Ночь розовых джинсов
Ночь розовых джинсов
(Melissa's Pink Pants)
В колледже на первом же курсе я сумел обзавестись подружкой. Килограммов этак на восемь попышнее «нормы» на начало семестра, полтора метра в прыжке, сиськи неполного первого размера, небольшой животик и сочные окорока, каких бы и Кардашиан не устыдилась бы. А еще, к моей вящей радости, Мелисса обожала покушать, не могла сказать «нет» сладкому десерту и терпеть ненавидела тренажерку. В общем, мой идеал девушки как минимум по трем параметрам. Даже по четырем, считая круглые роскошные ягодицы, и все эти параметры были в изобилии.
Первое свидание у нас было в ноябре, и она сказала — предупредила, прямым текстом, — что за праздники уже успела поправиться. Она не преувеличивала. Хорошее было время — день Благодарения в кампусе, стайки девчонок, которые вдруг впервые обнаружили, что молодые-здоровые тела не в силах бесследно переработать все потребляемые калории, — но Мелисса это что-то с чем-то. И не только потому, что уже была пухленькой, нет. Просто она при всяком удобном случае уплетала вкусняшки, совершенно не думая ни о калориях, ни о здоровом питании. Просто наслаждалась жизнью и едой. Причем «наслаждаться» для нее, я так понял, значило — «сметать все, до чего руки дотянутся», а не «выбирать получше». Хотя, если «получше» значит «самое сладкое, сытное и калорийное», тогда пожалуй что и наслаждаться. В общем, вы поняли. И по фигурке Мелиссы это было видно.
Во втором семестре я сотворил невозможное для первокурсника — выбил себе апартаменты вне кампуса. И Мелиссу в качестве «соквартирницы». Да, личные знакомства, я умею их заводить; Мелисса сперва решила, что мы что-то уж слишком торопимся — но ей не нравилась соседка по общежитию, и она согласилась. Так что отношения наши развивались пропорционально ее растущим объемам. Я заботился, чтобы в апартаментах всегда было съестное, а Мелисса заботилась о том, чтобы его уничтожать до последней крошки. И росла вширь, по всем измерениям. Грудь выросла до вполне настоящих сисек, талия утонула в складках сала, ну и само собой, окорока и бедра раздались до эпических пропорций.
Я привык слышать, как она за стенкой сражается с собственной одежкой. Как-то вечером стоны Мелиссы звучали очень уж громко — и поскольку в это время меня в ее спальне не было, я точно знал, что это по иной причине. Стоны были совершенно не соблазнительно-взволнованными, нет, скорее так бы могла ругаться слониха, пытающаяся натянуть джинсы Барби, и это, в общем, хотя и гиперболизированная, но вполне адекватная аналогия происходящему.
Заглянув в комнату, я обнаружил свою подружку в безнадежном сражении с розового цвета джинсами, в которые она, пожалуй, не втиснулась бы и полгода назад, когда мы только начали встречаться, до того, как она из категории «пухленьких» надежно перекочевала в толстушки. Она лежала на матраце, голым пузом кверху, а складки на боках дрожали от напряжения, пока Мелисса пыталась со всем своим пылом утрабовать результат полугодового постоянного обжорства в дизайнерское изделие, которому предназначалось сидеть в облипку на барышне, что почитает величайшим смертным грехом пончики в рабочем буфете. Даже грудки у Мелиссы ходили ходуном, пока она пыхтела, лягалась и вопила, напрягая все свои слабые и нетренированные мышцы, чтобы натянуть джинсы хоть на сантиметр выше сочных и мясистых бедер. До ягодиц очередь еще и близко не дошла, а ведь там-то и ожидало самое сложное. В общем, полная безнадега.
Но Мелисса храбро сражалась в этой безнадежной битве, пока не осознала, что я стою на пороге и любуюсь ее пухлыми формами. Тут она обессиленно плюхнулась на матрац, сверкая очами, ткнула в меня пухлой рукой и ругательно выплюнула:
— Ты! Это все… посмотри, что ты со мной сотворил! — Снова с силой рванула штаны вверх, естественно, не продвинувшись и на сантиметр дальше роскошных могучих бедер. — Рррр, черт… проклятые… штаны!
И сдалась, окончательно и бесповоротно, сорвав джинсы и швырнув их через всю комнату.
— К черту!
