Окончательное решение

Окончательное решение
(The Decision to Gain)

1.

Сто семьдесят девять.
Так сказал мой врач почти час назад, и число это крутится у меня в голове до сих пор, хотя я уже успела припарковаться у своего дома. Растолстела почти до ста восьмидесяти кило, и в упор этого не заметила. Один только вопрос — как?! При моем росточке метр пятьдесят семь в прыжке такое количество лишнего веса просто некуда спрятать.
Врач, конечно, пытался убедить меня сесть на диету, изменить образ жизни, задуматься о похудении… но я, зная себя, прекрасно понимаю — поздно.
Но как я не заметила, что перевалила за сто пятьдесят? Да даже и сто тридцать? Мне-то казалось, что я все еще в районе «чуть за сто», однако рассудок подсказывает, что это «чуть» было как минимум пару лет назад.
Опускаю взгляд на собственное пузо. Вот надо же было заметить, что мне и голову-то опускать трудно, мешает массивный двойной — уже почти тройной — подбородок. Но даже когда я делаю над собой усилие, все, что я вижу — сплошную подушку сала, слоями покрывающего мою тушку. Да и бюст изрядно вырос. Пухлой ладонью оглаживаю грудь, привычно поправляю два тяжелых шара — ну вот как, спрашивается, я могла не заметить, насколько они тяжелые?
Выбираюсь из машины. Тоже нелегко, только сейчас отдаю себе отчет в том, что пузо постоянно за что-то задевает и мешается. Вхожу в парадное — и натыкаюсь на объявление «лифт неисправен». Какого?.. Ну почему мне так не везет? Почему в нашем комплексе только по одному лифту в каждом парадном? А теперь придется подниматься пешком аж на третий этаж, и я уже знаю, что для меня добром это не кончится...
Третий этаж. Четыре лестничных пролета. Уже после первого я, совершенно выбившись из сил, останавливаюсь отдохнуть на площадке, прислонивгись к стене. Немного отдышавшись, обращаю внимание, что мое пузо перегораживает лестницу примерно на две трети. Думаю, если повернусь боком, пуза и филейной части как раз хватит, чтобы перегородить полностью.
Через несколько минут продолжаю восхождение, и добравшись до второго этажа, чуть не падаю. Будь у меня сомнения насчет сколько я вешу на самом деле, сейчас они точно исчезли бы: поднялась своими ногами на один этаж, и очень хорошо чувствую, насколько же я раскоровела. Перед следующим этапом подъема отдыхаю минут десять, уже морально готовая, что надолго меня не хватит. Так и есть: на промежуточной площадке между вторым и третьим этажом снова нужно остановиться и перевести дух.
Кажется, проходит час, пока я наконец добираюсь до дверей своей квартиры. Сердце колотится как бешеное, пот заливает глаза, тяжело дышу, заглатывая воздух целыми кусками. Копаюсь в сумочке в поисках ключей, в глазах уже темно.
Вваливаюсь в апартаменты, на автопилоте ползу в гостиную и плюхаюсь на продавленный диван — все, бобик сдох. Лежу там целую вечность, и лежала бы и дальше, но желудок недовольным урчанием напоминает, что пора бы и перекусить. Остатки здравого смысла плюс воспоминания о лекции врача напоминают, что постоянные перекусы меня до нынешнего состояния и довели — но материальное оказывается сильнее, так что я, с трудом приняв вертикальное положение, тащусь на кухню.
Один взгляд на холодильник — и понятно, как я дошла до жизни такой. Полки сплошь забиты пакетами и контейнерами, спектр — от заказов из забегаловок быстрого питания до недоеденного из ресторанов. В кладовке коробки примерно с тем же, разве что непочатым, а также мешки с чипсами, шоколадками и конфетами. Говорить о здоровом питании, пока я не съем все это, явно не приходится. Беру коробку слоеного печеьнья, возвращаюсь к холодильнику за картонкой с недоеденной китайской снедью и большой пиццей, и перемещаюсь обратно на диван.
Да, я знаю, мне стоит хотя бы попытаться есть поменьше. Черта с два. Еда исчезает у меня в желудке с первой космической скоростью. Все равно я толстая, так что с тем же успехом могу и дальше толстеть. На этой ноте приканчиваю пиццу и перехожу к курятине с апельсиновым соусом. Чем больше я ем, тем сильнее меня подталкивает изнутри: еще, еще, — и это доставляет мне какое-то извращенное наслаждение. Чем сильнее набито пузо, тем больше мне это нравится. Вот китайская картонка тоже опустела, а я, кажется, объелась. И вместо того, чтобы остановиться, вскрываю коробку с печеньем и продолжаю.
