Оно и к лучшему

Оно и к лучшему
(Um so besser...)

Ты охотно покупаешь ей все, что она хочет. Тратиться на нее и видеть, как она вся светится от счастья — для тебя это в кайф. Деньги — прах, у тебя их достаточно, и тот, кто говорит, что настоящее удовольствие за деньги не купишь — просто не знает, о чем говорит. Еще как купишь, если рядом с тобой такая вот, как она.
Да, ты насквозь балуешь ее. Оно и к лучшему.
Шмотки приедаются. Старые, новые — они потихоньку надоедают, И ты пробуешь иной подход: ведешь ее в кафешку самообслуживания и предлагаешь «бери любых вкусняшек, сколько хочешь». Привычная уже нагрушать двой кошелек по максимуму, она нагружает поднос по максимуму же, не собираясь сдерживаться. Перед кассой ты заявляешь: все, что взяла — обязательно съесть. Изобразив скорбный вид, она кивает.
И очищает весь поднос. Не сходу, в кафешке вы сидите почти полтора часа, но в итоге все плюшки, пирожки и пирожные она съедает. Ее распирает, ла мордашке выражение «щас лопну», но в глазах та самая хитро-восторженная искорка, которая загорается там только от удовольствия, превосходящего разумные пределы. Для той, кто привыкла уже получать все, что хочет, это ощущение новое, и от этого еще более приятное.
Оно и к лучшему.
Ты продолжаешь водить ее по таким вот кафешкам и ресторациям, чередуя сласти с вариациями на тему мировой кулинарии, и она вновь и вновь не может устоять перед искушением слопать все и еще немножко, и хотя ее переполненный желудок вопиет о пощаде, но переизбыток удовольствия, вернее, желание вновь и вновь ощутить это — побеждает. Дорого? Для тебя — не дороже денег.
Ты любуешься, как она прогрызает себе путь сквозь горы калорий, прикрывая глаза от наслаждения. Ей не нужно сообщать тебе, что это доставляет ей куда больше радости, чем очередная моднявая шмотка или ювелирная блестючка. Ты видишь это в ее глазах, и в том, с какой скоростью, с каким рвением она лопает кексы и пирожные, сандвичи и пончики.
Безудержное и безоглядное обжорство — вот, оказывается, ее истинная страсть, ее истинная слабость. Кажоре утро ты видишь, как она все с большим трудом впихивает себя в штанишки, как одежда все туже облегает ее растущую вширь фигурку. Тренажерка прочно заброшена, предложение попробовать «еще вот это вот» всегда получает одобрямс, и она все чаще просто валяется на диване рядом с тобой, сытая и довольная. Складки на боках уже напоминают стопки тех самых блинчиков, что она поглощает на завтрак, обильно заливая вареньем. Ты обнимаешь ее, перебирая пальцами пышное сало; она не обращает внимания, слишком занятая поглощением шоколадок и очередным телешоу.
Оно и к лучшему, раз от еды ей так хорошо.
Через месяц ты покупаешь ей одежки попросторнее — прежние штаны уже не то чно застегнуть, натянуть как следует не получается, а из-под футболокчи сало так и выпаливается. Демонстрировать свои жиры всему свету она не хочет, но вот от самих этих мягких подушечек, которыми обзавелась каждая часть ее тела, она в восторге. Таскать растущий вес ей все труднее, однако аппетит ее лишь растет.
Талия расплывается, торс обволкакивают слои сала, подпищивая свободно свисающие по бокам руки все дальше в стороны. Пузо у нее, сидящей и лопающей все подряд, выкатывается все дальше и дальше на колени, и футболка натягивается на массивных складках и неизменно задирается вверх — чего она не замечает, поглощенная процессом поглощения пищи. Не замечает и то, как ты при этом неизменно пялишься на ее бедра, тучные и раскормленные, выпирающие из обрезанных шортиков непонятного размера, испещренные целлюлитом. Пухлые ступни ее при этом раздвинуты в стороны более чем на полметра, хотя обильные бедра плотно соприкасаются.
