Недостаточно
Недостаточно
(Not Full Enough)
Обожралась. Ох, как же ты обожралась. Желудок переполнен пирогами, пирожными, печеньем и мороженым. Ни миллиметра свободного места, внутрь утрамбовано столько, что ты сама удивляешься, как это еще не лопнула. Кожа чешется, растянутая сверх всякой меры. Раздувшееся пузо выпирает в стороны и вперед, словно пытаясь создать барьер между твоей тучной тушкой и всякой возможностью продолжить лопать. Ты бы и продолжила, если бы сумела хоть что-то поднести ко рту.
Нет, к мягкому креслу ты не привязана, но это не помогает. Тебя физически вжимает в подушки тяжесть твоего собственного пуза. Целый день ты запихивала в себя десерт за десертом, вкуснейшие, сытнейщие, и вот обожралась так, что даже дышишь с трудом. Потому как каждый вздох, каждый протолкнувшийся к легким глоток кислорода сражается с этим самым весом. Занятие настолько утомительное, что еще и шевелиться — решительно невозможно. Самостоятельно так точно.
А он тебе не поможет. Он сейчас на кухне, готовит очередную гору еды — для тебя, любимой. Сладкие, липкие ароматы кленового сиропа — значит, блинчики. Целые стопки блинчиков. И ты слопаешь каждый. А потом еще и вылижешь тарелки. С трудом оторвав пухлые руки от подлокотников, ты осторожно оглаживаешь пузо, прикидывая, как сюда должно влезть еще и это.
— Оххх, — стонешь ты, надеясь, что он услышит и посочувствует хотя бы словесно, — как же я объелась...
Пищит духовка. Открывается и закрывается вновь. И вот входит он — с пустыми руками, чуть вразвалку, большой и массивный. Когда вы только познакомились, ты завороженно взирала на его солидные обхваты; он предложил тебе помочь самой обзавестись такими же, ты охотно пискнула «да». Ты и подумать не могла, что дойдет до такого вот, ты ниже его на полторы головы и шире раза в полтора… а может, уже и в два.
— Бедная моя, — гудит он, гладя тебя по голове, — наелась?
Ты знаешь, что это не поможет, но все равно пытаешься:
— Да.
Скривившись в саркастической ухмылке, он наклоняется, массивные ладони его медленно оглаживают твои тучные складки на боках, ласково, кругами, потихоньку сближаясь, а затем двигаясь вверх и вниз по шарообразно раздувшемуся пузу, ты расслабляешься и громогласно икаешь. Потом еще раз, и еще, и вот тебя уже не настолько распирает изнутри, и он кивает и вперевалку движется обратно на кухню.
Каким-то чудом одетая утром блузка все еще застегнута, хотя сквозь расширяющиеся промежутки между пуговицами уже проглядывает твоя загорелая плоть. Блузка растянута почти до прозрачности, долго ей так не выдержать. Тебе — тоже, пусть тебя уже не так распирает, но желудок переполнен, и ты с ужасом ожидаешь следующей порции. Закрываешь глаза и молча желаешь переместиться отсюда куда подальше.
Не получается. Ты все там же, только он уже снова перед тобой, с полным подносом блинчиков в сиропном озере. Ставит их на столик рядом с тобой и принимается скармливать тебе блинчики, накалывая на вилку сразу по паре-тройке штук, едва давая время прожевать и проглотить. Сладость почти приторная. Каждый кусочек, даже самый крохотный, растягивает твой желудок еще немного. Зуд усиливается. Пуговица в области пупка, выдранная с мясом, улетает к противоположной стене, обнажая толику блестящей от пота кожи. Икнув и застонав, ты надеешься на передышку, но не получаешь таковой, он продолжает тебя кормить.
Откусить, прожевать, проглотить, повторить. Откусить, прожевать, проглотить, повторить. Ты пытаешься жевать чуть меденнее, чтобы замедлить этот безжалостный конвейер; он в нетерпении просто увеличивает порции, и вскоре схема меняется. Откусить, проглотить, повторить. Зубы слиплись от сиропа. Глотать непережеванное больно. Желудок орет на весь организм «с меня хватит». Еще одна пуговица долой, и еще одна, и вот блузка уже распахнута полностью, а шар твоего пуза выплескивается на коленки — штаны расстегнуты уже давным-давно. Легче не становится.
И вот наконец поток еды иссякает. Ты справилась. Все в тумане: твой организм направляет всю доступную ему энергию на переваривание. Он вновь принимается массировать твой желудок; от прикосновений его тяжелых рук становится чуть-чуть легче. Совсем чуть-чуть. Потом он уходит, ты смутно различаешь его силуэт, удаляющийся на кухню.
И засыпаешь. Нет, отрубаешься. От пережора. Впадаешь в натуральную кому. Впрочем, вскоре тебя будят, потеребив за плечо, и на сей раз на подносе снова пирожные. Он ставит их на столик и подносит к твоему рту первый кусочек.
Обожралась. Ох, как же ты обожралась. Полностью, ужасно, сверх всякого мысленного предела. Крошка, слишком маленькая для мыши, для тебя сейчас слишком велика. Так ты обожралась. Так невероятно обожралась.
И все равно этого недостаточно.