сохранять невинный вид я более не мог и расхохотался.

— Так, и что же ты сотворил? — руки в боки, Анни глядела на меня, а ее пузо обвиняюще нависало надо мной.

— Ты же сама просила, чтобы я помог тебе достичь цели.

Вздернутая бровь.

— Вот я и заказал протеиновый порошок, который тяжелоатлеты пьют в коктейлях для набора массы, самый калорийный, какой нашел. А здесь уже шепнул пару слов поварам, и они теперь добавляют его во все твои блюда. — Я похлопал по ее пузу, отчего заколыхалась вся Анни. — Так что двенадцать тысяч калорий в день ты имеешь уже сейчас, а что будет дальше...

— Ах ты хитрован! — рассмеялась она. — Что ж, тогда ясно, как это вы так быстро выросли, — приподняла она обеими руками свои тяжеленные большие груди.

— Ну, выросла ты у меня вся, — отозвался я.

Анни снова накинула то самое платье шестьдесят шестого размера. Оно все еще было ей слишком велико, однако под тканью уже стали заметны ее выпуклости.

— Все равно я хочу перерасти его до конца круиза, — с умилительной целеустремленностью сообщила моя ненаглядная.

— В таком случае срочно идем на первый завтрак, — отозвался я, — не можем же мы допустить, чтобы твоя цель осталась не достигнутой.

Анни быстро переоделась в купальник, который категорически не скрывал, насколько она разжирела и округлилась, напротив, подчеркивал все ее разбухшие выпуклости. Чем она всячески гордилась и намеренно покачивала обильными бедрами, пока мы шли на открытую палубу, где накрывали завтрак. Завидев нас, все свободные официанты ринулись в авральную эстафету «скорее раскормите эту обжору»: один придвинул ей стул, и когда она опустилась на сидение, второй уже подавал первую за этой трапезой тарелку с громадным омлетом с сыром и соусом, какого хватило бы двоим.

— Наверняка и сюда добавили твой протеиновый порошок, — заметила Анни, отправляя в рот первый кусочек. — Ох, ну и вкуснятина!

И вновь началось действо чревоугодия, и вновь я не мог отвести глаз от пуза Анни, которое раздувалось до недостижимых ранее пропорций. А еще я заметил, что из-за своиего бюста моя женушка сидит к столу несколько боком, что позволяло ей более свободно добираться до тарелки и содержимого оной.

— Интересная манера питания, — заметил я.

— Ты бы помолчал, — отозвалась Анни, — с такими сиськами я ни стола, ни еды вообще не вижу, только если боком повернусь. И вообще у меня уже сиськи лежат на столе, а пузо упирается в стол. А руки-то, между прочим, длиннее не стали, скоро вообще дотянуться не смогу!

— Да, вот она, проблема корпулентной барышни, — соболезнующе кивнул я и рассмеялся, видя, с каким упоением Анни вгрызается в очередное блюдо.

— Ну вкуфно ве! — с набитым ртом возмутилась она.

Сидела моя супруга уже практически в профиль ко мне и боком к столу. Громадные сиськи, невероятно раздувшееся пузо — купальник банально не мог сдержать напора столь изобильной плоти, — а бока просто свешивались с сидения. Еще я заметил, что Анни в сидячем положении стала чуть повыше, просто потому, что раскормленные ягодицы обеспечили ей натуральную подушку из сала. И, судя по величине пуза, довольно скоро мооя любимая уже не сумеет обхватить его сцепленными пальцами чуть пониже пупка!

Возник очередной официант с очередной тарелкой, и Анни подняла взгляд.

— Не знаю, сумею ли я съесть еще хоть немного, — виновато сообщила она.

Официант — тот самый, в котором я предполагал любителя раскармливания, — с расстроенным видом отозвался:

— Но, мадам, шеф-повар специально приготовил это для вас, завершающим симфонию трапезы блюдом, — и повел тарелкой у нее перед носом.

— Пахнет восхитительно, — втянула Анни аромат.