Ох, как же мне хорошо. Почему — не знаю. Наверное, мое тело просто хочет, чтобы я толстела, а до мозгов это раньше никак не доходило. Чем больше я ем, тем лучше мне становится, и я хочу еще и еще. Даже когда уже не лезет, вот как сейчас, даже мой закаленный обжорствами желудок говорит «хватит» — а я все равно продолжаю. Осталось пять печенюшек.
Четыре.
Три.
Две.
Одна.
И когда во рту исчезают последние крошки, меня накрывает. Боль в желудке — и непередаваемое наслаждение от того, что я столько слопала. Лежу на диване, не в силах пошевелиться, взгляд лениво скользит по опустевшим коробкам — и я точно знаю, что отныне хочу так каждый день. Или чаще, как получится. Да, я толстая, с ожирением неверномо какой степени, и меня возбуждает сама мысль о том, что я могу стать еще толще.
Но сперва мне нужно подыскать квартирку на первом этаже, а то вдруг лифт снова выйдет из строя...

2.

Миновал почти год с того дня, как я целенаправленно принялась набирать вес. Почти год, а во мне уже двести тридцать шесть кило. Поправилась на пятьдесят восемь кило менее чем за двенадцать месяцев, то есть в месяц без малого пять кило! Большую часть дня я теперь просто пытаюсь слопать то, чего требует мой желудок.
Сама удивляюсь, но у меня теперь есть парень и девушка. Да, вот такой у нас тройничок. Райли и Эмма заодно помогают мне с покупками и готовкой. Мол, они не хотят, чтобы я тратила лишнюю энергию и калории. С их помощью я каждый день объедаюсь до отвала, это просто великолепно. Изобилие жирной, сытной, калорийной еды, и если я устаю есть сама — кто-то из них, или оба сразу, продолжают кормить меня с рук. Я только за. В таким минуты я чувствую себя королевой. Разжиревшей, покрытой целлюлитом, но все равно королевой.
За этот год я поняла, что обжорство невероятно возбуждает меня. Нередко я, активно набивая живот, дохожу до вершины даже не трогая себя ни в одном из чувствительных местечек, просто поглаживая разбухшее пузо. Собственно, от одной мысли «щас ка-ак налопаюсь» у меня мгновенно промокают трусики. Такая вот я, меня теперь возбуждают не мужчины или женщины, а еда в стиле «всего, и побольше». От традиционного секса я тоже не отказываюсь, но как правило, в процессе меня все равно закармливают до отказа — мы с Райли и Эммой на опыте выяснили, что так меня проще и быстрее всего довести до вершины, я просто отрубаюсь от счастья. Ну и им тоже проще, а сам процесс, как и результат, нравится всем нам.
Иногда, впрочем, они просто наслаждаются зрелищем того, как меня накрывает от одного только обжорства. Никаких ласок, они даже к пузу моему не притрагиваются, просто стоят-лежат рядом и любуются, как я ем, ем и ем, с каждым проглоченным куском подбираясь к вершине наслаждения. Если в это время меня кормит Эмма, Райли вскоре после того, как я дойду до точки, входит в меня сам, возбужденный до полной боеготовности, и быстро разряжается — мои разбухшие прелести в полном его распоряжении. Если же меня кормит как раз Райли, внизу своим язычком готова поиграть Эмма.

Сегодня у нас день Д — пора взвеситься. В прошлый раз, три месяца назад, было двести тридцать шесть. Думаю, сейчас уже двести пятьдесят, а может, и больше, и мне не терпится узнать, насколько же я сумела поправиться за эти три месяца.
Райли сейчас на работе — надо же кому-то зарабатывать мне на прокорм, — дома только мы с Эммой. Девять утра, я как раз обычно в это время и просыпаюсь, и вот она приносит завтрак прямо мне в комнату. Полный поднос блинчиков и вафель, и — ах! — коробка моих любимых пончиков на десерт! Ну и большая тарелка сосисок и ветчины, разумеется, просто коробка ее загораживала.
Начинаю, как всегда, с вафель, густо намазываю их маслом и топлю в густом сиропе. Как всегда, очень вкусно. Пока я расправляюсь с вафлями, Эмма готовит блинчики — тоже с маслом и сиропом, как я люблю, — и как раз когда я доедаю вафли, она придвигает тарелку с блинчиками, чтобы я не тратила времени даром. Где-то к середине тарелки у меня устают руки, и Эмма принимается кормить меня сама. Охотно открываю рот и жую — вот эти мышцы, натренированные годами обжорства, у меня не утомляются никогда! — и погруженная в сладкую от кленового сиропа истому, я едва замечаю, как Эмма начинает скармливать мне сосиски и ветчину. Солоновато-жирный привкус толкает меня еще глубже, еще выше, а еще помогает не уйти в ступор от сладкого, но как же мне хорошо… желудок раздувается все сильнее...
