​Обжора в гипермаркете

Обжора в гипермаркете

(Piggy Goes to Market)

Ты двигаешься по своему любимому ряду и пузом задеваешь тележку. Жаль, не было времени одеться поаккуратнее, спешила, пока магазин не закрылся. Ты надеешься, что тот симпатичный кассир работает не в нынешнюю смену, уж слишком много сала у тебя сейчас напоказ. Просто дичь, как ты поправилась за год после развода, тебя твои друзья с трудом узнают. Но магазин скоро закрывался, куда деваться? Толстушке надо питаться, и ты воздвиглась с дивана, накинула первое, что под руку попалось, и вот теперь двигаешься по рядам, чувстувуя, как ветерок внизу холодит обнаженную плоть. Твое пузо такое обширное и так заметно свисает, оно колышется, ерзая по твоим тучным бедрам, пока ты вперевалку движешься дальше, загружая в тележку очередные тысячи калорий. А на твоих ягодицах, при этой мысли ты краснеешь, теперь прорисовались такие заметные ямочки — особенно заметные килограммов двадцать уже. Они очень хорошо заметны сквозь хлопковые штанишки, которые обтягивают твое массивное тучное седалище аки целлофан. Ты вперевалку катишься все дальше, заполняя тележку калорийной снедью. На автопилоте сгружая туда очередные упаковки. Сплошные жиры и углеводы. Поэтому-то тебя так и расперло. Никакого самоконтроля. Лишь крышесносное желание набить пузо еще больше, по самое не могу. Эгоистичная обжора, которая жрет, жрет и жрет, и при этом запускает руку промеж бедер и ласкает себя. Пока еще достает, господи, это «пока» — ты же только о том и фантазируешь, чтобы тебя кормили, безжалостно насмехаясь над твоими жирами, жмакали их, шлепали и раскармливали, раскармливали… Еще несколько упаковок. Ты усмехаешься: поэтому-то твой муж и хлопнул дверью. До брака ты, и тогда далеко не тростинка, еще изображала «вот возьму себя в руки и скину вес», после — бросила это бесполезное занятие. полтора года он выдержал, потом сказал «с меня хватит». В подарок нв твой двадцать пятый день рождения. Видел бы он тебя нынешнюю, год спустя — разжиревшую еще на пятьдесят семь кило, все сало ходит ходуном, трясется, колышется с каждым шагом, с каждым движением. Видел бы он, как ты, разрумянившись и глотая слюнки, выискиваешь на полках свои любимые вкусняшки, чтобы загрузить в тележку… как ты пыхтишь, добывая с нижней полки еще одну коробку печенья, от которой, конечно, станешь еще тяжелее… толще… тучнее...

Кондитерский отдел. Пироги и пирожные. От одной мысли о предстоящем обжорстве у тебя становится мокро промеж ног. Соски напрягаются от запаха свежей выпечки, о, хрусткая корочка, господи, ты такая обжора, ненасытная, которая грезит о том, чтобы ее раскармливали до отключки сорок восемь часов в сутки, а ты бы все валялась, жирела, лопала кусок за куском, горсть за горстью, неважно чего, жадно запихивая в пузо все подряд, пока оно растет все больше, вываливается все дальше… Вот ты отражаешься в стеклянной витрине — слава богу, в гипермаркете почти никого, какой вид! Столько сала, и все колышется, колышется, колышется, от собственного вида ты сама смущаешься — и возбуждаешься, желание перекрывает здравый смысл, и запустив пухлую руку в контейнер с неликвидом, ты извлекаешь горсточку карамелек, которую тут же запихиваешь в рот, лицо твое полыхает от вожделения. Охх...

А вот когда ты поворачиваешь к кассам, сердце твое пропускает удар: работает только одна касса, как назло, как раз за ней тот симпатичный парень и сидит, господи, он кажется еще более классным, чем на той неделе. И вот рядом ты — тучная, ненасытная обжора, гора колышущегося сала, некогда более-менее держащаяся в рамках толстушка, которая утонула в слоях жира. У тебя даже возникает желание бросить тележку и поехать в другой магазин, только бы не встречаться с ним. Два года назад он начал здесь работать, и ты сразу его заприметила, просто заприметила — тогда ты еще была замужем, — ну и он тоже тебя узнает, периодически говоря: о, привет, а ты, э, с того раза, кажется, поправилась… Ему не кажется, а видит он тебя практически каждую неделю. Собравшись с духом, ты медленно толкаешь тележку к кассе. Ты едва дышишь. Тяжелое обвисшее пузо шлепает по бедрам с каждым шагом. Мягкие, ритмичные шлепки, такие заметные, ох, ты такая тучная, такая жирная...

