На ужин с Андреа

На ужин с Андреа

(Dinner with Andrea)

Повесив на крючок с полдюжины пакетов из супермаркета, Марти потер ладони, восстанавливая кровообращение в пальцах, и аккуратно повернул ключ. Открыв дверь, он вошел в крошечный домишко на колесах — однако Андреа не было на обычном ее месте, то бишь на тахте перед телевизором.

— Дорогая? — нервно позвал он.

— Я тут, — донеслось из спальни. — В сети.

— Хорошо, не вопрос, я пока занесу покупки.

Затаскивая все на кухню, он в который раз подумал — эх, если бы у них было жилье получше! Андреа не заслужила такого местообитания, как эта крысиная нора. Хотя даже и у крыс вкус получше...

Увы, но оба они просто студенты, и денег категорически не хватало. А они нужны были на обучение, на книги, и само собой, на еду. А еды нужно много. Его и ее родители не знали, что помогают оплачивать это обшарпанное гнездышко… пока. Однажды — узнают.

Дело было нелегким, а девушке вроде Андреа нужно немало. Родительские деньги они растягивали как только могли, Марти подрабатывал в музыкальном магазине, а Андреа немного играла на бирже — и в отличие от многих других, редко оставалась в минусах. «Применить полученные знания к делу», так Андреа это называла. Оба они были старшекурсниками, только он специализировался по музыке, а она — по коммерции.

— Как прошел денек? — спросила Андреа, когда Марти тащил третью и последнюю груду покупок.

— Нормально. А у тебя?

Она не ответила, но Марти знал — лучше не прерывать Андреа, когда та работает. Он загружал покупки в буфет — громадные «экономные» пакеты с рисом, макаронами, сахаром и мукой. «Дешевая жрачка», как всегда, вздохнул он. Растительное масло и заменители; Андреа без ума от жареного. Торба с уцененным вчерашним хлебом и дюжина коробок с кексами. И — натуральное сливочное масло: тут Андреа никаких заменителей не признавала.

Закончив, Марти сделал круг по кухоньке, проверил карман — уже в третий раз — и, плюнув, вернулся в гостиную. На полу валялась груда тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся платьем Андреа — ну да, утром, когда он подвозил ее, она была именно в нем. Марти улыбнулся: за компьютером Андреа предпочитала сидеть почти без ничего, потому-то он и не входил в спальню, иначе никаких сил не хватило бы не приставать к ней. Он поднял платье и положил на тахту; сложенным, оно занимало почти половину сидения. Как и сама Андреа.

Наконец Марти надоело молчать:

— Как визит к врачу?

— Сейчас расскажу… дай только закончу эту сделку. Все. Иди помоги мне встать.

Марти помчался в спальню — само собой, Андреа была там, перед монитором, одетая лишь в панталоны. Как всегда, сердце у него забилось чаще, колени задрожали, а в паху стало теснее.

Андреа была толстой. Невероятно толстой. Живот ее возлежал на раздвинутых для упора ляжках, свешиваясь с обеих сторон, и достигал коленей, или по крайней мере пышных складок плоти на том месте, где полагается быть коленям. На огромном животе покоились груди, каждая с подушку величиной, а бедра так раздались вширь, что полностью заполняли широкую банкетку, которую Марти специально установил у компьютера — тут никакого стула не хватило бы.

Андреа улыбнулась, точно зная, какое впечатление производит на Марти. Зеленые глаза искрились на круглом личике, обрамленном светлыми волосами. Щеки были розовыми отнюдь не из-за румян, а двойной подбородок фактически сливался с воротником плоти, возлежа на округлых плечах девушки.

Подруга-визажистка из лучших побуждений однажды предложила ей макияж «чтобы лицо выглядело чуть более худым», на что Андреа лишь улыбнулась и ответила, что ее вполне устраивает имеющийся вариант. Марти это мнение всячески разделял.

Она протянула ему руки; между пухлыми ладонями и еще более пышными запястьями выделялись ниточки перетяжек. Марти наклонился было обнять ее, но она уперлась руками ему в грудь и слегка его оттолкнула.

— Встать! — потребовала Андреа.

Взяв ее за руки, он снова обратил внимание: когда Андреа поднимала руки, складки мягкой плоти, свисавшие с предплечий, почти достигали талии (вернее, того места, где она когда-то была). Словно крылышки, когда-то показалось ему — и когда Марти впервые сказал это вслух, она захихикала и воскликнула: «Я могу летать!» И помахала руками, отчего мягкая плоть отчаянно заколыхалась. Впрочем, хватило ее лишь на пару взмахов. Слишком тяжело, рассмеялась Андреа. С тех пор они так и звали эти объемистые колышущиеся складки, «крылышками».

— Готов? — спросила она. — Раз, два...

На «три» Марти потянул, а Андреа оттолкнулась, медленно перемещаясь всем своим исполинским телом в вертикальное положение; затем она сама обняла Марти. Прижимаясь к ней, он чувствовал, как ее живот задевает его колени, а груди пытаются втиснуться подмышками. Он также обнял ее — само собой, обхватить Андреа целиком он давно уже не мог, и просто закопался обеими руками в мягкие складки на боках и спине.

— Объятий мягче твоих нет в целом свете, — пробормотал он.

— Ну еще бы, — без тени сомнения отозвалась она, затем потянула голову Марти вниз, чтобы наконец поцеловать его — при своих 155 см она доставала ему лишь до груди. Ему пришлось не только наклонить голову, но и потянуться всем телом вперед, нависая над ее животом, чтобы достать до лица. Отдавшись поцелую, Марти медленно сдвигался вбок, чтобы упасть на кровать и потянуть ее за собой. Ему жутко нравилось чувствовать, как громадный вес Андреа вжимает его тело в кровать, а ее это, кажется, возбуждало еще сильнее. «Я такая толстая! — говорила она. — Словно перина, закрываю тебя полностью!» И действительно, у Андреа были настолько широкие и мягкие бедра, что когда она плюхалась сверху, они обволакивали его и касались постели по обе стороны от его собственных. Все это, разумеется, перерастало в занятие любовью… и сейчас для такого времяпровождения вполне подходящий случай.

Обоим очень нравилась эта игра, Андреа всегда делала круглые глазки «как же это так вышло?»

Но на сей раз у нее на уме было другое.

— Давай выберемся куда-нибудь… это дело надо отметить?

— Что? Зачем? — Марти и сам как раз задумал «отметить», но о чем это она?

— Мы только что заработали три штуки баксов! — сообщила она. — Я купила по пятьдесят девять, подержала с недельку и продала по девяносто шесть. А потом… ладно, не суть важно. В общем, в плюсе три тысячи. Я сделала пару инвестиций, двадцать две сотни добавила к рабочим резервам, так что нам на жизнь осталось восемь сотен. Так что можем наконец выбраться куда-нибудь и хорошо покушать.