— Желаете попробовать? — вопросил официант.

— Что ж, не могу же я разочаровать шеф-повара, — ответила она, и тарелка тут же оказалась на столе перед ней.

Когда официант отошел, Анни взглянула на меня:

— Покорми меня. Я так объелась, что пошевелиться не могу, мне нужен хороший стимул.

Я придвинул стул к ней поближе — сердце мое забилось чаще — и поднес вилку с кусочком вкуснейшего блюда к ее ожидающе раскрытым губам. Глаза Анни масляно блестели. Она сжевала предложенное и вновь раскрыла рот.

— Ну так что, твоя женушка уже слишком толстая? — спросила она, пока я продолжал ее кормить и любоваться, как ее громадное пузо распирает купальник сверх всякого безобразия.

— Ну что ты, вовсе нет, — ответил я, — мне кажется, пока она всего лишь приятственно пышная.

— Ах вот как, — изобразила Анни оскорбленную невинность, — тогда нам следует исправить этот огорчительный факт.

Она продолжала есть все, что я ей скармливал, но дышала с явным трудом.

— Может, хватит? — забеспокоился я о ней.

— Нет, корми меня, в этом же самый смак, — и ласково огладила свое пузо. — По-моему, шеф бухнул сюда двойную дозу твоего порошка. Боюсь даже предположить, как меня разнесет к завтрашнему утру...

Когда на тарелке ничего не осталось, Анни, простонав, обессиленно расплылась на сидении. Так объелась, что действительно шевельнуться не могла, лишь минут через пять сумела протянуть мне руки, чтобы я помог ей встать. Купальник ее при этом затрещал, жалуясь, что на такое количество содержащегося внутри жира швы не рассчитаны. Но все же выдержал, и поддерживая колоссальное пузо обеими руками, Анни с моей помощью двинулась прочь.

— Мне нужно отдохнуть, — выдохнула она, — очень уж тяжкий труд был.

Мы доползли до каюты, где она плюхнулась в кровать, а я, не задавая вопросов, стянул с нее купальник и принялся массировать громадный раздувшийся живот ласковыми кругообразными движениями. Уже засыпая, Анни прошептала:

— Обязательно разбуди меня ко второму завтраку.

Каждый день она продолжала впихивать в себя больше, чем представляется возможным для человеческого существа. Каждый день откладывается на ее изобильных телесах новыми килограммами, новыми слоями мягкого и пышного сала. С каждым днем ее все больше распирает вширь. Шеф-пофар и официанты за каждой трапезой откармливают ее с таким усердием, что рожденственские гусыни курят в сторонке. А Анни от этого так фонтанирует счастьем, что многие вокруг… заражаются. За эти две недели у нее на лайнере создался этакий фан-клуб. В смысле с дюжину парочек специально устраиваются так, чтобы наблюдать, как моя Анни ест, ест и ест. Я также заметил, что некоторые жены (а может, просто подружки, кольца нынче не показатель) под одобрительное подмигивание своих спутников начали есть больше обычного. Этакая кристаллизация раствора вокруг брошенной в него песчинки. Может, конечно, у этих парочек такие же фантазии, как и у нас, или просто решили попробовать любопытства ради — не знаю. Просто вижу, что спутники то и дело ласково оглаживают вздувшиеся животики своих вторых половинок, а к нашему с Анни столику порой подходят парочки, причем у женщин неизменно горделиво округлившийся живот, и говорят нечто в духе «такого аппетита я никогда в жизни не видела», а то и «мы тут с мужем посмотрели на вас, поговорили и теперь оба хотим, чтобы я стала потолще». Анни безмерно радуется как их вниманию, так и роли живого положительного примера...

Последний день круиза. Вечером наш корабль прибудет в порт. Анни выключила свет в каюте и велела мне закрыть глаза и не подглядывать, обещая, что сюрприз того стоит. Ладно, родная, как скажешь. Услышав «можно» — открыл глаза и замер от восторга.