Когда мне наконец скармливают все до крошки, стрелка часов приближается к одиннадцати утра. Двухчасовое обжорство, но я точно знаю, что к обеду успею проголодаться. Эмма уносит тарелки, а я лежу в кровати и потихоньку отключаюсь от сытости. Подремать после утренней трапезы, пока съеденное переваривается — самое оно.
Во сне я вижу себя-громадную, куда больше, чем нынче, разжиревшую настолько, что и пошевелиться не могу, и целый день напролет меня кормят и почитают, как первобытную богиню, для меня готовит целый отряд поваров, и толпы приверженцев постоянно кормят меня и перебирают мои жиры, проверяя, кто из них что именно может поднять. Пузо мое уже достает даже не до колен, а до лодыжек, настолько выросло, и оно вздувается горой, постоянно набитое едой. Груди мои разбухли и свисают мешками сала по обе стороны от пуза. Шея окончательно утонула в подбородках, которых уже не два, а больше четырех, и я теперь даже голову толком опустить не в состоянии. Не могу поднять и разбухшие руки — не дотянуться даже до собственного пупка, но это и неважно, ведь к моим услугам целая толпа кормильцев-почитателей...
Из этого приятственного сновидения меня вырывает Эмма, сообщая, что обед готов. Что ж, как бы ни был фантастичен этот сон, я охотно сделала бы его реальностью, а лучший способ достичь этого — как раз еда. Много-много пакетов из «МакДональдса» — бургеры, куриные хрустики и жареная картошка. Начинаю с хрустиков, активно поливая их кисло-сладким соусом — единственный пристойный соус для хрустиков, — очень вкусно. Разобравшись с хрустиками, переключаюсь на картошку, уже с кетчупом, и каждый кусочек словно вкуснее предыдущего. Прелесть. Руки у меня все в масле, с удовольствием облизываю их перед тем, как заняться бургерами. Горячими, манящими, такими же отменными. В пакете шесть бургеров, наверное, когда Эмма покупала их, на кассе мысленно удивлялись — да куда этой мелкой девчонке столько, для большой вечеринки, наверное? Забавно, что бы они сказали, если бы знали, что все это предназначено для одной персоны, то бишь для меня.
После обеда Эмма спрашивает — может, пойдем в гостиную, вместе посмотрим телевизор? Я соглашаюсь, и она помогает мне перекатиться на край кровати, чтобы я смогла встать. Даже добраться до края кровати уже требует от меня собраться с силами, и в сидячее положение я перетекаю, изрядно запыхавшись и вспотев. Медленно встаю на ноги, сердце колотится от усилий — и еще больше от предвкушения того момента, когда я наконец сегодня узнаю, каков мой точный вес. Несколько секунд отдуваюсь, собираясь с духом, и медленно иду — вернее, перекатываюсь с боку на бок, — в направлении гостиной.
От моей спальни до гостиной всего ничего, десять метров коридора с одной дверью во вторую спальню, но даже на этот короткий отрезок пути я трачу минут пятнадцать. Плюхаюсь на кушетку, продавленную моей расплывшейся тушкой, она жалобно трещит. Раздвигаю ноги, чтобы пузо было попросторнее, но оно все равно упирается в разбухшие бедра и достигает колен, а нижняя складка свисает ниже промежности.
Убедившись, что я устроена достаточно уютно — кушетка при моих размерах больше напоминает кресло, — Эмма садится рядом и включает какую-то незнакомую мне передачу. У меня сами собой закрываются глаза, но полноценный сон из-за фоновой бубнежки из зомбоящика невозможен. Когда я снова возвращаюсь в реальный мир, часы показывают без десяти четыре. Через час с небольшим вернется Райли, и мы наконец-то поужинаем. Как долго ждать...
Передача, которую смотрит Эмма, вроде неплохая, но я, пропустив мимо сознания три четверти, так и не успеваю понять, о чем она. И вот наконец входит Райли, видит меня в кресле-кушетке и улыбается, довольный, что сегодня я таки выбралась из спальни, это теперь происходит далеко не каждый день. Они с Эммой обсуждают, что будет на ужин, Эмма предлагает пиццу, Райли склоняется к китайской кухне. По мне, оба варианта подходят, в итоге китайский вариант побеждает и Райли заказывает его по телефону. К нам как к постоянным клиентам курьер прибудет через полчаса, не более, но мой желудок уже громогласно рычит, недовольный длительной задержкой.
