Ольга

Ольга
(Olga)

Вечер был холодный и дождливый — спасибо, снег хотя бы не шел, двенадцатое февраля все-таки далеко не лето. Домой я приехал к половине четвертого, сумел высвободиться с работы раньше обычного. Не терпелось обнять мою красавицу — мы с Ольгой живем вместе как раз с начала года. Загнал авто в гараж и прошел в дом. Странно, Ольга обычно меня у порога встречает, а сейчас ее не было. Занес на кухню коробку пирожных, какие приношу почти каждый вечер, но не оказалось ее и там. Ладно, разделся и снял обувь, и заглянул в гостиную.
На кухонном столике покоились картонка из-под семейной пиццы и вылизанная дочиста коробка, где, если верить этикетке, было два с половиной кило мороженого. Куда все это делось — очевидно: в Ольгу, которая посапывала на диване. Божественная картинка. Одетая лишь в красный кружевной лифчик и такие же трусики, моя кругленькая красавица лежала на боку среди подушек, пышные груди при каждом вздохе вздымались до самого двойного подбородка, так и норовя вывалиться из чашек лифчика, а пузо, круглое аки шар, выплескивалось перед ней, чуть свисая с края дивана. От трусиков, собственно, был виден только блестящий краешек на боку — весь перед благополучно утонул под ее могучим пузом и промеж тучных бедер.
Сколько ж это она сейчас весит, призадумался я. На той неделе наконец пришли новые весы, потому как старые показывали бессильное ERR, и у этих весов имелась опция «второго экрана», каковой мы пристроили в ванной на стене, ибо основной Ольге из-за пуза и сисек не рассмотреть, как и собственных ног. Сто сорок два, гордо сказала она тогда, я за год стала вдвое толще, в том январе было всего семьдесят! Сейчас, я так думаю, уже все сто сорок пять будет, моя прожорливая красавица с осени меньше двух кило в неделю не набирает, а порой и все три, и сегодня нас ожидает очередной сеанс чревоугодия...
Наклонился над своей спящей красавицей, отвел в сторону длинные светлые волосы и ласково чмокгул в губы, сладкие и пухлые. Ольга довольно вздохнула, но просыпаться отказалась. Ладно, пусть отдыхает, надо ж переварить недавний сытный обед. Опять же чем меньше она двигается, тем больше шенсов, что все съеденное превратится в роскошный жирок. Ласково погладил ее пузо, мягкое и громадно-тучное, забрал со столика все лишнее и унес на кухню.
Проснется — снова пожелает подкрепиться, а значит, надо приготовить что-нибудь. Выложил пирожные на тарелку, разогрел литр сливок и смешал с растворимым порошком, чтобы получилось сочное и очень питательное какао. Да, моя Ольга обожает сладкое — пирожные, тортики, пудинг, — и пьет или сладкий лимонад, или горячий шоколад, или вот такое какао.
Я это заметил еще когда мы только познакомились...
*
… А было это тем летом, в июне, на корпоративе у одних наших клиентов. Я приметил ее у стойки с пирожными, она себе как раз загружала большую тарелку, где уже лежали кусок кремового торта и солидный шматок творожника. Рост метр шестьдесят, вес примерно восемьдесят — далеко не худенькая и явно любит покушать. Врачи по таким показателям сказали бы «пред-ожирение», а я лишь мысленно присвистнул: вот это лакомый кусочек! Кругленькая симпатяжка, ангельские кудряшки обрамляли пухлые щеки, округлые груди в декольте и обнаженные полные руки выше локтя почти отвлекают внимание от солидно-круглого животика, который выпирает под платьем. Присмотрелся — нет, точно выпирает, хорошая такая складка спереди, которая идет дальше на бока и заканчивается на спине. Задний фасад не слишком объемистый, но приятно-округлый.
В общем, я посмел обратиться к этому розовощекому чуду пухлой плоти:
— Тебе, я так понимаю, больше нравится сладенькое, а не соленое?
На что получил такое же прямое:
— На самом деле и то, и то, просто три тарелки вермишели с отбивными я уже слопала, а желейные десерты не мое. Поэтому и нужен кусочек тортика.
— А точнее, два или три, — пошутил я, зная, что ступаю по тонкому льду.
— О, ты явно знаешь, как чувствует себя женщина, которая еще не наелась. Поэтому сейчас я возьму еще кусок «шварцвальда», и это твоя вина.
