Не люблю толстушек
Не люблю толстушек
(Nemam rad tluste holky)
Сентябрь
Началось все это в очереди в школьной столовой, где-то на первой неделе занятий. Что странно, я оказался там один, друзья куда-то свалили, и я стоял, а пара девчонок впереди щебетала о киношках. Одна жаловалась, что жутко хочет посмотреть формановский «Отрыв», а его нигде нет.
Не то чтобы я был жутким фанатом кино, но как раз недавно родители попросили, и я скачал им всего Формана. Повезло.
— Хотите, устрою, — предложил я.
Обе посмотрели на меня аки на таракана.
— Что значит — устроишь?
— То и значит, с проектором и на экране. Хуже, чем в кинотеатре, но определенно лучше, чем по телевизору.
— Да? И где же?
— У меня на чердаке, там целая студия получилась. Метров… восемь, где-то так. Чем не кинозал?
Я изучающе смотрел на них, вернее, на ту, что слева. Чуток младше меня — они в девятом классе, я в десятом, — мелкая, худенькая, темноволосая, как раз такие мне и нравятся, хорошенькая мордашка; ну и раз любит старые фильмы, когда там еще были сценарии и сюжеты, явно не полная дура. А я все лето был один...
— Ну так как, интересно?
— Ну… — она с сомнением посмотрела на меня, ее подруга что-то шепнула ей на ухо. — Ну, может быть. И когда?
— Да когда угодно. Хоть сегодня.
— Да? — загадочный взгляд на меня, затем яростный на подружку.
— Нет-нет, я не пойду. Для меня это слишком, Миша*.
* В чешском — обычное уменьшительное от женского имени «Микаэла» (а уменьшительное от мужского «Михал-Михаэль» — «Миха».
Миша же явно заинтересовалась предложением.
— Хорошо, но у меня… у меня гимнастика в четыре.
— Не вопрос. Фильм длится полтора часа, мне только проектор настроить, это минут пятнадцать. Так что если придешь в без четверти два, все успеешь.
— Ну… а куда идти-то?
— Да тут два шага.
Я выдал ей подробные координаты, и поскольку очередь как раз подошла к лоткам с едой, я выложил себе на поднос чего пожевать, расплатился и поспешил домой.
Настроить папин проектор и подключить ноут с нужным файлом — оно и правда несколько минут, но мне пришлось еще срочно приводить в порядок свою берлогу, чтобы у нее был не такой неандертальский вид. Пораспихивав по шкафам и кладовкам все лишнее, я уж начал нервничать, однако как раз тут в дверь позвонили.
Мы устроились на диване — чинно-благонравно, Мишу все-таки интересовал именно фильм, — я же внимательно рассматривал ее. И вынужден признать: остался разочарован. Не люблю толстушек, но она уж слишком тощая, все ребра напоказ, и хуже всего, груди практически нет. Небось всему виной гимнастика.
А потом мне вспомнился Гонза. Пару лет назад он начал встречаться c Андулой, которая тоже была вся тощая как та доска. Мы над ним смеялись, мол, нашел себе вешалку, а он хитро улыбался и говорил: откормлю, и все будет как надо. И начал водить ее в кондитерские, в кафе-мороженое, каждый день скармливал ей коробку шоколадок — в общем, через полгода плоская как доска скромная мышка стала роскошной барышней с такими сиськами и прочими округлостями, глаз не оторвать. Мы завидовали Гонзе ровно две недели, а потом Андула его бросила, переключившись на парня классом старше. Ну… я умный и буду аккуратнее.
— Миша? — шепнул я; она дернулась и повернула голову ко мне. — Слушай, я этот фильм уже видел, так что сейчас кое за чем схожу, а ты сиди смотри.
— Ладно.
Смотавшись вниз, прихватил из гостиной вазочки с конфетами и печеньем. Две минуты, и я на месте.
— Фильм смотреть «на сухую» — просто преступление. Что тебе попить принести? Есть кофе, чай, сок, или, если хочешь, могу сделать горячий шоколад...
— Просто воду, пожалуйста.
— Да? Ладно, как скажешь.
