Одиссея Кэрол

Одиссея Кэрол
(Carol's Story)

Впервые мы встретились весной, в колледже — юная студентка-заочница Кэрол и я, будущий кандидат наук. Яркая и жизнерадостная, Кэрол, увы, была слишком тощей, как на мой вкус. Но она хотела заполучить меня и четко шла к цели. Несколько раз мы встречались, и всякий раз я старался перевести стрелки в сторону. Мне правда не хотелось ранить ее чувства.
В конце апреля Кэрол, однако, зажала меня в угол и подвергла допросу третьей степени — почему это я не обращаю на нее внимания, что не так. Глядя прямо в ее чистые голубые глаза, я ответил честно. Что люблю женщин не просто в теле, а прямо скажем, толстых. Ее проняло; она, правда, сперва мне не поверила, пришлось показать свою коллекцию порно с дамами весьма не субтильного сложения. Это подействовало. Кэрол-то пришла выяснить настоящую причину, почему это ее чары так слабо действуют на меня, а отыскала ТАКОЕ — что, оказывается, существуют мужчины, которые обожают столь пышные округлости и обильную плоть.
Несколько недель она не показывалась на горизонте. А потом, как-то вечером в пятницу, она позвонила мне и пригласила в гости. Я заглянул к ней в квартирку скорее одолжения ради, безо всяких предчувствий. И едва вошел в прихожую, как она уныло проговорила:
— Ладно, твоя взяла. Я растолстею для тебя. Тогда ты меня полюбишь?
Я объяснил, что совершенно не хочу, чтобы она менялась только ради меня. Да, конечно, если она поправится — это вполне может меня привлечь, однако если самой Кэрол не нравится набирать вес, так лучше и не надо, потому что я вовсе не желаю, чтобы в итоге она закисла, несчастная и ненавидящая меня.
Кэрол усмехнулась и заявила, что если так она возьмет меня за жабры, оно того стоит. Я понял, что она это вполне всерьез, и сказал, что готов помочь. Она спросила, не лучше ли тогда ей переехать ко мне. Я задумался; вообще-то вариант просто жить с кем-то, если не собираешься жениться, мне не казался правильным. Но если ей это поможет — что ж, попробуем.
Следующим утром я подал завтрак ей в кровать: яичница из трех яиц, четыре ломтика ветчины, гренки, масло, джем и пару плюшек. При виде всей этой снеди у Кэрол округлились глаза и она поинтересовалась, куда, по моему мнению, ей все это девать; вместо ответа я легонько шлепнул ее по плоскому животику. Тяжко вздохнув, она принялась за еду. А вечером, когда я вернулся с занятий, она лежала на тахте и грызла купленное в супермаркете печенье.
Приближалась сессия, недели мелькали все быстрее и быстрее. Каждое утро я скармливал Кэрол плотный завтрак и уходил на занятия. В середине мая она пожаловалась, что ни во что уже не влазит. Так оно и было — вся одежда стала ей слишком мала, разве только джинсы, в которых она шаталась по кампусу и грызла какую-нибудь снедь, еще годились, и то трещали по швам. Приятели то и дело приставали к ней с «советами», мол, ты как-то очень быстро поправилась, и в основном советы сводились к «надо худеть». Но Кэрол закусила удила и ела с неослабевающим рвением.
Во время сессии она почти не выходила из комнаты, с утра до вечера только и делала, что училась и жевала, развалившись в постели. Страницы книг и конспектов покрывались бурыми липкими пятнами, потому как она, не отрываясь от текста, целыми коробками поглощала шоколадки. Я подходил и спрашивал, как оно; Кэрол улыбалась и продолжала упаковывать знания в голову, а снедь — в желудок.
После сессии у нас образовалось свободных несколько недель, а потом мне нужно было вернуться в колледж и помогать преподавателям с летней сменой. У семьи Кэрол было небольшое бунгало на берегу в Вентуре, и мы устроили себе маленькие каникулы.
Когда мы приехали туда, я отправился в море, а Кэрол поехала по магазинам. Вернулась она с такой горой продуктов, словно собиралась кормить целую дивизию. Разгружая машину, я собирался спросить, не много ли, но тут увидел ее, стоящую в дверях. Куда пропала та апрельская кроха Кэрол? Сейчас передо мной стояла прекрасная дева, пышная и округлая. Я застыл, пораженный, а она хитро усмехнулась и шагнула ко мне. Спортивные шорты, которые когда-то свободно болтались на бедрах, сейчас едва вмещали роскошную плоть бедер.