Села, пытаясь скрестить ноги, но объемистые бедра этому препятствовали; в итоге, бессловесно замычав, заползла обратно на кровать, где и откинулась на подушку, раскинув толстые ножки в стороны. Скорчила недовольную гримасу, обвела взглядом комнату.
— Полный мрак!..
И сидела так с потерянно-расстроенным видом, играя пухлыми складками своего животика, явно ожидая моей успокаивающей реплики — от меня сейчас ожидалось нечто вроде «и вовсе ты не толстая».
Увы, врать я не умею. И сказать ей это — просто не мог. За время нашего с нею знакомства Мелисса категорически и однозначно растолстела, куда сильнее, чем я мог изначально надеяться, и все это — благодаря ее собственному аппетиту, я ее никуда не подталкивал. Ну разве что обеспечивал съестное в пределах досягаемости, но ни разу не предложил «скушай еще кусочек». Так что я сел рядом, улыбнулся, попытался обнять ее за пухлую талию, но девушка отстранилась и нахмурила бровь. То есть это меня во всем винят, да?
— Что ты имеешь в виду — это все я? Что я сделал-то?
Губки Мелиссы сложились надутым сердечком.
— Ты не остановил меня, ни разу не предупредил. Вчера ты купил мне творожник, Саймон, большой творожник с изюмом и цукатами! Да ты на меня посмотри! — Сгребла полную горсть мягкой плоти чуть повыше пупка, звонко шлепнула себя по мягкому пухлому бедру. — Я что, похожа на девчонку, которой срочно нужно слопать творожник?
Я пожал плечами.
— Если тебе хочется, зачем себя ограничивать? Ведь именно ты просила меня купить десерт, помнишь?
— Да, а ты должен был сказать «нет»! — заявила Мелисса. — Я и так жирная! — Снова сгребла обеими руками складки живота, обозначив, что сала там сантиметров восемь, не меньше. — Только взгляни на это! Я… я никогда такой не была!..
— Ну, все не так уж...
Она прервала меня:
— И не смей говорит, что все не так уж плохо — пятнадцать кило, Саймон, плюс пятнадцать чертовых кило! — Снова сверкнула глазами. — Плюс пятнадцать проклятущих кило на пузе и заднице… мрак.
— Да ладно тебе, в колледже на первом курсе так всегда и бывает, даже поговорка есть...
— Да-да, «синдром семи кило первокурсницы», я так себе и сказала, поправившись на десять кило. Но вес все рос и рос! — Она скривилась. — У меня четыре старших сестры, и они в колледже ни на грамм не поправились. — С горечью покачала головой. — А я, видать, отгребаю за всех за них...
— Детка, ну право же, не волнуйся...
Она поджала губы.
— Четыре сестры, Саймон. Это что же, двадцать восемь кило, да еще и вроде как «мои законные» семь? С моим-то ростом? Да я поперек себя шире скоро буду, только представь себе! Меня из класса в класс придется перекатывать, я буду сшибать народ, как в кегельбане… — Взглянула мне в глаза, и я не мог понять, как она сама к этому относится. Не с великой радостью, это точно. Голос был полон иронии. — Ты бы морально приготовился, от первого курса осталось всего два месяца, а мне еще предстоит поправиться на двадцать кило, работенка непростая...
— Э… ну ладно, — я поерзал, пытаясь сменить тему, которая слишком близко подобралась к моим темным фантазиям. — А какой, э, какой размер был у этих джинсов? Ты уверена, что они не сели в стиралке, бывает ведь?..
Мелисса фыркнула.
— Сорок восьмой, и нечего выдумывать. Сели, ха. На меня посмотри. Ты что, не видишь, какая я обжора? Ну да, да, я всегда была не худенькой, слепой бы заметил, что мне «не помешало бы немного скинуть», но сейчас… — Она покачала головой. — Тут уже не «немного», меня уже и в рекламу сжигателей жира на роль «до» не возьмут, побоятся. — Ткнула себя в бок. — Видишь, растяжки? Свежие, и возникли они не сами по себе. А потому, что твоя подружка никак не может перестать обжираться всем, что под руку попадает.
Я прикусил губу, не зная, что и сказать.
— Слушай, Мел, если тебя это так расстраивает, почему бы тебе просто не...
