Нет пределов совершенству
Нет пределов совершенству
(Widening Horizons)
Втискивая авто на ближайшую стоянку, Джонатон держался из последних сил. Глубоко вздохнул — помогло, но не очень — и ракетой рванул к дверям боулинг-клуба; стеклянные двустворчатые панели приглашающе разъехались в стороны, открывая дорогу к очень-очень срочно понадобившемуся месту. Сам виноват: часа на три завис с приятелями. Оно бы и ничего, но четыре пива и два коктейля после сорокаминутной дороги настоятельно требовали выйти наружу, да поскорее. Мысленно Джонатон пообещал себе впредь быть посмотрительнее. Ворвавшись в задымленные глубины боулинг-клуба, он
мог думать лишь об одном месте, помеченном буквой «М».
Закончив со срочной проблемой и закрывая за собой заветную дверь, Джонатон отметил интересное явление. Не считая персонала, он был единственным мужчиной в клубе. Что, сегодня вечер «только для дам»?
Он медленно пробирался вдоль туго обтянутых тканью задних фасадов женщин, запускающих шары кегельбана. Одни фасады были мелкими и практически незаметными, другие — округлыми и задорными, а некоторые по-настоящему большие и обширные. Джонатон уже собирался было выбраться наружу, но тут взгляд на дорожку номер 14 заставил его изменить мнение.
На изогнутой полукругом банкетке сидели, ожидая своей очереди, две весьма корпулентных женщины. По дорожке как раз пустила тяжелый шар невысокая пышная дама. Джонатон бросил взгляд на табло; судя по именам участниц, разыгрывалось небольшое семейное состязание: сидящие на банкетке — явно сестры, много моложе дамы у дорожке. Собственно, они и привлекли его внимание. Обе хорошенькие, одна — в особенности. Как давний и искренний почитатель особо крупногабаритных дам, Джонатон решил задержаться и понаблюдать.
На табло высветилось «Джен». Та, что поменьше, поднялась и направилась к дорожке. Не женщина, а сплошной шарик на ножках; впрочем, ей это шло. Килограммов так под 160 или около. Он ухмыльнулся, глядя, как громадное пузо Джен колышется при ходьбе.
Потом настала очередь ее сестры; та с трудом поднялась с банкетки и развернулась к нему тылом. Джонатон не мог поверить собственным глазам! Он дрожал от возбуждения, пытаясь справиться с собственными чувствами. В пяти шагах от него стояла роскошная женщина с самой широкой и огромной
задницей, какую он когда-либо видел! Каждая ягодица напоминала надутый до предела пляжный мяч, и пока женщина вперевалку двигалась к кегельбану, бедра ее яростно переливались из стороны в сторону. В ширину, Джонатон не сомневался, эти бедра были под метр, необъятные ноги смыкались вместе аж до колен, округлые икры все еще сохраняли форму. Спина женщины состояла из целого каскада складок помельче, но даже столь обширная талия терялась на фоне невероятной ширины бедер.
Мамаша девушек прошествовала мимо Джонатона к буфету, откуда прикатила целую тележку с хот-догами, тортильями и напитками. Проходя мимо, она неприязненно покосилась на него. Кажется, пора быстро валить, решил Джонатон — но на прощанье бросил еще один долгий взгляд на девушек, рьяно уничтожающих закуски, и имя на табло — Сьюзен.
На следующей неделе Джонатон вернулся в боулинг-клуб, твердо намеренный так или иначе познакомиться со Сьюзен. Он прокручивал в голове один сценарий за другим, но случившееся застало его врасплох. Погода стояла снежная, дорожки стали скользкими. Он едва успел припарковаться и выйти из машины, как услышал «а, черт!» и громкий шлепок. Развернувшись, Джонатон увидел Сьюзен, сидящую на холодной земле, ее ридикюль, раскрывшись, укатился в одну сторону, а спортивная сумка в противоположную.
— С вами все в порядке? — метнулся он к ней.
Протянул руку, помогая встать; под ее тяжестью он едва сам не рухнул наземь, но все же девушка сумела подняться на ноги и не опрокинуть его. Потом Джонатон помог ей собрать вещи и заметил, среди прочего содержимого ридикюля, пяток конфетных батончиков и пакет шоколадных шариков. Да, девушка явно любит покушать!
— Кстати, меня зовут Джонатон, — протянул он ей руку, уже с целью более эгоистической.
От прикосновения ее пухлой и мягкой ладони он вздрогнул.
— А я Сьюзен. Приятно познакомиться. Но мне надо идти, игра вот-вот начнется.
Она повернулась ко входу; он придержал для нее двери.
— Сьюзен, — окликнул он, пока она не скрылась внутри; Джонатон дрожал одновременно от возбуждения и от страха — а вдруг она скажет «нет»? — Вы такая хорошенькая… можно, я как-нибудь вам позвоню?
Девушка развернулась к нему, явно не веря тому, что услышала; потом улыбнулась.
— Есть чем записать?
Они встречались уже шесть месяцев, и за это время Сьюзен наконец свыклась с мыслью, что Джонатона не отпугивают ее размеры, а как бы даже и наоборот. Более того, он обожал, когда аппетит у девушки срывало с катушек и она не могла остановиться, пока в пределах досягаемости осталось хоть что-либо съедобное, а происходило это теперь весьма часто. Однако какая-то ее часть все еще боялась, что однажды она станет слишком толстой и Джонатон бросит ее. С того первого дня Сьюзен набрала килограммов двадцать с лишним, и перевалив за 230 кило, чувствовала некоторую неуверенность.