Марти решил, что ослышался: кухня у них, конечно, самая простая, но… а потом Андреа, расплывшись в широкой ухмылке, пожаловалась:

— А то ты моришь меня голодом!

— Точно. И ты таешь прямо на глазах. — Он шлепнул ее по громадному пузу.

— Сам сказал. Я и на обед-то не ела ничего кроме салата. Подай лифчик.

Совсем не похоже на Андреа; она не великая любительница овощей и фруктов.

— Какой еще салат?

— Картофельный, само собой, ты ж сам его вчера сделал, помнишь? Очень вкусно, особенно когда ты добавил сверху майонеза, как я попросила. Мммм!

Марти повернул голову — ну да, у компьютера стояла четырехлитровая кастрюля, которая еще вчера была полной.

— Ты что, ВСЕ съела? — выдохнул он.

Сколько Андреа поглощала за день, ни в одной голове не умещалось. Его это невероятно возбуждало — Марти беспокоило скорее то, что Андреа зовет своими любимыми блюдами.

— Угу. Хотя и заняло это полдня. — Она сильно наклонилась, упихивая в бюстгальтер огромные пышные груди; живот ее при этом свисал ниже колен.

— И еще печенье и чипсы, — заметил он пустые обертки.

— Но это уже ПОСЛЕ обеда, — возразила Андреа. — Я знаю, ты беспокоишься о том, что я ем, вот поэтому на обед я и ограничилась салатом. И за то, что была такой хорошей девочкой, взяла немного печенья и чипсов. — Для Андреа «немного» значило «всего один пакет». — А печенье-то с двойной начинкой, ммм… ты знаешь, что наполнители там — сплошной сахар и жир?

— Вроде кто-то что-то такое говорил.

— Наверное, я и говорила, — радостно согласилась девушка.

«Почему от подобной снеди Андреа так возбуждается? — подумал Марти. — И почему это жутко возбуждает меня?»

— А где мое платье?

— В гостиной.

Она шагнула вперед, домик содрогнулся.

— Знаешь, лифчик уже тесноват. Вечером, когда выйду в сеть, закажу парочку на номер больше. Слишком много нам не нужно.

Учитывая, как Андреа полнела, одежда, которую она перерастала, обычно еще вполне сохраняла вид.

— Слушай, а зачем тебе вообще лифчик? — спросил Марти. — В смысле, он же толком ничего не держит… — Не создано еще такой ткани и такого кроя, чтобы удержать грудь такого веса и объема.

— Он ПОДДЕРЖИВАЕТ! — возразила Андреа. — Без него у меня груди свисали бы до пупка… и в нем они не так подпрыгивают.

— Все равно подпрыгивают, — честно заявил Марти.

Когда Андреа передвигалась, у нее двигалось все. Колени, подпирая снизу обильное чрево, с каждым шагом порождали на нем серию самых настоящих волн, массивные ягодицы покачивались из стороны в сторону, складки плоти на ногах колыхались — а груди, разумеется, подпрыгивали, причем одна независимо от другой.

— Ну… да, — согласилась она, — но не ТАК. Это скорее «шурх-шурх», а не «джиг-джиг-джиг». И народ не показывает пальцем — мол, глянь, вон толстуха ходит без лифчика!..

Повисло молчание. Марти повернулся и посмотрел в ее глаза, и увидев хитрый огонек и широкую улыбку — понял, чего она хочет. Андреа обожала демонстрировать свои телеса и шокировать народ. В теплую погоду она таскала чересчур короткие шорты, а так нередко влазила в слишком уже тесные футболки, которые и близко не прикрывали раздавшегося чрева, или в облипающие лосины, сразу становясь похожей на сардельку-переросток. И вот теперь новая мысль; скоро она наверняка захочет проверить, каково это. Слава богу, такое на нее находило на всякий раз — но ведь в любой момент может найти… вот как сегодня. И что Андреа выкинет вечером?

— Так что сказал врач? — снова спросил Марти, надеясь переключить ее на другой канал. Он открыл дверь и направился к машине.

— Он сказал — да! — С широкой ухмылкой Андреа достала голубой прямоугольник со знакомым символом. — Все, я теперь официально инвалид. Больше не будешь меня высаживать и потом выискивать, где бы припарковаться, потому что мне нельзя долго ходить и высматривать, куда тебя занесло.

— И по какой статье? — спросил Марти, открывая дверь старенькой «тойоты». Когда Андреа опустилась на сиденье, пружины застонали.

— Одышка. ОСТРАЯ одышка.

Что ж, так и есть. Розовые щеки девушки просто пылали и она тяжело дышала, хотя всех усилий было — пройти два шага до машины.

— И все, больше ничего не нашел?

— Разве что ту старую травму колена.

Марти фыркнул: эту историю он уже слышал. Пухленькой девятикласснице Андреа угодили по ноге баскетбольным мечом. Синяк был на ляжке, но она убедила доверчивого врача, что ей серьезно повредили колено. И никаких больше уроков физкультуры! На самом-то деле с ней все было в порядке, но «травма колена» служила прекрасным оправданием, когда кто-то упоминал про занятия спортом, упражнения на тренажерах или хотя бы долгие прогулки. Одышка, та по крайней мере не выдумка.

— А в остальном? Врач сказал что-то насчет, э...

— Что никого толще меня он в своей жизни не встречал? Само собой. Обычное запугивание: инфаркты, диабет — которых в роду у меня сроду не бывало, — ну и все такое. И разумеется, мне надо сесть на диету, питаться исключительно здоровой пищей, упражняться и сгонять вес. Старая песня, — рассмеялась она.

— И они тебя взвесили?

— А это часть моего сегодняшнего сюрприза. Двести пятьдесят пять! С тех пор, как мы познакомились, я набрала СТО ВОСЕМЬДЕСЯТ кило!

— Ого!

— Вот-вот, то самое слово. Круто, а? Я от возбуждения едва дышала, и когда добралась до дому, сразу принялась есть и не останавливалась, пока ты не появился. — Девушка обхватила себя руками, стиснув свои груди так, что те поднялись до подбородка.

— И что они сказали по поводу того, насколько ты поправилась?

Она снова рассмеялась.

— Согласно отчетам двухлетней давности, я весила сто пятьдесят, но это явно ошибка, потому что ну как же такое возможно, за два года набрать больше ста кило?

— Еще что-нибудь?

— Признаки повышенного давления. Прописали пилюли.

Марти сглотнул.

— Андреа… — начал он.

— Даже не продолжай! Папа эти пилюли пьет уже много лет, и с ним все в порядке. Я обещаю, что буду хорошей и буду принимать лекарства регулярно. Ну, если только там нет никаких мочегонных… я проверю. От них вечно то голова болит, то еще что-нибудь. — Во всяком случае, именно это услышит врач и изменит назначение.