— Что — просто? — прервала она, вздернув бровь. — Перестать столько жрать? Пойти на тренажеры? Нет уж, спасибо, и я, слава богу, не НАСТОЛЬКО расстроена.
— Но тогда...
— Я просто… хочу поплакаться в жилетку, ясно? — Мелисса ткнулась мне в плечо и заговорила куда-то в подмышку. — Я толстая, на меня не налазят штаны, и еще я голодная, а ведь не должна бы, учитывая, сколько сожрала за обедом, и ведь все это осядет у меня на заднице, а тут еще… — тут ей в голову явно пришла мысль, покрутилась и заставила сказать: — Тут еще и ты, и я начала обвинять во всем тебя, хотя знаю, что сама виновата, и… и...
Мягкое и теплое тело ее прижималось ко мне все теснее, я чувствовал, как ее пухлая плоть сплавляется с моей, и ей больше ничего не нужно было говорить, а просто чувствовать меня рядом. Ладонь моя гладила ее бок в области талии, которая уже скорее угадывалась, чем просматривалась между широчеными бедрами богини плодородия и грудками размером с недозрелые апельсины. Я склонил голову, дыханием раздвинул ее волосы цвета песка и промурлыкал:
— Тише… все хорошо… я тебя люблю… ты роскошная, великолепная, желанная...
Она сморщилась.
— Ну да, конечно, ты так говоришь, но… ну, в смысле, что будет, когда меня совсем разнесет?
Я хихикнул. Оказывается, я умею хранить секреты, кто бы мог подумать.
— Поверь мне, ничего не изменится.
Она крепко обняла меня, потом отпустила, вздохнула.
— Я надеялась, мы сегодня вечером сможем выбраться куда-нибудь… — Сморщила носик. — Поэтому и джинсы.
Я усмехнулся и чмокнул ее в макушку.
— Ну, мы всегда можем… никуда не выбираться. — Мелисса разочарованно заворчала, но я еще не закончил. — И заказать, например, пиццу...
Она фыркнула и закатила очи.
— Ага, вот именно так с толстухами и положено поступать — кормить их пиццей. — Покачала головой. — Небось, у тебя еще и мороженое на десерт приготовлено, а?
Я пожал плечами.
— Ну, было бы приготовлено, вот только...
Мел махнула рукой, чуть покраснев — вспомнила.
— Да, только я позавчера его слопала. Точно. — Передернула пухлыми плечами. — Ладно, в следующий раз чтобы было.
Я улыбнулся.
— Слушаюсь, мэм! Так точно, мэм! — Дотянулся до телефона, вызвал заранее приготовленный номер. — Что заказываем?
Она скорчила рожицу.
— Ну, мне точно большую. А себе бери что хочешь, вот только… — Она закусила губу, чувствуя себя неуютно. — Слушай, может, ты себе такую же возьмешь? Или больше… в смысле, я просто… Понимаешь, если ты будешь есть маленькую или среднюю, я себя буду чувствовать натуральной слонихой, а так еще ничего. А если останется — может, я тогда просто доем, вот.
Я улыбнулся.
— Точно. Договорились.
Оттарабанил в трубку заказ; Мелисса беспокойно ерзала, словно полагала, что я не знаю, на что только что дал свое высочайшее соизволение. И озвучила это, недвусмысленно обозначив, что только что я высвобождаю ее обжорную натуру.
— Ты же понимаешь, что от этого я стану еще толще? Я же целый день сижу сиднем, даже задницу не подняв!
Я пожал плечами.
— Ну, если все это и правда осядет у тебя на заднице, как ты говоришь, меня такое вполне устраивает!
Мелисса сдавленно рассмеялась. Шлепнула меня по руке.
— Ты это серьезно?
— О да, — фыркнул я, — женщины с большой Жэ — это мое!
Мелисса хихикнула.
— Прямо к делу, да! — Перевернулась на живот, приподнялась на четвереньки, опираясь на локти, мягкое пузико и сиськи свисали и колыхались. И пятясь, двинулась ко мне, виляя роскошными круглыми ягодицами, сочными, массивными. Искушая и дразня меня, она ожидала моего хода и знала, что творит со мной, промулрыкав: — А у меня врожденная особенность с этой растущей Жэ, не так ли?
— Чем больше в молочном коктейле мороженого, тем он гуще.
Выгнув спину, она потерлась пузиком о покрывало, еще сильнее выпятив пышный белый круп и потерлась им об меня.