Я искоса поглядывал, как часто она прикладывается к вазочкам, однако те остались почти нетронутыми. И когда на экране пошли финальные титры, я не выдержал:
— Что, тебе эти не понравились?
— Да нет, просто невежливо вот так вот приходить и есть. Ну и я все-таки слежу за диетой.
— А, ну да, гимнастика, — и то, это будет сложно.
— Что… а, ну да, гимнастика.
Та-ак.
— А фильм-то хоть как, понравился?
— О да, конечно, очень.
— Что еще хочешь посмотреть? Есть вся подборка Формана. — Родители попросили, но этого уточнять не будем. — Можем посмотреть «Волосы», например.
— В следующий раз? — Она поднялась, подумала, взглянула на меня. — Ну а почему бы и нет? Давай на той неделе где-то в это же время?
— Хорошо. Или, если у тебя гимнастика на другой день придется, просто скажи.
— Нет-нет, — она чуть покраснела, — не в гимнастике дело, я туда с июня уже не хожу. Ну да ты небось и сам понял. — Извиняюще улыбнулась. — Значит… через неделю, здесь же, без четверти два.
— Заметано.
Октябрь
Мы с Мишей договорились, что она придет в субботу к десяти. Родители еще вчера уехали в село к родне на все выходные, я же отбоярился, мол, у меня проект. Даже не соврал, проект как раз в стадии перехода на следующий этап.
Я подготовил пару французских фильмов «новой волны» и парадный обед: чесночные хлебцы, стейк с жареной картошкой и торт (правду сказать, обед приготовила мама, только торт был куплен на карманные деньги) — ну и всякие вкусняшки, то есть печенье, жареные орешки и мороженое на погрызть под фильм и в промежутке.
А еще, я сегодня хотел показать, что она мне не безразлична. Пока не очень получалось, мы с Мишей оставались «просто друзьями», и я никак не мог сообразить, как сделать следующий шаг.
К десяти все было готово, и я сидел и смотрел на осенний дождик за окном. Странно, Миша всегда приходила вовремя, а сегодня что-то задерживается… Я уж волноваться начал, когда раздался звонок. Опоздала на десять минут! Я сбежал вниз и отворил дверь. Миша была в зимней куртке и вся раскрасневшаяся, словно бежала.
— Привет, — выдохнула она, — прости, чуть задержалась, а к тебе сюда на гору карабкаться в дождь оказалось куда тяжелее!
— Не страшно, главное, что пришла. А если погода не сахар, можно и на автобусе подъехать, вон там за углом остановка.
— И то правда. Я и не сообразила. Спасибо за совет. — Она улыбнулась. — Ну так что, ты меня впустишь?
— Ох, прости, конечно, входи, — отступил я в коридор. Она скользнула внутрь, подальше от уличной сырости. — Кстати, родители уехали и будут только завтра. Кинозал можно устроить в гостиной, она не меньше, а диван там удобнее, — подмигнул я.
— Это хорошо, — как-то в голосе такого уж всплеска энтузиазма не ощущалось. Расстегнув куртку, Миша сбросила висевший у нее за спиной рюкзачок. — Я тут насчет наших киносеансов подумала… — Протянула мне куртку, мол, повесь, а я с интересом глянул на обнаружившееся под этой самой курткой. Парадного вида белая блузочка — я такую на ней еще не видел, — причем приоткрытое декольте и явно тесноватые на груди пуговички доказывали, что проект мой уже принес первые плоды. Увы, тесноватые в районе пояса пуговицы той же блузки, а также слишком тесные джинсы давали понять, что плоды начали расти и в других местах, но не менять же лошадь посреди переправы...
— Ты там не заснул? — оторвал меня от размышлений игривый голосок.
— Прости, — наверное, я чуть покраснел, — просто ты сегодня чудесно выглядишь.
— Так и быть, за комплименты — прощаю.
— Идем, покажу тебе нашу гостиную. — Ну и провел ее по всему этажу, так-то она обычно сразу забиралась ко мне наверх, не видя остальной части дома. И вот, усадив ее на парадный диван, я потянулся к пульту, только запустить — и...