— В чем именно моя вина? — удивленный, вопросил я.
— В том, что мои штаны станут тесными, — напрямую заявил рубенсовский ангелочек, — и мне придется их расстегнуть.
— Что ж, по такому поводу готов признавать себя виновным всегда, — согласился я и сопроводил ее обратно к избранному месту. Красавица явно намеренно устроилась в уголке, где ей никто не мешал принимать пищу.
— Да, тут никто мне в тарелку не заглядывает и не говорит всяких глупостей, — подтвердила она, перехватив мой взгляд. — Да, я люблю поесть, и ем много, когда получается. В категорически непристойных количествах.
Я смерил ее удивленным взглядом.
— Да-да, именно так, не делай такие глаза! Я прекрасно знаю, что приличная барышня так ни говорить, ни вести себя не должна, и да, я также знаю, что от этого толстеют. Можешь не повторять. Я и так толстая. И нет, я не жалею, отнюдь. Потому что могу есть столько, сколько захочется, и меня не колышет, насколько я от этого растолстею.
Взгляд мой стал еще более удивленным.
— Ты спросил — я ответила. Не нравится, можешь идти куда хочешь, я продолжу тут есть сама. Но если хочешь, оставайся. Ты мне нравишься.
— Ты мне тоже! — тут же признался я. — И я вовсе не против, чтобы ты ела сколько захочешь. И можешь сколько хочешь обвинять меня, когда придется расстегнуть штаны.
— Уже неплохо. А если я реально растолстею, это тебе тоже понравится? — вопросила она уже с менее уверенным видом.
— Еще как! По мне, правильная женщина должна быть как раз весьма округлой и упитанной, тогда я и считаю ее красивой. Не просто большая грудь, нет, круглая — везде, предпочтительно, чтобы там и живот был большой и толстый, — да, я намеренно подставлялся. Или ей понравится, или мы разойдемся еще на этом этапе, не портя друг другу нервы.
— Думаю, это все обо мне, — с улыбкой заметила кругленькая красавица. — Я вполне упитанная, и живот у меня солидный. Кстати, ему уже тесновато в штанах, скоро понадобятся новые. Ну а пока делаем так...
И она достала из сумочки скрученную колечком резинку.
— Первая помощь для слишком тесных штанов, — пояснила она, — смотри сюда.
Приподняла блузку, расстегнула штаны — и пуговицу, и молнию, продемонстрировав темно-синие трусики и откормленную полоску живота, — затем пропустила в петлю резиновое колечко и стянула оба конца на пуговице. Затем опустила подол блузки на прежнее место, прикрыв все это.
— Вот теперь куда свободнее! — заявила она. — Я могу вновь спокойно дышать и, что еще важнее, могу продолжать есть.
— Тщательная подготовка — наше все, — восхитился я. — Так что тебе принести, чего бы ты еще хотела скушать?
— Того, сего и этого, — отозвалась она, — тут все вкусно. Ну а если серьезно, начнем с той пасты, только соуса побольше… Слушай, я тут подумала, мы ж так и не представились другу другу, а я тебе уже свой живот засветила, это было невежливо. Так что я Ольга.
— А я Харальд, — назвался я. — Имя у тебя красивое, оно мне нравится, но что еще важнее — ты сама очень красивая и очень мне нравишься!
— Комплиментщик, — шутливо фыркнула Ольга, — впрочем, спасибо, ты мне тоже нравишься.
— В общем, я за пастой, пока ты н начала грызть меня. А как доешь, не забудь, что там еще тортики есть...
— Меньше слов, больше еды, — приказала она, — твоя новая пассия проголодалась!
Две тарелки пасты и четыре куска торта, и «моя новая пассия» налопалась по самое не могу — с трудом смогла встать, а идти была способна лишь опираясь на меня. Мы ушли с корпоратива «по-английски», и я отвез ее домой на своей машине — на автобусе ей было бы добираться очень сложно. Пришлось отодвинуть сидение по максимуму назад, чтобы она смогла опустить спинку и ехать полулежа.
— Я слышала, так возят беременных, — заметила Ольга, — но оно и к лучшему, моему животу нравится, когда давит поменьше.
И когда я помогал ей пристегнуться, она притянула меня за воротник, и мы слились в поцелуе. Очень трудно было не упасть на нее прямо там, но поцелуй вышел потрясающим. Так мы и стали парой...
*
Из воспоминаний я вынырнул, услышав возню в гостиной.