— Я прослежу, как ты их принимаешь.

— Да, мамочка.

— Так куда едем? — спросил Марти. — Особое местечко, думаю. Как насчет Анжело? — Отменный итальянский ресторанчик, но позволить себе регулярные визиты туда они не могли. Само собой, кормежка по типу шведского стола, потому что накормить Андреа по обычному меню было бы чудовищно затратно.

— Нет. Я хочу… — Она облизнулась, словно прикидывая, по каким именно блюдам сильнее всего проголодалась. — Сегодня я хочу НЕПРАВИЛЬНОЙ кухни. По-настоящему НЕПРАВИЛЬНОЙ! — Для Андреа «неправильная кухня» обозначала кошмар врача-диетолога: сладкое, жирное, соленое, и все — жареное в масле. — Ага, придумала: «Сухой Док»!

Разумеется, там тоже подавали шведский стол — морепродукты во всех видах. Самое то для Андреа, чтобы насладиться «неправильной» кухней.

— Хорошо.

Марти вел машину и вспоминал, как он впервые обедал с Андреа, три с половиной года назад. Первый день в колледже, вечерняя лекция. Целый час профессор что-то рассказывал о средневековье, а Марти глазел на девушку в двух рядах впереди. Светловолосая, более чем пышненькая и очень привлекательная. Шорты облегали пухлые ножки, а футболка почти не скрывала полных округлых грудей. «Сегодня ночью помечтаю о ней», подумал он.

После лекции он смотрел, как она идет: ноги подрагивают, бедра покачиваются, а груди весело подпрыгивают в такт шагам...

«А она пойдет со мной на свидание?» — спросил себя Марти.

И миг спустя уже шагал за нею, затем оказался рядом — и, к собственному ужасу, первым раскрыл рот и заговорил:

— Уфф! Придется привыкать к этим ночным лекциям, — выдал он. Ну ладно, это хоть ни к чему не обязывает.

— Угу. В колледже все совсем иначе… — Она остановилась. — Ну вот и моя общага. — И улыбнулась. — Ну что, до среды? Меня зовут Андреа.

И его язык снова заработал сам по себе:

— Погоди… Как ты насчет пиццы?

Андреа ответила «охотно!» и пошла вместе с ним. Марти давно забыл, о чем они там болтали, но хорошо помнил, как пытался наблюдать за кушающей девушкой так, чтобы это не было заметно. Он грыз второй ломтик пиццы, а она уже потянулась за четвертым.

— Вкусно, — заметил он.

Она опустила руку, но потом взяла-таки ломоть и откусила.

— Угу, я обжора, — сказала Андреа.

— Да нет же! — и мысленно добавил: ну скушай еще немного!

— Знаешь, последние лет шесть-семь я сижу то на одной диете, то на другой.

У Марти сжалось сердце. Бетти, его подружка в старших классах, тоже постоянно сидела на диетах. И как Марти ни убеждал ее, что любит ее именно в таком виде, она отказывалась признавать эту точку зрения.

А Андреа продолжала:

— И с тех пор, как я перешла в старшие классы — это, пожалуй, мой нижний предел в смысле веса.

— Ты прекрасно выглядишь, — выдал Марти традиционную фразу: когда девушки говорят, что похудели, то желают услышать именно это. — Только надеюсь, дальше ты худеть не станешь! — Боже, о чем это он?!

— Мда? Скажи это моей мамочке: она думает, что я все еще толстая. — Андреа ехидно ухмыльнулась. — Но теперь я в колледже, а мама в четырех часах езды отсюда, и я намерена есть то, что захочу, и столько, сколько захочу, и наслаждаться каждым кусочком. Так что этот ломтик я доем, а потом, пожалуй, возьму еще один!

— Вот и отлично. Наслаждайся! — на сей раз Марти говорил куда более искренне.

Они болтали еще и еще, и оказалось, что им нравится находиться вместе, так что они встретились еще раз, потом еще… и вскоре уже встречались, так сказать, по-настоящему. Одно вело к другому, и спустя несколько недель они уже были вместе почти каждый день… и каждую ночь.

Бетти, та лишь через полгода свиданий расслабилась настолько, чтобы позволить ему слегка себя погладить, но похоже, настоящего удовольствия от этого не получала. Андреа же, напротив, хотела, чтобы ее постоянно касались — гладили, массировали, щекотали, поглаживали, целовали, везде и всюду.

Бетти была куда крупнее Андреа, и обычно для Марти это значило «более привлекательная». Само собой, Андреа ему очень нравилась, но имелась еще одна разница: Бетти была вся округлой, гладкой и плотной, Андреа же — наоборот, мягкой, плюшевой и пышной, у нее все так завлекательно колыхалось и подрагивало, а еще имелось много интересных складочек и выпуклостей...

Как-то раз, спустя месяца полтора после первой встречи, он заглянул к ней в общежитие и ждал, пока она переодевалась, и Андреа заметила:

— Ха! А эти уже не годятся.

— Ты о чем?

— Шорты. Я была в них в тот первый день, когда встретила тебя. Тогда они были как раз, а сейчас — только посмотри.

Само собой, животик и ягодицы округлились настолько, что шорты растянулись до предела, а над поясом нависала складка мягкой плоти.

— Мне — нравится!

— Ну еще бы, тебе же нравятся все мои жиры, угу?

— Э… — сказать «нет» и обидеть ее? сказать «да» и обозвать себя извращенцем? — Любимая, ну какие же это жиры...

— Приди в себя! — Она стянула шорты, а вместе с ними и трусики, демонстрируя Марти свое мягкое округлое пузико. — Вот это — жиры, и они тебе нравятся, даже если ты не хочешь говорить об этом вслух. — И она УХМЫЛЯЛАСЬ! — Брось, Марти, ну это же очевидно! Да, ты ласкаешь мои груди и зад, обычное дело для всех парней. Но если тебе не нравятся мои жиры, почему ты сворачиваешься у меня на животе как кошак, а? Или вылизываешь складочку у пупка? Или перебираешь складочки у меня на спине? А?

— Ладно, — рассмеялся Марти, — я люблю твои жиры! Они меня возбуждают.

— И ты любишь смотреть, как я ем, не так ли? Ты пытаешься скрыть это, но я же вижу, как ты наблюдаешь. А все наши свидания оборачиваются едой. «Возьми еще бургер», «Хочешь мороженого?», «На, доедай», «Конфетку под фильм дать?». Знаю я, что ты делаешь… ты пытаешься раскормить меня!

— Я и не думал, что это так оченидно.

— Гррр! Повезло тебе, что мне это нравится, а то я бы на самом деле на тебя рассердилась! — И она легонько его ущипнула. — Это за то, что пытался меня обмануть. Мог бы просто взять и попросить меня, чтобы я потолстела.