— Погоди, — Миша наклонилась к своему рюкзаку. — Как я начала говорить, когда ты меня прервал… — мне показалось, или она чуть покраснела? — я думала насчет наших киносеансов, и решила, что стоит их немного подсократить.
Я удивился и расстроился, но не успел ничего на эту тему сказать, ибо она быстро продолжила:
— Ты не пойми меня неправильно, все чудесно, и ты столько трудов вложил, чтобы все это устроить. Однако что у нас получается: я минимум два-три дня в неделю сижу тут у тебя и лопаю совершенно недиетические штуковины. Я решила, что нам стоит разнообразить нашу программу, введя в нее толику двигательной активности. Вот и принесла «Твистер».
Когда она наклонилась к рюкзаку, я заметил у нее на боках небольшие складочки, вот прямо тут — в сентябре их и близко не было. Возможно, насчет активности Миша и права, однако я почему-то расстроился. Мне вовсе не хотелось заставлять ее сжигать лишние калории, ибо как однажды призналась кузина Радка, при любых диетах первой «сдувается» именно грудь, чего мне совсем не хотелось.
— А что такое «Твистер»?
— Сейчас объясню, — она развернула потертый полиэтиленовый коврик. — Тут шесть рядов кружков в четырех цветах, и мы по очереди...
— А, эта штука! Помню, просто название забыл.
— … в общем, как кубик ляжет… Помнишь, значит?
— Ага. У меня вместо кубика рулетка была, но какая в принципе разница.
… Четверть часа спустя Мишенька, похоже, совсем выбилась из сил, тяжело дышала и дважды чуть не шлепнулась. Учитывая, как мы были скручены рядышком, я предложил:
— Перерыв?
— Зачем… перерыв… я в порядке! — пропыхтела она.
— Зато я чуток вспотел и вспомнил, что в морозилке нас ждет мороженое. Будешь?
— Конечно! — радостно отозвалась она. — Но сейчас твой ход… встанешь — проиграешь.
— Ну, кто-то же должен проиграть, — театрально выпрямился я. — Поздравляю с победой. — И помог ей встать.
Выкладывать мороженое из коробки было лень: мы просто вооружились столовыми ложками и принялись за дело. Я не торопясь наслаждался вкусом фисташкового, моего любимого, удовлетворенно наблюдая, как большая часть достается Мише.
Где-то на середине коробки я заметил, как ее левая рука скользнула к поясу и принялась расстегивать нижние пуговицы блузки. Она перехватила мой взгляд.
— Тут очень жарко.
— Ты права, я сейчас пойду поправлю термостат, — и сделал вид, что встаю.
— Нет-нет, не нужно, — тут же схватила она меня за руку, — давай лучше продолжим игру.
— Ладно, тогда остаток мороженого давай уберем в морозилку, потом прикончим. А с игрой предлагаю дополнение.
— Да?
— Я в эту игру чуток иначе играл. Куда тебе ставить руку или ногу — называет соперник. Давай попробуем?
— Почему нет? Тоже интересно, — расстегнула и сбросила слишком тесную блузку, оставшись в тоненькой маечке, сквозь которую явно проглядывал лифчик.
Я с трудом заставил себя смотреть на игровое поле.
— Ну и я как проигравший начинаю.
— Валяй, командуй.
— Ладно, сперва пожалею тебя. Правая нога зеленое.
— Как скажешь, — зеленый кружок посередине, лицом ко мне, спиной к полю. — А ты… а для тебя тоже — правая нога зеленое.
Встав прямо перед ней вплотную, я улыбнулся.
— Теперь сложнее. Левая нога зеленое.
Она чуть повернулась.
— Да не вопрос. И ты — левая нога зеленое.
Свободный зеленый был чуть слева от нее, я толкнул Мишу и пришлось ее ловить. Мы обменялись улыбками.
— Ах так, ну тогда держись. Правая рука синее.
Ближайший синий был прямо у нее за спиной, но благодаря гимнастическому прошлому она ловко прогнулась и высунула язычок.
— Ну и тебе — правая рука синее.