— Ммм… люблю мороженое.
Мой ответ заглушил дверной звонок. Доставка пиццы происходит очень оперативно, если клиент из тех, кто всегда дает хорошие чаевые. В другой раз я бы обрадовался, но именно сейчас расклад был не в мою пользу.
Игривое настроение Мелиссы внезапно сменилось разбуженным аппетитом. Глаза ее вспыхнули, с широкой ухмылкой она села на кровать и возбужденно запрыгала:
— Пицца, пицца, пицца!
Пожалуй, я не был любезен с курьером, и даже на чаевые не слишком расщедрился. Так, несколько монет сверху просто для поддержания репутации. Мелисса так и осталась в спальне: у нее на эту тему пунктик, она убеждена, что все курьеры — извращенцы, которые так и норовят подсмотреть кусочек того, что она хотела бы сохранить в тайне. Может, в прошлом с ней что-то такое и было, но сейчас мне это казалось глупостью. Мне, конечно, очень нравилось, как она выглядит, но я не мог (и по-прежнему не могу) представить себе, чтобы курьер из пиццерии из кожи вон лез, желая застать толстушку неглиже — или чтобы он удивился, насколько она на самом деле толстая, учитывая общий объем наших заказов.
Когда я вернулся в спальню, меня встретил взгляд настолько голодный, как будто сия персона не ела последние несколько дней. Кроме того, означенная персона прикрыла свои тучные телеса покрывалом в качестве последней линии обороны от курьера-вуайериста — однако, увидев в моих руках стопку знакомых коробок, она с неизъяснимой ловкостью, доступной лишь голодой толстушке, увидевшей еду в пределах досягаемости, отшвырнула покрывало и спрыгнула с кровати. От последнего вздрогнула вся квартира и заколыхались все ее телеса, даже грудки, даром что невеликие. В следующий миг она уже выхватила у меня пиццу и плюхнулась обратно на кровать. Мелисса вскрыла коробку, вдохнув ароматный клуб горячего пара, исходящего от сочного, свежеприготовленного блюда; облизнулась и привычно выдернула ломтик. Запапал расплавленный сыр, лицо голодающей расплылось в широченной улыбке — и она вгрызлась в горячую пиццу, практически не переводя дух между укусами, раз-два-три, и от ломтика осталась только корочка, которой девушка вытерла пальцы, прежде чем отправить в рот и ее.
Пиццы становилось все меньше и меньше, Мелиссы — все больше и больше, разумеется, в области живота, который становился все круглее и круглее. Она без тени сомнений вгрызалась в пиццу, сытную и сочную, и на шелково-смуглой коже растущего пуза становились все заметнее бледные полоски растяжек.
Прикончив «свою» пиццу — больше трех тысяч калорий, — девушка, отдуваясь, перевела дух и автоматически перевела взгляд на мою коробку.
— Уфф… это было… ик… самое то, что нужно… — Деликатно прикрыла рот рукой и икнула так, что я аж подпрыгнул.
Наверное, после этого у нее в желудке обнаружилось еще немного свободного места, потому как в очах у Мелиссы вспыхнули знакомые голодные огоньки. Я как раз начал жевать третий ломтик, и тут она спросила — с дрожью, как будто смущаясь (ага, чтобы я даже не подумал, будто она обжора, и неважно, что она только что смела большую пиццу на моих глазах). Просто прелесть, а не девушка.
— Ты… ты свою доедать будешь?
Сложный вопрос. Не то чтобы я совсем наелся — но вполне мог пожертвовать остатком пиццы, чтобы доставить Мел удовольствие. Ну право слово, как не порадовать такую умильную и трепещущую в предвкушении толстушку. Так что я, прожевав, прибрал начатый ломтик к себе и толкнул к ней остаток коробки (раньше ей не было видно, сколько там осталось).
— Нет, мне хватит. Налетай, если хочешь.
Зеленые очи Мел широко распахнулись при виде пяти нетронутых ломтей пиццы. А еще, я заметил, в них вспыхнула иная искра — уже не голод, нет, скорее это я бросил ей вызов, и она приняла его. Последние ломти девушка доедала уже через силу, об удовольствии там и речи не было — дыхание сперто, лицо малиновое от усилий. Еще бы, запихнуть три кило пиццы в контейнер желудка, рассчитанный в норме килограмма на два… На пузе у нее уже выскочили новые растяжки, агрессивно-красные.