— Ну, я боялся, что ты можешь подумать...

— Кхм! — Андреа заговорила громче. — Я сказала: просто взять и попросить меня, чтобы я потолстела!

— Э? А! Андреа, я люблю смотреть, как ты кушаешь, и меня возбуждает, когда ты набираешь вес… ты потолстеешь для меня?

— Ха! Долго же ты набирался смелости. — И Андреа улыбнулась. — Мне нравится есть и нравится возбуждать тебя. А поскольку я, похоже, все равно растолстею — почему бы и нет? Получу удовольствие!

Удовольствие получали оба. Андреа была без ума от собственных растущих объемов, и часто указывала Марти на очередную слишком тесную шмотку и новые изгибы.

— Хочу до рождества перевалить за девяносто, — сказала она. — Сейчас во мне восемьдесят два. Когда мы познакомились, было семьдесят два. Максимум, сколько я раньше весила — восемьдесят пять, и я хочу увидеть выражение мамочкиного лица, когда я втиснусь за рождественский стол… и сообщу ей, что теперь во мне больше девяноста!

И Андреа всерьез взялась за дело: регулярный полуночный перекус, постоянное наличие конфет в сумочке, и десерты за каждой трапезой. Она достигла своей цели — да и рождественские каникулы провела, кажется, не вылезая из-за стола.

Однако это было лишь началом. Талия Андреа раздавалась все больше и больше, а вместе с нею рос и ее аппетит. За последние три года изменился также и сам подход к еде. Сперва девушка просто наслаждалась свободой есть что угодно и сколько пожелает. Потом она стала намеренно переедать, набивая желудок сверх всякой меры. Сперва она поправлялась просто потому, что любила покушать — но потом это стало возбуждать ее так же сильно, как Марти.

Изменился не только ее аппетит. Андреа и так вела не слишком активный образ жизни — помимо секса и еды, больше всего она любила читать, смотреть телевизор и гулять в сети. Но растолстев, девушка стала еще более ленивой, медлительной и совершенно утратила форму. Она не возражала, более того — это стало для нее еще одним положительным эффектом набираемых килограммов. Сперва Марти считал это странным, но вскоре стал разделять ее восторг.

И терзался из-за этого. Пускать слюнки при виде толстушки, которая вдобавок еще и толстеет — нормально. Но возбуждаться, потому что она утратила форму? Что-то тут не так, даже если ему это и нравится.

Андреа смотрела на это иначе. Она обожала рассказывать ему, как быстро устает и как трудно становится заниматься бытовой рутиной. Ее это возбуждало, его — тоже, и с ее точки зрения тут не о чем больше говорить.

— Что-то ты сегодня неразговорчив, — проговорила она, вернув его к реальности.

— Просто думаю.

— Да? О чем?

— О тебе.

— А. Ну тогда ладно, продолжай.

Вскоре встал финансовый вопрос: прокормить Андреа оказалось недешево! А еще одежда, из которой она постоянно вырастала. Пора было всерьез задуматься и пойти на кое-какие жертвы. Согласны? Само собой! Марти устроился подрабатывать в музыкальный магазинчик, и они экономили на всем, кроме еды. Их это устраивало: раскармливать Андреа стало главной целью обоих. Через полтора года Андреа, избравшая коммерческую деятельность, заметила, что чем снимать две комнаты в общежитии, дешевле будет жить вместе — и они сэкономили даже больше, обитая в этом обшарпанном трейлере. Тут они могут быть вместе и готовить то невероятное количество еды, которое теперь требовалось Андреа, чтобы насытиться.

И когда они переехали, она раскрыла то, что, вероятно, было главной причиной этого шага.

— А теперь ты будешь обо мне заботиться, холить меня и лелеять, чтобы я и пальцем лишний раз не шевельнула.

— Что?!

— Сам знаешь что. Я поправилась для тебя сам знаешь насколько. Так что ты обязан мне хотя бы этим, угу? Посмотри, какая я толстая!

Марти посмотрел, а она повращала бедрами, заставив свои телеса колыхаться как желе. Тогда Андреа весила уже больше ста сорока, громадный отвисающий живот и складки везде, где только возможно.

— Понял? И я не собираюсь изнурять себя уборкой, стиркой, готовкой… хотя ладно, на готовку согласна. Но все прочее на тебе, понял?

Отказавшись даже от таких вот бытовых действий, она все больше и больше теряла форму и стала почти беспомощной. Сегодня, в результате долгого ничегонеделанья и набрав еще сотню с лишним килограммов, Андреа сама почти ничего не могла сделать; надеть носки и туфли, подобрать то, что уронила, вытереться после душа — для этого у нее был Марти.

Она не могла влезть в собственную машину на водительское сидение — мешал руль. Она не могла даже мастурбировать — громадный шарообразный живот стал слишком велик, чтобы дотягиваться рукой! Для Андреа это стало не минусом, но еще одним источником возбуждения. Тогда она набросилась на пришедшего домой Марти и практически изнасиловала его; после он выяснил, что она пыталась поласкать себя, обнаружила, что больше не может сделать это самостоятельно, и от возбуждения у нее чуть крыша не поехала.

Переменились и ее вкусы по части еды. Нет, не вкусы — сам подход. Сперва Андреа просто ела все, что хотела — само собой, это были сладости, снедь из Макдональдса и все жареное. «Все, что мне не давали кушать в детстве», объяснила она.

Но когда Андреа всерьез начала набирать вес, она стала выбирать еду не по вкусу, а конкретно по калорийности. Слишком уж напрягаться ей не пришлось, потому что большая часть ее любимых блюд и так располагались в верхней части «шкалы калорийности». Но сейчас Андреа пристрастилась к «неправильной кухне», как она это именовала, и получала наслаждение от того, что питается неправильными блюдами: сало вместо растительного масла, сливочное масло вместо маргарина, изобилие соли. И постоянно жевала что-нибудь сладкое.

Марти это тревожило, хотя он и признавал, что его подобное насилие над организмом тоже возбуждает. Но когда он поделился своими тревогами с Андреа, она лишь рассмеялась.

— Я поправилась на сто пятьдесят кило, и ТЕПЕРЬ должна об этом беспокоиться? Приди в себя!

В другой раз она заявила:

— Но я ем и здоровую пищу. Вот, видишь? — И показала на пакет с конфетами, на котором желтела наклейка «без холистерина».

— Так там же чистый сахар!

— А я-то думаю, почему так вкусно!

При виде светящейся вывески ресторана Марти вернулся к действительности. Он припарковался у входа, на месте «для инвалидов». Мысленно он поклялся никогда не занимать последнее незанятое место, неважно, что бы там ни говорила Андреа — но сегодня на стоянке оставалось еще с дюжину свободных закутков.