Мне было проще, я выгнул спину прямо рядом с ней.
— Облегчу тебе задание. Левая рука синее.
Встав на полный мостик, Миша улыбнулась снизу вверх.
— Ну и ты — левая рука синее.
Мне пришлось прогнуться по факту над ней — из-за разницы в росте не так уж сложно, но тела наши фактически соприкасались, и личико ее было совсем рядом.
— Пустяки, а теперь...
Закончить я не успел: нога у нее поехала, она толкнула меня, я попытался не упасть на нее… и в итоге мы плюхнулись на ковер, переплетенные, а дальше я не знаю, как оно вышло и кто сделал первый шаг, но мы начали целоваться как сумасшедшие, перекатываясь туда-сюда, рука моя стиснула ее круглый задик...
— Так, — когда у нас обоих кончился воздух, она вывернулась из моих объятий, перекатившись набок. — А я уж боялась, что не нравлюсь тебе.
Кажется, кто-то поскользнулся не совсем случайно.
— Да ну что ты, совсем наоборот. Я просто не знал, как начать, — отозвался я, пожирая ее взглядом.
— Значит, — глаза Миши заискрились, — мы нравимся друг другу?
— И я сейчас покажу тебе, как, — я с грозным видом приподнялся, сгреб пискнувшее создание и снова поцеловал ее.
— Я так рада, — со счастливым видом выдохнула она, — дальше без «Твистера» обойдемся, угу?
— Точно, — согласился я.
— Тогда перемещаемся на диван, там куда удобнее.
Уселись рядом, я обнял ее, и ладонь моя автоматически скользнула к ее груди. Но я испугался, что все испорчу, и заставил себя чуть опустить руку, замершую на пухлом животике. Черт, что я вообще делаю, я же не люблю толстушек… Попытался быстро сменить тему.
— А как ты насчет обеда?
— Очень даже за! — просияла она.
Проклятье, зачем я это сказал?..
Ноябрь
Я ожидал Мишу у кинотеатра, прячась в уголке за колонной. Причина была: мы хоть и договорились на кино, но она сказала, чтобы я искал ее в торговом центре, они с мамой отправляются обновить ей гардероб (ну, сама Миша это как-то иначе сформулировала), а я пока еще не собирался знакомиться с ее родителями.
Поэтому и наблюдал, оставаясь незамеченным. Правильно сделал. Буквально за несколько минут до начала сеанса я заметил знакомую личность, которая спешила ко входу, а вместе с ней была женщина постарше. Семейное сходство налицо, хотя мать чуть повыше.
В торговом центре, как всегда, было слишком жарко, так что куртку Миша давно несла на руке, одетая в тесную блузку и облегающие джинсы. И то, и другое явно было тесновато в поясе. Увы, моя «диета» работала не совсем в тех местах, где мне хотелось бы.
А когда я увидел ее мать… слишком поздно мне вспомнилось то, что когда-то сказал мой приятель Гонза, тот самый, чей эксперимент я вознамерился повторить. «Хочешь знать, как девчонка будет выглядеть, когда подрастет — посмотри на ее родительницу. В девяти случаях из десяти фигура окажется схожей...»
Возможно, мне бы следовало сбежать от Миши как можно дальше. Да, когда они прощались у входа в кино, мамаша повернулась в профиль — бюст более чем, и я был бы рад, будь у дочки такой же, пусть со временем… вот только солидный живот выпирал заметно дальше, и пока весь прогресс Миши свидетельствовал, что в этом отношении дочка будет вся в маму.
Мать неспешно удалилась, а Миша осталась у кинотеатра, оглядываясь вокруг с озадаченным видом. Я выбрался из своего закутка и окликнул ее.
— А, вот и ты. Я уже волноваться начала.
— Не переживай, я бы тебя не бросил, — и обнял ее.
Обменявшись поцелуями, мы рванули в кинозал. И уже усевшись, она спросила:
— Какие на сегодня планы?
— «Первый царь».
— Как бы в курсе, афишу прочитала. Я в смысле потом.
— А потом — как захочешь.
Она просияла.
— Давай тогда в кафешку, я после покупок жутко проголодалась!