— Ты насколько поправилась-то? — выпалил я.
— На двенадцать кило, — ответила она. — Двенадцать роскошных, чувственных, великолепных, возбуждающих килограммов — и это только начало, милый мой. Я намерена стать для тебя очень, очень толстой.
И на протяжении всех трех недель Кэрол почти ничего не делала, лишь готовила и ела. День у нее начинался с оплета из шести яиц, куска ветчины граммов на четыреста, гренок на пол-ковриги, целой пачки масла и банки джема, а на десерт еще с дюжину плюшек. После этого она загорала часиков до десяти, а затем возвращалась в бунгало и приканчивала еще дюжину плюшек, запивая большим пакетом шоколадного молока. Роскошный обед состоял из обширного набора закусок, нескольких сытных блюд и торта или пирога на десерт; после обеда живот Кэрол обычно раздувался так, словно вот-вот лопнет. Обычно она сразу отправлялась в постель и дремала где-то до трех, а потом, проснувшись, перекусывала чем-нибудь из Мака с колой. А на грандиозный ужин Кэрол готовила несколько перемен блюд — пицца, макароны, стейк, все в таком роде. И непременно десерт, целый торт или пирог, и столько мороженого, сколько поместится.
Через три недели мы собрали вещи и вернулись домой. С гардеробом Кэрол что-то нужно было делать, учитывая девять кило, которые она набрала за время каникул, и еще двенадцать до того. Ее буквально было не узнать. Округлые груди вырасли на два размера, талия раздалась и не вмещалась даже в самые большие джинсы, а под напором пышных ягодиц трещало даже эластичное белье. В общем, пора было покупать новую одежду, и мы отправились в ближайший универмаг. Кэрол шагала по галерее, демонстрируя, к моему вящему удовольствию, складки на боках, обтянутые некогда просторной блузкой.
Тут-то ее и поймали. Одна из тощих приятельниц.
— Кэрол! Дорогуша, да ты просто раскоровела! Милая, поверь моему опыту, нельзя же так, попробуй следить за весом!
— А я и слежу, — холодно улыбнулась Кэрол, — и мой вес вполне меня устраивает. А если не устраивает тебя — твоя проблема. Пока!
И она развернулась и ушла прочь. А я поверит не мог; ей на самом деле нравилось быть толстой!
Кэрол подобрала себе несколько новых вариантов одежки, почти все — несколькими размерами больше, чем нужно. «На вырост», усмехнулась она.
И мы, едва добравшись до квартиры, отправились в кровать. Так у нас еще никогда не было! В постели Кэрол стала настоящей тигрицей. Раньше, занимаясь любовью, она почти не двигалась, но начав поправляться, становилась все более активной.
В начале следующего семестра Кэрол к занятиям не вернулась, а устроилась на работу в пекарню по соседству. Из-за этого, учитывая непрерывно растущий аппетит девушки, к началу ноября весь гардероб Кэрол снова трещал по швам. Пришлось купить новый, сидящий более прилично. Но вот швы на рабочей униформе то и дело расходились.
Перед днем Благодарения я попросил ее взвеситься. Мы прошли по коридору к ванной; некогда узкие, словно у мальчика, бедра раздались вширь так, что при ходьбе Кэрол заметно переваливалась с боку на бок, покачивая пышными ягодицами. Из-под кургузого халатика выглядывали покрытые ямочками ляжки, с апреля они прибавили в объеме раза в два.
В большом зеркале в ванной отразилась она, роскошная; плоти для маленького халатика стало слишком много. Величественная грудь выпирала вперед и вверх, обнажая с полметра декольте; кое-как стянутый под грудью халатик пониже снова расходился, обнажая первоклассный выпирающий живот.
Кэрол встала на весы. 103 кило. В апреле моя крошка весила 55 и считала, что для ее 162 сантиметров это много.
Заглянув в нежные голубые глаза, я сделал ей предложение. И она сказала «да».
Летом мы поженились.
Я заказал в номер для новобрачных целый свадебный торт; доев последние крошки, моя 140-килограммовая милашка подняла бокал с шампанским и повернулась ко мне.
— За новую жизнь, в которой нас ждет БОЛЬШОЕ будущее, — провозгласила она, погладив раздутый живот.
И выключила свет.