— Харальд, родной, ты уже приехал?
— Да, солнышко, я на кухне, как раз делаю тебе какал, — отозвался я и через минуту вошел в гостиную — в одной руке тарелка с пирожными, в другой большой стакан какао.
— Прости, я заснула, — повинилась Ольга, — новое белье, что мы заказали на Валентинов день, приехало сегодня, и я не удержалась и сразу его и примерила, ничего?
— Ну конечно, твое же. А я только рад возможности полюбоваться моим сокровищем в обновках. Как, удобно? Дай-ка помогу, ты встанешь, и тогда я смогу полюбоваться тобой во всех ракурсах.
Поставил тортики и какао на столик и подошел к дивану. Моя раскормленная грация протянула мне обе руки и с моей помощью села прямо.
— Не, так еще меньше видно, все скрылось в твоих роскошных складках сала, — пожаловался я. Трусики вообще утонули где-то там, под пузом, а чашки лифчика в ракурсе «вид сверху» были почти незаметны под обильными грудями. — Извини, но придется тебе ненадолго встать.
— Это можно, — довольно ответила Ольга, — мне нравится позировать для тебя. Да и все равно надо в туалет сходить.
Она вновь протянула мне обе руки, и со второй попытки мы сумели воздвигнуть ее на ноги. Мне при этом пришлось отступить назад, чтобы меня не сшибло инерцией массивного пуза.
— Скоро меня придется поднимать краном, — рассмеялась Ольга. — Ну а пока полюбуйся своим сокровишем в новой обертке. Красный атлас в кружевах — шелковистый, мягкий и соблазнительный.
Она чуть подтянула трусики и заправила в них нижнюю часть массивного пуза. Когда отпустила — все чуть подалось вниз, но осталось свисать тяжелой складкой над бедрами. Роскошный вид. Такое великолепное и большое пузо. Потом она поправила лифчик, позволив тяжелым чашкам опираться на верхний край этого самого пуза. Вполне уместно, без такой подпорки сам по себе лифчик, хотя он и врезался в пухлую плоть на плечах и спине, массы сочного бюста выдержать не мог, как бы Ольга ни игралась с застежками.
— В общем, впору и удобно, — сообщила она, — лифчик держит, трусики не давят.
Она покрутилась на месте, все заколыхалось.
— И держит, — признала она, — а еще в этом вполне можно есть. Я пока мерила новое белье, проголодалась, и испекла себе пиццу. Полный поднос… и ничего, пока я ела — нигде ничего не давило и не жало, трусики так удобно сами скользнули под живот, когда я села. А потом еще мороженого захотелось, я достала большую коробку, чуток попробовала — вкусное, но замерзшее, оставила на столике, пока смотрю сериал, а как вспомнила, оно уже подтаяло, вышло как холодный ванильный соус со сливками, только куда вкуснее и в кондиции крема. Ложкой съела сколько получилось, остальное выпила прямо из коробки, почувствовала, что объелась, прилегла покемарить и переварить, ну и заснула...
— Все к лучшему, — заверил я мою красавицу, — главное — что ты хорошо покушала и что новое белье пришлось впору.
— Ну да, но теперь нужно… — и она вперевалку потопала в ванную. — Но ты правда не сердишься, что я без тебя распаковала обновку? Это ж было на Валентинов день, а он только послезавтра...
— Да нормально все, — вновь повторил я, — это ж не сюрприз какой был. Тебе нужно было новое белье, потому как то, что подарили на Рождество, уже безнадежно тесное.
— Факт, — согласилась Ольга, — это ж более пятнадцати кило тому назад было. Я на три размера выросла, оно с конца января толком не налезало.
— Ну вот, а теперь ты спокойно можешь полакомиться пирожными, пока я готовлю вкусный ужин.
И я оставил Ольгу на диване в обществе пирожных, а сам вернулся на кухню варить макароны. И вспоминать то самое Рождество, благо было это совсем еще недавно...

*

… Праздник этот мы отмечали у Ольги, в смысле, у ее родителей. Отца ее звали Петр, мать — Мария, и у них было еще две дочери. Старшая, Наташа, замужем и на последних месяцах, поэтому она не приехала; зато была младшая, Елена, которая пока жила с родителями, ибо переживала разрыв с бывшим парнем.
И когда женское трио удалилось на кухню что-то там готовить, Петр отвел меня в сторонку.