Взгляд мой скользнул на ее животик, который в положении сидя частично выпирал над поясом джинсов, задрав блузку на пару сантиметров.
— Я ж сказал, как захочешь!
— Ура! Ты прелесть! — Чмокнула меня в щеку и сделала большие круглые глаза. — А прямо сейчас что-нибудь перекусить можно? Жутко есть хочется!
— Для тебя — все, что угодно, — улыбнулся я и встал, мысленно проклиная себя: что я вообще творю? Я ведь не люблю толстушек, так какого черта я продолжаю ей потакать? Надо хотя бы сказать… Вместо этого я бросил несколько монет в автомат и принес ей три шоколадки.
Январь
Миновала череда новогодних праздников, на которые Миша уехала навещать родню, и мы целую вечность не виделись. Но вот она наконец вернулась ко мне на чердак, чтобы посмотреть новый фильм. Растянувшись на диване и используя меня вместо подушки, левой рукой она принялась таскать конфеты из вазочки, а правой не слишком рьяно шлепала по моим ладоням, когда те забирались куда не нужно.
Я же после долгой разлуки категорически был настроен на исследование новых территорий. Выпуклости на груди наконец-то выросли более чем привлекательные, однако другие места обгоняли их в росте, и ладонь моя оглаживала ее живот, мягкий и круглый, а я сам себе удивлялся: что я вообще делаю?
Потянувшись за очередной конфетой, Миша обнаружила, что вазочка опустела.
— Ничего, я сейчас принесу добавки, — предложил я, поставив на паузу фильм («Трюффо») и уже начал подниматься.
— Нет, не надо, — одернула она меня, чуть порозовев, — я, наверное, не буду больше.
— С чего вдруг? — раньше Миша у меня от вкусняшек не отказывалась.
— Ну… ты что, не заметил, как я выгляжу?
— Очень даже заметил! Великолепно выглядишь, новые белые джинсы очень тебе идут, и блузка винного цвета к ним в самый раз.
— Да я не о том, в общем… я очень располнела. И мне пора бы на диету.
— Это родители тебя заставляют? — осторожно уточнил я.
— Ох, знал бы ты их… Нет, вовсе нет. Мама за центнер перевалила еще когда меня родила и с тех пор не похудела, она только рада, что я наконец-то стала нормально есть. Отец тоже доволен, что я стала похожа на женщину, а не на швабру какую. А вот родня… — Она тяжело вздохнула. — Все рождественские праздники я только и слышала «учеба пошла тебе на пользу», «сразу видно, мамочкина дочка», «кто-то округлился», «ты точно хочешь второй кусок тортика?» — и я им назло ела как не в себя, объедаясь каждый день. Живот вон, стал как шар. Чтобы ты знал: в конце каникул взвесилась, больше восьмидесяти уже...
Ну ничего ж себе. При ее росточке полтора метра с кепкой, я-то думал, от силы семьдесят… выходит, она уже тяжелее меня.
— И я не хочу, чтобы тебе было за меня стыдно. Так что сяду на диету, — печально завершила Миша.
— Какое «стыдно», ты о чем вообще? — поспешил я. — Ты красавица и с каждым днем только лучше становишься. Уж ради меня тебе точно никакие диеты не нужны, а то мне старшая кузина такие ужасы рассказывала...
— Точно не нужны?
— Абсолютно. Как доказательство сейчас принесу тебе полную коробку печенья, ты еще и половины маминой выпечки не пробовала!
И спускаясь в кладовку, я в который раз поражался сам себе: что я вообще творю! Я же не люблю толстушек!
Март
Взгляд мой сосредоточился на обтянутом слишком тесными белыми джинсами пухлом задике, который покачивался передо мной, медлено и тяжко втягиваясь вверх по лестнице.
— У вас в доме что… вырос… еще один этаж? — Миша остановилась на повороте и развернулась ко мне, тяжело дыша. Беломраморный живот, явно проглядывающий в промежутках между пуговицами блузочки, еще пару секунд колыхался туда-сюда.