Андреа, выбравшись из машины, шествовала к дверям. Марти задержался — полюбоваться великолепным видом на ее задний фасад. Тонкая ткань платья, мягко облегая гигантские ягодицы, совершенно не скрывала волнующее колыхание плоти при каждом шаге. Потрясающая девушка! Она воплощала собой все его мечты как любителя пышек, а также массу своих собственных… но не только. Уютная, добрая, честная, разумная… список добродетелей Андреа можно было продолжать еще долго. Веселая. Мгновенно становится своей в любой компании. А уж по части мозгов — Марти и сам был весьма неглуп, но в любой беседе с Андреа он оказывался на полкорпуса позади, причем у нее как-то получалось превращать это в приятное времяпровождение. Единственный вопрос, который Марти себе задавал — «что ОНА нашла во МНЕ?» Впрочем, случалось это не слишком часто, потому что он любил ее, а она, неважно уж почему, любила его — и хватит об этом.

Он снова потянулся к карману и достал припрятанное там колечко. Сегодня Марти спросит ее, согласна ли она выйти за него замуж.

Официантка вела их к столику, а Марти отметил, что среди общего застольного гомона можно вполне свободно поболтать, не опасаясь лишних ушей. Да и заведение достаточно большое, чтобы никто не показывал пальцами, увидев, сколько Андреа ест.

— Помнишь тот китайский ресторанчик? — шепнул он ей на ухо.

В маленьком заведении кормили вкусно и дешево, и они хоть раз в неделю, но заглядывали туда… пока хозяин не указал им на новый порядок обслуживания: после слов «Кушайте сколько влезет» появилась приписка карандашом — «не более двух тарелок». Андреа и Марти ни минуты не сомневались в причинах появления этой приписки и более в том ресторанчике не появлялись.

— Ха, — сказала тогда Андреа, — если они имели в виду «сколько влезет в среднестатистический желудок», так бы сразу и написали.

— Нет, — усмехнулся Марти, — им следовало бы написать «сколько влезет в кого угодно, кроме Андреа».

Она рассмеялась.

Пару раз им пришлось идти в обход — бедра Андреа шириной превосходили некоторые проходы. Наконец официантка остановилась и указала им на небольшой альков. Тяжело дыша, Андреа посмотрела на банкетку и прикрепленный к полу стол.

— Простите, — мирно вопросила она, — но вы действительно думаете, что Я помещусь ТАМ?

Официантка, столкнувшись с проблемой, превосходящей обычные, покосилась на громадный живот Андреа, на маленький альковчик — и завертела головой, пытаясь найти решение.

— Может, лучше за отдельным столом? — предложил Марти.

Андреа сама могла бы с самого начала об этом сказать, но сегодня ей нравилось развлекаться и шокировать людей.

Когда они наконец разместились, официатнка принесла кока-колу для Марти и чай для Андреа, которая немедленно плюхнула в чашку столько сахара, что на дне образовался белый слой сантиметра в два. «Так вкуснее», утверждала она.

Еду для Андреа Марти охотно принес бы сам, но она решила, что сама прогуляется к столам, только дух переведет. Имея обширный опыт в этом вопросе, Марти знал, что для Андреа это будет не ужин, а так — попробовать то-се-пятое-двадцатое, и по итогам дегустации взять вторую порцию, третью и так далее. Она накладывала на тарелки целые горы снеди: жареные морепродукты, морепродукты со сметанным соусом… в общем, все подряд. К концу ряда на тарелках громоздились уже натуральные вавилонские башни.

— Ой, посмотри!

— Крабовые ножки?

— Растопленное масло! Марти, дай чашку. Да не эту пластиковую мелочь, настоящую, вон, как для супа. Да! Наполни, пожалуйста.

Сливочное масло сопутствовало, кажется, всему. Крабовыми ножками Андреа не соблазнилась — «слишком хлопотно», — но взяла креветки, тушенные в масле, кукурузные клецки с маслом… короче, все подряд.

— Обожаю, — заявила она. — Оно все такое, ну, НЕПРАВИЛЬНОЕ!

И ей действительно нравилось есть именно так — Марти точно это видел, тонкая ткань платья не скрывала ее напрягшиеся соски.

Марти еще и половину собственной порции не осилил, а Андреа уже погнала его за добавкой. А через несколько минут — за следующей порцией. Когда он возвращался, балансируя тарелками с вязкой клейкой запеканкой, жареными морепродуктами и очередной чашкой масла, сбоку раздался голос:

— Сударь?

Как студент-старшекурсник, Марти не привык к такому обращению, но с ним говорил совсем еще мальчик — тощий, не старше пятнадцати.

— Сударь, она что, правда все это съест? — и покосился в сторону Андреа.

— Э...

— Простите, сударь, я понимаю, что это совершенно не мое дело, но я просто не мог не спросить! Она такая… невероятная!

О да, этот взгляд ни с чем не спутаешь. Юный пышколюб.

— Точно, невероятная, — согласился Марти. — И — да, она съест все это, а потом попросит еще.

— Ого! Может, однажды… — Мальчишка еще раз посмотрел на Андреа и сглотнул. — Спасибо, сударь!

Вернувшись, Марти пересказал все Андреа и указал на мальчика.

— Я точно знаю, кого он сегодня увидит во сне.

Андреа повернулась, поймала взгляд паренька и улыбнулась ему. Смущенный, тот быстро отвернулся, а потом повернулся обратно и расплытся до ушей.

— Пойти, что ли, поцеловать мальчика, — заметила она.

— Даже и не думай, — твердо отрезал Марти. — Там его семья, и ставлю миллион против одного — они понятия не имеют, что ему нравятся толстушки.

— Что, правда?

— Мы живем вместе уже три года, и МОИ — не знают. По крайней мере я им слова не говорил.

— Что, правда? — переспросила она.

— Угу. Они думают, я люблю тебя за то, что ты такая чудесная. А мама находит, что это невероятно благородно и романтично, мол, как же, я тебя люблю, несмотря на все твои проблемы с весом...

— Ха… интересно, а если я проявлю немного стервозности, они поймут? Хотя ладно, я их слишком люблю — нечего им огорчаться, что их сыночек извращенец.

— Чего-чего?

— Это за то, что не позволил мне поцеловать хорошенького мальчика.

— А я не хочу, чтобы ты целовала других мальчиков. Вообще-то я хотел подарить тебе вот это вот, — он достал из кармана кольцо. — Андреа, ты выйдешь за меня замуж?

Андреа утратила дар речи. Безмолвное соглашение, что они когда-нибудь поженятся, висело в воздухе уже примерно год. Когда получат диплом. Когда хоть чуть-чуть встанут на ноги. Когда-нибудь.

— Но… как… мы же не можем...