— Харальд, нам надо поговорить насчет Ольги — насчет тебя и Ольги.
И хотя мы с ним с первой встречи на «ты», но все эти «разговоры с родителями»… ну а как без них-то.
— Харальд, ты нас очень порадовал тем, что продолжаешь оставаться с Ольгой.
— Что значит — «продолжаю оставаться»? Мы любим друг друга, и я намерен быть с ней до конца дней, я уже и новое жилье для нас обоих организовал...
— Ну, знакомиться с нами Ольга тебя привела в июле, и с тех пор она стала заметно толще. Мою малышку распирает как на дрожжах, она с тобой уже килограммов на пятьдесят поправилась.
— Ну да, есть такое. Она наслаждается жизнью, мне тоже очень нравится, когда моя красавица вся круглая и счастливая, — довольно заметил я. — Ох, как она отрывалась в отпуске! Мы отправились на курорт, где «все включено», и Ольга воспользовалась всеми тамошними возможностями. Мы сидели в ресторанчике в тихом уголке, она усаживалась поудобнее, я бегал к стойке и приносил ей кучу всего, что там было вкусного, а Ольга просто сидела и ела. Считайте, все две недели так и прошли — в ресторанчике понятно как, у бассейна имелась стойка с пирожными и мороженым, а в гостинице на этаже — мини-бар с пудингами и десертами. Ольга только за эти две недели килограммов на двадцать поправилась, мы и не заметили, ведь тесемочки бикини так легко подогнать, а безразмерный пляжный сарафан был достаточно просторным. Только когда назад улетали, оказалось, что она больше ни во что уже не влезает, и пришлось купить новую футболку, штаны и белье прямо в бутике отеля. Ольга потом призналась, что так вот и мечтала жить: валяться у бассейна, лопать вволю и затем надевать новые шмотки. Я, конечно, пообещал ей, что сделаю все, что в моих силах, чтобы она стала еще толще и круглее, потому что нам обоим это нравится...
— Хмм, я в принципе так и думал, не просто ж так она у тебя стала круглая как пляжный мяч. Но, Харальд, надеюсь, ты понимаешь, что будет дальше.
— Конечно, Петр, понимаю. Сейчас Ольга весит примерно сто двадцать пять кило и в неделю набирает от килограмма до двух. И я знаю, что вскоре рядом со мной будет женщина таких же габаритов, как Мария.
— Что ж, значит, уже мысленно готовишься. Да, когда Мария выходила за меня замуж, ей было восемнадцать, и весила она около восьмидесяти кило. Мне тоже нравилось, чтобы она была круглой и счастливой, и она начала набирать вес. В двадцать два, когда у нас появилась Наташа, она весила уже больше ста, и дальше все шло по накатанной. К тридцати годам — уже сто пятьдесят, к сорока все сто семьдесят, сейчас моей Марии почти пятьдесят и весит она более ста девяноста кило — и вряд ли на этом остановится… Так что у меня в семье четыре достаточно упитанные дамы, с тремя ты уже знаком.
— Ну да — а четвертая, Наташа, с ней как?
— Ну, наша старшенькая всегда была довольно стройной, даже когда замуж выходила, там едва семьдесят кило было. Но вот как в первый раз забеременела — Таша решила, что должна есть за двоих, десять кило набрала сходу, и когда рожала, в ней уже было все сто. Саша, ее муж, сказал, что она в более круглом виде нравится ему еще больше, и с его подачи кормящая мать продолжила так же хорошо кушать, так что десять кило, которые скинула во время родов, вернулись уже через месяц, и естественно, на том дело не кончилось. Когда Таша забеременела второй раз, в ней уже было сто двадцать пять.
— Дай-ка угадаю, Петр: она снова вместо обычных десяти кило поправилась на двадцать пять.
— Почти угадал: на тридцать. Саша ее очень хорошо кормит. И вот теперь она снова беременна, шестой месяц, и обоюдными усилиями довели ее до двухсот с небольшим. Врач сказал, что это уже рискованно, поэтому они в этом году остались дома.
— А жаль, с удовольствием бы познакомился с Ташей. Двести кило… да, теперь я понимаю, почему вы с Марией беспокоились, что я не останусь с Ольгой. Только я знаю, чего ожидать, и именно этого я и хочу.