На свиданиях со мной она почти всегда носила белые джинсы и винноцветную блузку, подаренные на рождество, и неважно, что джинсы уже трещали по швам, а пуговицы на блузке, того гляди, брызнут в стороны, выпуская круглый живот наружу.
Я вновь пожалел о сказанных в январе словах. Я-то хотел просто убедить ее, что она по-прежнему нравится мне, а Миша восприняла «с каждым днем только лучше становишься» чуток иначе, и за два месяца набрала не меньше десяти кило.
И это не «просто цифры». Бедра у Мишутки стали чуть не вдвое шире, сравнивая со своими же сентябрьскими показателями, задняя часть уже побольше, чем у моей мамы, а толстый живот ее, когда она садилась, разделялся на несколько выплескивающихся вперед складок. Даже груди, с которых вся эта эпопея у меня началась, приняли в себя положенную часть калорий и гордо торчали вперед, пока еще — дальше, чем живот, но вот именно что «пока», и я это прекрасно понимал.
Кроме того, изменилась сама ее манера поведения. Когда-то пакетика чипсов или орешков нам обоим хватало пожевать под фильм, сейчас она горстями закидывала в себя вкусняшки, за час ненавязчиво слопав пару-тройку больших пакетов, что совершенно не влияло на аппетит за последующим обедом. А еще она невероятно обленилась. Раскрутила родителей на освобождение от физкультуры, в школу родители подбрасывали ее на машине, ко мне же она прибывала на автобусе или на такси — пройти лишний шаг? пусть другие потеют.
И вот сейчас ей пришлось карабкаться по ступенькам ко мне в комнату. Я порой диву давался, как же так все обернулось. Я не люблю толстушек. Но вот с одной из них встречаюсь. Что же меня так привлекает в ней? И я снова мысленно погрузился в ее выпуклости...
— В глаза мне смотри, когда я с тобой говорю! — строго потребовала Миша, но пухлые щеки ее расплылись в широченной улыбке.
Я с трудом вытащил взгляд из ее декольте.
— А? Чего?
— Ничего. Не переживай, все получишь, только надеюсь, ты подготовил какой-нибудь сладкий подарочек за то, что я карабкаюсь на твою вершину.
— О, конечно, — заверил я ее.
И когда она плюхнулась на диван, расстегнув джинсы, я вознаградил ее за сей альпинистский подвиг, скормив ей небольшую гору вкусняшек, какой нашей семье хватило бы на неделю. Почему я это делаю?..
Июнь
Наблюдая за угрожающе красной мордашкой Миши, я предложил:
— Может, передохнешь? Вон там свободная скамейка есть.
— Пока… нет… еще… круг...
И затянутый в слишком тесные спортивки и прилипшую к потным округлостям футболку колобочек, пыхтя, покатился дальше. Учитывая, что жара уже за тридцать, бег — не лучшая идея, но отговорить ее не получилось.
Началось все это недели три назад. В конце апреля долгая зима вдруг закончилась, буквально за пару дней температура подскочила градусов на двадцать, Мишенька полезла в шкаф за летними одежками… и обнаружила, что ее фигура претерпела некоторые изменения. Потом, у меня в комнате, она реально заплакала:
— Я не понимаю, как я за полгода вдруг поправилась на тридцать кило!
Положим, почти на шестьдесят, правда, за восемь месяцев, однако этого я произносить не стал. Вместо этого, поглаживая ее ножки, заверил:
— Было бы о чем переживать. Ну поправилась, и что? Тебе идет. По мне, так ты гораздо красивее стала.
Тут я не соврал, чему сам изрядно подивился, однако нынешняя Миша мне и правда нравилась гораздо больше, чем тот ходячий скелетик сентябрьского образца.
— Я, конечно, комплименты люблю, но так больше продолжаться не может. Завтра же сажусь на диету.
— Ты уверена насчет диет? Может, физическая активность лучше поможет, — осторожно предложил я.
— Может быть. Но ты мне поможешь.
— Не вопрос, — согласился я. — Одно упражнение я уже точно придумал, и калорий оно сжигает изрядно, — кивнув в сторону дивана.