Облаченная лишь в тесные трусики и еще более тесный бюстгальтер, моя жена гордо стояла передо мной, роскошная и сияющая, белозубая улыбка и золотистый загар. Круглое лицо, активно выросший за полгода второй подбородок. Рыжую краску Анни смыла, вернув волосам природно каштановый оттенок, и они взбитыми волнами свисали чуть ниже плеч.

Груди… совершенно невероятные, они стали уже больше волейбольных мячей и стремились прямо к баскетбольным. Ну, если иметь эталон для сравнения. В бюстгальтер такое сокровище влезало менее чем наполовину, и вынужденно стремилось вверх, к подбородку.

Тут, словно читая мои мысли, Анни чуть наклонила голову и так же чуть выпятила грудь вперед и немного вверх — и ее второй подбородок соприкоснулся с этими колоссальными мячами мягкого сала. Когда это свершилось, Анни выдохнула и воскликнула:

— Да!

На половину собственного диаметра эти мячики выпирали вправо и влево от ее торса, постоянно колышащиеся. А вперед торчали чуть ли не больше, чем пузо моей женушки. Которое вообще тема отдельного разговора. Круглое, разбухшее, налитое жиром, оно предоставляло для массивных сисек Анни хоть какую-то опору. Обхватить свое пузо, сомкнув пальцы пониже пупка, она уже не могла, лишь поддерживать это раскормленное чудо с боков — что регулярно и делала. Она оглаживала бока своего раздувающегося пуза, когда ела, тихо постанывая от наслаждения и от осознания, как же ее распирает. Причем каким бы толстым ни было пузо Анни, оно практически не свисало, словно отрицая законы гравитации, но горделиво торчало вперед и в стороны. А пупок стал настолько глубоким, что в эту каверну полностью умещался ее пухлый указательный палец, который Анни порой запускала туда, сама поражаясь, как же она разжирела.

Невероятных объемов пузо плавно перетекало в обширные и округлые бока. В положении «руки по швам» эти самые руки у Анни теперь находились не перпендикулярно к полу, а под заметным углом, настолько она раздалась вширь. Мне живо вспомнился день прибытия, когда моя любимая безмолвной пантомимой показывала, какой толстой она скоро станет; впечатление такое, что она перекрыла заявленные пропорции и прихватила еще чуток. Видя, как мой взгляд любовно скользит по ее округлостям, Анни повернулась боком, демонстрируя также свои раскормленные и круглые ягодицы. Массивные и громадные, они торчали назад почти так же, как сиськи — вперед. Покачивающиеся при ходьбе, они требовали внимания и восхищения, каковыми я их неизменно дарил. Расплывшиеся бедра, утонувшие в складках сала круглые коленки...

Завершив сие представление, Анни поинтересовалась:

— Ну как, пышколюб мой благоверный, ты доволен увиденным?

— Больше, чем способны передать слова, — ответил я. — Ты теперь истинное воплощение богини плодородия, и ты стала еще красивее, чем я вообще полагал возможным.

— Хорошо. Я надеялась на такой ответ. Я и сама себе нравлюсь больше, чем когда-либо, и то, что я могу это разделить с мужчиной, которого люблю — ты прав, словами этого не передать.

Анни шагнула к шкафу и извлекла то самое платье шестьдесят шестого размера, которое поклялась перерасти до конца круиза. Уже когда она его натягивала, я видел, что застегивается платье с изрядным трудом. А когда все же надела… картинка вышла та еще. Во-первых, массивная грудь таки в крой платья не вписалась, и верхние пуговицы пришлось оставить расстегнутыми, так что изобильные мячи жира распирали ткань, похожие на два гелиевых шарика, готовых ко взлету. Пузо влезло, но при каждом вздохе швы точно трещали, если слух меня не обманывал. А из-за того, что Анни стала намного шире себя-прежней, подол, который изначально достигал пола, теперь заканчивался как раз над круглыми коленками. Лицо ее снова светилось от радости и гордости.