Когда наконец на сцене появляется еда, я уже буквально умираю от голода. Эмма и Райли подносят мне коробки, и я заглатываю все предложенное буквально в два укуса, минут двадцать, а коробки уже наполовину опустели. Желудок тяжелеет от еды, у меня захватывает дух. Впрочем, причина еще и в том, что у меня слишком отяжелели руки, пусть теперь меня кормят. Кусочек курицы падает мимо подбородков мне на пузо — быстро ловлю его и отправляю в рот, нечего тут тратить такую вкуснятину. Коробки пустеют, а я словно едва заморила червячка. Точно знаю, что когда закончу, попрошу добавки.
В желудке приятная тяжесть, но мне этого мало. Спрашиваю у Эммы, есть ли еще что-нибудь вкусненькое. Райли удаляется, чтобы вернуться с большой коробкой мороженого, предлагает покормить меня — я радостно отвечаю «да», потому что нам обоим это нравится. Эмма оглаживает мое вздувшееся пузо, Райли запихивает мороженое в мой разинутый в ожидании рот, о, я обжора, раскормленная и расплывшаяся, и это ощущение волной вздымает меня еще выше...
После мороженого, когда накрывает и меня, и Райли с Эммой, обожравшаяся до отказа я ненадолго отключаюсь. Мне после такого обычно дают подремать полчасика — чтобы еда улеглась и вообще, — а потом я, как правило, в полудреме смотрю какой-нибудь кулинарный канал, воображая, что неплохо бы слопать еще и это, и вот это, и потом это и это...
Но сегодня вместо кулинарных фантазий меня ожидает взвешивание.
Проснувшись, я понимаю, что толком не могу даже сесть, не то что встать, и прошу помощи. Эмма и Райли пытаются вынуть меня из кресла — она тащит, он подталкивает сзади, — и соединенными усилиями меня переводят в вертикальное положение, и тяжесть пуза еще раз напоминает мне, насколько же оно сильно свисает и насколько я разжирела нашими объединенными усилиями. Теперь мне надо добраться до весов — медленно, вперевалку; специально для меня их переместили из гостевой ванной на кухню, потому как туда мне не добраться, слишком далеко.
Перед тем, как я влезаю на весы, Райли и Эмма пытаются угадать, сколько же они покажут. Двести пятьдесят — многовато, но в принципе еще возможно, в конце концов оба решают, что где-то около двухсот пятидесяти одного, вряд ли больше, пять кило в месяц при нынешних моих габаритах близко к пределу даже при таком обжорстве. С обоюдной их помощью я влезаю на весы, слышу, как электронный механизм пищит, подсчитывая нагрузку. И после финального писка я жду, пока Эмма или Райли озвучит, что там высветилось на экране — мне он, разумеется, под собственными жирами давным-давно не виден.
Жду.
Жду.
У обоих улыбки до ушей.
— Двести пятьдесят три!
Я едва верю собственным ушам. С тех пор, как я целенаправленно решила набрать вес, за год и три месяца, я поправилась на семьдесят четыре кило! Так много, так быстро… у меня голова идет кругом от собственных успехов. Ноги болят, — и я сообщаю, что пора бы мне обратно в кровать. Долго моим ногам такой вес на себе не выдержать, а сегодня я и так слишком много стою и хожу.
Добираюсь до кровати совершенно измученная длительным путешествием от кухни до спальни, и заняв привычное лежачее положение, оглашаю квартиру громкими стонами облегчения. Эмма любуется процессом от дверей, Райли помогает мне устроиться поудобнее и в шутку предлагает, чтобы я больше из кровати и не вылезала, раз так утомительно. А я охотно соглашаюсь — да, отныне так и будет. Оба смотрят на меня, переглядываются, потом спрашивают: ты правда этого хочешь? Да, именно этого я и хочу. Вот прямо сейчас. Хочу просто весь день напролет есть, не вставая с кровати, и толстеть до полной невозможности пошевелиться, одна мысль о такой перспективе меня возбуждает так, что я аж закусываю губу, чувствуя, что еще чуть-чуть, и меня накроет еще раз.
Эмма и Райли переглядываются и молча кивают: да, пожалуй, они тоже готовы к такому варианту.
Полагаю, еще до своего двадцать пятого дня рождения я таки разжирею в достаточной степени. И вот тогда-то посмотрим, насколько мне при таком образе жизни удастся растолстеть...