— Зараза! — чуть покрасневшая Миша ткнула меня под ребра. — Я нормальные упражнения имела в виду! Хотя и от этого не отказываюсь...
Впрочем, я и правда взялся ей помогать, мы теперь почти каждый день гуляли в парке или в лесу, часика два на ногах на свежем воздухе; Мише оно и правда пошло на пользу — она теперь не пыхтела как паровоз, взбираясь ко мне в комнату, и вообще улучшила форму. Фигура чуть «утянулась» — живот немного уменьшился, и когда она куда-то садилась, штаны уже не трещали. Вроде бы я должен был радоваться, особенно учитывая то самое упражнение на диване, получаемое в качестве вознаграждения за помощь. А я… я чувствовал некоторое разочарование — не от упражнения, нет, но от общего положения вещей. Вот как сейчас.
— Все-таки лучше сядь отдохни. А то в эту жару схватишь тепловой удар.
— Ладно, — выдохнула Миша и с облегчением плюхнулась на скамейку.
— Я схожу за мороженым, поможет остыть, — тут же предложил я, ласково взъерошив ее потные волосы.
— Я за, — радостно кивнула она.
Откусив четверть замороженого брикета, Миша пожаловалась, даже не прожевав:
— Дома мне сейчас очень трудно.
— Да?
Проглотила и пояснила:
— Мама всячески мешает моей диете. Только и делает, что готовит мои любимые блюда, и постоянно то добавки предлагает, то вкусняшки всякие подсовывает — печенье, шоколадки… Это из-за нее я пока и десяти кило не скинула, все еще восемьдесят восемь.
Мда. А я чем лучше? И почему я вообще это делаю, если не люблю толстушек? Что меня так привлекает в ее округлостях? Только то, что благодаря мне и начали расти?
— Еще мороженое будешь? В такую жару не повредит.
— Да, тут только холодный душ поможет, — вздохнула она.
— Я бы предложил...
— … но под ним у нас сразу станет жарко, — улыбнулась Миша.
Июль
— И как минимум раз в день будь на связи, — потребовала она. — В отеле обещают вайфай и все прочее, так что не пропадай.
Мы лежали рядом на покрывале в нашем любимом гнездышке у меня на чердаке, одетые сугубо в собственную кожу, так что я любовался ее роскошными выпуклостями. В первую очередь, конечно, прекрасно-округлыми дыньками с розовыми пуговицами сосков, однако взгляд мой периодически скользил и по широким бедрам, и, как ни странно, по животу, который вновь начал опасно выпирать.
Миша продолжала придерживаться диеты — но, как именовала это моя мама, «вербальной диеты». Иными словами, по нескольку раз в день она засыпала меня объяснениями, почему, согласно таблицам калорий, принципам диет, питательной ценности, особенностями развития подросткового организма и тэ дэ и тэ пэ, она, выбравшись из дому, первым делом должна была забежать в кондитерскую и слопать те пять пончиков.
Ну и двигательная активность также сократилась — бегать Миша уже почти месяц как бросила (к вящему моему удовольствию), а пешие прогулки сократились до кратчайшего маршрута «дом — кондитерская — кафе-мороженое — »Царь-бургер" — булочная — дом". Единственным регулярным упражнением осталось то самое, на диване (ну и в других местах тоже), после которого я срочно должен был куда-то выкидывать использованную резинку. Так что неудивительно, что все сброшенные килограммы потихоньку возврвщались обратно.
— Писать я, конечно, буду, но я сам намылился в горы. Там хорошо если пара сообщений в день пройдет, связь ни к черту.
— Знаю. Но туда ты только на неделю, а до того и после того — никаких ограничений не будет.
— На этот счет не волнуйся, будет возможность — буду писать.
— Я не выживу без тебя целых три недели на Канарах! — всхлипнула Миша.
Я притянул ее к себе и обнял, поглаживая по спине.
— Всего три недели. Они протекут очень быстро, моргнешь — и все. Будем переписываться. А сегодня — как следует попрощаемся, да? — и я потянулся за следующей резинкой.
Она перехватила мою руку.