— Начиная с сегодняшнего дня я официально работаю в магазине полный день — режим как сейчас, так что могу посещать занятия. И дополнительно по ночам и выходным в отделе по ремонту — почасовая оплата в полтора раза против нынешней! А босс говорит, что с дипломом попробует поставить меня на своего заместителя.

Андреа подумала.

— Твоя правда, этого хватит. — И с широкой ухмылкой стиснула его ладонь. — Пожалуй, в июне… погоди, я уже дала ответ?

— Пока нет, но я надеюсь, что это будет «да». — В кои-то веки Марти удалось перехватить инициативу в разговоре, и он наслаждался этим редким моментом.

— Да. Да! О да! Ты просто чудо, Марти, лучше тебя в целом свете нет! А теперь принеси мне, пожалуйста, еще.

Марти насытился, но Андреа продолжала поглощать снедь с прежним пылом. Возможно, у невесты аппетит лучше, чем просто у «подруги»? Андреа добралась до слоеных рулетов со сметаной и крабовыми палочками, и один за другим забрасывала их в ненасытный рот. На девятом Марти очнулся:

— Андреа, ты же знаешь, так дальше есть нельзя...

— Еще как можно! Тут еще много места! — и она с улыбкой погладила свое чрево.

— Ты поняла, о чем я. Я за тебя волнуюсь.

— Знаю, — сказала она и снова стиснула его ладонь. — Все в порядке. Я могу остановиться, когда захочу. И буду питаться сплошь морковкой и минералкой, пока не стану плоской как доска! Хочешь пари, что могу начать прямо сейчас? — Она поднесла рулет ко рту, потом остановилась и положила его на салфетку. — Ну, что скажешь?

— Э… — Она что, серьезно? Действительно хочет сойти с дистанции? Их обоих это жутко заводит, но ведь он правда волнуется насчет ее здоровья. И что тут скажешь? Знать, что остановиться НАДО — одно, но ХОТЕТЬ, чтобы она остановилась — совсем другое!

— Просто скажи, — проговорила Андреа. — Только вот что: ты должен сказать, что тебя НЕ возбуждает мое тело и НЕ заводит до предела то, как я ем. Если сумеешь это выговорить с честным и открытым взглядом, я останавливаюсь.

Марти с облегчением выдохнул. Никаких диет!

— Сама знаешь, не могу. Меня действительно это возбуждает.

— А я жутко этому рада! — И она забросила в рот пару рулетиков целиком, а прожевав, отправила Марти за следующей порцией снеди, хотя еще не осилила эту.

К середине четвертой порции на лице Андреа появилось виноватое выражение.

— Кажется, наелась. И объелась. Бедный мой желудок...

— Ну так не ешь больше.

— Как же «не ешь»? Там еще вон сколько осталось… — и она жадно посмотрела в сторону уставленных снедью столов.

— Андреа, даже тебе ВСЕГО не осилить.

— Да, но ПОПРОБОВАТЬ-то можно… Ладно, перехожу к десерту, вот только это закончу. Принеси мне тарелку пахлавы и большую чашу вон того пудинга с изюмом.

Марти попробовал пахлаву — слоеное нечто с орехами и медом, — но ему она показалась слишком сладкой. Андреа с ложкой наперевес атаковала еду, но вскоре замедлила темп.

— Живот болит, — пожаловалась она. Еще ложку, и еще. — Ох, как же я люблю, когда он вот так вот набит!

Последние кусочки она, однако, пропихивала в себя уже на одной силе воли. Потом долго-долго смотрела на пудинг… и отодвинула чашу.

— Не могу. Больше ни крошки не влезет.

Марти ухмыльнулся.

— Что, даже если это ореховый торт? — и жестом фокусника извлек из-под стола длинное блюдо с большим ломтем орехового торта. Любимое блюдо Андреа, и ему удалось скрыть тарелку от нее!

— Что же ты со мной делаешь? — простонала Андреа и закусила губу.

Откусила кусочек. И еще один.

«Хороший вопрос, — признал Марти. — Я волнуюсь за ее здоровье, а потом искушаю ее объедаться еще сильнее. Нельзя так...»

Но он знал, что она это обожает так же, как и он.

Андреа осилила больше половины торта, но наконец сказала:

— Все. Финиш. Еще кусочек, и все остальное полезет вон. Помоги мне встать.

Марти твердо встал и потянул обеими руками, помогая Андреа принять вертикальное положение.

— Оххх!.. — простонала она, обхватывая переполненное чрево (насколько достала).

Марти наклонился и прошептал:

— Смотрите, сейчас она лопнет!

Грубо? Да, но первой это сказала Андреа пару лет назад. И с тех пор они свято блюли этот маленький ритуал, всякий раз, когда ели на людях.

— Если лопну, отмывать будешь сам.

До машины они добрались без происшествий. Когда ехали домой, Андреа опустила спинку сидения и массировала желудок, чтобы его не так распирало. Она терла не громадный мягкий живот, возлежащий у нее на коленях (хотя очень любила делать и это), но именно бедный переполненный желудок — который располагался в основании грудной клетки, а громадные груди Андреа полностью перекрывали эту зону, и когда она гладила вокруг них и под ними, пышная плоть просто ходила ходуном; даже для Андреа делать такое на людях было чересчур. Ну а для Марти подобное эротическое шоу весьма затрудняло процесс управления машиной.

Всю дорогу Андреа стонала от боли и наслаждения, то и дело повторяя: «совсем объелась...», «ой, больно...» и «я вся горю...»

Да, подумал Марти, она точно объелась; обычно по дороге они по ее просьбе останавливались купить мороженого, плюшек или еще чего-нибудь.

Дома Андреа, переваливаясь с боку на бок, с огромным трудом добралась до спальни.

— Раздень меня, — велела она, — после такого пережора о наклониться и речи быть не может!

Марти расстегнул ее платье, которое соскользнуло на пол.

— Белье?

— Ты же знаешь, что со мной творится после такой еды… Я же вся горю и дождаться не могу! И посмей только сказать, что с тобой иначе!

— Значит, и белье тоже.

Андреа шлепнулась на кровать и сбросила туфли, затем проговорила:

— По-моему, на боку мне будет легче… помоги повернуться.

Это она могла сделать и сама, но с помощью было легче — а Андреа любила, чтобы Марти ей помогал.

А он завороженно уставился на чрево Андреа, покоящееся перед нею на кровати. Интересные же штуки вытворяет земное притяжение! Но...

— Эй? А как мы будем этим заниматься, пока ты так лежишь?

— Заниматься? — едко переспросила Андреа. — И это все, что тебя интересует, голая механика простых движений?

— А что же еще? Просто раздвинь, я прыгну сверху, и развлечемся!