Кассир смотрит на тебя и улыбается, одним взглядом отметив и твое свисающее из-под футболки пузо, и загруженную провизией тележку, охх, какой же красавчик. Ты заливаешься багровым румянцем, жирные и мягкие руки твои трясутся, сало на спине колышется, могучий круп присоединяется к этим танцам, пока ты нервно ерзаешь, выгружая на ленту горы калорий. Кассир наблюдает за процессом и не торопится ни включать ленту транспортера, ни начинать пробивать товары, пикая сканером. Горы коробок растут все выше, он наблюдает.

— Закупка провизии на всю семью, — изображаешь ты оправдание.

Хохотнув, он ответствует:

— Нет у тебя никакой семьи, это для тебя одной, хрюшка.

Ты помидорно краснеешь, черт, пожалуйста, скажи еще что-то такое унизительное, ну пожалуйста… Ты продвигаешься ближе, он начинает пробивать товары. Твои обширные бедра и громадное пузо сейчас полностью видны, боже, ты вся мокрая, сейчас бы тебе засесть дома с коробкой печенья, жрать и активно ласкать себя при этом...

Проведя несколько покупок через сканер, кассир берет коробку со слоеным мороженым.

— Ты хоть представляешь, сколько тут калорий? Почти нежирное, в сравнении с вот этим вот, — кивает он в сторону твоего выпирающего сала, — может, передумаешь?

У тебя язык заплетается, пока ты подбираешь ответ.

— Я… я… уже пробовала другие. Эти вкуснее.

Пробивает еще несколько покупок, останавливается на громадной коробке вафель «Искорка». Включает говорилку и при этом внимательно смотрит на тебя. Он это нарочно, о, пожалуйста, да, унижай меня, я ведь ненасытная обжора.

— Том, проверь, пожалуйста, что там с ценой на большую коробку «искорок». Мне помнится, была тридцатипроцентная скидка.

Том что-то бубнит ему в наушник.

— Нет, Том, я про самую большую коробку, которая человек на десять, типа того.

Парочка подзадержавшихся клиентов, которые как раз идут к выходу, разворачиваются, чтобы увидеть всю сцену, и неодобрительно покачивают головами.

Кассир улыбается тебе.

— Прости, просто хотел проверить, чтобы не содрать с тебя лишнего.

Пробивает еще несколько пакетов съестного, продолжая смотреть при этом на твое пузо.

— Слушай, толстуха, а выложи-ка ты вот эту большую штуку сюда, на ленту. Хочу посмотреть, сколько тут реального жира.

Ты, не веря собственным ушам, смотришь на него.

— Ну же, жиробасина. Я же вижу, как тебя за последнее время разнесло. Положи эту большую, колышушуюся гору сала мне на ленту, чтобы я точно увидел, какая ты на самом деле толстая.

Руки твои дрожат, дыхание быстрое и отрывистое. Ты обеими руками приподнимаешь свое тяжелое пузо и кладешь на ленту. Он игриво похлопывает по нему, затем тычет пальцем в пупок.

— Ого, ты и правда разжирела, капитально так, — наклоняется чуть вперед, сгребает полную горсть сала, чуть жмакает. — От тебя поэтому муженек ушел, да? Ты не могла перестать набивать это жирное пузо все новыми и новыми кучами еды?

Тебя аж в пот бросает.

— Да, господи, я совсем махнула на себя рукой, стала жирной, толстой и ленивой… — выдыхаешь ты, а он продолжает жмакать, жмакать, жмакать твое пузо. — Я не могла остановиться, он говорил, что мне надо похудеть, он меня предупреждал, не раз, а я просто не могла совладать с собой, просто я слишком люблю поесть.

Рассмеявшись, он возвращается к работе, пробивая твои покупки. Трусики у тебя мокрые насквозь. Закончив с товарами, он принимается укладывать их в пакеты. Ты наблюдаешь, как под форменной футболкой играют его мускулы. А он улыбается, словно последние пять минут не обзывал тебя самым унизительным образом.

— Запиши мне свой номер. У меня смена скоро заканчивается, через полчаса буду свободен.

Вновь не веря собственным ушам, ты изображаешь, будто у тебя есть другие планы.

— Не могу, не сейчас, я… я уже договорилась с другом...

— Не дури. Единственное, что ты собираешься делать сегодня вечером — это жрать, набивая это громадное пузо совершенно лишними калориями. Так что запиши свой номер и адрес, жиробасина.

И ты сдаешься. Слишком легко. Дрожащей рукой записывая все эти сведения. Что ты творишь? Ты же его едва знаешь, но, господи, как тебе хочется, чтобы тебя и дальше вот так вот обкладывали, ругали, оскорбляли и кормили.

Он укладывает пакеты в твою тележку, и ты на подгибающихся ногах направляешься домой.

Чтобы через полчаса, ну, может, чуть попозже, хотя бы часть твоих фантазий воплотилась на деле...