— Я, конечно, за, но… в общем, мне сперва надо набраться сил, потому как после первого раза я жутко голодная. Ты ведь сводишь меня перекусить?
— Ну а как же. Стейк с картошкой?
Я прекрасно знал, что после стейка Миша попросит еще тортик или мороженое — а скорее и то, и то, — и конечно же, я ей не откажу. Я же не люблю толстушек, так почему продолжаю ей потакать?
А рука моя сама собой ласкала ее мягкий бочок.
Август
В парк я шел, изрядно волнуясь. Во время разлуки Мишутка писала мне целые полотна, но в основном там были жалобы на скукотищу, описания канарских пляжей и подробное перечисление всего, что есть в меню. Ну и как ей меня не хватает рядом. А вот последнее послание завершалось словами «ты, главное, не пугайся, когда меня увидишь».
Срезав угол, я прошел по газону и к нашей любимой скамейке приблизился сзади. Там кто-то уже сидел, некая весьма корпулентная барышня с блондинистыми кудряшками, поедающая мороженое. Жиры ее вываливались из расстегнутых шорт.
Нет, вовсе не уродина. Фигурой чем-то смахивает на Мишу, только у этой роскошный медный загар, и стрижка совсем другая, более взрослая, ну и лишних килограммов заметно побольше, эти округлости, и грудь… Она отправила в рот стаканчик целиком, отчего круглые щеки стали еще круглее, и второй подбородок обозначился более заметно. Потом она вскинула голову, взглянув на меня — а я замер. Это же Миша!
Я ракетой рванул к ней и обнял, не давая подняться. Несколько минут никакие слова нам вообще были не нужны, а потом Миша счастливо вздохнула.
— Я так боялась, что ты сбежишь, как увидишь меня...
— С чего это ты так решила? — крепко обнимая ее, я губами снял слезу с ее щеки. — Ты же мне очень нравишься.
— Знаю, — новая слезинка. — Ты просто прелесть. И я жутко по тебе скучала. Там практически нечего было делать. От скуки заглянула к парикмахеру, поэтому поэкспериментировала с цветом волос и вообще. Мама сказала, с этой прической у меня лицо кажется менее пухлым, а ты как считаешь?
— Ну… — Да, вот и меня не убедило. Я быстро сменил тему: — А что ты там еще делала?
— Да говорю ж, ничего! Экскурсия на яхте, а так мы три недели валялись на пляже и загорали. Пятиразовое питание, шведский стол, каждый день какое-то новое блюдо и надо все попробовать… — Миша фыркнула. — В общем, обжиралась как не в себя. За первую неделю вернулось все, что я сбрасывала три месяца. Вконец раскоровела.
— Не наговаривай на себя, ты чудесно выглядишь, — сказал я.
— Ага. Вот только на десятый день набралась духу влезть на весы, увидела там трехзначную цифру, разозлилась на весь свет и на себя в первую очередь, и принялась лопать еще активнее. Когда обратно ехали, пришлось одолжить у мамы шорты, и то тесными были, — она похлопала себя по пузу. — Мама, между прочим, весит сто десять и облегающие шмотки не признает. А на меня толком не налазит. Сам видишь, как я разжирела.
Ого, значит, она уже больше матери весит? Это что же дальше будет? А ведь я не люблю толстушек. Или...
Одной рукой все так же обнимая ее, второй я погладил это бедное натруженно пузо.
— Не сходи с ума. Ты самое прекрасное создание под этим солнцем.
— Но ты что, не видишь… — Миша замялась.
— Мне плевать, что там на весах, — просто сказал я. — Цифры ничего не значат, они не могут объяснить, какая ты красавица. И если эти цифры станут расти — меня это н волнует. Ни капельки. — И я погладил это роскошное круглое пузо, пощекотав пупок.
— Правда? В смысле, знаешь… — она огляделась, вдруг кто услышит, и хотя рядом никого не было, шепотом сказала: — Я уж давно думаю, может, чтобы от резинок отказаться, перейти на противозачаточные таблетки? Но боялась, потому что после такого все мои знакомые начали поправляться...
— Ну и что? Ты станешь еще красивее, только и всего.