— Что ж, кажется, я тут немного поправилась, — сообщила она, снова вертясь перед зеркалом.

— Немного, — согласился я.

— И все же обещание надо сдержать, — решительно сказала Анни и, подойдя к мини-холодильнику, который был у нас в каюте, достала оттуда целую канистру сливок — понятия не имею, откуда такое взялось, небось похлопала ресницами перед одним из официантов. — И я это сделаю.

Крышка полетела на пол, а пластиковая посудина на три и семь десятых литра оказалась у ее губ.

И она принялась пить сливки словно воду, намеренно медленно, чтобы эффект был посильнее. Пузо ее при этом все больше и больше раздувалось, и платье, и так тесное, не выдержало — швы затрещали и начали расходиться, обнажая золотистый загар. Допив последние глотки, Анни сделала глубокий вдох, и очередное платье как в тот, первый вечер постиг очередной конфуз — оно попросту лопнуло, разойдясь по всем швам, и повиснув лохмотьями вокруг изобильных и колышущихся сисек и пуза моей любимой.

Она удовлетворенно вздохнула и похлопала себя по пузу.

— Вот теперь и домой можно, — улыбнулась Анни. — Впрочем, до прибытия у нас еще хватит времени на десерт! — и стиснула мою руку.

— Родная, подойди сюда, пожалуйста, — позвал я супругу в кабинет, который обустроил себе дома. — У меня тут кое-что для тебя есть.

Тяжелые шаги Анни эхом прозвучали в коридоре, и я в очередной раз восхитился ее раскормленной тушке, когда она вошла в комнату. Ну, не совсем чтобы вошла: дверной проем был банально уже линейных габаритов моей любимой, а потому протискиваться ей пришлось в буквальном смысле частями: сперва массивная тяжелая грудь, затем бок, раскормленное бедро, дальше, ерзая, пузо и так далее. Одета она была в шорты и футболку, самые большие, какие смогла отыскать, но и те сидели в облипку. У дверей Анни задержалась и улыбнулась, перехватив мой взгляд.

— Тебе все еще нравится то, что ты видишь.

— Ну, как по мне, могло быть и побольше, но мне ли жаловаться, — пошутил я. — Садись. Хочу кое-что тебе показать.

Заинтересованная супруга придвинула себе один из стульев, которые мы купили специально для нее, и села. Широкое, усиленное металлом сидение жалобно застонало под ее тяжестью.

— Внимание на экран, — кивнул я на привинченный к стене телевизор и нацелил дистанционку.

— Надеюсь, сюжет будет интересный, — рассмеялась Анни, колыхнувшись всеми своими телесами.

Я нажал «пуск», и на экране возникла Анни. Эпизод первый — то самое раздувание в последний день перед круизом. За ним последовали другие, где Анни ела и толстела, представая в каждой следующей сцене больше и объемистее предыдущей. Улыбка сидящей рядом любимой становилась все шире, а глаза все круглее, и она не отрываясь смотрела, как она же, на экране, снова и снова объедается до состояния «щас лопну» и разбухает от жира.

— О господи, я уж думала, ты об этом забыл! — поворачиваясь на стуле, воскликнула Анни.

— Ну что ты, я просто хотел сделать тебе сюрприз. Пытался проводить видеосъемку так, чтобы ты не заметила, так что здесь не каждая трапеза и не каждый день, но зато, когда смонтировал, очень хорошо вышло, какая ты у меня была худенькая до круиза и какой толстой стала потом.

Анни молча сжала мою ладонь, пока мы смотрели это видео с начала и до конца в первый раз из многих и многих после. В конце глаза ее влажно поблескивали.

— Ты в порядке? — спросил я, не зная, что у нее на уме.

— Более чем, — отозвалась она, — ты просто идеальный муж для меня.

Воздвиглась со стула и снова сжала мою руку, показывая, что и мне стоит сделать то же самое.

— И за это ты точно заслуживаешь десерта! — сказала Анни.

… До кровати мы так и не добрались, но кому какое дело?