— Я только рад за вас обоих. Просто как раз недавно вышел неприятный казус с Леночкой, нашей младшей… Она-то всегда была колобочком, старшие мои девочки ее вовсю баловали и всегда подсовывали ей сласти, а Леночка только рада была. Она за сотню перевалила еще в пятнадцать лет. В шестнадцать, когда встретила Юрия, весила примерно сто десять. Это было два года назад, на Хэллоуин, и Юрий засыпал ее комплиментами насчет того, как ему нравятся ее округлости, и ее способность слопать в один присест все килограммы праздничных конфет — и Елена решила, что ради него готова растолстеть по-настоящему, принялась поглощать пряники и шоколад как не в себя, и в январе весила уже сто двадцать, Юрий ее каждый вечер выводил на свидание — ужин в ресторане, кино, бургеры, мороженое, сам знаешь. Леночка с удовольствием приняла роль растущего вширь колобочка, даже просила мать специально для нее готовить побольше и всегда съедала две добавки и лишние пирожные. Прошлым летом, когда она добралась до ста пятидесяти кило, Юрий уже собирался сделать ей предложение, они даже распланировали, чтобы все было красиво «под елочкой», она тогда будет весить примерно сто восемьдесят, а поженятся — в мае, чтобы Юрий получил двухсоткилограммовую невесту. Елена изо всех сил взялась за дело, объедалась по шесть раз в день, и примерно до ноября все шло хорошо, Елена толстела, как оба и хотели — а потом Юрий ее просто бросил. Молча, ни слова не сказав. То ли понял, что она стала для него слишком толстой, то ли вдруг влюбился в другую. В общем, его потом видели в компании некоей стройной рыжей девицы с большими сиськами.
— Сукин сын, — только и мог сказать я.
— Вот теперь ты меня понимаешь. Но за вас двоих я спокоен: у Ольги иная натура, она точно знает, чего хочет сама, доставить удовольствие кавалеру — это любая готова, а вот что-то творить с собой только ради него она бы не позволила.
— Но я-то люблю Ольгу! Но — да, понимаю.
— И еще раз посмотри на мою Елену. Она ведь после Юрия не остановилась, даже оставшись одна. Как запланировали, к маю добралась до двухсот кило, а сейчас в ней уже примерно двести тридцать...
— Да, малышка Елена стала самой толстой из всех ваших женщин. Но сейчас она вовсе не выглядит подавленной, этакий радостный колобочек поперек себя шире...
— Собственно, об этом я и спрашиваю: можешь ли ты представить себя рядом с женщиной ее размеров?
— Ты же не имеешь в виду, чтобы я за спиной у Ольги водил шашни с ее младшей сестрой, так? Ты хочешь спросить — буду ли я по-прежнему любить и беречь мою Ольгу, когда она станет обхватами с Елену. На это мой ответ — категорически да!
— Хорошо, Харальд. Тогда благословляю вас с Ольгой, живите с ней долго и счастливо, и заботься о ней как следует, полагаюсь на тебя...
*
Макароны сварились, я вывалил их в дуршлаг, затем переложил в миску, куда влил растопленного сливочного масла и высыпал сверху два пакета тертого сыра. Чуть больше пяти тысяч калорий, по моей прикидке, из них мне около восьми сотен, а все остальное — моей красавице. Все по-честному.
Когда я вошел в гостиную, Ольга уже расправилась с пирожными, выпила какао и смеялась над какой-то там комедией. Я полюбовался, как от смеха подпрыгивает ее двойной подбородок и колышутся обильные жиры. Наблюдать со стороны за такой упитанной женщиной — чистое наслаждение. Особенно, когда она моя. Еще большее наслаждение — когда она принялась поглощать макароны, буквально втягивая в себя эти тысячи калорий.
После макарон Ольга еще возжелала на десерт порцию тирамису, а потом гордо заявила:
— Вот теперь мое большое и жирное пузо наконец наелось. Все было очень вкусно, милый, и с тех пор, как мы с тобой вместе, вся еда кажется мне еще вкуснее. Это благодаря тебе я так растолстела, ведь с тех пор, как мы вместе, я могу безо всякого удержу объедаться вкусными и калорийными деликатесами, просто рай, а не жизнь!
— Я только счастлив, что тебе это нравится, солнышко ты мое обжорливое. Ешь сколько хочешь, а если штаны станут тесными — подберем новые, попросторнее.
— Или же я их просто сниму, вот как сейчас. Поможешь? — игриво подмигнула Ольга.
Намек понял. С такими десертами — всегда с нашим полным удовольствием!