Само собой, Марти ни о чем таком и не думал — просто подобный спор возникал всякий раз перед тем, как заняться любовью. Оба они весьма уважали это занятие и имели в нем неплохой опыт, однако «простые движения» уже больше года как остались в прошлом. Когда вес Андреа подобрался к ста восьмидесяти, огромный живот и ляжки стали мешать Марти проникнуть внутрь. Он признавал, что его хозяйство в лучшем случае средних размеров, а Андреа чуть ли не гордилась, что для экзотических поз ей не хватает ни силы, ни гибкости. Что ж, пришлось найти другие способы заниматься любовью… в чем-то даже более возбуждающие.

— Что же еще? Любовь, романтика, страсть, фантазии… я вообще склонна ко всяким фантазиям.

— Ты моя фантазия. — О да, такой она и была… и еще больше, чем фантазия.

— Я просто фантазия. Твоя, того мальчика, и даже своя собственная.

Марти погладил ее, скользнув ладонями вдоль всего тела. Даже от самого мягкого прикосновения пальцы глубоко погружались в пышную плоть.

— О, Андреа, ты такая мягкая...

Он поцеловал ее — в шею, потом все ниже и ниже, потом в громадную ягодицу и в заднюю часть ляжки, остановившись в глубокой складке под коленом.

— Ах, милый, скажи мне, какая я толстая!

— Ты громадная, Андреа! Двести пятьдесят пять килограммов — попробуй наощупь собственное пузо и сама увидишь, насколько оно толстое!

Она вытянула руку.

— Ой… я едва достаю себе до пупка.

— Подбородок у тебя достает до грудей, а складки жира у тебя выросли на локтях, на запястьях...

— На шее, на руках, на ляжках...

— И с тех пор, как мы встретились, ты набрала сто восемьдесят кило.

— О да!

— Помнишь ту маленькую пухленькую девушку, какой ты была? Она ведь все еще там, внутри тебя, — он переместился и поцеловал ее в живот, нырнув лицом в неимоверно мягкую плоть, — вот только она глубоко-глубоко спрятана под всеми этими жирами...

— Скрыта, — добавила Андреа.

— Окружена.

— Поймана в ловушку — и ей это жутко нравится!

Марти осторожно погрузил руку в глубокую-глубокую складку под ее животом, раздвигая мягкую плоть живота и ляжек, в поисках влажного и теплого местечка, которое скрывалось где-то там...

— Рано… скажи мне, как я размякла, какой беспомощной стала.

— Ты так растолстела, что еле ходишь.

— Ммммм.

— Вечером тебе пришлось дойти от спальни до машины, и ты уже вся запыхалась.

— И ловила ртом воздух, — согласилась она.

— Вот так, — Марти наклонился и поцеловал ее в губы, разыскивая языком ее язык. Поцелуй длился долго, пока она не оттолкнула его, задыхаясь и жадно глотая воздух. Это было самое сложное из регулярных упражнений Андреа; с закрытым ртом ей попросту не хватало воздуха, которого требовало ее громадное тело.

— Вот так! — гордо выдохнула она, тяжело дыша, отчего телеса ходило ходуном, пока Андреа переводила дух.

— И ты вконец обленилась! Только и делаешь, что сидишь и ешь! Ты практически больше ничего и не можешь… — Тем временем он скользнул пальцами внутрь нее, легонько поглаживая и теребя.

— Я все могу, — возразила она, — если только это можно делать сидя и за едой.

— Ты и собственную машину водить не в состоянии.

— Живот мешает, — кивнула она, поглаживая обширное чрево и сгребая горстью нежную плоть.

— И ты вообще не упражняешься, и почти ничего не делаешь...

— Только ем...

— И чем толще ты становишься, тем меньше двигаешься, у тебя уже не мышцы, а каша...

— Ахх! Скажи мне, какая я плохая, как неправильно я ем.

— За ужином сегодня ты съела столько, что хватило бы прокормить четверых или пятерых. И это не считая картофельного салата и печенья...

— И еще пиццы на второй завтрак, это до салата. Но пицца была средняя.

— Если составить список «неправильных» блюд, это будет твое меню.

— О да...

— Сплошные жиры и масло...

— Кукурузные клецки в масле, аххх! И я оприходовала дюжины две.

— И все еще сыта по горло, а? — спросил Марти с хитрым огоньком во взгляде.

— А ты как думаешь — столько слопать… — И тут до нее дошло, что он задумал. — Нет! Марти, в меня больше ни крошки не влезет! Не смей заставлять меня скушать еще что-нибудь!

— ЗАСТАВЛЯТЬ тебя? Ну что ты, — спокойно проговорил он, потянувшись под кровать. — Я просто поставлю это вот тут… — «Это» было большим пакетом сластей «на десерт» — конфет-подушечек, чистый сахар. Он открыл пакет и поставил так, чтобы Андреа легко могла до него дотянуться. — Не хочешь, не ешь, всего-то делов.

— Гад, — улыбнулась она. — Ты же знаешь, что хочу!

И взяв пригоршню подушечек, начала потихоньку забрасывать их себе в рот.

— Тебе решать.

Так это или нет, он не знал. Когда они встретились, Андреа ела то, что хотела, и насытившись — останавливалась. Но за эти годы она привыкла объедаться, еще и еще, сверх всякой меры, и сегодня утверждала, что одержима едой и не владеет собой. Марти подозревал, что это так, потому что Андреа хочет, чтобы было так; она же знает, как это заводит их обоих. Ладно, в любом случае он взял конфеты, которые мгновенно тают во рту и не слишком отяготят ее раздувшийся желудок.

Тем временем Марти, покусывая ее за ушко, одной рукой гладил живот Андреа, а второй щекотал ее изнутри.

— Ты ведешь себя НЕПРАВИЛЬНО… и я даже не могу поговорить с тобой об этом, потому что всякий раз, когда начинаю, ты так возбуждаешься, что возбуждаешь и меня.

— Мы прекрасно подходим друг другу.

— Ты сумасшедшая, Андреа… это же саморазрушение, ты умная, ты в этом лучше меня разбираешься, и все равно продолжаешь.

— О да; все это сотворила с собой я! — Она сгребла полные горсти мягкой плоти на животе и бедре и потрясла, отчего все тело пошло волнами.

— Представь себе, что бы сказал тот врач, если бы он вечером был в ресторане и увидел, как ты ешь.

— Ахх… вот это оно! помоги повернуться!

Андреа рванулась, но этого оказалось недостаточно. Она снова попробовала, все ее тело отчаянно сотрясалось, и наконец ей удалось перевернуться на спину. В соответствии с силой притяжения форма тела несколько изменилась. Ягодицы и бедра раздались едва ли не вдвое против того, какими были, пока она лежала на боку. Груди сползли к бокам, умостившись на плечах по обе стороны от головы. Руки и ноги стали более плоскими и также раздались вширь. Ноги шевельнулись; Марти уловил намек и помог ей раздвинуть ляжки как можно шире.