Пришлось мне помочь ей с этой пиццей — и Мелисса не оттолкнула меня. Именно я подносил к ее рту последний ломоть пиццы, выгадывая момент между вдохами, пока рот распахнут. Глаза у нее вылезли на лоб — она сперва не ожидала от меня такой подставы. Прожевала, с обреченным видом проглотила — и вновь открыла рот, глядя на меня, на мои руки, желая, чтобы ее кормили еще, чтобы в нее силой впихивали еще и еще что-нибудь съестного, даже когда заявить о ней «объелась» — это все равно, что назвать Скалистые горы «не совсем плоскими».
Вид у Мелиссы был примерно как на двенадцатом месяце, есть она больше не могла — но глаза ее сияли, когда я силой впихивал в нее кусок за куском. Каждый давался ей с внутренним напряжением, но она всегда выбирала «да», еще кусочек, и еще, и еще, о, свернуть с избранного пути девушка не могла никак. Руки обмякли, ладони обессиленно гладили тяжелый шарообразный живот, она довольно и жалобно стонала — и я точно знал, что мы проделываем это не в последний раз, я видел это по ее слабой, но уверенной улыбке, скармливая ей последние крошки пиццы прямо с ладони. Все, финиш, пошевелиться она уже и не могла, а я и не хотел. От того вечера у меня в памяти осталось лишь тепло от ее разбухшего тела, когда мы лежали в обнимку, свернувшись, моя ладонь на ее пузе ласково оглаживала мягкую плюшевую плоть, а она отключилась — сперва от пережора, а потом просто мирно задремала и наконец заснула окончательно.
За последующие годы Мелисса еще поправилась — особенно после того, как мы разрубили гордиев узел. И когда я говорю «поправилась» — это примерно как назвать сало «несколько калорийным».
Она, как и обещала, набрала «семь кило первокурсницы» за всех своих четырех сестер и саму себя, и на этом не остановилась. Мягко говоря. Моя красотка с объемистыми окороками сегодня весит раза в два больше, чем тогда, и снова же — непохоже, чтобы она в ближайшем будущем прекратила толстеть. Откормленная аки свиноматка-рекордсменка, факт, вся круглая и толстая. Я ее тогда, в «ночь розовых джинсов», гиперболизированно сравнил со слонихой — что ж, сегодня подобное сравнение также будет гиперболой, но уже далеко не столь явной. Под одеждой у Мелиссы сплошные складки сала, пышного и мягкого, а ее окорока никакой одежде уже и не скрыть — круглые, толстые, шарообразные ягодицы таких пропорций, какие бывают разве что в мультфильмах. Или в карикатурах, какими пугают подростков насчет опасностей «сытной американской диеты». О да, именно на этой диете моя милая сидит с самого детства. И другой уже и не выдержит, срослась и сроднилась с таким кулинарным изобилием. Каждый день в ее рационе присутствут минимум пара плиток шоколада и хотя бы одно «полное меню» из хотя бы одного ресторанчика «быстрого питания», а обычно — по нескольку из нескольких. Аппетит у нее с той ночи тоже вырос, да. Большой женщине и нужно больше, полагаю, а она у меня девушка немаленькая, о да, классическая полнокровная американская пышка, у которой «две большие пиццы» — это так, закуска перед тремя основными переменами блюд. И кто я такой, чтобы отказывать моей пышной красавице-обжоре в подобных мелочках?
С той «ночи розовых джинсов» Мелисса растет как на дрожжах, из скольких шмоток она за это время выросла — не помним ни я, ни она сама, но ни разу с тех пор я от нее не слышал ни одной жалобы. Розовые джинсы закрыли тему раз и навсегда. Да, ей нужна моя забота, скажем, когда она с горя слопала в один присест абсолютно все мороженое в кафешке по соседству, потому что переросла весь выбор штанов в фишеровском «Гэпе» — но ее расстроил не сам этот факт, а вынужденная необходимость сменить точку, где теперь придется отовариваться, на другую, которая дальше и незнакомая. Толстая? Слишком растолстела? Нет, с той самой «ночи розовых джинсов» и последующей пиццы об этом речь даже не заходила. Ни разу.
Я не рассказывал Мелиссе о своих предпочтениях, но думается мне, в ту ночь она и сама их прекрасно поняла...