— Джонатон, может, мне нужно сесть на диету? — спросила она.
Он выглядел настолько испуганным, что Сьюзен почти рассмеялась, и внезапно все сомнения оставили ее.
Джонатон опустил взгляд, потом взглянул ей в глаза.
— Сьюзен, я должен кое в чем тебе признаться. Я просто мечтаю, чтобы ты поправилась еще больше. Много больше. И я надеюсь, ты никогда не перестанешь толстеть, пока сама не захочешь иного. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива.
— Вот и договорились, — улыбнулась она. — Мне нравятся мои габариты, хотя я и опасалась признаться в этом вслух. И какая-то часть меня очень даже не против поправиться еще. Но предупреждаю, большая часть этого «еще» явно осядет у меня на заднице!
Она хихикнула и игриво покачала бедрами туда-сюда, зная, что у Джонатона от этого пар из ушей идет. Раздевшись догола, девушка стянула одежду и с него, после чего властно притянула Джонатона к себе.
— Итак, ты любишь громадные толстые задницы, да, малыш? Тогда на колени и окажи всяческое почтение самой большой заднице, какую ты когда-либо увидишь!
Сьюзен выпятила ягодицы как можно дальше.
— Целуй каждую, да как следует!
Джонатон страстно прижал губы к ее невероятной пышности ягодицам, стискивая неимоверной ширины бедра.
— А теперь принеси сантиметр, я хочу знать, насколько толстой стала моя задница. Во-первых, сколько там в ширину?
— Сто… сто десять, — дрожал от возбуждения Джонатон.
— А в обхвате?
— Двести пятьдесят пять!
— Хм, я думала, чуть побольше, ну ладно, для начала сойдет.
Она указала ему на кровать.
— Ложись. — Джонатон подчинился. — Поперек, головой на край. Я что-то устала стоять, пожалуй, присяду.
Сьюзен попятилась и опустилась прямо на него всем своим гигантским тылом, закрывая доступ свету и воздуху. Он дернулся, а она медленно взгромоздилась на него уже всем весом.
— Интересно, а что же будет, когда я поправлюсь еще кило так на полсотни?
Он едва слышал ее голос, пытаясь отпихнуть ее, но сил не хватало.
— Ага, я слишком тяжелая, чтобы ты мог меня сдвинуть!
И Сьюзен радостно вгрызлась в арахис с шоколадом. Доев горсть конфет, она все-таки встала, и Джонатон со свистом вдохнул долгожданный воздух.
— Боже, как мне это нравится, — Сьюзен забросила в рот еще две горсти арахиса и, громко чавкая, добавила: — Пофти так фе как куфать.
Джонатона возбуждало, когда она говорила с набитым ртом.
Сегодня была третья годовщина их свадьбы. Джонатон не мог дождаться окончания рабочего дня. Впрочем, он теперь вообще с трудом сосредотачивался на работе, постоянно грезя о Сьюзен. Чем-то она сегодня его удивит?
По пути домой он заглянул в универмаг и прикупил двадцатилитровую канистру мороженого и килограммовый пакет конфет. Сьюзен обожала вкусненькое, и он старался баловать ее. Впрочем, такие покупки в доме исчезали в лучшем случае за день, а то и за пару часов.
Он открыл дверь. В квартире было тихо. Отложив мороженое, Джонатон взял конфеты и большой букет роз и отправился на поиски жены. Из спальни донеслась громкая отрыжка и хихиканье. Он вошел и замер, пораженный. Комната завалена обертками конфет и коробками из-под еды! Пустая коробка из-под торта, две пустых конфетных жестянки, контейнер из-под пиццы. А Сьюзен как раз приканчивала пакет печенья.
— Милый, я та-ак проголодалась, пока ждала тебя. И вела себя как свинья. Я та-ак обожралась! — Громко икнув, она рассмеялась. — Ну и раз тебе не повезло за всем этим пронаблюдать, у меня для тебя
особый подарок. Во-первых, давай меня измерим.
Супруги давно договорились делать это раз в год — в годовщину свадьбы, — чтобы разница стала ощутимее и нагляднее.
Руки Джонатона дрожали. С помощью Сьюзен он обвил лентой ее бюст.
— 180, неплохо, — заметила она. — Теперь талия. 215, как тебе такое? Теперь окружность ляжки. 130, очень неплохо. Ну а теперь, крошка, финальный аккорд — какой ширины моя роскошная задница?
Глубоко вздохнув, Джонатон развел руки в стороны насколько возможно.
— Ого!.. — смог лишь произнести он, увидев на рулетке «180».
— Что такое, Джонатон? Никогда раньше подобной не встречал? — пошутила Сьюзен. — Кстати, в обхвате бедра 410, я уже проверила! И знаешь еще что? — Двигаясь задом, она прижала его к стене. — Я сегодня ездила в клинику и, когда никто не видел, влезла на весы. — Он целовал ее в шею и ласкал многочисленные складки, а Сьюзен, возбужденная не меньше его, шептала: — Так вот, с тех пор, как мы поженились, я поправилась на сто сорок килограммов, милый мой. Твоя толстушечка Сьюзен теперь весит 378! С праздником, малыш!
И она медленно двинулась к кровати и скорому наслаждению, бесчисленные складки неимоверно раздавшегося тела ходили ходуном. Бедра мягко покачивались, ступни шаркали по ковру — оторвать ноги от пола было почти немыслимо. Впрочем, это для Сьюзен — почти немыслимо, а сам Джонатон практически парил над землей, приближаясь к немыслимо роскошным прелестям, что ожидали его...