— Тот врач, — выдохнула она, — похоже, пробегает семь километров в день, а питается исключительно обезжиренными зерновыми хлопьями. — Марти поцеловал грудь Андреа, легонько покусывая сосок, который, кажется, был сейчас самой твердой частью ее тела. Пока она говорила, он медленно спускался все ниже, между грудями. — Он сказал, что у меня патологическое ожирение… класс, а? Не просто «ожирение», но «патологическое»… ахх! Он читал одну нотацию за другой, а я просто кивала. И даже сказала, что намерена кое-что предпринять насчет своего веса. И это правда, да! Если бы он был сегодня в ресторане — это у НЕГО был бы инфаркт!

От грудей Марти перешел к верхней части живота, поглаживая обеими ладонями ее руки, ее бока, ее шею. Андреа тем временем продолжала:

— Ты прав, конечно, то, что я с собой делаю — сущее безумие. Но это же такое удовольствие! Я хочу все толстеть и толстеть, становиться все более и более беспомощной… ах, ниже, Марти!

Она остановиласт, чтобы сжевать еще порцию подушечек, а Марти целовал невероятно, небывало мягкую плоть ее чрева.

— Ах, я просто хочу есть больше и больше! Я не могу остановиться; я никогда и не хотела останавливаться. Смотри, я же все еще ем! Я такая ПЛОХАЯ сегодня, да? Ну и ладно — все эти правила насчет здоровья, жиров и холистерола просто меня не касаются! Считай, как перевалила за двести кило, на все это уже можно рукой махнуть!

Поддерживая обеими руками округлую перину чрева, возлежащую на ее ляжках, Марти принялся целовать внутреннюю сторону этого нерукотворного передника.

— Ниже, ниже, давай! — Она забросила в рот еще горсть конфет и продолжила: — Толще, толще… сколько я смогу еще осилить? — Андреа раскинула руки, прихватив сантиметров по тридцать по обе стороны собственных неимоверно широких бедер. — Столько, пожалуй, смогу! Ниже, Марти! Проклятье, да не копайся же ты так!

А он, намеренно оттягивая момент истины, наконец двинулся вниз, приподнял мягкую перину ее чрева и зарылся лицом в лоно.

— О да!!! — воскликнула она. — Я хочу есть, и есть, и есть… как сегодня, и так каждый вечер! Больше, чем сегодня! Если я продолжу так, сколько в меня влезет? Я должна узнать! — Сжевав очередную горсть подушечек, она потянулась за следующей — но пакет уже опустел. — Это что, уже все, все полкило?.. — Андреа посмотрела на пакет. — Килограмм? ого… Я так растолстею! Я стану такой толстой, что не смогу двигаться; не так уж и долго осталось. Ох, Марти, как же ХОРОШО!.. Такая тяжелая… — Она принялась гладить себя, стискивая груди, массируя живот, сгребая горсти плоти с бедер. — Я просто чувствую груз всех этих жиров, которые сковывают меня… Ты прав, это сумасшествие… и я его обожаю! Такая толстая… такая неправильная… Ах! Ах… Ах, Марти!..

— Я сейчас взорвусь! — выдохнул он.

— Тогда поворачивайся.

Марти переполз в новое положение. Андреа открыла рот, но едва она коснулась его и взяла его в руку — прикосновения оказалось достаточно и сдерживаться больше он уже не мог.

— Ого, — ухмылнулась она.

И они заснули, свернувшись и прижавшись друг к другу, в тепле и уюте.

Спустя несколько часов природа позвала и Андреа пришлось прогуляться в туалет. Пришлось разбудить Марти, чтобы выпутаться из его объятий. Впрочем, при ее габаритах одного движения хватало, чтобы встряхнуть кровать и разбудить возлюбленного; Марти к этому давно привык и не засыпал, пока она не вернется.

Андреа присела на кровать.

— Марти, — серьезно сказала она, — я тебя очень люблю. И должна сказать кое-что именно сейчас, когда у нас не срывает крышу от возбуждения. — Она погладила его ладонь. — Я знаю, что ты волнуешься обо мне. Одна из лучших твоих сторон: при том, как все это тебя возбуждает, ты тем не менее беспокоишься в первую очередь обо мне и пытаешься убедить меня остановиться. И всякий раз, когда ты говоришь так, я знаю, что тебя больше волную Я — а не то, как тебя возбуждают мои габариты.

Полусонный Марти моргнул и попытался сосредоточиться на ее милом круглом лице. Андреа говорила о чем-то важном, нельзя пропускать ничего.

— Я хочу, чтобы ты знал: я понимаю, что не могу вечно есть так вот и набирать вес. Однажды мне придется остановиться. Но вот что я тебе скажу: я намерена забраться так далеко, насколько меня хватит. И до тех пор — запомни, пожалуйста, накрепко: я ОБОЖАЮ такой образ жизни, я живу так, потому что сама хочу. Не ты заставляешь меня есть и поправляться: все это мой собственный выбор. На твою долю остается — помогать мне и получать удовольствие, как получаю его я.

Марти проснулся в достаточной степени, чтобы ответить улыбкой, но на свой язык он пока положиться не мог. Он взял руку Андреа и поцеловал, а затем потянул ее обратно в постель.

— Нет, не сейчас… я хочу кое-что проверить.

Марти не обиделся и, плюхнувшись на подушку, задремал. Спустя какое-то время — минуту? десять минут? — он открыл глаза; она сидела за экраном.

— Андреа?

— Подойди сюда. — Что-то в ее голосе заставило его сесть. — Прочти-ка вот это. Вслух.

— Э? — Он уставился в экран, заполненный таблицами, и попытался сконцентрироваться на указанной строчке. — Вроде как пятьдесят восемь баксов. И?

— До меня дошел слушок, и я проверила, кто еще покупает. Совершенно неизвестная компания, однако я решила рискнуть и вложиться. На двести баксов.

Марти попытался собраться с мыслями.

— То есть на четыре акции? — он плюхнулся обратно в постель.

Андреа засмеялась.

— Когда я покупала, цена акций была четыре цента!

— Э… — слишком сонный, Марти пока еще не видел связи. — То есть ты подзаработала?

— Секунду… Продаю… так, Токио… Ага, подзаработала. В плюсе — чуть больше четверти миллиона долларов!

От этого Марти наконец проснулся и оказался рядом с нею.

— Четверть миллиона?

— Чуть больше. Это значит — БЛЕСТЯЩАЯ свадьба, настоящий дом, хорошая машина и резерв для инвестиций! Ах, Марти! — Она обняла его и тесно прижала к себе, погружая в мягкую-мягкую плоть. — И знаешь, что это еще значит? Ты уже понял, да? Сегодня вечером обязательно идем праздновать. И, Марти, я намерена вести себя НЕПРАВИЛЬНО.