Пока она ест, лицо ее краснеет от натуги, дыхание учащенное — сознательно или нет, но она слопает все, что есть, и еще сверх того. Двойной подбородок и тяжелые щеки распирает. Ты не можешь оторвать от нее взгляда и уже не скрываешь этого, пораженный делом рук своих. Насколько же ее разнесло. Разбалованная, ленивая обжора, в чем есть и толика твоей вины, но ты не можешь от нее оторваться, и хочешь разве что затащить ее в апартаменты и почитать так, как сия воплощенная богиня чревоугодия того заслуживает, хотя она и будет весь вечер просить помочь ей с тем или этим, потому как она-де «слишком устала», чтобы сделать это сама. Обильные жиры изменили ее поведение, сделали ее ленивой, чувствительной и беспомощной.
Оно и к лучшему, что она такая ленивая и толстая.
Завершив трапезу, она с трудом поднимается — ее жиры ходят ходуном, она к ним попросту не успевает привыкнуть, их с каждым днем все больше и больше. А еще ты видишь, что хотя от собственного веса у нее ноги подкашиваются и ведет из стороны в сторону, она не прочь скушать еще что-нибудь.
В апартаментах она разоблачается, и пузо и бедра с облегчением выплескиваются из одежки, которая уже на размер или два меньше, чем нужно. Она так растолстела, что на спине у нее целый водопад складок, это без учета могучих ягодиц — сплошной жир, никаких мускулов, так что освобожденные от белья, они постоянно колышутся и продолжают расти вширь, ибо весь день она только и делает, что сидит на этом самом месте.
Заметив твой взгляд, она краснеет.
Она знает, что она толстая. И насколько — тоже знает, врач расписал. А ты знаешь, что она не в силах противостоять искушению, никогда не могла, а ты и не собираешься уговаривать ее хотя бы попытаться. Напротив, ты подбрасываешь ей очередные искушения, и будешь это делать, а она соответственно продолжит обжираться и набирать вес вопреки всем рекомендациям.
Второй подбородок все тяжелее и тяжелее, лицо ее обратилось в пухлый шар неизменно красного цвета, потому что она постоянно что-то лопает, даже утверждая, что «сидит на диете», а пузо все больше вываливается из футболок. Очевидно, это не одна диета, а с полдюжины сразу, одной ей не наесться. Так что она еще больше раздается вширь. Собственно, она уже толще, чем ты воображал изначально, только затевая всю эту историю. Но она счастлива, а значит, и ты тоже.
Оно и к лучшему, что с диетами ей не совладать.
Летом вы с ней отправляетесь в отпуск и, разумеется, делаешь памятные снимки. На которых четко видны ее обильные округлости. Посмотрев потом на фотки, она плачется, что совсем разжирела — и виноват в этом только ты!
Ты отвечаешь, что никогда силком ее не кормил, но обнаружив твою ладонь у себя на пузе, она шлепком сбивает ее в сторону и продолжает обвинять тебя, глядя на ничего не скрывающие фотки, почти кричит, машет руками, даже топает ногой, отчего ее телеса ходят ходуном. А ты просто стоишь и вздергиваешь бровь, когда с ее блузки отлетают две нижние пуговицы, и солидная такая складка сала выплескивается вперед.
В комнате становится тихо-тихо.
— Посмотри на себя, — качаешь ты головой, — все это ты сама с собой и сотворила.
Что, как ты знаешь, не совсем правда.
— Это ты меня до такого довел! — Она глубоко вздыхает, и с блузки отлетает еще одна пуговица. Она краснеет как помидор, опустив взгляд и обнаружив там оголенное выпирающее пузо. — Я этого не хотела.
— Разве? — ухмыляешься ты. — Ты всегда делала именно то, что хотела. А сейчас это просто проявилось.
Во всех отношениях, думаешь ты.
И ухмыляешься еше шире, глядя на знакомо надутые губки. Очень-очень знакомо, именно эта гримаска тебя когда-то и покорила, только теперь она на куда более пухлом лице.
Оно и к лучшему.